~Август~

Вы думаете, мне хорошо удавалось ждать.

Иногда мне казалось, словно я делала это всю жизнь – ждала свершения чего-то волнительного, возлюбленного, убедительной причины, чтобы встать с кровати утром. Я потратила впустую так много времени, ожидая чего-то достаточно большого, достаточно изумительного, чтобы разбавить однообразие последних пяти лет.

Было нелегко, но я привыкла к этому, даже поднаторела в этом; не думай я о будущем, притворяйся я, что ничего не ждет меня впереди, кроме очередных десяти минут, болезненные, неприятные чувства ушли бы. Я бы выжила… Большую часть времени. Но весь этот тщательный, натренированный контроль был уничтожен в тот миг, когда Эдвард Мэйсен сказал «да» на мое сумасшедшее, немного безрассудное предложение пожениться.

И сейчас относительно короткие два с половиной дня, которые необходимо было выждать, чтобы свидетельство о браке стало действительным, превратились в самые длинные, скучные и утомительные дни моей жизни. После почти двадцати семи лет каких-то шестьдесят часов оказалось достаточно, чтобы я сошла с ума. Это было ненормально и непривычно, но я знала одно: я решилась и сейчас была настолько близка к получению желаемого, что практически могла прикоснуться к этому. Я покончила с засовыванием головы в песок, прикидываясь, что будущего не существовало. Оно существовало – им был Эдвард. Я не хотела больше ждать.

Эдвард дважды звонил в эти дни; два очень коротких, очень неловких разговора, заставлявших мой желудок скручиваться узлом, а ладони – потеть. Интересно, между нами когда-нибудь восстановится непринужденная атмосфера; сможем ли мы вернуться к тем прежним задорным, честным отношениям. В то же время я ощущала – даже разделяла – его потребность в дистанции. Я не хотела, чтобы он передумал, но при этом не хотела, чтобы он принимал опрометчивое решение, о котором в итоге тоже пожалеет. Мне хотелось, чтобы у нас обоих было время всё обдумать.

Как бы там ни было, в моей голове это звучало хорошо, на практике же я не испытывала такую уверенность. У меня всегда была тенденция слишком много думать о вещах, и в то время как мне хорошо удавалось отвлекаться в длинные, скучные дни, то ночи вообще становились пыткой. Я лежала в темноте пустой спальни, и, казалось, только и занималась тем, что зацикливалась на любой мелочи. Я представляла себе каждый сценарий, всевозможную ошибку.

И несмотря на то, что я знала, что мне не следовало – фактически я запретила себе делать это – не могла не задумываться об Эдварде, о его секретах и прошлом; о том, как я впишусь в его будущее. Я думала о его потребности хранить тайны и гадала, не ошибаюсь ли, надеясь, что когда-нибудь он откроется мне? Доверится мне настолько, что опустит свою броню и снимет маску?

Но, думая об этом, моя более рациональная часть понимала, что ему будет спокойнее не опускать свои барьеры. Он был прав, прося дать ему пространство – как сейчас, так и в будущем. Открыться с этой стороны, которую он никогда никому не показывал, даже Элис, – слишком сокровенный акт, который сделал бы его чересчур уязвимым. Было бы жестоко с моей стороны просить его открыться, зная, что наши отношения далеки от нормальных.

Я не могла просить его раскрыть любую из своих тайн. Это было несправедливо.

Дабы отвлечься, я занимала себя чем могла. Во вторник навестила Чарли и провела всю вторую половину дня на кухне, готовя достаточно блюд, чтобы можно было продержаться пару недель. Еще никогда я не была так благодарна отцу, что он был не из пытливых и даже бровью не повел, когда я неожиданно навестила его. В отличие от Рене, он не спрашивал меня, собираюсь ли я возвращаться обратно, или о моих планах, – он просто улыбнулся и сказал, что рад повидаться со мной.

Закончилось всё тем, что я осталась на ужин, в основном потому, что я действительно не хотела возвращаться в пустую квартиру Элис. Словно в старые добрые времена, когда мы устраивались на диване посмотреть игру, легко впадая в приятное молчание, как раньше; внезапно меня осенило, что, скорее всего, это был последний раз, когда мы вообще разделили подобный момент. Это заставило меня ценить те тихие и простые времена еще сильнее, чем любое другое время.

Изумленная этой мыслью, я осознала, что никогда не вернусь в дом Чарли. Никогда больше не появлюсь на пытке, под названием ужин у Рене. Ужасный будильник рядом с моей кроватью больше никогда снова не выдернет меня на заре дня из глубокого сна…

Мне до боли хотелось, чтобы эти часы прошли быстрее.

Остаток свободного времени я заполняла глупыми, бестолковыми вещами. Перестирала кучу вещей, одержимо слушая Фостера. Преисполненная чувством долга, я разобрала всю электронную почту, игнорируемую в сумасшедшей подготовке к свадьбе Элис. Взяла с собой книгу на скалистый пляж, но вместо чтения часами сидела, уставившись в океан.

Я усомнилась в каждом решении, принятом с того дня в кабинете доктора Томпсона.

Поставила под сомнение каждый эгоистичный мотив, каждый скрытый страх. Задумалась, а правильный ли выбор делаю, а не пожалею ли… или еще хуже: а не пожалеет ли Эдвард о своем решении. Вдруг мое эксцентричное предложение о браке всё разрушит.

Я не знала, что такое импульсивность, я доверяла своим инстинктам и верила, что у всего есть причина… но я знала, что будь у меня хотя бы один шанс, что это сработает, то мне необходимо довериться Эдварду, и, что более важно, себе. А всё во мне говорило, что это было правильное решение.



В среду утром я проснулась после беспокойного, тревожного сна; большую часть ночи я проворочалась, слишком взвинченная, чтобы спать. Это почти напомнило мне ощущения из детства на утро в Сочельник. Как я знала, что нечто замечательное произойдет утром, и ничего так сильно не ждала, как наступления сна, но была слишком беспокойна, чтобы даже закрыть глаза.

Меня не удивило, что день моей свадьбы намеревался стать в тысячу раз хуже Рождества.
Большую часть ночи я боролась с необходимостью поговорить с Эдвардом; хотела знать, не чувствовал ли он, как и я, толику этой нервной энергии. Хотя, по-честному, в большинстве своём это была мысль услышать его спокойный, прекрасный голос, который заставлял меня тянуться за телефоном. Я сдерживала себя, не желая, чтобы Эдвард узнал об истинных масштабах моего сумасшествия.

Под утро я наконец умудрилась заснуть, рассудив, что, по крайней мере, смогу поспать подольше; и всё же было едва восемь, когда я окончательно сдалась и сбросила с себя одеяла. Позавтракала привычным чаем и йогуртом, хотя на вкус всё напоминало грязь. Вынудив себя поесть, я затем потратила столько времени, сколько смогла вытерпеть, сидя в Интернете.

Одевшись, я в последний раз протерла столешницы на кухне, удостоверившись, что все шкафчики и холодильник пусты. Когда с этим было покончено, я переместилась в ванную, накинувшись на плитку, словно та являлась моим личным демоном.

Казалось, время ползло, но чудесным образом подошло и прошло время обеда, и насилу запихав в себя батончик мюсли, я наконец разрешила себе отправиться в свою спальню, чтобы начать паковать вещи. Набралась жалкая кучка, накопленная мной, несмотря на магазинные забеги вместе с Элис, но я не торопилась, убедившись, что всё аккуратно сложено. Боже, надеюсь, у меня не проявляется обсессивно-компульсивное расстройство личности.

Наконец, когда совсем не осталось времени и нечего было делать, я направилась в ванную и стала готовиться к приезду Эдварда. Я расчесала свои длинные волосы, нанесла немного туши и блеска для губ, которыми меня научила пользоваться Элис… и, закончив, оценила свой вид в зеркале.

Я до сих пор помнила последний раз, когда так безжалостно изучала себя, хотя не сильно хотела зацикливаться на том привидении, коим являлась в то время. Я уже не была такой худой, как раньше, и пусть выглядела немного уставшей, на щеках появился румянец… и что-то ещё в моих глазах. Я выглядела нервной, надеющейся, возможно, даже счастливой. Я не была той женщиной, которую ужаснуло собственное отражение три месяца назад.

Закончив приготовления в ванной, я открыла шкаф и вытащила оттуда единственную висящую там вещь: серое шёлковое платье, подаренное мне Элис. Оно висело там нетронутым с тех пор, как я вытаскивала его из коробки. Мое свадебное платье.

Я ни капельки не чувствовала себя невестой в нём. Разгладила ладонями ткань, столь чуждую и незнакомую для человека, привыкшего к джинсам и футболкам, и я надеялась, что понравлюсь Эдварду в нём.

Он прибыл вовремя, и я была благодарна за это, не сомневаясь, что ещё пять минут, и развалилась бы на части.

Я встала у окна и наблюдала за ним, когда он открывал дверь «вольво». Эдвард, как и всегда, выглядел таким безмятежным и невозмутимым; волосы мокрые, словно он только что вышел из душа, и это напомнило мне первый раз, когда я увидела его. Когда он подошёл ближе, я поняла, что он также побрился; до этого я никогда не видела его лицо без растительности на нем, но обнаружила, что мне нравится это, вообще-то даже очень. Любопытно, каково будет целовать его без щетины. Он оделся в простую белую парадную рубашку, пара пуговок сверху расстегнута, и в идеально сидящие серые, фланелевые брюки, отчего неизвестного рода узел скрутился у меня в животе. Мне не терпелось увидеть его вблизи.

Я отошла от окна, в последний раз обведя комнату взглядом, чтобы убедиться, что ничего не пропустила; я знала, что это глупо, так как уже десять раз всё перепроверила. Пульс участился в предвкушении, пока я дожидалась Эдварда.

Он не постучал, но, опять же, – никогда этого не делал. Втайне мне нравилось, что ему было достаточно комфортно следовать традиции, заведенной еще при Элис. Нервно мы улыбнулись друг другу – по крайней мере, нервничала я. Лицо Эдварда было бесстрастным, ни счастья, ни страха – только спокойствие. Мужчина глянул на стоящий рядом со мной чемодан, его брови немного нахмурились.

– Это всё, что у тебя есть? – спросил он, поздоровавшись.
– Да. – Я не понимала, почему это имело значение. – Остальные мои вещи у Чарли… Ничего действительно важного.
– Мы можем заехать туда на следующей неделе. Я не хочу, чтобы ты в чем-то нуждалась… – Он потер рукой затылок. – Итак, ты полностью готова? – Я кивнула.

Эдвард подошел ко мне, но вместо того, чтобы потянуться за моим чемоданом, как я и ожидала, он остановился прямо передо мной, впервые выглядя неуверенным.

– Перед тем как мы, кхм, пойдем, я достал кое-что для тебя. – Он протянул мне черную бархатную коробочку. Мой рот приоткрылся в удивлении… предмет напоминал собой футляр обручального кольца.
– Эдвард…
– Пожалуйста, – прервал он меня. – Невелико дело.

Мужчина быстро открыл коробочку, явив свету красивое, потрясающе блестящее обручальное кольцо, полностью усыпанное небольшими бриллиантами. Я уставилась на него, сердце в груди вытворяло странные вещи; кольцо не было безвкусным или уродливым, или чересчур… на самом деле оно было достаточно изумительным, но, боже, оно, наверное, стоило баснословных денег!

– Эдвард, – опять заговорила я, лопоча. – Тебе действительно не нужно было… – Я пыталась сказать больше, но не смогла, слишком ошеломленная широтой этого поступка.
Напряжение внутри Эдварда, казалось, спало. Он широко ухмыльнулся, потянувшись за моей рукой.
– Знаю, но мне захотелось, – тихо сказал он, быстрым, нежным, скользящим движением надевая кольцо мне на палец. Оно пришлось впору.
Несколько долгих секунд я таращилась на свою руку и затем невольно и ослепительно улыбнулась мужчине.
– Спасибо, – прошептала я, ком встал в горле. – Оно прекрасно.
Ладонь Эдварда сомкнулась вокруг моей.
– Ты готова к этому? – спросил он серьезным голосом; я понимала, что сейчас он говорил не только о выезде из квартиры. – Никаких сомнений?
Я уверенно встретилась с ним взглядом.
– Нет. А ты?
– Нет. – Эдвард тихонько рассмеялся себе под нос, это был смех из разряда «не верю», но страха в нем не было. – Хорошо. Тогда давай сделаем это.



Часом позже мы вышли из здания суда; в руке я держала листок бумаги, пытаясь не помять его, желая, чтобы он вечно оставался гладким и совершенным, заявляя, что мы официально женаты.

Сама процедура прошла так быстро! Двое случайных людей – одна была секретарем на перерыве – стали наши свидетелями, хотя прохожие засовывали головы в помещение, догадавшись, что мы делаем. Перед всеми этими незнакомыми лицами мы произнесли клятвы и подписали свидетельство, и поскольку все наблюдали, мы поцеловались. А затем всё закончилось, незнакомцы пожали нам руки и поздравили. Одна женщина, обняв меня, даже расплакалась, сказав, что нет ничего романтичнее побега.

Это было настолько сюрреалистично. Неожиданно я обрадовалась кольцу на своем пальце – оно сделало ситуацию реальнее. Я могла посмотреть на него и вспомнить о том, что произошло и почему.

Как только мы наконец-то покинули здание, я прижала Эдварда к «вольво» и снова поцеловала его, но на этот раз для себя. Потому что он выглядел чертовски хорошо и мне не верилось, что свадьба действительно состоялась. Эдвард целовал меня в ответ, жадно, – его руки двигались по моей талии и оголенным рукам, – открывая навстречу моему свой, божественный на вкус рот.

От этого всё тоже казалось еще реальнее.

Поцелуй неспешно перетек в объятие, долгое, милое объятие, оставившее после себя теплоту, счастье, заботу. Руки Эдварда крепко сомкнулись вокруг меня, пальцы нежно ласкали мои волосы, мелкие поцелуи осыпали мой лоб. Я не помнила, когда меня последний раз просто держали в объятиях, и это едва ли не ошеломляло – облегчение и освобождение, вызванные этим действием. Я чувствовала себя неимоверно защищенной в руках Эдварда.

Со вздохом я наконец-то немного отстранилась, не готовая отпустить его до конца.

– Чем займемся сейчас? – тихо спросила я, слабо улыбаясь. У меня не было планов после подписания свидетельства о браке.
Эдвард пожал плечами, усиливая хватку, а затем отходя от меня.
– Мне всё равно.
– Мы могли бы приготовить что-нибудь на ужин – я жутко проголодалась. – Я целый день сильно нервничала, чтобы поесть.
– Ужин звучит здорово, – усмехнулся Эдвард.
– Как насчет того, чтобы я приготовила? Я сделаю что-нибудь изысканное по случаю торжества.
– Если хочешь… однако, наверное, для начала нам стоит зайти в продуктовый. Я точно не знаю, что сейчас есть в моем холодильнике. – Эдвард вскинул бровь. – Возможно, было бы проще пойти куда-нибудь.
– Ни за что! – возразила я, поворачиваясь, чтобы открыть дверь машины. – Люблю готовить для тех, кому на самом деле нравится моя еда.
Эдвард посмеялся надо мной.
– Разве кому-то может не понравиться твоя еда?
Я рассмеялась, чувствуя себя более беззаботной, чем с тех пор как приняла решение съехаться с Элис.
– Моя мать не любит, но, возможно, потому, что я готовлю только по рецептам бабули Свон, которую та на дух не переносит.

В продуктовом я держала Эдварда за руку, едва ли не лучась самодовольством; мне хотелось проорать всем, что он – мой муж, что теперь он – мой. Мы бессмысленно бродили по отделам, закидывая в тележку всё, что нам приглянулось, в то время как я расспрашивала Эдварда о его предпочтениях в еде, чтобы могла закупить самое необходимое.

Когда мы дошли до винного отдела, то я замялась. Из тех ли Эдвард, кто любит выпивать вина за ужином? Я никогда не видела, чтобы он пил, но разве не это делали большинство людей за изысканным, праздничным столом? До этого у Рене я пила вино, но мне никогда особо не нравился его вкус, и я практически ничего не смыслила в выборе «хорошей» выпивки.

Я беспомощно посмотрела на Эдварда.
– Ты…
– Я не пью, – просто ответил он.
– Слава тебе господи, – с облегчением выдохнула я. – Я ничего не смыслю в вине. Да и не пью.
– А что же тогда было на вечеринке у Ньютона? – спросил он. В глазах Эдварда я видела озорной блеск.
– Однократное событие, – коротко ответила я, покраснев, хотя понимала, что мне нечего стыдиться. Эдвард рассмеялся и обхватил рукой меня за талию, притягивая к себе, заставляя забыть обо всем остальном.



Во время поездки к дому Эдварда я держала глаза распахнутыми, не желая ничего упустить, несмотря на то, что имела смутное представление о том, где он расположен. Сама мысль о том, что вскоре этот дом станет моим, казалась нереальной.

После того как мы свернули с главной дороги, помимо деревьев, здесь не было особо на что смотреть, хотя время от времени за густой листвой мелькал какой-нибудь дом. Не утепленные домики использовались в основном летом, так что к наступлению зимы у нас с Эдвардом останется немного соседей.

Коттедж Эдварда был самым последним на дороге. Мы подъехали по круговой подъездной дорожке к длинному, невысокому зданию, выкрашенному в темно-зеленый цвет, который ненавязчиво сливался с окружающими его деревьями. Коттедж едва ли был построен в стиле «искусства и ремесла»¹, но, похоже, что его стилизовали и меняли в течение многих лет, пока он не стал напоминать мешанину из блеклых стилей. Передний дворик зарос сорняками и был заброшен, папоротник пустил корни повсюду.

В доме чувствовался намек на обветшалость, но имелись некоторые признаки, свидетельствующие об его благоустройстве: новые окна, свежий слой краски на двери, парадное крыльцо, на котором никто не убьется в темноте. Эдвард вышел из машины и открыл мне дверь; он немного нервничал и выглядел неуверенным, и я улыбнулась, пытаясь успокоить его.

Я вспомнила, как Элис рассказывала мне, что ее дед воздвиг это коттедж в 30-х годах XX века как летний приют, охотничий домик. И хотя он был очень богатым человеком, я могла сказать, что домик никогда не задумывался громадным или впечатляющим. По этой причине, еще даже не войдя внутрь, я мгновенно полюбила его.

– До моего переезда сюда здесь много лет никто не бывал, – сказал Эдвард. – Мне потребовались недели, чтобы вычистить его и сделать пригодным для жилья.
– Он очарователен, – искренне проговорила я. Это было милое, скрытое, уединенное место, место, в котором можно было отгородиться от остального мира; теперь я понимала, чем оно так привлекало Эдварда. Почему оно притягивало тех, кто желал уединения.

Парадная дверь открывалась непосредственно в большую комнату [п.п.: помещение, комбинирующее в себе функции других комнат, например, гостиной, кабинета и т. п. и отличающееся просторностью и высокими потолками], одновременно служащую гостиной и столовой. Свет лился сквозь раздвижные двери с другой стороны, предлагая манящий проблеск на голубое озеро, находящееся за ними, и согревая деревянные панели и истертый еловый пол. Мебель представляла собой эклектическую смесь из стульев, диванов и антиквариата из комиссионного магазина; интересно, как много из этого было в коттедже изначально и сколько всего Эдварда привез с собой. Всю мебель отличал былой уют.
И всё же имелись признаки, что молодой, холостой мужчина жил здесь. Огромная плазменная панель висела на стене, окруженная, по-видимому, дорогой стереосистемой. Встроенные полки, приютившиеся в маленьком алькове у лестницы, до краев заваленные книгами, дисками и виниловыми пластинками; у меня пальцы чесались взглянуть на них. В этом и был приятно-неопрятный, непретенциозный и идеальный Эдвард.

И это было идеально для меня.

За двустворчатыми дверями располагалась огромная, крытая терраса, заставленная, по всей вероятности, настоящей кованой мебелью, оставшейся со времен дедушки Элис. Три массивных кедра затеняли пологий спуск к воде. Эдвард провел мне быструю экскурсию по коттеджу. Здесь имелся небольшой утилитарный пережиток в виде кухни 70-х с отслоившимся линолеумом и дрянными шкафчиками, и спасаемой лишь огромными окнами по трем сторонам. Вид из них был больше на деревья и недавно возведенное, большое сооружение по типу сарая. Первый этаж завершала ванная.

Некоторая неловкость появилась между нами, когда Эдвард повел меня вверх по узкой расшатанной лестнице в единственную в домике спальню. Я усердно игнорировала глаза Эдварда, оглядывая небольшую пустоватую комнату. С одной стороны шла отвесная крыша, отчего двуспальная кровать – аккуратно заправленная старым килтом – могла поместиться там, только будучи вплотную придвинутой к единственному в комнате окну. Оттуда открывался красивый вид на озеро, и мне не терпелось увидеть восход солнца по утрам.

Когда мы вернулись в безопасную атмосферу внизу, я услышала тихое мяуканье, доносящееся с крыльца. Посмотрев вниз, я увидела крошечную, буйволова окраса кошку, мягко топающую к нам, ее длинный хвост торчал вверх. Она напоминала мне горного льва, упругого и гладкого, хотя была самой маленькой кошкой, которую я когда-либо видела. Она тотчас же прошагала к Эдварду, нежно трясь о его ноги. Он нагнулся и поднял ее, баюкая на руках, словно новорожденного ребенка. Я никогда не видела такое выражение его лица, полное удовлетворения и любви, когда он улыбнулся ей. Элис оказалась права, отдав котёнка Эдварду, – как, впрочем, и обычно.

– Это, должно быть, Клэр. Я всё гадала, почему не видела ее.
– Ага. Это она, – улыбнулся он. – Она домашняя кошка, но найдет где спрятаться. Скорее всего, она была на крыльце. – Кошка вытянула лапу и ударила Эдварда по носу, когда он наклонился поцеловать ее, и я почувствовала, как мое сердце чуть растаяло при виде этого.
– Я люблю кошек, – улыбнулась я, потянувшись почесать Клэр за ушком, но не успела я сделать этого, как она напряглась, отпрядывая от меня. Громко прошипев, кошка вывернулась из рук Эдварда и была такова, резво ускакав наверх.
Эдвард вздохнул, потирая место на запястье, где Клэр слегка царапнула его. Я уставилась шокированно и виновато на него.
– Мне так жаль! – Мне стоило бы знать, что кошка Эдварда возненавидит меня.
Мужчина совершенно беспечно пожал плечами.
– Я же говорил тебе: она сумасшедшая.
Я смущенно переминалась с ноги на ногу.
– Что ж, не знаю как ты, а я проголодалась – думаю пойти приготовить ужин.

Эдвард с энтузиазмом отреагировал на эту новость, и пока он отправился выгружать продукты из машины, я вернулась на кухню посмотреть, с чем мне придется работать; Эдвард очень неопределенно отозвался об этом.

Вопреки моим страхам, всё оказалось не так уж плохо, хотя старая газовая плита выглядела довольно устрашающе. По крайней мере, имелось всё необходимое: кастрюли, сковороды и кухонные принадлежности, а в течение следующих нескольких недель я займусь наполнением кладовой. Но когда я открыла морозильную камеру, то мои глаза широко раскрылись при виде лежащих там упаковок «Хот покетс»; неудивительно, что Эдвард любил мою стряпню, раз регулярно ел подобную хрень.

Эдвард, видимо завороженный, наблюдал, как я готовлю. Он предложил помощь, но я сказала ему, что если он вымоет посуду, то я без труда приготовлю еду самостоятельно. Мне предпочтительнее был этот вариант, поскольку здесь не было посудомоечной машины.

Мы ели на крыльце. Это была самая приятная, самая вкусная трапеза на моей памяти. Всё утро лил дождь, но после обеда тучи поредели и выглянуло солнце – в солнечном свете озеро выглядело великолепно. Я не могла поверить, что всего каких-то несколько месяцев назад, в это же время, я находилась бы в темной кухне Чарли, молча сидя напротив него, смотрящего игру, с банкой пива в руке, а затем бы поднялась наверх и… чем я там вообще занималась тогда? Не могла припомнить.

Я много читала. Мечтала. Закрывала глаза и представляла себя где угодно, но только не в своей холодной, скучной спальне, и эти мечты были намного правдоподобнее, чем все прожитые мной «настоящие» дни. И сейчас, сидя на крыльце Эдварда, я абсолютно честно могла сказать, что настоящее с ним, сидящим напротив меня, было лучше, чем любая из этих грёз.

После ужина я сбросила балетки, и мы с Эдвардом прошли к пристани. Вечер стоял теплый, слегка влажный, но вовсе не томительный; яркий закат из золотых, красных, розовых облаков виднелся над деревьями. Я долго стояла там, просто держа Эдварда за руку. Время от времени я посматривала на него, улыбалась и каждый раз обнаруживала, что Эдвард наблюдает за мной с выражением любопытства на лице. Но я могла сказать, что он тоже был счастлив.

Я тешила себя надеждой, что он понимал, что я могла вписаться в его здешнюю жизнь.

– Как ты вообще покидаешь это место? – спросила я после долгого молчания. – Как ты вообще возвращаешься в реальный мир?
Он повел плечами.
– Это трудно… но, наверное, потому, что возвращаться намного легче, я больше ценю это. Это единственное место, где я всегда чувствовал, что могу быть собой.

Я кивнула, понимая это. Отпустив его ладонь, я потянулась вниз и окунула пальцы в невероятно чистую, окрашенную в странный зеленовато-голубоватый цвет воду; она была прохладной и приятно ощущалась на моей перегретой коже. Внезапно я почувствовала веселье, счастье, ярость и… боязнь. Поднявшись, я усмехнулась Эдварду, который наблюдал за мной, словно я была диким, непредсказуемым существом.

Со смехом я встала и с разбегу прыгнула с пристани. Элис, наверное, завопила бы от ужаса, увидь она это, – или, возможно, ударила бы меня, – поскольку на мне всё еще было мое серое шелковое платье. Но мне было всё равно, в конце концов, это мое свадебное платье, которое я надену всего лишь однажды.

Прохладная вода вызывала шок, но была так хороша. Я позволила себе погрузиться под воду, оставаясь там дольше необходимого, просто наслаждаясь ощущением полного погружения, безмолвного, невесомого плавания. В платье это было странно: я чувствовала себя тяжелее обычного и менее свободной, поскольку ткань облепила тело, словно вторая кожа.

Вынырнув, первое, что я увидела, были ноги Эдварда, облаченные в эти чертовы соблазнительные серые штаны, затем белую рубашку, рукава которой были теперь закатаны к локтям, открывая взору бледные мускулистые предплечья. Неотразимое зрелище.

– Ты часто плаваешь? – спросила я, удерживаясь на воде в вертикальном положении.
– Каждое утро, – ответил он. Глаза Эдварда улыбались.
– Каждое утро? Даже зимой? Разве вода не леденеет?
Эдвард пожал плечами.
– Это пробуждает меня, – его глаза сверкали. – Действительно разгоняет кровь… Ты можешь присоединиться ко мне, если хочешь.
– Хм-м-м, – ответила я, притворяясь, будто всерьез размышляю об этом. В действительности же сама мысль о том, чтобы окунаться в ледяную воду каждое утро заставила меня содрогнуться; я вообще планировала проводить утро, отсыпаясь.
– А как насчет того, чтобы присоединиться ко мне сейчас? – тихо спросила я, немного шокированная дерзким приглашением в своем голосе, но не смогла сдержаться.

Эдвард уставился на меня с насмешливым, многообещающим выражением на лице. Не говоря ни слова, он сделал шаг назад и наклонился расшнуровать свои туфли и стянуть носки; с крайним интересом я наблюдала за тем, как он быстро избавился от рубашки, пытаясь не краснеть при появлении нового кусочка кожи. Он был бледным… и великолепным. Плавание оправдало себя, потому что Эдвард походил на статую Давида, только высеченный из живой плоти, не мрамора.

Я застала себя за рассматриванием его тазовых костей, представленных в великолепном свете благодаря серым фланелевым штанам, а затем его ступней, что почему-то было намного интимнее, чем его голая грудь.

Эдвард не сводил с меня взгляда, когда прыгал – гладко и грациозно, приводнившись со всплеском в футе от меня. Я ощутила, как его руки обвились вокруг моей талии, крепко прижимая меня к себе, когда он вынырнул.

«Не отпускай меня, – хотела я сказать ему. – Никогда не отпускай меня».

Наши ноги переплелись, пока мы брыкались, не давая себе утонуть; я развернулась в его руках, пока мы не оказались лицом к лицу, и водила руками вверх-вниз по его голой спине, наслаждаясь чистейшим удовольствием от процесса. Химия между нами была ощутима, заряжена, наэлектризована и непреодолима. Я вплела пальцы в волосы мужчины, наклонившись поцеловать его точеную скулу.

– Спасибо, – прошептала я ему в шею, потому что это единственные слова, что шли мне на язык. Без Эдварда я никогда бы не почувствовала и толики этого, так бы и оставалась одинокой и полумертвой внутри. И может, я не была способна, но хотела дать Эдварду всё, что он когда-либо хотел получить взамен.

Мы долго купались в озере. Пока могла удерживаться дольше в стоячем положении, я наблюдала за Эдвардом, загипнотизированная тем, как его гладкое тело рассекает воду. Не выдержав, я легла на спину и просто держалась на плаву, наблюдая, как насыщалось розовым и оранжевым цветом небо, пока солнце совсем не скрылось за горами.

В затухающем свете мы с Эдвардом выбрели из воды. Я поежилась, когда ветер обдул мою мокрую кожу, внезапно похолодев и очень четко ощущая собственное тело. В воде я чувствовала себя свободной, уверенной, даже сексуальной. Сейчас же я ощущала себя замаранной кошкой.

– Ничего, если я приму душ? – спросила я, скрещивая на груди руки, когда мы возвращались к коттеджу. Еловые иголки и грязь прилипли к моим мокрым ступням, а с платья капала вода, неважно как тщательно я выжимала его.
– Конечно.

Эдвард показал мне поливочный кран, где я могла ополоснуть свои ноги, и стопку полотенец, которые он хранил на крыльце. Поблагодарив мужчину, я поспешила в ванную. Я принесла с собой свой чемодан, не желая испытывать неловкость от необходимости копаться в нем перед Эдвардом.

Это была сравнительно большая ванная комната, под стать размерам коттеджа – большая раковина с пьедесталом, поблекшие, выложенные черно-белой шестиугольной плиткой полы и огромная старомодная ванна в форме стопы. Несколько современных нововведений было сделано в виде металлического углового душа и установленных одна на другую стиральной машины и сушилки, но в остальном же всё сохранилось в первозданном виде со времен дедушки Элис.

Захватив из чемодана шампунь и кондиционер, я быстро сняла платье и нижнее белье. Душевая кабина была узкой, и вода гремела о ее металлические стенки, но не было ничего лучше теплых струй, стекающих по моей коже.

Я намеревалась принять быстрый душ, но, оказавшись там, обнаружила, что не хочу выходить оттуда. Жар так хорошо и успокаивающе действовал на мои напряженные мышцы, но это не долго длилось. Я знала это. Когда, несмотря на жар, я задрожала, то выключила воду и замоталась в одно из полотенец Эдварда, яростно вытираясь… словно это каким-то образом успокоит неожиданный приступ нервозности.

Этого не случилось. Я достала из чемодана свой любимый плюшевый халат и накинула его на себя, затем присела на бортик старомодной ванны. Снаружи стояла непроглядная темнота… и чувства, которые я способна была отогнать при дневном свете, вернулись в десятикратном размере, когда солнце опустилось за горизонт. Я позволила голове упасть на руки и безуспешно пыталась обуздать острую, нервную, тревожную энергию, пытающуюся поглотить меня.

С самой первой секунды после пробуждения с утра я знала, что это будет самой сложной частью грядущего дня.

Это был не отъезд из квартиры Элис.

И не поход в здание суда и подписание свидетельства о браке, узаконивающим отношения, и становление чьей-то женой.

И не приготовление ужина или же знакомство с его кошкой, или же размышления как же вместятся мои книги в перегруженный книжный шкаф.

Это было сейчас. Покинуть ванную, пойти к Эдварду и как-то попросить его заняться со мной любовью.

На самом деле мы никогда не обсуждали это – и черт, ведь следовало бы, но в начале это казалось таким неизбежным… электричество и желание, что постреливали между нами в озере явились доказательством наших обоюдных чувств. Возможно, было бы проще не задавать этот вопрос, или, может, мы оба просто ждали, что кто-то сделает первый шаг.

И боже, я хотела сделать это шаг, правда. Я хотела этого с первой секунды, как увидела Эдварда, еще даже не осознавая этого тогда. Я могла быть почти двадцатисемилетней девственницей, но не была идиоткой и знала, что представлял собой секс; и я солгу, сказав, что это было не самым желанным в самой идее обручиться с Эдвардом. Я бы захотела подобных отношений с ним, даже если он отказал мне со свадьбой.

Это казалось самым простым во всем мире – сделать этот шаг в объятиях и поцелуях Эдварда. Когда это было спонтанным, и меня охватывали чувства и желание. Но одна, холодная и обнаженная в ванной… я боялась.

Я боялась боли – но это было несущественно в сравнении со страхом, что я окажусь недостаточно хорошей для Эдварда, что моя неопытность сделает меня безнадежной; что я не смогу удовлетворить его. Я могла себе представить, как много женщин кидалось на него – красивых, опытных, самоуверенных женщин, которые дали бы ему всё. Как я вообще могу сравниться с ними?

Я хотела быть такой. Хотела быть похожей на Розали, что завоевывала внимание повсюду, которая заставляла мужчину почувствовать себя удивительным, лишь удостоив его взгляда. С Эдвардом мне придется хорошенько потрудиться.

Но существовала другая, менее разговорчивая, но более запуганная часть меня, что боялась, что я умру, как только увижу его; что как только он коснется меня, мое сердце взорвется.

Я поскребла дрожащими пальцами свое лицо, веля себе прекратить это ребячество в данном вопросе. Нет причины, чтобы падать духом, Белла, – это всего лишь секс! А тебе, черт возьми, практически двадцать семь!

Внезапно раздался стук в дверь. Я оцепенела и едва не потеряла равновесие, но в последнюю секунду перед падением в ванну сумела удержаться. Я облизала свои сухие губы.

– Да? – ответила я.
– Белла? – тихо позвал Эдвард. – Ты в порядке?
Замечательно. В последнюю очередь мне хотелось, чтобы Эдвард стал свидетелем моей мини-срыв. Еще никогда в жизни я не была настолько благодарна, находясь за закрытой дверью в свою брачную ночь. Что-то неправильное было в этом.
– Я в порядке, – откликнулась я, мой голос слегка надломился. – Я выйду через пару минут. – Я глянула на свой раскрытый чемодан и почти застонала. Существовала ещё одна проблема: что, черт возьми, я должна была надеть? Мои любимые удобные фланелевые пижамные штаны? Сексуальное белье? Джинсы и футболку?

Я слышала перемещения Эдварда за дверью, и задалась вопросом, почему он не уходит. Я оккупировала ванную, или что? Но когда он заговорил вновь, то не поторапливал или не был раздраженным, просто немного тихим и обнадеживающим, словно, быть может, понимал мои чувства.

– Знаешь, ты ведь можешь поговорить со мной.

Я подумала об этом, гадая, трудно ли будет разговаривать с ним, даже на такую смущающую тему. Раньше у меня никогда не было кого-нибудь, с кем я могла бы поговорить; Чарли был не большим любителем поговорить, особенно, когда дело касалось важных вещей, а с Рене вы не захотите обсуждать что-то, не нарвавшись на лекцию. Даже с Элис я держалась на расстоянии, не желая обременять ее всем своим дерьмом. Как бы жалко это ни звучало, Эдвард знал обо мне больше, чем кто-либо… и я хотела, чтобы он знал всё.

Я глубоко вдохнула, убедившись, что мой халат был надежно застегнуть, проходя к двери и открыв ее. Эдвард прислонился к косяку, руки скрещены на груди. Он переоделся в джинсы свободного покроя и черную футболку, он выглядел повседневно и совершенно; мне претило, что он мог быть таким собранным, когда я чувствовала себя такой развалиной.

Эдвард выпрямился, как только увидел меня, его взгляд незамедлительно метнулся к оголенным участкам моей кожи. Мое лицо загорелось от стыда. Как обычно, блестящая идея, Белла, стоять лицом к лицу с Эдвардом в одном махровом полотне… ну, по крайней мере, оно всё прикрывает.

– Наверное, нам следует кое-что обсудить.
Я попятилась в ванную и заняла прежнее положение на бортике ванны. Эдвард нерешительно стоял в дверном проеме.
– Нервничаешь? – тихо спросил он, вопросительно смотря на меня.
– Да, – тотчас же ответила я. – Знаю, это глупо, но такая вот я.
– Эй, честность, помнишь?

Он подошел ко мне и сел рядом, обнимая рукой за плечо. Я повернулась к нему, утыкаясь лицом ему в шею, позволяя его запаху успокоить меня.

Я боялась, что выкину какую-нибудь глупость – всё сболтну ему, к примеру. Мое лицо своим цветом напоминало малину, а жар поднимался аж до кончиков моих ушей.

– Ну… это просто брачная ночь и всё такое.
Пожалуйста, пойми мои загадочные, наивные отсылки.
Эдвард вскинул бровь.
– Ты не хочешь?
– Нет! Нет, определенно хочу. Только сначала я должна сказать тебе кое-что. – Мой румянец стал гуще, ожогом расползаясь по коже. – Это просто… ну… очень неловко, – начала, но Эдвард прервал меня.
– Ты никогда не занималась сексом, – закончил он за меня, очень по-деловому.
У меня немного отвисла челюсть.
– Это так очевидно? – умудрилась пискнуть я, униженная. Я надеялась, что моя неопытность не была настолько явной. Самообман.
Эдвард лишь пожал плечами, проигнорировав этот вопрос, чтобы взамен задать свой.
– Я одного не понимаю: почему?
– Почему? – тупо повторила я, не уверенная, что именно он подразумевает под этим.
– Ты поразительная. Не понимаю, как никто не понял этого раньше.
– Просто мне никто не повстречался, – ответила я, безумно краснея. – Встреть я кого-нибудь… с кем бы ощущала это, тогда да, я бы сделала это. Но я никогда не…
Боже, что за унизительный разговор. Просто убейте меня сейчас же.
– Тебе не нужно бояться. Меня не волнует всё это. Всё получится. Обещаю тебе.
Я кивнула, так сильно нуждаясь в том, чтобы верить в его слова. Пальцы Эдварда скользнули по моей щеке, глаза прожигали мои, и я знала, что он ищет малейший признак сомнения. Но я не могла дать ему это – я была напугана, да, но моя любовь к нему была намного сильнее, чем любая когда-либо испытанная мной неуверенность. И я хотела его.
– Я не хочу торопиться с тобой, Белла. – Вздохнул Эдвард, большим пальцем касаясь уголка моего рта. – Хочу позаботиться о тебе.

Он наклонился вперед, очень легко касаясь моих губ своими. Долгое время мы оставались в таком положении, исследуя, изучая друг друга, пока не остались лишь я и он, и этот миг. Я знала, что теряюсь в нем.

Эдвард целовал меня, словно действительно имел это в виду, словно хотел… словно хотел меня.

Не отпускай меня. Не отпускай меня. Не отпускай меня.

Я надавила на его плечи.

– Пойдем наверх.



Я больше не нервничала.

Я знала, что это будет вот так, но тогда так всегда и бывало. Действительность странным образом ускользала, каждый раз когда Эдвард дотрагивался до меня.

И, Господи, действительность находилась за сотни миль в данный миг. Всё такое происходило на самом деле. Всё такое определенно происходило. Я отстранилась вдохнуть, и губы Эдварда мгновенно переместились на мою шею, прижимаясь ко всем нежным местам. Местам, о существовании которых я даже не знала и не узнала, если бы не он. Моя голова откинулась набок, предоставляя ему лучший доступ, в то время как языком он медленно скользил по моей коже.

Я хотела изучить его, как он изучал меня – не спеша. Хотела исследовать каждый дюйм его кожи, пока наизусть не запомню все местечки, что сводили его с ума, каждую отметину, каждую веснушку. Ленивая улыбка расползлась по моему лицу от осознания того, что у меня есть месяцы и месяцы, чтобы сделать это.

А Эдвард касался меня, целовал; издаваемые им краткие звуки раскатом проходились сквозь всё моё тело. Они наделяли меня уверенностью и могуществом.

Он заставлял меня чувствовать себя красивой.

В руках Эдварда я забывала обо всем. Я отдавалась его прикосновениям и поцелуям, неописуемому чувству соприкосновения обнаженной кожи. Забывала обо всем: что это мой первый раз, что меняется вся моя жизнь. Забывала о своем прошлое, будущем, даже имя свое. Я больше не была Беллой Свон. И не было внутри меня частички, что не нуждалась бы в этом мужчине.

– Эдвард, – прошептала я, потому что только его имя я была способна произнести. Все мои слова были вытеснены из меня тем первым обжигающим поцелуем. И он произносил мое имя в ответ, глубоко и взволнованно. Я упивалась им.

Эдвард нависал надо мной, словно я была хрупкой, деликатной вещью, одна рука подоткнута под мое плечо, другая – плотно лежала на моем сердце, ощущая под собой его быстрое биение – из-за него.

Его глаза задавали все вопросы, всё то, что я не позволяла ему озвучить. Ты в порядке? Это слишком для тебя? Я делаю тебе больно? Ты можешь сделать это? Его глаза прожигали мои… и я осознала, что никогда прежде он не выглядел красивее, чем сейчас. Волосы взъерошены, кожа разрумянилась, губы красные и опухшие от наших поцелуев, длинные идеальные линии его шеи и плеч, ощущение его гладкой кожи под моими пальцами…

Я ответила ему в точности, как он спрашивал: глазами я говорила ему, что хотела этого, что он совершенен, что не может быть отступления. Я улыбнулась – неспешной, нежной улыбкой и потянулась притянуть его ближе, гадая, всегда ли достаточно близко он будет ко мне. Он ответил мне поцелуем, его рот – так же настойчив, как и мой.

И он был невыносимо медлителен, невозможно ласков. Мне почти хотелось, чтобы время замерло, чтобы я навечно застыла в этом миге.

Но, разумеется, оно не могло. И это тоже было нормально.



Я проснулась намного позже. В спальне стояла темнота, но меня это не дезориентировало: я точно знала, где нахожусь и кто лежал подле меня, так близко, что наши ноги переплелись под одеялами. Я осторожно потянулась, чтобы не разбудить Эдварда, восхищаясь прелестной теплотой его тела.

Я так привыкла просыпаться скрутившись клубком, никогда толком не согретая, несмотря на одеяло – зимы становились моим личным адом. А сейчас я распласталась на спине в тепле и уюте. Я не припомнила, чтобы мне когда-либо было так комфортно.

Яркий лунный свет наполнял комнату, падая прямо на лицо Эдварда, серебря его кожу; он выглядел таким расслабленным. Он немного повернулся во сне, придвигаясь ближе, чтобы уткнуться носом мне в плечо. Я долго наблюдала за ним, сердце переполняли чувства.

Я могла смотреть на него часами, но внезапно почувствовала нечто теплое и твердое у своего колена. Посмотрев вниз, я увидела, что кошка Эдварда выбралась из своего убежища и свернулась клубочком рядом со мной. Скользнув рукой, я почесала мордочку Клэр, надеясь, что она не зашипит или не убежит в этот раз. Но когда я прикоснулась к ней, громкое урчание раздалось в ее груди, а глаза превратились в щелочки. Она потыкалась носом мне в руку, затем опустила голову, вновь погружаясь в сон.

Мне хотелось рассмеяться. Так долго мне хотелось стать другой. Хотелось быть храброй, прекрасной, успешной и гордиться собой. Хотелось сбросить свою кожу и превратиться в другую личность, потому что ничего исправимого не было в Белле Свон. Я ненавидела свою робость, нерешительность, ненавидела, как всё подвергала излишнему анализу. Ненавидела, как это удерживало меня.

За прошедшие месяцы произошли немалые изменения, и порой всё это казалось сном, словно я проснусь аккурат в узкой кровати в доме Чарли. Но странные вещи происходили посреди этих перемен – вместо того чтобы потерять себя, всё закончилось тем, что я нашла себя.

Я была отважной. Я боролась за желаемое. И сейчас я чувствовала себя собой. Сейчас я знала, что я смогу сделать это, что мне нет нужды бояться, что следующие девять месяцев пройдут не в мыслях о смерти, а могут быть посвящены жизни, любви и счастью.

И я чувствовала себя так хорошо, поскольку знала, что буду достойной Эдварда; мне не нужно было испытывать чувство вины за то, что я просила его о многом; не страшиться, что он пожалеет об этом. Это не должно было стать жертвой, приносимой нами обоими.

Эдвард опять передвинулся во сне, поднимая руку, чтобы обнять меня, притягивая ближе к себе. Закрыв глаза, я вздохнула, потянувшись и легонько касаясь губами его ключиц.

Не смей отпускать меня, Эдвард Мэйсен. Не смей.



Наши герои наконец-то сблизились друг с другом, но стали ли они действительно ближе? О ваших предположениях, впечатлениях и мыслях хочу узнать на форуме, где вы также сможете полюбоваться на представленные в главе красоты, обложки автора и баннеры.