BPOV

Следующее утро было напряженным, мы ели в молчании. Сначала Эдвард то и дело копался в шкафчиках, открывая и закрывая дверки. Это продолжалось до тех пор, пока он не хлопнул дверцей слишком громко, и это окончательно убедило меня, что он злится.
Он ел кашу, один из его любимых завтраков, хотя, когда у него хорошее настроение, он готовил на всех. Я знаю, что он любил очень сладкую кашу. Но когда я увидела, что он бесконечно сыплет сахар в свою тарелку, чуть было не остановила его. Я откусила свой тост, смазанный маслом, и вздохнула.
Поверите или нет, но Эдвард читал то, что было написано на коробке из-под крупы! Я уверена, что он просто пытался игнорировать меня, и это огорчало еще больше. Вчера вечером нам было хорошо, я выполняла свою роль госпожи до определенного момента… До тех пор, пока не поняла, что наша игра может зайти слишком далеко. Мне пришлось остановить ее. Эдвард очень расстроился и показывал мне это сегодня.
Гнетущая тишина тянулась еще некоторое время, а потом я заметила, что Эдвард пытается разгадать головоломку на задней части коробки.
Наконец, я не выдержала, почувствовав, что должна что-то сказать, и начала разговор:
- Извини, если обидела тебя, Эдвард, - сказала я очень спокойно, он разглядывал гнома на коробке, стоявшей между нами.
И как любой другой человек, он ответил:
- Ты ничего не сделала, - бросил он небрежно, - мне все равно. Делай что хочешь.
Я снова вздохнула, сжав челюсть. Он часто вел себя как ребенок, но это должен был быть разговор между двумя взрослыми людьми. Сейчас со мной говорил двенадцатилетний Эдвард.
- Я ХОЧУ поговорить с тобой, если это возможно, - я потерла лоб и посмотрела в окно.
- Опять терапия, доктор? – ответил он мне ехидно, по-прежнему не глядя на меня. – Разве ночью ее было недостаточно?
- Видимо, нет, - сказала я, стараясь убрать эмоции из голоса. – Ты можешь убрать эту коробку? – попросила я, сохраняя хладнокровие. – Я чувствую себя так, словно обсуждаю мою личную жизнь с этой поганой счастливой эльфийкой!
Эдвард вздохнул:
- Это гном, Белла.
- Это не имеет значения, черт возьми! – отрезала я. - Убери ее!
Эдвард одним пальцем откинул коробку в сторону и очень холодно посмотрел на меня. Должна признаться, это было больно. Я никогда не хотела, чтобы он смотрел на меня так, но это было.
Я опустила глаза в тарелку с хлопьями и попыталась вспомнить, что собиралась сказать.
- Мы должны поговорить об этом, - начала я, - я знаю, что ты сердишься на меня, и мне очень жаль. Я не хотела делать тебе больно… И я не хотела отказывать тебе…
Челюсть Эдварда сжалась, а глаза смотрели не на меня, а на крупинки сахара, рассыпанные по столу.
- Я люблю тебя, Эдвард, - прошептала я, пытаясь донести до него, как мне больно, - и хочу, чтобы мы могли делать с тобой все… но… не это. Я не могу. Это будет доставлять тебе боль.
- Мне бы не было больно, - твердо ответил он, - я делал это раньше.
- И в этом вся проблема, - я выдохнула и продолжила: – Эдвард, я не могу быть твоей Госпожой. И, честно говоря, мне больно видеть, что ты хочешь, чтобы я была ею.
- Я не просил этого, - его глаза смотрели на меня сейчас не так холодно, но очень напряженно, полные смущения и боли, - я просто… забудь. И я не буду просить об этом снова.
- Свяжи я тебя, это нанесло бы нам вред, Эдвард, - сказала я, ненавидя саму себя за то, что заставляю чувствовать его так, - это могло повредить нашим отношениям. Я знаю, что ты не хочешь этого. И я не хочу. Я знаю, что делаю много ошибок, когда в чем-то ограничиваю тебя… нас… Но я доверяю своей интуиции, и она говорит, что это было бы плохо для нас. Мы должны поговорить об этом в субботу с доктором Фачинелли.
- НЕТ! – в его глазах был страх и шок. – Ему необязательно знать все, Белла.
- Он наш психолог, - ответила я. – У нас не должно быть от него секретов, это замедляет процесс выздоровления. В этом нет ничего постыдного. Я имею в виду, это совершенно нормально, что ты… чувствуешь себя в безопасности, будучи связанным. Это похоже на то, как люди выходят из тюрьмы, и им нужно время, чтобы почувствовать себя в безопасности.
- Белла, пожалуйста, не говори ему, - Эдвард выглядел виноватым мальчиком, - он уже и так думает, что я полный придурок, пожалуйста…
Я села в кресло рядом и взяла его руки в свои. Обычно на него действовало успокаивающе, когда мы касались друг друга.
- Прости, - сказал он хриплым голосом и посмотрел на мои руки, - я не имел в виду этого… я просто… Я просто хотел быть твоим… полностью твоим… я отдал себя тебе…
Он с болью выдохнул, словно знал, что неправ и искренне сожалел об этом. Я не винила его за то, что он чувствует, никогда. Это та сука… и все те люди заставляли страдать его на протяжении стольких лет. Я хотела бы встретить его раньше.
- Ты мой, малыш, мой, - я погладила его волосы и поцеловала в лоб. – Не веревки держат меня возле тебя, милый. ТЫ. Твое сердце, твоя душа… они привязывают меня к тебе. Они делают меня такой счастливой… Ты заставляешь меня чувствовать себя счастливой… Ничто не сможет это изменить.
- Я знаю, - сказал он, и его дыхание ускорилось. Я держала его, прижавшись щекой к его лицу, - но меня так давно не связывали. И я не хотел этого больше ни с кем, но ты… Не знаю почему, Белла. Я просто чувствую и испытываю жажду этого… мечтаю об этом. Мне не хочется, чтобы ты делала такое для меня. Я имею в виду, не хочу, чтобы ты причиняла мне боль, может быть, просто раздела и поцеловала меня. Знаю, это хреново, но я был бы счастлив и спокойно уснул.
- Я знаю, малыш, знаю, - я почувствовала, как подкатили слезы, когда поцеловала его в губы. - Знаю. Ведь именно так ты ложился спать каждую ночь? До меня?
Он кивнул, бросив на меня робкий взгляд, признаваясь в этом.
- Она… - начал он, и я понимала, что он имеет в виду Викторию, - она не верила в поцелуи, и именно поэтому мне хочется целовать тебя как можно больше. Я люблю целовать… тебя. Но она связывала меня на время сна, а спал я днем. Она завязывала мои глаза черной повязкой, чтобы солнечный свет не беспокоил меня, если ночью я был хорошим. Когда же она злилась, то оставляла меня без повязки на глазах, но все равно я был связан. Она говорила, что я должен привыкнуть, так, скорее всего, и произошло. Мое тело привыкло к этому. Мне жаль, что я попросил тебя об этом. Я не хочу, чтобы ты обращалась со мной, как она… просто… Я не могу спать спокойно всю ночь с тех пор, как мы приехали сюда. И надеялся, что если ты привяжешь меня к кровати, это поможет. Я люблю тебя… очень сильно… просто я запутался. Пожалуйста, не сердись на меня.
- Я не сержусь на ТЕБЯ, - я снова поцеловала его губы, - я злюсь на НИХ. На всех тех людей, заставивших страдать тебя. Я знаю, они доставили тебе много боли. И это нормально, что иногда ты срываешься. И я буду всегда тебя поддерживать. Мы должны найти новые способы расслабляться, чтобы спокойно спать всю ночь. Может быть, потом… через несколько лет… мы, наконец, будем играть в подобные игры вместе… когда с тобой все будет в порядке. Но не сейчас.
Он молчал, а я чувствовала грусть, говоря это. В свое время мы сыграли в несколько подобных сексуальных игр, и, должна признаться, они мне понравились больше всего. Но это было раньше, он играл со мной, делая свою работу, так как был обучен этому. Он был очень хорош в этом, но это не он, на самом деле он другой. Мы должны разобраться, может быть, это займет несколько лет, узнать, какой он… настоящий Эдвард Каллен. Я была готова ждать, так как знала, что он стоит этого.
- Я знаю, - продолжила я, и мой голос звучал очень грустно. – Я тоже буду скучать по тем двум неделям. Не знаю, правильно или нет то, что я говорю, но я так много узнала в течение тех двух недель с тобой. Я нашла себя. Ты показал мне, что такое настоящая страсть… каково это – потерять себя, а потом почти умереть… и медленно возвращаться к жизни. Ты открыл эти двери для меня. Ты сделал меня женщиной Эдварда Каллена. Мне нравится это. Я сохраню эти воспоминания, буду держать их в специальном секретном месте в своем сердце… вечно. Они никогда не умрут. Но, Эдвард, сейчас мы должны быть осторожны. Если мы размоем линию между рабом и свободным, между влюбленной женщиной и госпожой, мы потеряем все, что у нас есть сейчас. Ты понимаешь, что я имею в виду?
Он слегка усмехнулся и еле слышно пробормотал:
- Несколько строк…
- Что? – переспросила я не поняв.
- Ничего, - он помотал головой и, заинтересовавшись моими руками, добавил: – Я тоже буду скучать по тем двум неделям. И спасибо за то, что сказала это. Я всегда думал… и боялся, что, оглянувшись назад, на те две недели, тебе становилось противно. Как будто… словно ты жалела, что провела четырнадцать дней со шлюхой…
- Ты знаешь, я не люблю этого слова, - перебила я, он слегка улыбнулся, как будто знал, что я скажу именно так.
- Ты никогда не был для меня шлюхой… или игрушкой, - я провела руками по его совершенным скулам и прикоснулась пальцами к губам. – Ты моя любовь… моя первая любовь… моя ЕДИНСТВЕННАЯ любовь. Когда-то я боялась тебя… пыталась понять. Я поняла… ты украл мое сердце. Так что ты маленький воришка!
Я весело рассмеялась, взлохмачивая его волосы, и оттолкнула его прочь, заметив, что на его лице появляется широкая улыбка.
- Мне очень жаль, что ты почувствовал себя шлюхой прошлой ночью, - извинялась я, и на моих глазах снова проступили слезы. – Я не хочу, чтобы ты так чувствовал себя рядом со мной, хорошо? Ты… ты для меня это все. И я хочу, чтобы ты чувствовал себя хорошо каждый день.
Я была готова заплакать оттого, что знала - в его боли прошлой ночью была моя вина. Я вспомнила его лицо, когда впервые взглянула на него после того, как он предложил связать его в постели на ночь. Мне не хотелось, чтобы на моем лице были шок или отвращение, но я знаю, что он видел это. Потому что ему стало страшно и стыдно после этого. Я знаю, что воткнула нож ему в сердце.
Он-то думал, что делает мне подарок… отдавая себя… доверяя себя… в его представлении. Это было все, что он имел последние шесть лет, и он предлагал это мне. А я так ужасно отреагировала, заставив его чувствовать себя больным, использованной вещью. Я хотела вернуть то время назад и повторить все сначала, но это было невозможно, и мое сердце разрывалось на части.
Эдвард обхватил меня руками и погладил волосы, стараясь облегчить смятение в моих глазах.
- Ш-ш-ш… Все в порядке, Белла, пожалуйста, не плачь, это моя вина. Мне так жаль!
Только такие, как мы, могли устроить драму в воскресенье утром.
Мы утешали друг друга, и каждый брал на себя вину за бедствия прошлой ночи. Но это не заставляло чувствовать себя лучше. Я была рада, что теперь у нас есть доктор Фачинелли. Хорошо, что есть кто-то третий, кто-то со стороны, с кем можно поговорить о наших проблемах. Может быть, я и студентка, но знала, как далеко еще до решения этой проблемы.
Может быть, я слишком много думаю об этом. Может, нужно было сделать это? Связать и целовать, пока он не уснул? Действительно бы это навредило ему? Или это просто у меня в голове говорило мое будущее образование? Я растерялась. Я хотела сделать его счастливым, но не знала как. Это тяжело. И это мои первые реальные отношения. Если я когда-нибудь сделаю что-то неверное с Эдвардом, мне же в результате и будет плохо. Я знала, что не смогу жить после этого. Но я должна буду, так как обещала Кэти, что никогда не оставлю ее. Я бы жила и любила живую частичку Эдварда, которая осталась от него. И я хотела бы делать это с удовольствием, если это успокоит его душу… в конце концов.
Мы потратили весь день, просто зависнув вместе, ничего не делая, одетые в пижамы. А на Эдварде была только нижняя часть пижамы – он соблюдал мои правила… весьма приятно. Мы лежали на диване и смотрели черно-белые фильмы, расположившись каждый на своем конце дивана. Наши ноги переплетались, а во время рекламной паузы начиналась война друг с другом. Питались нездоровой пищей и даже вздремнули в середине дня, прижавшись друг к другу. Я была рада слышать его сопение. Надо будет спросить доктора Фачинелли, как сделать, чтобы Эдвард мог спокойно спать всю ночь. Я представила себе, как однажды утром Кэти входит в его комнату, а он, обнаженный и связанный, лежит в своей постели! Мы не хотим, чтобы она рассказала ЭТО во время своего первого визита к врачу.
Поужинали мы вместе с Анжелой, Беном и Кэти, и это было так здорово – снова проводить с ними время. Ночевка Кэти в этот раз прошла у них намного лучше. Она рассказала нам, как сильно ей понравилось накладывать порции мороженого для посетителей в минувшие выходные. Бен даже немного заплатил ей за работу.
А еще удивил Бен, подобравший название для кафе-мороженого - «Мороженое, Ты Завопишь!» (п/п: название кафе на англ. языке получилось в стихотворной форме - Ice Cream, You Scream!)
Нам с Эдвардом оно сразу понравилось. Это было гениально. Затем они уточнили, что название придумала Кэти. На следующей неделе будет готова вывеска.
На десерт Бен сам приготовил для нас огромный банановый сплит (п/п: Банановый сплит — десерт из мороженого, типичный десерт американской кухни. В классическом варианте банановый сплит состоит из очищенного банана, разрезанного вдоль, на который выкладываются шарики ванильного, шоколадного и клубничного мороженого, политые ананасовым и клубничным сиропами, а также шоколадным соусом. Затем сладкое блюдо посыпается орехами, украшается взбитыми сливками и мараскиновой коктейльной вишней.) Добавил, что такой десерт он подает своим клиентам. Эдвард был очень рад. Я догадывалась, что он будет постоянным посетителем «Мороженое, Ты Завопишь!»
В течение последующих нескольких ночей все было нормально, хотя, когда Кэти ложилась спать, Эдвард с блокнотом закрывался в бывшей спальне Бена и Анжелы. Там был стол, и в воскресенье мы решили, что та комната будет хорошим местом для выполнения его домашней работы. Я напомнила ему, что если понадоблюсь, он всегда может позвать меня. Прошли уже две ночи, но он не тревожил меня. Он был упертым, делал так, как ему сказали. Я гордилась им, хотя в глубине души мне было обидно, что я не принимаю участие во всем этом.
Иногда я на цыпочках подкрадывалась к двери и прислушивалась, надеясь, что с ним все в порядке. Слышала, как он всхлипывает, а иногда и плачет, пару раз даже сердито рычал, один раз что-то пролетело через всю комнату и разбилось о стену. Но я не вмешивалась.
Я позволяла ему самому вести свой бой. Это было чертовски трудно для меня – стоять рядом, через стенку, и позволять ему страдать. Каждую минуту тех ночей я жаждала попробовать дерьмовой крови сэра Кевина. Мой гнев пугал меня. Я никогда не была особенно ожесточенной, но сейчас… Я знала, что ненависть это зло. Но я хотела получить голову этого ублюдка прямо сейчас в свои руки! И мои мечты о том, что бы я сделала с этой головой, были не очень красивы.
Я хотела попробовать сделать собственную домашнюю работу – работу, которую я уже делала раньше, много лет назад, но мои мысли возвращались к Элис, Розали, папе. Боже, я так сильно скучала по ним. Неужели они думают, что я умерла? Эдвард умер? Так тяжело осознавать, что они думают так, и я не могу позвонить им, чтобы исправить это. Мой мир в Нью-Йорке был маленьким. Три человека были центром моей вселенной, но это был большой маленький мир. Я безумно скучала по нему.
Скоро наступит мой день рождения. Не могу поверить, что папа не сможет позвонить мне и сказать: «Эй, малыш, ты стареешь! С днем рождения, Беллс».
На следующую ночь я решила сделать побольше записей в своем дневнике, который начала вести, как только мы переехали сюда. Я написала три письма моим близким… не по почте… просто, чтобы написать. И представила, что они получат эти письма когда-нибудь. Да, это великолепно… доктор Фачинелли прав. Я надеялась, что это на самом деле поможет Эдварду со временем.
Пять упаковок сахарной ваты не задержались у нас надолго. Каждую ночь Эдвард съедал парочку, это помогало ему держаться. Я не спорила. Если я не могу присутствовать при его домашней работе, пусть с ним будет то, что делает его счастливым. Сладкое помогает ему. Но я все еще жду огромных расходов на стоматолога в будущем.
У нас был разговор с Кэти о предстоящей встрече с доктором – прекрасной женщиной, обо всем, что она думала об этом. Мы объяснили, что бывают врачи для тела, и она уже много таких встречала, но еще есть доктора для души… и сердца. Она казалась совершенно обрадованной этим и с нетерпением ожидала встречи. И мы назначили сеанс с одним из врачей, рекомендованным Питером.
Эдвард даже рассказал ей, что встречался с одним из таких врачей, который был очень хорош. Этим Эдвард показал свою смелость, а также еще больше убедил Кэти, что ей стоит попробовать.
В моем колледже дела обстояли не очень хорошо. Предметы были легкими для меня. Я лишь повторяла то, что изучала ранее. Но я говорю о социальных сложностях. Я до сих пор оставалась замкнутой, находилась в своем тесном мирке, не желая, чтобы другие студенты хоть на дюйм приближались ко мне. Казалось, я желала, чтобы они начали игнорировать меня.
Если быть честной, я не хотела заводить новых друзей. Элис и Розали… разве я могу заменить их? Это не выход. Я хотела, чтобы меня оставили в покое. На протяжении каждого дня я думала об Эдварде и Кэти, о том, что я сделала не так или могу сделать неправильно в будущем. И я мучилась над каждой ошибкой… над всяким сказанным словом. Неужели я могла сделать ему еще больнее? Был ли он готов к нормальным отношениям, только недавно вырвавшись из плена Виктории? Могли ли мы погибнуть в огне? Иногда от подобных неистовых мыслей я даже не могла обедать. Я считала дни до субботы, когда наконец смогу поговорить с Питером. Мне нужен кто-то, кому я могу довериться и получить совет. Мне хотелось позвонить ему. Он сказал, что мы можем сделать это в любой день, но я не осмеливалась. Я не хотела за спиной Эдварда разговаривать о нем с Питером.
В середине недели нас ждал «приятный» сюрприз: снова нагрянули инспекторы. Бен пришел и забрал Кэти на ночь, чтобы мы могли обсуждать что-либо без страха, что нас подслушают.
- Скажите мне, мистер Каллен, - начал мужчина, - как вы познакомились с Беллой Свон?
Эдвард сидел на кухонном стуле, он оглянулся на меня и на женщину-инспектора, стоявшую рядом со мной. Мы представили, словно мы в суде, и возле него стоял его защитник, мужчина-инспектор. Мы просматривали наши показания, и копы хотели, чтобы мы чувствовали себя так же, как будем в суде. Эдвард вызвался говорить первым, я думаю, чтобы защитить меня от необходимости делать это. И ему сейчас было непросто.
- Мы встретились в ночном клубе, в котором я в то время работал, - ответил он очень спокойно, подмигивая мне, я улыбнулась в ответ на его невозмутимое самообладание.
- В ночном клубе? – переспросил мужчина Эдварда. – Не этот ли клуб называется «Огонь»? Где демонстрируется стриптиз и экзотические танцы?
Эдвард посмотрел на маршала и выдохнул через нос.
- Да, - ответил он, все еще хорошо контролируя себя.
- И вы там работали, – продолжил мужчина. – Что вы там делали?
- Я обслуживал столики… - начал Эдвард, - и давал представления там.
- Давал представления, - фыркнув, повторил инспектор, - интересный выбор слов.
- Я возражаю! – сказала я прежде, чем поняла, что делаю. Эдвард посмотрел на меня и усмехнулся, симпатизируя тому, как я защищаю его и насколько сильно люблю.
- Вы не можете возражать, Белла! – женщина ткнула пальцем в мою сторону.
- Но он не врет! – заявила я. – Он действительно давал представления, это правда.
Моррисон проигнорировал меня и вернулся к допросу Эдварда.
- Что еще вы там делали, господин Каллен? – спросил он вглядываясь.
Эдвард выдохнул, его глаза стали холодными, он принял оборонительный вид. Я видела это.
- Давайте просто проедем через все это дерьмо и придем к тому, чего вы ждете, - сказал он. – Вы хотите знать, занимался ли я там проституцией, не так ли?
- Господин Каллен…
- Нет, подождите, мистер Моррисон! – Эдвард гневно смотрел на него, но все еще держал себя под контролем. – Если вы хотите что-то узнать обо мне, просто спросите это! Не надо ходить вокруг да около. Спрашивайте прямо. Да, там я был шлюхой. Вопрос-ответ.
Я сжала кулаки оттого, каким красивым был в тот момент Эдвард. Боже, ну как его не любить?
- Значит, вы спали с другими женщинами за деньги? – продолжал он, не остановленный храбростью Эдварда.
- Ни одна не спала, - Эдвард ухмыльнулся и посмотрел на меня. Мне пришлось отвернуться, прикрыв ладонью рот, чтобы не засмеяться.
- Если женщина заснула подо мной, значит, я не очень хорошо делаю свою работу, так ведь? – спросил Эдвард, а я чуть не рассмеялась.
- Мы будем серьезно разговаривать, Эдвард, или как? – спросил Моррисон, не разделяя нашего восторга. – Я имею в виду, как вы себя почувствуете, если увидите, что Джеймс, Рэйвен и все остальные выходят с широкими улыбками на лицах из зала суда, готовые рассказать журналистам, как это здорово, когда невинных выпускают на свободу!
- В то время как вы оба сядете в тюрьму за убийство, - добавила Бенсон, - и это будет пожизненное заключение. Не очень смешно.
- Хорошо, - Эдвард выпрямился. – Простите. Продолжим.
Я ненавидела наблюдать за этим. Они пытались сломать Эдварда, заставляли вывернуть всего себя наизнанку в борьбе всей его жизни. А он извинялся за это… и за меня… Теперь он будет сидеть тихо.
- Чем вы занимались в клубе «Огонь»? – снова спросил Моррисон.
Эдвард вздохнул и ответил:
- Я танцевал там стриптиз. Занимался сексом с женщинами за деньги. Обслуживал столики.
Я не разрывала зрительный контакт с Эдвардом. Я не посмотрела вниз или в сторону. Улыбнулась ему, давая понять, что горжусь им, а не стыжусь. И что я люблю его.
- Вы продавали наркотики, мистер Каллен?
- Ни в коем случае, - сразу ответил он, и его глаза стали злыми.
- Лицо, - Бенсон указала на лицо Эдварда.
- Что? – не понял он и нахмурился.
- Вы сейчас показали, что сердитесь, - сообщила Бенсон. – Вам нельзя так делать. Это выглядит так, словно вы лжете.
- Я сделал сердитое лицо, потому что люди дают показания о моей причастности к торговле наркотой, - Эдвард пытался сохранять хладнокровие, - но это не так. Я никогда не имел никакого отношения к наркотикам. Это была не моя работа.
- Вы сказали, что не имели никого отношения к наркотикам ТАМ, - Моррисон посмотрел на Эдварда. – Как они к вам попадали?
- У меня их не было, - ответил он, потом отвернулся и вздохнул. – Я никогда не употреблял наркотики. И я…
Эдвард снова взглянул на меня… и сглотнул… тяжело. Я нахмурилась, беспокоясь о нем. Он поднял глаза, и в них блеснули слезы.
- Белла… - прошептал Эдвард, - пожалуйста, не сердись…
Я почувствовала, что мои глаза распахнулись, я не могла произнести ни слова.
- Виктория… - начал Эдвард рассказывать Моррисону, - иногда… нечасто… время от времени… она давала мне… наркотики.
Я почувствовала, как мое сердце резануло от этого заявления, в то время как Моррисон продолжал допрос.
- Какие она давала тебе наркотики?
- Я не знаю… - Эдвард смотрел на меня беспомощно, пока говорил. – Она колола меня, когда я был прикован. Я ни разу не видел, что это было… и она никогда не говорила мне. Однажды она заставила меня проглотить таблетки…
Эдвард смотрел на меня, а Моррисон продолжал что-то говорить, но я не слышала его. Эдвард продолжил говорить для меня, игнорируя голос маршала.
- Это были, как правило, очень тяжелые дни, Белла, - объяснял он мне. – В те дни мне хотелось сделать больно себе. Например, день рождения Кэти, после того, как я звал ее… Виктория видела мое состояние и думала, что делает мне подарок… забирает мою боль… так я не мог навредить себе… Она привязывала меня и колола наркотики. В большинстве случаев я был так слаб, что едва мог двигаться. У меня были странные видения. Иногда я смеялся в течение нескольких часов. Иногда мне было очень плохо. Я хотел видеть горящее в огне лицо Тани… Я БЫЛ пожарным, наблюдавшим за Кэти, пока она горела и кричала… Но я никогда не просил ее об этом. Я никогда не принимал наркоту самостоятельно, Виктория была против этого. Большую часть времени… примерно триста шестьдесят дней в году, я был совершенно трезв и чист. Это было ее правило.
Я кивала ему, принимая новую информацию. Я была ошеломлена этим. Чего я еще не знаю?
- Таким образом, получается, что вы вполне могли быть под влиянием наркотиков или ЛСД той ночью, когда был убит мальчик, - заявил Моррисон. – Вы только сейчас сказали, что не знаете, какие препараты она вам давала. Ты знаешь, что это могло быть что-то вроде героина или чего-то подобного, заставившего тебя прибегнуть к насилию?
- Нет, - твердо заявил Эдвард. – Я был трезв в ту ночь. Я никогда не забуду этого. Я был заперт в клетке, а она убила этого мальчика. И каждый раз, когда я находился под кайфом, я был либо в клетке, либо связанный.
- Иисус, - Моррисон почесал висок и взял тетрадь, бормоча что-то непонятное себе под нос. Но Эдвард выглядел очень злым, когда смотрел на маршала.
- Ну хорошо, давайте вернемся к тому, как вы встретились с Беллой Свон, - предложил Моррисон. – Ты встретил ее в «Огне», и она заплатила за то, чтобы ты занимался сексом с ней?
Эдвард выглядел смертельно бледным. И даже я почувствовала некоторое беспокойство.
- Нет, - усмехнулся он. – Она бы не сделала этого. Она хотела, чтобы я был ее предметом исследования для диссертации в колледже. Она изучает психологию и предложила мне побыть ее пациентом в течение двух недель.
- Эдвард, - Моррисон словно стыдил его.
- Это правда! – Эдвард выпучил глаза и посмотрел на меня, удивляясь, что сейчас он говорит правду, а маршалы не верят ему.
- Это правда! – подтвердила я, и Эдвард посмотрел на меня с облегчением.
- Получается, все показания Чарли о том, что ты, Белла, заплатила двадцать тысяч за две недели, ложь? – переспросил Моррисон, глядя в свои записи.
Эдвард выглядел практически побежденным, но продолжал оправдываться:
- Она думала, что это единственный способ уговорить меня согласиться на это. Произошло недоразумение. Эти деньги сейчас у Беллы. Если ваши люди проверят ее счет, то они найдут там двадцать тысяч долларов, переведенных на ее имя. Я никогда не брал этих денег.
- Двадцать тысяч – немного дешево, не так ли? – спросил Моррисон. – Я слышал, что за две недели женщины платили тебе… пятьдесят или шестьдесят тысяч, так ведь?
Эдвард взглянул на меня, и его глаза мне показались такими нежными.
- Да, некоторые женщины платили за меня большие деньги, - тихо сказал он. – Но я хотел провести с Беллой то время. Она понравилась мне. Двадцать тысяч были самой низкой ценой. Я мог попросить и меньше, но это было бы подозрительно для Виктории.
Я улыбнулась в ответ, вспоминая, какой я была в нашу первую встречу. Мой вампир в клетке… человек, который в итоге стал моей жизнью.
- Она была твоим Джоном (п/п: сленг: человек, который покровительствует проституткам), и ты был ее проституткой, - подвел итог Моррисон.
- Нет, это было не так, - начал Эдвард, но Моррисон остановил его.
Но в этот раз Эдварда было не заткнуть.
- Нет, ХВАТИТ! – закричал Эдвард, и Моррисон закрыл рот.
- Белла – невинная студентка, - хмурился Эдвард. – Она пришла в этот клуб, не понимая, в какой мир попала. Она была любопытной девушкой, которая просто пришла в клуб со своими подругами. Она думала, что увидит танцующих людей, может быть, слегка мускулистых… немного обнаженной кожи… больше ничего. Боже, да она даже принесла с собой блокнот!
- Она случайно попала во всю эту дурную историю, не зная, каким темным был мой мир. Я должен был выгнать ее той ночью. Будь у меня возможность продать свою душу дьяволу, но вернуть ее обратно, я бы не пустил ее в свою жизнь. Но я был эгоистом. Я хотел ее… и нуждался в ней.
- Я тонул в дерьме своего мира, а в ней я увидел кого-то столь необычного для тех мест… кого-то РЕАЛЬНОГО. Того, кто заметил мои «красивые глаза» - такими она назвала их в чертовой красной комнате, где каждый сантиметр моего тела выставлялся напоказ! Она не такая извращенка, чтобы отправиться на поиски проститутки и отдать за нее все деньги. Она леди. Она чистая. И я не позволю вам, или адвокату, или судье пытаться выставить ее в неприглядном свете! Я знаю, что должен быть спокойным и не показывать эмоций, но я ничего не могу с собой поделать! Это эмоции. Особенно когда дело касается моей девушки.
- Давайте сделаем перерыв, - предложила Бенсон, и они вышли на улицу покурить.
Я улыбнулась Эдварду, качнув головой, такого прекрасного человека я повстречала, а он сказал:
- Если будем вести себя так, то все потеряем, так ведь? Я собираюсь сидеть взаперти всю жизнь.
- Не говори так, - я подошла к его креслу и, встав перед ним, прикоснулась к волосам и оперлась подбородком на его голову. – Это наш первый опыт свидетельствования. Мы лучшие.
- Я не хочу, чтобы тебя очерняли в суде, - кипел Эдвард, обнимая мои ноги, - и не могу сдержаться, видя это, Белла. Все в порядке, если они хотят четвертовать меня, но я не позволю им сделать это с ТОБОЙ. И если я смогу помочь в этом, то все для этого сделаю.
- Нехорошо, если они тебя четвертуют, черт возьми, - пожалела я, целуя его волосы, - твоя задница принадлежит мне.
Это была шутка, и я была рада, что он засмеялся, крепче прижавшись ко мне.
- Мне нравится принадлежать тебе, Белла Свон, - сказал он, и я вспомнила, как в первую нашу совместную ночь он говорил мне это. Тогда я думала, что это просто слова. Теперь я знала, что он не кривил душой.
- Взаимно, Эдвард Каллен, - ответила я. – Мне было бы действительно больно, откажи ты мне в ту ночь. Я тогда не знала, что ты чувствовал в тот момент.
- Мне практически не требовалось разрешение Виктории на эту работу, - вспоминал он, - я планировал быть жестоким с тобой, чтобы напугать тебя. Я хотел рассмеяться над твоим предложением и сказать тебе, чтобы ты проваливала к чертям собачьим. Я не хотел, чтобы ты еще хоть раз появлялась в том месте. Ты мне очень понравилась, когда я впервые заговорил с тобой в той маленькой комнате, помнишь?
- Помню? – усмехнулась я. – Это был один из самых страшных моментов моей жизни, конечно, я помню.
- Ты боялась, - согласился он, - я почувствовал, как ты дрожишь, когда взял тебя за руку. И я не знал, как помочь тебе. И поцеловал тебя. Ты была такой тихой… и сладкой… как нежная фортепьянная музыка в мире, наполненном громко стучащими барабанами. И когда я поцеловал тебя, то уже знал, что ты особенная для меня. Я знал, что ты что-то очень важное для меня. Моя девочка с блокнотом.
- Те поцелуи сводили меня с ума, - говорила я, улыбаясь ему в волосы. – А ты был такой… ааахххх… Ты целовал мою шею, спускался вниз по коже… под блузку… Ты делал все, чтобы я не могла сказать то, что собиралась.
- Прости, - он улыбнулся мне, а затем нечестиво усмехнулся, добавив: – Нет, я не виноват.
Я рассмеялась.
- Я знаю, что не виноват. Ты пытался остановить меня, так ведь?
- Не совсем, - он целовал мои пальцы. – Мне нравилось слушать, как ты говоришь. Ты была такой милой, так нервничала. Я думал, что у тебя это впервые. В тот момент я хотел дать тебе все, что мог. И мне полегчало, когда я узнал, что ты хочешь нанять меня на две недели. Тогда бы я смог предоставить тебе все то внимание, какое ты заслужила. Я думаю, что любил тебя уже тогда.
- Я полюбила тебя после первого поцелуя в той клетке, - призналась я. – Когда ты впервые осознал, что любишь меня?
- Думаю, что по-настоящему полюбил в тот момент, когда украл твой блокнот. В первый раз я осознал это именно тогда, - думал он вслух, - когда ты подарила мне футболку для сна и сказала, что предпочитаешь мою душу, а не мое тело. Я хотел жениться на тебе в ту ночь.
- Ничего себе, - улыбнулась я, - значит, десять долларов были потрачены не зря.
- Дело не в футболке, - он посмотрел на меня. – Это все ты. Ты любила меня, и мне понадобилось время, чтобы осознать это, потому что я… глуп. Но… потом я понял это. И вспомнил, как это бывает, когда о тебе кто-то заботится. Жаль, что у меня нет больше той футболки, она по-прежнему очень много значит для меня.
- Я знаю, - я играла с его волосами. – Там было так много вещей, которые я с удовольствием бы забрала вместе с собой… например, диктофон…
- Диван, - добавил Эдвард, - стул!
- Стул, точно, - я взвизгнула, тоже по нему скучая. – А еще все мое красивое белье, которое ты мне купил, а Элис и Розали выбрали. Я даже не успела поносить большую часть из него.
- Я дам тебе больше, Белла, - пообещал он.
- Я знаю, знаю, - я снова поцеловала его макушку. – Просто это… ну ты понимаешь… это не то же самое…
- Понимаю, - согласился он, поглаживая мои ноги сзади, - я тоже так думаю о тех вещах.
Вскоре вернулись маршалы и снова начали работать с Эдвардом.
Он пытался отвечать так, как того хотели копы. Но когда темы их разговоров возвращались ко мне, он снова начинал сердиться. Я не знаю, чего они от нас хотели. Они бы вели себя так же на нашем месте. Я, скорее всего, тоже буду злиться, когда меня будут спрашивать об Эдварде. И я была рада, что подготовка к суду займет несколько месяцев, а может быть, и лет. Я не спешила увидеть унижение Эдварда перед всем миром.
До меня в тот вечер очередь так и не дошла. Маршалы очень устали от сопротивления Эдварда и на сегодня решили закончить. Они уехали, а мы просто пошли спать, используя для этого комнату Эдварда, пока не было Кэти.
Я не знала, правильно это было или нет, но решила помочь Эдварду спокойно уснуть сегодня.
После всего, что сегодня было, я решила обойтись без секса. Я полностью раздела его, целуя нежно и мягко, освобождая его плоть.
- Если ты хочешь обойтись сегодня без секса, мне кажется, ты что-то делаешь неправильно, доктор Белла, - поддразнил он, стоя обнаженным возле кровати.
Он склонил голову и поцеловал меня в щеку так благоговейно, что я чувствовала что-то особенное в течение нескольких секунд. Нежным прикосновением он поднял мой подбородок и углубил поцелуй, но я знала, к чему это может привести нас.
- Не сегодня, милый, - прошептала я ему в ухо мягко, стараясь, чтобы он не почувствовал себя отвергнутым, как в прошлый раз. - Я знаю, что сегодня ты устал. Я вижу это по твоим глазам. Я хочу, чтобы сегодня ночью ты спал. И хочу, чтобы ты лег так, как тебе удобно. Пожалуйста.
Он улыбнулся мне и лег на спину, не понимая, что творится в моей голове.
- Ты очень важен для меня. Ты знаешь это? – я начала раздеваться сама, нагнувшись, чтобы еще раз поцеловать его чертовски совершенные губы. Они были настолько теплыми и мягкими… Я чуть не поддалась им. Это очень талантливые губы.
- Нет-нет… - улыбнулась я, когда он застонал. Мне удалось оторваться от него.
- Белла… - прошептал он, а я боролась сама с собой, ведь тогда все попытки насмарку.
Я встала на колени с его стороны кровати – он наблюдал за мной – и приложила пальцы к его глазам, осторожно перемещая их на веки.
- Закрой глаза, дорогой, - прошептала я, мой голос был очень тихим, но слышимым.
Он закрыл глаза и улыбнулся про себя, ожидая моего следующего слова.
- Как ты обычно спишь, малыш? – осмелилась спросить я, а затем добавила: – Держи глаза закрытыми. Просто покажи мне. Пожалуйста. Все хорошо.
Он сделал так, как я просила, сглотнув и вздохнув. Он положил руки над головой, слегка согнув их, и раздвинул ноги. Слава богу, что у нас двуспальная кровать.
- Ты такой сильный, Эдвард, - прошептала я со слезами на глазах. – Я хочу, чтобы ты знал о своей силе… А еще я хочу, чтобы ты мог спокойно спать. Я не буду связывать тебя. Ты сможешь спать в таком положении, в каком тебе захочется. Хорошо?
Минуту или две он не реагировал, а потом пару раз кивнул, и на его лице при этом отображалась боль.
- Ш-ш-ш… - я коснулась его лба обеими руками. - Здесь нет правильного ответа или неправильного, Эдвард. Все в порядке. Так не будет вечно.
Он слегка выдохнул, и это было похоже на вздох облегчения.
Я гладила его руку и шептала:
- Ты лучше чувствуешь себя? – спросила я. – Ты же не чувствуешь напряжения прямо сейчас?
Он кивнул, не открывая глаз. И на его лице не было стыда.
- Хорошо, - я двигала руками по всему его телу, стараясь не стимулировать его сексуально, а просто для расслабления. – Просто дыши, вдох… и выдох… пусть все уйдет… здесь никого нет, кроме нас… ты в полной безопасности… никто тебя не заберет.
И это безумие, мне показалось, действительно начало работать! Через пару минут он уснул. Я почувствовала, что моя попытка увенчалась успехом, когда услышала тихое милое сопение.
Я нежно поцеловала его в губы, и он усмехнулся во сне, а я направилась на свою сторону кровати. Укрыв его одеялом, я немного помолилась, чтобы он спал спокойно всю ночь без кошмаров. И я попросила Бога со злостью в голосе: «Просто дай ему поспать одну ночь без проклятых изнасилований и пыток».
Я засыпала, наблюдая за человеком, которого любила, и мечтала, каким бы он был, исчезни вдруг вся боль, накопившаяся в нем. Был бы он другим? Нравился бы он мне таким? Нравилась бы я ему? Или он нуждается во мне только потому, что я добра с ним?

EPOV

- У тебя все хорошо получается, парень! – с улыбкой похвалили меня, в то время как я пустил свою лошадь рысью туда, где стоял он и Салли.
- Спасибо, Боб, - улыбаясь, выдохнул я. – Мне так нравится это! Ты не представляешь…
- Ты так быстро двигаешься? – ухмыльнулся Боб, осматривая меня. – Ты, наверное, очень любишь гоночные машины.
- О, Я ЛЮБЛЮ быстрые машины, - признался я, расстраиваясь, что нам снова пришлось остановиться. Мне хотелось двигаться!
- Непривычно, что кто-то научился этому так быстро, - сообщил Боб с гордостью. – Ты выглядишь натурально. Я чувствовал, что ты быстро научишься. Ты был рожден, чтобы ездить на лошадях.
- Я не знал об этом, - я почувствовал, что мое лицо покраснело, и отвернулся.
Правда, я всегда хотел покататься на лошадях. В детстве у меня было все, мои вечно отсутствующие родители отправляли меня во все самые элитные школы-интернаты, в лучшие из лучших. Я ненавидел каждый из них. Поэтому я плохо вел себя, делал все, чтобы меня исключали. В некоторых школах это удавалось с трудом. И никогда мне не разрешали заниматься верховой ездой, как другим детям, потому что я был «трудным ребенком». Это задевало меня. Они отказывали мне даже в нахождении рядом с лошадьми. Мне запрещалось ухаживать за ними. Они думали, что я нанесу вред лошадям. Я воспринимал это, как большое оскорбление. Я никогда никому не вредил, даже при попытке к бегству. И я никогда бы не обидел животных.
Я просто хотел быть дома… с Джозефом и Кэтрин. Это было единственное место, где я чувствовал себя в безопасности. И неважно, что я вытворял, какие проблемы доставлял, они всегда любили меня, при любых обстоятельствах. Конечно, они ругали меня, но они воспитывали. Особенно Кэтрин, она всегда говорила, что вырастит из меня хорошего человека, даже если это убьет ее. И она никогда не отказывалась от меня. Злилась она или нет, она всегда была со мной, словно моя настоящая мать.
Боже, я так скучал по ней. Она думает, что я умер, они оба так думают. Ведь как только я вернул их в свою жизнь, мой автомобиль взорвался. Мне так и не удалось увидеть их снова. Это, должно быть, убило Кэтрин. Она грубая ирландская женщина, но я знаю, что она любила меня как сына, единственного сына, который у нее когда-либо был. Она моя мать. И мне плевать на биологию. И я ненавижу, что причинил ей столько боли. Так сильно хочется позвонить ей. Но я не могу.
Забавно… Мне плевать на то, какие чувства могут испытывать Эсме и Карлайл.
- Сегодня был отличный урок, - сказал Боб, глядя на холмы, залитые солнцем, - хорошая работа, Муравей.
Я уже привык к своему прозвищу.
- Спасибо, Боб, - сказал я ему от всей души, - я действительно ценю, что ты находишь время, чтобы учить меня.
- Это не проблема, мне и самому интересно, - ответил он. - Прозвучал сигнал, что пора возвращаться в стойла.
- Я слышал это, - подтвердил я и почувствовал, что действительно скучаю по лошадям. Я представил, чем сейчас занимается Йо-Йо, и все ли с ним в порядке. Фантастика!
- Прокатись еще один раз, я знаю, ты хочешь этого, - разрешил Боб, заглядывая в мое лицо, скрытое шляпой. – Десять минут. Нам нужно возвращаться.
- Хорошо, спасибо! – я почувствовал себя ребенком, подпрыгивая, сжимая лошадь сапогами по бокам и крича: - ДА!
И я пустил лошадь рысью, постепенно набирая скорость, вдаль, в широкие золотые поля. Ветер ласкал мое лицо, когда мое тело неслось вперед вместе с лошадью. Сжимая свои ноги, я надежно сидя в седле; удивительно, что стук копыт успокаивал меня.
Я видел, что Боб прогуливается легкой рысью в том месте, где я его оставил, позволяя Салли немного остыть, прежде чем мы вернемся назад, чтобы пообедать.
Я смотрел вперед, но это не смогло бы помочь, я чувствовал скорость, ощущение полета, когда смотрел на черную гриву Солнца Полуночи, порхающую по ветру передо мной.
Чувствуя себя ковбоем, я вдруг услышал свой голос:
- УУУУУУУУУУУУУУУУУ!
Но, по крайней мере, я не кричал: Йи-ха!
Я смеялся, и как бы глупо это ни звучало… но меня действительно это не волновало.
Интересно, могу я с этого момента называть лошадь Вольво.
Десять минут бесплатной поездки были классными. Мне хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось. Но все прошло слишком быстро, Боб звал меня обратно. Я застонал и повернул… возвращаясь.
Эта езда стоила всего того дерьма, что мне приходилось переживать в конюшне, решил я, когда возвращался к своему учителю. Мне понравилось, и я знал, что буду чувствовать грусть, так как не смогу кататься каждый день. Будет гораздо сложнее делать свою работу, зная, что другие ребята выгуливают лошадей. Я мог бы делать несколько основных приемов, но знал, прежде чем я начну ездить, как ребята с родео, мне предстоит обучаться месяцы, годы. Они двигались грубо и быстро. Но пока я работал, мне удавалось увидеть немного. Иногда лошади даже стояли на двух задних ногах, для меня это было что-то страшное. Я знаю, что мне предстоит еще многое узнать.
Но я могу кататься. Даже если пока еще не так быстро… Мне все равно. Я чувствовал себя свободным… когда несся вперед… и никто не мог остановить меня. Мне нравилось это чувство.
- Не смотри так грустно, - рассмеялся Боб, когда мы вели наших лошадей назад. – Завтра еще пойдем.
- Я знаю, - я был похож на ребенка с надутыми губами. – Просто мне нравится ездить верхом. Я говорил это уже несколько раз… Я знаю. Это несложно… это просто… Просто великолепно!
Я не знаю, понимал ли он, о чем я говорил, но он согласно кивнул.
- Я знаю, знаю, - усмехнулся Боб. – Я говорил, что тебе надо только сесть. Ведь я чувствовал то же самое, когда только начинал кататься.
Мне очень хотелось, чтобы Боб знал, как я ценю его дружбу, то, что он учил меня, и не только езде, а гораздо большему. Он был настолько терпеливым со мной… Я говорил черт знает какие вещи, а он… просто шел рядом.
- Ты хороший друг, Боб, - услышал я свой голос, тихий, но от всего сердца, и добавил: – Спасибо.
Я надеялся, что он понимал: я имел в виду все, а не только сегодняшний день. Он улыбнулся и ответил:
- Ты тоже хороший друг. Ты делаешь все великолепно. Я горжусь тобой.
Его слова звучали так, словно их говорил папа. За два последних предложения в детстве я готов был отдать все свое самое дорогое, только бы услышать их от отца. Но этого никогда не было. Я смотрел на свою лошадь глазами, которые заволок туман. Слава богу, я мог спрятать их под своей шляпой.
Оставшийся путь мы проехали в молчании. И нам не было неловко. Мне казалось, что мы были друзьями на протяжении многих лет. И просто катались верхом на лошадях по полям старого Запада. Это было весело, я фантазировал до тех пор, пока не увидел конюшни вдалеке.
Может быть, здесь не так и плохо. Может быть, я почувствую себя здесь, как дома.
Пока не пойду в тюрьму за убийство.