Глава 12. Сон

Арт

~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~

Годрик милостивый, что я творю?

Гермиона скривилась от слишком громкого скрипа открывающейся двери. Добавила немного магии в тусклый свет Люмоса, ровно столько, чтобы различить очертания предметов. Она нервно проскользнула внутрь и, ощутив прохладу воздуха, плотнее запахнула халат; ее взгляд обратился на кровать.

Грейнджер замедлила шаг и остановилась. Теперь она слышала невнятные сонные протесты и учащенное дыхание.

Драко снился кошмар, и когда она присмотрелась внимательнее, то смогла заметить серебристую россыпь капелек пота на его лбу. Лицо Малфоя было искривлено от боли, и та уязвимость, что она увидела, была абсолютно обезоруживающей. Он был… прекрасен, и это заставило все внутри гореть. Она моргнула, отогнав морок, когда он начал извиваться под одеялом и сдавлено ворчать.

Возьми себя в руки, Гермиона…

Она продолжила опасливо продвигаться в его направлении, не в силах отвести завороженного взгляда. Малфоевы вздохи и стоны посылали мелкую дрожь в кончики ее пальцев, что принуждала прикоснуться к нему, но она смогла устоять.

Должно быть, он замерз. Она увидела, что на нем была надета лишь пижамная куртка, что прикрывала торс; тяжело было сказать, дрожал ли он от холода или содрогался из-за видений, проносящихся во сне. Мучимая сомнениями, она сбросила халат и трансфигурировала его в толстое одеяло. С опаской приблизилась к Драко и, накрывая, случайно задела холодную кожу Малфоя. Замерла, когда тот вздрогнул от прикосновения — с пересохших губ сорвался сонный стон.

— Я должен вас убить… иначе они убьют меня.

Гермиона вздохнула и перевела взгляд к его переполненному тоской лицу. Он выглядел так, словно находился под пытками; она почувствовала, как желудок скрутило от беспокойства, которое ей не следовало испытывать. Грейнджер склонилась и внимательно всмотрелась в лицо Малфоя, на мгновение позабыв о холоде.

— Драко, — прошептала она прежде, чем успела остановиться, — Драко, это я. Проснись.

Его хриплые стоны лишь усилились, и она осторожно подняла руку и приложила к его влажному лбу. Как только ее кожа соприкоснулась с его, он распахнул дикие затуманенные глаза. Гермиона едва успела испугано взвизгнуть, как он схватил ее Грейнджер руку и притянул к себе. Малфой перевернулся так, что оказался между ее раскинутых ног; теперь она была зажата под ним. Он был растерян, тяжело дышал, пребывая в шоке от ночного кошмара, нависал над ней, обнажая зубы; он находился так близко, что несколько белых прядей задевали ее лицо.

—Драко, — выдохнула она, не побоявшись его смятенного состояния, — успокойся. Это я.

Выражение его лица едва заметно смягчилось, и Гермиона почувствовала, как он ослабил хватку вокруг ее запястья, и быстро поднесла к нему руки. Она обрамила ладонями его лицо, поглаживая большими пальцами холодные щеки. Малфой не отпрянул, как она того ожидала, он выглядел ушедшим от действительности; уставший и совершенно невменяемый от истощения, но все еще подрагивающий.

— Все хорошо, — мягко сказала она, продолжая движения пальцами, — все хорошо.

Его веки опустились, почти скрыв глаза, а дыхание, отражающееся от лица Гермионы, начало успокаиваться. Драко уже не трясло, но она все еще не выпускала его лицо из рук, желая, чтобы он полностью проснулся. Он слегка качнулся, потеряв равновесие, и перевел на нее отстраненный взгляд. Его глаза были затуманены, когда он медленно приблизился к Гермионе, и она нехотя признала, что даже и не собиралась сопротивляться, когда его губы накрыли ее.

Если их первый полу-поцелуй был легким и призрачным, этот оказался чувственным и уверенным. Между их губами сквозило отчаяние, и Гермиона не смогла удержаться, чтобы не вложить всю себя, когда Малфой прошелся языком по ее нижней губе. Она легко, но смело ответила на это действие; влажные звуки их поцелуя прозвучали в унисон с двадцатью ударами ее сердца, а затем все прекратилось. Малфой прислонился своим лбом к ее, почти соприкасаясь с ней губами, а Гермиона изо всех сил старалась не замечать рой вопросов, которые грохотали в ушах, пытались вырваться из груди.

Она медленно открыла глаза и поняла, что Драко все еще не отпустил сон, и он выглядел блаженно умиротворенным. Она лежала так спокойно, как только могла, смакуя мятное послевкусие его поцелуя.

— Грейнджер… — сонно пробормотал он, хотя все еще не знал, была ли она явью.

Гермиона не посмела даже пошевелиться, когда Малфой не спеша скатился с нее и отполз в сторону. Она неотрывно следила за ним, выискивая хоть какие-либо признаки того, что он пришел в ужас, когда осознал, что они только что сделали. Он зажмурился и, подтянув простыни, завернулся в них; Гермиона приподнялась, намереваясь уйти, но сонный голос заставил ее остановиться.

— Останься.

Она моргнула и внимательно посмотрела на него, стараясь понять, послышалась ли ей эта просьба; но он выглядел совершенно потерянным в своем собственном мире. Ей это причудилось? Она хотела остаться…

Вопреки доводам рассудка, она залезла под одеяло и постаралась не замечать голос на задворках сознания, который твердил, что это отчаянное решение еще аукнется ей поутру. Она сохранила межу ними приличное расстояние, понадеявшись, что это хоть как-то спасет положение. Гермиона устроилась поудобнее и быстро наложила согревающие чары, а затем ее собственное утомление настигло ее.

Она перевела взгляд на Драко и опустила веки; и за мгновение до того, как Грейнджер поддалась своим опасным снам, она поднесла пальцы ко все еще саднящим губам и сладко вздохнула.

~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~

Драко проснулся, смутно слыша щебетание утренних птиц. Что-то в его подсознании подсказывало, что это было первое утро за долгое время, когда дождь не барабанил в окно; внезапно он ощутил на подушке нечто чужеродное, что заставило его окончательно проснуться.

Что за…

Его щека была укрыта кудрями Грейнджер; и тогда он вспомнил сон, что увидел ночью. Он стал долгожданной заменой его привычным кошмарам об убитых волшебниках и башнях; поцелуй гриффиндорской принцессы. Он запомнился неясным видением без каких-либо деталей; таким и было большинство его снов, ведь это лишь сны. Лишь сны.

Но все же странно: этим утром его губы были крайне чувствительны.

Он устремил ошеломленный взгляд на лежащую рядом Гермиону и решил для себя, что ее нежные, очаровательные черты — едва ли не самое прекрасное, с чем ему доводилось просыпаться за долгие месяцы, проведенные в бегах. Она выглядела чертовски пленительной, почти эфемерной; она спокойно дышала, растрепанные локоны обрамляли расслабленное лицо. Утомленный взгляд Малфоя упал на ее слегка припухшие губы, и он представил...

Прекрати вести себя, как конченый идиот.

Если раньше казалось, что спальня переполнена ее ароматом, то сейчас он практически тонул в нем, и это было божественно. Он сомневался, стоит ли к ней прикоснуться и проверить, превратились ли его фантазии в полноценные галлюцинации, но ее янтарные глаза медленно стали открываться, и Драко уже не успел проверить свою теорию. Долгое время они не сводили друг с друга глаз: она выглядела чуть смущенной, он же смотрел на нее с подозрением.

— Грейнджер, что ты здесь делаешь? — спросил он с ожесточенным лицом; казалось, нервное напряжение заискрило в ее голосе, после чего она прерывисто вздохнула. — Грейнджер…

— Я… — тихо начала она. — Я подумала, что ты мог замерзнуть.

Услышав ее ответ, Малфой нахмурился.

— Что…

— Я принесла тебе одеяло, — пояснила она дрожащим голосом. — И… ты попросил меня остаться.

Он оскалился, но туманный образ рассеял его внимание. Докучливый сон внезапно обрел черты воспоминания. Он отбросил подальше волнующую мысль и уже хотел начать спорить, что никогда бы не попросил ее остаться, как вдруг следующее робкое признание заставило его умолкнуть.

— Я… я хотела остаться.

Потемневшие зрачки Малфоя расширились, и он быстрым взглядом осмотрел ее лицо, а затем его охватил похотливый порыв, с которым он не смог совладать. Драко крепко схватил ее и страстно поцеловал; перекатившись на кровати, оказался сверху и ощутил, что эта позиция кажется ему до прекрасного знакомой. Ее пальцы гладили его шею, пока он наполнял ее изнутри; все его раздражение и гнев пали от одного прикосновения губ Гермионы, когда он смог насытиться ее вкусом. Она не уступала, встречая его с совершенной податливостью, которая побудила его руки затеряться в ее волосах.

Девичий стон щекотал его горло, и он плотнее вжался в нее, смакуя тепло ее тела, наслаждаясь ею под собой. Она застонала, и этот звук напомнил о ее пьянящих звуках в душе, что сильнее гнали кровь по венам. Но сейчас толчок в паху ощущался слишком резко, слишком реально: это заставило его вернуться в морозную реальность.

Он рванул от нее с яростным рыком и сел на краю кровати; ссутулился, ярость волнами прокатывалась по его спине. Он чувствовал каждый напряженный нерв на своих плечах. Драко опустил руки, сжал кулаки и оперся головой о костяшки пальцев. Это стало новым уровнем унижения и отвращения к самому себе; возможно, это была вершина в гребаной войне между ними. Он, разумеется, надеялся, что хуже уже не станет... Возможно...

Он услышал и почувствовал, как переместился вес на кровати, и возжелал, чтобы она ушла до того, как его характер возьмет над ним верх. Он чувствовал злость на нее и на самого себя, что шипела за закрытыми веками подобно раскаленным углям, догорающим в камине. Услышал, как Гермиона встала с кровати — так какого черта он не слышит, как она уходит?

— Драко…

— Уходи, — холодно бросил он, не поднимая головы. — Оставь меня, блять, одного…

— Но я…

— Я сказал, убирайся! — он резко вскочил с места и развернулся к ней лицом, на котором была запечатлена насмешливая ухмылка. — Сейчас же…

— Нет! — выкрикнула она в ответ, оборонительно расправляя плечи. — Я хочу поговорить о том, что произошло…

— Здесь нечего обсуждать! — возразил он. — Ничего не было…

— Как же ты жалок! — выкрикнула Гермиона, обвиняющее указывая на него дрожащим пальцем. — Почему ты отрицаешь, что это было на самом деле …

— Блять, да потому что это не так! — прорычал он с уверенностью в голосе. — Все, что происходит в этой тюрьме, нереально…

— О чем ты…

— Все это фальшь, — продолжил он. — Эта изоляция сводит меня с ума! Я бы никогда не опустился настолько, чтобы прикоснуться к тебе, если бы не это ебучее дерьмо, в котором мне приходится жить…

— Но обстоятельства неважны…

— Херня!

— Ты по-прежнему сам решаешь, как тебе поступать! — злобно выкрикнула она. — И чем раньше ты примешь это…

— А что насчет твоих поступков, Грейнджер? — спросил он подлым тоном. — Каким образом спать в одной постели с Пожирателем Смерти вяжется со всем твоим про-грязнокровным дерьмом?

Выражение ее лица стало ожесточеннее.

— Я виню в этом нездоровое суждение и минутное безумие…

— Тогда за свое безумие я виню тебя и эту старую суку! — завопил он, а затем на секунду затих и подозрительно сощурился. — Это что, какой-то извращенный заговор, Грейнджер? Что, ты и эта сморщенная ведьма нарочно это делаете?

— Что ты несешь?

— Я говорю о тебе и МакГонагалл! — рассуждал Драко с тихим рычанием. — У вас имеется какой-то жалкий план? Соблазнить Пожирателя Смерти и получить от него информацию о Волдеморте, благодаря небольшим блядским приемчикам?

— Пошел на хер…

— Уверен, это являлось частью твоего плана, — прошипел он с горечью в голосе, — отыметь меня, а затем шантажировать постельными задушевными беседами…

— Ты несешь вздор! — раздраженно фыркнула она.

Он запнулся, а затем оскалился и произнес:

— Да, это полнейший бред, — прорычал он. — Уверен, даже МакГонагалл в курсе, что твоя сексуальная привлекательность находится на уровне смердящего горного тролля!

Он уловил боль, что промелькнула в ее глазах, и почти пожалел о сказанном.

— Нет никакого сговора, — произнесла она после печального молчания. — Можешь верить во что угодно. Но единственное, чего я хотела, — чтобы ты понял, что магглорожденные тоже люди, что я — личность.

Малфой остался неподвижен и надеялся, что на лице не отразилась тень сомнения. Он ничего не знал о других магглорожденных, да и дела ему до них не было; единственная, кого он знал, — это Грейнджер. И она определенно была личностью; обладала чертами характера и эмоциями, которые он не всегда понимал, но, несмотря на это, был ими очарован. Она была тем человеком, который переворачивал с ног на голову все его убеждения и заставлял сомневаться в том, что было выжжено у него на костях. Она была человеком, чьи поцелуи заставляли медленно пылать…

— Я ухожу, — прошептала Гермиона, развернулась и направилась к выходу. — Но я хочу, чтобы ты ответил на один вопрос: если бы я была чистокровной, но оставалась прежней личностью, ты бы с той же поспешностью отрицал все случившееся этим утром?

Пока колкое замечание не успело слететь с его окутанного ароматом Грейнджер языка, она распахнула дверь, а затем громко захлопнула ее за собой, оставив Драко, замерзшего и сбитого с толку. Ее вопрос никак не шел из малфоевой головы, переплетаясь с раздумьями о рукописи Кинга и всем остальным, о чем он начал задумываться с тех пор, как осел в этой дыре, из которой нет побега.

Стал бы он так скоро отрицать их поцелуй, будь она чистокровной?

Нет. Блять, нет.[i]

~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~

Очутившись в безопасности своей комнаты, Гермиона захлебнулась в упрямых рыданиях, несмотря на старательные попытки сдержаться. Не столько его унизительное замечание спровоцировало ее слезы, сколько собственная реакция на них. Ей не следовало бы переживать из-за его мнения; давно уже стоило привыкнуть к едким словам, но, [i]Годрик свидетель, они причиняли боль. Она могла бы поклясться, что ощущает убийственную боль в груди, и она ненавидела его за то, что испортил момент, который казался… что ж… милым. Даже божественным.

Она решила, что в действительности ей стоило быть благодарной за это: по крайней мере, у одного из них хватило ума, чтобы разорвать связь.

Но почему ему обязательно необходимо вести себя, как последней сволочи? Почему необходимо все настолько усложнять? И почему это вообще должно было случиться?

Почему я так поступаю?

Это была лишь случайность… но все же, может ли случайность оставаться таковой, если она повторяется снова и снова? Скорее всего, нет.

Дрожащими пальцами она смахнула слезы и прочистила горло. Быстро взглянула на часы — еще не было и шести утра; слишком рано для занятий. Но ей было необходимо выбраться отсюда. Гермиона быстро, как только могла, оделась в теплую одежду, набросила капюшон и покинула дортуар, изо всех сил стараясь не оглянуться на дверь Драко. Она шла по переходам и темным коридорам, пока не вышла из замка в прохладный рассвет.

От вида захватывало дух; от серо-розового неба с голубоватыми облаками у нее перехватило дыхание, однако разум ее был слишком увлечен, чтобы уделить этой красоте хоть немного внимания. Заметив, насколько частым стало ее дыхание, она наложила согревающие чары и отправилась по молчаливым землям, пока не заметила растрескавшееся дерево, покрытое изморозью.

Как только она упала у его корней и прижалась к стволу, слезы снова покатились из глаз.

Здесь Гермиона могла открыто плакать, не опасаясь надоедливых взглядов, но она по-прежнему чувствовала себя обманутой.

Она должна была посмотреть фактам в лицо, даже если те были в корне неверны и разрывали на части. Если ее так сильно задело грубое высказывание Драко, тогда очевидно, что она к нему что-то испытывала, будь то сострадание или что другое. Гермиона не смогла припомнить, чтобы она с такой же горячность отрицала свои чувства, помимо истории непродолжительных отношений Рона с Лавандой, но предпочла проигнорировать опасные ассоциации, что пришли с этой мыслью. Возможно, она была так обеспокоена потому, что Драко был единственным, с кем она проводила значительное количество времени с тех пор, как Гарри с Роном покинули ее. Возможно.

В его присутствии она понемногу начала ослаблять свою защиту и поплатилась за это.

Может быть, с ее стороны было глупо втягиваться в почти-комфортную рутину с Драко и считать, что он изменит свое к ней отношение, но она не теряла надежду…

Грейнджер продолжала надеяться, что друг для друга они станут чем-то… иным…

— Гермиона.

Она была слишком поглощена собственными размышлениями, чтобы незамедлительно отреагировать на зов, поэтому медленно вытянула шею и бросила растерянный взгляд в сторону говорящего.

— Луна, — выдохнула она, когда Лавгуд подошла ближе, — что ты здесь делаешь?

— Небо прекрасно, — тихо ответила та, опускаясь на колени подле Гермионы. — Это лучшее время суток, чтобы понаблюдать за Келпи [1]. Зачем ты так рано встала?

— Мне нужно было на воздух, — устало выдохнула она, быстро пряча любые признаки слез. — Почему ты?..

— Твои губы вновь выглядят забавно, — перебила Луна размеренным тоном. — Снова пчела ужалила?

— Что? Да. То есть, нет, — Гермиона начала неловко заикаться, пытаясь взять себя в руки. — Нет, дело вовсе не в пчелах. Думаю, это реакция на что-то другое.

— Что бы это могло быть?

— Я пока не уверена, — она пожала плечами и поднесла к губам свои исследующие пальцы, чтобы узнать, выглядят ли ее губы иначе, — но совершенно очевидно, что для меня это плохо.

— По-моему, тебе очень идет, — Луна широко улыбнулась самой себе, ее глаза сосредоточились на восходящем на востоке солнце. — Похоже, на этот раз твоя реакция была сильнее.

— О чем ты?

— Сегодня твои щеки горят, — произнесла Лавгуд безучастным тоном, — и твои глаза похожи на глазурь…

— Скорее всего, дело просто в утренней прохладе, — слабо возразила Гермиона.

— Нет, — Луна покачала головой, — дело в чем-то другом. В любом случае, благодаря этому ты выглядишь прекрасно, Гермиона.

Грейнджер слабо улыбнулась ей и пробормотала в ответ:

— Спасибо.

— Я слышала, ты пойдешь в Хогсмид в субботу, — медленно проговорила Луна; Гермиона заметила, как на лице Лавгуд танцуют первые лучи утреннего солнца. — С Майклом, да?

— Да, — она кивнула. — Ты чего-нибудь хотела?

— Не могла бы ты принести мне немного Лакричных Палочек из «Сладкого Королевства»?

Гермиона нахмурилась.

— Не знала, что ты их любишь.

— Я и не люблю.

Гермиона склонила голову на бок и медленным взглядом изучила Луну, отметив, что та и сама выглядит немного иначе — ее глаза светились, Лавгуд выглядела обыденно отсутствующей; в какой-то момент показалось, что в них кроется некий секрет. Хороший секрет.

— Луна, можно я у тебя кое-что спрошу?

Лавгуд не спеша повернулась к Гермионе, обращая на нее все свое внимание.

— Конечно, — отозвалась она, — я постараюсь ответить.

—Мы заметили, что ты куда-то пропадаешь в выходные и среди недели, — осторожно произнесла Грейнджер. — Где ты исчезаешь?

Если Луна и была удивлена, она этого не показала.

— Даже и не представляла, что кто-то заметит мое отсутствие.

— Ох, Луна, — нахмурилась Гермиона, — ты же знаешь, что мы переживаем о тебе. Конечно же, все…

— Я не это имела в виду, — перебила она, слабо улыбнувшись. — Во время войны людям свойственно не обращать внимания на поведение окружающих, и это нормально. Вообще-то, я крайне тронута, что это заметили.

— Так где ты пропадаешь? — настояла она. — Если у тебя какие-либо проблемы, мы сможем помочь.

Луна мягко усмехнулась, и Гермиона вскинула брови.

— У меня все в порядке, — сказала Лавгуд, — скорее, даже очень хорошо. Но, боюсь, я не могу рассказать тебе, куда я хожу.

— Почему?

— Это может подвергнуть риску другого человека, — прошептала Луна, и на какой-то миг ее лицо приобрело задумчивое и сосредоточенное выражение. — Извини. Слишком опасно рассказывать об этом, это ведь не только мой секрет.

Пока Гермиона осознавала причины Луны и рассуждала о том, что у нее самой нет никаких прав претендовать на раскрытие тайн, когда в ее дортуаре был сокрыт Пожиратель Смерти, нечто в голосе Лавгуд заинтриговало ее.

— Ты неравнодушна к тому другому человеку? — неуверенно спросила Гермиона. — Должно быть так, раз ты согласилась взять на себя такой риск.

— Разве не все мы рискуем в наши дни?

— Я переживаю о тебе, — печально продолжила Грейнджер. — Эта война…

— Порой войны могут принести нечто хорошее, — сказала Луна, вставая. — Они могут научить людей держаться того, что правильно, даже если ради этого придется рискнуть.

Гермиона смотрела вслед Луне, направляющейся в сторону замка, и проворачивала в голове сказанные ею слова. Как и всегда, та покинула ее в состоянии где-то между недоумением и просвещенностью; она размышляла: не приказала ли Луна одному из своих выдуманных существ шпионить за ней по ночам. Грейнджер повернула голову так, чтобы лучи почти взошедшего солнца освещали лицо и, крепче обняв себя руками, прижалась к сухому дубу.

Она должна сосредоточиться на задании Ордена и отбросить подальше все обнадеживающие мысли о Драко. Это было неприемлемо и совершенно наивно, и не важно, насколько соблазнительной казалась возможность проанализировать все это.

Но это было слишком сложно игнорировать.

И она прокляла себя за то, что позволила мыслям о нем проскользнуть к себе в голову. Снова.

~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~

В течение двух дней ему вполне успешно удавалось избегать Грейнджер, оставаясь изолированным в своей комнате — он покидал ее лишь для того, чтобы посетить ванную и перехватить горячей еды, которую она продолжала для него оставлять. Драко полагал, что она так же изо всех сил старалась не пересекаться с ним; это было бы даже здорово, если бы он снова не начал выпадать из реальности.

И на этот раз дело было не в клаустрофобии.

Нет, он ощущал перемены в своих крови и костях. Это было страстное желание; возможно, оно относилось к нехватке общения, а может, все дело было в самой Гермионе. Оно пульсировало в его венах и заставляло мышцы сжиматься в спазмах. Малфой дрожал, покрытый холодным потом, пока не начало казаться, что позвоночник вот-вот переломится пополам; его чуть не вырвало. Это было похоже на ломку наркомана, хотя, возможно, просто холодная погода успела подорвать его здоровье.

Казалось, что единственным лекарством является самозабвенная мастурбация в ответ на стоны Грейнджер в душе, но это занимало лишь тридцать минут в его аду длиною в день.

Он бодрствовал уже несколько часов, ожидал ее ежедневного мурлыканья, чтобы облегчить напряжение в теле. По солнцу смог предположить, что время близится к полудню, а это значило, что очередной выходной начинал просачиваться в его пребывание с ней.

Затем он вспомнил: Грейнджер говорила, что отправится в Хогсмид с этим мудилой с Рейвенкло; он почувствовал, как ярость вспыхивает под кожей. Казалось, его грудь готова разорваться от огромного веса внезапной и мощной злости; когда он все-таки услышал ее шорохи в ванной, то не смог прогнать неуловимые мысли, чтобы как обычно насладиться ею.

Вместо этого сомнительные и нежеланные сцены с Гермионой, приводящей себя в порядок, подготавливающейся ко встрече с этой пародией на волшебника, отдавались стуком в голове. Эта идея развивалась и обрастала деталями; он заскрежетал зубами, когда новая и новая волна отвращения накрыла его. Сжал кулаки, вонзаясь ногтями в ладони, и не осмелился пошевелиться, пока Грейнджер не вернулась в свою комнату и уже десять минут спустя он услышал, как за ней захлопнулась входная дверь.

Через мгновение Драко оказался на ногах; он тяжело дышал, зрачки были расширены. Малфой начал со шкафа и письменного стола, швырнул их на бок и начал колотить ногами, пока пол не украсили деревянные щепки, а мебель не превратилась в неузнаваемую груду мусора. Затем принялся за постельные принадлежности: разрывал ткань на тонкие лоскуты, выворачивал перья из подушек, но это не помогло ему успокоиться.

С последним рыком ревности, подпитываемой яростью, он схватил стул и швырнул его в окно, чтобы увидеть, как тот взорвался дождем из обломков. Драко с горечью посмотрел на зачарованное неповрежденное стекло, а затем опустился на пол среди разбросанных напоминаний о своем взрыве чувств и прислонился к изножью кровати. Так он провел несколько часов, сражаясь с жестокими грезами о Грейнджер, наслаждающейся компанией Корнера.

Сидя в одиночестве на полу спальни, он пришел к выводу, который абсолютно потряс его. Если Гермиона ошибалась, значит у него были все права презирать магглов и магглорожденных за их низкосортность; но если она была права, как это часто случалось, тогда он был ни кем иным, как ублюдком, которому основательно промыли мозги…

Слова Грейнджер из их последней стычки, что состоялся после утреннего поцелуя, никак не шли из головы.

Единственное, чего я хотела, — чтобы ты понял, что магглорожденные тоже люди, что я — личность…

Ты по-прежнему сам решаешь, как тебе поступать…

Я хотела остаться…

Что, если она была права?

Что, если все это не имело никакого смысла?

Что, если он и вся его семья заблуждались?

Тогда… возможно, тогда было бы нормальным, что он желал прикоснуться к ней, но какого хера ей это позволять?

Если она была права.

Он понятия не имел, во что ему теперь верить.

Проходили часы, Малфой продолжал сидеть без движения. Мысли в голове были слишком громкими, чтобы заметить, что она вернулась и теперь стучит в его дверь, или даже зовет его по имени.

Когда день катился к закату, Гермиона нашла его: застывшего в побежденной позе, окруженного рукотворным хаосом. Широко распахнутыми глазами, полными замешательства, она осмотрела погром, а затем взглянула на Драко, сидящего в центре комнаты, и ощутила толчок в груди. Она заметила, что он дрожал, но все же не предпринимал ни единой попытки согреться; его взгляд был отсутствующим и рассредоточенным. Уязвимая и искаженная поза тотчас напомнило ей о ночи, когда она нашла его посреди кошмарного сна, и которая привела к двум запретным поцелуям.

Решение весьма естественно пришло ей в голову — она кинула сумку и бросилась к нему, припала на колени и охватила его лицо замерзшими руками. Искра узнавания и жизни вспыхнула в его серых глазах, и Гермиона, облегченно вздохнув, принялась инстинктивно поглаживать большими пальцами его бледные скулы.

— Драко, — прошептала она ему в губы, — посмотри на меня, Драко. Что случилось?

Он тяжело сглотнул и прикрыл глаза.

— Сколько я здесь, Грейнджер?

Гермиона изумленно моргнула, но быстро подсчитала в уме даты.

— Немногим более пяти недель, — и через мгновение добавила, — думаю, дней тридцать семь.

— А кажется, что дольше, — пробормотал он.

— Почему ты разгромил комнату? — тихо спросила она и достала из кармана палочку. — Драко…

— Я не знаю, — прошептал Малфой, и она почувствовала, как он слегка расслабился в ее руках. — Я не знаю.

— Я хочу убрать беспорядок, — сказала она и взмахнула палочкой, — не шевелись, ладно?

Он ничего не ответил; а в это время все свидетельства его истерики начали медленно восстанавливаться вокруг них. Он отметил, что в этом есть своя ирония: Грейнджер исправляет то, что он разрушил по причинам, которые сам до конца не понимает; но его голова была слишком загружена сомнениями, чтобы уделить этой мысли хоть каплю внимания. Вместо этого он просто изучал ее лицо, снова пытаясь отыскать хоть один признак того, что она была недостойна, но в очередной раз не нашел ни единого.

Ни следа того, что он смог бы возненавидеть, и не важно, насколько сильно он вглядывался.

— Ты замерз, — сказала она, возвращая к нему свое внимание. — Дай я…

— Нет, — сказал он без привычного яда в голосе. — Грейнджер, я в порядке.

Она насупилась, но спорить не стала, зная, что в таком состоянии его лучше не провоцировать.

— Я принесла все, о чем ты просил, — сказала Гермиона, призывая свою заколдованную сумку.

Она снова взмахнула волшебной палочкой, и Драко отвлеченно стал наблюдать, как шторы и покрывало заменились богатой зеленой тканью, а заказанные им сладости легли на восстановленный при помощи Reparo [2] письменный стол.

— Драко в чем дело? Почему ты разгромил…

— Я сказал, что не знаю, — тихо повторил он. — Просто разгромил…

— Ты плохо выглядишь, — прошептала она и дотронулась ладонью до его лба. — Позволь, я принесу…

— Нет, — остановил он ее и крепко зажмурился. — Просто… не уходи.

— Драко, ты меня беспокоишь…

— Почему ты переживаешь за того, кого терпеть не можешь?

Гермиона наклонила голову, чтобы перехватить его взгляд.

— Я уже говорила, что не испытываю к тебе ненависти…

— А следовало бы, — твердо произнес он, — ты обязана меня ненавидеть.

— Но это не так, — спокойно возразила она, перемещаясь к нему немного ближе. — Может, и должна, но я не могу…

— Тогда что ты ко мне чувствуешь, Грейнджер?

— Снова этот вопрос? — она вздохнула, сложила руки на коленях и отвела взгляд. — Я не знаю, Драко.

— Ты считаешь меня злом? — прямо спросил он.

— Ты не зло, — заверила она без колебаний, — просто ты… сбился с пути. Ты человек, Драко, и ты совершал ошибки, но я не могу тебя за это ненавидеть.

Он поднял голову и судорожно вздохнул.

— Я должен тебя ненавидеть.

— Должен ли? — вторила она озадаченным тоном. — Получается, теперь это не так?

— Я не знаю, — прошептал он настолько тихо, что она не поняла, сказал ли он что-либо вообще. — Я… растерян.

Его неохотное признание было надуманным и невнятным, но она поняла, что его сомнения поощрили ее. Искра надежды, которую Гермиона столь решительно игнорировала, вспыхнула в груди, и она уже ничего не могла с этим поделать. Это было именно то, чего она желала — озвученное подтверждение, что он начал осуждать свои предрассудки.

Это раздразнило ее гриффиндорскую отвагу, и она снова подобралась к нему ближе, смело разместилась между его раскинутых ног и прислонилась к груди. Она ожидала, что Драко мгновенно воспротивится ее наглому жесту, но Малфой даже не шевельнулся, когда она положила голову ему на плечо. Он оставался совершенно неподвижным и безучастным; она же чувствовала себя в таком положении необъяснимо защищенной; в уютном тепле запретного момента, что убаюкивал ее.

— Это ничего не значит, — услышала, как Драко произнес возле ее уха; скорее, для самого себя, — ничего.

— Я знаю, — прошептала она.

Драко мучительно осознавал, что ситуация была слишком интимной и бесспорно неправильной, но после двух дней отрицания своего ненасытного желания быть к ней как можно ближе, он был чрезмерно увлечен, чтобы оттолкнуть ее. Он знал, что утром будет сожалеть об этом ошибочном решении, но не мог сопротивляться опьяняющему эффекту, что оказывала на него Грейнджер.

Часы едва пробили восемь вечера, а сон уже сморил Гермиону, и Малфой последовал за ней спустя короткое мгновение. Он тревожно осознавал, что многое менялось.

Он менялся.

~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~

[1] Келпи — водяной дух в шотландской низшей мифологии, большей частью враждебный людям. Обитает во многих реках в озёрах, является в облике пасущегося у воды коня, подставляет путнику свою спину и затем увлекает его под воду.

[2] Reparo — заклинание, восстанавливающее сломанные и разбитые предметы.

---

ФОРУМ
За перевод главы благодарим Agripina