Белла нажала на изображение и, до боли закусив губу, стала ждать, пока изображение загрузится. Когда спустя, наверное, вечность, изображение загрузилось, она понимала, что должна быть удивленной, шокированной или не верящей, но ничего такого не произошло. Это было нереально. Прекрасное лицо, смотрящее на нее с фотографии, рядом со своими родителями, было тем самым лицом, которое она уже знала. Она бы удивилась, если бы это было какое-то другое лицо. Уж слишком много было совпадений, чтобы все сложилось по-другому. Это объяснение казалось единственным – хотя и совершенно нереальным. Прекрасное лицо с фотографии было лицом, которое она знала и любила. Черты лица были более мальчишескими и не такими острыми, а линия подбородка немного мягче, но это все равно определенно было лицо Эдварда Каллена.

На пару мгновений Белла оказалась полностью парализованной, после чего ее захлестнул дикий смех, граничащий с истерикой, пока из груди не стали вырываться лишь всхлипы.
Она влюбилась в двух своих Эдвардов, она влюбилась в одного и того же Эдварда… только дважды.
Заставив себя немного успокоиться и закончить разговор с Майклом, Белла поспешила достать только одно письмо Эдварда, которое она так и не смогла перечитать – его последнее послание. Письмо, в котором он подробно описывал симптомы болезни, которая, как она предполагала до сегодняшнего дня, убила его. Письмо, в котором он признался, что любит ее.

В прошлый раз он сказал это первым. На этот раз – я. Справедливо.

Смех грозил снова захлестнуть ее, когда внутри появилось чувство дикой радости.

Он жив. Он здесь. Это он. Это на самом деле он. Он сейчас здесь, и он жив.

Смех застрял, так и не покинув горла девушки, когда она заметила имя, которое сразу же узнала.
Эдвард писал ей:
«К счастью, малыш Чарли проспал почти всю ночь, и доктор Каллен нашел одеяло, на которое я его положил».

Доктор Каллен… Доктор, которого он так часто описывал – доктор Каллен.

Осознание отрезвило Беллу. Радость, которую девушка испытывала всего минуту назад, превратилась во что-то другое. В голове сразу закрутилось множество мыслей, которые пробудили кое-что в ее памяти, и она достала самое первое письмо, которое он писал своему кузену. Его она не перечитывала. Девушка и не стала этого делать, ведь оно было адресовано не ей. И снова на нее смотрело то же самое имя: Каллен. Она видела это имя и раньше, но тогда оно не отпечаталось в ее памяти. После всего, что случилось потом, после всего, что она пережила, Белла просто забыла про него.

Если бы она помнила имя, то поняла бы намного раньше, кто сидел с ней за одной партой, или это снова всего лишь совпадение?

Беллу все еще переполняла неописуемая радость, но за всей это радостью реальность продолжала таращиться на нее. Только сейчас она поняла, что хоть Эдвард до сих пор и выглядит как семнадцатилетний, на самом деле ему больше ста лет.

Доктор Каллен? Сколько ему лет на самом деле? А Элис? Или Таня?
«…и я знаю его большую часть своей жизни». Таня сказала, что знает его большую часть своей жизни. Неужели она знает его больше девяноста лет?

Белла смотрела на последнюю фотографию Эдварда с его биологической семьей, но перед глазами стояли лица его новой семьи.

Майкл говорил, что его глаза были зелеными, но теперь уже нет. Сейчас они янтарного цвета, такие же, как и у остальных членов его семьи.

Белла уронила голову на стол.

Идиотка! Ведь они его УСЫНОВИЛИ. Цвет глаз не передается приемным детям. Так же, как и редкие медицинские болезни.

А был ли он «усыновлен» на самом деле? На момент болезни Эдварду было семнадцать, до восемнадцати оставалось всего восемь месяцев. Почему друг семьи решил его усыновить? Назвали бы это опекой, но усыновление? И почему друг семьи, когда у него такая большая биологическая семья?

Почему доктор Каллен сказал им, что Эдвард умер, ведь это не правда? Его биологическая семья. Ведь Эдвард ездил навестить их на целый месяц в конце прошлого года. Но биологическая семья, которую он знал, уже давно умерла.

Белла постаралась вспомнить все, что Эдвард говорил про свою биологическую семью, хоть это и были крупицы. Она провела пальцем по ящику стола с потайным отделением, вспоминая день, когда стол был доставлен ей.

Элис спросила его про дедушку. Что же она спросила?
«Эй, Эдвард. Разве у твоего дедушки, майора, был не такой же стол?»

Белла тяжело вздохнула.

Его дедушка… майор. Он сказал, что не помнит своего дедушку.

Свон вспомнила, как радовалась, когда стол снова был доставлен ей, и как Эдвард помогал ей его распаковать. Тогда она не обратила на это внимание, но теперь понимала, насколько он был возбужден, снова увидев стол, их стол. Она заплакала, а он вытер ее слезы. Что он тогда сказал?

«Не плачь. Я рядом».

Как она не поняла тогда, что парень, которого ты знаешь всего неделю, не может так говорить?
Букет, который он принес ей, стоял на другом конце стола.

Это была ваза его матери. Он сказал, что практически ее не помнит.
«Это одна из вещей, которые Карлайл забрал из моего дома в Чикаго после ее смерти. Я даже не помню этот предмет. Многие из вещей, принадлежавших моей матери, навевают воспоминания, когда я вижу их или надеваю».

Белла вспомнила, что в одном из своих писем Эдвард упоминал, как отец подарил матери вазу с цветами на ее день рождения за пару месяцев до его смерти.

Это та самая ваза?

Неожиданно кража вещей из дома Эдварда после смерти его матери и его предполагаемой смерти приобрела смысл.

Доктор Каллен вломился в их дом. Вот почему комната Эдварда пострадала больше всего. Доктор Каллен забрал его вещи. Он взял только его личные вещи. Все, что может ему понадобиться. Его одежду. Украшения его матери. Фотографии. Но зачем? Если он собирался фактически похитить его у биологической семьи, зачем он это сделал? Разве он не хотел разорвать связь Эдварда с его настоящей семьей? Зачем он старался укрепить ее с помощью вещей?

По щекам девушки потекли слезы.

Фонограф на третьем этаже его дома. Старые пластинки. Вот почему они были в таком хорошем состоянии. Он относился к ним с таким трепетом, потому что они принадлежали его биологической семье. И ваза. Доктор Каллен забрал эту вазу из его дома. Поэтому она кажется такой новой, поэтому на ней нет ни одной царапины и никаких признаков времени. Его отец купил ее новой за несколько месяцев до своей смерти.

Цветы все еще стояли в вазе. Многие из них уже завяли, но она так не собралась их выбросить. Белла закусила губу. Букет был таким необычным, эклектическим. Белла отправила фото Эдварда с его биологической семьей на печать через принтер внизу, а сама открыла новую закладку в браузере.

У каждого цветка есть свое значение. Красные розы означают любовь. Люди используют цветы, чтобы передать сообщение. А может он…

Она ввела в «Google» «значение цветов» и перешла по ссылке на «Википедию» с названием «Язык цветов». В букете девушка узнала только сирень, мыльнянку (мыльный корень) и цветок яблони, поэтому решила начать с первого.

Сирень пурпурная – первая Любовь.

Белла сильнее закусила губу, когда глаза стали заполнять слезы, и сделала глубокий вдох.

Мыльнянка – невинность, биение сердца. Цветок яблони – предпочтение.

Белла вытерла глаза тыльной стороной руки. Букет Эдварда был скрытым посланием, говорящим: «Я тебя люблю».

Черт. Он снова меня опередил.
Но почему стоило это скрывать?

Она начала нажимать на каждую ссылку с цветами в надежде найти те, что были у нее в букете. Это заняло некоторое время, но Белле все же удалось найти красные пушистые и маленькие желтые цветы. Даже зелень в букете имела свое значение. Маленькие желтые цветы – репейник – означали благодарность. Зеленые – акация – тайная любовь. Маленькие пурпурные цветы – амарант или неувядающий цветок.

Неумирающая любовь.

На языке цветов амарант значил неумирающую любовь.
Казалось, что кровь Беллы вмиг охладела. Ее мысли были запутанными и беспорядочными.

Неумирающая? А может Эдвард… Может доктор Каллен каким-то образом… Вот почему он до сих пор выглядит как семнадцатилетний? Он бессмертный? Что доктор Каллен сделал с ним?

Беллу снова стала заполнять злость.

Эдвард и его мать доверяли доктору Каллену! Они уважали его! Они встали на его защиту, когда все отвернулись!

Она снова уронила голову на руки, сделав глубокий вдох.

А может все они… Может, квилеты все это знают? Они называют их «странными». Может, поэтому?

Белла больше не могла вспомнить моменты, когда Эдвард упоминал свою родную семью, но один момент теперь обрел совсем другое значение. После того, как она проснулась у него дома, увидела фонограф и пластинки, то спросила, верит ли он в реинкарнацию. Он ответил, что нет. Он не верил в реинкарнацию, призраков или медиумов, но, когда она спросила, верит ли он в сверхъестественные силы…

Он сказал, что ему пришлось поверить.

Теперь странный тон его голоса приобрел смысл.

Тоска, сожаление… и благодарность. И страх.

Тогда она не обратила внимания на страх, но поняла его сейчас. В его голосе определенно слышался страх. И не только тогда. Но как много раз до этого? Белла вспомнила выражение его лица, когда он случайно упомянул, что его семья из Чикаго. То, как он нервно стал потирать затылок и бегать глазами по комнате, когда она увидела у него фонограф.

Он боялся. Но чего? Меня? Почему он боялся меня? Почему бы просто не сказать мне правду? Сказать, кто он на самом деле?

Белла вытерла слезы.

А что ему нужно было сделать?
Подойти и сказать: «Белла, это я. Все в порядке. Я не умер. Мой приемный отец сделал меня бессмертным. Разве не здорово?»
Может Эдвард боится доктора Каллена? Поэтому ничего мне не рассказал? Кажется, что он любит свою семью, но как это называется, когда похищенные люди привязываются к своим похитителям? Синдром Мюнхгаузена? Нет. Не так. Стокгольмский синдром вроде. Может именно для этого доктор Каллен и украл вещи его семьи? Чтобы Эдвард поверил, что он не такой уж и плохой?

«Посмотри, что я для тебя сделал. Разве это не мило с моей стороны?»
Все произошло так давно, и он сказал, что не помнит своих бабушек и дедушек и практически не помнит свою мать. Неужели доктор Каллен так сильно промыл ему мозги, что он забыл свою настоящую семью? Но ведь их так много. Неужели они все жертвы, как и Эдвард? А что насчет Тани? Я знаю, что она любит моего отца, и очень переживает за Эдварда и заботится о нем. Не могу поверить, что она могла причинить кому-то вред. И Элис… Или Эсми…

Белла стала накручивать круги по комнате, чтобы привести мысли в порядок. Она злилась и обижалась на Эдварда за то, что он не сказал ей правду, но, несмотря на это, понимала, что на то есть своя причина.
Свон помнила, с какой радостью Эдвард рассказывал ей про походы в кино в его время, и тон его голоса, когда он говорил ей, что Дебюсси был любимым композитором его матери. Тогда она не поняла, что было в его голосе – печаль.

Эдвард сказал, что практически не помнит ее. Но он до сих пор по ней скучает. Он все еще оплакивает ее. А что насчет его отца? Он помнит поэму, которую я отправила ему после его смерти. Помнит ли он своего отца? Или не помнит вообще?

Поэма. Он сказал, что дражайший друг прислал ему ее после смерти его отца.
Белла надавила костяшками пальцев на глаза, прежде чем уронить голову на руки. Как она еще тогда все не поняла? Уже тогда, пусть и косвенно, но он пытался сказать ей правду.

Какой семнадцатилетний парень говорит «дражайший друг»? Или его «милая Белла». Сколько раз он называл меня так в своих письмах? Как я не заметила этого раньше? Его «дорогая Белла», его «близкий друг». Так он назвал меня, когда написал, что любит.

Белла представила себе его милую и неловкую улыбку, когда он пригласил ее потанцевать. Ее сердце начало таять только лишь от этого воспоминания. Она вспомнила, что Эдвард сказал ей, когда подарил книгу на годов…

Годовщина! Это был не просто подарок на «пятидневную годовщину их первого поцелуя». Это была настоящая годовщина! Он сказал, что купил эту книгу очень давно всего за пару долларов. – Она рассмеялась. – Давно, он купил ее совсем новую еще в тысяча девятьсот двадцатом году!

Она вернулась к компьютеру, чтобы ввести в «Google»: «Агата Кристи, Таинственное происшествие в Стайлзе».

Мхм, как я и предполагала. Оригинальная цена за первый экземпляр в Соединенных Штатах была всего лишь два доллара. Пара долларов. Очень смешно, Эдвард.

Белла вздохнула и провела рукой по волосам, качая головой. Это точно он.

Ее отец подошел к комнате и постучал в дверь, и Свон быстро протерла лицо и попыталась избавиться от дрожи в голосе, прежде чем ответить.
– Белла? Уже поздно. Ты все еще занята домашней работой? – спросил отец, просовывая голову в дверной проем.
– Нет. А что?
– Ты что-то печатала.
Глаза Беллы округлились от страха. Она распечатала фотографию Эдварда и его семьи. А принтер был на первом этаже. Таня тоже была на первом этаже.

Если она видела фото, то знает, что я знаю, что они что-то с ним сделали!

– Ой. Точно. Я… просто… Это просто… Это ничего важного… Купон... Просто интернет-купон. В кино. На сеанс кино. В Порт-Анджелесе. Это был просто онлайн-купон в кино в Порт-Анджелесе. Девочки в школе говорили про поход в кино… В Порт-Анджелес. И я нашла купон. Для кино. Поэтому и решила его распечатать. Купон. В кино.
– Хорошо. Не забудь его.
– Не забыть что?
– Купон, – рассмеялся над ней отец.
– А, точно. В кино.
– Да. В кино. Ты в порядке, Беллз?
– В полном.
Боже, у нее появились нотки визга в голосе.

Боже, я вру копу и делаю это из рук вон плохо. У меня даже в голове звучит раскаяние.

Он снова засмеялся и покачал головой:
– Тогда спокойной ночи, Беллз.
– Спокойной ночи, пап.
Как только отец закрыл дверь, девушка упала на кровать, и все ее тело обмякло, словно кусок желе. Свон слышала только звук своего бьющегося сердца. Как только она стала снова чувствовать свои ноги и поверила, что сможет встать, не упав, то побежала вниз, чтобы забрать из принтера фото. Оно все еще лежало лицевой стороной вниз, и казалось, что никто к нему не прикасался, отчего Белла с облегчением вздохнула.
– На какой фильм вы с друзьями собрались?
– А-а-а! – вскрикнула Белла и развернулась. Ее рука инстинктивно схватилась за сердце, словно оно могло выпрыгнуть из груди. Таня стояла рядом с ней, пытаясь не рассмеяться. Белла не слышала, как она подошла. В абсолютной тишине комнаты она не слышала, как Таня пришла.
– Ты в порядке, Беллз? – спросила Таня, пытаясь скрыть хитрую ухмылку.
Все, что Белла могла сделать, это стоять с широко распахнутыми глазами, прижимая руку к груди, и кивать в знак согласия.

Сколько ей на самом деле лет?

– Прости, я не хотела тебя напугать, – извинилась Таня.
Белла продолжала стоять с широко распахнутыми глазами, отрицательно кивая головой.
– Все в порядке.

А может доктор Каллен сделал с ней то же самое, что и с Эдвардом?

– Ты точно в порядке, Белла?
Кивок.
– Может тебе не стоит смотреть ужастики?
Энергичный кивок.
– Никаких зомби?
Пока она слишком активно качала головой в отрицании, глаза Беллы расширились от страха.

Зомби?!

Глаза Тани наполнились беспокойством.
– Белла? Дорогая, серьезно, ты точно в порядке?
– Мхм.
Это звучало не как ответ. А скорее похоже на свист, вырвавшийся из легких.

Словно дверь со скрипучими петлями… Словно дверь со скрипучими петлями в старом доме… Словно дверь со скрипучими петлями в старом проклятом доме…

– Хорошо, – Таня села за обеденным столом и жестом позвала Беллу присоединиться к ней.
У Беллы пересохло во рту, а все тело обмякло. Она сглотнула и потянулась к стулу, чтобы сесть. У нее в голове крутилось лишь одно слово.

Зомби.

– Белла, я очень люблю твоего отца.
– Мхм.
– А он любит меня.
– Мхм.
Сердцебиение Беллы стало успокаиваться, и ей стало легче, когда она поняла, что Таня говорит правду. Таня с отцом любили друг друга. Ее отец любил эту женщину. Она вспомнила утренний инцидент, когда отец, Билли и Джейкоб вернулись с рыбалки.

Они вместе почти год. Он знает правду; он должен знать правду. Он знает правду и все равно любит ее. Он полицейский. Он шеф полиции. Отец ей доверяет. Он доверяет доктору Каллену. Он знает правду и доверяет доктору Каллену.

– Белла, Эдвард… Я знаю, что для тебя еще очень рано, но он тоже тебя очень любит.

Эдвард. Мой Эдвард. Он все еще мой Эдвард. Кем бы он сейчас ни был, он все еще мой Эдвард. И он все еще любит меня.

У Беллы стал проходить ступор.
– Я знаю.
Вот сейчас, сейчас пора это сказать.
– Я тоже его люблю.
На этот раз четыре слова – это уже лучше. Это все еще одни и те же слова, но их уже четыре, а не два.

Мой Эдвард.

Белла сильнее сжала в руках фотографию Эдварда, как все это время сжимала медальон с прядью его волос.

Мой Эдвард. Больше ничего не имело значения. Кем бы он теперь ни был – это не имеет значения. Он – мой Эдвард.

Она вспомнила, как он рассказывал про походы в кино в его время. Она вспомнила, как расплакалась, когда в понедельник в классе он стал читать поэму, которую она прислала ему после смерти его отца. А он протянул ей свой платок.

«Э.Э.М.К. Эдвард Энтони Мейсен Каллен».

Ей показалось, что он тогда не хотел говорить ей, что обозначает Э.М., но, на самом деле, просто не мог.

Эгги. Я сказала, что в таком случае я буду называть его Эгги.

Белла вспомнила, как часами после школы водила пальцем по инициалам на его платке, гадая, какое у него полное имя.

Александр Мэттью. Я предполагала, что его имя Александр Мэттью. Алекс. Имя парамедика в машине «Скорой помощи», которая везла ее в понедельник в больницу, было Алекс. Вот почему это казалось таким важным. Оно напоминало мне про полное имя Эдварда. Элис и миссис Каллен привезли пиццу от «Антонио». Вот, что напомнило мне про Эдварда. Антонио. После того, как Элис рассказал мне про пиццу от «Антонио», имя парамедика стало для меня таким важным. Энтони. Сидя в тот день в комнате, я предположила, что буква «Э» в его инициалах может значить Энтони. Вот почему я расстроилась и побежала в лес. Я была одна, и у меня в руках все еще был его платок. Теперь я вспомнила. Вот почему я не смогла его найти, ведь он был у меня в руках, пока я бежала по лесу. Должно быть, я уронила его, когда упала. Эдвард и Джейкоб оба были там. Но почему они оба были там? Они не могут друг друга выносить. Почему они оба были там? Эдвард сказал, что вынес меня из леса. Но я заходила в лес одна. Его не было рядом, когда я упала. Как он там оказался?

– Ты выглядишь так, словно увидела привидение, но если ты уверена, что с тобой все в порядке, я пойду спать. Тебе тоже пора идти. Не засиживайся допоздна. Завтра в школу.
– Со мной все в порядке. Никаких привидений.
Белла пару минут посидела за столом, слушая, как Таня поднимается по лестнице. Она не оборачивалась. Она просто сидела, смотрела прямо перед собой и слушала ее шаги.

Каждый шаг. Я слышала каждый ее шаг четко и громко.

Как только дверь в комнату отца закрылась, девушка на пару минут повернула голову в сторону лестницы.

Она сделала это специально. Я это точно знаю. Я не слышала ее раньше, и это напугало меня. Она сделала так, чтобы на этот раз я ее услышала. Она знала, насколько я напугана. Она видела фотографию. Должна была видеть. Она знает, что я знаю. Оба раза. Таня знала, что я не слышала ее, когда она подошла ко мне сзади. Таня сделала так, чтобы я услышала, как она уходит. Шаги были слишком тяжелыми и основательными. Она специально ступала на лестницу полной стопой. Она знала, что мне страшно. Поэтому решила снова напомнить мне, что они с отцом любят друг друга. Что Эдвард тоже меня любит.
«Я знаю, что для тебя еще рано…», «…рано для тебя…». Рано для меня. Для меня еще рано быть в него влюбленной. Но уже не рано для него. Утром, даря мне книгу, он сказал, что раньше у него не было девушки, которой можно было дарить подарки. Потому что все это время он ждал меня? Чтобы я вернулась к нему? Он все это время ждал меня.

У нее перед глазами всплыли последние три слова, которые всегда писал ей Эдвард Мейсен.

«Навсегда твой,
Эдвард».

И он не соврал. Все эти годы… Все это время… Окруженный, Бог знает каким количеством Джессик Стэнли более девяноста лет, он навсегда оставался ее. Переполненная этой мыслью, Белла медленно встала и поднялась в свою комнату.
Поднявшись, она села за их стол и принялась разглядывать фото Эдварда с его биологической семьей.

Эдвард… Это на самом деле ты. Все эти годы ты ждал только меня.

Неожиданно она вспомнила раздраженное лицо Джессики Стэнли в первый ее день в школе: «Не трать свое время. Эдвард ни с кем не встречается. Видимо, нет девушки, которая была бы хороша для него».

Это воспоминание заставило Беллу рассмеяться. Теперь все попытки девушек крутить хвостом перед Эдвардом и все их попытки опорочить его семью, которые так сильно злили Свон, приобрели смысл. Белла всегда удивлялась своей агрессивной реакции на слова Джессики, как часто она хотела затолкать слова этой девушки обратно ей в рот. А теперь она поняла, почему.

Ее странная реакция на Эдварда, возникшая непонятно откуда внезапная связь между ними… Чувства, которые она испытала утром, когда хотела схватить его и убежать, теперь приобрели смысл. Часть ее сразу же узнала Эдварда и очень боялась снова его потерять. Вот только ее мозг отказывался принять это. Ее сердце не было связано с логикой, в отличие от мозга. Ее сердце знало, что рядом с ней стоит именно ее Эдвард.

Белла снова вспомнила выражение лица Джессики Стэнли, заставившее ее рассмеяться. Ее позабавили собственные мысли в тот день. В первый день, когда Белла вернулась в школу после своего падения, Эдвард наклонился к ней и нежно поцеловал сначала в лоб, повторяя их первый поцелуй, – что стало для него своеобразной традицией с того вторника, – после чего поцеловал ее в губы. Они стояли перед входом в ее класс прямо на виду у Джессики. Войдя в класс, Белла подумала, что голова Джессики готова развалиться на две части. Свон не удивилась бы, если бы из ушей Стэнли пошел пар. В тот момент такие мысли удивили Беллу, но теперь они стали ей более понятны. Она всегда была скромным человеком, но в тот момент почувствовала свою силу. По крайней мере, Джессика так думала. В классе находились еще десятки людей с открытыми от удивления ртами, видевших их с Эдвардом поцелуй, и Белла была немного смущена этим публичным проявлением чувств. Но большая часть ее мыслей была сконцентрирована на раздраженном лице Джессики. В тот момент ее единственной мыслью было сказать Джессике: «Утрись». Сейчас Белла бы добавила: «сучка».

Белла провела пальцем по фотографии Эдварда. Изображению было около сотни лет, но Эдвард практически не изменился, лишь только на фото был немного моложе, и черты лица были более мальчишескими. На фотографии на Эдварде был надет черный костюм-тройка и черный галстук. Его волосы, которые сейчас были постоянно растрепаны, на фото были аккуратно зачесаны назад. Его отец стоял позади него с левой стороны. Он был выше Эдварда. Его мать сидела между ними двумя. Ее волосы были убраны в высокую прическу, как и требовали традиции того времени, а в ушах были сережки, которые гармонировали с ее брошью. Руки лежали одна на другой на ее коленях. Фотография была формальной, как и требовало то время. Между ними не было никакого контакта на фотографии. Они всегда стояли или сидели в идеальной позиции, не подаваясь в сторону друг друга даже совсем немного. В наши дни они бы позировали иначе. На их лицах было отрешенное выражение, никакой улыбки. По сегодняшним стандартам люди на фотографии выглядели холодными, но по письмам, который писал ей Эдвард, они были крепкой, дружной и любящей семьей.

У Беллы дыхание перехватило, пока она смотрела на его мать: она была такой элегантной и утонченной в своем шелковом платье. Но Белла знала не только то, что женщине предстоит пережить в ближайшие пару месяцев, но и что она уже пережила: попытки сводного брата опорочить ее, тяжёлые и преждевременные роды Эдварда и неуверенность в том, что малыш сможет выжить, а еще смерть любимой сестры и всей ее семьи в страшном пожаре. В матери Эдварда не было ни капли хрупкости и утонченности.

Глядя на исполненное спокойствия лицо его матери, Белла вспомнила другую женщину, которая так же сильно любила Эдварда. Они обе любили его больше жизни. Элизабет Мейсен пожертвовала своим шансом на выздоровление, чтобы спасти сына от этого ужасного гриппа. Белла вздрогнула.

Грипп. Какое маленькое слово для описания того, через что им всем пришлось пройти.

Элизабет Мейсен отказалась следовать предписаниям врача, предписаниям доктора Каллена, и не стала оставаться в кровати, чтобы ухаживать за своим сыном, пока ее тело не сдалось.

Вероятнее всего, ее последняя мысль перед смертью была о том, что ее сын тоже умрет. Как ужасно. Прямо как мистер Ренальди.

Белла перевела взгляд на окно. Занавески были открыты, но облака закрывали лунное небо, практически касаясь верхушек деревьев.

Но ее сын не умер. Он живет с доктором Калленом в огромном старом викторианском доме в самом центре леса... в самом центре неизвестности.
Эдвард… Что он сделал с тобой?

Белла встала, все еще держа фотографию в руках, и подошла к окну, снова повторяя свой вопрос.

Что же он сделал с тобой?

Девушка прислонилась рукой к подоконнику, а затем коснулась лбом гладкого стекла. Лес начинался менее чем в пятидесяти футах от того места, где она стояла, но в темноте она практически не могла его разглядеть.

Что же случилось с Эдвардом? Что… что ты теперь?

Белла закрыла глаза и выдохнула, а затем коснулась окна ладонью.

Как ты смог выжить? Почему ты все еще выглядишь таким молодым?
Почему ты мне ничего не рассказал?

Слова Эдварда из первого письма зазвучали у нее в ушах, словно предупреждение: «Есть вещи, которые не предназначены для понимания. Их просто нужно принять...».
Но она покачала головой.

Нет. Я не могу. Прости, Эдвард. Я не могу этого сделать. Не на этот раз. На этот раз все изменилось. Тогда никто из нас не знал, что происходит, но теперь ты знаешь. Ты знаешь, что с тобой произошло. И с Таней, и с Элис. Со всеми вами. И мой отец тоже знает. Даже Джейк и другие парни из резервации знают. Я не могу быть единственной, кто не знает.

Белла открыла глаза и посмотрела в глубину леса.

Мне все равно. Правда, все равно. Но я должна знать. Я знаю, что ты кто-то… вроде зомби… как в кино… Ты живешь, дышишь…

Белла почувствовала, как у нее на затылке приподнялись волоски. Дышит. Как часто ей казалось, что Эдвард, словно задерживает дыхание? А может он не просто его задерживал, а вообще не дышал?
Белла затрясла головой, злясь на себя.

[i][b]Видишь? Вот почему. Вот почему я должна знать правду. Обещаю, какой бы ужасной она ни была, всяко не хуже, чем я себе напридумывала.

Белла попыталась себя остановить, но у нее ничего не получилось. Как только она вспомнила о дыхании Эдварда, Свон не смогла удержать свои мысли от воспоминаний о том, какой глубокий вдох он сделал, пока держал ее в своих объятиях. Но эта мысль не пугала ее. Ее испугали воспоминания о том ощущении, которое она испытала, когда он выдохнул.

Его дыхание всегда было холодным. Почему твое дыхание всегда холодное?

Белла крепко зажмурила глаза и с силой сжала кулаки, стараясь выключить себя, отогнать от себя ненужные мысли. Но так же, как она не могла отогнать свои нежелательные мысли тогда в своей комнате в Финиксе несколько месяцев назад, это было столь же невозможно сделать сейчас.

Твоя кожа. Что не так с твоей кожей? Твои руки… Твои губы… Они не просто холодные… Они твердые. Почему твои руки и губы такие холодные и твердые?

Неожиданно Белла вспомнила себя маленькой девочкой рядом с гробом ее бабушки. Она пыталась гнать от себя эти мысли, но не получалось. Свон еще сильнее зажмурила глаза, а кулаки сжала так сильно, что на ладонях остались отпечатки ногтей, но картинки появлялись помимо ее воли. Даже тогда, будучи еще маленькой девочкой, она понимала, что ощущение от холодной и твердой бабушкиной руки останется с ней навсегда.

Прекрати! Прекрати! Ты не покойник! Ты не умер! Ты здесь! Ты дышишь. Я чувствовала твое дыхание. Я слышала твое дыхание. Ты живой. Я слышала твое сердцебиение.

Но она его не слышала.
Белла не могла вспомнить ни одного момента, когда бы слышала его сердцебиение. Как бы она ни пыталась вспомнить, она не могла. Девушка так сильно пыталась это сделать, что стала рычать от злости. Смотря фильмы у Эдварда дома во вторник, она положила голову ему на грудь. Белла попыталась представить себе эту картину.

Справа или слева? Я лежала на правой половине его груди или на левой?

Она уже не раз опускала голову ему на грудь, когда они обнимали друг друга. Так почему же она не может вспомнить, слышала ли хоть когда-нибудь биение его сердца?

Его шея… Ведь я должна была чувствовать его пульс, пока целовала его шею?

Нет, конечно, в тот момент его пульс было последней вещью, о которой она думала, но она помнила, как приятно было ощущать его дыхание на своем лице.

Я чувствовала, как напряжены его мышцы, пока он сглатывал, дышал или говорил. Должна ли я была чувствовать его пульс? Я знаю, что мой просто зашкаливал. Но почему у него нет? Почему все вы такие холодные? Почему все вы такие бледные? Почему у всех вас такой странный цвет глаз? Почему вы притворяетесь, что у вас какое-то редкое заболевание? Это не может быть причиной прогуливать школу, когда вздумается. И почему все вы пропускаете ее в одно и то же время? Вы пропускаете школу, чтобы поддерживать свою медицинскую легенду или используете медицинскую историю, чтобы объяснить прогулы? А ваш отец тоже пропускает работу? Значат ли что-то все эти отсутствия или Джейкоб прав, и вы пропускаете школу каждый раз, когда светит солнце?

Джейкоб.
Белла резко выпрямилась.

Джейкоб знает.

Может, стоит его спросить? Расскажет ли он ей? Со всей его ненавистью к Калленам, стоит ли верить его словам? Как она может его спросить? Перерастет ли это в крупную ссору?

Кого я обманываю? С учетом того, в каком настроении Джейк покинул сегодня мой дом, то он даже не станет со мной разговаривать, когда увидит, кто звонит.

Как бы ни было больно, Белла понимала, что потеря Джейкоба не причинит ей столько боли, сколько она думала. Потерять Эдварда… Потерять Эдварда снова… Это даже не обсуждалось.

Она не может спрашивать у Джейкоба. Это будет не честно по отношению к нему. Смогут ли они сохранить свою дружбу после того, как она узнает правду? Ее отец и Билли практически разорвали свою дружбу после стольких лет. И снова Белла задалась вопросом, а стоит ли ей поддерживать дружбу с Джейкобом, зная о его чувствах, и после всего, что он говорил про семью Эдварда. Сейчас ответить на этот вопрос оказалось еще сложнее, ведь причина их разногласий была куда глубже, чем она предполагала, и очень даже реальна.

[i][b]Каким-то образом квилеты узнали правду. Квилеты. Не только Джейкоб. Не только его друзья. Не только его отец. А все племя.

Белла заметила, как сильно увеличилось напряжение в резервации с тех пор, как она была маленькой. Особенно в прошлую Пасху. На прошлый пасхальный ужин Рейчел готовила еду, а Белла предложила помочь Джейкобу убрать со стола, пока они не поругались. Пока она не заставила его думать, что именно Таня приготовила бобы. Блюдо, которое принес ее отец… Клочок бумаги… Белла кричала, что он не имеет права ничего говорить, не имея доказательств, а позже нашла у себя клочок бумаги, на котором был написан адрес сайта с легендами квилетов. Может Джейкоб пытался дать ей эти самые доказательства? Она даже не помнила названия сайта.

Но сложно ли будет его найти? Они ведь не такое уж и большое племя. Как много может быть сайтов про них?

Белла поспешила к их столу, но зацепилась ногой за его край. Два последних шага до стула девушка проскакала, нашептывая себе под нос проклятия. Она продолжила ругаться, пока не полистала список результатов поиска и не нашла сайт, посвящённый легендам квилетов с тихоокеанского северо-запада. Что бы она ни выяснила, это точно перевернет ее мир.

Эдвард был жив. Ему было сто восемнадцать лет, но выглядел он на семнадцать. Какой бы ни была причина, она точно перевернет все, что знала и во что верила раньше. Ее мир, мир уже никогда не будет прежним. Одно Белла знала точно, это было что-то плохое, ведь если бы было хорошим, он бы давно рассказал ей сам. Он бы не стал скрывать это от нее, будь это что-то хорошее.
Странное предчувствие всего на пару секунд остановило ее, но она смогла с ним справиться.

Что бы это ни было, это не может быть совсем уж ужасным. Если это причина, по которой мы с Эдвардом снова вместе, то она просто не может быть ужасной.

Какой бы ни была правда, Белла решила для себя, что прятаться от нее просто бесполезно. Ее незнание того, что случилось с Эдвардом, случившегося уже не изменит, но Белла не хотела, чтобы он продолжал справляться с этим в одиночку.

Она сделала глубокий вдох и нажала на ссылку. Белла читала, не шевелясь, сидя идеально ровно, и только лишь глаза перебегали от строчки к строчке. Она несколько раз прочитала все, что там была написано, прежде чем откинуться на спинку стула и машинально закрыть крышку компьютера.
Даже после того, как экран погас, она все еще могла видеть слова в своей голове.

Кровососы. Хладные. В августе, когда мы гуляли по пляжу, Джейкоб рассказал мне легенду о Хладном Мужчине, от которого воины духа защищали свое племя. Неужели они думают, что Хладный Мужчина – это доктор Каллен? Но в легенде воины духа убили Хладного Мужчину. Но затем пришла его пара, Хладная Женщина, и едва не уничтожила деревню, пока Третья Жена не пожертвовала собой, чтобы отвлечь Хладную Женщину, лишь бы ее муж, единственный оставшийся воин духа, смог убить ее.
Доктор Каллен не был Хладным из той истории, но он был таким же. Все они. «Недопонимания, которые длятся поколения». Кажется, так назвала это Элис. Ну… она не врала, но очень уж минимизировала проблему. Вампиры. Они вампиры. Все они… Эдвард… Таня… Элис… Доктор Каллен… Доктор Каллен… Вампир-доктор – это то, что вы точно никак не могли бы предположить. Кровь… Они… Эдвард пьет кровь.

Какая ирония, что Эдвард пьет кровь, а она не может смотреть на вид крови, не теряя сознания. Белла бы даже рассмеялась, если бы не была в таком сильном шоке с того самого момента, как открыла файл. Свон так сильно пыталась не смеяться, что из ее рта вырвался звук, напоминающий сдувающийся шарик, от этого она практически оказалась на грани истерики. Девушка обхватила живот руками и попыталась схватить ртом воздух. Но это оказалось не простой задачей, ведь все надо было сделать тихо, чтобы не разбудить отца и его вампирскую подружку.

А вампиры злятся, если их разбудить? Если люди этого не любят, может быть, и они тоже? Ведь когда-то они были людьми? Злой вампир – это не очень хорошо. О Боже… вампиры. Мой парень – сто восьмилетний вампир. Верно? А может он считает, что ему девяносто два? Ну, у него еще не было дня рождения, так что, фактически ему только девяносто один. Всего лишь девяносто один год. Моему парню вампиру девяносто один год. И он пьет кровь. Ну? И что в этом такого? Я ведь ем мясо. Должно быть, он думает, что это грубо. Если так подумать, то мы похожи. Или они едят и простую еду тоже?

Белла попыталась вспомнить, когда видела Таню или Эдварда с едой, но ведь в этот момент они ни разу ее не ели. Вся еда, которая была на их тарелках, куда-то исчезала, но Свон ни разу не видела, чтобы они ели. Может они складывали ее в какой-то пакет, пока никто не видел.

Но не похоже, чтобы они бегали, уничтожая деревни и убивая людей, как Хладные в легендах квилетов. Они не такие, как те. Не такие. Доктор Каллен – добрый доктор. Они всего лишь того же… чего? Вида? Но они не такие, как те Хладные. В Форксе, вероятнее всего, даже нет нераскрытых убийств…

В этот момент в ушах Беллы зазвучали слова отца, сказанные на прошлую Пасху.

Исчезнувшие туристы. Исчезнувшие туристы. Нет. Это не они. Это был медведь. Люди видели медведя. К тому же, они здесь уже очень давно, и их восемь человек. Разве хватит пары туристов на восемь вампиров?

Белла была шокирована тем, насколько логично рассуждала.

Разве хватит пары туристов на восемь вампиров? Неужели я и вправду так подумала? Это просто… мой защитный механизм. Но это правда. Они этого не делали.

О Боже. Эдвард – вампир. Настоящий живой вампир. [i][b]А у него есть клыки? Разве у вампиров не должно быть клыков? У Эдварда нет клыков. Я бы их точно заметила. О Боже… поэтому он не открыл рот, когда целовал меня. А может они… выпускаются? Когда он… как они это называют? Ест? Пьёт? Может, они выпускаются, когда… нужны… ему? Так и должно быть. Как он сможет… делать то… что привык, но без клыков?

На этот раз она вспомнила слова Джейкоба.

«…пропускают школу всякий раз, когда светит солнце…».
Боже мой. Вот почему вы говорите, что у вас редкая болезнь, проявляющаяся аллергией на солнце. Она и вправду есть. [i][b]Боже, Таня приезжала в Финикс. Финикс! Она что, с ума сошла?

Взволнованная Белла села и опустила голову на старую кожаную обивку стола. Она запустила руки в волосы и стала тянуть себя за них.

Но если они не… Пусть они не такие, как эти Хладные в легендах. Но они все равно вампиры.
Я не охочусь, – о, боже, – я не охочусь за своей едой, но я все равно ем ее. Ведь они не могут пойти в магазин и купить пару литров крови. Где они ее берут? В больнице? Поэтому доктор Каллен стал врачом? Чтобы иметь доступ к банку крови? Но в тысяча девятьсот восемнадцатом году не было банка крови.

Или… он стал доктором, чтобы иметь доступ к новым членам семьи? Может, он стал доктором, чтобы иметь доступ к людям, которые… которые уже умирают, и по которым никто не будет скучать? Или которые сами не будут знать, что надо скучать? У Эдварда огромная семья. Его семья видела, как он работает в больнице, и как с каждым днем ему становилось все хуже и хуже. Если им сказали, что он умер в то время, когда умирало так много людей, что у них даже гробов не хватало… особенно если это сказал им доктор, которого они хорошо знали как друга Эдварда и его матери. Конечно, у них даже вопросов не возникло. Да и кто бы стал спрашивать? Семья его матери была занята по горло заботами о его дяде и двоюродном брате, а по прошествии шести дней кто знает, сколько еще заболело. Семьи его отца не было в штате. А друзья были заняты своими семьями. Его друг Джо заболел одним из первых, а за ним Лилиан и Анна. Они все были слишком ослабленными, особенно Лилиан. Уилл работал в больнице, не покладая рук, так же, как и Эдвард. Эдвард сам говорил мне, что никто – никто – даже не заглядывал под простынь после того, как человека накрывали. А похороны были под запретом. Разрешены были лишь небольшие поминальные службы с несколькими родственниками, и никакого тела. Если доктор Каллен сказал, что Эдвард умер вскоре после своей матери, то никто бы даже не спросил. Но почему? Эдвард был его другом. Почему он так с ним поступил?

На Беллу накатило чувство грусти и предательства Эдварда со стороны самого близкого человека. Она перестала дергать себя за волосы и, прислонив руку в лицу, принялась смотреть в окно.
Девушка закрыла глаза. Эдвард и его мать доверяли доктору Каллену.

Может, я… думаю об этом, как человек. Может, нужно посмотреть на это с другой стороны? Я смотрю на это как человек, но доктор Каллен сделал это ради него. Может вампир видит это с другой стороны? Может вампир… Боже, не могу поверить, что думаю о нем, как о вампире – вампире! Может он думал, что делает это для него? Я все еще не могу понять, ведь они были друзьями. Эдвард был его другом. Может, поэтому он так поступил? Не для самого себя, а для Эдварда?
Или все же для самого себя?
Может Эдвард достиг точки невозврата, и доктор Каллен не мог позволить своему другу умереть, а это был единственный способ его спасти? Он уже видел, как умерла мать Эдварда. Может он просто не смог пережить это дважды?
И доктор Каллен был совсем один. Эдвард говорил мне, что у доктора не было семьи, не было даже друзей, кроме Эдварда и его матери. Интересно, а много ли на земле вампиров? Может он боялся потерять последнего друга и остаться в одиночестве?
Эдварду сто девять лет. Нет, не так, ему все еще сто восемь лет. Или ему только девяносто два? Точнее, девяносто один. Ой, да не важно. А сколько лет доктору Каллену? Как долго он был один?

Белла снова представила себе прекрасное лицо Эдварда, только на этот раз он лежал на мягкой подушке, умирая на больничной койке. На его лице блестели капельки пота, но вместо бледного оно было фиолетового цвета, переходящего в синий – именно так он описывал ей признаки нехватки кислорода.

Если бы там была я, что бы я сделала? Если бы я была на месте доктора Каллена, если бы мой единственный друг умирал у меня на глазах, а у меня был бы только один шанс его спасти? Его семья потеряла бы его в любом случае.

Белла понимала, что уже знает ответ на этот вопрос.

Я бы сделала все что угодно, отдала бы все, чтобы спасти его. Когда я только узнала про эпидемию, то была готова отдать все что угодно, чтобы дать им лекарства, которых так не хватало. Я бы сделала все что угодно, чтобы спасти его. Разве не это сделал доктор Каллен? У него был способ спасти его, и он это сделал. Могу ли я винить его за это, когда сама поступила бы так же?

Белла провела руками по волосам, простонав.

Если бы я была там и знала бы правду, то встала бы на колени и стала умолять доктора Каллена спасти его.

Взгляд Беллы упал на светящийся циферблат электронных часов, и девушка удивилась, увидев, что уже два часа ночи. Она потёрла глаза ладонями, прежде чем снова устало запустила руки в волосы. Понимая, что сегодня она уже не уснет, Белла решила заставить себя проделать привычные для нее вечерние процедуры. Эдвард будет здесь меньше, чем через шесть часов, чтобы забрать ее в школу. И если припомнить его реакцию в понедельник на ее ушибленное накануне плечо, то он точно поймет, что она не спала всю ночь.

Почистив зубы, Белла принялась рассматривать свое лицо в зеркале. Она наклонилась ближе к отражению и, чувствуя себя невероятно глупо, приподняла верхнюю губу, пытаясь представить себя с клыками. Но она просто не могла этого сделать, что на удивление сильно ее разочаровало.
Утреннее разочарование вернулось с мыслью о том, что Таня не может иметь детей.

Он сказал, что не только Таня не может иметь детей, он сказал, что никто из них не может иметь детей. Он сказал, что и он не может иметь детей.

Понимая смысл этих слов, Белла положила руки на низ живота.
Если у Эдварда не может быть детей, то и у нее тоже.
Дети никогда не были целью ее жизни, но мысль о том, что у нее их никогда не будет, наводила тоску.
Она выключила свет и вернулась обратно в свою комнату. Сев обратно за их стол, девушка достала фотографию Эдварда с семьей.

– Я люблю тебя, Эдвард. Больше ничто не имеет значения. Ничто.
Впервые за долгие месяцы Белла открыла верхний левый ящик и выдвинула тайное отделение. Письмо, которое она написала Эдварду в июне, все еще было там. Это было последнее письмо для Эдварда Мейсена, письмо, которое он так и не увидел.

Взяв письмо, Свон почувствовала, как по щеке течет слеза от воспоминаний того ужаса, который она пережила, когда увидела, что письмо все еще там. Заклинание потеряло силу, чудо, соединяющее их, было потеряно. Белла вытерла слезы и убрала письмо вместе с фотографией в потайное отделение. Она закрыла ящик, проведя пальцами по массиву дерева. Больше это не имело значения. Теперь Эдвард был здесь. Они оба были здесь. Ей больше не нужно будет ему писать. Он был здесь. Она могла увидеть его и прикоснуться к нему. Она могла обнять его и поцеловать. Она может сказать ему в глаза, что любит.

Забравшись в кровать, девушка легла на спину и стала смотреть в потолок, гадая, сможет ли дождаться утра.
Эдвард Каллен или Эдвард Мейсен, человек или вампир, больше это не имело значения. Он был ее Эдвардом. И это все, что было важно.
Теперь он был ее Эдвардом с аллергией на солнечный свет.
И на специальной диете…
И, возможно, с клыками…
Но все равно ее Эдвард.

Беллу не пугала его сущность; она не боялась, что начнет вздрагивать в его присутствии или держаться от него подальше. Но она боялась, что может сама его отпугнуть. Очевидно, что по каким-то причинам Эдвард еще не был готов рассказать ей правду. Белла знала, что из нее плохой лжец, но также не понимала, почему должна держать язык за зубами, если ее все равно никто не будет об этом спрашивать? Но что если у нее что-то вырвется? Это хуже… Что если вырвется на глазах других людей?

Белла зевнула и потёрла глаза. Она была настолько взволнована, что не думала засыпать. Но ошиблась. Как только она перевернулась на бок, ее глаза закрылись, и девушка погрузилась в глубокий сон. Ей что-то снилось, но утром она уже не помнила, что именно.

Когда прозвонил будильник, и Белла открыла глаза, она была уверена, что находится в комнате не одна. Она лежала неподвижно, прислушиваясь, но слышала лишь свое дыхание. Она была одна; в комнате больше никого не было.

Удивляясь, откуда появилось чувство, что за ней наблюдают, Белла вспомнила события прошлой ночи. Она резко села на кровати, потерла глаза и попыталась понять, был ли это сон или все случилось на самом деле. Потому что, видит Бог, за последние месяцы у нее было предостаточно очень реалистичных снов. Чем больше Белла просыпалась, тем более странным казались ей события прошлой ночи, но она была абсолютно уверена, что все это правда. Понимая, что ей все еще нужно было подтверждение, она встала и направилась к столу. Открыв тайное отделение, девушка достала оттуда фотографию Эдварда с его семьей.
Ее ноги подкосились, и Белла упала на стул.

Черт возьми. Мой парень – стодевятилетний вампир. Или девяностодвухлетний. Или девяностооднолетний. Да какая разница. Эдвард Каллен и есть Эдвард Мейсен. Он вампир. Таня… Элис… доктор Каллен… все они. Все они вампиры. Черт возьми.

Белла так долго просидела неподвижно, что опомнилась, лишь когда услышала, как «Вольво» Эдварда заехало на их подъездную дорожку. Она быстро схватила первую попавшуюся одежду. Если Элис узнает, то будет в ярости. Но как она узнает, ведь ее здесь нет.

Элис. Элис – вампир.
Черт возьми! А Джейкоб может превращаться в волка!

Белла была так занята Эдвардом, что совсем забыла про историю Джейкоба. А сейчас, когда Эдвард входил в дверь, а она стояла в трусиках и старой растянутой футболке с нечищеными зубами и не расчёсанными волосами, мысли о Джейкобе сами вылетели из ее головы.

Застегнув джинсы, девушка побежала в ванну, завязала волосы в хвост, приступив к чистке зубов. Стоя на верхней ступеньке, она на пару секунд замешкалась. Внизу Белла слышала, как Таня и Эдвард что-то обсуждали, и понимала, что, как только она спустится вниз, ей придётся играть свою роль в спектакле под названием «Жизнь в Форксе».
Но ей было все равно. В этом спектакле у Эдварда была главная роль. И внизу ее ждал ее Эдвард.

Белла поспешила вниз, несколько раз чуть не упав, но вовремя себя останавливая. Увидев его, она замерла. Вот он. Ее Эдвард. Эдвард, вампир неизвестного возраста, просто стоял и ждал ее у двери. Она быстро пересекла комнату, бросаясь в его объятия, и впилась своими губами в его губы, прежде чем переместиться к его уху и обратно. Ее руки блуждали по его спине, периодически путаясь в его волосах.

Она слышала смех Тани, но ей было все равно.
Когда Белла неохотно отпустила губы Эдварда, он улыбнулся.
– И тебе доброе утро. Могу я поинтересоваться, чем заслужил такое приветствие? Чтобы сделать это еще раз.

Все еще не отпуская его из своих объятий, Белла положила голову на его безмолвную грудь и сделала глубокий вдох. Зная правду, воздух казался ей еще слаще.
– Ты здесь. Этого достаточно. Ты здесь. – Глядя в его янтарные глаза, Белла приподнялась на цыпочки и снова поцеловала его. – Я люблю тебя, Эдвард. Очень сильно.
Он улыбнулся и поцеловал ее в лоб.
– Милая Белла, я тоже тебя люблю.

Милая Белла. Он снова назвал меня «милая Белла».

– Скажи это снова.
– Я тоже тебя люблю.
– М-м-м. Обе части.
Эдвард рассмеялся, убирая за ушко выбившуюся прядь ее волос.
– Обе части чего?

Белла покраснела и зарылась лицом в его грудь.
– То, что ты сказал до этого. Обе части.
Каллен не позволил Белле спрятать свое лицо и, аккуратно приподняв ее голову за подбородок, произнес:
– Милая Белла?

Глаза девушки закрылись, и она радостно вздохнула. Эдвард усыпал ее лицо нежными поцелуями, начиная со лба и заканчивая губами.
– Милая Белла. Милая Белла. Моя милая, милая Белла. Я люблю тебя.
– Вы оба такие милые, что любой человек, находящийся в комнате, просто притягивается к вам. Но разве вам не пора собираться в школу? – спросила Таня. Ее тон был скорее вопросительным, нежели утвердительным.

Эдвард снова заключил Беллу в свои объятия, в последний раз поцеловав ее лоб.
– Она права. Если мы не поторопимся, то можем опоздать.
– Меня не волнует, если мы опоздаем.

– И меня тоже. Тем не менее, я хочу произвести на твоего отца хорошее впечатление. А опоздание в школу по причине того, что я не могу прекратить целовать тебя, не очень мне поможет.
Не отводя взгляда от Эдварда, Белла обратилась к Тане:
– Ты ведь нас не выдашь?

– Кто? Я? – подмигнула ей Таня, ехидно ухмыляясь. – Ты же в курсе, что я знаю, как хранить секреты. К тому же, Эдвард, бедная девушка еще даже не завтракала. А как ты знаешь, завтрак – самый важный прием пищи за день.
Эдвард посмотрел на Беллу, опустив голову набок.
– Ты серьезно? Ты хочешь прогулять школу?
– А почему бы нет? Ведь мы еще молоды, верно?

– Да, так говорят. Хорошо. – Он опустил ее книги обратно на стол, с которого взял их пару минут назад. – Ты сама предложила. Чем хочешь заниматься?
Белла обняла его за талию, переплетя пальцы у него за спиной.
– Я хочу поговорить.
Эдвард прослоился спиной к двери и взял ее руки в свои. Она заметила в его глазах проблеск разочарования, смешанный с подозрением.

– Поговорить? О чем?
– О тебе. Я хочу поговорить о тебе. – Она заметила, как в его некогда зеленых глазах закравшееся недоверие и подозрение сменились разочарованием.
– Обо мне?
– Мхм.
– Здесь не о чем говорить. Вряд ли стоит тратить на это день. Нам хватит и пары минут, пока мы будем идти до машины.

Почему-то я очень в этом сомневаюсь.

Белла хотела взять Эдварда за руку, чтобы отвести его к дивану и, свернувшись калачиком, устроиться рядом с ним, положив голову ему на плечо.

Это его история, и он расскажет ее, когда будет готов. Я не должна его торопить, но могу подтолкнуть.

И снова, как и во вторник, Таня, ссылаясь на гору каких-то важных и неотложных дел, удалилась, оставляя их одних. Ни Эдвард, ни Белла не заметили явно заговорщического блеска в глазах Тани, когда женщина смотрела на сидящую на диване пару, и радостной лучезарной улыбки на ее губах…

Эдвард потянулся рукой за диван и достал оттуда плед, которым накрыл их с Беллой. Белла пододвинулась поближе к Эдварду, пока он укутывал ее в плед.
– Ты родился в Чикаго? – спросила она.

Он немного отодвинулся, повернувшись боком, и с подозрением посмотрел на Беллу. Или, может, он просто был в замешательстве. В подозрительном замешательстве.
– Ты ведь уже знаешь это.
– А когда твой день рождения? – Он назовет июнь или октябрь? А может еще какую-нибудь дату?

Только потому, что так пристально на него смотрела, Белла смогла уловить странное выражение в его медовых глазах. Эдвард был настороже. Но почему? Это был обычный вопрос девушки к своему парню. Это не был обычный вопрос, и ее парень был ее старше либо на сто лет, либо на девяносто. А может это была уже привычная реакция за долгие годы жизни? Уже привычный дискомфорт от личных вопросов? Сколько людей задавали ему подобный вопрос за сто лет его жизни? Сколько бы их ни было, он уже привык врать. Только в Форксе они живут уже пару лет. А сколько времени они провели на Аляске? Как часто им приходится переезжать? Каждые четыре года? Пять? Или шесть?

Новый город, новые личности. Новые имена? Адреса? Номер телефона? Дата рождения? Номер социальной страховки? Последняя школа, в которой он учился? Последний класс, который закончил?

На все эти вопросы пришлось отвечать и ее отцу, когда Чарли переводил ее в новую школу, но они проходили это снова и снова, бесконечное число раз, и каждый их ответ – ложь.

Эдвард ответил не сразу, и Белла подумала, что он ведет внутреннюю борьбу с собой. Наконец он принял решение, но, прежде чем ответить, отвел взгляд. Его голос был тихим и неуверенным.
– В июне.

Сердце Беллы замерло, а он продолжал смотреть в сторону.
– А какого июня? – продолжила она.
Голос Эдварда стал еще тише, но все еще неуверенным.
– Двадцатого.

Он решил сказать ей правду, что очень ее обрадовало. Эдвард знал, что Белла знала дату его рождения, и все равно решил сказать ей правду. Она надеялась, что, хоть он и не может сказать ей всей правды, часть его желает, чтобы она знала – это он. Как ей перефразировать следующий вопрос, чтобы подтолкнуть к ответу именно ту его часть, а не вызвать его отстраненность. Белла закусила губу, перебирая слова в своей голове.

– А ты… Ты сказал, что практически не помнишь свою мать. Ты был еще маленьким, когда Каллены тебя усыновили?
– Это было уже очень давно.
Ответ был уклончивым, но честным. У Беллы было много вопросов, но она понимала, что на каждый из них Эдвард ответит ей лишь со временем.
Пока Свон думала, о чем спросить, парень сам продолжил:
– Карлайл был тогда еще один.

Белла одобрительно пострела на него, молчаливо подталкивая продолжить.
– Тогда он еще не встретил Эсми. Долгие годы мы были с ним вдвоем.
– А как они встретились?
– В больнице. Она была… травмирована после неудачного падения.
– И после того, как она поправилась, они полюбили друг друга?
Эдвард улыбнулся и кивнул.

Пострадала после неудачного падения. Было ли ее падение самоубийством?

Собрав в голосе все сострадание, какое у нее было, Белла спросила:
– Твои биологические родители умерли?
Он кивнул и, опершись локтями на колени, наклонился вперед, продолжая смотреть в сторону.
– Они… мои…

Наклонившись, Белла обняла его со спины, целуя между лопаток.
– Тише, любовь моя. Все в порядке. Если не хочешь, мы можем это не обсуждать.
Он покачал головой, и Белла знала, что он смотрит прямо перед собой.
– Я их практически не помню. Особенно отца. Моя мать… о ней у меня сохранилось больше воспоминаний, но все равно очень мало.

– Эдвард, они были хорошими людьми и очень тебя любили. Твоя мать, она была просто потрясающей женщиной.
Эдвард медленно повернулся и посмотрел на нее. Его брови медленно приподнялись.

Упс. Слишком много информации.

Белла сжала губы.
– Они просто должны были быть такими, чтобы воспитать такого сына, как ты.
Напряженный момент миновал, и Эдвард немного расслабился, одобрительно глядя на Беллу. Но она решила больше не задавать ему сегодня вопросов. Спустя пару секунд до Эдварда дошел смысл ее комментария, и Белла готова была поклясться, если бы он все еще был человеком, то покраснел бы.

Он постоянно делает мне комплементы, а стоило мне сделать один ему, так он уже застеснялся и готов был покраснеть.

В ее голове всплыли слова, которые она ему однажды написала.

«Я девушка из двадцать первого века, Эдвард. Я же говорила тебе, что мы более продвинутые, чем в твое время. Так что смирись с этим».

Неожиданно к ней пришла ужасная мысль.

Он говорит, что практически не помнит своих родителей. Свою мать он помнит больше, чем отца, но все равно этого не достаточно. А что насчёт меня? [i][b]Помнит ли он меня?

Сердце Беллы практически разорвалось в груди от мысли, что он мог забыть все, что они пережили, и все, что их связывало. Желание схватить его и убежать стало еще сильнее. Убежать и спрятать. Чтобы его никто не тронул. Защитить его ото всех.

Но после всего, что он говорил, после его действий… Он говорил, что поэму прислал ему дорогой друг после смерти его отца. Он должен помнить. Он помнит, что было написано в наших письмах.

Но это не было правдой. Эдвард упоминал и повторял некоторые вещи, которые были написаны в ее письмах к нему, но это ничего не значит. Эти письма у него, ведь родственники так и не смогли их найти. Доктор Каллен, должно быть, забрал их вместе с вещами, которые принадлежали ему по праву, когда вломился к нему в дом. Но он ни разу не повторял то, что сам писал в своих письмах к ней.

Он не помнит. Он не помнит меня. Нас. Он не помнит нас. Его семью. Маленького Чарли.
«Я не помню своих родственников».
Он сказал это с такой уверенностью, словно факт, с которым уже давно смирился. Мик, Лаура, Томми… так много братьев и сестер. Свадьбу Клары. Он не помнит, что должен был быть свидетелем на свадьбе своей кузины Клары. Не помнит, что собирался вместе с матерью навестить семью своего дяди в Нью-Йорке. Не помнит своих друзей. Он сказал, что больше воспоминаний у него осталось от матери. Он не сказал, что помнит ее лучше, а то, что у него есть о ней воспоминания. Воспоминания доктора Каллена. Доктор Каллен рассказал ему о ней.

Белла поняла, что ей нужно научиться читать его слова между строк. Она поняла, что за последние сто лет Эдвард научился формулировать мысль так, чтобы вкладывать в слова больше смысла, скрытого смысла. Большинство людей на самом деле не слушали, что говорят другие. Ей придется научиться слышать тайный смысл.

– Белла? Дорогая? Что случилось?
Против ее воли глаза Беллы наполнились слезами, а на лице Эдварда появилось беспокойство.
– Прошу тебя, Белла. Скажи, что случилось?

Ты не помнишь, как влюбился в меня.

Девушка зажмурилась, и по ее щекам потекли слезы. Она почувствовала, как его холодные пальцы коснулись ее щеки.
– Ты не помнишь. Я имею в виду твоих биологических родителей. Ты их не помнишь.

Они заслуживают того, чтобы о них помнили. Они были хорошими людьми. Ты должен их знать.

Так много писем, у нее так много писем, в которых описывается его семья. Очень важные вещи. Ссора его отца с его братом, и его собственная ссора с дядей после смерти отца. И не очень важные вещи. Вроде любимых конфет его матери.

Однажды, я обещаю тебе, Эдвард, я отдам тебе все письма, которые у меня есть.

Белла сильнее прижалась к Эдварду, пока он обнимал ее, а она плакала по тому, что он потерял.
– Я люблю тебя, Эдвард.
Он посмотрел на нее, затем наклонился и поцеловал сначала в лоб, а потом в кончик носа.
– Знаю. Я тоже тебя люблю.
– Они тоже тебя любили.

На этот раз он ответил ей не сразу.
– Знаю. Карлайл рассказал мне про них все, что знал.
Белла удовлетворенно кивнула – ее прежняя злость на доктора Каллена исчезла. Он сделал для Эдварда все, что было в его силах, тогда, когда он еще был человеком, и сейчас, когда юноша стал вампиром. Он не смог спасти его одним способом, но смог сделать это по-другому, по-своему. И именно благодаря этому Эдвард был там, где и должен был быть. Рядом с ней.

Вампир. Он на самом деле был вампиром.

Голова Беллы лежала на его груди; она, как и раньше, слышала его размеренное дыхание, но больше ничего.

Слезы всегда раздражали ей глаза, поэтому она быстро их протерла.
Эдвард стал напевать ей песню, которую Свон сразу узнала, и которую уже так любила. Однажды она спросит у него, кто написал эту песню, но прямо сейчас она чувствовала себя усталой, что не смогла побороть зевок. Его пальцы гладили ее по руке, пока глаза Беллы медленно закрывались. Она слишком поздно уснула, и, несмотря на то, что смогла поспать, все еще чувствовала себя очень уставшей. Боль последних месяцев не вернулась в полном объеме, но воспоминания не приносили утешения. Эдвард продолжал петь, укачивая ее в своих объятьях. Ощущение было таким приятным, а девушке было так хорошо и удобно, что спустя некоторое время она уснула.

Ее последней мыслью перед тем, как уснуть, стала радость от того, что Эдвард был вампиром, а не зомби, как она думала прошлой ночью.

Клыки. К этому я смогу привыкнуть. Но, как бы сильно я тебя не любила, Эдвард, я бы не смогла пережить, если бы твои конечности внезапно стали отваливаться сами по себе.

От автора:

Ну, что думаете? У меня была пара отзывов, в которых писали, что Белла должна была более нервно отреагировать на правду. Что же касается меня, то я думаю, что злость на доктора Каллена это более естественная эмоция, чем злость на Эдварда. Ведь он ничего не сделал, все сделали за него. Но в итоге Белла призналась, что если бы она сама знала, кем был доктор Каллен, то тоже стала бы умолять его сделать то, что он сделал. Я не думаю, что Белла стала бы злиться на Эдварда или на отца за то, что они не сказали ей правду. Она ведь сама знала, что такое хранить секрет, и понимала, что иногда это просто необходимо. Не думаю, что Чарли скажет ей. Ведь он сам встречается с вампиром и понимает, что отношения Беллы и Эдварда – это только между ними. Думаю, что он понимает, что, несмотря на то, что он ее отец, это не дает ему право открыть правду, прежде чем его дочь будет к ней не готова. Это опасно, особенно после того, что с ней произошло прошлым летом, ведь он даже не подозревает, что причиной той депрессии была предполагаемая смерть Эдварда. Это мои мысли, а что думаете вы?
И кстати, настоящая цена книги Агаты Кристи «Таинственное происшествие в Стайлзе» на самом деле была два доллара.




Автор: Momatu
Переводчики: лебедь & Deruddy
Бета: LanaLuna11
Почтовый голубь: ♥Sweet_Caramel♥