На следующее утро я получила ещё одно письмо: величественный филин принёс скрученный в трубочку свиток, перевязанный зелёной бархатной лентой и скреплённый чёрной, словно клеймо, печатью.

Как же сильно отличалось то тёплое трепетное чувство, что поселилось в моей груди, когда я распечатала это письмо, от ледяного отчаяния, в которое ввергло меня полученное ранее резкое, если не сказать грубое послание кузена моей тёти! С каким радостным, трепетным волнением вчитывалась я в строки изысканно оформленного договора найма в услужение, выведенные изящным каллиграфическим почерком на дорогом пергаменте!.. И с каким восхищением, совершенно очарованная, очертила дрожащими пальцами роскошный герб Малфоев на фамильном бланке: большая серебряная буква «М» украшала чёрно-зелёный, поделенный на четыре части щит, который по бокам поддерживали странные крылатые существа (возможно, змеи или драконы). В основании его вилась серебряная же лента с начертанным девизом «Sanctimonia Vincet Semper», что в переводе с элементарной латыни примерно можно было перевести как: «Чистота побеждает всегда».

Документ был составлен в двух абсолютно идентичных экземплярах, располагавшихся на пергаменте бок о бок, примыкая друг к другу. Каждый содержал обязательный перечень условий службы, под которым пустовало место для моей подписи. В каждом уже стоял автограф миссис Марш с примечанием рядом:

«От имени и по поручению лорда Малфоя. Малфой Мэнор. Тредраконис».

Условия были, на мой взгляд, вполне разумными, даже щедрыми, учитывая мою неопытность и статус крови: ежеквартальное жалование в пятнадцать сиклей, питание и полный пансион с единственным выходным в неделю. Обязанности заключались в уходе за ребёнком (или детьми), включали в себя обучение знаниям на уровне частной начальной школы, приучение к порядку и дисциплине, а при необходимости и меры по их поддержанию. А так же некоторые лёгкие хозяйственные дела: штопка порванной одежды и мелкий ремонт сломанной домашней утвари.

Мне предстояло пройти шестинедельный испытательный срок, и если результаты обеими сторонами будут признаны удовлетворительными, обязательства контракта вступят в силу на весь оставшийся год.

Мой пульс невольно ускорился, когда я взяла перо и аккуратно поставила подпись в каждом из двух экземпляров документа, обратив внимание на то, как излишне педантично и сдержанно выглядит она рядом с энергичными, уверенными росчерками миссис Марш.

Не успели чернила высохнуть, как посредине пергамента, разделив его надвое, пробежала ломкая зигзагообразная линия, и он распался на части. Одна из них сама собой свернулась и скользнула обратно в петлю бархатной ленты, которую филин, бесшумно сорвавшийся со своего насеста на подоконнике, тут же унёс прочь.

Оставшаяся часть договора, как я полагала, теперь принадлежала мне.

Некоторое время я смотрела на неё, не в силах избавиться от мысли, что мне просто снится какой-то волшебный сон, но я вот-вот проснусь, и он прервётся. И лишь раздавшийся бой каминных часов вывел меня из оцепенения, напомнив, что ещё многое предстоит сделать, прежде чем этот сон станет явью.

Аккуратно сложив свой экземпляр договора, я спрятала его на хранение в ридикюль и отправилась шить себе новую одежду.

Мне потребовалось всего два дня, чтобы закончить четыре платья и мантию. Никогда раньше моя палочка не порхала с таким проворством и результативностью, а язык не выплетал сложные заклинания кройки и шитья с таким энтузиазмом и даже удовольствием.

Осознав, что теперь моё будущее уже не так крепко связано с пожизненной участью трудолюбивой швеи, я чувствовал нечто вроде трепета, собирая воедино части одежды, которая словно олицетворяла моё спасение от этой незавидной судьбы.

Из обычного поплина по незамысловатым выкройкам я сшила себе платья с расширяющимися к низу рукавами-пагодами, которые при необходимости можно было закатать в соответствии с некоторыми, требующими физических усилий особенностями работы в детской. Помня замечание миссис Марш о том, что «хозяину нравится, когда его слуги выглядят нарядно», я украсила каждое чёрным кантом и чёрным же кружевным воротничком, которые без особых усилий могла бы сменить на белые, как только закончится надлежащий срок траура.

Моё выходное платье (им должен был стать отрез тёмно-серого бомбазина) я создала более приталенным и украшенным, пустив по манжетам и неглубокому вырезу оборки, а на лифе — вертикальные рюши.

Трудней всего оказалось сотворить чёрное шёлковое вечернее платье. И не потому, что я не умела шить подобные наряды, а потому, что просто не могла представить <i>себя</i> в чём-то настолько утончённом. Пришлось потратить несколько часов на то, чтобы вдоль и поперёк изучить огромный каталог тётушкиных выкроек и наконец найти что-то «надлежаще элегантное», в чём я не чувствовала бы себя так, словно позаимствовала костюм для игры в шарады.

В конце концов я остановилась на платье с красивым силуэтом, открытым полукруглым вырезом, заниженной V-образной линией талии и многослойной юбкой-колоколом. Дополнение наряда «воротником Берты»* из чёрного кружева (на создание которого ушло четыре часа кропотливого труда) обеспечило благопристойное прикрытие для довольно низкого декольте, но в то же время создало иллюзию того, что за скромно подбитым корсажем моя плоская, так и не оформившаяся фигура имела чуть более женственные формы.

Критически изучив конечный результат в зеркале тётиной спальни, я оказалась приятно удивлена. Я выглядела не совсем… собой. Девушка в отражении не стала красивей, выше или солидней меня прежней, но уже и не была жалким, робким, словно загнанная на чердак мышь, существом. Неуловимо изменилось выражение глаз: они стали более выразительными и сияли. Во всём облике и манерах появилось нечто новое… Я понимала, что лишь отчасти эти перемены можно объяснить новым платьем, но в большей степени — вновь обретённой надеждой и душевным волнением, что зажглись во мне, подобно таинственной лампе, ведь неведомое будущее простиралось передо мной в том направлении, о котором я никогда даже мечтать не осмеливалась…

Но мой первоначальный восторг померк, как только я задумалась: действительно ли мне придётся находиться в «официальной обстановке», на которую намекала мисс Марш… и, охваченная дрожью внезапного беспокойства, поймала себя на том, что горячо надеюсь на обратное. Даже мысль о появлении в столь великосветском обществе, откровенно говоря, пугала меня. Разве могла я иметь какое-то отношение к роскошным, одетым по последней моде господам и изысканным званым вечерам? Я даже на утреннем чаепитии никогда ни у кого не присутствовала, а моё знание этикета, принятого в приличном светском обществе, носило чисто теоретический характер.

Несколько подавленная, я сняла шелковое платье, вместо него надев одно из простых поплиновых. И сразу же почувствовала себя менее элегантной, но гораздо более похожей на обычную, настоящую Гермиону Грейнджер.



Тёрнингстоун, расположенный неподалёку от маггловского городка Бодмин (к югу от знаменитых вересковых пустошей, носящих то же самое название), являл собой один из самых крупных магических анклавов юго-западных провинций. Прежде всего он гордился своей респектабельностью и благопристойностью и, казалось, был полон решимости стряхнуть с себя налёт варварства, унаследованный от диких земель Корнуолла.

Но, несмотря на всю свою респектабельность, Тернингстоун до сих пор оставался маленькой деревушкой с двумя общественными каминами, один находился в отеле, расположенном на другом конце города, второй — в общедоступной чайной. Именно к последнему я и направила стопы ясным свежим весенним утром, сжимая в руке ридикюль, а за спиной левитируя небольшой кофр.

Между этими двумя вместилищами была теперь разделена сумма всего моего мирского имущества.

Кофр содержал очень малое количество вещей: мою одежду и несколько зачитанных книг, каждую страницу в которых я знала наизусть, но была привязана к ним определёнными сентиментальными чувствами, ведь они оставались единственными подарками моей тёти, не бесполезными, но приятными пустяками, а ожидаемо практичными: «Руководство по ведению домашнего хозяйства для каждой ведьмы», «Полное собрание швейных заклинаний для девушек», «Оздоровительные чары и целебные заклинания, применяемые дома».

В ридикюле лежали: кошелёк, записная книжка и небольшая шкатулка под заклинанием расширения с дюжиной маленьких флакончиков, наполненных наиболее часто используемыми зельями и настойками. Кроме того, внутри были аккуратно уложены самые ценные из моих вещей: отделанный бархатом швейный набор с большим запасом незатупляемых игл и булавок; несколько катушек нескончаемых ниток разных цветов и самоизмеряющая портновская лента — всё это было подарком на мой восемнадцатый день рождения и последним из полученных от тёти.

Остальные вещи в доме теперь принадлежало её кузену, а потому забрать что-либо ещё было равносильно воровству — преступлению, караемому пожизненным заключением, а то и вовсе страшным «поцелуем дементора», которым порой пугала меня в детстве тётя, добиваясь покорности.

Лишь немногим менее устрашающей оказалась стена взглядов, на которую я натолкнулась, стоило распахнуть застеклённые двери чайной и войти в её тёплый, ярко украшенный салон. Оживлённый гул бесед тут же сменился низким вкрадчивым шипением домыслов, и стало понятно, что жена галантерейщика выполнила свой долг перед городскими сплетниками.

Я могла сосчитать на пальцах одной руки все разы, когда пользовалась каминной сетью (всегда в компании тёти), так что теперь с немалым трепетом прокладывала путь к стойке.
Пробираясь между столиками, я уловила общую суть раздававшихся со всех сторон едких шепотков, а воображение легко подсказало остальное…

— Это она! Магглорождённая, взятая из милости старой бедной Агной!

— Говорит, что будет гувернанткой у Малфоев…

— И что это за гувернантка такая, которой для работы вдруг понадобилось непременно красивое шёлковое платье, позвольте спросить?

— Подумать только, это создание поступает в респектабельное место и отправляется туда одна, без сопровождения! Можете себе представить подобное бесстыдство!..

Выпрямив спину, я уставилась перед собой, изо всех сил стараясь не обращать внимания на желчные пересуды, хотя чувствовала, что щёки пылают. Подойдя к стойке, я ожидала, что кто-нибудь появится и поможет мне, но после минутного ожидания пришлось взять в руки маленький колокольчик и позвонить, чтобы меня всё-таки обслужили.

Наконец явился метрдотель. Он всегда был чрезвычайно вежлив с моей тетей, но со мной таких стараний не проявил.

— Чего надобно? — рявкнул он, пренебрежительно разглядывая меня сквозь монокль.

Три дня назад я была бы обескуражена, напугана подобной грубостью, но сегодня, стоя в новой мантии и собираясь начать <i>новую </i>жизнь, я почувствовала, как меня снова захлёстывает то же бунтарское чувство негодования, которое испытала в галантерейной лавке. Сознавая, что меня подслушивают, я бесстрашно удовлетворила общий интерес.

— Я хотела бы отправиться камином в Тредраконис. Билет в один конец, будьте добры, сюда я уже не вернусь.

— Десять кнатов, — ответил мужчина, — пять за вас и пять за ваш багаж.

Я достал из кошелька требуемую сумму и положил её на прилавок.

С пренебрежительным ворчанием метрдотель зачерпнул из стеклянной чаши немного летучего пороха и высыпал его мне в ладонь.

— Вам нужна гостиница «Тредраконис», — процедил он. — Она единственная в том городе и, могу добавить, что для респектабельных, уважаемых людей это заведение не подходит.

Я коротко кивнула, не желая больше слушать, как меня пугают новой клеветой. Подойдя к очагу, прижала к себе скудный багаж и, стиснув в ладони летучий порох, несколько мгновений стояла совершенно неподвижно, не в силах ни пошевелиться, ни заговорить: грандиозная важность шага, который я собиралась сделать, буквально парализовала меня…

Но потом мой взгляд скользнул по залу, осматривая столы, до отказа заполненные едко ухмыляющимися и возмущёнными ведьмами, беззастенчиво разглядывающими меня, и подумала:

«Мне тут больше нечего делать. Ничто меня здесь не держит…» — и, бросив порошок, воскликнула:

— Гостиница «Тредраконис»!



Комната, в которой я оказалась в следующее мгновение, представляла собой разительный контраст с той, которую покинула.

Исчезли сверкающие чистотой столы, хорошо одетые клиенты и просторные светлые окна чайной. На самом деле в этой закопчёной, тусклой комнате было так сумрачно и грязно, что мне потребовалось несколько мгновений, прежде чем смогла хоть что-то разглядеть вокруг.
Первое, на что я обратила внимание, — ударивший в нос запах, царивший в этом месте: сильная и неприятная смесь скисшего спиртного, затхлой влажности и подгорелого прогорклого сала.

Когда глаза привыкли к полумраку, я поняла, что нахожусь в какой-то таверне, и вряд ли могла бы припомнить случай, когда посещала заведение столь грязного и сомнительного вида. В животе все сжалось в тошнотворном спазме, стоило мне заметить несколько компаний неопрятных, грубо ведущих себя мужчин, развалившихся за шаткими, колченогими столиками. Часть пила из больших глиняных кружек пиво, часть держала в руках стаканы со сколами, наполненные прозрачной, маслянисто поблёскивавшей жидкостью. В воздухе колыхалась завеса густого табачного дыма, от которого у меня запершило горло и начало щипать глаза.

Барная стойка — огромная дубовая плита в подозрительных кляксах и пятнах — казалось, осталась без присмотра. Нервничая, я шагнула из камина, ища глазами хоть одно доброжелательное, внушающее доверие лицо (или, по крайней мере, женское), к которому могла бы обратиться за помощью.

Не найдя никого, кто отвечал хотя бы одному из этих описаний, я нерешительно обратилась ко всей комнате:

— Это… Это «Тредраконис»?

Никто не ответил, меня, похоже, даже не заметили.

Крепко сжимая палочку, я сделала ещё один шаг в комнату.

— Будьте любезны… Где я могу найти трактирщика?

«Наверное, это не «Тредраконис», — подумал я, затрепетав от ужаса. — Возможно, я неправильно произнесла название…»

— Ну и ну, — вдруг прохрипел прямо мне в ухо чей-то голос, я с испуганным вскриком подскочила и, развернувшись, почти уткнулась носом в угрожающе нависшую фигуру, незаметно появившуюся из полумрака. — Похоже, маленькая заблудшая птичка влетела в дымоход на запах ячменя.

Дюжий волшебник возвышался надо мной в опасной близости, на заросшем тёмной щетиной лице играла глумливая улыбка. Его внешность не внушала доверия, скорее, он в точности соответствовал описанию того, кого моя тётя назвала бы мошенником. Длинные волосы свисали всклокоченными спутанными прядями, на лице цвели следы недавней ссоры, а предметы одежды, потрёпанные и неопрятные, удивительно не сочеталась друг с другом, как будто были собраны из множества несвязанных между собой источников.

Его акцент звучал странно: не то чтобы иностранный, но уж точно не какой-нибудь корнуольский диалект, который был привычен моим ушам.

Никогда раньше я не находилась столь близко ни с одним волшебником (не говоря уже о настолько отвратительном на вид), а потому инстинктивно отпрянула и попятилась. И почти сразу же споткнулась о пару тяжёлых ботинок, принадлежавших ещё одному мужчине, который, оказывается, бесшумно подкрался сзади и, стоило мне покачнуться, в тот же миг поймал меня.

— Ого, думаю, я ей понравился, — вкрадчиво произнёс он.

Я была потрясена, почувствовав, как его ладони без стеснения нагло стиснули лиф моего корсета, пока он якобы ставил меня на ноги. Стоило мне дёрнуться в попытке вырваться из его хватки, как он внезапно крепко прижал меня к себе, а его руки обвились вокруг моей талии, словно железные кандалы.

Протестующе вскрикнув, я попыталась поднять палочку, но рука оказалась в ловушке, прижатая к телу.

— Отпусти меня!.. Как вы смеете!.. Помогите! — в отчаянии обратилась я к остальным посетителям за помощью, но мой призыв был вознаграждён лишь громким издевательским хохотом.

— Остынь, сладкая, не пыхти, как котелок, — насмешливо блестя глазами, посоветовал черноволосый волшебник, — мы всего лишь стараемся быть дружелюбными, — и начал наступать на меня, пока я не оказалась накрепко зажата между ними. — Нас здесь не так уж часто радуют визитами леди.

— Теперь понятно почему! — сердито огрызнулась я, безрезультатно стараясь отцепить мощные лапищи, обхватившие мою талию, в отчаянной попытке освободиться. — Немедленно отпустите меня, вы… негодяи!

Этот эпитет вызвал новый взрыв гадкого хихиканья у зевак, видимо, привыкших в своей среде наблюдать подобный стиль общения с незнакомками.

— Ну, не очень-то вежливо разговаривать подобным образом с такими любезными джентльменами, как мы, — прорычал на ухо тот, что держал меня, прижимаясь всё сильней и непристойней. — Мы лишь хотим познакомиться… поближе.

С этими словами он внезапно схватил меня за подбородок, вынуждая приподнять лицо и не позволяя отвернуться, в то время как его черноволосый приятель склонился и, оборвав вырвавшийся у меня крик ужаса, грубо прижался ртом к моим губам, протолкнув между ними скользкий язык.

— Ладно, парни, хватит, — произнёс вдруг чей-то голос совсем рядом. — Отпустите девчонку или острое жало моего заклинания основательно попортит вам шкуры.

Ощутив внезапную свободу, я тут же шарахнулась прочь от двух наглецов, слёзы страха и ярости текли по моим щекам, пока я ожесточённо тёрла губы рукавом мантии, пытаясь избавиться от ужасного горького привкуса во рту.

Я запоздало вскинула палочку, хотя вряд ли она как-то могла защитить меня, поскольку я не знала никаких защитных заклинаний, кроме «Экспеллиармуса», ни одного проклятья или заговора. И тут же мысленно поклялась, что первым делом куплю на своё квартальное жалование книгу дуэльных заклинаний.

— Чёрт бы тебя побрал, Флетч, весь кайф сломал! — выругался черноволосый колдун в адрес вмешавшегося человека, которого я приняла за трактирщика, хозяина гостиницы. — Мы всего-то и хотели чуть позабавиться с этой девкой.

— Я же предупреждал тебя, Скабиор, не устраивать здесь беспорядков, — прорычал трактирщик, пожилой кривоногий волшебник с неприятным лицом и хитрыми, бегающими глазками. — Последнее, что мне нужно, так это жалобы, после которых здесь будут рыскать и совать нос не в свои дела законники.

— Она не жаловалась, — возразил второй волшебник, здоровенный светловолосый головорез бандитской наружности (крупнее даже, чем его черноволосый сообщник), одетый менее эксцентрично, но столь же потрёпанный и грязный. — По крайней мере, не очень громко.

— Хватит трепаться, Роул, — предостерегающе прошипел недовольный возражениями трактирщик, затем, не опуская направленной на них палочки, чуть громче потребовал:
— Извинитесь перед молодой леди, парни.

Сообщники обменялись взглядами, затем тот, кого звали Скабиор, повернулся ко мне с наглой ухмылкой.

— Прошу прощения, мисс, — сказал он наиграно извиняющимся тоном. — Я, должно быть, потерял голову от ваших чар, как говорится.

Я густо покраснела: жало его сарказма добавило остроты уже нанесенной оскорблением обиде.

— Ты тоже, Роул.

Взгляд белокурого волшебника дерзко скользнул по моему помятому корсажу.

— Если только вы простите меня, мисс, клянусь, в <i>следующую </i>нашу встречу я буду обращаться с вами как с истинной леди, — закончил он с фривольной ухмылочкой.

Трактирщик повернулся ко мне.

— Надеюсь, вы не поймёте их слишком превратно, юная леди, — сказал он таким вкрадчивым тоном, что у меня мурашки побежали по коже. — Парни могут быть несколько… грубоватыми, когда посмотрят на дно стакана, если понимаете о чём я. Вы же не станете жаловаться на них властям, не так ли, мисс?

Воцарилась глубокая тишина. Комнату наполнило тугое, словно натянутая струна, звенящее напряжение, казалось, все присутствующие навострили уши, сосредоточенно ожидая моего ответа. Инстинктивно я поняла, что моя безопасность (а возможно, и жизнь) зависит от правильного ответа.

— Нет, — произнесла я, заметив, что голос всё ещё дрожит, — я не буду жаловаться.

Напряжение мгновенно спало, и мужчины в зале вновь начали пить и разговаривать. Трактирщик льстиво улыбнулся.

— Спасибо, мисс, — сказал он. — Мы любой ценой хотели бы избежать неприятных последствий… — он сказал это таким тоном, что у меня не осталось ни малейших сомнений: именно я, а не они, пострадаю от этих «последствий».

Он снова обратился к напавшим на меня верзилам:

— Так, вы, два мешка с помоями, прижмите зады и держите свои глотки закрытыми, или я перекинусь парой слов о вас с губернатором.

Нарочито медленно бесстыдники направились к барной стойке. Проходя мимо меня черноволосый отвесил издевательскую пародию на поклон, а светловолосый гадко ухмыльнулся.

Трактирщик повернулся ко мне.

— Итак, что же привело вас в «Тредраконис», девушка? — спросил он, окинув меня пронырливым взглядом с каким-то расчетливым интересом.

— Я бы хотела попасть в Малфой Мэнор без аппарации, — произнесла я всё ещё дрожащим голосом. — Поместье ведь недалеко расположено?

— Путь неблизкий, мисс, — возразил трактирщик. — Если вы умеете летать, у нас есть метлы, но боюсь, не найдётся ни одной дамской или с боковым седлом.

— Нет, — ответил я. — Я не умею летать, полагаю, мне придётся идти пешком. Вы не могли бы указать мне путь?

— Пешком дорога займёт три часа, мисс. Но если вы соблаговолите переждать часок, то привратник поместья как раз заедет сюда за кое-какими… э-э, вещами. Вы сможете договориться о том, чтобы добраться туда с ним, — заметив мою неуверенность и подозрительный взгляд в сторону двух наглецов возле барной стойки, он добавил, понизив голос: — Привратник — уважаемый волшебник, мисс, вам не стоит его бояться. Его сестра работает гувернанткой в поместье.

Я тихонько вскрикнула от удивления.

— Но ведь это я — гувернантка! — сказал я. — По крайней мере, именно эту должность собираюсь занять.

Трактирщик заинтересованно прищурился.

 — На самом деле, мисс? Ну что ж, новости в этих краях ползут со скоростью улитки. Осмелюсь предположить, что мисс Уизли оставила место, чтобы выйти замуж: такие жизнерадостные красотки, как она, недолго ходят в девушках… Даже м’лорд положил на неё глаз, хотя она слишком сообразительна и себе на уме, чтобы попасться в его ловушку.

Я почувствовала странную, мучительную боль в груди. Гувернантка, что работала до меня, — всеми признанная красавица, умная ведьма, которой восхищаются даже дворяне! Она не подверглась бы такому недостойному, презрительному обращению со стороны негодяев спустя всего несколько секунд после прибытия… и никогда не попала бы в столь сомнительное и опасное положение, не то что я, совершенно одинокая и безнадёжно невежественная.

И снова собственные недостатки предстали передо мной с болезненной ясностью, усиленные сравнением, которое воображение тут же провело с моей предшественницей… той самой «мисс Уизли».

— Ну так что, девушка? — мои мрачные мысли прервал голос трактирщика. — Может быть, желаете перекусить чем-нибудь, пока ждёте? Всё будет за счёт заведения за… э-э-э… причинённые неудобства.

— Нет, спасибо…

— Вынужден настаивать, мисс.

Я почувствовала, что упорствовать и отказываться далее будет просто неразумно, и едва слышно пробормотала:

— Только… только кофе, пожалуйста.

— Я сам принесу его. Садитесь поближе к огню, — он указал на небольшой очаг, в котором скорей дымилась, чем горела жалкая кучка хвороста, — и не тревожьтесь по поводу этих паршивых псов, они больше не побеспокоят вас и будут держать свои руки при себе, если считают, что они им ещё понадобятся, — он произнёс это достаточно громко, так чтобы было слышно всем вокруг.

Я послушно села на указанное место и взмахом палочки придвинула ближе кофр.

Спустя несколько мгновений трактирщик вернулся с потускневшим от времени подносом, на котором стояли помятый оловянный кофейник, кувшинчик мутного, водянистого молока и не слишком чистая чашка.

— Вот и мы, дорогуша, — пробормотал он и снова окинул меня оценивающим взглядом. — Осмелюсь спросить, мисс, как вас зовут?

— Мисс Грейнджер, — ответила я как можно тише, не желая, чтобы моё имя стало достояние гласности среди своры этих негодяев.

Мужчина поклонился.

— Мистер Флетчер к вашим услугам, — представился он. — Что ж, мисс Грейнджер, если захотите ещё кофе, только позовите.

Я кивнул в знак благодарности и с показной решительностью налила себе кофе и молока, хотя пальцы ослабли и отвратительно дрожали. Кофе оказался ужасно горьким, а застрявший в горле комок ещё сильней мешал сделать глоток.

Моя волнующая, вдохновляющая мечта о приезде в Тредраконис уже превратился в кошмар, а я не пробыл здесь и четверти часа. Я вспомнила чайную комнату — метрдотель предупреждал, что это место «не подходит для респектабельных людей». Похоже, он всё-таки не преувеличивал.

Оставалось лишь надеяться, что в поместье Малфоев — если, конечно, я всё же туда доберусь — меня не ожидают столь же неприятные сюрпризы.

__________________________________________________________________________
* — https://elizeba.livejournal.com/238485.html