Действие 13. Остаться настоящим

Grove

1-й год драмы

Пятница 8 октября 2004

Премьера «Ромео и Джульетта»

Есть моменты в жизни каждого актера, когда огромная мешанина возможностей и условностей переходят в кристально чистую упорядоченную ясность. Когда грань между фантазией и выдумкой размывается, и спектр таланта и убежденности сходятся на один короткий яркий миг.

Сегодня был один из таких вечеров.

Я чувствовала себя сверхновой звездой, ослепляющей и совершенной.

Невероятной.

Для меня не существовало никаких огней. Никаких декораций. Ни зрителей, ни актеров. Просто действительность – очевидная и убедительная, которая была столь же реальна, как и все, что я когда-либо чувствовала.

Как только я вышла на сцену, мое преображение было завершено, и Джульетта завладела мной полностью. Я жила ее реальностью, и на протяжении всего спектакля мой голос говорил ее слова, мое тело ощущало ее эмоции, и мой мозг изо всех сил пытался понять, что мужчина, стоящий передо мной – настоящий и идеальный, и мой.

Он был здесь, под моим балконом, влекомый потребностью быть со мной, и, несмотря на то, что я была смущена осознанием того, как сильно я его люблю, мне не хотелось оставлять его в неизвестности.

Я смотрела, как он поднимается по шпалере, его лицо мрачное и решительное.

- Как ты сюда пробрался и зачем? - прошептала я ему сверху вниз, не веря, что он настолько безрассуден. - Как перелезть ты мог чрез стену сада, высокую и гладкую? И смерть тебе, когда кто из моих родных тебя найдет здесь.

Он с глухим стуком запрыгнул на балкон и улыбнулся, в то время как я нервно огляделась вокруг.

- Через эту стену перелетел я на крылах любви, - ответил он, медленно приближаясь ко мне. - Оградою из камня невозможно сдержать любовь, – она на все готова, – твои родные – не помеха мне.

Он протянул руку и коснулся моего лица, наклонился вперед и осторожно прижался к моим губам в поцелуе, легким как перышко, но наполненным желанием.

- Они тебя убьют, - проговорила я, задыхаясь около его губ, - когда увидят.

- Твои глаза, - произнес он, проводя пальцем по моей щеке, - опасней для меня, чем двадцать их мечей; взгляни лишь с лаской – и злоба их мне будет ни по чем.

Раздался громкий пьяный шум из моего дома, и я оттеснила его к стене, в тень.

- Я ни за что б на свете не желала, чтобы они увидели тебя, - прошептала я, вдруг осознав, что мои руки на его груди, и его глаза смотрят на них.

- От взоров их я скрыт покровом ночи, - мягко сказал он, положив руку на мою. - Но пусть они меня застанут здесь, лишь бы меня любила ты; пусть лучше жизнь кончится моя от злобы их, чем без твоей любви она продлится.

Он не должен был быть здесь, не должен был рисковать находиться в сердце вражеской территории, но он пришел, потому что не мог не прийти. Потому что должен был быть около меня.

И теперь он смотрел на меня, неистовый и страстный, и я не знала, почему я думала, что действительно жила до встречи с ним.

Он остался на какое-то время, и мы говорили и касались друг друга и целовались, но я понимала, что мы рискуем, так сильно задерживаясь.

Я знала, что он должен уйти, но не могла перенести разлуки с ним. Я продолжала находить отговорки, чтобы он оставался со мной, хотя понимала, что это опасно.

Запретно.

Он издал стон сожаления, и я отпустила его, но стоило ему сделать лишь несколько шагов, как боль от его отсутствия заставила меня подойти к нему, остановив прикосновением руки к его спине, обернув руки вокруг его груди, пока я бормотала оправдания в его лопатки, почему он должен остаться.

Ему не нужны были оправдания. Он хотел остаться так же сильно, как и я, и он повернулся и прижал меня к массивным камням моего балкона, его рот столь же отчаянно нуждался, его дыхание было столь же неровным, руки в моих волосах были столь же грубыми, как мои в его.

- То милая моя зовет меня... - прошептал он в мои губы. - Как сладостно звучат слова влюбленных в ночной тиши, лелея нежно слух, как музыка!

Он поцеловал меня в щеку, ухо, шею.

- Ромео, - простонала я, желая большего. Зная, что не должна была.

Он пробормотал вопрос в мою шею, и я выдохнула в ответ, спрашивая, во сколько я получу известие от него завтра. (п.п.: где и когда состоится их бракосочетание)

- Поутру к девяти, - проговорил он, поднимая голову и нервно озираясь. Мы услышали голоса, громкие и пьяные. Мои родственники внутри. Так близко. Слишком близко.

Он в опасности.

Он должен уйти. Я ненавидела это.

- Не пропущу назначенного часа, - сказала я, отталкивая его и тем самым призывая уйти. - Как долго ждать! Как будто двадцать лет.

Он отступил на несколько шагов, но я не могла отпустить его рубашку. Не могла. Это было невозможно.

Он опустил глаза на мою руку, сжавшую в кулаке белую ткань и захватившую его в плен, и когда он опять посмотрел на меня, страх быть обнаруженным стал незначительным по сравнению с его потребностью во мне.

Один шаг, и его руки обхватили меня, и он поцеловал меня как человек, умирающий о жажды, наконец-то припавший к источнику. Он простонал, когда его рот открылся, и все, что в моем мозгу было не связано с его ртом, языком и руками, было полностью стерто.

Наконец он остановился, и я едва могла дышать. Он прислонился лбом к моему, и мои руки на его груди начали спонтанно расстегивать его рубашку. Они действовали сами по себе.

- Забыла я - зачем тебя вернула, - тяжело дыша, сказала я, судорожно расстегивая.

- Позволь же мне остаться здесь, пока не вспомнишь ты, - произнес он, его голос был хриплым, когда он смотрел как мои пальцы на его рубашке, дернув, распахнули ее и скользнули по его груди, вызывая низкий звук у него в горле, когда он зажмурил глаза.

- Желая, чтоб остался ты дольше здесь, - шептала я, когда мои пальцы обнаружили захватывающее тепло, - я буду забывать и думать лишь о том, как мне приятно с тобою быть.

Неосознанно вдруг мой рот прильнул к его шее, и я провела рукой от его груди к животу, отчаянно желая опустить ее еще ниже.

- А я стоять здесь буду, - простонал он, откинув голову. - Чтобы продлить забвение твое, забыв, что есть места другие в мире.

Время прошло как в тумане, и в течение следующих нескольких часов мой мир изменился. Полностью перевернулся. Все, что я знала, все, во что верила, было теперь перечеркнуто моей потребностью в нем. Мы игнорировали все и всех, чтобы быть вместе, и как раз тогда, когда я думала, что мы перехитрили неодобрение наших родителей и друзей, я проснулась, чтобы найти его ушедшим из жизни.

Мертвым.

Неподвижным.

Мое сердце не могло постигнуть то, что осознала моя голова. Мой мир пошатнулся за те долгие секунды, когда я пыталась понять... зачем... и как... и ПОЧЕМУ?

Он любил меня.

Он обещал мне...

ПОЧЕМУ он оставил меня?

И так же внезапно, как он придал моей жизни новый смысл, моя жизнь без него мгновенно свелась нулю.

И потому я приняла решение умереть. Чтобы проглотить мою боль как яд, взяла кинжал и присоединилась к нему. Уподобилась ему.

И как только я опустилась на его все еще теплое тело, я почувствовала, что мир, который был частью его, вернулся. Я закрыла глаза и выдохнула: его аромат был последней вещью, которую я отметила, прежде чем стать неподвижной и тихой.

А затем были только благоуханные небеса и тепло и комфорт, и только мое сознание начало исчезать, как раздался сильный шум. Огромная ударная какофония. На мгновение я была сбита с толку.

Тогда я открыла глаза и увидела шею Каллена, его пульс был сильным и быстрым. Погас свет, спектакль закончился, и рев толпы бомбардировал меня, накачав адреналином и сообщив мне, что мы были потрясающими.

Я чувствовала, что была потрясающей.

Несгибаемой.

И испытывала кайф и парение и головокружение от всего этого.

Занавес опустился, и Каллен обхватил меня руками и приподнялся, поставив меня на ноги.

- Пошли, Свон, - прошептал он, потянув меня за кулисы. - Пора на поклон.

Он держал мою руку, и мое сердце билось часто и громко, когда мы смотрели, как наши коллеги по труппе выстроились на сцене, чтобы получить свою долю аплодисментов. Зрители хлопали громко... восторженно… с энтузиазмом. Они издавали возгласы и кричали и свистели, и когда появились главные герои, аплодисменты стали громче и более признательными.

Каллен подал мне знак идти, и мы вышли вместе. Мои ноги передвигались уверенно, хотя огромное приветствие, которое встретило нас, было совершенно нереальным. Я показала на Каллена, и он поклонился, и его лицо было сияющим и гордым. Я не могла не гордиться им тоже.

Теперь была моя очередь, и я чувствовала на себе его взгляд, когда поклонилась: мое тело покалывало повсюду, наэлектризованное адреналином после моего выступления и пребывания рядом с ним. Публика одобрительно кричала, и я была настолько полна счастья и гордости, что ощущала, будто моя кожа скоро лопнет по всему телу.

Затем Каллен взял меня за руку, и, когда мы вместе поклонились, зрители подорвались со своих мест, оглушительно аплодируя и насвистывая.

Я в неверии посмотрела на Каллена. Он пожал плечами и улыбнулся. Сияюще. Ошеломленно.

Аплодисменты, казалось, продолжались вечность, но в итоге помощник режиссера опустил занавес, и весь актерский состав испустил радостные крики облегчения и восторга. Спектакль было невероятным. Мы все чувствовали это. Все мы были его частью. Я вдруг обнаружила, что обнимаюсь со всеми, поздравления звенели у меня в ушах. Все как в тумане: объятия, поцелуи и возбужденная болтовня, и мне хотелось, чтобы это чувство никогда не закончивалось.

Я обернулась и посмотрела на Каллена – счастливый, смеющийся; обнимая парней, целуя девушек, похлопывая людей по спине. Он выглядел таким... нормальным.

Незащищенным.

Я не могла отвести глаз.

Тепло расцвело в моей груди, когда я смотрела на него, а потом мои ноги направились к нему, и он будто почувствовал это, потому что повернулся ко мне лицом. Его широкая улыбка заключала в себе нечто большее... значимое.

Не колеблясь ни минуты, он обернул свои руки вокруг меня, уткнувшись лицом в мою шею, и я почувствовала прикосновение его губы к моей коже, прежде чем он прошептал:

- Ты была чертовски изумительная сегодня вечером. Изумительная.

Я обвила руки вокруг его шеи, и он потянул меня к себе, когда я сказала:

- Как и ты. Боже, Каллен. Ты был просто невероятным.

- Очевидно, мы отличная команда, - проговорил он, отстраняясь только чтобы посмотреть мне в глаза.

- Ну, понятное дело, - сказала я, улыбаясь.

Я говорила это в течение нескольких недель.

Когда мы замолчали, все вокруг как будто исчезло в темноту. Было просто его лицо, глаза, ощущение наших тел, прижатых друг к другу, его тихое дыхание, магнитное притяжение его губ, таких близких.

Его глаза чуть прикрылись, когда он смотрел на меня, а потом на мои губы. Он хотел поцеловать меня и Боже... О, Боже, я хотела, чтобы он поцеловал меня. Меня не волновало, что мы были окружены людьми, или что наши однокурсники будут показывать на нас и хихикать и шептаться. Я хотела, чтобы он меня поцеловал. Но не как Ромео. Как Каллен.

Подождите, нет, не как Каллен.

Как Эдвард.

Он поднес одну руку к моему лицу, и слегка задев пальцами мои уши, нежно обхватил мой затылок, наклонившись ко мне и приоткрыв рот, его губы были такими мягкими и очень, очень близкими.

- Эй, ребята! Идете на вечеринку?

Нас обоих похлопали по нашим спинам, и Каллен со злостью посмотрел на улыбающееся лицо Эрика. Либо Эрик совершенно не обратил внимания на момент, который он разрушил, либо злить Каллена делало его счастливым, потому что его улыбка только стала шире.

- Мы будем там, - сказал Каллен, даже не пытаясь скрыть своего гнева.

- Ты за рулем? - спросил Эрик. - Или ты поедешь со мной и Райли?

Каллен посмотрел на меня.

- Э-э... Свон, ты подвезешь? Потому что, ну, я сегодня без машины.

- Потому что ты сделал пробежку.

- Да.

- Я помню.

Образ его, бегущего, воспламенил очень возбужденную часть моего мозга.

- Гм... ну... - сказала я. - Я сказала Роуз, что поеду с ней, и... твоей сестрой, собственно.

- Супер! - воскликнул Эрик, снова похлопав нас по плечам, и Каллен едва уловимо закатил глаза. - Мы здорово повеселимся. Будьте готовы остаться ночевать. У меня есть куча спальных мешков, которые мой жуткий сосед-хиппи одолжил мне. Ю-ху!

Эрик ушел докучать другим участникам вечеринки, и вдруг Элис и Роуз оказались рядом с нами, обхватив нас обоих в крепкие совместные объятия.

- Святой черт, вы двое просто ЗАЖИГАЛИ сегодня вечером! - сказала Элис, крепче стискивая нас. - Я должна была постоянно напоминать себе, что мне надо смотреть на пульт управления освещением, а не на вас. Я чуть не пропустила сигнал во время сцены на балконе. Таааак чертовски горячо.

Элис была осветителем для спектакля, а Роуз ее ассистентом. Они двое учились только на первом курсе театральной техники и, конечно же, не отвечали за реквизит, костюмы или уборку. Думаю, они были благодарны за это.

- Что она там сказала о горячем, - проговорила Роуз, обнимая меня, прежде чем похлопать Каллена по плечу. - Ваша химия взлетала как на чертовом графике. Скажи мне еще раз, почему вы двое еще не натрахались до одурения?

Глаза Каллена расширились, и он потерял дар речи.

- Роуз, - выдавила я, в раздражении покачав головой.

- Это справедливый вопрос, - проговорила она, пожимая плечами. - Могу гарантировать, что каждый человек в зрительном зале сегодня думал, что вы двое находитесь на борту Трахолот Экспресса и очень бы хотели сесть в Интим-мобиль, чтобы понаблюдать за зрелищем.

Теперь уже у меня не было слов. И какого черта я могла сказать на это?

- Таааак, - проговорила Элис, преодолев тяжелый слой неловкости и обращаясь к брату. - Выйдешь, чтобы увидеть маму и папу?

Улыбка Каллена померкла, и Элис вздохнула.

- Эдвард, давай. Он не может сказать ничего плохого о твоем выступлении. Ты был просто потрясающим.

- Эл, ставлю двадцать баксов, что ему удастся найти что-то негативное, - сказал Каллен, и защитная горечь вернулась в его глаза. - Он не сможет устоять.

Элис кинула на него неодобрительный взгляд и покачала головой.

- Ну, в любом случае, ты должен пойти и увидеться с мамой, так что поторопись и переоденься. Встретимся здесь через пятнадцать минут и выйдем в фойе вместе. - Потом она повернулась ко мне и проговорила: - Белла, ты, безусловно, тоже должна выйти. Они хотели бы встретиться с тобой.

- Конечно, хотели бы, - сказала Роуз с оттенком снисходительности в ее тоне. - Они умирают от желания встретиться с девушкой, которую их сын должен был трахнуть.

Тут они ушли, хихикая, а я повернулась к Каллену. Он не выглядел слишком счастливым, и я не знала, то ли это потому, что он не хотел говорить со своим отцом, то ли потому, что он обиделся на Роуз за «мы должны были трахнуться» реплику.

- Мисс Свон! Мистер Каллен!

Я услышала голос Ирины и повернулась, чтобы увидеть, как она шла ко мне в сопровождении мужчины, которого я никогда прежде не видела. Он был одет в темно-красный велюровый пиджак и фиолетовый шейный платок, и, казалось, сошел прямо с декораций для «Пигмалиона».

- Белла, Эдвард, - сказала Ирина, остановившись перед нами. - Я хотела бы познакомить вас с Aрo Фиори. Аро мой близкий друг и один из лучших режиссеров Бродвея. Его недавний спектакль «Смерть коммивояжера» только что выиграл Critic's Desk Award за Лучшую Новую версию.

Мужчина протянул мне руку, и я нервно пожала ее.

Святой умасленный ад – настоящий режиссер с Бродвея. Это нереально.

- Я так рад познакомиться с вами, мисс Свон, - тепло проговорил он, обхватив мою руку двумя своими. - Этот спектакль был... что ж... Позвольте мне сказать вам, что если я решу поставить «Ромео и Джульетта» в ближайшем будущем, я знаю к кому обращусь. Вы были поразительной, моя дорогая. Действительно поразительной.

Взрыв тепла охватил мои щеки, и я не думала, что моя улыбка могла быть еще шире без хирургической помощи.

- Спасибо вам большое, мистер Фриори, - сказала я, пытаясь говорить, несмотря на огромный комок в горле. - Для меня... эээ... для меня это такая честь.

- И мистер Каллен, - проговорил он, выпуская мою руку, и повернулся к Эдварду. - Вам удалось сделать невозможное: изобразить Ромео, которого мне не хотелось сильно побить своим зонтиком. Браво. Вы очень талантливый молодой человек.

Оказывается, Каллену не чуждо и покраснеть, потому что кончики его ушей стали ярко-красными, когда он пожимал руку старика.

- Э-э... спасибо, - сказал он, с застенчивой улыбкой. - Я рад, что вам не хотелось меня побить. Если бы вы еще смогли убедить Свон не делать этого, было бы вообще здорово.

Аро повернулся ко мне и поднял брови.

- Вы били главного героя, мисс Свон?

Я пожала плечами.

- Иногда, но в свое оправдание скажу, что он очень раздражающий.

Aрo рассмеялся и похлопал в ладоши.

- О, между вами двоими весьма интересная химия, не так ли? Направлять их должно быть было очень увлекательно, Ирина.

Ирина покачала головой и улыбнулась.

- Вы не представляете, Аро. Тем не менее, скучать не приходилось. А результаты? Ну... они говорят сами за себя.

Ирина улыбнулась нам так, как это люди делают, когда хотят показать, что они гордятся вами, не сказав ни слова. Я чувствовала, будто моя грудь сейчас взорвется от счастья.

Aрo кивнул и посмотрел на Каллена и меня.

- Да, я должен сказать, что энергия между вами двоими на сцене редкое и особенное явление. Весьма примечательное. Я не был свидетелем такой мощной химии с тех пор, как видел, как Лайза Минелли накачалась тройным скотчем на премьере «Парнишки из страны Оз» (п.п.: мюзикл о жизни австралийского певца, композитора, шоумена Питера Аллена). И позвольте мне сказать вам, она выглядела так, будто была по-настоящему влюблена. Я предсказываю большое будущее для вас обоих. Особенно, если вы будете продолжать работать вместе. И мне, определенно, понравилось бы быть вашим режиссером в один прекрасный день.

Каллен и я переглянулись, и волна тепла прошла через мое тело.

Я не могла поверить тому, что слышала, и, судя по выражению его лица, он тоже.

- Ну что ж, вам двоим лучше пойти переодеться, - сказала Ирина, взяв Аро под руку. - Полагаю, вы должны пойти на вечеринку, и вы, безусловно, заслужили праздничный вечер. Желаю приятно провести время.

Каллен и я попрощались с Ириной и Аро, а затем направились в сторону наших гримерных. Он шел рядом со мной по лестнице и его рука едва заметно касалась моей спины. Мы молчали, но я уверена, его голова так же шла кругом, как и моя. Эйфория после представления все еще бурлила в моих венах, и я чувствовала себя более уверенной, чем когда-либо. Более талантливой. Более красивой.

- Это был режиссер с Бродвея, - тихо произнес Каллен.

- Да.

- Он похвалил наше выступление.

- Да, похвалил.

- Он на самом деле подразумевал, что взял бы нас. Нас. Тебя и меня. Для бродвейского спектакля.

- Значит, эта часть мне не привиделась?

- Нет, не привиделась.

- Ничего себе.

- Да. Ничего себе.

Я положила руку ему на талию, когда мы поднялись на верхнюю ступеньку лестницы, и если он и возражал, то ничего не сказал. Он скользнул рукой на мое бедро, и мы прошли короткое расстояние к его гримерке вот так – обхватив друг друга руками и обдумывая сотни различных мыслей.

Я отпустила его, когда мы подошли к его гримерке, но он взял меня за руку и потянул внутрь. В комнате было пусто, и он закрыл за собой дверь, поворачиваясь ко мне. Лицо его было взволнованным, когда он двинулся ко мне, заставляя прижаться спиной к двери.

- Извини, - сказал он, наклоняясь. - Но то, что только что произошло, официально вынесло мой мозг. Мне нужно это сделать.

Я знала, что он собирался поцеловать меня, но все равно это не подготовило меня к абсолютно коленоподкашивающим ощущениям его рта на моем. Я вжалась спиной в дверь, и он поцеловал меня. Это был долгий, медленный и глубокий поцелуй, и, хотя я целовала его много раз сегодня вечером на сцене, сейчас было все совсем по-другому, потому что хотя мы все еще были в наших костюмах, это не имело ничего общего с нашими героями, а только с нами.

«Нас», клялся он, не существует. «Нас», утверждал он, он не хочет. «Нас», вот что все увидели на сцене сегодня вечером и аплодировали стоя.

Он обвил свою руку вокруг моей талии, притянув к себе, когда поддержал мою голову. Его губы были невероятно мягкими и вместе с тем источали электрические разряды, его язык нежно лизал и посасывал.

Это было неторопливо и сладко, но мое сердце так или иначе стучало как бешеное, и я обхватила его лицо, поглаживая щеки и челюсть, в восторге, что он сам захотел это сделать. Чувствуя, будто он позволил мне это, даже если ненадолго.

Когда он отстранился, его дыхание было быстрым, как и у меня, лицо покрасневшим, глаза сияющими и темными.

- Сегодняшний вечер было просто удивительным, Свон, - сказал он с улыбкой. - Мы отпадно сыграли сегодня, и я никогда... бог мой... я не чувствовал ничего подобного раньше на сцене. Я имею в виду, у меня были хорошие спектакли, но этот? Совсем другого уровня.

- Я знаю, что ты хочешь сказать.

- У меня... - Он на мгновение опустил глаза, его руки сжали мои бедра. - У меня никогда не было связи такого рода с другим актером раньше. Это не то, что... Я никогда не был в состоянии сделать это. Впустить кого-то вот так? Открыться полностью? Честно говоря, это пугает меня до чертиков.

Я кивнула и сглотнула.

- Я знаю. Ты не один такой.

- Но ты? Ты подтолкнула меня, - проговорил он, снова встречаясь с моими глазами. - Ты ткнула меня в мое же дерьмо и заставила меня сделать это, и... я... Иисус, Свон... Я не смог бы сделать это без тебя.

Он посмотрел на меня, и я осознавала, что должна была что-то сказать, но, кажется, потеряла дар речи.

Он признался, что я помогла ему. Что он благодарен мне.

Он.

Эдвард я-не-собираюсь-быть-твоим-другом-или-парнем-так что-не-пытайся-быть-ко-мне-ближе Каллен.

Я была ошеломлена и до смешного тронута.

- Э-э... Каллен, ты только что... ну... я не хочу волновать тебя, но ты только что сказал мне что-то приятное.

- Да, сказал, - поморщившись, сказал он. - Это ощущается странно.

- Это и звучало странно.

- Но приятно?

Я встала на цыпочки и нежно поцеловала его, и хотя он слегка напрягся, он позволил мне, и даже поцеловал в ответ.

- Да. Очень приятно. Спасибо.

Улыбка, которая освещала его лицо, была по-настоящему красивой.

Он наклонился ближе, а затем уткнулся лицом в мою шею и крепче обнял меня, показывая мне, как он благодарен. И все равно, я задрожала, когда его губы прижались к моему горлу, и он прошептал:

- Всегда пожалуйста.

Я обняла его в ответ, зажмурив глаза и обожая это ощущение сплетения друг с другом, все еще в костюмах, но будучи абсолютно самими собой. «Мы» могли бы быть, если бы он просто позволил этому случиться.

...

...

...

Нью-Йорк

Суббота 15 мая 2010

Каллен глотками пил воду из стакана, цвет его лица был гораздо лучше с момента его рвотного инцидента пятнадцать минут назад. Он выглядел смущенным, но ему не стоило смущаться – я видела его в намного худших ситуациях, чем рвота в уборной. Хотя я чувствовала, что ему стыдно. Он был похож на приговоренного к смертной казни, умоляющего сохранить ему жизнь.

Я не хотела, чтобы он таким образом давил на себя, поэтому слегка ему улыбнулась.

- Не делай этого, - сказал он, нахмурившись.

- Что?

- Не улыбайся так жалостливо.

- Вообще-то, - стала я разъяснять, - я улыбалась обнадеживающе. Есть разница.

- Ха, - он сощурил глаза. - А выглядело почти так же, как твоя жалостливая улыбка.

- Очевидно, твое прочтение моей улыбки немного проржавело.

- Да, - проговорил он, опустив глаза на свой стакан с водой. - Полагаю, что так.

Когда мы вышли из ванной, то обнаружили, что инструментальный джазовый ансамбль начал играть в углу винного бара, и жалобные звуки саксофона донеслись до нас, когда прокуренный голос певица завел первые строки «Nature Boy».

- Жил-был один парень… Очень странный, романтичный парень…

Я перестала обращать на нее внимание.

Нет, ну действительно, хватит с меня эмоциональных наслоений на сегодня, спасибо большое.

Каллен посмотрел на меня, и колющая нервозность пробежала по моему позвоночнику, я знала, что он собирался сказать мне что-то, от чего мне станет неловко.

- Потанцуй со мной, - тихо сказал он.

Это был не вопрос.

- Я... э-э... зачем?

Он улыбнулся и оглянулся на несколько пар на танцполе, прежде чем опять посмотреть на меня, и даже в тусклом свете, я видела нервозность в его глазах.

- Потому что я должен о многом сказать тебе, но не хочу, чтобы нас разделял этот чертов стол. - Он сделал еще один глоток воды и посмотрел на свои пальцы. - Я хочу быть рядом с тобой.

Я сделала глоток вина. Самый большой.

Мне не хватит вина целого мира для этого разговора.

Все не так, как я предполагала, развивалось этим вечером. Совсем.

Сначала я оказалась в мужском туалете, обнимая его неподобающее количество времени, а теперь он захотел потанцевать со мной?

Это слишком много, слишком рано. Одна только мысль об этом заставляла меня сердиться, и не потому, что я не хотела с ним танцевать, а потому что я хотела так сильно, что было больно.

- Не думаю, что это такая уж хорошая идея, - сказала я, очень стараясь не быть резкой.

Очевидно, он игнорировал мое нежелание и неизбежную панику, потому что встал и подошел к моей стороне стола, протягивая руку.

- Пожалуйста, Белла.

Я посмотрела на его руки. Его совершенные, теплые Эдвард-руки. И затем я взглянула ему в лицо, и в его глазах была такая хрупкая надежда и так дрожал сжатый рот, что я не сочла возможным сказать «нет».

Я вложила ладонь в его руку, и наши пальцы переплелись вместе, соответствуя друг другу более идеально, как если бы у них были какие-либо права.

Он вывел меня на танцпол и притянул в свои объятия, и я вздохнула, не желая этого.

Он вздохнул тоже.

- Ты помнишь первый раз, когда мы танцевали вместе? - спросил он, его рот был рядом с моим ухом.

- Нет, - солгала я, потому что хотела услышать его версию событий.

- Это был вечер, когда мы снимались в рекламном ролике для ночного клуба на West 46th Street, помнишь? Ты, я, Джеймс и Лорен были выбраны для этого? Мы все должны были выглядеть молодыми и стильными и влюбленными.

- Хммм... да, но я была в паре с Джеймсом, а ты с пламенной-промежностью, которая была буквально повсюду на тебе как сыпь.

- Ты чертовски ревновала.

- Она шлюха.

Он рассмеялся.

- Ты была невероятно сексуальна в своей ревности. Я все ждал, когда ты ударишь ее.

- О, соблазн был велик.

Он покружил меня, и я засмеялась. Он был не очень хорошим танцором, но, несомненно, знал, как вести.

- Помнишь, как они нам дали бутылку вина для нашего стола, чтобы использовать ее в качестве опоры, а Джеймс достал швейцарский армейский нож и открыл ее, хотя мы шикали, чтобы он остановился?

- О, да, - проговорил Каллен, вспоминая. - Тогда он продолжил все это пить сам, и его вырвало прямо на Лорен.

Он отстранился, чтобы посмотреть на меня, и засмеялся.

- Это было к лучшему. Танцевать с этой женщиной было моей собственной личной версией ада.

- Не по ее словам, - сказала я, вспоминая, как она дразнила меня в тот вечер. - Она хвасталась, что ты получил нехилый стояк, танцуя с ней.

- Что? - недоверчиво спросил он. - Это просто... блядь, нет! Мой член никогда не был мягче, чем когда она была прижата к нему. Я был в ужасе от перспективы получить венерическое заболевание, просто держа ее за руку.

Я рассмеялась.

- Да, что ж, она не стеснялась делиться своей вагиной со всеми.

Он вздрогнул.

- Свон... пожалуйста, меня стошнило достаточно для одного вечера. Хватит говорить о ней. Некоторые люди как герпес – лучше о них не упоминать ни слова. Лорен одна из них.

- Ты знал, что она была очень сильно увлечена тобой, не так ли?

- Да, знал. Меня просто это не заботило. Я был влюблен в кое-кого другого.

Он сильнее сжал свою руку вокруг моей талии, и мы некоторое время молчали, но я могла сказать по напряжению в его теле, что он готовился, чтобы сказать что-то важное.

- Могу я сделать признание? - наконец произнес он, прижавшись своей щекой к моей.

- Э-э... конечно.

- Aрo не хотел брать меня в этот спектакль с тобой. Первоначально он хотел пригласить какую-то кинозвезду играть Сэма, потому что слышал о нашем расставании и подумал, что нам будет неловко.

- О... да? - обронила я, пытаясь переварить то, что он говорил.

Он сделал глубокий вдох, прежде чем продолжить, и, хотя его голос был мягким, я услышала оттенок смущения:

- Мой агент сказал мне, что ты уже была приглашена, и... ну... я позвонил Аро. Умолял его рассмотреть мою кандидатуру. Практически беспрестанно звонил ему, пока он не согласился дать мне эту роль. Я даже напомнил ему о том комментарии, что он сделал после премьеры «Ромео и Джульетты», когда он сказал, что наша химия была редким и особенным явлением. Вот почему он, наконец, смягчился.

Я отступила и посмотрела на него.

- Каллен... почему…

- Мне нужно было тебя увидеть, - тихо объяснил он, перебив меня. - Я должен был попробовать и... исправить все... И я знал, что если бы просто позвонил тебе, ты бросила бы трубку и, возможно, поменяла свой номер.

Я попыталась отрицать это, но не смогла.

- Я даже не читал сценарий, когда просил его дать мне роль, - продолжил он. - Меня не волновало, что это за роль была. Пока ты и я не оказались вместе на сцене, мне было наплевать на содержание сюжета, потому что я чертовски отчаялся увидеть тебя. Но потом, когда я прочитал его, то увидел, насколько это было уязвимо. Насколько реально. Как будто про нас...

Он притянул меня ближе, но я не думаю, что он нацелился на что-то, а огонь в его глазах сказал мне просто заткнуться и слушать.

- А потом мы приступили к репетициям, и я увидел тебя впервые за многие годы... и все это вернулось ко мне: ты... я... то, как ты можешь свести меня с ума одним лишь взглядом, и... Боже, Свон... Я надеялся, что ты скучала по мне так же, как я скучал по тебе, но ты была так зла…

- У меня были причины такой быть.

- Я знаю, - сказал он, все еще покачиваясь со мной, хотя музыка остановилась. - Я не виню тебя. Я ожидал этого. Заслужил.

Все, что он говорил... все это... брало меня за душу, но не исцеляло. Это просто позволяло боли от его ухода превратиться в другую форму.

- А затем мы репетировали поцелуй, и...

Он замолчал и откинул мои волосы с шеи, задев кожу. Был нежным... заботливым... стараясь не нажимать, но остановившись на границе.

- Я плохо справился с этим, и мне очень жаль. Я знал, что будет очень трудно... поцеловать тебя и не потерять рассудок, но когда это случилось, я просто... Думаю, это была часть меня, которая надеялась, что, поцеловав тебя, я как бы смою всю фигню, через которую я провел тебя. Что я смогу сказать тебе без слов, что я чувствую, и что ты волшебным образом поймешь и простишь меня, но…

- Это не так просто, - почти шепотом проговорила я, сжимая в кулаке его рубашку, потому что хотела оттолкнуть и держать его ближе в одно и то же время.

Он кивнул и выпустил долгий выдох.

- Я знаю. И сегодня, сцена в постели... это... Боже... я...

Ансамбль снова начал играть, но он не замечал этого. Он перестал покачиваться и на несколько секунд закрыл глаза, собираясь с мыслями.

- Белла, я...

Он нахмурился, выглядя расстроенным. Я чувствовала, как он изо все сил пытался выразить свои мысли, чтобы постараться все объяснить мне, но терял терпение, и тут я не могла ему помочь.

- Ты знаешь, что убивает меня? - наконец, произнес он, резким от расстройства голосом. - Что убивает меня абсолютно каждый день, когда я прихожу на репетицию? Что я могу быть там, в постели, с тобой... быть рядом с тобой, ради Господа Бога, и держать тебя в своих объятиях, целовать тебя и прикасаться к твоей коже, но я все равно скучаю по тебе. Потому что это не реальность. Ничего из этого. Поцелуи и ласки и заверения – это игра и наши герои, а не мы. А я хочу, чтобы это были мы... ужасно хочу.

Я старалась сглотнуть и не смогла. Хотела отвернуться, но это было невозможно.

- Я скучаю по нам настоящим, Белла, - сказал он, открывая свою душу, показывая мне все оттенки своей боли, калейдоскоп сожалений наполнил его глаза. - Я никогда не был таким настоящим, как с тобой. Я не знал этого тогда, а если и знал, то пытался отрицать это, как отрицал все, что было связано с тобой, но... теперь я знаю. Я понимал это три года назад, когда оставил тебя.

- Тогда почему ты это сделал? - спросила я, с трудом держа себя в руках... отталкивая мою комфортную обиду. - Почему не остался?

- Потому что, - сказал он, сглатывая и пытаясь быть храбрым, - это было настолько очевидно, что ты имела права на меня с самого начала, но я продолжал лгать себе... слишком боялся признаться, как сильно я нуждался в тебе. Испугавшись, что так быстро ты стала так много значить для меня. Я не хотел впускать тебя, потому что знал, что как только я это сделаю, я захочу большего, и оказался прав. Как только я вкусил тебя, все изменилось.

- Но ты продолжал отталкивать меня, - все еще не понимая, проговорила я.

- Я думал, что был умным, - сказал он с горькой усмешкой. - Было больно не быть с тобой... позволяя себе лишь малые дозы этого счастья, но я шел ко дну... из-за потребности в гораздо большем, чем готов был рискнуть отдать... из-за желания дать тебе все, но парализованный страхом, что этого будет недостаточно для тебя, как это было недостаточно для моих родителей или Джессики, и что если ты сломаешь меня, как они... Я осознавал, что никогда не смогу восстановиться. Ничего бы не осталось от меня прежнего. Я был бы пылью. Пеплом. Тенью того, кем я был с тобой.

Он покачал головой и в расстройстве отвернулся, но не от своих слов, а от поступков.

- Вот почему я оттолкнул тебя прежде, чем ты смогла бы это сделать со мной. Я сбежал, и это нахрен убило меня, но я думал, что предпочел бы страдать от кратковременной боли, чем жить в постоянном страхе от потери второго ботинка – вдруг бы ты решила, что меня недостаточно для тебя. Что я для тебя недостаточно хорош.

Он опустил голову, когда ансамбль начал играть «Smile». Мне захотелось бросить в них чем-нибудь. Мне захотелось ударить его. Выбить из него всю глупость его прошлых поступков. Встряхнуть его, дать ему пощечину и вернуться назад во времени, чтобы рассказать его слабоумной прошлой версии, что он всегда был достаточно хорош для меня. Более чем хорош.

Вместо этого, я обняла его, и мы начали раскачиваться снова. Мы на самом деле не танцевали, просто покачивались из стороны в сторону. Не двигались вперед или назад, а просто переминались.

Топтались на месте.

Стараясь не утонуть.

...

...

...