Название: Десять минут в парке
Жанр: romance/drama
Рейтинг: G
Пейринг: канон
Саммари: 1976 год. Эдвард настолько одинок и потерян, что вот-вот расстанется с надеждой встретить любовь. Случайно встречая одного из своих кумиров, он находит именно то, в чём нуждается.

---

Часть 1

POV Эдвард

Было третье августа 1976 года, и все мы тем летом жили в Нью-Йорке. Чем я, конечно же, занимался в таком огромном городе, переполненном искусством, музыкой и культурой?

Правильно. Ходил за Элис по «Macy’s» (П.п. – «Mэйсис», крупнейший универмаг Нью-Йорка.) с полутысячей пакетов с её покупками, нюхал духи, комментировал каждый наряд… каждый цвет помады. Короче, я хотел умереть… снова. На самом деле хотел.

Меня не волновали все эти женщины, толпившиеся вокруг меня… их кровь, она меня не волновала. Для того чтобы не обращать внимания на её запах, у меня было достаточно сил. Однако их мысли я старался блокировать, и это до сих пор иногда было трудно сделать.

«Красавчик…»

Я уловил мысленный голос блондинки, мимо которой, ухмыляясь и кивая, сейчас протискивался, пытаясь не отстать от мчавшейся вперёд Элис.

«Боже, вот бы было славно… сладкий ты мой… дай мне всего три денька, а потом я верну тебя твоей подружке…»

Я быстро прошел мимо неё и поднял бровь, со злостью глядя на ёжик на затылке Элис. Отлично, теперь люди думают, что Элис – моя девушка. А почему нет? Кто ещё согласился бы торчать здесь весь день и носить всё это дерьмо? Короче, чаша моего терпения была почти переполнена. К тому же в последние годы женщины стали такими… агрессивными. Мыслями они всё больше и больше напоминали какого-нибудь неудовлетворенного мужика, смотрящего на досуге футбольный матч. Куда вообще подевались загадочность и робость?

– Элис. – Я попытался позвать её шепотом, не желая устраивать здесь сцену, но она меня проигнорировала. Думаете, впервые? – Элис, – снова позвал я.

Проходя мимо большого зеркала, я мельком увидел своё отражение: чёрная атласная рубашка, черный кожаный пиджак… тонкая золотая цепочка на шее… джинсы и коричневые кожаные ботинки. Самое лучшее, что предлагает мода семидесятых, подумал я, не глядя на свои волосы, на их модную «пушистую» укладку… (П.п. – Эдвард имеет в виду «feathered hair» (приблизительный перевод – «пушистые волосы», «пышное оперенье») – популярная в 70-е гг. причёска, как женская, так и мужская: ступенчатая стрижка средней длины укладывалась феном или щипцами и закреплялась лаком.) В потоке меняющихся эпох и веяний моды Элис была моим стилистом, но к этому я до сих пор не мог привыкнуть. Может, восьмидесятые будут лучше.

– Чего тебе, Эдвард? – Элис слегка обернулась, но на меня не посмотрела.

– В этом магазине сто этажей! – почти проскулил я. – Сколько ещё вещей тебе нужно?

– Я покупаю не одной себе. – Она остановилась, перебирая вешалку за вешалкой с юбками. – Это моя работа – одевать нас всех… а никто не ценит… пока я не перестаю это делать. – Она вздохнула.

Я тоже вздохнул. Ну вот, отлично, теперь она собиралась притвориться обиженной. Дайте мне исправить это.

– Дело не в том, что я не ценю тебя, Элис. Я ценю, – сказал я честно. Если бы в нынешние времена мне пришлось самому покупать себе одежду… я бы, наверное, свихнулся. Я скучал по пятидесятым: белая футболка, джинсы, куртка – и готово. Ты мог носить их каждый день, и никто не сказал бы тебе ни слова.

И я абсолютно ненавидел ту причёску, в которую Элис укладывала мои волосы. Я чувствовал себя девчонкой каждый раз, когда видел себя.

– Просто дело в том, – начал я, стараясь выразиться потактичнее, – что Эмметт и Джаспер хотели встретиться со мной во Всемирном торговом центре. Говорят, его здания одни из самых высоких в Нью-Йорке. (П.п. – ВТЦ, комплекс из 7 зданий (два из которых – те самые башни-близнецы, чья высота – более 400 метров), на момент рассказа построен всего 3 года назад.)

– И что в этом такого интересного? – Теперь она перешла к женским брючным костюмам. Чёрт возьми-и… подумал я, глядя на них. Хорошо хоть я не женщина, и мне не надо носить это.

– Мы собирались попробовать спрыгнуть с них. – При мысли об этом я улыбнулся. Я любил высоту.

– Мальчишки, – пробормотала Элис.

– Пожалуйста, Элис? – Я попытался смотреть на неё грустными щенячьими глазами… оттопырив нижнюю губу… это всегда безотказно действовало на неё.

– Ладно, ладно. – Она улыбнулась мне в ответ, и её глаза сверкнули. – Просто дай мне ещё пять минут. Я пойду с тобой.

Да-а! Победа была за мной… Не думаю, что выдержал бы ещё хоть секунду пребывания здесь.

А затем это произошло.

– О, Боже! – воскликнула Элис, распахивая глаза… словно не веря.

– Что? – Я нахмурился, глядя на неё. Все эти пакеты, которыми я был нагружен, не давали мне прикоснуться к ней.

– Я забыла про обувь. – Она хлопнула себя ладонью по лбу.

– Элис, нет, – в ужасе сказал я тихим голосом. – Пожалуйста… ради меня?

– Нам же нужна обувь. – Она взяла меня за плечо и развернула. – Вот сюда, на пятый этаж!

Нам нужна была обувь... ведь у каждого из нас было всего лишь примерно по шесть тысяч пар. Обувь для Элис была тем же, чем для меня – музыка… Мне конец.

Я не сделал больше ни шагу, и Элис чуть не упала, когда пошла дальше, увлекая меня за собой, а я дернул руку, чтобы остановиться.

– Эй. – Она посмотрела на меня… упрямая как всегда.

– Нет, Элис, – повторил я, твёрдо стоя на месте.

– Пожалуйста, Эдвард! – взмолилась она. – Один час! И весь оставшийся день мы сможем делать всё, что захочешь ты!

Сдерживая своё раздражение, я посмотрел поверх её головы… на дверь, ведущую наружу… мои челюсти сжались… Свобода была совсем рядом…

– Ну ладно, – услышал я собственный голос. Обычно Элис была мне лучшим другом… именно таким, о каком я всегда мечтал. Единственным занятием, которым мы не могли наслаждаться вместе, была покупка одежды.

– Эдвард, ммммм! – Обхватив руками мои щёки, Элис сплющила мне губы, смачно поцеловала, а затем добавила: – Я тебя люблю!

Я почувствовал, что немного смягчаюсь… я чуть заметно улыбался, глядя, как она порхала по магазину словно фея Динь-Динь. Если бы она управилась за час, это было бы чудом.

– Я подожду тебя снаружи, – крикнул я. Она махнула мне, мол, «да-да, конечно, жди где хочешь».

Мне был необходим глоток свежего воздуха… От ржавого запаха крови, жары, духов от Келвина Кляйна у меня кружилась голова. Когда я наконец вышел на улицу, то сделал глубокий вдох… вот он, свежий воздух, наконец-то.

– Это была ошибка, – прищурившись, сказал я сам себе. Снаружи было ещё хуже, чем внутри: мои легкие наполнил душный, горячий августовский воздух, пахнущий асфальтом, смолой и мусором. Если бы я был человеком, то закашлялся бы.

Радуясь, что мы припарковались у входа, я поспешил к своей новенькой машине. Черный кабриолет «Форд Мустанг» 76… настоящая красавица. Рождественский подарок от Карлайла.

– Привет, детка, – поздоровался я с ней, когда подошёл к багажнику… на секунду ставя на землю два десятка пакетов, чтобы достать ключи… наконец, багажник был открыт, и я, не церемонясь, зашвырнул в него пакеты и захлопнул его.

Как раз сейчас, вероятно, они прыгают со зданий Всемирного торгового центра, мысленно проворчал я, отпирая водительскую дверцу и склоняясь к приборной панели – лишь для того, чтобы включить радио. Я решил постоять, прислонясь к машине, и понаблюдать за проходящими мимо людьми. Я частенько так делал. Человеческое поведение и мысли были для меня… очень интересными.

Давай-ка, детка, сыграй мне что-нибудь хорошее, мысленно попросил я, прежде чем включить радио. Девять из десяти песен в последнее время были просто ужасны. Иногда мне кое-что нравилось… но не всегда.

– Битлз… Битлз… Битлз… – бормотал я, в надежде услышать их. Но, увы, несколько лет назад они распались… и с тех пор моя музыкальная планета больше напоминала пустыню.

Я прислушался… и услышал:

– Я песни пишу, их со мною весь мир распевает… – замурлыкал Барри Манилоу. (П.п. – американский эстрадный певец с русско-еврейскими корнями, на момент рассказа 33-летний и весьма популярный.)

Я побледнел и съежился, словно только что выпил пакет кислого молока… нет, только не это… не снова.

«…Я песни пишу, и девчонки льют слёзы от них,

Я песни пишу про любовь и особые вещи,

Я песни пишу, я песни пишу…»

– Нет, не могу, – сказал я сам себе, вслух, понимая, что не настолько силён… я протянул руку и переключил канал, слишком резко… услышав щелчок…

– Дайте-ка угадаю. Снова Манилоу, – пробормотал я сквозь зубы, хотя нельзя было не признать по крайней мере одного… ему и правда удавалось сочинять песни, которые заставляли меня плакать…

Фыркнув, я сунул руки в карманы пиджака. Я ненавидел семидесятые гораздо сильнее всех остальных десятилетий. Пол Маккартни выступал теперь с собственной группой, «Вингз»… их первый сингл был сейчас на вершинах хит-парадов… «Глупые любовные песенки», так он назывался. Я не был впечатлен. Ну же, парни, позвоните друг другу и помиритесь… Я хочу мою музыку назад.

Я наблюдал за идущими мимо людьми… слегка склонив голову набок… пытаясь хоть как-то развлечься. Я надел свои большие зеркальные солнечные очки, изображая Эрика Эстраду (П.п. – Американский актер пуэрториканского происхождения, на момент рассказа 27-летний, начинающий завоевывать популярность в роли полицейского в телесериале.). На самом деле я не хотел, чтобы кто-нибудь увидел, что я пялюсь на него. Людям в этом городе такое не нравилось. Как-то раз я всего лишь посмотрел одному человеку в глаза и прочёл его мысли, а он бросился ко мне с криком: «Ты смотришь на меня?!»

Я обнаружил, что тихонько напеваю… сначала какую-то свою мелодию… а через несколько минут она превратилась в битловскую «Yesterday».

– Вчера… – пел я себе под нос, – все мои беды были так далеко… а теперь, кажется, подступили вплотную… о, я верю… во вчерашний день.

Мне очень нравились стихи «Битлз». Многие чудаки в шестидесятых утверждали, что каждая из их песен обращена лично к ним, но я и сам тоже по-настоящему в это верил. Они были смертными, но я находил в их словах много утешительного для себя… в самые тяжёлые времена они были мне поддержкой… слушая их песни, я ощущал слабую надежду. «Yesterday» была одной из моих любимых песен, она запала мне прямо в душу… особенно вот эти строчки:

– Внезапно… – пел я, – оказалось, что я уже и вполовину не тот, кем был… надо мной нависает тень… о, вчерашний день… пришел внезапно.

Моё внимание привлёк проходивший мимо мужчина. Он улыбался, держа за руку девушку. Когда он нежно поцеловал ей руку, она растаяла… её щёки слегка порозовели и кровь в жилах потекла быстрее… сердце забилось сильнее и чаще… его – тоже… их сердца забились в едином ритме.

«Она богиня», – думал он. – «Я надеюсь, что сегодня вечером она скажет мне «да». Без неё я был бы никем… потерянным…»

Я проник в её мысли, чтобы посмотреть, взаимны ли их чувства…

«Господи, спасибо тебе за Дерека. Я наконец-то нашла свою половинку. Я так сильно его люблю…»

Она шла рядом с ним и сияла от счастья.

Я был счастлив за них, но в то же время чувствовал пустоту… и одиночество… и я на долю секунды возненавидел этих двоих и их счастье. Ну что со мной не так? Почему у всех, кроме меня, кто-то есть? Может быть, зловоние моих грехов отталкивает от меня всех окружающих… и поэтому я всегда так одинок… и всегда буду.

При всей моей так называемой симпатичной внешности, которая не оставляла безразличной ни одну смертную женщину, никто не подходил ко мне так близко… никто и не хотел.

Я попытался прекратить жалеть самого себя и продолжал петь:

«Почему ей пришлось уйти,

Я не знаю…

Она бы не сказала…

Я сказал что-то не то,

Теперь я так хочу вернуть вчерашний день…»

Угрюмо глядя на свои ботинки, я думал, что будь у меня кто-то, кого я люблю, я никогда бы не сказал ничего неправильного, что заставило бы её убежать… не говоря уже о том, что я не стал бы сидеть и распевать о том, как я намедни облажался и вот теперь она ушла. Иди и верни её, думал я… кончай уже оплакивать свой вчерашний день и сделай что-нибудь прямо сейчас ради дня сегодняшнего.

Из этого могла бы получиться отличная песня. Если бы я знал хоть что-то о любви или о женщинах, я пошёл бы домой и написал её сам.

Я услышал чью-то мысль:

«Это он? О Господи, это точно он!!»

Чуть опустив солнечные очки, я огляделся вокруг. Никто не смотрел на меня.

Другая мысль прозвучала рядом:

«Не проси у него автограф, это невежливо… Кроме того, он со своим сыном... Это нехорошо».

О-о, поблизости какая-то знаменитость, понял я… и мне стало любопытно, кто. В эти дни смертные совсем разучились выбирать себе героев. Теперь любой дурак из ток-шоу мог быть знаменитостью.

Я не видел ни лимузинов, ни фотовспышек, ни телохранителей… может, они обознались.

– Держись-ка, Шон, – проворковал голос с английским акцентом, – мы почти пришли.

Шон? Я задумался… а может… нет, это исключено… но вдруг… нет, не может быть. Это было бы просто фантастическим совпадением.

– Папа, – раздался счастливый детский голосок, – быстрее, папа!

Не раздумывая, я двинулся вперёд… стремясь увидеть и услышать больше, пошёл по заполненной людьми улице… так быстро, как только мог позволить себе на публике.

– А как тебе это?! – Опять тот же голос… голос взрослого мужчины… с явным английским акцентом. Мне была видна лишь крошечная часть его фигуры в нескольких ярдах впереди… старый и потрёпанный коричневый кожаный пиджак… тёмно-каштановые волосы, завязанные в небольшой хвост. Он бежал по улице, толкая перед собой коляску.

– Иииии, – завизжал малыш. Две маленькие ручки поднялись вверх. Мне не видно было лица мальчика, хотя… не то, чтобы я видел его раньше…

Смеясь, мужчина объявил:

– Вот мы и приехали! Да-а!

Впереди лежал огромный парк… Центральный парк. (П.п. – «Central Park» в Нью-Йорке – один из крупнейших парков США. На его территории есть несколько искусственных озёр, большое количество аллей, лужайки, используемые для различных спортивных состязаний, а также свой зоопарк.) Безбрежное зелёное поле с рассеянными по нему – повсюду, насколько хватало глаз – людьми… Некоторые лежали на одеялах… другие читали, бегали, ехали на велосипедах… играли в футбол… Ух ты – а вон там слева бейсбольное поле! Вдали – стена высоких красивых деревьев, из-под которых, окаймляя горизонт зубчатой стеной, росли, дорастая, казалось, до самых небес, высотные здания, напоминавшие собой множество собранных в одном месте сказочных зáмков.

Небо было пасмурным… как и обещал прогноз… и я улыбнулся… Наконец-то. Мужчина, шедший впереди меня, указал мне дорогу к единственному месту в этом городе, где я смог ощутить запах травы и свежесть воздуха… Спасибо.

Теперь я держался за ним. Здесь было не так многолюдно. Сейчас я видел лишь мужчину с ребёнком в коляске, и двигался следом.

Я пытался вслушаться в мысли мужчины. Это было легче, когда вокруг не было всей этой толпы народа.

«Глазки закрой и чудовищ не бойся,

Они убегут, раз твой папа с тобой…»

Я слышал, как в уме мужчины рождается мелодия, он сочинял её прямо на ходу… это точно был он. Я никогда не слышал эту песню раньше, но обнаружил, что её начáло мне нравится. Я раньше никогда не проводил много времени в компании маленьких детей, но иногда мне нравилось издалека наблюдать за их играми.

Я посмотрел назад. Никто не обращал никакого внимания на человека, толкавшего перед собой коляску с ребёнком. Что не так с этими людьми? Они, что, не понимали, кто шёл среди них? Я покачал головой: никакого уважения к гениям.

Зачем я иду за ним, спросил я самого себя. Я не знал точного ответа. Я просто шёл следом, потому что мои ноги решили, что теперь они здесь главные… я бы ни за что не причинил ему никакого вреда… мне просто необходимо было понаблюдать за ним немного подольше.

– Каких животных ты хотел посмотреть? – спросил мужчина у ребенка.

– Тигров! – крикнул малыш, насмешив отца.

– Только тигров? – Он усмехнулся. – И больше никого?

Oгo, тут были тигры? Ещё не видя никаких тигров, я уже предвкушал это… Ням-ням! Надо будет придти сюда сегодня ночью с ребятами… Я бог знает сколько лет не пробовал тигра!

Что я делаю, продолжал я спрашивать сам себя. Мне определенно не нужен был автограф. Автографы для болванов. И я точно не хотел беспокоить его своим преследованием, как это делали некоторые смертные, атакуя знаменитостей, когда те пытались спокойно жить своей жизнью… Кем я был, чтобы своим вмешательством нарушать чей-то покой? И я действительно не хотел раздражать его, навязывая своё общество, в то время как он пытается немного побыть со своим сыном.

Прежде, чем я понял, что делаю, я снова оглянулся. Вокруг по-прежнему никого не было. Мне следовало сейчас же вернуться обратно в «Macy’s». Это было безумием.

Я почувствовал, как во что-то врезался. Издав негромкий удивлённый возглас, я снова посмотрел вперёд на мужчину. Он смотрел прямо на меня. Когда я начал извиняться, он слегка нахмурился.

– Простите за это, – начал я всю эту «ой-я-вас-толкнул» штуку. Ритуал вежливости, привычный для жителей такого перенаселённого города, как Нью-Йорк. Хотя, наверное, сейчас уже никто ни перед кем ни извиняется… теперь на улицах царит принцип «убей сам или убьют тебя».

Его глаза за круглыми стеклами прозрачных очков смотрели на меня твёрдо, но в то же время по-доброму. Он занял позицию между мной и детской коляской. Словно папа-медведь, готовый защищать своего медвежонка.

Его волосы, волнистые и непричёсанные, были небрежно собраны в хвост… на нём была белая футболка и поношенная кожаная куртка, синие джинсы и ботинки… моя любимая одежда, самая удобная. Он не был рабом нынешней моды, не плясал под чужую дудку… Это был он… Джон Леннон.

Часть 2