Он снова потерпел неудачу.

Драко провалился третий раз подряд, и это более чем бесило его. В комнате царило полное безобразие, потому что он ужасно кричал, ругался и швырял в стену дорогие вазы и бокалы. Столик, за которым они обычно завтракали, теперь был не более чем разбитым предметом мебели, валявшимся как попало на полу.

Гермиона забилась в угол, дрожа и вжимаясь в стену, словно ожидая, когда закончится эта вспышка эмоций Малфоя.

Она не боялась, что он причинит ей вред. Муж никогда не обижал ее. Случались ночи, когда он был сильно пьян и хотел использовать ее для собственного удовольствия. Время от времени он мог быть грубым, но никогда не доходил до того, чтобы причинить ей вред. Она даже больше боялась, что Драко причинит вред себе и поранится.

Она знала, как поступать в такие моменты.

Она просто наблюдала за тем, как он изнуряет себя и съеживается на мраморном полу.

Как правило, его вспышка длилась всего несколько минут. К тому моменту, когда Малфой прекращал, Гермиона знала, что наступало время для ее работы.

Она подбегала к нему, целовала и шептала милые успокаивающие глупости.

Ей придется провести всю ночь, слушая его бесконечные протесты и разочарования.

Но она будет там ради него, чтобы исцелить его, успокоить, выслушать, как преданная жена, коей она и являлась, чтобы доставить ему удовольствие, как делала каждую ночь, чтобы дать ему все, что он пожелает от ее тела, все, что она сможет ему дать.

Она полагала, что должна была чувствовать себя, по крайне мере, немного виноватой, ведь, в конце концов, была корнем всех его проблем.

Но каждый раз, когда он зарывался лицом в ее грудь, как кроткий, разочарованный мальчик, она не могла сдержать запретную, таинственную улыбку на своих губах.

Мысль об этом заставляла девушку чувствовать себя так, словно она была злом в этой игре. Ей приходилось постоянно напоминать себе, что она спасла сотни жизней, играя с кругом обмана и предательства.

Но Гермиона впитывала эрудицию и знания как губка. Она никогда не была той, кто будет оставаться в стороне, когда знает, что есть возможность сделать хоть что-то.

Но не была ли она на самом деле злом? Если называть вещи своими именами, то кто первым забыл?

Были моменты, когда она подвергала сомнению собственное здравомыслие о том, как и почему не смогла просто отпустить его. Почему она просто не могла сопротивляться ему? Почему каждый раз, когда Драко позовет ее, она возвращается и делает именно то, что он попросит? Даже если все обломки этого бесполезного мира точно знали, что она по-прежнему испытывала к нему ненависть и презрение.

Она боролась с этим так долго, потому что знала, сколько боли это причинит ей же самой.

Но, быть может, по правде говоря, даже если реальный взгляд на вещи не допускал этого, Гермиона все еще была бесповоротно влюблена в монстра, который сломал ее.

С точки зрения чистейшей глупости это было безумием.

Это было необъяснимое чувство: так сильно любить и ненавидеть одновременно. Это было похоже на желание убить человека, но единственное, что можно сделать - это непрерывно вонзать в него нож, чтобы чувствовать пульсацию крови на своих руках, чтобы знать: ты ранишь его так же сильно, как он тебя.

Но после всего ты все равно исцелишь его, сошьешь и закроешь его раны. Даже если ты сама будешь той, кто будет убирать с пола грязь и кровь. Убирая собственное дерьмо, как говорится.

Это было болезнью.

Но, быть может, она была больна.

Или он.

Или они оба.

Или то, что люди называют любовью, если это можно так назвать, было дорогой к этому состоянию. Гермиона больше ни в чем не была уверена.

Но, по правде говоря, наверное, она просто действительно не могла простить Малфоя.

Драко сделал так много всего, что сломило ее.

Наверное, время, когда она сможет действительно простить его, станет моментом его смерти, когда он будет всего лишь хладным трупом, без воспоминаний, без жестокости и принципов.

Но Гермиона не хотела этого для него. Не хотела, чтобы он умирал, так что, может, момент, когда она простит его, так никогда и не настанет.

Иногда по ночам она подолгу смотрела на него спящего, удовлетворенного и крепко прижимающего ее к себе, словно свою куклу, и душу Гермиона поглощала дилемма: задушить его или поцеловать?

Они взаимно уничтожались, но и погибали друг без друга.

Это были нездоровые отношения, единственным выходом в которых было остаться.

Но Гермиона Малфой не останавливалась на этом, потому что знала, что у нее есть власть уменьшить грехи их союза.

Говорят, что женщина, в конце концов, может стать погибелью мужчины.

Раньше Гермиона не совсем понимала это.

Но сейчас, находясь в ситуации, когда она спровоцировала верную гибель стольких Пожирателей смерти, чтобы спасти сотни жизней одной-единственной улыбкой, подаренной этому мужчине, то понимала все.

Она чувствовала себя… могущественной.

Несколько месяцев она была пленницей Мэнора, но это был третий успех среди достигнутых ею.

Это было выше ее сил – гордиться тем, чего она достигла. Но Гермиона понимала, что следовало бы. Профессор Снейп когда-то сказал ей, что она уже сыграла в этой войне очень большую роль, спасая сотни невинных жизней, и что Орден очень гордится ее безусловными достижениями.

Драко никогда не удавалось поставить ее на место, чтобы напомнить, что она принадлежит ему и не может сделать ничего, кроме как оставаться верной и зависеть от него.

Конечно же, так думал он; потому что она позволяла ему так думать.

Она делала все, что он хотел, ни разу не усомнилась в его приказах и шла на сделку с чувством собственного достоинства и гордостью, чтобы услужить ему всем, что у нее было.

Гермиона знала, что одержимость Драко ею была единственной силой, которая у нее осталась, и хотела использовать эту власть, даже если это означало эксплуатировать это чувство по полной.

Она даже ни разу не просила его выпустить ее из комнаты. Кто знает, а вдруг это сработало бы не так, как она рассчитывала? Так было даже тогда, когда он, наконец, предложил ей составить ему компанию в саду. Он сообщил, что в этот Пожиратели находились где-то в другом месте, и лишь немногие остались охранять снаружи.

Сады и озеро Малфой в тот день были свободны от присутствия этих отморозков, и Драко сказал, что Гермионе не помешало бы немного солнца. Они прошлись по садам, искупались в озере, а еще занимались любовью под деревом на небольшом пледе для пикника.

Гермиона снова ощутила себя ребенком. Каким-то безоговорочно неразумным образом она чувствовала себя в безопасности, когда была с Драко. Забавно, что такое ощущение дарило ей присутствие убийцы.

Это было так давно, но лучшие воспоминания Гермионы были связаны с этим местом. Драко сорвал желтый нарцисс и заправил цветок ей за ухо. Он говорил ей, что она красивая. Он говорил, что она – его Принцесса.

С того дня он дал ей привилегию посещать по крайней мере некоторые части поместья, при условии что будет сопровождать ее.

Поместье Малфоев было особняком, полным снующих туда-сюда Пожирателей смерти. Оно больше не было столь же уединенным, как прежде. Оно больше не было домом для богатой чистокровной семьи Малфоев. Сейчас Мэнор больше походил на штаб-квартиру, базу Второй магической войны.

Гермиона была идеальной, покорной, любящей женой, и Драко, в конце концов, стал доверять ей достаточно, чтобы быть уверенным, что девушка никогда не сбежит от него.

И она упивалась этим. Упивалась каждым моментом, когда муж показывал, насколько она важна для него. Упивалась этим даже в этот самый момент, когда Драко искал ее заботы, словно от этого зависела его жизнь, даже не подозревая, что девушка в его руках предавала саму себя.

Быть может, ее мать была права; мужчины падали бы перед ней на колени, если бы она пускала в ход дар обольщения и обман.

Это была классическая женская игра.

Которая, на самом деле, так никогда и не удавалась.

Исторические книги содержали истории о том, как мужчины могут быть раздавлены одной лишь улыбкой женщин, которых они любили.

Адам был изгнан из Эдема из-за того, что поддался на искушение Евы.

Самсон был непобедим. Он был самым сильным мужчиной среди живших когда-либо. Он мог разорвать льва голыми руками и перебить тысячи своих врагов. Так велика была его сила. Его враги мечтали о его гибели, но этого не происходило, пока в его жизнь не вошла Далила. Он умер из-за женщины, которую впервые полюбил по-настоящему.

Елена Троянская обладала внешностью, спустившей на воду тысячи судов, что привело к гибели тысяч ни в чем не повинных людей и разрушению непобедимых королевств.

Кадм Певерелл, один из первоначальных обладателей Даров Смерти, использовал Воскрешающий камень, чтобы вернуть женщину, которую любил. Но камень мог вызвать лишь наваждение, которое волшебник тотчас же и отпустил бы. Кадм был так влюблен, что хотел быть со своей возлюбленной постоянно, поэтому, в конце концов, покончил с собой. Смерть поглотила его из-за женщины, которую он любил.

Быть может, женщины действительно злые создания. Быть может, их красота – причина того, что гордые, здравомыслящие мужчины гибнут в пучине безумия.

Мужчины были созданы, чтобы быть сильными, чтобы быть лидерами, чтобы править землями, чтобы пересекать океаны и покорять мир.

Однако, некоторые книги, возможно, забывают отметить, что в действительности лежит в основе успеха каждого мужчины и поражения каждой женщины.

И Гермиона воспользуется этим. Она была женщиной, но использует эту истину, чтобы обманом служить ему.

В мире, где для тех, кто надеется, действительно важно было выжить и продолжать существовать, Гермиона знала, что сделает все, что в ее силах, чтобы удержать эту пронзительную тьму подальше от единственного едва мерцающего факела в городе.

Даже если для этого придется разбить его сердце.

– Я, блять, просто не понимаю, – застонал Драко напротив ее теплой груди, наслаждаясь ощущением ее нежных, искусных рук, массирующих его голову. – Все было тщательно спланировано. Откуда этим гребаным аврорам было знать, где состоится нападение? – он зарычал от досады, но Гермиона просто еще больше выпятила грудь, продолжая целовать мужа в лоб самым нежным из возможных способов.

– Никогда не знаешь, что случится, Драко. Иногда самый идеальный план может провалиться не из-за врага, а из-за внутренних разногласий, – прошептала она, медленно поднимая его руку и кладя на свою пышную грудь. Волшебница знала, что мужу нравилось, когда она выступала инициатором его прикосновений к ней. Она изучила его слабости и продолжала постигать их.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он, глядя вверх на жену, но продолжая лежать на ней; его ладонь дернулась и крепко ухватилась за ее грудь, чего она и добивалась. Ему нравилось прикасаться к ней. Он был готов делать это в любое время. Она знала.

– Ты говорил мне, что Блейз Забини получил такое же задание, но в другом месте, не так ли?

– Да, пожалуй, говорил.

– Что тогда произошло с его миссией?

– Все прошло охренеть как хорошо. Темный Лорд наградил его новыми рабами, – презрительно и завистливо выплюнул Драко, подтверждая мысли Гермионы.

– Ты намного лучше, чем он, Драко. Ты всегда был лучше. Ты лучший среди последователей Темного Лорда, – обольстительно прошептала она, слегка поворачиваясь, чтобы он откинулся на подушки.

Месяцы назад она чувствовала бы себя неловко, делая то, что делала сейчас. Если бы ее девственное «Я» могло увидеть эту картину, то оно бы, наверно, отрицало, что это одна и та же девушка.

Но Гермиона больше не была той невинной девочкой. Она была взрослой женщиной, поглощенной собственной чувственностью и страстью каждой ночи, которым ее научил ее любовник.

Слабый золотистый свет ароматических свечей с экзотическими запахами и сладкий базилик скользили по ее коже, пока она улыбалась мужу. Он лежал и смотрел на нее, пока она сидела у него на животе. Когда Гермиона смотрела на Драко, ее волосы стекали вниз волшебными волнами, делая ее похожей на богиню, которой она и была.

Драко уставился на нее со слегка приоткрытым ртом, вбирая в себя всю ее красоту, пьянея от происходящего.

Гермиона знала, что в такие моменты его снова можно легко обвести вокруг пальца. Она могла играть с его разумом, как только тот туманился от похоти. Она раскрыла это бесконечными пылкими ночами и всепоглощающей страстностью.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он. В глазах Малфоя мерцала чистая страсть, пока он смотрел, как Гермиона медленно избавляется от ночной сорочки, выставляя перед ним свое обнаженное тело в одних только шелковых трусиках. Его руки автоматически потянулись, чтобы коснуться каждого доступного для контакта участочка кожи.

– Не знаю, – сказала она, наклоняясь, чтобы встретиться взглядом с его полными похотью глазами, позволяя его рукам делать все, что им хочется. – Не ты ли однажды сказал мне, что Блейз, кажется, завидует твоему положению при Темном Лорде? Ты говорил, что он завидует, потому что ты моложе него, но уже достиг большего, чем смог любой другой Пожиратель смерти.

– Да, я говорил такое. Но Блейз верен мне, – бессвязно пробормотал Драко в перерывах между поцелуями, притягивая жену к себе ближе, чтобы получить больше. – Снейп, и тот вызывает у меня больше беспокойства. У Блейза кишка тонка стать ближе к Темному Лорду. Обычно он очень осторожничает. Со Снейпом же другая история. Раньше любимчиком Темного Лорда был он. И однажды он попытался отобрать мою славу.

– Я не думаю, что Снейп – угроза, – сказала ему Гермиона, прежде чем буквально броситься вниз, чтобы пылко поцеловать мужа, заставляя скулить, когда прерывала поцелуй, чтобы продолжить с того же места, где прервалась. – Он слишком стар. Блейз же, однако, многого ожидает от своего будущего.

– М-м-м… как скажешь, Принцесса. – Сейчас Драко явно сдавал позиции, приподнимаясь в попытке притянуть тело жены как можно ближе, пока она ерзала у него на коленях.

Было ясно, что Малфой больше не намерен разговаривать, пока покрывает жадными поцелуями шею жены, утопая с нежности ее кожи. Но Гермиона не собиралась отступать.

– Знаешь, Блейз может добиться успеха во всем, чего захочет. Он достаточно силен для этого. Он…

– Почему ты вдруг так заинтересовалась им? – Теперь Драко выглядел явно взбешенным, вспомнив тот факт, что это было уже его третье неудавшееся задание. Сейчас в его глазах читались злобный проблеск ревности в сочетании с похотью на грани одержимости.

Гермиона пыталась казаться беззаботной, но внутри она ликовала, поздравляя себя с тем, что добилась желаемого.

– Не знаю. Просто это выглядит так, будто… он, знаешь, становится действительно силен в этом и…

– Прекрати это! – зарычал Драко. Гермиона ахнула, когда он внезапно перевернул их тела так, чтобы она оказалась под ним, правой рукой прижав обе ее руки у нее над ее головой, а левой схватив за подбородок, заставляя смотреть на него. – Никогда не говори подобным образом о Блейзе! Никогда не говори подобным образом ни об одном другом мужчине! Отныне я не желаю, чтобы с твоих уст слетало имя какого-нибудь еще мужчины! Слышишь меня?

– Я же просто… – Гермиона не смогла закончить свою фразу, потому что Драко грубо накрыл ее рот своим, сминая ее губы и напоминая, кому она действительно принадлежит.

– Ты – моя гребаная жена! Ты вся принадлежишь мне! Тебе даже не разрешено смотреть или думать о любом другом мужчине, кроме меня, тем более, говорить о них! Не смей забывать свое место, потому что оно всегда подо мной!

Той ночью он взял ее грубо. Животные инстинкты брали над Драко верх, когда он был зол и раздражен. Но Гермиона знала, что это, так или иначе, произойдет. Она старательно откладывала в своей памяти все, чем он был; каким монстром он действительно мог быть.

За те месяцы, что она провела с мужем, Гермиона узнала, как работает его темперамент. Она могла контролировать Драко, снова становясь уступчивой и покорной, потому что понимала, что пересекала тот его внутренний барьер, который срабатывал, как автоматический тумблер.

В ту ночь Драко брал ее так много раз, что Гермиона сбилась со счета, потому что муж почти довел ее до обморочного состояния. Она пыталась успокоить его тем, что была самой послушной любовницей, какой могла, но даже это не смогло усмирить дикость ощущения доминирования над ней Малфоя.

Ее муж был самым властным мужчиной-собственником из когда-либо виденных ею. Особенно если учесть, что он признался, что добавляет противозачаточные зелья в ее напитки. Он сказал, что не хочет, чтобы она забеременела, потому что не желает делить ее ни с кем. Даже с их будущими детьми.

Драко обещал, что когда-нибудь у них будет ребенок, но только не сейчас. Он говорил, что хочет ее только для себя одного.

И Гермиона не спорила с ним. Она была слишком юна и просто не готова к такой ответственности, а еще девушка знала, как сильно ее ребенок будет страдать в такой среде. Никто не заслуживает такого. И она не позволит пройти через такое ни одному из своих детей.

Девушка усвоила и привыкла к тому, каким был Драко. Он будет контролировать все, что касается его жены. Он ревностно относился к любой угрозе, которая могла отобрать у него Гермиону. Она была его своеобразным трофеем и представляла собой его победу.

Малфой был самым жаждущим, завистливым монстром, но она научилась использовать это, как свое преимущество.

Гермиона довольствовалась тем эффектом, который произвел ее короткий разговор о недавних событиях.

Драко становился все более и более подозрительным по отношению к своему крестному отцу, и девушка знала, что с этим нужно что-то делать. Ей нужно было на некоторое время отвлечь внимание мужа от профессора Снейпа. И самым простым способом было заставить Драко ревновать жену к кому-то другому.

Профессор Снейп был единственной ниточкой к приятным новостям от людей, которых Гермиона оставила позади. Он обеспечивал безопасность ее родителей-маглов. Сейчас они, по крайней мере, были защищены от всего, что происходило внутри мира волшебников. Ее прежняя семья, Пьюси, больше не имела власти в иерархии. Последняя их собственность, за исключением поместья Пьюси, была продана, чтобы погасить их растущие долги. Это было хорошо для Адриана и его карьеры в квиддиче, а анонимному дарителю, коим была Гермиона, удалось сохранить их дом. Знание, что они не голодают и не скитаются, как бездомные животные, позволяло Гермионе дышать свободней. Она знала, что отец не молодел, да и ее мать, стареющая знатная леди Петрова упала бы в обморок, если бы была вынуждена бродить на морозе, не имея крыши над головой.

Профессор Снейп даже был достаточно любезен, чтобы тайно передать некоторые драгоценности, которые дала ему Гермиона, чтобы помочь семье, которая ее вырастила. Пьюси полагали, что это Снейп, наряду с анонимным дарителем, был тем, что постоянно оказывает им финансовую поддержку.

Гермиона понимала, что она больше не Пьюси, и все, что бы с ними ни происходило, никак ее не касалось. Но она выросла с ними. Они вырастили ее, и ничто не могло заставить ее забыть об этом. В конце концов, она любила их.

С того дня, как Драко женился на ней и заявил на нее свои права, как на жену, у Гермионы было достаточное количество денежных средств, чтобы открыть свой собственный счет в банке «Гринготтс». Ей были предоставлены определенные привилегии, при условии, что она будет использовать все на себя. Поэтому девушка решила покупать много безделушек и украшений каждый раз, когда в Малфой Мэнор приезжал семейный ювелир.

Драко никогда не спрашивал, почему она не носит в первую очередь те украшения, которые покупает, потому что всегда был рад увидеть на ней драгоценности, которые дарил ей сам. Он даже не предполагал, что все, что покупала, Гермиона передавала Снейпу, для того чтобы помочь своей прежней семье и поддержать финансами Орден. Однако ей приходилось быть очень сдержанной, поэтому она могла передать некоторые украшения, только когда они действительно были нужны.

Поэтому, когда Драко выразил подозрение и недоверие к своему крестному, Гермиона знала, что должна что-то сделать.

Зеленоглазое чудовище, сидящее внутри ее мужа, было, возможно, одним из мощнейших темпераментов, которыми он располагал. Но в то же время это была и самая легкая цель. Она будет использовать это всякий раз, когда ей нужно.

Разжигаешь в Драко ревность к кому-то другому, и это на некоторое время отвлекает его внимание. Он очень заботился о защите жены и был зациклен на этом почти до такой степени, что мог заточить ее в комнате, только чтобы Гермиона не виделась ни с кем, кроме него.

– Кого ты любишь?

– Тебя, Драко. Я люблю тебя.

– Кому ты принадлежишь? – требовательно спросил он, дыша глубоко, но рвано, и грубо беря ее.

Она знала, что ответить. Вариант был только один.

– Тебе, Драко, я принадлежу тебе.



Ладони Гермионы немного устали от того, что она разминала и поглаживала мужа по обнаженной спине.

Сегодня Драко требовался массаж, и она не могла остановиться, пока он не скажет, что уже достаточно.

Это был один из тех вечеров, когда он был просто угрюм и в шатком расположении духа. Таким был постоянный результат кровопролитных ночей ведения военных действий.

Гермиона слышала его редкие постанывания и вздохи восторга от ее действий. Она сидела на его пояснице, расставив ноги и сжимая его с боков, словно паук, пока нежно массировала каждую напряженную мышцу его спины. Драко лежал на животе, а его голова полулежала на подушке, повернутая лицом влево, чтобы он мог наблюдать за ними в стоящее в комнате большое, просто гигантских размеров зеркало.

– Такая красивая, – прошептал он, уставившись на отражение жены в зеркале. Коротенькая ночная сорочка Гермионы дразняще задралась, скользя на ее бедрах, пока она продолжала массировать его мышцы. – Иногда я думаю, что ты ненастоящая.

Гермиона ничего не сказала и просто продолжала сосредоточенно заниматься своим делом.

Драко нравилось смотреть на нее.

Иногда Гермионе хотелось проснуться и обнаружить, что Драко сидит на диване около их кровати. И она не видела бы ничего, кроме его черного шелкового халата, взъерошенных после сна платиновых волос, сияющих в залитой солнечным светом комнате и его изящно скрещенных ног. Он бы ничего не делал, только смотрел на нее, пока потягивает свой виски, как домовладелец, окидывающий взором свои обширные владения, сидя на веранде.

Иногда, когда у него было бы время, он присоединялся бы к ней за едой. Он смотрел бы на нее, как будто ничто, кроме ее фигуры, не имело в том мире значения. Иногда, прежде чем они лягут спать, Драко не делал бы ничего, а просто смотрел на нее, пока его не сморит сон.

Малфою просто нравилось смотреть на нее. И это злило даже больше, чем если бы Гермионы не было здесь, дожидающейся его возвращения домой.

Но когда Драко переходил к своим размышлениям о ней, пока смотрел вот так, то это заставляло ее слегка нервничать по поводу того, что он мог все узнать. Когда-то Малфой сказал, что никогда не применит к ней Легилименцию, но девушка все равно не могла полагаться на это, когда на кону в данный момент было столько жизней.

– Ты приводишь меня в такое смятение, что я пугаюсь сам себя, – продолжил Малфой, пока Гермиона старалась изо всех сил очистить свой разум.

Когда Драко заметил, что Гермиона осталась безучастной и проигнорировала его, то его темперамент снова проявил себя.

– Гермиона, – предупреждающе пробормотал он. Малфой ненавидел, когда его игнорируют.

– Прости, – мягко проговорила девушка, почувствовав, с каким усилием ей приходится мять напряженные плечи Драко. Она медленно встала с его спины, когда муж решил перевернуться, чтобы посмотреть на нее.

– Иди сюда, – приказал он, принимая сидячее положение и раскрывая для нее свои объятья.

Гермиона сделала, как он велел, торопливо взобравшись к нему на колени и оседлав, расставив ноги, когда он притянул ее ближе к себе.

Драко убрал от ее лица выбившиеся пряди волос, а затем поцеловал в подбородок и плечо.

Малфой еще немного поразглядывал ее, а Гермиона не посмела отвести взгляд. Она знала, что муж не хотел, чтобы она отворачивалась от него.

Молодой человек напряженно смотрел на нее, пока медленно поднимал руку, чтобы указать пальцем на свои собственные губы.

Гермиона знала, чего он хотел, и послушно наклонилась, чтобы медленно поцеловать мужа. Драко нравилось смотреть на нее, но больше всего ему нравилось целовать ее. Он стонал и гладил ее ноги, пока они целовались, казалось, целую вечность, медленно продвигаясь руками вверх и задирая шелковую ночную сорочку жены до ее талии.

– Твою ж мать, – внезапно прошипел Драко, когда его рука немного дернулась.

Гермиона знала, что его Темная метка снова горит. Это всего лишь означало, что его призывает другой долг… на очередное убийственное разглагольствование.

– Мне нужно идти, – сказал он, слегка отталкивая ее.

– Я не хочу, чтобы ты уходил, – покачала головой Гермиона, обнимая его руками за шею. Она знала, что это бессмысленно. Драко ненавидел, когда им вот так командуют. Это он должен указывать ей, что делать, а не наоборот.

Но Гермиона просто хотела исследовать пределы его терпения, используя каждый удобный случай. Она хорошо справлялась со своей миссией. А это была подходящая возможность.

– Я вернусь, как только смогу, – твердо ответил он, отпуская ее, хотя и очень неохотно.

– Ты только приехал. Почему на этот раз ты не можешь просто остаться? – Гермиона чувствовала, что ведет себя, как капризный ребенок, или, быть может, распутная и раздражающая шлюха. Но ей было все равно, пока это может спасти жизнь или две.

– Принцесса, что я говорил тебе об игнорировании призывов Темного Лорда?

Гермиона лишь поджала губы, упрямо качая головой, прижимаясь к нему все ближе, как непослушное дитя.

Драко попытался оттолкнуть жену, но вместо того, чтобы отпустить, она яростно впилась в его рот в попытке заставить остаться, чувственно потираясь бедрами о его очевидную твердость.

Если это было тем, что она была способна сделать, если это единственный способ, которым она могла повлиять на продолжение этой проклятой войны, то Гермиона была готова сделать что угодно.

– Гермиона, прекрати это немедленно. Просто… – На секунды дыхание Драко сбилось, когда его жена беззастенчиво сняла свою ночную сорочку, отбрасывая ее на пол с диким остервенением.

– А ты заставь меня, – хрипло прошептала Гермиона, прежде чем медленно встать на колени, упершись по обе стороны от его бедер, затем подняться во весь рост, избавиться от трусиков и вновь встать на колени перед изумленно глядящим на нее мужем во всей сияющей красе своего тела, призывно красуясь перед ним. Свет огня щекотал ее кожу, пока она улыбалась Малфою самой сладкой улыбкой, которую он когда-либо видел на лице жены.

Драко лишился дара речи, выглядя опьяневшим, пока его руки рефлекторно потянулись, чтобы дотронуться до ног жены и продолжить свое путешествие по ее бедрам, как скульптор, любующийся своим шедевром.

– Ты не должен идти, если не хочешь. Ты не должен соглашаться, если не хочешь. Ты не должен делать все, что они хотят, чтобы ты сделал. Ты ни от кого не зависишь, – ласково прошептала она, глядя на него сверху вниз и гладя руками по волосам.

Муж смотрел на нее так, словно она была Афродитой, а он был всего лишь обожателем ее красоты.

«Однажды ты все увидишь. И поймешь, какой путь я приготовила для тебя. Посмотришь в зеркало и улыбнешься своей красоте. Чистокровные женщины будут завидовать тебе, потому что их мужчины преклонятся перед тобой. Ты – надежда этой семьи, Гермиона. Когда-нибудь ты поймешь…»¹

Леди Петрова была невероятно проницательной и умной женщиной; и все же Гермиона так до сих пор полностью этого и не осознала.

Когда Драко поцеловал ее живот, она знала, что теперь он в ее власти. Девушка позволила своим пальцам утонуть в волосах Малфоя, массируя кожу его голову наиболее соблазнительным способом, заставляя молодого человека стонать от неограниченного удовольствия.

Обольстительница знала, что он совершенно опьянен происходящим, и уже ничего не может с этим сделать.

Глядя на мужа, Гермиона закусила нижнюю губу.

Мужчины – забавные создания, решила она.

И сладостное падение Драко могло быть только началом.
______________________

¹Отрывок из Главы 3. Перевод ButterCup
______________________

Песня к главе: Regina Spektor – «Samson»
______________________

Перевод Deruddy
Редактура amberit