Всю ночь мы просидели внизу вместе с Эдвардом, до нас доносились отголоски сильного сухого кашля его отца. Беспокойство сдавило мне грудь до дурноты, было сложно дышать. Эдвард держал меня за руку, слишком сильно сжимая пальцы, но я не возражала.
Повар носилась вверх и вниз по лестнице с бульоном и чаем, девушка из обслуги готовила холодные компрессы, все делали всё возможное, но ничего не помогало. И я хотела чем-то быть полезной, но моя нерасторопность только бы мешала… и я могла лишь растерянно наблюдать за всем происходящим. Мы просто ждали, и ожидание это было мучительным.
После каждого появления Элизабет я могла сделать вывод, что мистеру Мейсену становилось хуже с каждым часом. Ее лицо вытянулось, было видно, что она ужасно напугана. Её страх передался Эдварду, ничего я так не желала, как сказать ему, что все будет в порядке – но лгать было выше моих сил. Пусть лучше он окажется перед лицом правды, и не питает напрасных надежд, иначе боль от потери возрастёт в несколько раз.
Около полуночи Элизабет устало спустилась вниз.
- Он бредит, – она потёрла бровь тыльной стороной ладони, – и он все время хочет видеть тебя, Эдвард. Поднимись к нему. Я думаю, мне лучше позвонить врачу…
Эдвард неохотно отпустил мою руку и поднялся по лестнице. Он боялся. Я задалась вопросом, что скажет ему отец, если он вообще будет в состоянии сказать хоть что-то.
Элизабет тем временем подошла к телефону и начала набирать какой-то номер. Я бы предложила ей позвонить Карлайлу, но он был в госпитале, а я не знала какой там номер. Впрочем, я сомневалась, что даже такой потрясающий врач, как Карлайл, может что-нибудь сделать. Болезнь прогрессировала слишком быстро.
Врач сразу же согласился приехать. Очевидно, подобные звонки поступали целый день, и в нынешней ситуации я совсем не завидовала его работе. После того, как Элизабет повесила трубку, она села рядом со мной на диван, туда, где весь вечер просидел Эдвард. Я не знала, что ей сказать, как помочь, так что мы сидели в тишине. Ее застывший взгляд был устремлён куда-то вдаль, словно она смотрела на что-то невидимое для меня, впрочем, я сомневаюсь, что она вообще осознавала мое присутствие.
Примерно десять минут спустя Эдвард вернулся. Его лицо было печальным и напуганным, мне хотелось подбежать к нему и утешить, но, наверное, в его состоянии лучше подождать, пока он сам подойдет ко мне. Как только Элизабет поняла, что он вернулся, она тут же умчалась обратно наверх, к мужу.
- Эдвард? – я взяла его за руку, когда он сел рядом. Всё внутри у меня болезненно сжалось, когда я заметила следы слез на его лице. Я никогда не видела, чтобы Эдвард плакал, и никогда больше не хотела видеть это снова.
- Это ужасно, – хрипло сказал он, избегая моего взгляда. – Он едва узнал меня, и он кашлял кровью… кровью, Белла. Он попрощался. Я думаю… думаю, он умрет.
Он повернулся ко мне, уткнулся лицом в изгиб моей шеи, и я инстинктивно обняла его. Эдвард беззвучно вздрагивал от тяжелых рыданий, я чувствовала, как его слезы впитываются в ткань платья на моем плече. Это была самая ужасная вещь во всем мире. Никогда прежде я не чувствовала себя настолько беспомощной, настолько убитой и раздавленной болью. Это было хуже чем то, когда Эдвард бросил меня, хуже, чем его взгляд, когда я всю ночь плакала по Джейкобу… это была боль Эдварда, и я ничего, ничего не могла сделать, чтобы помочь ему.
Я вспоминала те моменты, когда Эдвард видел, как я плачу, вспоминала, как успокаивал меня, и пыталась копировать его. Знаю, мои жалкие попытки даже отдалённо не напоминали то, что он делал, но я пропускала его волосы сквозь пальцы и медленно круговыми движениями поглаживала Эдварда по спине. Пускай мой тихий шёпот вовсе не имел той лечащей силы, что была у музыкального тембра голоса моего Эдварда, я старалась успокоить его, проговаривая банальные вещи, зная, что сейчас я делаю всё, что в моих силах… и, в конечном счете, он замер в моих руках.
- Прости, Белла, – вздохнул он, отстранившись от меня. – Я должен быть сильным…
- Ерунда, – я покачала головой, не позволяя ему вырваться из моих объятий. – Ты не должен быть сильным со мной.
Он вздохнул без тени улыбки, но его взгляд потеплел.
- Ты моя сила, Белла. Я знаю, тебе стоило уехать, но… я рад, что ты здесь, со мной.
Он поцеловал меня и прижал к своей груди... нежно – настолько нежно, что на мгновенье мне показалось, словно это мой Эдвард обнимает меня, обнимает, будто стеклянную статуэтку. Мне нравилось быть там, нравилось быть необходимой Эдварду, я рада, что он не встретил горе один, что я оказалась рядом. Мы не двигались, пока в дверь не позвонили.
- Это должно быть врач, – пробормотала я, осторожно выскальзывая из кольца его рук, – я открою.
Делая что-то, я чувствовала себя полезной. Эдвард направился за мной, не отпуская ни на шаг.
За дверью ждал низкий, лысеющий мужчина, примерно лет пятидесяти. На его носу взгромоздились очки, в руке - черная медицинская сумка. Я с трудом подавила желание рассмеяться – он словно бы сошёл с картинки, выглядя в точности, как городской доктор тех времён, принимающий домашние вызовы.
- Я к господину Мейсену, – быстро сказал он.
- Да, он здесь, – ответила я, провожая мужчину к лестнице. Эдвард закрыл дверь и последовал за нами, но он двигался вяло и рассеянно. Такое состояние было мне знакомо.
- Туда, – я указала на закрытую дверь спальни Мейсенов. Врач постучал и зашел внутрь, а я потащила Эдварда обратно вниз, думая, что стоит оградить его от болезненного зрелища.
- Больше всего на свете ненавижу эту вещь, – пробормотал он, пока мы стояли в холле. – Ожидание. Не люблю чувствовать себя беспомощным, бездейственным.
- Знаю, – посочувствовала я. – Я чувствую то же самое. Возможно, тебе следует попытаться поспать. Уже поздно, и у тебя был длинный день. Ты слишком измотан. А я ещё посижу и разбужу тебя, если что-нибудь случится.
- Нет, – он отрицательно замотал головой, – нет, я слишком взволнован, чтобы спать. А вот тебе сон не помешает, Белла. У тебя круги под глазами от усталости.
Его пальцы прошлись по мрачным теням, пока он изучающее, с беспокойством всматривался в мое лицо.
- Как будто бы я могу позволить тебе остаться здесь и волноваться в одиночестве, – усмехнулась я, вновь изображая улыбку.
- Тогда всё, что нам остаётся — ждать дальше, – вздохнул Эдвард, подталкивая меня к гостиной.
Мы, обнявшись, полулегли на диван и прождали несколько часов. В конце концов, доктор спустился и ушел. Проиграв в борьбе со сном, я задремала, но просыпалась через каждые несколько минут, обнаруживая, что стрелки часов почти не сдвинулись.
Где-то около трех ночи меня разбудил голос Элизабет, отчаянно звавшей Эдварда. Я с трудом поднялась, чтобы Эдвард высвободился. Он был уже на полпути к выходу, когда я, наконец, окончательно проснувшись, вскочила и побежала вслед за ним.
Эдвард и его мать были в спальне вместе с отцом. Дверь захлопнулась передо мной, из-за неё доносились тяжелое дыхание и резкий сухой кашель… И мне показалось, что я слышала болезненный, выворачивающий сердце момент, когда дыхание окончательно замерло.
Ноги подкосились, отступив к стене, я использовала её в качестве опоры, затем я услышала пронзительный, отчаянный крик Элизабет. Это было ужасно. Лучше снова оказаться посреди битвы с новообращёнными, чем пережить это. Лучше смотреть, как Эдвард борется с сотней вампиров, пробежать тысячу раз через ту площадь в Вольтере, чем оказаться лицом к лицу с историей, о которой я всего лишь слышала, и видеть, как страдают другие. Я ничем не могла помочь, мне нечего было предложить Эдварду и Элизабет, кроме утешения.
И если все пойдет так, как и должно, станет ещё хуже.
Мгновение спустя они вышли. Эдвард белый, как смерть, придерживая за талию, вел мать, – она казалась обезумевшей, и безутешно рыдала. Я чувствовала, как мои глаза против воли наполнились слезами.
- Что я могу сделать? – спросила я тихим дрожащим голосом, словно какое-то, слишком громко сказанное слово, могло окончательно сломать любого из них.
- Сообщи слугам, – мягко ответил Эдвард. Я не была уверена, что Элизабет вообще слышала меня, – они всё подготовят.
Без колебаний я подчинилась. Эдвард и Элизабет, пережившие потерю человека, которого оба глубоко любили, сейчас нуждались друг в друге как никогда, я знала это, знала и хотела помочь. Единственное, что я могла – попытаться по возможности облегчить их горе.
Три служанки перешёптывались на кухне. Как только я вошла, они тут же смолкли, выжидающе уставившись на меня. Я вздрогнула.
- Мистер Мейсен… скончался, – быстро произнесла я, не имея представления, как по-другому сообщить им эту новость. – Я не знаю, что нужно делать…
Повар, Мари, встала и вывела меня из кухни.
- Мы позвоним в офис коронера. Позаботься об Эдварде и его матери.
Я не знала, что делать, но, тем не менее, тихо вернулась в гостиную, где Эдвард все еще не оставил попыток успокоить мать. Мое сердце просто разрывалось, когда я видела ее в таком состоянии. Она не просто выглядела потерянной, она не знала, как теперь жить дальше, когда главная часть ее жизни ушла безвозвратно.
Эдвард беспомощно посмотрел на меня, но я не знала, как помочь ему. Тогда он потянулся к моей руке, и я с готовностью протянула её и не разъединяла наших рук долгое время.
Вскоре прибыл человек, чтобы забрать тело. Нормальные похороны при таких обстоятельствах было невозможно организовать -¬ из-за быстрого распространения болезни вставала необходимость избавляться от останков немедленно, как бы трудно это не было для переживших горе семей.
Наконец, мы с Эдвардом убедили Элизабет немного отдохнуть в спальне для гостей. Слуги подождали, пока она устроиться, и начали выносить белье из хозяйской спальни – даже не знаю, собирались они прокипятить его, или сжечь.
Мы с Эдвардом всегда ложились спать отдельно, но сегодня я пошла к нему в комнату. Хотел ли он, чтобы я была рядом, или, возможно ему надо было побыть одному? Тем не менее, я рискнула.
Свет в комнате не горел, Эдвард даже не разделся. Он просто сидел на краю кровати, закрыв лицо руками, почти в такой же позе, как вампир, которым он вскоре станет.
Я тихо прикрыла дверь и направилась к нему. Когда я подошла вплотную к нему, Эдвард наконец-то поднял взгляд. Мгновение спустя он сжал меня в объятиях, притягивая ближе, прижимаясь щекой к моему животу. Я запустила руки в его локоны - прикосновения были единственным способом, которым я могла хоть как-то успокоить его.
- Почему это случилось? – его голос надломился. – Еще двенадцать часов назад жизнь казалась прекрасной. И теперь…
Я тщательно обдумывала, что ответить ему на это, надеясь, что смысл сказанного будет для него так же важен, как и для меня.
- Думаю, порой судьба готовит для нас что-то большее, чем мы можем постигнуть, и иногда вещи, которые кажутся нами столь несправедливыми и неправильными могут служить для высшей цели.
Пальцы Эдварда дрогнули и сжались в бессознательном жесте. Я почувствовала, как его губы двигаются поверх ткани моей ночной рубашки, когда он заговорил.
- Мне не нравится, что я игрушка в руках судьбы.
- И мне не нравится, – согласилась я. Судьба окунула меня в прошлое, словно в ледяную воду. Но если она послала меня сюда к Эдварду, то я должна сделать все, что в моих силах, чтобы помочь ему. – Но знаешь, судьба ведь никогда не принуждает нас совершать неправильные поступки. По крайней мере, мы в силах сделать собственный выбор, и за свои действия мы отвечаем сами.
- А если выбора нет? – отчаянно посмотрев на меня, спросил Эдвард. – Что тогда?
Я печально улыбнулась.
- Я хочу сказать, что… неважно насколько все плохо и неважно, как это отражается на нас, мы можем помочь друг другу, и это лучшее, что мы можем сделать.
- Что касается помощи, – он со вздохом отпустил меня. – Ты останешься со мной сегодня?
- Разумеется. Я буду с тобой, пока ты этого хочешь, – пообещала я.
Я ждала его под одеялом, пока он снимал рубашку и брюки и забирался в кровать, оставшись лишь в своих боксерах. Его смелость озадачивала, но я не задавала вопросов, поскольку он крепко прижал меня к своей груди. Возможно, это чувство потери заставило его думать о том, что ничто не вечно, и я сочувствовала этому страху.
В моей голове крутилась мелодия колыбельной Эдварда, которая столько раз погружала меня в сон. Вдохновленная, я начала тихонько напевать ее. Мой голос казался горестно неподходящим для этого, но Эдвард не возражал. Музыка тихо парила в темноте, и Эдвард медленно погружался в спокойный сон, его крепкие объятья - расслабились. Быть рядом – это самое большее, что я могла сделать для него.