Солнце едва показалось над горизонтом, ночная прохлада еще продолжала держаться у самой земли, а на берегу Черного Озера уже суетились люди. Это были служащие из министерства, учителя, некоторые ученики постарше. Они устанавливали ряды легких золоченых стульев напротив мраморной трибуны. Вокруг царила невероятная тишина, какая бывает после бури.
Гарри открыл глаза. В привычном жесте протянул руку к тумбочке, нащупал очки и надел их, а затем сел.
В спальню через приоткрытые шторы пробивались лучики света, похожие на золотистые копья. В них медленно кружились, вальсируя, крохотные пылинки. Все соседние кровати были аккуратно заправлены алыми пледами с гербом с изображением льва. В спальне никого, кроме Гарри, не было.
«Интересно», - подумал Гарри, прежде чем спустить босые ноги на каменный пол. Камни обожгли обнаженную кожу холодом. Гарри вздрогнул. И тут…
Воспоминания, безжалостные, беспощадные, такие яркие, что казалось, в голове прокручивают кино, навалились на Гарри всей своей тяжестью и придавили к земле. Юноша сложился пополам, сжался в комок, притянув колени к подбородку. Холод… холод морской воды и ужасной пещеры… холод цепких рук инферналов и ветра, завывавшего над землей… холод страшной летней ночи, последней в жизни великого волшебника, друга и наставника… И непередаваемый словами холод в душе, космическая пустота на месте сердца, пустота, которая не позволяет даже плакать, чтобы хоть чем-то ее заполнить…
- Гарри? Ты проснулся?
Гарри вздрогнул, обернулся. В дверях стоял Рон, заспанный и растрепанный.
- В гостиной уже все собрались, - севшим голосом сказал он, порывистым движением взлохматил свои рыжие космы на затылке и отвел взгляд, будто боялся смотреть на Гарри.
- Угм, - неопределенно пробормотал Гарри, повел плечами и встал с постели. Смотреть на Рона, почему-то, тоже не хотелось. Не хотелось видеть никого в принципе. Разве что… но нет. Никого. Ни один человек на всем свете сейчас не мог бы ничего сделать, не смог бы сказать ничего важного Гарри. Поэтому лучше никого не видеть.
- Ты как? – осторожно спросил Рон, бросив взгляд на опущенные плечи друга.
Гарри только мотнул головой. Темная челка упала на глаза, и стало невозможно рассмотреть их выражение. Только слез в них точно не было, в этом Рон мог бы поклясться.
- Ладно, не буду тебе мешать, - Рон поспешил ретироваться, оставив Гарри одного в спальне.
Гарри запоздало кивнул и принялся неспеша одеваться. Нужно еще собрать чемодан, поезд будет отправляться из Хогсмида через час после церемонии. Но это потом. Торопиться некуда. Теперь уже некуда. Пусть все подождут. Пусть думают, что хотят. Теперь у него есть другие цели и другие приоритеты. Да, точно. Он все уже решил. Осталось только поговорить с ними. С лучшими друзьями. С теми единственными людьми на свете, чью боль он переживает сильнее, чем свою собственную. Он не должен позволить им подвергаться опасности. Он должен уберечь, спасти, защитить. Даже ценой своей жизни он не допустит больше подобного. Просто потому, что не переживет смерти ни одного из них.
- Больше никто не умрет, - одними губами прошептал Гарри и решительным шагом вышел из спальни.
В гостиной собрался весь факультет. Как только Гарри появился в арочном проеме лестницы, все взгляды тут же обратились к нему. «Как в террариуме, - подумал Гарри отстраненно. – Ждут, что я начну им что-нибудь рассказывать». Губы его тронула легкая усмешка, увидев которую, он сам пришел бы в ужас. Несколько третьекурсниц, особенно внимательно изучавших выражение его лица, поспешно отодвинулись от вошедшего, пересев на другую сторону стола. Старшекурсники тоже во все глаза смотрели на Мальчика-Который-Снова-Выжил, кто сочувственно, кто настороженно, а кто-то и с открытой враждебностью.
«Все снова повторяется, - подумал Гарри все с той же пугающей усмешкой. – Как на пятом курсе… Что бы они понимали!»
- Гарри!
Это Джинни влетела в гостиную, легкая, пахнущая ветром, травой и росой. Медные пряди схвачены черной лентой, в глазах – бусинки-росинки. Джинни была совсем на себя не похожа, словно ночной дождь смыл с ее лица все краски. Но она все так же прекрасна, как весеннее солнышко, как майский ветер, родная, теплая, милая Джинни. Если уж кто-то и должен был остаться в живых, то непременно она. Да, она должна жить и радоваться жизни. Именно поэтому ему придется…
- Джинни, - выдавил Гарри, приложив немало усилий к тому, чтобы открыть рот. – Я…
- Не надо, - промолвила Джинни, взяв его за руку.
По телу сразу пробежала привычная дрожь, тепло разлилось от кончиков пальцев до самой макушки. Нет, нельзя. Пора это прекращать. Он не имеет на это права, как бы ни хотелось поверить в то, что жизнь все еще прекрасна и безмятежна. Все изменилось в ту минуту, когда Дамблдора не стало.
- Джинни, я должен с тобой поговорить… - какое неправильное слово «должен»! Словно она его об этом просила. Словно он кому-то обещал. Самому себе, разве что. Своей совести.
- Не сейчас, - поспешно проговорила Джинни, словно догадывалась, о чем он хочет с ней поговорить. Хотя, по его лицу можно было понять, что разговор предстоит не самый приятный. – Пойдем в Большой зал. Там Рон и Гермиона.
Гарри кивнул, не в силах спорить. Ему не хотелось ничего говорить – только смотреть на нее, на ее живые карие глаза и милое веснушчатое лицо, слушать ее тихий взволнованный голос и не думать ни о чем. Его взгляд зацепился за ленту на ее волосах. Черный шелк, лоснящийся, будто пролитые чернила или черная гладь воды…
Ну вот, снова. Мысли раз за разом возвращаются туда, в ту страшную пещеру, в то место, о котором меньше всего хочется думать. Гарри закрыл глаза и глубоко вздохнул, пытаясь очистить сознание, но с каждой минутой сделать это удавалось все труднее. «Очистить сознание», - фраза завертелась в голове, вызвав другой образ, не менее отвратительный и ненавистный. Черная развевающаяся мантия, черные сосульки волос, отвратительно желтая кожа и въедливые черные глаза. И голос, вечно недовольный, вечно издевающийся: «Очистите сознание, контролируйте эмоции! Вы жалки, как и ваш отец!..»
- Гарри, что с тобой? – Джинни остановилась на полпути к Большому залу и внимательно посмотрела на юношу.
Тут только он осознал, что так сильно сжал кулаки, что, должно быть, сделал ей больно.
- Прости, - он тут же отпустил ее руку и непроизвольно сделал шаг в сторону. – Я не хотел…
- Я знаю, - она улыбнулась нежной, успокаивающей улыбкой. – Не волнуйся, все будет хорошо. Я буду рядом, если ты не против.
- Нет, я… - Гарри не нашел, что ответить, поэтому просто продолжил идти.
Джинни не стала вновь предлагать ему взяться за руки, молча поспешила следом.
В Большом зале было непривычно тихо для такого количества народа. Почти все ученики, за исключением тех, кого родители забрали на другой день после смерти директора, сидели за столами своих факультетов. За преподавательским столом тоже негде было упасть яблоку: все преподаватели, кроме Хагрида, пришли отдать последнюю дань великому волшебнику Дамблдору. Кресло самого директора, похожее скорее на трон, пустовало, что было привычно и необычно одновременно. Зато на месте сбежавшего Снейпа без церемоний расположился министр Руфус Скримджер, а за ним – толпа министерских работников, прибывших в школу. Заметив, с каким интересом министр осматривает зал своими желтыми кошачьими глазами, Гарри поспешил отвернуться. Он подозревал, и не без оснований, что министр выискивает в зале именно его, Гарри Поттера, свидетеля (если не участника) очередного масштабного происшествия. Гарри не имел ни малейшего желания беседовать со Скримджером, поэтому быстро занял свое место за гриффиндорским столом, рядом с Роном и Гермионой. Джинни села рядом с Гарри и, бросив взгляд на соседний стол, пробормотала:
- Пустовато у них…
Гарри тоже взглянул в сторону слизеринского стола. За ним сидело меньше всего учеников, большая часть из которых уже разъехалась по домам. Как раз напротив Гарри возвышались двое гориллоподобных слизеринцев – Крэбб и Гойл. На удивление, они смотрелись довольно жалко без своего тощего белобрысого предводителя.
Гарри все никак не мог забыть разговора, услышанного на вершине башни Астрономии. Не мог изгнать из памяти лицо Малфоя, искаженное страхом и внутренней борьбой. В ушах еще звучал его обреченный голос, срывающийся, дрожащий: «Он сказал, что, если я не сделаю это, он убьет ЕЕ. У меня нет выбора…». Нет, Гарри не пытался оправдать Малфоя, как не пытался оправдать себя после дуэли со слизеринцем. Просто он его понимал. Или хотел понять, что в сущности одно и то же. Каково было бы ему самому знать, что его семья и друзья находятся в смертельной опасности, и при этом быть не в силах что-либо изменить? Нет, конечно, на убийство Гарри не согласился бы ни при каких обстоятельствах, насколько бы ни была велика опасность для его близких и сильна его ненависть к врагу. Но ведь и Малфой не убивал Дамблдора. Он просто не смог бы этого сделать, несмотря на всю его подлость. Он ведь уже опускал палочку, когда на башне появились Пожиратели…
«Но вот в их-то появлении он точно виноват! – с мстительным удовлетворением подумал Гарри. – Если бы не этот слизняк, ничего бы не было… Они не смогли бы пробраться в школу, окружить Дамблдора… И тогда Снейп не сумел бы… его…»
Гарри сжал зубы до скрипа, даже челюсти заболели. Джинни бросила на друга обеспокоенный взгляд, но ничего не сказала, продолжив завтрак. Рон, необычайно угрюмый, с остервенением ковырял кусок рыбы на своей тарелке. Гермиона пыталась что-нибудь в себя запихнуть, но еда не лезла в горло, поэтому девушка с безнадежностью уставилась перед собой, оставив бесплодные попытки позавтракать. Разговоров не было, да и быть не могло. Все было сказано вчера, когда боль от потери еще не пришла, да и сама потеря еще не осознавалась. Сегодня все было иначе. Сегодня – похороны.
Вчера под вечер, когда они вчетвером сидели в гостиной у окна и наблюдали за тлеющим закатом, Джинни недовольно проворчала:
- Кажется, придется смириться с тем, что Билл на ней женится.
Под «ней» подразумевалась, естественно, Флер. Несмотря на все произошедшие события, ранение Билла и примирение Флер с миссис Уизли, Джинни по-прежнему не могла спокойно воспринимать присутствие «Флегмы».
- Не так уж она и плоха, - безразлично пожал плечами Гарри, но заметив, как нахмурила брови Джинни, поспешно добавил, - Правда, страшная…
Рыжая ведьмочка не смогла сдержать довольной усмешки.
- Что, еще кто-нибудь из знакомых помер? - спросил Рон у Гермионы, просматривавшей «Ежедневный пророк».
Натужная грубость его тона заставила Гермиону поморщиться.
— Нет, — ответила она, негодующе посмотрев на Рона, и сложила газету. — Снейпа ищут, но никаких результатов...
— Ну еще бы, — фыркнул Гарри, выходивший из себя всякий раз, как всплывала эта тема. — Чтобы найти Снейпа, нужно сначала найти Волдеморта, а поскольку они за все это время так и не смогли...
— Пойду-ка я спать, — зевнула Джинни. — Никак не высплюсь с тех пор, как... ладно... в общем, поспать не помешает.
Она поцеловала Гарри (Рон демонстративно отвернулся), помахала рукой брату и Гермионе и удалилась в сторону девичьих спален. Как только за ней закрылась дверь, Гермиона с отстраненным выражением проговорила:
— Гарри, я этим утром кое-что откопала в библиотеке...
— Р. А. Б.? – встрепенулся Гарри.
С момента смерти Дамблдора Гарри поставил перед собой главную цель – уничтожить крестражи во что бы то ни стало, хотя это и было той еще задачкой. Пойди туда – не знаю куда, найди то – не знаю что… Нужно было с чего-то начать, от чего-то оттолкнуться. Раньше казалось, что директор знает все, что он все предусмотрел и спланировал, но вот его нет – и теперь Гарри в полной мере ощутил всю свою беспомощность и неразумность. Потому что все подсказки и намеки Дамблдора теперь перестали работать. Только своя голова. Только самостоятельные решения. И Гарри решил выяснить все, что только можно, о том медальоне, за который старый волшебник поплатился жизнью, а точнее о таинственном Р. А. Б., подложившем медальон в тайник Волдеморта.
Записку, лежавшую в медальоне, он показал Гермионе на следующее утро после гибели Дамблдора, однако ей не удалось сразу определить по инициалам малоизвестного волшебника из тех, о ком она когда-то читала. С той поры Гермиона бегала в библиотеку гораздо чаще, чем того требовала школьная нагрузка (к тому же по случаю трагедии все экзамены были отменены). Гарри подозревал, что не только желание помочь другу заставляет Гермиону безвылазно сидеть в пыльном книжном царстве, но дальше догадок он не продвинулся. Разговаривать с Гермионой о Малфое Гарри не мог. Стоило ему вспомнить ее глаза, когда она все узнала, как внутри тут же все сжималось, и пальцы холодели. Нет, он не хотел больше причинять боли никому. И постарается, по мере возможности, этого не делать…
— Нет, — удрученно покачала головой Гермиона в ответ на вопрос Гарри. — Я старалась, Гарри, но так ничего и не нашла... Есть парочка довольно известных волшебников с подходящими инициалами — Розалинда Антигона Бретель и Руперт «Ампутатор» Брукстэнтон, но они нам не подходят. Судя по записке, похититель крестража знал Волдеморта, а ни малейших доказательств того, что Бретель или Ампутатор когда-либо имели с ним дело, я не нашла... Нет, если честно, я говорю... ну, в общем, о Снейпе.
Гарри нахмурился, услышав ненавистное имя.
— И что? — наиграно-безразлично осведомился он, откинувшись на спинку кресла.
— Ну, я вроде как была права в той истории с Принцем-полукровкой, — осторожно произнесла Гермиона.
— И теперь ты будешь всю жизнь тыкать меня в это носом? Думаешь, мне самому не тошно?
— Нет, Гарри, я о другом! — торопливо воскликнула Гермиона и огляделась вокруг, проверяя, не слышит ли их кто. — Права я была в том, что книга когда-то принадлежала Эйлин Принц. Понимаешь... она была матерью Снейпа!
— А мне казалось, на нее и смотреть-то было противно, — сказал Рон. Гермиона не обратила на него внимания.
— Я прочитала всю старую подшивку «Пророка» и наткнулась на крошечное объявление о том, что Эйлин Принц выходит замуж за человека по имени Тобиас Снейп, а несколько позже сообщалось, что она родила…
— ...убийцу! — выпалил Гарри.
— Ну... да, — сдавленно произнесла Гермиона. — Так что отчасти я была права. Снейп мог гордиться тем, что он «наполовину Принц», понимаешь? Судя по напечатанному в «Пророке», Тобиас Снейп был магглом.
— Да, все сходится, — сквозь зубы прошипел Гарри. — Он разыгрывал чистокровного волшебника, чтобы втереться в компанию Люциуса Малфоя и прочих... совсем как Волдеморт. У матери кровь чистая, отец — маггл... оба стыдились родителей, старались внушить людям страх, пользуясь Темными искусствами, выдумали для себя звучные имена — лорд Волдеморт, Принц-полукровка... Как же Дамблдор не догадался?..
Гарри замолчал, глядя в окно. Все мысли сейчас были о том, что Дамблдор слишком уж доверял этому хладнокровному предателю Снейпу. Гарри всеми силами старался этого не замечать, но в глубине души он ощущал поистине детскую обиду на своего наставника и тайное удовлетворение от того, что сам оказался прав относительно Снейпа. Как Дамблдор мог так ошибаться?.. «Постой-ка, дружок, ты и сам недалеко ушел, - с сарказмом подумал Гарри. – Вспомни, как безоговорочно доверял этой чертовой книжке и ее хозяину. Принц-полукровка! Такой замечательный, такой умный! Столько раз мне помогал!..» От этой мысли хотелось самому себе врезать.
— Я все-таки не понимаю, почему он не выдал тебя, никому не сказал, что ты используешь эту книгу? — произнес Рон. — Он должен был знать, откуда ты все берешь.
— А он и знал, — с горечью сказал Гарри. — Догадался по Сектумсемпре. Никакая легилименция не потребовалась... А мог понять и раньше — по рассказам Слизнорта о моих блестящих успехах в зельеварении. Не стоило ему оставлять свой старый учебник в том шкафу, верно?
— Да, но почему он тебя не выдал?
— Думаю, не хотел, чтобы его как-то связали с этой книгой, — сказала Гермиона. — Услышь о ней Дамблдор, ему бы это очень не понравилось. И даже если бы Снейп сделал вид, что не имеет к ней отношения, Слизнорт все равно узнал бы его почерк. Да и в любом случае — книга лежала в шкафу в бывшем кабинете Снейпа, а Дамблдор наверняка знал, что фамилия его матери Принц.
— Я должен был отдать книгу Дамблдору, — удрученно сказал Гарри. — Сколько раз он показывал мне, что Волдеморт уже в школе был олицетворением зла, а я держал в руках доказательство, что и Снейп таков же...
— «Зло» слишком сильное слово, — негромко произнесла Гермиона.
— Ты же и твердила мне, что эта книга опасна!
— Я о другом, Гарри, ты чрезмерно винишь себя. Я считала, что у Принца отвратительное чувство юмора, но мне и в голову не приходило, что он — потенциальный убийца...
— Да и никто из нас не догадывался, что Снейп... ну, сам знаешь, — прибавил Рон.
Они замолчали, каждый ушел в свои мысли, но Гарри не сомневался, что его друзья, как и он, думают о завтрашнем утре, о прощании с Дамблдором.
Дамблдор мертв. И все только начинается…



- Сэр, пора вставать…
Писклявый голосок действует на нервы похуже воплей мандрагоры. Что им от меня надо? Катитесь все к черту!
- Сэр, ваша матушка приказала Вас разбудить…
Вот еще! Если ей так нужно, пусть сама поднимется сюда…
- Слэйви должен, сэр… прошу вас, просыпайтесь!
Нет. Не хочу. Не желаю. Оставь… Оставьте… Оставьте меня!... Оставьте меня…
- ОСТАВЬТЕ МЕНЯ В ПОКОЕ!!!
Домовой эльф подпрыгнул от страха, выпучил свои глаза-мячики и поджал огромные уши, но остался стоять у кровати, перебирая худыми ручонками подол засаленной наволочки.
- Молодой хозяин может кричать на Слэйви, - смиренно пропищал эльф. – Но Слэйви должен выполнить приказ хозяйки. Они приказали Слэйви разбудить Вас и препроводить к столу.
- Уууумммвгх!!!!! – прорычал «молодой хозяин» в подушку. Нет, они, определенно, пытаются испортить его день, а ведь он еще даже не начался.
- Сэр?
- Передай, что я спущусь через десять минут. Без опозданий, если мама будет уточнять.
Домовой эльф, видимо, удовлетворенный таким ответом, поклонился и исчез.
«Вот лентяи, даже по дому передвигаться не могут без своей магии! Надо поговорить об этом с отцом…»
Отец!!!
Мысль вспыхнула в сознании, заставив все остатки сна мгновенно улетучиться. Как же он мог забыть! Отец сегодня должен вернуться в поместье!..
Юноша рывком откинул в сторону одеяло, резко сел в кровати и уставился в полумрак перед собой. Его бледное лицо при слабом освещении казалось белой маской, а серые глаза – почти черными в обрамлении густых темных ресниц. В глазах читались испуг и радость одновременно.
- Отец, - прошептал Драко едва слышно, словно боялся, что Люциус может откликнутся прямо сейчас. – Отец… - смакуя слово на языке, как будто произнесенное впервые, Драко откинулся на подушки и от души потянулся.
Ну и что, что он вернется? Ничего ведь не случится. Нет, мама, конечно, будет рада, это даже не обсуждается. Возможно, поместье, наконец, придет в порядок, а то эльфы совсем распустились. Тетя Белла не преминет поиздеваться над любимым зятем, это уж точно. А вот сам Драко… что почувствует он, увидев отца, вернувшегося из самого страшного места, какое только можно себе представить? Радость? Облегчение? Скучал ли он по Люциусу? Возможно. Ждал его возвращения? Определенно. Но вот зачем ждал – это другой вопрос. Не за тем ли, чтобы с повинной головой прийти для покаяния и вымаливать толику родительского внимания и прощение за все грехи?
«О, Мерлин, Драко, ты превращаешься в сопливого слюнтяя, с каждым днем все быстрее, - подумал юноша с иронией. – Может не стоит тянуть, а просто кинуться к Люциусу с порога с криком «Прости, отец, я провалил задание Темного Лорда, я такое же ничтожество, как и ты, давай обнимемся!»? Хм… Не забыть добавить, что встречался с магглорожденной гриффиндоркой… Чтобы уж наверняка получить Круциатус. Или лучше сразу Аваду, чтоб не мучиться».
Драко почувствовал, как изнутри поднимается какое-то новое, незнакомое чувство. Он не знал, как оно называется, не мог определить, с чем оно связано. От этого странного томления замутило. Нахмурившись, Драко поднялся с постели и направился в ванную.
Босиком по мраморному полу – лучший способ проснуться. Чертыхаясь про себя, юноша проскользнул в ванную, где поспешно встал на теплый пушистый коврик и склонился над раковиной. Ледяная вода ни капли не взбодрила, только добавила к мрачному настроению еще один пунктик. Ополоснув лицо, Драко посмотрел на себя в большое немного потускневшее зеркало в тяжелой раме, и тут впервые случилось ЭТО.
Тошнота подкатила внезапно, сознание помутилось, глаза застлала пелена. По телу пробежала дрожь, ноги ослабли. Драко едва успел схватиться за край раковины, как вдруг… яркая картинка предстала перед глазами, такая живая, что казалось, будто он перенесся во времени.
…Раковина в грязных потеках, треснутое зеркало над ней. Холодные стены туалета на седьмом этаже замка, горячие слезы на щеках, заунывный голос школьного привидения.
- Ну, не надо… не плачь… Расскажи, в чем дело, я тебе помогу…
- Никто мне не поможет, - слышит он свой собственный плачущий голос. – Я не могу этого сделать… не могу… ничего не получается… а если я не потороплюсь, он сказал, что убьет меня…
Драко чувствует, как внезапно по щекам потекли горячие слезы, как дыхание перехватило, а разум захватил вихрь эмоций.
- …Что мне делать?! Как уберечь ее?.. Он ее убьет!.. Меня, моих родных и ее!.. Как мне помочь ей?.. Если бы не этот чертов Поттер… она не должна пострадать, Гермиона не должна…
- Гермиона?!.
Драко оборачивается и видит обалдевшего Поттера за спиной другого себя. Тут же забытый гнев и ненависть, и еще какие-то чувства затмевают рассудок, палочка непроизвольно оказывается в руках, в голове возникает яростное «Остолбеней!»
А другой Драко в то же мгновение посылает в Поттера невербальное заклятье.
Взрыв, треск!.. Визг привидения… вопли Поттера…
Драко чувствует, как его тянет куда-то вниз. Мир переворачивается, смещается, стягивается в разноцветный пестрый клубок и, наконец, выплевывает полубесчувственного слизеринца в его собственную ванную…
- Оооо… - простонал Драко, схватившись за голову. – Что это… было?..
Внезапно накатил приступ тошноты, с которым юноша не сумел справиться. Драко буквально вывернуло наизнанку. По лицу продолжали бежать слезы, обжигающие и непонятные. Руки тряслись, желудок скрутило. Если бы Драко увидел себя со стороны, то, наверное, не узнал бы в этом сжавшемся в комок существе гордого наследника рода Малфоев.
За дверью раздался стук каблуков, а затем мамин голос:
- Драко, ты заставляешь нас ждать! В чем дело?
- Ма… - прохрипел Драко. Голос отказался повиноваться ему.
- Драко, я вхожу, - чуть громче произнесла Нарцисса и открыла дверь в спальню сына. – Драко, я… Драко?! Что случилось?!
Побледнев, как полотно, Нарцисса кинулась к сыну, схватила его за плечи, повернула лицом к себе. В глазах женщины загорелась тревога, граничащая с паникой.
- Ма… - прохрипел Драко в бесплодной попытке справиться с голосом. – Я в порядке…
- Я же вижу, что нет! – вскрикнула Нарцисса. – Что случилось? Тебе нехорошо? Ты ничего не пил? Не ел ничего подозрительного? Может, это какие-то чары? Ты не пытался колдовать, сынок?
- НЕТ, МАМ! – Драко, наконец, смог взять себя в руки. – Не надо паниковать всякий раз, как я чихну! Я не при смерти, слава Мерлину, и нечего надо мной трястись!
Нарцисса тут же отпустила плечи Драко и сделала шаг в сторону. Усилием воли женщина подавила волнение, и лицо ее приняло привычное высокомерно-строгое выражение.
- Тебе следовало одеться и спуститься к завтраку, Драко, - сказала она холодно, хотя голос ее все еще дрожал от волнения. – Ты сказал, что спустишься через десять минут и без опозданий. Не забывай, что слово Малфоя нужно держать. Ты уже не ребенок, Драко, так что…
- Вот именно, мама, - с нажимом сказал Драко, подходя к шкафу с одеждой. – Я уже давно не ребенок! Прекрати уже эти нраво… уче… - Драко вдруг замер, кое-что сообразив. Резко обернувшись, он недоверчиво взглянул на мать. – Ты пришла, потому что я опоздал, или просто хотела в очередной раз прочитать мне мораль?
Нарцисса фыркнула.
- Что за словечки, Драко! Где ты этого набрался? Конечно же, я не собиралась подниматься к тебе, но ты опоздал, и мне пришлось…
- Постой, ты хочешь сказать, - перебил Драко, - что меня не было десять минут?
- Драко, милый, - Нарцисса шагнула к сыну, под застывшей маской на ее лице промелькнуло выражение материнской заботы. – Тебя не было почти полчаса, это возмутительно для хозяина дома, заставлять гостей ждать, поэтому я…
- Полчаса?! – воскликнул Драко. – Да я ведь только на пару секунд отключился, как такое может быть?!
- Ты ЧТО?! – глаза у Нарциссы округлились. – Ты потерял сознание? Драко?
- Не важно, - голос Драко был спокоен, хотя Нарцисса заметила, как сразу побледнел ее сын. – Это все… из-за волнения. Отец возвращается, ты же понимаешь, я переживаю…
- Да, я понимаю, - мать принужденно улыбнулась. – Но не стоит забывать, что у тебя все еще есть обязанности, Драко. Я не буду расспрашивать тебя о том, что случилось. Не сейчас, - добавила она, заметив облегчение на лице сына. – Просто оденься и спустись в столовую. Все уже ждут.
Драко кивнул. Нарцисса снова выдавила улыбку и вышла из комнаты.
Драко продолжил одеваться, стараясь думать о чем-нибудь отвлеченном, но в голову ничего не шло. Руки дрожали, а внутри все еще стояло тошнотворное чувство, будто он проглотил флоббер-червя. «Что за чертовщина творится? Прошло не больше минуты, пока я был… пока я видел… Почему мама говорит, что меня не было почти полчаса? Может, она лжет? Но зачем? Нет, она сказала правду. Но почему тогда?..» Драко не знал, что и думать. Сердце колотилось от нехороших предчувствий. Невыносимо хотелось поговорить с кем-нибудь, чтобы понять, чего ожидать дальше. Но с кем? Мать – только разнервничается да еще, не дай Мерлин, запрет в комнате из «соображений безопасности». Тетка? Ей вообще, кажется, нет дела до племянника. Отец? Да уж, вот он-то, как раз, заинтересуется, особенно той частью, где его возлюбленный отпрыск рыдает над собственной несчастной судьбой в грязном школьном туалете…
Пожалуй, на всем свете есть только один человек, который способен выслушать его без предвзятости, разумно и объективно оценить ситуацию и предложить реальную помощь. Она всегда поражала его своей железной логикой и способностью сохранять хладнокровие даже в самых сложных ситуациях. Как же ее не хватает сейчас! Она, наверное, сидит сейчас за столом в Большом зале и ждет похорон старого проходимца Дамблдора. Ну и пусть, он и сам разберется, без посторонней помощи. Хотя, Пэнси, действительно, очень не хватает. Он бы многое отдал, только чтобы она была рядом с ним, когда Люциус войдет в двери поместья…
- Хватит сантиментов! – зло выдохнул Драко, глянув на себя в зеркало.
Идеально белая рубашка, идеально черные брюки, идеальная прическа, идеальный цвет лица. Сегодня все должно быть идеально. Потому что иного Люциус от него не ждет. Сын уважаемого семейства сам должен внушать уважение, а не жалость. Поздравляю, папа, я научился думать твоими мыслями! С возвращением домой, папа! Я уже заждался!
Отбросив все ненужные эмоции и приняв самый независимый вид, Драко Малфой повернул ручку двери и вышел навстречу новому дню.



Гермиона никогда не чувствовала себя так, как сейчас. Ощущение было такое странное, что его нельзя было описать простыми словами или сравнить с чем-то уже знакомым. Наверное, такой должна быть скорбь от утраты, так должна болеть истерзанная, порванная на куски душа. Этой странной, почти не заметной, какой-то совершенно далекой тупой болью.
Раньше ей казалось, что хуже быть просто не может. Но мы всегда склонны преувеличивать свои несчастья, и даже не подозреваем о том, насколько в действительности судьба может быть немилосердной с нами. В один ужасный миг это поняла и Гермиона, испытав ни с чем несравнимое потрясение в ночь смерти директора. Потому что слишком много истины свалилось на нее в то мгновение. Истины неоспоримой и страшной, от которой хотелось убежать, но невозможно было не понять или отвергнуть. Дамблдор мертв. Его должен был убить Драко Малфой. Она знала об этом, и ничего – абсолютно ничего! – не могла сделать.
Траурная процессия из учеников и профессоров потянулась к выходу из школы. Гермиона безмолвно влилась в поток гриффидорцев, шествующих вслед за своим деканом, непоколебимой Макгонагалл, которая сегодня казалась постаревшей на много лет. Рядом с Гермионой, опустив голову, шагал непривычно бледный Рон, на его лице ярко выделились веснушки, рыжие капельки солнца. Рон до сих пор ничего не знает. Да и не стоит ему этого знать. Довольно и того, что Гарри посвящен в произошедшее, да еще и Джинни… Вот они идут вдвоем, не переговариваясь и даже не держась за руки. Но им этого и не нужно, они понимают друг друга без слов и жестов, одними только взглядами. Гермиона почти счастлива от того, что ее лучший друг нашел свою истинную любовь. Он, как никто другой, заслуживает этого. Вот только теперь все так изменилось, и, кажется, что сейчас эти двое стесняются своих отношений и стараются не показывать их на людях. К тому же Гарри просто раздавлен смертью Дамблдора и ему наверняка не до свиданий и прочих милых глупостей.
Как же все это неправильно! Так не должно быть. Почему им приходится платить за свое маленькое счастье такую несоразмерно огромную цену? Неужели любовь и спокойствие обязательно нужно выстрадать, выплакать? Неужели нельзя просто любить и быть любимым, не оглядываясь на условности и чужие мнения? Как все это глупо. Почему-то у других все намного проще. И только им четверым вечно приходится расплачиваться за каждый неверный шаг. Потому что они – друзья Гарри…
«Вы все пожалеете, особенно твой ненаглядный Поттер! Похоже, вы достойны того, чтобы называться ему друзьями! Такие же безмозглые, тупые болваны, обреченные вместе с ним на смерть!»
Голос Драко из прошлого так отчетливо прозвучал в голове Гермионы, что она невольно вздрогнула и остановилась. Рон, погруженный в свои мысли, не заметил этого и наткнулся на подругу.
- Эй! Гермиона, что случилось?
- Ничего, - покачала головой девушка. – Все в порядке, Рон. Идем.
Рон пожал плечами и продолжил путь. Макгонагалл, шедшая во главе колонны гриффиндорцев, остановилась, пропуская вперед отставших от своего декана равенкловцев. Среди них Гермиона заметила Луну Лавгуд. Та была как никогда рассеяна и прошла мимо друзей, даже не посмотрев в их сторону.
- Луна, - тихо окликнула светловолосую равенкловку Гермиона.
Луна перевела отсутствующий взгляд на Гермиону и печально улыбнулась.
- Привет, Гермиона, - сказала она задумчиво. – Привет, Рон.
- Привет, Луна, - поспешно откликнулся Рон, и отвернулся, внезапно смутившись.
Это не укрылось от внимания Гермионы, но сейчас ей было не до наблюдений.
- Увидимся, - бросила она вслед уходящей Луне.
Та только кивнула в ответ и скрылась за спинами выходящих учеников. Через минуту гриффиндорцы двинулись к парадным дверям замка и друг за другом вышли в залитый солнцем двор. Гермиона поняла, что они направляются к озеру, туда, где рядами были расставлены сотни золоченых стульев. Посередине ряды разделял проход, а перед самым первым возвышался мраморный стол.
Половина стульев была уже занята волшебниками, пришедшими попрощаться с Директором. Среди них Гермиона заметила членов Ордена Феникса: Кингсли Шеклболта, Аластора Муди, Тонкс и Римуса Люпина (он и она, кажется, держались за руки), мистера и миссис Уизли, Билла, которого осторожно поддерживала Флер, за ними сидели Фред и Джордж в куртках из черной драконьей кожи. Здесь были и мадам Максим, занявшая сразу два с половиной стула, и Том, владелец «Дырявого котла», и волосатый басист из волшебной группы «Ведуньи», и мадам Малкин, торгующая в Косом переулке мантиями, и еще множество других знакомых и незнакомых волшебников и волшебниц. Присутствовали и замковые привидения, едва различимые в ярком солнечном свете, увидеть их можно было, лишь когда они шевелились, мерцая в прозрачном теплом воздухе.
Гарри, Рон, Гермиона и Джинни уселись в конце одного из рядов, ближе к озеру. Люди перешептывались, отчего казалось, будто легкий ветерок ворошит траву. Толпа продолжала разрастаться. Направляясь к передним рядам, мимо прошел Корнелиус Фадж — лицо жалкое, в руках его обычный зеленый котелок; следом шествовала Рита Скитер, при появлении которой Гермиона почувствовала прилив гнева; затем она заметила Долорес Амбридж с притворно горестным выражением на жабьей физиономии, с черным бархатным бантиком на отливающих сталью кудряшках. Гермиона взглянула на Гарри – он явно был в ярости, глаза его метали молнии. Девушка хотела поддержать друга и уже протянула к нему руку, но тут Гарри взглянул на нее, и Гермиона, вздрогнув, поспешила отвернуться. При этом ее охватило чувство невыносимого стыда и раскаяния. Из глубины сознания поднялись, как приливные волны, тяжелые воспоминания и заполнили ее разум. Гермиона перестала воспринимать происходящее, погрузившись в раздумья.
В ту ночь все было совершенно неправильно. Все было сумбурно, дико, неестественно. Гермиона хорошо помнила, как после обморока пришла в себя. Пожиратели уже скрылись, а Макгонагалл собрала всех в больничном крыле. Гермиона помнила Рона, потерянного, подавленного, печальную Луну. Взволнованного Люпина и притихшую Тонкс. Билла, лежащего неподвижно на больничной койке, его изуродованное, окровавленное лицо и тихие слова целительницы, повторяющей, как заведенная: «Все хорошо, мой милый, все будет хорошо!» Потом Гарри ворвался в палату, пинком распахнув дверь. Гермиона помнила, как бросилась Гарри на шею с непередаваемым облегчением. Люпин о чем-то спросил Гарри, тот ответил, потом разговор перешел к Биллу. Мадам Помфри сказала, что его раны будет тяжело излечить… Гермиона почти ничего не слышала и не видела. Она знала только одно: Гарри жив, он здесь, он пришел, чтобы развеять ее панический страх, чтобы сказать, что все привидевшееся ей – только плод ее воображения, галлюцинация или какие-то чары. Все говорили о Билле и о том, как ему помочь теперь, когда его укусил оборотень. Гермиона не участвовала в разговоре, она только молила Мерлина, чтобы кто-нибудь, наконец, вспомнил о директоре…
— Дамблдору наверняка известно, как можно помочь, — сказал Рон. — Где он? Билл сражался с этим маньяком по его приказу, Дамблдор в долгу перед ним, не может же он оставить его в таком состоянии...
— Рон... Дамблдор мертв, — тихо произнесла Джинни.
— Нет! — вскрикнул Люпин и рухнул на стоящий у койки Билла стул.
«Нет!» – хотелось так же закричать Гермионе, но она молча наблюдала за происходящим, словно зритель в каком-то сумасшедшем театре. Она знала заранее. Она это видела и слышала. Все кончено. Дамблдор мертв.
— Как он умер? — прошептала Тонкс. — Что случилось?
— Его убил Снейп, — ответил Гарри. — Я был там и все видел. Мы прилетели на Астрономическую башню, потому что Метка висела именно над ней... Дамблдору было плохо, он очень ослаб, но, думаю, понял, что это ловушка, едва услышав, как кто-то бежит к нам по лестнице. Он обездвижил меня, я ничего не мог сделать, на мне была мантия-невидимка... и тут из двери выскочил Малфой и обезоружил его...
Мал… фой… Малфой. МАЛФОЙ!!!
Гермиона почувствовала, как истерический вопль подкатывает к горлу, и закрыла ладонями рот. Еще одно доказательство. Она и это видела. Или просто знала, что так все и будет. Она ведь знала все это давным-давно!!! Но почему профессор не позволил ей все вспомнить раньше?! Она смогла бы, она бы что-нибудь придумала! Она не стала бы укрывать Пожирателя смерти, зная, что он должен совершить такое. Она непременно помешала бы ему. Даже несмотря на то, что она его… любит. Гермиона вспомнила свой страх, свое отчаяние и беспомощность, которые охватили ее тогда. Она дрожала, обхватив плечи руками, боялась посмотреть в глаза лучшим друзьям и проклинала себя за свои ошибки, которые привели к трагедии. Она хотела заплакать – и не могла. Даже скорби не было – только дикая тоска оттого, что она упустила свой шанс все исправить, что безнадежно опоздала, и теперь уже навсегда.
- Гермиона, что с тобой? – обеспокоенно прошептал Рон, склонившись к подруге.
Тут только девушка вернулась к действительности, с удивлением обнаружив, что дрожит всем телом, обхватив себя за плечи, совсем как в своих воспоминаниях. Почувствовала на щеках мокрые дорожки. Судорожно вздохнув, она смахнула слезы и попыталась совладать с голосом:
- Все нормально, Рон. Все в порядке.
Конечно, он не поверил, но больше не стал ее тревожить. Гермиона попыталась сосредоточиться на происходящем, подняла взгляд на мраморный стол, за которым выступал маленького роста волшебник со всклоченными волосами и в простой черной мантии. Там, прямо перед ним, лежало тело Дамблдора, обернутое в темный бархат. Из озера выглядывал подводный народ, прислушиваясь к речи маленького волшебника. На их неземных зеленоватых лицах застыло выражение искренней скорби и печали. Гермиона подумала отстраненно: «Наверное, им тяжело дышать обычным воздухом. Но они все равно пришли». Гарри тоже смотрел на подводных жителей, а потом вдруг поник, плечи его опустились, а лицо превратилось в безжизненную маску, словно его настигло заклятие парализации. Гермиона почувствовала каким-то седьмым чувством, что к Гарри пришло, наконец, осознание. Осознание смерти великого волшебника, доброго наставника и друга. Нет, Гарри не плакал. Гермиона плакала за него, и, кажется, у нее на душе становилось от этого чуточку легче.
Человечек в черном, говоривший прощальное слово, умолк и вернулся на свой стул. Наступила гнетущая холодная тишина, в которой слышался только плеск воды и пение птиц на опушке Запретного леса. Больше никто не двинулся с места – ни министр, ни его приближенные, ни другие люди, пришедшие проситься с директором. А затем вскрикнуло сразу несколько голосов. Яркое белое пламя полыхнуло, охватив тело Дамблдора и стол, на котором оно лежало. Языки пламени вздымались все выше и выше, заслоняя собой тело. Белый дым винтом поднялся в небо, создавая очертания странных фигур, среди которых (Гермиона могла поклясться) в небо взмыл, расправив крылья, феникс, но в следующую секунду огонь погас. Там, где он только что бился, стояла белая мраморная гробница, укрывшая в себе и тело Дамблдора, и стол, на котором оно покоилось.
Снова раздались испуганные крики — с опушки леса в воздух взвилась целая туча стрел, но все они упали на землю, не долетев до толпы. То было последнее прощание кентавров: повернувшись к волшебникам спинами, они уже уходили в древесную прохладу. И подобно им, водяной народ тоже медленно опустился в зеленоватую воду и скрылся из глаз.
Прошло несколько тягостных мгновений, и люди, словно проснувшись после зачарованного сна, начали вставать с мест, заговорили – сначала шепотом, потом вполголоса. Поляна у озера наполнилась многоголосым шумом, гости спешили кто куда: кто-то оставался в замке для выражения соболезнований, кто-то торопился в Хогсмид, а кто-то и вовсе уже прощался, спеша домой или на службу. Никому не было дела до четырех подростков, продолжавших сидеть на своих местах, будто обездвиженных Ступефаем. Наконец, Гарри бросил взгляд на друзей, на сосредоточенную как никогда Джинни и что-то сказал ей. Джинни криво усмехнулась и, встав со стула, увлекла Гарри за собой в сторону от нарастающей толпы.
Гермиона продолжала сидеть, не замечая происходящего вокруг нее. Краем сознания она уловила какое-то движение – кажется, это Рон встал навстречу Невиллу и Луне и о чем-то заговорил с ними. До слуха девушки донеслись слова «встреча» и «каникулы», но они звучали так несвоевременно и неправдоподобно, что Гермиона предпочла думать, будто ослышалась. Мысли тем временем продолжали возвращать ее в прошлое, заставляя снова и снова вспоминать ее видение, открывшееся в пылу битвы. Гермиона не могла собраться с духом и признать, что заглянула за грань сознания, продолжала мучиться сомнениями и убеждать себя, что все это было лишь случайностью, бредом воспаленного воображения. Да, она слышала рассказ Гарри о том, что именно произошло на вершине Астрономической башни. И точно знала, что он полностью, до мельчайших подробностей, совпадает с тем, что она видела. И все равно она не могла найти в себе силы и признать очевидное: что-то с ней не так, раз она способна видеть события, не присутствуя при них. Нет, она не хотела в это верить. Тем более что потом произошел тот ужасающий всплеск воспоминаний, запертых профессором в их с Малфоем сознании. Со смертью Дамблдора рухнул барьер его заклинания, и воспоминания, как река, прорвавшая плотину, устремились на волю, затопив разум и поглотив чувства. Гермиона была раздавлена. Уничтожена. Она не хотела всего этого знать, не желала понимать. Все это так внезапно обрушилось на нее, что у девушки просто не осталось сил, чтобы бороться. Гермиона Грейнджер сдалась.
- Пойдем? – Рон протянул Гермионе руку.
Девушка кивнула, встала со стула и огляделась, пытаясь отыскать Гарри.
- Они вон там, - словно прочитав ее мысли, сказал Рон и указал в сторону озера. – Как думаешь, о чем они разговаривают?
- Не знаю, - пожала плечами Гермиона, подумав при этом, что вранье уже вошло в привычку. – А впрочем, - добавила она, - кажется, я догадываюсь. Боюсь, тебе это не очень понравится, Рон.
- Не думаешь же ты, что Гарри…
- Потом, - перебила Гермиона. – Не сейчас, хорошо? Прости, Рон, мне нужно собраться с мыслями.
Рон понимающе кивнул и, покрепче сжав руку подруги, неспеша направился к школе. Гермиона безвольно поплелась следом.
- Вот интересно, - без особого интереса заговорил Рон, - мы еще вернемся сюда? Сможем вот так же беззаботно пройтись по здешним лужайкам, войти во двор, переступить порог школы?
- Сможем, наверное, - ответила Гермиона. – Когда-нибудь обязательно сможем. Не будет же эта война продолжаться вечно.
- Да, ты права, - Рон попытался улыбнуться. – Вот только… я тут подумал. Чтó, если вдруг случится такое… чтó, если кого-то из нас… ну…
- Не говори глупостей, Рон! – нахмурилась Гермиона. – Никто не станет убивать подростков, это же просто варварство.
- Да уж, - хмыкнул Рон, по привычке взъерошив волосы. – Посылать сыночка одного из своих ближайших соратников на верную смерть – не варварство. А убивать друзей Гарри Поттера – да, натуральный произвол…
- К чему ты клонишь, Рон? – Гермиона остановилась, выдернула свою руку из руки Рона. – Что это за мысли такие? Где ты этого набрался?
- Нигде, - пожал плечами юноша. – Не думай, я не собираюсь отступать. Гарри мне как брат, даже больше. Я за него готов на клочки порваться и кого угодно порвать. Просто… это же очевидно, Гермиона. Все только начинается. Что будет через месяц, через год – неизвестно. Но смертей не избежать. И теперь никто не даст тебе гарантию, что под заклятье Сама-Знаешь-Кого попадет кто-нибудь чужой и незнакомый, а не ты или я.
Гермиона открыла рот, чтобы возразить, но не смогла выдавить ни слова. Да уж, как тут возразишь? Ведь это сущая правда: теперь все начнется по-настоящему. И в первую очередь под раздачу попадут именно они, друзья и близкие Гарри Поттера.
- Не бери в голову, - вдруг отмахнулся Рон и резко перевел разговор на другую тему. – Смотри-ка, это не Скримджер разговаривает с Гарри? Подойдем поближе?
Гермиона не стала спорить, поспешила вслед за другом в сторону беседующих Гарри и министра. Скримджер был явно чем-то недоволен, о чем красноречиво говорило выражение его лица, когда он прошел (а точнее, пронесся) мимо Рона и Гермионы. Гарри повернулся и медленно пошел вдоль берега, ожидая, когда друзья нагонят его, что они наконец и сделали — в тени бука, под которым все трое нередко сиживали в более счастливые времена.
— Чего хотел Скримджер? — шепотом спросила Гермиона.
— Того же, что и на Рождество, — пожал плечами Гарри. — Получить от меня секретные сведения о Дамблдоре и обзавестись для Министерства новым рекламным мальчиком.
С секунду Рон, казалось, пытался справиться с обуревавшими его чувствами, а затем громко сказал Гермионе:
— Слушай, я сбегаю, дам Перси по морде!
— Нет, — твердо ответила она и ухватила его за руку.
— А мне бы так полегчало!
Гарри рассмеялся. Даже Гермиона слабо улыбнулась, но стоило ей взглянуть на замок, и лицо ее вновь потемнело.
— Как подумаешь, что мы сюда можем и не вернуться... — тихо сказала она. — Ну как можно закрыть Хогвартс?
— Может быть, еще и не закроют, — отозвался Рон, словно бы и не подозревая, для чего она завела этот разговор. — Дома не безопаснее, чем здесь, верно? Сейчас повсюду одно и то же. Я бы даже сказал, что в Хогвартсе лучше, в нем столько волшебников, способных его защитить. Ты как считаешь, Гарри?
— Я не вернусь в школу, даже если она откроется снова, — ответил Гарри.
Рон попытался изобразить удивление, а Гермиона лишь печально сказала:
— Я ждала от тебя этих слов. Но что ты собираешься делать?
— Загляну еще разок к Дурслям, так хотел Дамблдор, — ответил Гарри. — Но ненадолго, после этого я покину их навсегда.
— И куда ты отправишься, если не в школу?
— Думаю вернуться в Годрикову Лощину, — негромко сказал Гарри. — Для меня все началось именно там. И мне все время кажется, что я должен в ней побывать. Да и могилы родителей навестить хочется.
— А потом? — спросил Рон.
— Потом займусь поисками оставшихся крестражей, — ответил Гарри, глядя на белую гробницу Дамблдора, отражавшуюся в воде по другую сторону озера. — Он хотел этого от меня, потому и рассказал мне о них все. Если Дамблдор был прав — а я в этом не сомневаюсь, — где-то еще спрятаны четыре крестража. Мне нужно найти их и уничтожить, а после взяться за седьмой обломок души Волдеморта, за тот, что сидит в его теле, потому что именно я должен его убить. И если по пути мне подвернется Северус Снейп, — прибавил он, — тем лучше для меня и хуже для него.
Наступило долгое молчание. Толпа уже почти рассеялась, последние гости неспеша направлялись к замку, перешептываясь о чем-то своем.
— Мы будем с тобой, Гарри, — сказал Рон твердо.
- Что?
— В доме твоих дяди с тетей, — пояснил Рон. — И потом, куда бы ты ни отправился.
Гермиона едва заметно улыбнулась, бросив на него взгляд.
— Нет... — быстро возразил Гарри.
— Ты говорил нам когда-то, — тихо промолвила Гермиона, — что у нас есть время отступиться, если мы того захотим. Мы этим временем не воспользовались, верно?
— Мы с тобой, что бы ни случилось, — сказал Рон. — Но только, дружок, прежде чем отправляться куда-то еще, даже в Годрикову Лощину, тебе придется заглянуть к нам в Нору.
— Зачем?
— Ты про свадьбу Билла и Флер, случаем, не забыл?
Гарри ошеломленно уставился на него — то, что на свете еще существуют такие нормальные вещи, как свадьба, казалось ему и невероятным, и чудесным.
— Да, уж ее-то мы пропустить не вправе, — сказал он.
Рон улыбнулся, похлопал Гарри по плечу, а Гермиона подхватила Гарри под руку. Больше они ни о чем не говорили, в молчании направились к дверям замка, чтобы проститься с ним, добрым другом и надежным защитником. Надолго ли? Кто знает? Может быть, навсегда.