Следующий день пролетел незаметно. Гермиона вновь пыталась поймать Драко в коридоре либо после урока, и все так же безуспешно. Но она рассчитывала на субботнее утро, когда ей и Малфою придется отрабатывать наказание у Снейпа. Девушка была уверена, что преподаватель ей поспособствует и исчезнет из кабинета, чтобы у нее была возможность поговорить с юношей.
Но все обернулось не так, как ей хотелось. Когда она зашла в кабинет зельевара, то увидела, как из него собираются уходить Драко и Филч, который, видимо, так неудачно попросил у Снейпа студента на отработку. Слизеринец даже не смотрел в ее сторону и выглядел очень довольным, что ему не придется вновь проводить время в ее обществе. Она сердито взглянула на Снейпа, а тот развел руками и сказал, что старался отговорить Филча, но тот вцепился в Малфоя стальной хваткой, утверждая, что студенты нынче стали слишком послушными и отработок на сегодня больше никто не получил.
Когда, после двух часов перебирания старых каталогов с зельями и рецептами, она была свободна, то тут же направилась в библиотеку. Гермиона догадывалась, что Драко наверняка отправился с друзьями в Хогсмид, и пошла бы за ним, если бы была возможность. Но тяжелейшее задание по трансфигурации еще никто не отменял, а на носу уже были ЖАБА.

Она провела несколько часов в библиотеке, и когда закончила всю работу, при этом сделав еще и руны с травологией, пришло время ужина. В помещении никого больше не было, и оно освещалось всего несколькими светильниками, стоящими на столах. Внезапно девушке показалось, что за ней кто-то наблюдает. Она настороженно огляделась вокруг, но никого не увидела. Отбросив мнительные мысли, она сложила вещи, собрала все учебники и расставила их по полкам.
Уставшая, она вышла из библиотеки и направилась обходным, часто пустующим коридором к кухням. Она стала там уже постоянным посетителем. Эльфы относились к ней очень хорошо, отчасти из-за того, что она перестала навязывать им одежду. Летом она перебрала все плюсы и минусы своей прошлой деятельности и пришла к выводу, что за свободу домовых эльфов стоит бороться, и она будет бороться, но не такими путями. С одной стороны, волшебники навязывают им работу, но с другой – и она навязывает им, пусть и свободу. Но если они не хотят ее?! Здесь нужно провернуть тонкую политику, а она пока к этому не была готова. Да ей, собственно говоря, сейчас плевать на домовиков, на русалок и на кентавров, ее сейчас заботила только личная жизнь и то, как бы ее наладить к экзаменам…

Внезапно все факелы в коридоре погасли. Остался гореть только один, рядом с которым стояла гриффиндорка.
– Кто здесь? – выкрикнула она и тут же достала палочку.
– Экспеллиармус, – донесся голос из темноты, и палочка Гермионы вылетела из ее руки. Девушка беспомощно заозиралась, ругая свою непредусмотрительность последними словами. Тут же взяв себя в руки, не показывая страха, она вновь потребовала ответа:
– Кто здесь? Немедленно покажись!
Послышался стук тонких каблуков, и из темноты на нее медленно стала надвигаться высокая стройная фигурка, принимавшая очертания Астории Гринграсс, держащей в одной руке палочку Гермионы, а другой направляя свою палочку девушке в грудь. Она победоносно ухмылялась.
– Привет, Грейнджер! Не ожидала?.. Девочки!
Внезапно Гермиону со спины схватили за плечи две пары рук. Она тут же крутанула головой в одну и в другую сторону: по бокам стояли две слизеринки одного курса с Гринграсс, одна была грузной крепкой девицей, а другая хоть и не казалась достаточно сильной, так крепко сжимала руку гриффиндорки, что та удивлялась, как у нее кости не трещат. Девушка попыталась вырваться, но только почувствовала сильнейшую боль – ее словно заковали в стальные тиски, из которых не было вызволения.

Слизеринка неотрывно смотрела на Гермиону, словно что-то подсчитывая, затем отбросила куда-то в дальний угол палочку гриффиндорки, а свою спрятала за пояс. «Это уже интересно!» – подумала Гермиона, вновь пытаясь вырваться из рук девушек. Ей вдруг вспомнился Малфой, когда он еще был мальчишкой и повсюду разгуливал со своими верными телохранителями.
– Не вырывайся, грязнокровка. Все равно у тебя ничего не выйдет, – растянуто-сладко промолвила Гринграсс.
– Ты хоть знаешь, чем тебе это грозит, Гринграсс?! – вызывающе спросила Гермиона, предчувствуя, что никакого влияния эти слова на девушку не окажут. Предположения оправдались.
– В том-то и дело, что ничем! – насмешливо ответила слизеринка. – Потому что никто не узнает, что на самом деле случилось в коридоре. Ведь ты же никому не скажешь. Гриффиндорцы не ябедничают!
– Хочешь, чтобы твой факультет потерял баллы?
– А кто с меня их снимет? Да, у тебя есть полномочия снимать баллы, но тебе это нужно обосновать, а ты, еще раз повторюсь, никому не расскажешь, что произошло здесь… К тому же тебя наверняка спросят, а с чего это Астория Гринграсс тебя избила? Ты ведь не расскажешь им, что первая ударила и едва ли не убила меня!
– Едва ли не убила? Да если ты еще раз хоть слово скажешь о Драко, я тебя не просто убью, я позабочусь о том, чтобы твоя смерть была самой болезненной и ужасной из всех возможных.
Гринграсс язвительно изогнула бровь.
– Да что ты?! Тогда приготовься слушать. Малфой – гнусный предатель чистокровных! Он предал свой род, трахаясь с тобой, и, когда я стану его женой, я превращу его жизнь в ад! Уж поверь, мне это по силам! И твоя жизнь станет кошмаром тоже, ведь ты его любишь, идиотка… Тупая грязнокровка!

На этой презрительной ноте она подняла с пола сумку Гермионы и, порывшись, достала оттуда эссе по трансфигурации, на которое столько времени и сил убила староста. Остальное содержимое сумки она вытрясла на пол и отшвырнула в сторону ногой.
– Бог мой, сколько здесь дюймов? Ты что, переписала весь учебник? Как жаль, что оно тебе не понадобится.
С этими словами она поднесла пергамент к горящему факелу, и тот мгновенно вспыхнул. Гермиона поджала губы.
– Слушай, Гринграсс, давай, пока ты еще не зашла слишком далеко, ты скажешь своим барышням, чтобы они отпустили меня. Мы разойдемся с миром и больше не будем вспоминать об этом инциденте.
Гринграсс бросила горящий пергамент на пол и удивленно посмотрела на гриффиндорку, будто та сморозила только что самую большую глупость в мире. Она медленно подошла ближе и стала вплотную к Гермионе.
– А ты действительно тупая, Грейнджер! Неужели ты думаешь, что после того случая в коридоре я тебя отпущу «с миром»? Ты мне за все заплатишь, сука!

Слизеринка резко схватила Гермиону за волосы, отчего та охнула от боли, и рванула ее к себе, так что кончики их носов стали соприкасаться. Лицо Гринграсс стало безобразным от ярости и гнева, исказивших его. В глазах горел фанатичный жестокий огонь, не предвещавший гриффиндорке ничего хорошего.
– Ты, стерва, возомнила, что можешь поднять на меня свою грязную руку и при этом уйти безнаказанной? Запомни, мразь, я никогда ничего не прощаю и не забываю!
– Гринграсс, опомнись… О-ох!
Слизеринка провела ногтями по лицу Гермионы, расцарапывая до крови. Проведя четыре дорожки от виска до подбородка, Гринграсс сжала левую руку в кулак и с силой ударила гриффиндорку в живот, продолжая сжимать копну ее волос другой рукой. У Гермионы потемнело в глазах от боли, а Гринграсс продолжала сыпать ударами. Раз… два… три… четыре… Девушка задыхалась от боли, повисая в руках слизеринок: стоять на ногах не было сил. Казалось, что мир исчез и есть только одна сплошная боль, которая методично, каждые три секунды, вспыхивала с новой силой, когда кулак вновь вгрызался в тело. Когда Гринграсс надоело бить в живот, она перешла на лицо. Несколько раз она залепила Гермионе пощечину тыльной стороной ладони, а затем вновь сжала руку в кулак и продолжила работать над скулами и челюстью, каждый раз оцарапывая и разрывая нежную кожу витиеватым кольцом на пальце.

Когда слизеринка поняла, что жертва потеряла сознание, то перевела дыхание и, ударив ее напоследок еще пару раз, велела своим подружка отпустить девушку. Гриффиндорка рухнула на пол, не подавая признаков жизни. Ее лицо было окровавлено и избито. Презрительно посмотрев, словно на грязь под ногами, Гринграсс плюнула на девушку и, звонко рассмеявшись, перевела взгляд на слизеринок. Те тоже засмеялись странным смехом, ожидая, что скажет их предводительница дальше. Но та только еще раз взглянула на неподвижное тело и, усмехнувшись, дала им знак уходить. Уже уходя, слизеринка наступила на руку гриффиндорке тонкой шпилькой, вонзив ее в ладонь. После этого она ушла вслед за своими спутницами, и вскоре стук ее каблучков стих в гулких коридорах замка…

Гермиона пребывала где-то между реальностью и небытием. Все тело превратилось в кусок мяса, оголенный раздраженный нерв. Она не чувствовала ни рук, ни ног, вообще не было ощущения, что ее тело имеет какие-то части, органы, просто одна сплошная боль. Не было сил даже открыть глаза и оглядеться. Сколько она уже так лежит? Периодически она проваливалась в бессознательное состояние, да так, что возвращаться не хотелось, потому что, едва мир обретал очертания, боль возвращалась вновь, и тогда начинало казаться, что вскоре она сойдет с ума. Мерлин, пусть ее кто-то найдет и отнесет в лазарет! Почему она пошла обходным коридором? Здесь ведь практически никто не появляется. Сколько ей предстоит здесь пролежать, пока она не окоченеет от холода или не умрет от боли? Она пыталась приманить палочку, но ничего не получалось. То ли она была сломана, то ли сил не хватало даже на простейшее невербальное заклинание, потому что губы отказывались шевелиться… Гермиона, правда, не знала, что оказалось бы лучшим…

Она вновь провалилась в небытие, и боль отступила. Ей казалось, что она лежит посреди пшеничного поля. Золотые спелые колосья раскачивались из стороны в сторону порываемые ветром, а над головой пролетали белоснежные облака, пролагая себе путь на ярко-голубом небе. Ей показалось, что она стала призраком. Чем-то совершенно бесплотным и нереальным. Никакой жизни… никаких воспоминаний… только ветер, и облака, и пшеничные золотые колосья… но тут колосья принялись выпускать из земли свои корни, которые начали обхватывать тело девушки, сдавливая его, причиняя боль, желая слить ее с землей, срастить ее с землей…

Гермиона вынырнула из сна, но боль не отступила. Даже стала еще сильнее. Но также не исчез и ветер. Что-то шевелило ее волосы, отбрасывая их с лица, трогало ее одежду, поворачивало ее голову и руки… Постепенно она начала понимать, что это чьи-то пальцы ощупывают ее избитое тело, но сил открыть глаза и посмотреть, кто это, все еще не было.
Северус Снейп склонился над девушкой, оглядывая ее разбитое лицо и гадая, какие еще повреждения у нее на теле. Как хорошо, что он случайно оказался в этом коридоре во время патрулирования. Он даже не предполагал, что увидит в нем такое! Сколько времени она пробыла здесь? Тело практически окоченело от лежания на каменных плитах. Слава Мерлину, хоть жива! Он тут же понял, что ее кто-то избил, а увидев кровавые царапины на лице, решил, что это была женщина. К тому же после беглого осмотра он обнаружил, что ладонь едва ли не проткнута чем-то похожим на каблук, а на мантии было несколько длинных белых волосков.
– Гринграсс, – прошипел он. Зельевар мгновенно перебрал в голове всех немногих блондинок Хогвартса и обнаружил только одну, которая могла это сделать и которая явилась на ужин позже остальных, с двумя подружками по бокам, невероятно счастливая, только каким-то злым и жестоким счастьем. Но нельзя было терять времени – он взял неподвижную девушку на руки и поднял с пола.
Гермиона почувствовала, что ее поднимают над землей, и ей подумалось, что это душа ее покидает тело, но тут же эти мысли исчезли, когда новая волна боли захлестнула ее с головой. Когда ты мертв, боли нет. Значит, она все еще влачит свою жизнь. Она застонала и вновь провалилась в сон…


– Тебе долить кофе, Драко?
– Да, пожалуй.
– А меня ты, значит, не спрашиваешь, Пэнс?
– Я тебе и так налью, милый! Милли, вот почему он такой вредный? – Пэнси притворно надула губки, разливая по чашкам кофе. Они сидели в «Трех метлах», прячась от непогоды, царившей на улице. С утра шел мокрый снег, забивающийся за шиворот и превращающий выходную прогулку в настоящее испытание. Зато в пабе было тепло и уютно. Оккупировав тут же два столика и сдвинув их рядом, слизеринцы обсели его дружным кружком. Говорят, что это в Пуффендуе самые дружные курсы. Ничего подобного – они именно в Слизерине, только мало кто в это верит.
– Пэнси, у него это врожденное. Ты ведь знаешь, горбатого могила исправит. Налей мне тоже, пожалуйста.
– И все-таки, это как минимум невежливо, Дафна! – девушка сердито посмотрела на Забини.
– Ох, Пэнси, солнышко! У тебя что, критические дни? Что ты на меня кидаешься?
– А по-другому с тобой нельзя! Тебя постоянно нужно строить, иначе ты совсем от рук отобьешься!
– Я вот смотрю на вас и думаю, что вам стоит создать семью. Никогда не видел более гармоничной пары, после вас, конечно, ребята, – ехидно проговорил Драко, а потом извиняющеся кивнул Теодору и Дафне.
– О да, великолепная семейка получится! Шведская! Я и моя подружка, Блейз и его дружок! Конечно, вчетвером жить веселее!
– Я не собираюсь жить с тобой под одной крышей, – обиженно поворчал Блейз, размешивая в чашке сахар.

– Будто мне этого так хочется!
– Да ну что вы. А потом обменяетесь парами! – весело заметил Винсент.
– Ни за что!!! – одновременно выкрикнули Забини и Паркинсон. Все рассмеялись…
– Пэнси, а ты уже полностью определилась в ориентации? Мужчины тебе теперь совсем не интересны? – с любопытством поинтересовался Драко, отпивая кофе.
– Только в таком виде, как Блейз, – весело ответила девушка. – Знаешь, Драко, выбирая между эгоистичными и самовлюбленными мужчинами и нежными и внимательными женщинами, я определенно выбираю второе!
– Такого ты мнения о нас? – разочарованно протянул Теодор.
– Только не о тебе, Тео, милый! – Пэнси примиряюще положила свою ладонь на его руку и улыбнулась.
– А как же я? – обиженно спросил Драко.
– А ты меня бросил! – не менее обиженно ответила слизеринка. Но тут же они улыбнулись друг другу, поскольку от того эпизода их жизни не осталось ничего, кроме веселого воспоминания…
– Напомните мне еще раз, почему нет Грега? – задумчиво промолвила Миллисента, подперев подбородок рукой.

– Ты соскучилась? – поинтересовался сидевший рядом Кребб.
– Нет, просто определенно кого-то не хватает!
– Он завалил контрольную по травологии. Сейчас торчит в библиотеке.
– Он может попросить Грейнджер, чтобы та ему помогла! Ей ведь вовсе не тяжело это сделать! – Миллисента тут же осеклась, пристыженно глядя куда-то в сторону, но только не на блондина. Тот при этом никак не отреагировал, всего лишь холодно сделал еще глоток кофе. Повисла тишина. Ее разорвал голос Дафны, которая обратилась к своему жениху:
– Теодор, мне нужно, чтобы ты со мной сходил в один магазин, тут недалеко. У мамы скоро день рождения, и я хотела бы присмотреть что-нибудь.
– Ты видела, что творится за окном?! – возмущенно воскликнул парень.
– Если не хочешь, я могу пойти одна! – она сварливо поглядела на него.
– Ну хорошо-хорошо! Но я потребую расплаты! – ухмыльнулся он.
Драко украдкой наблюдал за этой парочкой. Он даже несколько завидовал им: помолвлены с самого детства, пусть и тайно, а как удачно сложилось, что они еще и любят друг друга. Ему, увы, такого не суждено… Он потянулся за сигаретами.
– Драко, бросай эту гадость! Ты хоть знаешь, что это вредно?!

Парень умоляющим взглядом посмотрел на подругу. Затянувшись, он откинулся на спинку стула и вновь отхлебнул кофе. Миллисента исчезла в дамскую комнату, Винс сонно размешивал ложкой чай, Блейз, вытянув ноги и скрестив руки на груди, мечтательно глядел в потолок, Тео и Дафна допивали кофе. Одна только Пэнси сохраняла серьезное внимание, устремив взгляд на Драко. Тот сидел со строгим выражением лица. Серые глаза были как никогда прежде холодны, губы сошлись в тонкую линию, заостренный подбородок уперто выпячивался, а сам вид выражал напряженность и безучастность к окружающему миру. Пэнси прищурилась: как ей надоело видеть его таким. Так редко улыбается, а если смеется, то с оттенком горечи. Нестерпимо…

– Сколько – можно – вести – себя – как – задница? – Она несколько раз ударила парня кулачком в плечо, полурассерженно-полузадорно глядя на него. Драко встрепенулся и непонимающе посмотрел на нее. Блейз оторвался от созерцания деревянного потолка и тоже вопросительно поднял брови. – Ты выглядишь так, будто тебе завтра на гильотину! Сколько можно? Блейз, какого черта ты ничего не делаешь? Твой друг скоро превратится в каменного идола, а ты таращишься в потолок!
– Пэнси, ты вообще сегодня уймешься? Оставь Драко в покое, и меня тоже!
– А вот и не оставлю…
– Пэнси! – Драко выразительно посмотрел ей в глаза. Такой взгляд невозможно было парировать, только отступить с поражением. Она сердито откинулась на спинку стула, глядя в окно. За столом вновь повисла тишина. Дафна склонила голову на плечо Теодору и сочувственно смотрела на Драко, который делал вид, что игнорирует этот взгляд…

– Вы слышали новость? – с соседнего столика слишком громко прозвучал девичий голос. Когтевранка, только что пришедшая в паб к своей компании, что-то рассказывала своим подружкам. – Гермиона Грейнджер лежит в лазарете! И знаете из-за чего? Не поверите! Ее избила Астория Гринграсс с подружками!
Реакция за столом слизеринцев была мгновенной. Дафна оторвала голову от плеча жениха и ошарашенно обернулась на стол когтевранцев. Пэнси и Теодор переглянулись, а Винсент оторвался от созерцания своего чая. Блейз посмотрел на Драко, у которого в этот момент чуть не треснула чашка в руке.
«Избита… в лазарете… Астория… – мелькало в голове. – Нет, это только слухи… это бред… это не может быть правдой». Он огляделся: все, кроме Дафны, глядящей куда-то вдаль, неотрывно смотрели на него. Драко изогнул бровь в немом вопросе и, тут же надев маску безразличия, продолжил пить кофе. Блейз понял, что оставить это просто так нельзя, и, обернувшись к столу когтевранок, которые увлеченно обсуждали новость, заговорил:
– Девушки, прошу прощения, что прерываю ваш разговор, но откуда вам это известно? То, что Грейнджер в лазарете, избитая Асторией Гринграсс?
– Да вся школы гудит от этой новости! Та часть школы, которая не в Хогсмиде. МакГонагалл обещает устроить разбирательство, чтобы выяснить, кто это сделал!
– Так ты же сама сказала, что это сделала Гринграсс!
– Это знают все, но прямых доказательств нет, потому что Грейнджер сейчас без сознания, и пока она не подтвердит, что это совершила Гринграсс, никто не может выдвинуть ей обвинения. Поэтому МакГонагалл сначала проведет общий сбор с поучительной лекцией, а потом, когда получит от Гермионы подтверждение, примется за Гринграсс.
– Понятно… спасибо, девчонки!
Он повернулся к друзьям.

– Как думаете, Грейнджер расскажет? – настороженно поинтересовалась Пэнси.
– Нет… не думаю, – задумчиво промолвил Блейз. – Хотя… И о чем только думала Астория?
Хотя говорил он сочувственно, без труда можно было разглядеть ту отраду, которую он испытывал от того, что эта мелкая шлюха наконец-то получит по заслугам. Он взглянул на Дафну. Та нервно глядела в стол, потом закрыла глаза и поджала губы. Какое противоборство в душе – гнев на сестру, которая так бесславно позорит семейную честь; в то же время опасение за нее; беспокойство за друга и за чувства родителей.
– Теодор, пойдем! Мы еще собирались зайти в магазин, ты помнишь? – промолвила она сухим голосом и сразу принялась собираться. Нотт тут же подскочил со стула и помог своей девушке надеть пальто, затем, попрощавшись, они вышли из паба, при этом он ободряюще обнимал невесту и шептал ей что-то на ухо…

И что теперь? Драко даже не заметил, когда его сознание раздвоилось. Одна часть проклинала гриффиндорку за предательство, жаждала ее унижения, ее боли, ее казни… Другая продолжала любить ее всем своим естеством, намеревалась все отдать ей, уберечь, оградить и любить… вечно… Вот и сейчас он не знает, что делать. Ему хочется узнать, как она. Ворваться в лазарет и прижать к себе, залечивая поцелуями все ссадины и раны… И он хочет, чтобы она пролежала там до скончания веков. Чтобы она чувствовала еще больше боли. Что делать?
– Мне нужно зайти в совятню. Увидимся в гостиной, – сухо проговорил Драко и поднялся. Пэнси недовольно наблюдала за тем, как он надевает пальто, обматывается шарфом и нахлобучивает на голову меховую шапку. Неужели он идет к ней? Сколько можно? Она уже ничего не понимает в их взаимоотношениях. Да и вообще, какие могут быть между ними отношения?! А Блейз что-то знает… вернее, она готова поклясться, он все знает. Все знает, а она ничего. Уже одетый, блондин допил остатки кофе, бросил на стол несколько монет и, поцеловав на прощание Пэнси и появившуюся Миллисенту, вышел из паба. Забини задумчиво потирал шею, прикидывая что-то в голове. Потом поднял глаза на Пэнси, та смотрела на него, а во взгляде читалось не то осуждение, не то зависть…

– Ты ведь понимаешь, что мне нужно пойти с ним?
Девушка кивнула. Ей никогда не занять место Блейза, она всегда будет для Драко только второй. Только оттого, что она девушка. Она не была с ним в драке, она не была с ним в борделе, она не была с ним там, где всегда был Блейз. Она просто не могла там быть. И вот результат: Забини посвящен во все сердечные дела друга, а она может быть полезна лишь в качестве жилетки, и то сомнительно… Но ничего. Ей вовсе не обидно! Она рада и такому положению… Ей только хочется, чтобы он вновь улыбался.
Забини быстро оделся и выскочил из паба, стремясь поскорее разыскать друга. Долго искать не пришлось: едва он вышел на продуваемую холодным ветром улицу, то увидел его, медленно бредущего мимо витрин магазинов. Он нагнал его и молча продолжил путь. Драко ни слова не сказал против присутствия друга, и Блейз вдохновился даже таким его поведением. Они медленно шли вдоль главной улицы. Снег перестал идти, но ветер пронизывал насквозь, и Блейз собрал всю свою выдержку и оптимизм, чтобы все так же размеренно продолжать шагать рядом с Малфоем, а не сбежать в какой-нибудь ближайший магазин погреться.

– Ты совершал ошибки, о которых приходилось жалеть? – наконец проговорил Блейз, настроившись на серьезность.
– Конечно.
– Много?
– По мелочи много… а по-крупному… по-крупному, наверное, еще больше.
– А если бы у тебя был шанс исправить все, ты бы им воспользовался?
Драко некоторое время размышлял.
– Наверное, не всегда. Многие ошибки оказывались в итоге очень полезными… ну, то есть…
– Я понял тебя.
– Почему ты задал этот вопрос?
– Да так, пришло в голову…
Драко усмехнулся, но ни слова не сказал.
– Блейз! Забини, твою мать!

Слизеринцы обернулись.
– Марк?! Ничего себе! Как ты здесь? – Забини был невероятно рад и удивлен. – Драко, прости, это мой приятель, так что… увидимся в замке, хорошо?
Он потрепал его по плечу и намеревался уходить, когда внезапно обернулся вновь и, заглянув в глаза другу, серьезно сказал:
– Пойми, друг, некоторые очень жалеют о совершенных ими ошибках. Они стараются исправить их, но уже слишком поздно, а когда они хотят объяснить другим, почему так вышло, многие их и слушать не хотят… подумай, хотел бы ты, чтобы тебя услышали, окажись ты в такой ситуации!
«Не умеешь ты вуалировать, Блейз. Я же вижу, ты не хочешь прямо спрашивать меня о ней, но и скрыто у тебя не получается… Блейз, мне плевать, что она хочет мне сказать!»

И Забини понял, что его слова разбились о стену. А ведь он обещал себе больше не вмешиваться… все, это был последний раз. Он еще раз потрепал друга по плечу и отправился к приятелю.


Она брела в темноте… долго… так удушающе долго. А где же свет? Где хоть какие-то признаки жизни? Она чувствовала только биение собственного сердца и больше ничего… Ей вновь показалось, что кто-то рядом, что кто-то хочет прикоснуться к ней, но в последний момент отдергивает руку и опять исчезает. А она мечется в поисках этого… видения? призрака? плода воображения?
Наконец-то боль отступила, а ведь ей уже начало казаться, что она останется с ней на веки вечные. Но именно потому, что боли больше не было, Гермиона была не вполне уверена в собственном существовании.
Словно для того, чтобы развеять эти предположения, мрак, окружающий девушку, начал светлеть, и она слабо открыла глаза. Сфокусировав взгляд, она поняла, что лежит в лазарете, а рядом стоят МакГонагалл, Снейп, Помфри, а у изножья кровати – обеспокоенный директор.

– Здравствуйте, – прохрипела девушка.
– Тише-тише, Гермиона, вам не стоит разговаривать! – заботливо проговорила декан. Мадам Помфри встрепенулась и поспешила за новой порцией зелий.
– Как вы себя чувствуете, мисс Грейнджер? – поинтересовался Дамблдор. Гермиона попыталась выражением лица обозначить ее состояние: все не так уж и хорошо, но точно будет лучше.
Директор ободряюще улыбнулся и сказал, что вынужден оставить ее, хотя желает скорейшего выздоровления. Гриффиндорка благодарно улыбнулась. МакГонагалл тоже намеревалась покинуть ее, но, не утерпев, склонилась ближе к девушке и тихо спросила:
– Скажите, мисс Грейнджер, это была Астория Гринграсс? Нам нужно только подтверждение, и она получит по заслугам.
Гермиона холодно посмотрела на декана и отвернулась. Женщина поджала губы и удалилась. Ей еще предстояло провести разговор со всей школой.

Гермиона лежала в тишине. Гринграсс была права, гриффиндорка не расскажет, что это она избила ее. И дело даже не в том, что Гермионе тогда самой придется объяснять, почему она первой напала на слизеринку. Это было только ее делом. Ее и Гринграсс. Теперь это война до конца жизни.
– Вы рассказали кому-нибудь о татуировке, профессор?
– Нет, мисс Грейнджер, я посчитал, что чем меньше людей знает об этом, тем лучше, – донесся со спины голос Снейпа. – Я знаю, что это была Гринграсс, и она получит по заслугам, пусть и косвенно. Вы ведь никому не расскажете об этом, я вас знаю. Поэтому она получит за что-нибудь другое.
– Это вы нашли меня в коридоре?
– Да.
– Спасибо вам большое. Вы столько раз мне уже помогли! – она повернула голову и посмотрела на преподавателя.
– Мне это не доставляет никаких неудобств, чего не скажешь о вас, мисс Грейнджер. Долго вы еще будете нарываться на неприятности? Вы переняли этот талант у Поттера?
– Нет, это отличительная черта всех гриффиндорцев, – усмехнулась девушка и тут же поморщилась.
– Так, все, никаких разговоров, вам нужно отдыхать.
– Да! Да-да, Северус, вы совершенно правы. – В палату вошла мадам Помфри. – Если у вас все, я бы попросила вас удалиться, больной нужно принять лекарства, а вы тут совершенно ни к чему.
– Да, конечно, – Снейп кивнул девушке и вышел за дверь.


Драко стоял перед дверью, ведущей в лазарет. Он не хотел сюда идти, но ноги сами привели… Хотя, перед кем он оправдывается? Если пришел, значит, хотел прийти. А теперь стоит и не может сделать последний шаг. Не может, потому что ненавидит ее за низость, не может простить предательства, не хочет забывать боли… Но она пострадала из-за него. Он не мог поверить, что то, что произошло между Грейнджер и Гринграсс, не касается его. Слишком тесно они трое связаны. А эта грязная шлюха посмела избить ее! Драко бесило это. Никто не смел причинять гриффиндорке боль, кроме него. Только он имел на нее право, больше никто. Она его!.. Но она ему не нужна.
Драко толкнул дверь и заглянул в палату. Девушка лежала спиной к входу, было очевидно, что она спит. Юноша прошел внутрь помещения, но к кровати не подошел, а остановился в десяти метрах от нее. Он стоял несколько минут, созерцая хрупкую фигурку, укутанную в одеяло. Всего десять метров отделяют от нее, но в этих десяти метрах боль, обида, злость, презрение, которые превращают десять метров в пропасть отчаяния и непонимания…

«Почему? Почему я все еще люблю ее? Почему я не ухожу? Почему я готов ее простить?» Драко яростно сжал кулаки. Блейз говорит выслушать ее. Но что она может ему сказать? Какой ему толк от ее объяснений, если они всего лишь набор глупых слов. Ведь она его все равно не любит. Значит, это всего лишь попытка извиниться, а на кой черт ему нужны ее извинения. Все равно от нее не услышишь главного…
Он развернулся, намереваясь уходить, когда внезапно столкнулся с мадам Помфри.
– Уже уходите, молодой человек? Но это и правильно. Мисс Грейнджер очень слаба и все равно спит.
– Как она?
– Уже значительно лучше. Видели бы вы ее, когда ее принес профессор Снейп! – женщина всплеснула руками от ужаса. – Но сейчас все хорошо! Осложнений нет, я думаю, она достаточно скоро поправится.

Драко кивнул и вышел из лазарета, а по щеке девушки скатилась еще одна слеза… Все это время она молча лежала, слушая его дыхание. Буквально чувствуя его внутреннюю борьбу с самим собой и проклиная себя, когда обиженная сторона взяла верх. Опять…