День третий. Среда.

В среду Гермиона Грейнджер проснулась с ощущением того, что сегодня ее жизнь кардинальным образом изменится. Она и сама не могла объяснить, откуда появилось это чувство, и что именно должно сегодня случиться, но предвкушение чего-то-что-обязательно-изменит-ее-жизнь заставило девушку выпрыгнуть из постели ни свет ни заря, наскоро умыться, одеться и отправиться… конечно же, в библиотеку. Куда еще может отправиться Гермиона Грейнджер ранним апрельским утром буднего дня, расположенного точно посередине недели? После долгих уговоров мадам Пинс сделала исключение для лучшей студентки Хогвартса и дала Гермионе отдельное, специальное и невероятно тайное разрешение приходить сюда до официального открытия, в час, когда и сама она еще не появлялась на своем обычном месте среди стеллажей с книгами.

Если бы в это раннее утро в пустынной библиотеке рядом с Гермионой Грейнджер оказался один из двух ее лучших друзей, Рональд Биллиус Уизли, он… Впрочем, в такое время суток Рон Уизли, как правило, спал, но даже если и не спал, вероятность найти его в библиотеке Хогвартса обычно равнялась нулю. Но если все-таки нужда заставила бы Рона появиться здесь в половине седьмого утра и увидеть, как увлеченно его лучшая подруга исписывает лист пергамента изящными колонками цифр, и каким восторгом при этом горят ее глаза, шестой сын славного семейства Уизли не нашел бы ничего лучшего, чем молча покрутить пальцем у виска и устроиться спать за одним из столов читального зала.

Мысль, пришедшая в голову Грейнджер, была поистине гениальной, как почти все мысли, приходящие в эту временами кудрявую, а временами и до неприличия лохматую голову этой маглорожденной ведьмы. Гермиона решила, что, объединив арифмантические и астрологические средства для предсказания будущего, она совершенно точно вычислит, для изменений в какой именно области жизни лучше всего подходит сегодняшний день, к каким последствиям может привести это изменение, и как именно стоит к нему подготовиться.

Через сорок минут, отложив исписанный арифмантическими символами и астрологическими значками пергамент, Гермиона привычным жестом сунула в рот кончик карандаша и задумалась. По всему выходило, что сегодня — самый лучший день для того, чтобы она, Гермиона Грейнджер, лучшая студентка Хогвартса, староста Гриффиндора, подруга Мальчика-который-выжил и просто шестнадцатилетняя девушка, этой самой девушкой быть перестала. Венера во втором доме и число бесконечности в знаменателе дроби однозначно свидетельствовали о том, что совершенное именно сегодня «таинство лишения целомудрия» пройдет как нельзя более удачно.

Гермиона хихикнула над всплывшим в памяти миленьким термином, вычитанным ею пару дней назад в книге под названием «Все, что каждая ведьма должна знать о сексе, или тридцать три полезных заклинания на случай, если она чего-то не знала». Книгу Гермионе подсунула (на всякий случай!) Джинни Уизли, а уж Джинни-то в подобных вопросах можно было доверять. Но, положа руку на сердце, Гермиона, которая всегда стремилась быть честной с самой собой, призналась, что хихикает она зря. Определение, конечно, так себе, но дело-то действительно серьезное.

Гермиона привыкла обдумывать и планировать свои действия заранее, нарушая это правило только тогда, когда в дело оказывался впутан Гарри Поттер. Но вряд ли Гарри Поттера можно было впутать в то, что согласно арифмантически-астрологическому прогнозу, должно было произойти сегодня и коренным образом изменить ей жизнь. Нет, Гарри здесь ничем помочь не мог, а вот книга, подаренная Джинни, очень даже могла. Тем более что гриффиндорская староста была твердо уверена — лучшего друга и советчика, чем книга, найти просто невозможно. Воображаемый Рон Уизли за соседним столом выразительно всхрапнул во сне. Но Гермиона отмахнулась от навязчивого видения и вытащила из сумки заветный фолиант.

Согласно книге, в «таинстве лишения целомудрия» должны были участвовать только сама юная ведьма и ее партнер, выбранный ею по доброй воле и, желательно, в здравом уме (впрочем, здесь автор делал небольшое отступление и сокрушенно признавался, что влюбленные ведьмы и здравый ум — понятия, весьма редко пересекающиеся друг с другом). Поразмыслив пару секунд, Гермиона пришла к выводу, что партнер у нее имеется, и выбирала она его если уж не в здравом уме, то по доброй воле, это точно. Далее автор на трех страницах рассказывал о том, что между ведьмой и ее партнером должны существовать романтические отношения. Здесь парой секунд дело не обошлось — задумавшись, можно ли их отношения с Драко назвать романтическими, Гермиона пришла к выводу, что все-таки можно.

Из соображений безопасности Драко не покидал Хогвартс, так что их свидания проходили в каких-нибудь укромных уголках и пустых аудиториях родной школы. Малфой, кстати, по этому поводу страшно психовал и злился, и клятвенно обещал Гермионе, что как только «вся эта чепуха закончится», (под чепухой подразумевая войну с Вольдемортом), он немедленно покажет Грейнджер, что такое настоящее свидание с Малфоем, а она только улыбалась в ответ и прятала лицо в очередную охапку любимых ею разноцветных мохнатых тюльпанов с холодными капельками росы на толстых листьях, которые Драко научился мастерски наколдовывать, и дарил ей при первом удобном случае. Оказалось, что он вообще очень любит дарить подарки и умеет делать это так, чтобы грейнджеровское самолюбие (нет, Драко, я не могу это принять, это слишком дорого!) не страдало.

Гермиона улыбнулась собственным воспоминаниям, и если бы эту ее улыбку увидел случайно проснувшийся за читальным столом Рон Уизли, он немедленно решил бы, что для сохранения собственного душевного спокойствия ему лучше будет не знать, каким именно воспоминаниям улыбается его лучшая подруга Гермиона Грейнджер, и погрузился бы в сон снова.

Далее автор книги настаивал на доверительности отношений между молодой ведьмой и ее партнером, и Гермиона опять улыбнулась — еще пять месяцев назад в списке людей, которым она доверяет, Драко Малфой занимал почетное второе место с конца (первое было отдано его отцу). Но сегодня у девушки не оставалось никаких сомнений — она действительно доверяла Драко, и он доверял ей, а Дамблдор доверял ему, и даже Гарри согласился забыть старое, и первым протянул ему руку, вот только Рон… Впрочем, участие Рона в «таинстве лишения целомудрия» не предполагалось, а значит, и нечего сейчас расстраиваться по этому поводу.

Гермиона решительно перевернула несколько страниц, и взгляд ее споткнулся на фразе «…поскольку предполагается, что у юной ведьмы опыт отсутствует, было бы желательным, если бы он имелся у ее партнера». Перечитав фразу три раза и убедившись, что автор имеет в виду только то, что написано, девушка озабоченно нахмурилась — мысль о том, имелся ли у Драко опыт в подобных вещах, в голову ей ни разу не приходила. Он никогда не рассказывал ей о своих прошлых отношениях с женщинами, только в самом начале сообщил сухо, что порвал с Панси еще до того, как «завертелась вся эта карусель», под каруселью подразумевая их незабываемую встречу в стенной нише в один из ноябрьских понедельников и разнообразные последствия этой самой встречи. Конечно, если верить Джинни (а, почему бы, ей, собственно, не верить?) об опытности мужчины можно судить по тому, как он целуется. И вот это как раз наводило на определенные мысли — целовался Драко Малфой просто потрясающе. Во всяком случае, так казалось Гермионе Грейнджер, опыт которой в этой сфере ограничивался лишь парочкой невинных поцелуев с Виктором Крамом на четвертом курсе.

С одной стороны, не так уж важно, был ли Малфой мужчиной во всех смыслах этого слова или еще нет — Гермиона прочла книгу от корки до корки и всегда могла компенсировать нехватку практических знаний обилием теоретических (правда, почему-то, когда она представила себе, как именно они будут переходить от теории к практике, ей стало жарко, а на щеках выступил румянец). С другой стороны, если с предшественницами Гермионы Малфой уже переступил ту грань, за которой заканчиваются безудержные подростковые обнимания и начинается не менее безудержный подростковый секс, то, как раз отсутствие у Гермионы практических навыков может его разочаровать. А с третьей стороны, Арифмантика вместе с Астрологией — великая сила, и ошибаться они не могут — эта среда является лучшим днем для того, чтобы некая молодая ведьма познала все прелести плотской любви, и если «у партнера молодой ведьмы» все-таки нет никакого опыта, значит, сегодня ему суждено будет его получить. Хочет он того или нет. Гермиона Грейнджер умела быть настойчивой, когда дело касалось Драко Малфоя. С этой мыслью мудрая книга была захлопнута, а решительно настроенная юная ведьма отправилась на утреннее свидание к своему партнеру.

Оба они были «жаворонками», и такие свидания до завтрака вошли у них в привычку. Кстати, не по возрасту мудрая во всем, что касалось отношений между противоположными полами, Джинни Уизли говорила, что совпадение внутренних биоритмов мужчины и женщины — залог счастливой совместной жизни. Шестой по счету из ее старших братьев непременно возразил бы, что совместная счастливая жизнь с хорьком в принципе невозможна, но, к счастью, последнее (и единственное) слово в данном вопросе Гермиона оставляла за собой. Сегодня Малфой ждал ее в пустом классе Арифмантики, и Гермиона расценила это как счастливое предзнаменование.

— Драко, мы должны с тобой кое о чем поговорить, — сказала она, чуть отдышавшись после их первого утреннего поцелуя (совершенно, абсолютно, невозможно потрясающего!).

— У? — вопросительно поднял бровь Малфой, неохотно отрываясь от своего исследования (он только что обнаружил на шее Грейнджер новое, совершенно не изученное им чувствительное местечко и теперь горел желанием попробовать его на вкус).

— Малфой, я серьезно! Это очень важно, — настаивала Гермиона и для большей убедительности даже немного отклонилась, затрудняя вышеупомянутому Малфою доступ к своей шее.

Подавив в зародыше мысль о сравнении Грейнджер с тем самым магловским танком, о котором пару месяцев назад узнал от нее же, Драко примирился с тем, что поцелуи временно отменяются. Сжимая в своей руке маленькие грейнджеровские ладошки (у него сердце останавливалось от умиления, как только он дотрагивался до этих ладошек — но это был один из самых больших секретов Драко Малфоя), парень уселся на край парты и притянул Грейнджер к себе.

— И о чем же ты хочешь поговорить со мной серьезно, Герм? — спросил Малфой, сделав ударение на слове «серьезно». На самом деле у Грейнджер оказалось превосходное чувство юмора, а из всех женских качеств это слизеринец ценил превыше всего.

Грейнджер вдруг вспыхнула и замялась. Решимость покинула ее, зато не в меру расшалившееся воображение подбросило картинку: Рон Уизли, оставленный ею дремать в пустой библиотеке, просыпается и, не найдя лучшей подруги, отправляется на ее поиски. Зажмурившись и мысленно дав своему воображению пинка, Гермиона выпалила:

— Я хотела поговорить с тобой о сексе!

Ответом ей послужило молчание. Гермиона открыла глаза и увидела занятную картину: Драко Малфой, напряженно пытающийся вернуть себе дар речи. Обрадованная тем, что он, по крайней мере, не собирается ее перебивать и по своему обыкновению, спорить, девушка заговорила быстро и, как ей казалось, уверенно:

— Я сделала все расчеты, и по Астрологии, и по Арифмантике — все сходится! Сегодня самый лучший день для того, чтобы я… чтобы мы… ну, в общем, ты понимаешь. И поскольку в книге написано, что лучше, чтобы у партнера ведьмы был опыт, я хотела у тебя спросить — Драко, у тебя уже был опыт? Но если нет, то ничего страшного, потому что я все прочитала, и думаю, что смогу тебе кратко пересказать, а если…

— Тш-ш-ш! — прошептал Драко Малфой и прикоснулся двумя тонкими пальцами правой руки — указательным и средним — к чуть припухшим после его жадных поцелуев губам Гермионы Грейнджер. — Тш-ш, Герми, не продолжай. Прошу тебя — просто не продолжай.

— П-почему? — растерялась Гермиона, и Драко убрал пальцы от ее лица.

— Потому что я не хочу всего этого слышать, — его голос звучал так мягко, но это была обманчивая мягкость. — Я не хочу знать, что ты прочитала какую-то белиберду из серии «Сексуальное воспитание юных волшебников», провела какие-то астрологические расчеты, и решила, что сегодня — самый лучший день для того, чтобы я лишил тебя девственности!

— Во-первых, — упрямо не сдавалась Гермиона, — книга называлась совсем по-другому, и вовсе это не белиберда. Во-вторых, расчеты действительно показывают, что…

Малфой закрыл уши руками и помотал головой, всем своим видом демонстрируя, что ему наплевать на то, что показывают расчеты.

— А в-третьих, — прокричала Грейнджер, отняв руки Малфоя от его ушей, — ты не ответил на мой вопрос!

— Какой вопрос? — купился на провокацию Драко.

— У тебя уже есть сексуальный опыт? — непринужденности, с которой Гермиона произнесла слово «сексуальный», могла позавидовать даже Рита Скиттер, которую никак нельзя было упрекнуть в излишней скромности.

Ровно минуту Драко Малфой молча смотрел в огромные глазищи Гермионы Грейнджер, борясь с непреодолимым желанием зацеловать ее до смерти, чтобы выбить подобные вопросы из ее кудрявой головы раз и навсегда. Спустя минуту он произнес всего лишь одно слово, и это слово изменило жизнь Гермионы, но совсем не так, как она надеялась.

— Да, — сказал Драко Малфой, и Гермиона Грейнджер впервые в жизни подумала, что правда — это не всегда хорошо, и стремление к получению знаний любой ценой иногда очень усложняет и без того нелегкое существование в этом мире. Но она умела держать удар и быстро взяла себя в руки.

— Ну, вот и замечательно, — бодрым, как она надеялась, голосом, произнесла Гермиона. — Просто замечательно, потому что в книге — и повторяю, это вовсе не белиберда — написано, что лучше, если у партнера будет опыт, и тогда все пройдет хорошо. Я, правда, не совсем понимаю, что такое «хорошо» в данной ситуации, но если ты говоришь, что у тебя есть опыт, ты-то, наверное, понимаешь, о чем речь, и, кстати, скажи, пожалуйста, твой опыт — он был одноразовым или, ну, я имею в виду, у тебя была одна женщина или…

У Драко Малфоя больше не было сил и желания слушать эту ахинею. Все, чего хотел Драко — это целовать свою девушку, а если Малфои чего-то хотят по-настоящему, остановить их не может даже второе пришествие Вольдеморта. Одним рывком он притянул к себе эту совершенно невозможную Грейнджер, которая собиралась заняться с ним сексом по книжке и с помощью Арифмантики, притянул и поцеловал так, как не целовал еще никогда — властно и уверенно сминая ее губы и проникая в ее рот языком так яростно, как будто хотел наглядно продемонстрировать Гермионе, насколько успешным был его «сексуальный опыт». Одна его рука до боли сжимала затылок девушки, другая забралась под ее форменный джемпер (мантия была расстегнута Драко еще двадцать минут назад), и нежно, но уверенно приласкала грудь. Пальцы Малфоя, едва прикасаясь, очертили контуры мгновенно затвердевшего соска, и Гермиона сдавленно охнула и почувствовала, что целоваться, стоя на ногах — еще одна из многочисленных не самых лучших идей, посетивших ее в эту среду.

Очевидно, Малфой брал у Снейпа уроки окклюменции и легилеменции — чем еще можно было объяснить тот факт, что он соскочил с парты, подхватил Гермиону под мышки и, мгновенно крутанувшись вокруг своей оси, посадил ее на то место, на котором только что сидел сам, и не просто посадил, а уверенным жестом раздвинул ее ноги в клетчатой форменной юбке и неизменных гольфах, и устроился между ними, положив левую руку ей на бедро, а правой поддерживая за спину. «Он что, собирается, сделать это прямо сейчас? — жалобно подумала Гермиона. — И прямо здесь, на парте?»

Если Снейп действительно учил Малфоя проникновению в чужое сознание, сейчас он мог бы гордиться своим учеником, потому что Драко ответил Гермионе ровно в ту же секунду, как она додумала вопрос до конца.

— Послушай меня, Грейнджер, послушай меня сейчас, потому что я не хочу повторять все это дважды. У меня был сексуальный опыт, потому что я Малфой, а все Малфои становятся мужчинами в пятнадцать лет. И — да, у меня было несколько женщин, три, если ты так уж хочешь это знать. И все это не имеет никакого значения, так же как и твои книжки и астрологические вычисления — потому что я не буду заниматься с тобой сексом в Хогвартсе. Не буду и точка. Давай считать эту тему исчерпанной.

Может быть, если на месте Гермионы Грейнджер была бы Панси Паркинсон, она и удовлетворилась бы таким объяснением, но на месте Грейнджер была она сама, а на ее бедре по-прежнему лежала чуть подрагивающая теплая малфоевская рука, и поэтому Гермиона не стала удовлетворяться тем, что сказал слизеринец. Тем более что на вразумительное объяснение это все равно не тянуло. Храбро пристроив свою собственную руку куда-то, где у Малфоя под мантией угадывалась металлическая пряжка на брючном ремне, Гермиона Грейнджер немного дрожащим от избытка эмоций голосом уточнила:

— Не будешь заниматься в Хогвартсе или не будешь вообще?

— О, Мерлин! — застонал Драко. — Ты невозможна, Герм, ты знаешь это?

— Ты сказал мне об этом по меньшей мере четыре тысячи раз с тех самых пор, как мы с тобой стали нормально общаться, — сообщила Гермиона и, подумав, пристроила вторую руку где-то повыше предполагаемой пряжки, отчего Драко нервно дернулся, но тут же вернулся назад. — И это не имеет никакого значения, так же как и все тридцать три твои чертовы женщины, Малфой!

— Три, а не тридцать три, Гермиона, — возразил Драко.

— Почему ты не хочешь, чтобы я стала четвертой? — почти весело поинтересовалась Гермиона, глядя Малфою-младшему прямо в его прозрачные серые глаза (если смотреть долго-долго и не моргать, становятся заметны крохотные коричневые и зеленые точки вокруг зрачка).

— Потому что я хочу, чтобы ты стала первой, Герм, — ответил Малфой внезапно севшим голосом. — Не знаю, поймешь ли ты, что я имею в виду, но, в общем, есть разница между сексом и… И я обязательно покажу тебе, как именно все должно быть, я обещаю. И твой первый раз… наш первый раз — он должен быть красивым, таким, чтобы ты его запомнила навсегда, понимаешь? Я не смогу сделать это здесь, в школе, в каком-то классе, куда в любую минуту может ворваться чертов Уизли или еще кто-нибудь… Ты заслуживаешь лучшего, Герм, и я обязательно дам тебе то, чего ты заслуживаешь, только не сейчас. Просто подожди немного, хорошо?

На виске у Малфоя билась тонкая синяя жилка, пока он все это говорил. Гермиона знала, что она бьется всякий раз, когда Драко волнуется и говорит о чем-то, что действительно для него важно. Она смотрела на эту жилку, и внутри у нее разливалось тепло, и ей было так хорошо, что даже когда дверь в класс Арифмантики приоткрылась, и в образовавшемся проеме показалась рыжая голова не воображаемого, а самого что ни на есть настоящего Рона Уизли — одного из двоих лучших друзей Гермионы Грейнджер — это не смогло испортить ей настроения. Тем более, когда рука второго ее лучшего друга втянула Рона за шкирку обратно в коридор, оставив Грейнджер наедине с Малфоем.

Малфой изо всех сил обнимал Грейнджер и кусал губы, чтобы не заорать от невыносимой нежности, разрывающей его изнутри. Он никогда не испытывал ничего подобного и был уверен, что Грейнджер — его собственный, малфоевский, ангел-хранитель, и если кто-нибудь когда-нибудь хоть чем-нибудь посмеет обидеть его девочку, Драко лично, без всякой магии, оторвет этому кому-нибудь голову! А сексом он с Грейнджер вообще заниматься не будет — ни в Хогвартсе, ни где бы то ни было еще. Потому что с Грейнджер нельзя заниматься сексом — она путает его с Арифмантикой — с ней можно заниматься только любовью, но что такое любовь, Драко и сам представлял себе весьма смутно, и все, что ему оставалось — это только стискивать свою безумную гриффиндорку в объятиях (так что наверняка на ее коже останутся синяки) и целовать ее маленькие нежные ладошки…

Грейнджер дышала через раз, стиснутая в малфоевских объятиях, и думала о том, что Астрологию все-таки не стоит смешивать с Арифмантикой — по отдельности еще можно рассчитывать на верные результаты, а вот при смешении двух этих дисциплин погрешности, очевидно, неизбежны. Но, несмотря на это, среда грозила стать во всех отношениях приятным днем — впереди, конечно, еще пять уроков, а на завтрак они, ясное дело, безнадежно опоздали, но вечером у них с Драко будет свидание на Астрономической башне — он обещал ей показать созвездие Дракона, и, может быть, он опять положит ей руку на грудь и проведет там пальцами, так же, как десять минут назад, это было так чудесно и ново, и странно, и… Гермиона слушала, как неровно дышит Малфой, покрывая короткими поцелуями ее ладони, и думала о Выручай-комнате. Ну и что, что Драко дал ей слово не заниматься с ней сексом в Хогвартсе? Она-то ему такого слова не давала. Да, Выручай-комната им определенно пригодится, а главное — там никто не сможет помешать, даже ее лучшие друзья…

Лучшие друзья Гермионы Грейнджер в этот самый момент подпирали спинами двери в кабинет Арифмантики и на все вопросы удивленных одноклассников, почему они не могут зайти в класс, твердыми голосами отвечали, что там сейчас Грейнджер вместе с Малфоем выполняют специальное задание профессора Вектор, и входить туда нельзя никому, нет-нет, слышал, Забини? никому — значит никому — до специального разрешения профессора.

Септима Вектор в двух шагах от собственного кабинета смотрела в окно на покрытую свежей апрельской зеленью лужайку, прятала в уголках глаз улыбку и репетировала фразу, с которой через две, нет, лучше четыре минуты, войдет в класс и поблагодарит мисс Грейнджер и мистера Малфоя за оказанную ими неоценимую помощь в проведении эксперимента по… «А, ладно! — мысленно махнула рукой Септима. — Что-нибудь придумаю!»

…Спустя немало лет четырехлетняя дочка Рона и Луны Уизли, рыжеволосая в отца и прозрачно-голубоглазая в мать, заберется на колени к одному из троих лучших отцовских друзей, и совершенно не выговаривая букву «р», но звонко напирая на «ж», спросит его: «Дядя Длако, а ты когда подлужился с моим папой?» Драко Малфой бросит насмешливый взгляд на закусившего губу Рона и невозмутимо ответит:

— В среду, Рози, я точно помню, это было в среду…

— Угу, — подтвердит из соседнего кресла еще один лучший папин друг, — я тоже помню.

— Это ты их подлужил, дядя Галли? — повернет к нему сияющую мордашку девочка.

— Не-а, — выдохнет, сдерживаясь из последних сил Гарри Поттер, — нас подружила тетя Гермиона.

— Да, Рози, так все и было, — покачает головой дядя Длако, и едва только девочка соскочит с его колен и убежит в сад Норы играть с многочисленными кузенами и кузинами, трое мужчин — блондин, брюнет и рыжий — расхохочутся во весь голос, вспоминая далекую апрельскую среду их общего шестого курса…