Неудачный день превратился в неудачный месяц. Джейн вряд ли когда-нибудь забудет свои ощущения, когда увидел Лисбон следующим утром (после их разговора на лестнице).

О, она была спокойна и довольна собой; удовлетворена – это, наверное, более правильное слово. Глупо, но Джейн до последнего надеялся, что она передумает. Не передумала. Она поздоровалась с ним как ни в чем не бывало, даже перекинулась парой фраз на планерке, словно ничего и не было: ни их любви, ни той ночи, ни ссоры, ни измены – ничего. Словно они просто Лисбон и Джейн, а остальное ему показалось. Это было больно – очень больно, – как будто кто-то взял и связал все нервы в узел. Может, это её способ наказать его за те забытые слова? Если так, то у неё чертовски хорошо получилось.

Джейн ощущал себя униженным и растоптанным. Дурак, строил планы. Вот тебе её план: другой мужчина – наслаждайся, идиот.

Насколько он расстроен, было понятно хотя бы потому, что он даже не пытался это скрывать. На выезд он отправился – как обычно в последнее время – вместе с Фишер, тихо сидя на заднем сидении. Ходил везде за ней, как привязанный, вопросов не задавал, фокусов не выкидывал. На обратном пути поделился соображениями, кто ему кажется виновным, предложил заполнить отчет. Фишер чуть не съехала в кювет.

— Джейн... Все наладится, не переживай ты так.

— А? Да? Да все в порядке, просто скажи, чего там куда писать?

Фишер сочла за лучшее промолчать, тем более, что её ответ он вряд ли бы услышал. Первый раз в жизни заполнив бумаги, он лег на свой диван и отвернулся лицом к спинке.

Следующая неделя прошла в хандре и депрессии, а Лисбон, казалось, этого даже не замечала, расцветая с каждым днем. Что ж, возможно, он был просто неспособен сделать её счастливой, ей просто нужен был кто-то простой как квадрат. Она явно не считала это изменой и наслаждалась жизнью.

Отойдя от первого шока, Джейн пытался заставить себя думать, что он должен радоваться за неё, попытаться переждать, а если не получится, то отпустить – ради её же блага. Но такая правильная мысль никак не укладывалась в его неправильном сознании.

До этого момента он никогда не знал, что такое неразделенные чувства, когда тобой пренебрегают, – знакомство с ощущением прошло неудачно. Это расплата за все те годы, когда он играл с ней, за демарш с Лорелеей, за недоверие, за эгоизм. Но осознание того, что он это заслужил, ничуть не облегчало его терзаний. Смешно сказать, увидел бы его кто-то из прошлой жизни – брошенного и отвергнутого, – не поверил бы.

На следующей неделе на смену жалости к себе пришло раздражение. Его бесило всё и все, особенно Лисбон. Что она о себе возомнила? Единственная женщина на Земле? Никому не позволено вытирать об него ноги! Видимо, она все-таки была единственная. Даже мысль о том, чтобы пригласить кого-то на ланч – не говоря уж о свидании, – вызывала тоску, а ощущение тоски – раздражение.

Следующая неделя прошла в эволюции от раздражения в хорошо скрываемую злобу. Не случайно ревность называют зеленоглазым монстром – это очень точное определение. Все, похоже, ощущали его напряжение, потому что общались с ним как с гранатой без чеки. Осторожно и по минимуму. Его агрессия никак не проявлялась, но от этого ситуация накалялась еще больше.

В конце недели Эббот пригласил Лисбон к себе в кабинет, и они о чем-то долго беседовали. Лисбон вышла с покрасневшим лицом и бросила яростный взгляд на Джейна; тот вернул ей такой же.
Вот тебе, получай, я все-таки самый ценный актив, меня нельзя расстраивать, мной нельзя пренебрегать. Я должен работать, должен быть доволен, а ты все испортила, так вот тебе и выволочка от руководства, — злорадствовал про себя Джейн. — Ну что же, похоже, стоит разыграть эту карту, раз нет других.

Последующая неделя началась совсем весело. Джейн сорвался с цепи. Да, именно так Фишер и выразилась.

Он хамил всем и вся; машину Пайка тормозили все постовые, потому что его номер чудесным образом оказался в базе угнанных машин; цветок, до того момента спокойно кустившийся у Лисбон на столе, стал демонстрировать признаки агонии, а его земля подозрительно пахнуть крепким чаем; у Чо каждый раз невероятным образом пропадали книги, которые он приносил из дома; а Фишер… Фишер поняла, каково это – ездить на выезды с психопатом в стадии прогрессирующего психоза.

В какой-то момент Чо попытался его урезонить: — Не знаю, чего ты добиваешься, но скоро все соберутся вместе и тебя поколотят.

— Валяй, Чо, организовывай разборку.

— Джейн, так ты её не вернешь, будет только хуже.

— Значит, пусть будет хуже всем.

На этом диалог закончился.

Вечером в пятницу Эббот снова вызвал к себе Лисбон.

— Присаживайтесь, надеюсь, вы понимаете, почему я вас позвал.

— Понимаю, но я уже говорила: в мои обязанности больше не входит контроль над Джейном.

— Вы же понимаете, что ситуация близка к взрыву. Он уже опасен.

— Ну так увольте его!

Эббот покачал головой, как бы давая понять, что это последнее, что может случиться.

— Увольте меня! Он это делает, чтобы я видела, как ему плохо. Если меня рядом не будет, он перестанет.

— Сомневаюсь.

— Ну и что мне прикажете делать? Мне что, спать с ним ради его спокойствия? Вот уж не знала, что ФБР поощряет проституцию!

— Агент Лисбон, хоть вы держите себя в руках. Мне хватает этого великовозрастного подростка в стадии полового перезревания!

Лисбон не выдержала и улыбнулась.

— Сэр, я правда не знаю, как это исправить.

Эббот вздохнул: — Может попробуете с ним поговорить?

— Я пыталась.

— И что?

— Ну, мне была прочитана лекция на тему того, как у разных народов в разные времена карали за измену.

Эббот поднял брови: — И всё?

— Да нет, еще была часть про грех и разврат, а потом про то, что мои губы не должны произносить его имя, после того как я ими целовала другого мужчину. Он съехал с катушек, сэр.

— Что именно между вами произошло, почему это началось?

Лисбон вздохнула: — Наверное, мне не стоит этого говорить, но теперь уж все равно. Это из-за того дела со списком. Он не поверил, что Сэймур виновен, точнее, что он это всё организовал. Он считает, что это как-то связано с Красным Джоном.

Эббот посмотрел на неё удивленно и покачал головой.

— Да, и он решил его самого или его приспешника найти – и опять в одиночку. А я не готова ждать и третий раз присутствовать на слушании об убийстве очередного Красного Джона. Я поставила ему ультиматум: либо мы вместе проверяем то, что вызывает у него подозрение, либо все кончено. Что он выбрал, вы и так уже догадались. Ну вот как-то так.

— О, да вы рисковая дама, агент Лисбон: ультиматум Патрику Джейну – это сильно.

— Это было бы сильно, если б он сработал, а так это лишь слова. Результат вы видите сами. Поверьте, я хотела этого меньше всего.

— Да я верю, можете не объяснять – он мне за несколько месяцев уже вот где, — Эббот показал на горло, — но он раскрывает дела... Ладно, Лисбон, идите пока. Я подумаю, как взять ситуацию под контроль – включая его подозрения. Сегодня можете уйти пораньше, не стоит дразнить его лишний раз, и сходите-ка в отпуск на следующей неделе...

Лисбон попыталась возразить, но Эббот взмахнул рукой, давай знак дослушать: — Дополнительный оплачиваемый отпуск. Может, его отпустит за неделю или поскучает и хоть немного притихнет. Займитесь чем-нибудь, а лучше – съездите куда-нибудь, подальше.

— Да, сэр, спасибо.

Лисбон вышла из кабинета и направилась к выходу.

Джейн, лежащий на диване, моментально открыл глаза, вытянулся и посмотрел, как она уходит. Она не выглядела расстроенной, но это было хорошо – её увольнение в его планы не входило. Видимо, Эббот решил отправить её куда-нибудь в надежде разрядить обстановку. Наивный. У него заготовлена еще пара сюрпризов, грех ими не воспользоваться.

Лисбон так и не вернулась до конца рабочего дня; Пайк был на выезде – в этом Джейн был уверен. Похоже, имеет смысл нанести ей визит, поговорить о её поведении ещё раз.

Джейн взял свой пиджак и отправился к выходу. Он решил сначала заехать домой – точнее – в трейлер, – а потом уже к ней, тем более, что было по пути.

Он вышел из машины, вошел в свой передвижной дом, положил ключи и тут его внимание привлекла чашка, стоящая в импровизированной гостиной. Он не оставлял её здесь! Кто-то входил сюда! Он обернулся, чтобы пройти на кухню, но не успел – резкий разряд, и все померкло.

В нос ударил запах сырости. Он попробовал пошевелиться, но не смог: руки были жестко стянуты за спиной какими-то пластиковыми полосами, ноги в районе щиколоток – тоже. Он лежал лицом вниз на бетонном полу. Было темно. Дышать было тяжело, шея болела. Видимо, его вырубили электрошокером.

Он попробовал перевернуться на спину, но у него не получилось. Передохнув, он попытался снова – наконец, через полчаса отчаянных попыток ему удалось. Помещение, в котором он находился, было явно небольшим – расположено в подвале, окон нет, по легкой тяге воздуха он определил, в какой стороне была дверь, но о том, чтобы подняться не могло быть и речи. Кто бы ни связывал его, он знал, что делал.

Внезапно открылась дверь и вспыхнул свет. Джейн зажмурился, с непривычки глазам стало больно. Через какое-то время он снова смог их открыть, но он лежал головой к двери и как он ни запрокидывал голову, так и не смог увидеть вошедшего.

— Что, так не терпится, Патрик? — раздался мужской голос, который показался ему очень знакомым. — Не напрягай извилины, я тебе помогу.

Говоривший обошел вокруг и встал сбоку. Джейн похолодел: Хаффнер.

— Ну хоть узнал – и на том спасибо.

— Ты!

— Гениально, Патрик, я – это я, — с сарказмом сказал Хаффнер. — Знаешь, что самое печальное? Сам ты так и не догадался. Столько лет, и до тебя так и не дошло. Ты жалок.

Джейн молчал, стиснув зубы.

— Ну что, не хочешь меня ни о чем спросить? Может, что-то сказать? — Хаффнер присел рядом с ним на корточки, и Джейн увидел шрам у него над бровью.

— Ах, это? Это от того взрыва. МакАлистер был идиотом и сдох идиотом – не смог даже нормально заложить взрывчатку. Признаться, мне было даже обидно, что ты так легко поверил, что этот старый маразматик мог оказаться человеком, способным создать уникальное преступное сообщество – империю, если хочешь. Ну в самом деле, кого он по-твоему мог загипнотизировать? Разве что сурков у себя в деревне, — Хаффнер усмехнулся. — Про роль соблазнителя я вообще молчу. А его жалкие просьбы оставить ему жизнь? Позорище. Сначала ему так понравилось играть жестокого суперкиллера, этакого вершителя судеб, только вот нервишки сдали.

— Ты был там!

— Конечно был, надо ж было проследить, чтобы ты его убил.

— Почему я еще жив?

— О, не переживай, это ненадолго. Я немного развлеку тебя беседой, чтобы, умирая, ты знал, что ничего не закончилось, что я не просто остался жив – я выиграл.

— Ты меня убьешь, и станет понятно, что ты вернулся. ФБР тебя найдет.

— Ты меня десять лет искал, и что? Нашел? — он засмеялся. — Да и потом, никто не подумает, что ты убит, – в этом-то и самое интересное. Я тебе расскажу, а то ты сам не догадаешься, но, может, хоть изящество плана оценишь. Я займу твое место, Патрик! — он лучезарно улыбнулся.
Ах, все еще не понял, дурачок? Для всех ты не умрешь – ты уедешь, не в силах стерпеть измену любимой женщины. Ты мне очень помог своим поведением в последний месяц, и теперь, прочитав твое прощальное письмо, никто не усомнится, что ты действительно сбежал от проблем.

Джейн усмехнулся: — Ты идиот, если думаешь, что я что-то буду писать.

— А тебе и не надо, дурачок! Все уже написано и ни одна экспертиза не заметит подделки, — он помахал у него перед лицом бумажкой. — Не только ФБР читало твои письма к Терезе – я тоже читал. Всегда подозревал, что ты романтик, но как-то все уж больно неопределенно. Ну в самом деле, дельфины? Не стоит писать женщине, которая тебя любит, про дельфинов – ерунда какая-то. Хотя я отвлекся. Я делал себе копии, так что образцов твоего почерка у меня в избытке, ну а дальше – дело техники: я составил текст, а один мой очень хороший графолог чудесным образом и очень талантливо его изложил. Не буду тебе читать всего, но в двух словах: ты её проклинаешь, она разбила тебе сердце, и ты ушел в закат. Уж прости, мне надо, чтобы она тебя ненавидела – так мне будет проще.

— Проще?

— Ну да, ты не придешь на работу, она на своем столе обнаружит письмо. К тому времени ты будешь уже мертв, и твое тело расчленено и похоронено. Через какое-то время эмоции улягутся, а потом этот дуралей Пайк геройской смертью погибнет на очередном задании. Досадная случайность.

— Ты не забыл, что ты числишься мертвым?

— Разумеется нет. Я сейчас пребываю в коме в одной из больниц Сан-Франциско, по крайней мере, по документам. Где-то через пару месяцев после гибели Пайка я выйду из комы и вспомню несколько имен, в частности, Терезы Лисбон. Благодаря тебе я – лишь невинная жертва, ведь ты убил Красного Джона. Ну а дальше – дело техники: общие воспоминания, её потребность заботиться. Ну не бросит же она старого друга после такого, а там уж все сложится как надо. Лорелея не говорила тебе, как я могу влиять на женщин? Ты только подумай, какая ирония: я дал тебе переспать с моей подружкой и заберу у тебя твою.

Джейн дернулся, пытаясь освободиться.

— Ох, брось, ты меня обижаешь ¬– я крепко тебя связал. Не переживай, Патрик, ей будет хорошо, она получит то, чего так хотела: надежного мужа, детей, красивый дом в пригороде. Думаю, даже заведем какую-нибудь брехливую шавку, я буду звать ее Патриком – в твою честь.

— У тебя ничего не выйдет!

— Патрик, ну кого ты обманываешь – конечно, выйдет. У меня всегда все выходит. Я б разобрался со всем этим пораньше, но надо было обновить старые связи и завести новые. Это хлопотно – быть преступным гением. Да и потом, что за радость, зарезать тебя в каком-то темном проулке Эквадора?
Другое дело – сейчас: ты умрешь, зная, что проиграл, что те твои слова обо мне были ложью, что женщина, которую ты любишь и попробовал на вкус лишь раз, будет моей женой, будет носить моего ребенка. Больно, Патрик?

— Ребенка? Ты чудовище, ты хочешь ребенка? Чтобы убить его потом?

— Фи, какая глупость, зачем мне убивать своего ребенка? Я бы и твоего не стал убивать. Это единственное, о чем я сожалею, – за твои слова должна была заплатить твоя жена, она тебя выбрала. Твоя дочь не выбирала папу-идиота. Она просто не вовремя проснулась – это всё твоя жена слишком визжала – и бросилась к матери, получив удар, предназначенный не ей. Она не мучилась.

Джейн мучительно пытался освободиться, от напряжения у него на шее вздулись вены, Хаффнер только улыбался: — Так что я не собираюсь убивать кого-то из своей семьи. Как же ты не понял: я ведь много раз мог убить Терезу, это бы тебя сломало, и игра бы закончилась, но я её не трогал.
Признаюсь, меня злила её упертая вера в тебя – я до сих пор не могу понять, что она в тебе нашла, – но за эти двенадцать лет я причинил ей значительно меньше боли, чем ты. Ну ладно, хватит, мы заболтались, надо заканчивать. Вот там, — он указал в угол комнаты, — сток для воды. А вот тут, — указал он вверх, — крюк. Я пущу тебе кровь и дождусь, пока она вся не вытечет, а для удобства повешу на крюк. Потом разберусь с телом, смою всю кровь, уничтожу останки и вуаля: ты снова в бегах – навсегда на этот раз.

Следующее, что увидел Джейн, это лезвие, сверкнувшее на свету, и боль пронзила правое предплечье, потом удар пришелся по ноге. В нос ударил запах крови.

— Ну и последний штрих!

Боль пронзила живот, и все померкло.

---

За проверку говорим спасибо - Shantanel