Проснувшись следующим утром со слегка опухшим от бессонной ночи лицом, Гермиона первым делом почувствовала режущую боль в горле. Терапия клубничным мороженым совсем не помогла – даже скорее наоборот. Но брать еще один больничный она не хотела. Да и говорить по долгу службу ей приходилось не так уж много – основная ее задача заключалась в перебирании бумажек. Скучная и монотонная для кого-то работа, но Гермиона была рада своим обязанностям. По крайней мере, сейчас, когда остро нуждалась в одиночестве двадцать четыре часа в сутки.

Улыбаться кислой миной соседям-магглам хотелось едва ли меньше, чем плестись на работу. Поэтому, наспех собравшись за десять минут, предварительно выпив теплого чая и закусив печеньем, размоченным в дымящейся кружке, она аппарировала в сквер неподалеку от телефонной будки, ведущей к одному из входов в Министерство. Сухие кивки коллегам вместо «доброго утра» и свои спешные шаги Гермиона оправдывала саднящей болью в горле, мешающей говорить, предпочитая не думать, что последние месяцы подобными жестами ограничила свои любезности с другими невыразимцами. Так было проще для всех: для нее, потому что не нужно было притворяться, что все хорошо, и для них, потому что отпадала необходимость выдавливать из себя натянутые сочувствующие улыбки в ответ на ее грубый тон, который неизменно проснулся бы в ней, гордой гриффиндорке, осмелься кто-то окинуть ее жалостливым взглядом.

Прошмыгнув мимо кабинета Боуда, Гермиона, озираясь по сторонам, боясь наткнуться на начальство, спиной юркнула за спасительную дверь своей рабочей обители. Закрыв дверь на замок и, на всякий случай, наложив «Оглохни», чтобы не было слышно ее назойливый кашель, она выдохнула с облегчением. Что ж, хотя бы удалось вовремя занять свое место и не столкнуться в таком состоянии ни с Бродериком Боудом, который любил нагружать ее дополнительными поручениями; ни с прилипчивым Ноттом, который еще в пору ее замужества недвусмысленно намекал, что готов согреть ее в любое время, чтобы она вновь не заболела; ни с бывшим мужем. После увиденного прошлым вечером Гермиона поклялась себе, что приложит все силы, чтобы забыть его, отпустить свою боль и продолжить жить дальше.

Но пообещать и выполнить – разные вещи, совершенное разные.

Она это понимала, но все равно кисло сморщилась, подумав, что ей все еще есть дело до того, что подумает о ней Драко, если увидит в таком разбитом состоянии. Вдобавок к нездоровому состоянию, вызванному постоянной нехваткой сна и общим плачевным видом, прибавилась и простуда. А болела она всегда очень тяжело.

Повышенная расположенность к вирусным заболеваниям выражалась не просто больным горлом или заложенным носом. Обычная слабость, присущая подобному виду болезни, ее едва не валила с ног, и поэтому Гермиона предпочитала проводить первые дни атаки недуга в постели. Но пока что до полуобморочного состояния не дошло, а потому она заставила себя встать утром с кровати и прийти на работу. Очередное заточение в спальне ее бы точно добило.

Плюс ко всему, во времена своего недомогания она практически не могла говорить, лишь издавала нечленораздельные звуки, а потому общаться ей проще было через записки. Но когда она в последний раз познавала всю тягость от болезни, то решила, что нет ничего плохого в том, чтобы свалиться с высокой температурой и не дышащим носом.

Потому что тогда за ней ухаживал Драко. Приносил еду в постель, готовя при этом ее любимые блюда. И пусть у него не получалось ловко управляться с маггловской техникой, с его рук она была готова есть даже сгоревшие блинчики. Он едва ли не каждые десять минут прибегал с кухни, чтобы проверить, ну нужно ли ей поправить подушки, может ли она дотянуться до пульта, есть ли вода в стакане, выпила ли она таблетки, как себя чувствует…

Такая гиперзабота могла бы кого угодно вывести из себя, но только не Гермиону. Она наслаждалась каждым мгновением своего тяжелого состояния и украдкой утирала слезящиеся глаза. Но влагой они наполнялись не из-за боли от сухого кашля, который терзал ее легкие и горло, а из-за щемящей нежности, которую в ней пробуждал ее супруг своим озабоченным выражением лица.

И, кроме того, Драко не нужны были записки, чтобы понимать ее. Он читал ее с полувзгляда, с полувздоха. И едва она открывала рот, чтобы попытаться что-то объяснить, как он уже протягивал ей то, в чем она нуждалась. Он держал ее за руку, лежа рядом и смотря отвратительные мыльные оперы. Высмеивал их, конечно, но делал это так, что она не обижалась, что он не разделяет ее интересов. Он заставлял ее смеяться, и от этого болеть было не так и страшно.

Вот и сейчас, вспоминая свой последний больничный, Гермиона не удержала легкой улыбки. Она бы многое отдала, чтобы вернуться туда, в тот месяц. Почувствовать ту заботу, посмотреть в ти напуганные ее состоянием глаза… Но, увы, этому сбыться уже не суждено. Поэтому, тряхнув головой и заставив тем самым распущенные волосы разметаться по плечам, она оторвалась от двери и развернулась к своему столу.

В следующую секунду, едва сбросив до середины плеч мантию, в которой уже едва ли не варилась, она со всей силы впечаталась поясницей в дверную ручку, отпрянув назад надва шага. На ее рабочем месте, сложив руки на столе в замок и свербя ее пристальным взглядом, сидел Теодор Нотт.

– Ну привет, – пропел он, нацепив на лицо свою привычную гаденькую ухмылочку.

– Какого черта ты тут забыл, Нотт? – не скрывая раздражения от его вторжения прохрипела Гермиона.

– У-у-у, зачем же так грубо? Я просто зашел узнать, как твои дела, любимая. – Он поднялся со стула и медленно стал огибать стол, намереваясь подойти к ней, что совершенно не устраивало саму Гермиону. – Ты заболела? – заботливым тоном спросил он, вмиг переменившись в лице. Но Гермиона знала, что в его словах не было и капли искренности. Этот насквозь прогнивший человек ничего не знал о морали, что уж говорить о том, насколько чужды ему были участие и порядочность в разговоре с девушкой.

– Со мной все в порядке, – процедила она, незаметно заводя руку за спину, чтобы открыть дверь, и контролируя каждый его шаг. Аккуратно провинчивая замок, она фиксировала, как его крысиные глазенки бегают от ее ног к груди, открытой шее, губам. Он никогда не смотрел прямо в глаза, и это тоже многое говорило о нем, как о человеке. Его желания явно выражались в том, как мерзко он облизывал пересыхающие губы, как осторожно поправлял давящий галстук. И, может, именно поэтому ей удалось незаметно разблокировать дверь. Распахнув ее настежь, заставив тем самым Нотта испуганно дернуться, она встала параллельно входу и чеканя каждое слово произнесла: – Спасибо, что заглянул. Думаю, тебе пора, верно? Столько работы накопилось. Да и мне есть чем заняться, – она старалась изо всех сил держать тон ровным, но больное горло то и дело сжималось от напряжения, проявляясь в самый неподходящий момент, поэтому ее слова звучали не слишком убедительно, о чем красноречиво говорил вспыхнувший в глазах Нотта огонек азарта.

Игрока вызвали на дуэль, показали быку красную тряпку. Гермиона знала, что не стоит шутить со огнем, но в случае с Ноттом осторожность не помогла бы. Она пыталась одно время игнорировать его, но стало только хуже. Если раньше Теодор позволял себе не больше, чем откровенные жесты, то теперь он разевал свой поганый рот, исторгающий массу отвратительных вещей, по любому поводу. Вот и сейчас, подойдя к выходу из кабинета, он затормозил рядом с ней и, резко протянув руку к ее горлу, крепко ухватил за шею. Он сжал свою ладонь, несильно, но ощутимо в ее состоянии, заставив инстинктивно обхватить его запястье. Она пыталась оторвать его обжигающе-горячие пальцы с шеи, но не преуспела. Болезнь и так отнимала слишком много сил, а Нотт ко всему прочему был намного сильнее самой Гермионы.

Он приблизился к ней, вплотную прижавшись своим окаменевшим телом. Гермиона чувствовала себя в ловушке: задыхающаяся, без возможности вырываться из твердой хватки или вытащить палочку из брошенной к ногам сумочке, один на один с врагом. Вторая рука мерзавца легла на ее щеку, а теплое дыхание, отдающее чем-то кислым, коснулось щеки. Поглаживая нежную кожу шершавыми пальцами, Нотт склонился к ее уху, вжавшись в ее стан еще сильнее, и прошептал, опаляя и так пышущую от болезненного жара кожу:

– М-м-м, дорогая моя, да ты вся горишь рядом со мной, – удивленно-удовлетворенным тоном просипел он. – Мне это нравится. – Смеясь, Нотт продолжал поглаживать ее лицо, весьма недвусмысленно трясь о ее бедра своими. – Отложим интересное на попозже, что скажешь? – Он провел носом от мочки к виску, делая глубокий вдох. – Да, отложим. Ты же позволишь мне смазать твое горло, – он посильнее сжал руку вокруг ее шеи, – а после займемся народными методами лечения. Я видел в графике, что мы с тобой дежурим завтра вместе, и уже сверился с расписанием в своем рабочем дневнике. Вполне можем совместить приятное с полезным. Как тебе план? – не без удовольствия закончил он, перемещаясь к ее лицу.

– Отвратительно, – выдавила Гермиона, подавляя тошнотворный позыв, сворачивающий ее желудок в тугой комок.

– Да брось, – рассмеялся он. – Обещаю, ты не пожалеешь…

– Какие-то проблемы, Нотт? – раздался властный спокойный голос слева от них.

Отпрянув от Гермионы, словно его застукали на месте преступления, Нотт повернулся в сторону говорившего и быстро ретировался в коридор, попутно ответив, что все в порядке и они просто разговаривали. Гермиона же попыталась вздохнуть полной грудью спасительный кислород и тут же зашлась в приступе не щадящего кашля. Ей казалось, что вот-вот легкие пролезут через горло и окажутся у ее ног. Было нестерпимо больно, но каждая попытка успокоить саднящую боль заканчивалась громким провалом – кашель становился все хуже. Согнувшись пополам и захлебываясь в рваных рыданиях, она пыталась ухватиться рукой за что-нибудь, чтобы удержать равновесие. Стоящая всегда рядом с входом вешалка для верхней одежды как сквозь землю провалилась и, стоя на пошатывающихся ногах, Гермиона ловила рукой воздух, ища опору.

Она не успела почувствовать облегчения, когда услышала, как за Ноттом захлопнулась дверь, а за ней – его удаляющиеся шаги, потому что в следующий момент ее окатило жгучей волной приятного тепла. От руки, с которой все началось, оно потекло по жилам с удвоенной скоростью, словно лава по горным каналам. Если ей казалось, что до этого сердце билось слишком быстро, подгоняемое градусом температуры и кашлем, то теперь она готова была поклясться, что качающая в ее теле жизнь мышца готова пробить себе выход из тисков груди и вырваться наружу. Кровь стучала в ушах подобно барабанам, пульсировала под кожей в бешеном танце и неслась по телу, оживляя все на своем пути.

Сухие спазмы в легких ушли на второй план, слезящиеся глаза искали взглядом два серых омута, чтобы прочесть там ответы на миллион мигом родившихся вопросов. Почему? Как? Зачем?

Но Драко смотрел не на нее, его взгляд был устремлен в пол, а сам он, сжимая ее ладонь в левой руке, правой придерживал за талию, принимая на себя ее вес и удерживая в вертикальном положении. Усадив ее за стол, сам он отошел к окну, где всегда стоял графин с водой. Наполнив стакан, он вернулся к ней и так же, не глядя в ее сторону, подал ей его.

Справившись с приступом кашля, Гермиона выдавила тихое «спасибо». Что еще можно было сказать? Она опять зря понадеялась на что-то, а он просто проявил заботу. Мимо нее, выплевывающей свои легкие, даже бездушный бы не прошел. А Драко, хоть и оставил свои чувства к ней далеко позади, все же был ее бывшим мужем.

Посмотрев куда-то ей в плечо, он хотел что-то сказать, но тут же одернул себя, и на его лице вновь появилось озлобленное выражение. Он злился, но Гермиона не понимала, на что. На нее? Но почему?

Кивнув ей, Драко резко развернулся и вышел, в очередной раз хлопнув за собой дверью.

Автор: Shantanel

Предыдущая глава || Следующая глава