Неизбежность. Боль. Угрюмая решимость, за которой следует безрассудный поступок, нередко приводящий к смерти. Вздох, холодная металлическая балка под ладоням, однообразный гулкий звук. Сегодня своеволие приведет к сломанной ноге или ключице, если повезет.
— Мисс Квинзель, приступайте.
Девушка судорожно сжимает холодящую поверхность и закрывает глаза, пытаясь выровнять дыхание и сосредоточиться на задании, но, чувствуя на себе внимательные взгляды окружающих ее людей, только тяжело сглатывает, лихорадочно соображая, что делать. Отвлекающий горячий взгляд мистера Хила она чувствует даже на таком расстоянии, от него плавится костюм, настолько внимательно мужчина буравит фигурку молоденькой воспитанницы.
— Раз-два-три, раз-два-три, — заунывно доносится из соседней залы. И это несколько отвлекает, мутя мысли, как масло воду, оставляя рябь, которая разбегается дальше, затихая. И снова, и снова…
От прицельного всепоглощающего взгляда старой миссис Бэккер зудит между лопатками, а ноги сами подгибаются от страха.
— Раз-два-три, раз-два-три…
Миссис Рогерс с равномерными интервалами стучит своей лакированной палкой с железным набалдашником, рождая тот самый гулкий звук, идущий от начищенного до блеска ламината по стенам, невидимо вибрируя на больших зеркалах.
Бум-бум…
Этот звук перерастает в набат, отсчитывающий в голове ценные минуты, будто женщина уже считает время до провала очередной своей ученицы. Неумолимо и неудержимо.
— Мисс Квинзель, — повышает голос один из членов строгого жюри. — Приступайте! Вы же не хотите провалить экзамен и остаться здесь еще на год? Или хотите? Тогда мы для вас приготовим специальную программу, а мистер Хил уже выразил желание тренировать вас, — ехидства в голосе говорившего не занимать, и за это его хочется хорошенько приложить об установку и намотать на балку. Но нельзя отвлекаться, иначе все станет еще хуже.
Девушка смотрит на брусья и перекладины, отливающие при голубоватом свете ламп на потолке стальным холодным блеском, переводит взгляд на черные тонкие маты под установкой и делает один широкий шаг вперед. Занятия мистера Хила пугали больше всего, а вечные приставания мужчины были куда хуже, чем штрафные наказание любого уровня, даже несколько часового висения вниз головой на ремнях.
Харли делает перекат, ощущая под собой холодную поверхность вспомогательных подушек спиной, молясь, чтобы на этот раз все получилось и ее не оставили еще в этой темной дыре. Что угодно, даже смерть. Но только не повторный круг ада, в который запихнули ее родители с братом. Попросту избавились от нее, как от бесполезной шавки, отослали подальше от себя и забыли. Полушпагат и мостик. В голове странно шумит, будто девушка не ела целый день, и кровь теперь давит на черепушку, в левой руке начинает чуть покалывать. Главное — не обращать внимания. От курбета в глазах темнеет, и чудом девушка ухватилась за самую низкую перекладину и, подтянувшись, зацепилась ногами за следующую доступную балку, вися на них как обезьянка.
— Тили-тили-бом, — появляется из ниоткуда песенка, и Харли на секунду замирает, зажмурив глаза и пытаясь разобрать слова.
— Тили-тили-бом, — поют высокие детские голоса, беззаботно льются строчки популярной страшилки.
Прочь, все прочь, только упражнения. Раскачивания, крепкий обхват ногами вертикального бруса, руки изящно опускаются вдоль тела. Момент — и тело покачивается в такт звучащей в голове мелодии, зависнув над полом на высоте, достаточной для того, чтобы сломать шею при падении.
— Закрой глаза скорее, кто-то ходит за окном и стучится в двери… Закрой глаза, — шепчет голос, который из детского и веселого постепенно трансформировался в шипящий полушепот. Он будто весь покрыт помехами, он прерывается, его звучание напоминает уже неразборчивые плевки звуков и треск старой кинопленки, а на фоне — вкрадчивый полушепот, требующий закрыть глаза, всего лишь закрыть глаза… и разжать руки. Не понимая, что делает, девушка, как загипнотизированная, медленно отпускает балку, но когда поняла, что творит, было поздно. Пол оказался неожиданно близко и быстро доступным, стало очень больно, и только в наступающий темноте звучал вкрадчивый шепот…
— Черт! — девушка подскакивает на кровати с яростно колотящимся сердцем и в сердцах откидывая от себя влажное покрывало.
— Он уже идет, он уже близко, — шепчет кто-то в испуганном подсознании, и Харли, не раздумывая, хватает зеленоватый пузырек со светлого комода рядом с кроватью и закидывает в рот пару таблеток, и тут же проглатывает их, даже не запивая водой. В висках требовательно стучала кровь, разгоняя адреналин от пережитого вновь кошмара. Раньше бы Дженни и Никки тут же прибежали к ней в комнату и принялись бы тормошить ее, отвлекая от мрачных воспоминаний, но единственная родня переехала из Готэм-сити в их родной город — Бруклин, а сама девушка осталась в этом городишке с единственной достопримечательностью в виде психиатрической лечебницы — «Аркхэм», где содержатся уцелевшие неординарные преступники. Из этого ночного прототипа Нью-Йорка и Чикаго люди бежали, как крысы с палубы тонущего корабля, подгоняемые чудовищными преступлениями опаснейших преступников всего времени, и даже то, что часть была поймана и спрятана глубоко в недра «Аркхема», не останавливало людей от массовой миграции.
Что привело в этот мрачный город Фрэнсис Квинзель? К тому времени, как девушку отвезли в больницу после неудачной сдачи экзаменов со сломанными позвонками, она уже устала плакать и молить богов о справедливости. Тогда и пришла мысль. Психолог. Она станет психологом, она защитит себя от пагубного влияния окружавшего ее стада людей и больше не будет слез и траты нервов. Единственный способ добиться желаемых высот — трудоустройство в «Аркхем» и работа с преступниками, чтобы заработать себе имя на самых сложных случаях с маньяками-убийцами.
Харли прерывисто вздохнула и сползла на пол, одернув пижаму. Предстоит сложный день. Она попытается выгрызти себе кусочек полакомее — выбить в пациенты Джокера — самого опасного преступника, а по совместительству — злейшего врага Бэтмена. На счету психопата, свихнувшегося из-за падения в чан с кислотой, было бесчисленное множество ужасных преступлений и кровавых убийств.
Они так погрязли в болезненных предупреждениях, уважая безумие, что здравомыслящий человек пугает их, как помешанный.
Отсутствие здравого разума свело их в бездну. Сходя с ума, не понимают, во что ввязываются, сами роют себе ямы.
Погубленная жизнь, раскаяния, давно забытые такие беззаботные дни. Все кануло в бездну.
Девушка нахмурилась, отгоняя рой неприятных мыслей, и направилась в душ, попутно вспоминая все свои сегодняшние встречи и заботы, рассчитывая в уме все по часам и с огорчением думая, что на себя времени остается все меньше.
Нерешительно застыла в дверях, так и не занеся ногу над порогом и держась за гладкий косяк рукой. Комната, погруженная во мрак, который, словно лазеры, рассекали яркие тонкие полоски света, пробивающиеся из щелей между закрытыми жалюзями, наводили на мысль о чем-то таком уютном и тихом, но в голове у обитательницы квартиры было отнюдь не спокойно.
На тумбочке около кровати призывно поблескивал пузырек. Он словно говорил: «брось, детка, иди сюда и возьми меня, ты же знаешь, что так лучше…?». Его содержимое не хуже магнита притягивало к себе взгляд, манило, обещая долгожданную свободу и спокойствие, защиту от того, что сейчас молотом стучало в висках и обтягивало каждую извилину мозга, не давая удовлетворенно вздохнуть.
Нужно ей это или нет? Позволить быстрым мельканиям картинок оккупировать себя или оставить все так, как есть?
Девушка неожиданно разозлилась на себя, быстро подойдя к пузырьку, яростно смахнула его на пол, не заботясь о том, разобьется он или нет и о его содержимом. Испуганно звякнув, тот с тихим шелестящим звуком покатился под кровать и там замер, словно ящерица притаилась, готовая к молниеносному прыжку.
Неожиданный страх от данного сравнения резко звякнул в мозг тревожным сигналом, и девушка, даже не думая о том, что выглядит довольно глупо, ринулась прочь из комнаты, подальше от темноты и того, кто может прятаться под кроватью. Очнулась от странного гипнотического состояния она только только тогда, когда на макушку посыпались первые ледяные капли, стекающие по длинным волосам, рукам, спине, унося с собой водоворот мрачных мыслей, которые грозили затянуть в себя разум психолога.
«Давай, соберись, возьми в себя в руки, давай же…»
«Он идет… Он уже близко…»
«Харли, соберись, черт бы тебя побрал, забудь эти слова!»
«Он уже близко», — шептали струи студеной воды.
«Он идет», — кривлялось зеркало.
— Харли, соберись! — девушка пару раз хлопнула себя по щекам, отвлекая от песни усталый разум и, протянув дрожащую руку к крану, повернула его в сторону горячей воды, пытаясь согреться в клубах пара.
— Что ты навыдумывала себе? — бодро усмехнулась она, накручивая на палец белый локон и наблюдая, как по спиральке катится вода, обрываясь с него как водопад с крутого обрыва.
Придя в себя, девушка быстро оделась, схватила сумку и выбежала за дверь, даже не успев что-то перекусить; ведь она и так позволила себе слишком многое, слишком много времени было потрачено впустую. На встречу опаздывать нельзя, а пунктуальность — первый залог успеха.
Бежав к подземке, а потом к самому зданию лечебницы, Харли на ходу надевала очки и собирала волосы в пучок, поправляла съехавшую на бок блузку и перед Аароном Кэшом она предстала уже спокойная, хоть и немного раскрасневшаяся от быстрого бега.
— Проходите, — мужчина сжато улыбнулся одними губами и слегка подтолкнул дверь протезом руки, — вас уже ожидают. Доктор Чейз сейчас очень занята, — мужчина, держась чуть впереди, легкими кивками головы приветствовал коллег и будто бы совершенно не обращал на идущую позади девушку никакого внимания, но Харли знала, что это не так. Ложное, на первый взгляд, безразличие было всего лишь маской — на самом деле Аарон уже успел проанализировать и запомнить весь образ своей спутницы и даже определил, что за парфюм у молоденького психолога — такая вот способность была у этого молчаливого и нелюдимого мужчины.
— Проходите сразу к доктору Элис, она ожидает у себя и, кажется, хочет поговорить с вами о чем-то важном.
Харли лишь рассеянно кивнула, скользя взглядом по коридорам, залитыми ярким светом, а в купе с белыми стенами приходилось чуть прикрывать глаза, спасаясь от такой разницы в освещении после полумрака улицы.
— Как вы думаете, получится у меня сделать то, что я задумала? — Харли неожиданно улыбнулась и переложила в другую руку сумку, разгибая затекшие пальцы; настроение было отличным, а весь абсурд утра был забыт и проанализирован четким умом психолога.
— Уверен, мисс, — спустя несколько минут ответил Аарон и указал на светлую дверь слева по коридору. На посеребренной табличке значилось — «Заведующая Элис Синнер», и Харли, недолго думая, постучалась в дверь, кивком поблагодарив спутника и отпуская его. Сколько раз она ни была в этом кабинете в светло-бежевых тонах, постоянно входу сюда сопутствовало чувство опасности и недоверия, но в следующий момент в поле зрения возникала миловидная невысокая женщина с правильным лицом и голубыми доверчивыми глазами, и все предрассудки, и опасения улетучивались, словно стая испуганных ворон. А тихий и вкрадчивый голос моментально располагал к себе, и этой чудесной женщине хотелось излить душу и поделиться проблемами.
— Проходи, Харли, — засуетилась заведующая, и девушка не успела и глазом моргнуть, как сидела в мягком кресле и держала в руках чашку с теплым кофе.
— Харли. Ты работаешь у нас уже достаточно долго, мы довольны таким отличным коллегой, как ты, и было решено сменить твоих подопечных. Джокер ждет тебя, детка. Знаю, что это несколько неожиданно, и совсем не то, что ты хотела сейчас услышать, но ты проявила себя с хорошей стороны — весь руководящий состав доволен тобой и твоей работой. Ты, конечно, можешь отказаться, это твое дело, но нам всем было бы лучше, если ты поручишься за него, — Элис осеклась, глядя на ошарашенную девушку, и тут же продолжила, настороженно следя за реакцией собеседницы. — Харли, милая, я знаю, что с ним отказываются работать, и, что уж таить, сейчас он остался без наблюдения, от него бегут все доктора, но уверена, ты справишься. Да, он стал совсем неуправляемым, но…
— Вы шутите? — прошептала девушка, но женщина неправильно истолковала ее реакцию и слегка нахмурилась.
— Ты еще молодой психолог, но ты уже вынесла свой урок из жизни, и ты крепче любого из нас…
— Подождите, — Харли сильнее сжала чашку и пыталась сдержать широкую улыбку, несказанно обрадовавшись такому повороту событий. Она шла сюда с одной единственной целью — выбить себе Джокера любой ценой и даже представить не могла, что и упрашивать не придется, а сама удача повернулась к ней лицом и стоит так близко, что надо хватать ее скорей, пока не убежала.
— Я согласна, — выпалила она на одном дыхании. — Я сама хотела вас просить, чтобы вы меня поставили наблюдающим, и не думала, что все так обернется. Я согласна!
На какой-то момент в глазах женщины полыхнуло одобрение и радостный отблеск радости человека, который долго замышлял план и вот он начинает сбываться шаг за шагом, но тут же все пропало, и их место сменили привычная лучезарная улыбка.
Но недремлющая ящерица инстинкта не молчала. Она вопила о чем-то важном, что было не сказано.
И вновь появилось чувство, будто эта встреча была неким первым шагом в хитром сплетении ловушки, и все было просчитано на много решений вперед.
Кукловод дергал за веревочки, и она послушно следовала за его рукой, не понимая, что же произошло.
— Харли, детка, я знала, что не ошибусь в тебе. Расписание уже составлено, через час будет первый сеанс психоанализа, можешь пока идти к себе в кабинет, готовься.
«Расписание уже готово? Значит, они знали, что все так и будет?».
Но, зажав эти мысли, Харли кивнула и радостно поспешила встать, ставя так и нетронутый кофе на стол. Какая разница, что происходит, главное, что ее планы сбываются!
Час пролетел как одна минута, и когда девушка подошла к двери, ведущей в нижние корпусы, ее уже поджидали там. Элис, вся такая деловая женщина в строгом пиджаке темно-синего цвета, поверх которого был накинут идеально белоснежный халат, нетерпеливо хмурилась, но едва завидев коллегу, заулыбалась.
— Детка…
Харли едва скривилась от такого фривольного обращения, повторяющегося так часто, но сдержалась.
— …Запомни, он опытный и умелый психолог, прекрасный манипулятор чужими чувствами, и ты не заметишь, как окажешься надежно пришита к крючку этого гения. Он самый опасный пациент «Аркхема», и, думаю, ты прекрасно знаешь о технике безопасности. Прояви бдительность. Уверяю, с таким сложным разумом ты еще не сталкивалась.
Элис приложила к индикатору специальный магнитный ключ, послышался писк, и дверь плавно отъехала в сторону, чтобы потом тут же закрыться за спинами женщин.
Длинный коридор, освещенный кварцевыми лампами, включающимися ночью, когда здание окажется пустым на специальный режим ультрафиолетового излучения, изгибался в повороты, прерывался множеством развилок и с одинаковыми бронированными дверьми напоминал муравейник, шумный и копошащийся, но с той разницей, что здесь царила тишина.
В этом отделении Харли была один раз, и то мимоходом, но имела достаточное представление о том, куда ведет этот ход и что в конце пути. Сейчас они будут долго спускаться (лифты здесь имелись только на крайний случай, и персонал передвигался свои ходом), затем поплутают по отсекам и, наконец, придут к пункту назначения.
За всю дорогу Элис не проронила больше ни звука, а сама Харли размышляла о Джокере. Какой он? Ей удалось пару раз увидеть его в рубрике специальных новостей, но увидеть в живую и даже проанализировать его — не это ли высшая награда за все труды?
Но почему на душе так неспокойно? Идя на каждый сеанс с очередным преступником, нужно откинуть все мысли и чувства, сделать голову пустой и трезвой, чтобы не мешать чувства — свои и те, что навязывают подопечные, намеренно или нет. Если же этого не сделать, то плата за ошибку будет велика. Молодые и неопытные психологи тогда растворяются в сознании своих же жертв и нередко сами сходят с ума, не сумев перебороть и переосмыслить чужие жизни, не сумев отделить свое «Я» от чужеродного непонятного эго. Но Харли была закаленна. Множество случаев практики, часть из который имела положительный эффект, но, выйдя на свободу, бывшие заключенные по непонятным причинам вновь съезжали с катушек и их снова отлавливали и помещали в «Аркхем», но с уже более серьезным диагнозом.
— Здесь странный запах, — девушка принюхалась и повела носом, пытаясь выловить причину, но в коридоре лишь были вентиляционные отверстия, и вряд ли от них исходил запах.
— Что ты, детка, здесь абсолютно продезинфицированный кислород, недавно проводили чистку, — Элис натянуто улыбнулась и открыла последнюю дверь.
Теперь перед ними находился весь правый отсек.
Харли восхищенно замерла, рассматривая просторные залы с белыми стенами, на которых темными пятнами выделялись служебные выходы, высокие потолки и камеры. Много камер со стеклянной стеной-дверью, за которыми томились гениальные умы не от мира сего.
— Идем, — Элис выпрямила спину и зашагала прямо. Девушка поспешила следом, разглядывая камеры. Большинство из них выглядели обычными комнатками с мягкой оббивкой, а на полу сидел тот или иной заключенный, иногда в смирительной рубашке, иногда и просто в белой длинной тунике. Они раскачивались в такт известным только им мелодиям, размахивали руками и шевелили губами, некоторые индивидуумы просто неподвижно сидели, глядя пустым взглядом в пространство и не видя новых посетителей. В большинстве преобладали мужчины, но Харли увидела несколько раз и женщин и даже девочку, сидящую на полу и скрестившую ноги по-турецки. Руки ее были заведены за спину, а темные спутанные волосы, закрывающее лицо, делали ее похожей на беспомощного ребенка, оторванного от матери и кинутого на жестокие улицы города, но это было далеко не так. Эта девчушка могла оказаться психопатом-маньяком, страдающей диссоциативным расстройством идентичности.
Часть из заключенных имела не обычные комнатушки, а те, которые больше всего подходили под их индивидуальный параметр. Харли увидела Мистера Фриза, который листал тонкую книжонку, сидя на прямоугольной койке в белой майке, и девушка удивилась, как он не сломал себе глаза при таком освещении. Стекло было атаковано легким слоем инея, который причудливым узором рассыпался по поверхности, оставляя нетронутым овал на уровне лица, чтобы надзиратели видели, что происходит в камере.
Фальконе находился в просторной однушке с более «современной» обстановкой. Здесь находился и диван, и несколько тумбочек, и даже небольшой мини бар (зачем он преступнику, если все равно там вряд ли лежит виски?). В левом крыле под заботой доктора Чейз находилась остальная половина заключенных, ну, а на эту больше приходилось обычных безумных, нежели известных личностей.
А канализация под «Аркхемом» служила камерой Убийце Кроку, где тот бесшумно гонял в темной воде, исследуя лабиринты трубопроводов.
— Харли, не отвлекайся, — долетел до девушки далекий голос Элис, который, на удивление, звучал по-деловому и в нем не было той нотки фамильярности и игривости, которую заведующая позволяла за стенами Сектора.
Они услышат. Сквозь толстые стенки стекла. Почувствуют тебя, твой страх. Нельзя расслабляться.
Девушка ускорила шаг, стараясь не смотреть на заключенных, которые уже увидели новоприбывших и теперь с интересом следили за их передвижением, подойдя к самым дверям. Их глаза пустые, как и они сами, не мигая смотрели, оценивали, но большинству из них нельзя было помочь, они выгорели так же, как их душа.
Они все уже мертвы.
И готовы убить только потому, что ты посмотрел на них.
— Джокер, — произнесла Элис, останавливаясь около одной из камер, отделенной от соседних большими столбами, образуя как бы небольшой отдельный коридор.
Девушка нагнала спутницу и обернулась, проследив за ее взглядом. Сердце вдруг испуганно забилось, предвкушая долгожданную встречу.
Небольшой квадратный периметр напротив, в котором были лишь стул и низкая кушетка из белого гладкого материала с белоснежным матрасом, на котором сидел он.
Девушка, как завороженная, рассматривала зеленые волосы, убранные назад, бледную кожу, прямо выпрямленную спину, гордый профиль. В отличие от остальных пациентов, на этом красовалась темно-синяя мягкая кофта, напоминающая свитер без воротника. По шее струились татуировки, не прикрытые тканью, и девушка подумала, что, наверняка, они покрывали все его тело, и ей неожиданно захотелось осмотреть их всех, и узнать, что толкнуло его на решение сделать каждую из них.
— Он ест таких новичков, как ты, на завтрак, — донесся приглушенный голос женщины, и Харли вздрогнула, отрываясь от созерцания пациента, поняв, что пожирает его взглядом.
Она ждала этой встречи. И он тоже.
— Детка, с тобой все хорошо? — Элис участливо посмотрела на собеседницу, и в ее взгляде было столько материнской заботы, что хватило бы на целую армию.
— Все хорошо, — так трудно было это сказать, особенно, если признать, что все было не так. — Мне приступать сейчас же? — спросила она, неотрывно смотря на того, с кем ей придется работать.
— Да, сейчас подойдет охрана и отведет его на собеседование, — Элис как-то странно усмехнулась и отвернулась, отошла на несколько шагов, осматривая пациентов дальше по Сектору.
Харли немного наклонила голову, рассматривая неподвижного мужчину, не моргая, смотрящего в одну точку на противоположной стене.
Интересно, о чем он думает?
Какие мысли бродят в этой голове, что он за человек? Человек-загадка, которую не терпелось поскорее раскрыть, узнать о нем все; его мотивы, его размышления, его жизнь.
И тут он обернулся. Девушка оцепенела, когда по ней прошелся холодный лазер серых стальных глаз, и Джокер поднялся с кушетки, подойдя вплотную к стеклу и сразу став таким высоким и большим. Повторил за девушкой движение — склонил голову к плечу, отзеркалил, не отводя горящего взгляда.
Как он это увидел, если он вообще не смотрел на них?
Несколько страшных секунд молчания и неподвижности, когда Джокер рассматривал своего нового психолога, а Харли запоминала каждую черточку его лица, небольшие татушки на лице, усталую складочку меж недовольно нахмуренных надбровных дуг без намека на волосы, но глаза, тем не менее, светились иронией и озорством, и это столкновение различных эмоций было прекрасно. И пугающе. Такую непередаваемую гамму на лице мог иметь только окончательный безумец не в ладах с собой.
Харли казалось, что она совсем маленькая и ничтожная по сравнению с ним, несмотря на то, что Джокер отнюдь не был обладателем мощной или накаченной фигуры.
Широко разведенные плечи, гордо поднятая голова — этот человек не походил на заключенного. Он был хозяином.
Безумие — оно как гравитация, нужно всего лишь слегка подтолкнуть.
— Харли… оо, он почтил нас своим вниманием, — саркастически улыбнулась Элис и в ее глазах мелькнул темный огонек.
Она ненавидит его.
Харли удивленно посмотрела на женщину, не ожидая от нее таких резко негативных эмоций.
Джокер продолжал неподвижно стоять, не мигая, уставившись на девушку, и Харли неосознанно сделала маленький шажок назад.
Почему его глаза немного красноватые, будто ему не хватает воздуха?
— Когда прибудут надзиратели? — девушка вдруг захотела поскорее вывести Джокера из этой маленькой клетушки, которая была словно сжимающийся лифт. Слишком неправильная.
Что-то в ней было не так. Как и с другими камерами.
— Скоро будут, детка. Он пока не готов к выходу, после ночи они всегда слетают с катушек, нужно время, чтобы они снова стали нормальными, если можно применить это слово к этим… — женщина запнулась, но девушка поняла, что она проглотила ругательство.
Эта милая женщина позволяла себе слишком многое.
Харли вновь посмотрела на Джокера.
Он слишком опасен.
Хищник ждет свою очередную жертву.
Когда пришла группа охранников и вывела несопротивляющегося Джокера из камеры, Харли уже не могла сказать с такой же уверенностью, что и раньше, что ее вера в себя как в психолога так же ясна.
Он будто вытащил из нее ее стержень, оставив бесхребетной и не опирающейся ни на что.
Он всего лишь смотрел на нее, но от этого взгляда становилось не по себе, и в данный момент она была жертвой. Смеющиеся глаза были лишь коварной маской, а то, что пряталось под ней, оказалось еще ужасней.
Он отличный психолог.
Харли по широкой дуге обошла конвой и двинулась в сторону его камеры, нерешительно потопталась на входе, а потом, вздохнув, зашла внутрь. Так странно было находиться в помещении, в котором только что сидел безумец и гений. И смотреть на мир под таким углом через призму стекла. А если прикрыть дверь, звуки извне становились глухими, будто под водой, неприятно давят на барабанные перепонки.
И странный запах, который был замечен девушкой еще в коридорах наверху.
Нотка чего-то горького и стерильного.
Плохой запах. И неправильный.
Девушка принюхалась, прошлась около кровати, наклонилась к дивану, пытаясь выявить причину странного запашка, залезла на кушетку, едва при этом не навернувшись с нее, и потянулась к вытяжке носом. И уловила его.
Харли изучала и химию, и биологию, наряду с психологией и педагогикой, и понимала что-то в газах и испарениях. И этот запах газа, которого здесь не должно быть по определению, очень ей не нравился.
— Харли, детка, что ты делаешь? — Элис с удивлением воззрилась на девушку, едва та покинула камеру и плотно прикрыла дверь в нее. Меж строк Харли прочитала скрытую угрозу — не суй свой нос, куда не надо!
Почувствовал подвох в словах и Джокер. Он растянул ярко-багровые губы в широкой улыбке, обнажая серебряные коронки на зубах, которыми он мог прокусить даже человеческую кожу. Может затем они и нужны были ему?
— Идемте, нужно скорее начинать.
И девушка первой направилась к выходу, чувствуя тяжелый взгляд в спину.
Уже ближе к концу Сектора, произошло нечто странное, что потом еще долго вспоминала девушка.
Они услышали громкий стук и, обернувшись, увидели, что один из заключенных бросился на стекло, разбивая лицо в кровь. Перекошенные в жутком оскале черты лица, широкий приплюснутый нос, тонкие губы, пустые мертвые глаза. Он был безобразен. Совершенно безумный взгляд был направлен прямо на Харли, но Элис даже не понадобилось вызывать санитаров. Джокер как-то по-волчьи повел головой вбок, будто разминая шею и огрызнулся, недовольно скривив рот. Именно огрызнулся, иначе этот звук было нельзя назвать. Словно злющая шавка рыкнула на надоедливых гиен, обозначая, кто тут главный.
Охрана вздрогнула так же слаженно, как и женский коллектив, а Джокер, как не бывало, продолжал путь, снова безразличный ко всему, потащив конвой за собой.
Заключенный опустил глаза и медленно двинулся назад, отходя в спасительную тень.
Он король преступного мира.
Вы поймали того, кто разрушит всю систему изнутри, и сами этого не понимаете.
— Некоторые совершенно сошли с ума и от них нужно избавляться, — Элис первой отошла от происшествия и нагнала девушку. — Тюрьма Блэкгейт ждет часть из них, тех, кто уже слишком сильно погрузился во тьму и не может возвратиться обратно.
— Вы ведь так не считаете, не так ли? — неожиданно раздался вкрадчивый голос сзади, но женщина и бровью не повела.
— Молчи, Джокер, иначе придется всадить в тебя реланиума от излишней болтливости, — охранники оглушительно захохотали, а вот Харли было совсем не весело от этих непонятных шуток, поэтому когда их оставили наедине в комнатке для проведения психоанализа, девушка свободно вздохнула. С Джокером она чувствовала себя гораздо лучше, чем с заведующей и остальными коллегами.
Ты ведь понимаешь, что ты похожа на него?
Помещение было просторным, со столом посередине, двумя кожаными стульями, с гладкими стенами, покрытыми голубоватыми прямоугольными плитками-кирпичиками, шкафами без створок с толстыми папками-делами каждого пациента. Старый плюшевый мишка с коричневой шерстью, сидевший на деревянной полке, грустно смотрел в пространство мутными глазками и казался еще одним несчастным, попавшим в сети безумия.
— Мистер Джокер, — произнесла Харли, впервые чувствуя это имя на языке, что было очень странно и крайне интересно. Она открыла папку с его делом, пролистала несколько страниц. Его досье она выучила несколько месяцев назад от корки до корки, но сейчас решила пробежать глазами, будто боясь, что упустила что-то очень важное.
— Харли Квинзель, — в тон ей протянул Джокер, сидящий напротив в смирительной рубашке поверх синей кофты и криво улыбнулся. — Знаете, доктор, — полушепотом заявил он, чуть наклонившись вперед, — ваше имя, оно такое, ммм… привлекательное. Похоже на Арлекин, если отбросить ненужные буквы… Харли Квинн… мне нравится. Классический персонаж. Чувствуете дух веселья и свободы?
— Свободой здесь и не пахнет, мистер, — Харли сложила руки на столе и посмотрела прямо в глаза собеседнику. — Все врачи, у которых вы наблюдались, диагностировали разные типы психоза. Начиная с синдрома раздвоения личности и до… Список бесконечен.
— Спасибо, я стараюсь.
— И это все, что вы можете по этому поводу сказать?
— Я хочу сказать, что я сошел с ума. И я достаточно умен, чтобы признать это… доктор.
Они замолчали, продолжая в упор разглядывать друг друга.
— Слова, слова, слова… — быстро заговорил, наконец, мужчина свистящим полушепотом, — так много слов, но они могут навсегда изменить жизнь, даже слишком сильно.
Харли вздрогнула, вдруг узнав этот вкрадчивый шепот. И с неверием покачала головой, отведя взгляд. Тот голос, советующий разжать руки тогда на гимнастической установке, он так завораживал, что не было силы воли сопротивляться. И теперь, услышав его спустя столько лет, она не могла поверить. Разве это возможно?
— Иногда стоит верить себе, иногда… У вас есть друзья, доктор Квинн? — неожиданно сменил тему он, поведя головой.
— Нет…
— Тогда он только что у тебя появился, Сахарочек, — ласково промурлыкал он, совсем сбивая с толку девушку.
«Вот тебе и преступник, кому хочешь заморочит голову!».
— Очень лестно, мистер Джокер. Скажите, что вас толкнуло на этот путь? Что вы помните о себе и что можете сказать? — Харли пыталась взять ситуацию в свои руки, но что-то шло не так. Не по плану.
Этот хитрец с ловкостью обходил все вопросы, отвечая на них, но КАК. Совершенно запутанный разум, неадекватный и непредсказуемый.
— Помнить — опасно. Прошлое всегда неприятное и нервное. Да, наша память коварна. Сначала ты помнишь карнавал, веселье, детские запахи, потом яркий переходный возраст, ну и прочая сентиментальная ерунда. А потом память ведет тебя туда, куда не хочется. Туда, где темно и холодно. Туда, где бродят жуткие тени, о которых ты хочешь забыть. Память мерзкая и отвратительная. Как и дети, правда?.. Но разве мы можем жить без них? Наши причины основаны на воспоминаниях. Отрицая их — мы отрицаем причины поступков. Хотя, что в этом такого в самом деле, мы же не привязаны к рациональности. Нет здравомыслия. И когда ты оказываешься запертым в поезде размышлений, который несет тебя к самым неприятным и жутким воспоминаниям, помни: выход есть — безумие. Можно просто выйти и закрыть дверь за всеми жуткими вещами, что случались с тобой. Их можно запереть… Навсегда. Ты понимаешь, Сахарочек? Всего лишь прислушаться к голосам в голове… Вспомнили? А я бы на вашем месте этого не делал. Воспоминания опасны. Прошлое полно тревог и волнений. Старые недобрые времена, можно сказать. Память так коварна. Зачем же все время быть в здравом уме и трезвой памяти? Безумие — это запасной выход. Отгородиться от всего навсегда, это так просто.
— Но ведь если отгородиться от всего, как вы говорите, что тогда останется от человека? Вы считаете, что рациональные мысли и чувства стоит прижать? А не тогда ли наступает эмоциональное выгорание, возможно ваше безумие это оно и есть? Вы всегда смеетесь, но что в вас осталось?
— Я смеюсь только на людях. Улыбка въелась мне в кожу. Но, если заглянуть мне в душу, я просто плачу. Может, поплачем вместе? — снова наклонился вперед мужчина, но уже чуть ли не упершись подбородком в столешницу, — если бы мои руки не были связанны, я бы показал тебе один фокус, Сахарочек… он нравился тем, кому я его показывал… Правда не все сейчас могут похвастаться этим, так как они прибывают, я бы сказал, в лучшей жизни, но всегда можно сделать исключение, кто-то же должен донести мою улыбку окружающим, верно?
— И вы сейчас намекаете на…?
— Какая вы догадливая, доктор Хар-ли… Знаете, моего отца было сложно рассмешить, а я уж пытался, можете мне поверить, но все попытки были тщетны. Только один раз видел его смеющимся. Маленькому клоуну в забавных штанишках в клеточку удалось сделать то, что мне не удавалось на протяжении многих лет!
— Вашу говорливость стоит списать на приступ доверчивости? — подняла бровь девушка, внимательно следя за мимикой сидящего напротив.
Почему же его глаза покраснели?
Становилось все сложнее нащупать правильную нить и тянуть разговор в нужное русло.
— А как ты думаешь, Сахарочек, — Джокер растянул губы в подобии улыбки, сверкнув коронками, — кто-то из нас же должен говорить правду, иначе весь разговор не имеет смысл, ты так не считаешь? — его стальные глаза смеялись, отливая свинцом при свете неяркой лампочки, но в их глубине застыла безумная искра, которая выдавала своего хозяина с потрохами, и была готова превратиться в костер при первой удобной возможности.
— Иногда этот костер помогает, — будто прочитал мысли девушки Джокер, — он сжигает все на своем пути, но освобождает тебе дорогу, осыпанную лепестками роз, и все, что тебе остается делать, это идти по ней, гордо вскинув голову и не смотреть на всю ту грязь, что может попасться под ногами…
Спустя час Харли казалось, что она попала внутрь к музыкальному инструменту и каждая нота ударяет по голове, создавая шумы и непередаваемую какофонию. Этот совершенно непонятный человек успешно запудрил ей мозги своими невразумительными ответами, но и девушка была не промах и кое-что выудила и теперь несла записи домой, бережно прижимая их к груди. Часть от полученной информации заключалась не только в проблемах пациента, но и относилась к странному запаху.
Например, выяснилось, что у пациента наблюдалась головная боль, головокружение, тошнота. Часть из этих можно было бы отнести и к психическим расстройствам, но Харли подозревала, что это не так. Красноватый оттенок белков говорил об отравлении, а вовсе не о не высыпании и усталости.
Ты ведь знаешь, в чем дело, не так ли?
На второй стадии наступает психомоторное возбуждение, на третий- смерть.
Харли узнала этот запах. Окись углерода встречалась не так часто, но и одного столкновения с ней хватило, чтобы сейчас с точностью определить.
Но кому это надо? Окончательно свихнуть с ума всех пациентов, избавиться от них всех сразу без проблем. Ведь газ быстро рассеивается, и его потом сложно обнаружить на месте преступления. А главное, что эта окись делает здесь, в «Аркхеме»?
Харли чувствовала, что из психолога она превращается в детектива. Ей на долю секунды стало жалко всех этих людей, безропотно сидевших в своих камерах и не понимая, что это их смерть. В сильной концентрации газ убивал намного быстрее, что было совсем легко в закрытых камерах. Но сперва они все окончательно сойдут с ума. Как этот безумный, который бился в дверь.
И Джокер тоже умрет.
Ты хочешь этого? Понимаешь, что он ловко манипулировал тобой и влюбил в себя?
Харли потрясла головой, вытрясая из нее ненужные мысли и ускорила шаг, стремясь скорее выйти из этого здание, которое за те годы, которые она здесь была, ни разу ей не надоело. Но сегодня она чувствовала, что что-то будто сжимает ее шею прочной удавкой, а воздуха становиться катастрофически мало.
Время шло. День сменял ночь, а вечер — утро. Харли познавала запутанный ум Джокера, выясняя все больше интересных моментов, хотя у нее и создавалось впечатление, что ее пациент узнает ее саму куда быстрее. За несколько месяцев
они сблизились, если можно так сказать. Джокер не пытался избавиться от своего нового психиатра, как с легкостью делал это с предыдущими, доводя их до состояния не состояния или, может, дело было не в том, что он не хотел, а в том, что Харли не была легкой добычей? И чтобы раскусить этот орешек приходилось долго корпеть над каждым сантиметром.
С каждым спуском в Сектор (а Харли всегда спускалась вниз за Джокером и наверх поднимались все вместе), девушка замечала все более плачевную картину. Пациенты совершенно терялись в себе и однажды она заметила, что тот бедняга, на которого рявкнул Джокер, исчез. Его камера была пуста и идеально вымыта, образцовый порядок царил в ней, будто ничего и не было.
Харли замерла перед ней, подняв руку в остановочном жесте и задумалась, глядя сквозь кристальное стекло.
— Доктор? — один из охранников обеспокоенно направился к девушке, — все в порядке?
— Да… да. Все лучше некуда, — но когда она отворачивалась от бывшей жилой комнатушки, она уловила внимательный взгляд Джокера. Он понимал, знал все, но молчал, считая, что молчание — золото.
Дальше все было еще страннее.
Седьмого мая ей позвонили из «Аркхема» и сообщили, что ее услуги больше не потребуются, и она может спокойно устроиться в любую другую психиатрическую лечебницу, а ее образцовое портфолио с положительными рекомендациями откроет ей широкие возможности в любой сфере деятельности.
Все было бы чудесно: новая работа, перспективы и счастливая жизнь, если бы не одно НО. Она больше не увидит Джокера. Пусть все это было его игрой, игрой жестокого ума, далеко вперед просчитывающего все ходы наперед, и знающего, что из этого всего выйдет. Маленькая ящерица где-то в глубине сердце испуганно сжималась в комок, она не хотела вот такой вот раскладки ситуации.
Харли, чувствуя подвох, со всех ног помчалась в «Аркхем», понимая, что произошло нечто очень и очень ужасное. Дальнейшие события были полнейшим адом.
Вся лечебница будто опустела, на полу в коридорах были разбросаны бумаги, папки, будто кинутые чей-то ссудной рукой, разбитые лампы печально мигали, освещая полнейший кавардак в кабинетах, испачканные чем-то темным стены. В воздухе витал запах тошнотворный запах смерти.
— Что случилось, что случилось? — как заведенная окликала девушка работников, но те лишь беспорядочно бегали, стукаясь о стены и спотыкаясь о тела, лежавшие на полу. Их передвижения больше всего походили на неосознанные рефлекторные движения.
Окись углерода?
Девушка прижала рукав к лицу, вдыхая нежный цветочный аромат, который успокаивал среди этой неразберихи.
Вот мимо промчалась группа одетых в камуфляж мужчин с автоматами наперевес, отстреливая беспокойных работников транквилизаторами и чуть было не попали в девушку, благо та успела увернуться. Один из новоприбывших схватил ее и куда-то потащил, что-то горячо говоря насчет прорыва и отравления, но Харли его не слушала. Извернувшись из стальной хватки, она кинулась наутек в недры «Аркхема», слыша сзади гневные возгласы, но ей было все равно. Гимнастическое прошлое давало о себе знать, и девушка с удивлением заметила, что не растеряла былую хватку, ловко избегая столкновения с попавшими на пути людьми.
Несясь изо всех сил в нижний Сектор, Харли все еще надеялась, что там все останется по-старому. Но планам не суждено было сбыться. Внизу царил хаос.
Часть заключенных сумела как-то выбраться на волю и теперь медленно бродила по всему Сектору, нелепо стукаясь о выступы и друг о друга. Мистер Фриз сидел на своей койке, понуро свесив голову на грудь, не смотря на то, что дверь была разбита, и можно было выйти. Вокруг мужчины сверкал воздух, а от его ног змеился иней, расползаясь по всей комнате и выползая наружу, словно любопытный зверек.
Они как зомби.
Но при ближнем рассмотрении девушка вздохнула чуть свободней, поняв, что они просто-напросто ослепли. Они шарили руками в пустоте, пытаясь найти выход во тьме, но только еще больше путались.
Они сошли с ума окончательно и бесповоротно.
Отравлены и спихнуты к краю пропасти. Ужасная смерть.
Харли, с быстро колотящимся сердцем, направилась к такому знакомому коридорчику из колон, прижимаясь к стенам и внимательно следя за передвижениями бывших заключенных, чтобы сразу предупредить момент, когда кто-то увидит ее, и в его больную голову забредет далеко не лучшая мысль. Но напрасно она уверяла себя, что все осталось по-старому. Камера Джокера была пуста, дверь разбита, острые осколки стекла хрупали под неосторожными шагами, колючками дикого шиповника зло топорщились из краев рамы.
— Черт! — Харли в бешенстве стукнула кулаком по стене, не обращая внимания на боль.
Ты ведь знала, что это произойдет. Он не будет здесь сидеть вечно и ждать, он хочет свободы.
И тут по спине пробежало стадо мурашек, а волосы встали дыбом от того голоса, что возник за спиной, обрывая все мысли.
— Улетела птичка, сбежала, — бронхиальным грудным смехом засмеялись сзади, — улетела птичка, улетела, хихихи… Сахарочек, что же ты теперь будешь делать?
Только Джокер так называл ее, и только ему она это позволяла, но этот голос не принадлежал ему. Кто посмел называть ее так?
Харли медленно обернулась, не спеша, двинувшись назад в камеру, не смотря на то, что разбившаяся дверь не спасет ее, но так было спокойнее, будто дух сидевшего здесь мужчины еще витал в стенах комнатушки.
Стоящий напротив ее мужчина стоял, широко расставив ноги и опустив руки вдоль тела, сзади болталась разорванная смирительная рубашка. Взлохмаченная голова была чуть склонена к плечу, а мутные зеленоватые глаза не останавливались долго на одном предмете, а лихорадочно перескакивали с одного на другое.
— Пересмешник, — девушка тяжело сглотнула, вспомнив про маньяка, копирующего все то, что он увидит или услышит и от этого ставшего совершенно непредсказуемым. Кто знает, что у него в голове, и что он скопирует в следующий раз?
— Да, да, Сахарочек, кому-то сейчас будет больно…ооочень больно, — он снова засмеялся, и Харли с ужасом поняла, что он копирует кого-то.
Пересмешник никогда не делал своего и не говорил сам, он всегда повторял за кем-то.
— Очень больно, — повторил мужчина и резко поднял голову. — Пойдем, Сахарочек, кто-то ждет тебя, — он, пошатываясь, направился к девушке, выставив руки впереди и желая ими сцапать Харли, но не тут-то было.
Девушка увернулась от загребущих ручек и кинулась к выходу, но ее враг оказался не таким уж медлительным. Едва она поравнялась с ним, он цепко схватил ее за растрепавшиеся пряди и с такой силой дернул назад, что Харли показалось, что ее скальп останется здесь в виде боевого трофея. Голову обожгло огнем, а потом и все тело; Пересмешник швырнул ее об пол, прямо на острые осколки и девушка почувствовала, как они зло впиваются в кожу, раздирая тонкую ткань одежды.
— Кто-то ждет, — бормотал мужчина, усевшись на грудь жертве и наклонившись к самому уху, опаляя его горячим дыханием, — видишь ли, Сахарочек, кто-то заждался, — и он, резко вскинув руки, с силой вцепился ей в горло, сжимая изо всех сил.
Девушка знала, что маньяки всегда что-то говорят своим жертвам на прощанье, будь то слова песни или иное послание, но не ожидала, что Пересмешник так сразу преступит к делу, поэтому сообразить, как выйти из положения не успела.
Мужчина продолжал с радостью сжимать руки, видимо уже забыв, что звал девушку с собой. Безумец, что с него взять.
Харли захрипела, чувствуя, что кислород уже не может пробраться в легкие, а в висках уже требовательно бьется кровь, намекая, что организм скоро загнется. Девушка принялась амплитудно дрыгать ногами, раскидывая по полу осколки и пытаясь как-то достать до спины безумца и скинуть его с себя, но тот лишь хорошенько врезал ей по лицу, еще сильнее схватив горло. Харли почувствовала, как по губам скатилась солоноватая капелька крови и тут, когда сознание стало затуманиваться, в поле зрения попал небольшой кусочек стекла, похожий на острый треугольный щит. Мысль возникла моментально. Отцепив свои руки от его, которыми пыталась отодрать сильные пальцы от ставшей такой нужной части тела, она уронила руку вбок и подобрала осколок, лихорадочно сжав его в кулаке, не чувствуя боли от слишком сильного сжатия и не обращая внимания на теплые струи, устремившиеся к концам пальцев.
— Ты сам себе вынес приговор, — прохрипела она, глотая кровь и сжимая в кулаке осколок, а потом, собрав все силы, всадила его в шею убийцы. Тот замер, затем недоверчиво булькнул и стал заваливаться в бок. Все эти долгие секунды решались лишь одним коротким действием.
— Баба, меня завалила баба, — прохрипел он. Несколько мгновений он недоверчиво смотрел на свою жертву, как бы не понимая, что случилось, и обмяк, неловко упав на кафель с глухим стуком.
Харли судорожно вздохнула, с усилием откинула его от себя и перекатилась чуть дальше, не обращая внимания на острые кусочки, которые кололись и впивались в кожу. И все равно, что они попадут в кровь, главное, что она жива. Но вскоре до нее дошел весь абсурд происходящего, и она разревелась, хрипато и отчаянно, чувствуя, как шею еще сжимает спазм, будто трахея была сдвинута и теперь мешала дыханию. Она жива, жива, пусть и помята, и кровь льется из носа и перед глазами все пляшет. Холодный пол остужал лоб, и только через несколько минут она успокоилась и перевернулась на спину. Жизнь снова обретала краски, и в уши ворвался монотонный шум толпы, которая, по-видимому, все еще плутала где-то в начале. Смертельная усталость накатила на измученный разум, и так захотелось остаться здесь. Лежать и ждать, пока кто-нибудь заберет ее отсюда, но мысль о Джокере отрезвила ее, заставила подняться на дрожащие ноги и понести себя к выходу, поправляя на ходу искромсанную кофту. Нужно его искать. Потому что он еще в здании, он не сбежал.
Видишь, что он сделал с тобой? Ты как машина, следующая его воли, ты понимаешь это?
Бесчисленные коридоры, секции, кабинеты- все слилось в одну полосу, но Харли не знала, куда идет. Ноги сами ее несли в нужном направлении и спустя несколько минут тяжелого бега, результатом которого стало полуобморочное состояние, в котором она и ворвалась в дверь экспериментального отсека, распахнув ее так, что ручка врезалась в стену и так и осталась стоять в проходе, расставив ноги и держась руками за косяки. Тяжело отдуваясь и смотря вперед, как бык на красную тряпку, и пытаясь сфокусировать взгляд на предметах, часть из которых смутно походила на людей, но без очков, которые разбились еще в начале пути, это было трудно заметить. Тело ныло и делало попытки осесть на пол, но какой-то внутренний стержень, что-то волевое неизменно дергало ее наверх и держало, держало, не давая осесть и смириться с жалостью к себе.
Кровь хлестала из носа, стекая по губам и пачкая одежду, но это было сейчас не важно. Только то, что здесь был рай по сравнению с тем, что происходило за тяжелой дверью. Тишина, спокойствие и чистота царили в этом огромном помещении. Доктора в белых стерильных халатах что-то обсуждали, перекладывали папки, выводили на компьютеры стереограммы, не было ни крови, ни безумия, ни суматохи. Тишина и благодать.
И едва Харли ввалилась в этот чистенький мирок, все застыли, удивленно воззрившись на нарушителя стерильности. Еще бы, вся растрепанная, в багряных пятнах, с разорванной одеждой, она производила впечатление человека, попавшего в военные действия, что, впрочем, было недалеко от истины.
Пару секунд две стороны в шоке рассматривали друг друга, а затем мир взорвался звуками и криками. Люди в белых халатах возмущенно загалдели, к девушке устремилась охрана с невысоких параллельных балкончиков, но Харли не стала дожидаться, пока они доберутся до нее, и, ведомая пятым чувством, кинулась в противоположную сторону, расталкивая оторопевших бывших коллег в стороны. Послышалась отборная ругань, мимо прошелестели пули с транквилизаторами, один из которых царапнул щеку, пролетев по инерции дальше, и врезался в стену.
Почему они так бурно реагируют на ее присутствие, как будто она преступник?
Ты же знаешь ответ, детка, они просто бояться тебя.
Вот она, нужная дверь. Харли рывком распахивает ее, отчего та чуть не срывается с петель от излишне сильного дерганья; сзади все стихло. Зато из следующего небольшого помещения на нее так же удивленно воззрились около пятнадцати пар глаз.
Девушка оглянулась и вздрогнула от открывшейся картины. Посередине стоял самый настоящий операционный стол, на котором растянулся он. В одних темных штанах, с накрепко прижатыми ногами и руками кожаными ремнями к столу, с толстой повязкой на шее, а стоящий рядом мужчина держал в руках ЭЛЕКТРОШОК.
Харли аж задохнулась от ярости; ее Джокера хотели превратить в овощ?!
— Харли?! — послышался рядом знакомый голос, и в поле зрения появилась Элис, как всегда одетая с иголочки и невозмутимым лицом. — Что происходит, что с тобой случилось? Ты не получала сообщения?
— Слишком много вопросов, — Харли потрогала лоб и, нащупав внушительный кусок стекла, с трудом вытащила его и откинула в сторону. Тот с тихим звяканьем отлетел и стукнулся об плинтус. — Твои пациенты и рабочий персонал стали неуправляемы, сейчас наверху работает группа зачистки, ты знала об этом? — и, видя, что женщина раскрыла рот, язвительно перебила ее, — конечно, ты знаешь, это ведь ты решила их всех отравить, что ты уже сделала с предыдущим заместителем и его племянником, так ведь? Пытаешься добраться до власти, а? Делай что хочешь, мне все равно, но он, — кивок на неподвижного мужчину, — уйдет со мной.
Преступному миру нужен король.
Харли решительно подбежала к столу, на мгновение забыв о больной ноге, на которую она неловко упала, споткнувшись на лестнице, с удивлением увидев, что Джокер находится в полнейшем здравии и сознании, правда под глазами залегли синяки, а сами глаза были красные и воспаленные. Но даже сейчас его лицо не покидала насмешливая полуулыбка, а когда в поле его зрения возникла девушка, он растянул губы еще больше.
— Аа, Сахарочек, — протянул он приветственно, — пришла навестить меня, но, кажется, наша беседа немного откладывается.
— Заткнись, придурок, — Харли выудила из себя еще один осколок и швырнула в мужчину с электрошоком, — пошел прочь!
— Харли, ты сошла с ума, — Элис очнулась и поспешила к столу, остальные же, наоборот, поддались назад, перешептываясь и прячась друг за друга. — Что ты делаешь, это же преступник, да к тому же совсем безумец, да отпусти же его!
— Мы все сошли с ума! — яростно выкрикнула девушка и, неожиданно для себя, хлестко ударила женщину по лицу, откинув ее от себя на пару метров и развернувшись ко всем лицом, заведя руки назад и положив их на теплое тело лежащего сзади мужчины, и прикрыла его собой.
— Это мой пациент, и вы не имеете права его трогать, а пока что он находится под моей защитой! И первый, кто дотронется до него, пожалеет об этом, вам всем понятно?! — сорвалась она на истеричный визг, топнув ногой.
Она не знала, что с ней творится. Просто увидев его, пусть и даже в таком положении он выглядел опасным, но он был в ловушке, и девушка четко понимала, что разорвет всех на куски. Тех, кто попробует его хоть пальцем тронуть. Просто он влез ей в голову и что-то переключил там.
Костер уже разгорается.
— Не стрелять! — Элис, наконец, распрямилась, держась за стол. На ее щеке горел красный след, и Харли нисколько не пожалела, что ударила ее. Что-то внутри ликовало и радовалось такому бунтарству против системы и правил.
Охрана, ощетинившись стволами, грозно молчала в проходе, готовая незамедлительно стрелять по команде.
— Ты ведь все просчитала, Элис, — девушка вытащила из кожи еще один осколок, роняя его на кафель. — Ты все просчитала, и это было твоим планом. А я то, дура, наивно полагала, что меня повысили из-за успехов. Но это был всего лишь твой дурацкий план, но при чем здесь я?
И почему ты так ненавидишь его?
— Потому что так надо, потому что мир нужно избавлять от этих тварей, — свистящим шепотом произнесла женщина.
— Ха-Ха-Ха. А знаете, это забавно… То, что здесь происходит, — послышался довольный голос Джокера. — Напоминает мне один анекдот… Короче, жили-были двое в дурдоме… И однажды ночью… Однажды ночью они решили, что им там больше не нравится… И захотели сбежать! Ну и вот, вылезли они на крышу и видят: лишь небольшое расстояние отделяет их от соседнего дома, а дальше — целая вереница крыш простирается в лунном свете… Дорога, ведущая к свободе. И первый парень — он спокойно перепрыгивает на соседнюю крышу. А его друг все никак не решается прыгнуть. Видите ли, он боится упасть. Тогда, первому приходит в голову отличная мысль… Он говорит: «Эй! У меня с собой фонарик есть! Я сейчас посвечу в твою сторону, и ты сможешь дойти до меня по лучу света!» Но второй парень только трясет головой. Он говорит: «Я тебе что — СУМАСШЕДШИЙ, что ли? …Ты ж его выключишь, когда я на полдороги буду! Ха-Ха-Хаа, — залился дьявольским смехом мужчина. Он что, думает, что его сейчас отпустят? Да ему чуть мозги не поджарили, а он еще и смеется?!
— Эх, хватит развлечений, — тут же перебил он сам себя, но уже в его тоне сквозило раздражение и нетерпение, — пора прекращать этот фарс, а ты, Сахарочек, шла бы отсюда, а то скоро здесь станет слишком жарко, мне уже чертовски надоело лежать здесь, спина затекла, знаешь ли.
— Заткнись, Джокер, а ты, тебя я не приняла в расчет, а очень зря, — женщина сузила глаза, и девушка поняла, что сейчас она напоминает опасную кобру, готовую накинуться на жертву в любой момент.
— Я уйду только с ним. И точка.
— Кто-то совсем адекватность потерял, а? — Джокер все никак не унимался. — Иди отсюда, доктор, иначе отсюда повезут только труп…
— Послушала бы своего дружка, Харли, — Элис ухмыльнулась, и девушка не заметила, как она незаметно дернула пальцем. Один из стрелков моментально вскинул винтовку и выстрелил.
Точность была стопроцентной.
Харли с недоумением посмотрела на тонкое оперение, торчащее из плеча, а разум уже необратимо покрывала темнота, и она уже не чувствовала, как ее тело упало на пол и не видела, как Джокер широко распахнул глаза и безумно-предвкушающе улыбнулся.
— Мы попали в тупик. Но я спасу тебя.

Медленно, очень медленно в голове прояснялось, настолько нерешительно и неохотно, будто ребенок, который не хочет расставаться с любимой игрушкой. Неприятный звон отвлекал и раздражал, голова была ватная и тяжелая, мысли никак не могли собраться в кучу. Стоило одну уловить, как она ускользала, и сознание покрывалось пеленой.
Не делая попыток прийти в себя, Харли просто лежала и ждала, пока все само пройдет и хоть чуть-чуть устаканится, понимая, что так она может пролежать чертовски долго. Она чувствовала, что организм на грани и с трудом держится, пытаясь переварить все шишки и ушибы, что выпало на его долю, а по-хорошему, срочно требовалась капитуляция в больницу. Волнами накатывалась тошнота, что было еще хуже, будто девушка долго читала в ехавшей по кочкам машине и ее укачало. Знатно укачало. С рябью в глазах и разрывающей разум болью.
Тела она вообще не чувствовала, зато уловила противный запах чего-то тухлого и явно испорченного, отчего ее состояние тошноты только усилилось, зато в голове стало неожиданно ясно. Зловоние знатно пробило нюх и навело порядок в суматошных мыслях, разложив их по полочкам.
Девушка покряхтела и сделала попытку перекатиться на бок. Неудачно. В голове все забренчало более радостно и с большим энтузиазмом. Тело же отозвалось тупой болью и изъявило желание остаться на своем месте путем полного неповиновения. Но когда шум более менее прошел, Харли снова, не открывая глаз, напрягла мышцы и на этот раз ей удалось. Побитая тушка заныла, вспоминая все те синяки, что она набила сегодня утром. Или не сегодня? Какой вообще сегодня день? Но встать все же стоило, иначе она тут пролежит бог весть сколько, нужно было действовать. И выбираться из этого нечто.
Собравшись с мыслями, девушка разлепила глаза, с удивлением поняв, что вокруг полумрак. С трудом села, нетвердо упершись руками в пол и слегка покачиваясь. Отдохнув немного и подождав пока глаза привыкнут к такому освещению, а тело отпустит оцепенение, медленно и аккуратно начала двигаться к следующему шагу- встать вертикально.
Поднялась сперва на колени, затем уже на выпрямленные ноги и едва не упала, так резко ее повело в сторону.
— Ч-черт, — ругательство вышло само по себе, но как нельзя лучше характеризовало ситуацию.
Реланиум отпускал медленно и, по идее, те, кому посчастливилось попасть под его действие, целый день пластом лежали и не могли пошевелиться. Харли же была в состоянии аффекта, а адреналин быстрее разгонял препарат по крови в таком состоянии; благодаря этому и только этому девушка смогла двигаться и даже рационально думать.
Она находилась в крытом небольшом помещении, в котором был стоячий спертый воздух и не малейшего намека на ветерок или хотя бы, на крайний случай, ни дуновения. И ни малейшего лучика света, только сплошная однообразная темень. И это все напоминало…большой ящик?! Из ряда тех, которые перевозят на грузовых судах по всему миру. Это что же получается, ее везут неизвестно куда?!
Девушка, насколько позволяло ей тело, быстро двинулась к выходу, спотыкаясь и напряженно следя за каждым движением и контролируя, что бы не развалиться на полпути к выходу. Где выход? Да вот же, темное пятно на фоне остального сероватого фона. Толкнула тяжеленую дверь и едва не расплакалась, поняв, что створки не закрыты на засов, а только плавно раскрылись от сильного толчка. Выглянула наружу, отметила, что еще почти светло, пять часов, судя по освещению, и увидела длинные ряды одинаковых ящиков разной расцветки, небольшие площадки с бочками и ящиками поменьше и не души.
Почему двери не заперты?
Харли вдохнула побольше такого свежего воздуха и, отпустив дверь, сделала несколько нерешительных шагов вперед, до последнего держась за такую нужную опору и отпустила только тогда, когда длины руки уже не хватило. Сделала несколько пробных шажков, еле отрывая ноги от асфальта и подволакивая их, нетвердо направилась подальше от места бывшего заключения, покачиваясь и норовя при каждом шаге бесформенным кулем свалиться наземь. Обняв себя за плечи; тонкая разорванная кофта совершенно не защищала от холодного ветра, а только вызывала толпу мурашек и непроизвольную дробь зубами, поплелась в сторону небольшого просвета между ящиками. И едва порадовалась, что сможет беспрепятственно уйти, впереди неожиданно возник высокий мужчина и сперва с удивлением посмотрел на нее, а потом, сообразив, что-то громко выкрикнул в пространство и бросился к ней.
Харли сперва испуганно замерла, вцепившись в плечи пальцами, а затем развернулась, при этом едва не упав, так закружилась голова, будто маятник качнули, и рванула обратно, вглубь лабиринтов, настолько быстро, насколько могла. А могла она немного; сзади все отчетливей слышался топот, и происходящее все больше напоминало фильм ужасов, в котором она выступала в роли жертвы, а сзади ее неумолимо нагоняло жуткое чудовище в облике преступника. Обернулась она вовремя, когда мужчина протянул руку к треклятым длинным волосам, пытаясь таким образом задержать беглянку, и неловко наклонилась в сторону, со всей силы приложившись об железный бок ящика. Зато преследователь по инерции пробежал еще несколько шагов, и этого короткого замешательства хватило, чтобы развернуться и броситься наутек.
В боку уже закололо от неподготовленной нагрузки, но зато она почувствовала свои пальцы и ноги стали менее походить на негнущиеся костыли. Мужчина моментально нагнал ее, но предыдущий трюк не прошел. Он успел вцепиться в нее, больно сжав ребра, и приподнял над землей, вознамериваясь отнести ее обратно, откуда выбралась, но теперь засов закроют.
Харли не смогла сдержать испуганного писка, чувствуя как ее ноги уже не чувствуют опоры и забарахталась, пытаясь выбраться из стальной хватки. Тем временем, подоспела еще группа помощников в количестве семи человек и кинулась со всех ног к нарушителям тишины.
Один из этих умников попытался протянуть свои ручки к верхней части тела, и возмущенная до глубины души девушка, опершись на грудь держащего ее, резко согнув ноги, ударила его в грудь. Отлетел он далеко, явно пойманный врасплох, а затем неразборчиво вякнул и, насупившись, ринулся в атаку. Дальнейшие действия можно было назвать избиением младенцев или копошением в песочнице.
Харли вцепилась в волосатую руку, собиравшуюся облапать ее, зубами, зарычав не хуже волчонка и с удовольствием слыша яростный рык, а затем ее весьма ощутимо ударили по лицу. Руку пришлось выпустить, сплюнув вражескую кровь прямо в физиономию пострадавшего.
— Эй, аккуратнее, сказали не портить товар, — грозно прогнусавил тот, что держал девушку и развернулся к ящику, решив затолкать сопротивляющуюся жертву туда. Но девушке терять было нечего. Она изо всех сил потянула себя вниз и когда мужчина на несколько секунд наклонился, потеряв равновесие, схватила его за плечи, взмахнула ногой, оттолкнулась другой и, сделав сальто в воздухе, оказалась у него на плечах, крепко схватив за шею и принялась его душить. У нее самой мельтешило перед глазами, будто это она была с живой удавкой на шее, но боль принесла с собой отрезвление, а организм окончательно выходил из транса и все лучше слушался хозяйку. Жалко мужика не было, как и остальных. Они всего лишь бандиты, которые за деньги отвезут ее куда угодно, убьют и сделают любое, что им прикажут.
Но откуда у нее такая жажда крови и как она может так спокойно убивать человека своими руками? Не он ли подтолкнул ее к этому?
Мужчина пытался сдернуть ее за ноги, но куда там. Разъяренная женщина вообще не поддается дрессировке, и горе тем, кто об этом не знает.
— Получай, придурок, получай, — Харли удовлетворенно подождала, пока мужчина совсем обессилит и едва к нему подбежал его дружок, взвилась в воздух, перепрыгнув на него. Но девушка отчетливо понимала, что ей не выстоять против семерых здоровенных мужиков и пора делать ноги. Поэтому она не стала изображать героя и ниндзя и, легко соскочив с бандита, со всех ног побежала в противоположную сторону от группы. Они сделали ошибку, не набросившись на нее все вместе и подумав, что женщина с ними не справится.
— А ну стоять, цыпочка, — сзади кто-то неожиданно схватил ее за растрепавшиеся волосы и дернул на асфальт. Девушка взвыла, проклиная длинные космы, благодаря которым она не раз попалась и едва не погибла. И снова оказалась распростертой на земле, а не вытащенные осколочки еще больней впились в кожу. Лицо, не выдержав повторного грубого обращения, отозвалось болью, а из носа снова хлынула кровь. И склоненные над жертвой мужчины не увидели фигуру в плаще на одном из ящиков, сидящую на корточках и небрежно опирающуюся на ствол автомата.
И когда воздух разрезала автоматная очередь, никто не успел прийти в себя.
И когда фигура спрыгнула со своего насеста, гулко приземлившись. И даже когда один из бандитов захрипел и повалился на землю с ножом в горле, реакция у группы затормаживала.
— Ах, старые безумные деньки, — пропел насмешливый голос, и Харли вздрогнула облегченно и испуганно. Этот голос она не перепутала бы ни с кем на свете.
— Эй, клоун, иди отсюда по-хорошему, — один из этих самоубийц попер на Джокера, явно не понял с кем связался, бедняга. — Ты лишний в нашей вечеринке.
— Зубы заговариваешь… А он мне нравится. Он такой серьезный! — засмеялся Джокер и поднес руку к лицу, на тыльной стороне которой была набита татушка улыбающегося рта, а на пальцах блестели золотые кольца. — Ха-Ха-ха, — хрипато прокаркал он, а затем резко посерьезнел, отведя руку. В его стальных глазах читался приговор.
— Слушай ты, кривляка, иди отсюда, — остальная братва, по-видимому, тоже страдала умом. Или они думали, что это всего лишь не настоящий, переодетый и ряженый придурок. А их мертвый товарищ с ножом в горле им ни о чем не говорил.
Харли слегка подняла голову и, зажимая нос, медленно поползла под защиту ящика, ставшего таким родным. Сейчас станет горячо и главное не попасть под раздачу, кто знает, может Джокер решит отомстить ей за все те часы, что она промурыжила его.
А что, если это не он?
Но это же его голос!
Но он же должен находиться в другом месте?
Или это все была лишь игра, и это он спровоцировал все, чтобы убить их и избавиться от психушки?

Сейчас он выглядел куда лучше, чем в их последнюю встречу. Здоровый, с уже не такими воспаленными глазами. Спокойный как удав, харизматичный и такой опасный в своем безумии. Впрочем, он всегда был таким. Сейчас на нем красовался длинный распахнутый плащ из бардовой крокодиловой кожи с поднятым широким воротником, на груди болталась массивная золотая цепь, обидные фразочки-татушки ухмылялись с торса, показывая языки и кривляясь, на ухе уже блестели пирсинги. Джокер во всей своей красе. Да даже его лицо, такое красивое, с подведенными красным глазами и страшное с ярко накрашенными губами было доказательством, что вот он, настоящий король преступного мира.
— Сейчас он всех по стенам размажет, — прохрипела девушка, тем не менее продолжая двигаться в сторону ящика, — идиоты, зря вы его злите.
— Аа, Сахарочек, приветствую. Что-то ты паршиво выглядишь, — Джокер театрально выглянул из-за рослых фигур надвигающих на него людей, пробежавшись взглядом по распластавшийся на асфальте девушке.
Затем коварно усмехнулся и выудил откуда-то из-за спины метательный нож без ручки. Задумчиво взвесил в руке.
— Окружаем его, — бандит со щетиной махнул рукой, и остальные начали плавно передвигаться, беря в кольцо своего врага. — Так значит это ты королевский ублюдок, — сплюнул мужчина. — За твою голову я озолочусь.
— Я королевской крови, но могу и быть ублюдком, — Джокер опасно сузил глаза и наклонил голову, — а вот ты, — указательный палец вперился в сторону говорившего, — слова, слова, слова, слова, слова, слова, слова, слова… Будешь много болтать, будешь страдать! — мотнув головой, как бы раздумывая, он метнул нож одновременно с тем, как бандиты ринулись в атаку.
Послышалась отборная ругань на всю площадь, тот, которому не повезло стать целью меткого Джокера, свалился, а его товарищ, протянувший руки к безумцу, истошно заорал, потрясая отрезанными конечностями.
— Вообще-то, ваши руки вам еще пригодятся… чтобы цепляться за свою бесценную жизнь, так что я бы не советовал их распускать, — заявил буднично он, всадив еще один нож в очередного нападавшего. Тот забулькал кровью и повалился, корчась в агонии.
Третий «везунчик» получил сильный удар по голове и повалился, выпучив глаза, и тут же был подвергнут сильнейшему пинку в колено. Послышался трехэтажный мат.
— А-ха-ха-ха-ха! Прямо по чайнику! О, постой, тебе нельзя двигаться, — видя, что пострадавший закопошился, Джокер заботливо наклонился к нему.
— Заткнись, чёртов клоун… Ох!
— Ой, ты повредил ногу? Не хочешь сломанную шею для полного комплекта? — и резким движением безумец свернул ему шею с противным громким хрустом.
— Ну, кто следующий?
Следующих не оказалось. Бандиты поняли, что им не одолеть врага и чуть поддались в стороны, доставая из карманов и поясов пушки. Один из них, более догадливый, чем его братва, схватил Харли за волосы и девушка, шипя от боли, была вынуждена подняться. Ей в наклоненную шею был тут же грубо приставлен ствол.
— Эй, ты, положи на землю стволы, иначе я пристрелю ее, — девушка с ужасом услышала глухой треск предохранителя, и пушка еще сильнее впилась в скулу.
— Ты ничем не отличаешься от Бэтмена, ублюдок, разве что не в себе, так что нам нет причин сохранять тебе жизнь, — процедил один из оставшихся в живых, — но мы даем тебе уйти по-хорошему, и никто больше не пострадает.
— О нет, дорогуша, Бэтмен морочит молодые мозги, а я вышибаю их из черепушек — это огромная разница. Но раз вы настаиваете, — Джокер театрально развернулся спиной, подняв руки, но в следующий момент молниеносно развернулся, и в воздухе промелькнуло лезвие.
Видимо, Джокер питал слабость к ножам и шейным артериям.
Оно пролетело в опасной близости от уха Харли и смачно воткнулось в шею позади стоящего. Брызнувшая теплая кровь фонтаном орошила девушку, и она с воплем отвращения свалилась на асфальт, пытаясь сдержать далекий завтрак. Тело мужчины еще какое-то время простояло, а потом грузно повалилось на девушку.
Харли только пикнула, когда туша намертво прижала ее к земле, а рядом с глазами возникло мертвое лицо с остекленевшим взглядом. Завизжав, словно институтка в бане с мужиками, девушка откинула его с себя и, поднявшись, кинулась в сторону, совершенно не видя, куда бежит из-за слез, которые пеленой заволокли весь мир.
На такое она не подписывалась, она не хотела такой резни, особенно если сама станет жертвой.
И тут раздалась автоматная очередь и дикий оглушающий хохот. Харли как подкошенная рухнула вниз, прикрывая голову руками, послышались крики и ответная редкая стрельба, но вскоре повисла тишина. Тяжелая, мертвая.
Харли беззвучно зарыдала, подтянув ноги к голове и пряча лицо. Мир неожиданно показался таким жестоким. Тело само по себе дрожало то ли от холода, то ли от пережитого ужаса, из горла вырвался судорожный вздох.
— Жаль, что я без камеры — получил бы миллионов десять просмотров, — послышался удовлетворенный голос, и девушка услышала, как тихо захрустел асфальт под тракторными подошвами ботинок. Направлялся он в ее сторону.
Но ей было все равно, убьет он ее или нет, все уже не имело значения.
— А я уж думал, что ты никогда не успокоишься, такая неугомонная, — вкрадчивый голос прямо над ней, а затем еле слышный вздох. Скрип кожаного, явно дорогущего предмета верхней одежды, и девушка не успела испугаться, как неожиданно оказалась в воздухе и почувствовала на себе тяжесть плаща.
Она непонятливо забарахталась, но руки, державшие ее, только еще больше сжались.
— Не дергайся, Сахарочек, иначе придется успокоить.
Девушка замерла, зажмурив глаза и пытаясь успокоиться, но нервная дрожь еще долго скручивала тело, пока Харли не провалилась в забытье.

Очнулась она рывком, словно выплывая из толщи воды и часто задышала. Голова была свежая, но тяжелая, тело одеревенело, но не настолько, чтобы не почувствовать мягкую поверхность под собой. Постель, это было постельное белье, такое мягкое, нереально родное, и Харли захныкала, с трудом перевернувшись на бок и обняв подушку. Она находилась у себя в комнате, о чем повествовали такие знакомые запахи, а сверху ощущалось тяжелое теплое одеяло. Это было самое лучшее утро в ее жизни.
Даже не смотря на то, что было до забытья; вся та кровь, боль и шок были в прошлом. И…
Девушка медленно перевернулась и скосила глаза, чуть не икнув от неожиданности.
В проеме двери стояло выдвинутое со своего привычного места кресло, а на нем развалился Джокер, руки которого, как и у нормального среднестатистического бандита и преступника, покоились на автомате, лежавшего на коленях.
Распахнутый плащ обнажал все бесчисленные татуировки, и Харли засмотрелась на такое бледное сильное тело, не заметив, как поддается вперед, и опомнилась только, когда по телу пробежал разряд боли от потревоженного колена.
— Черт, — девушка откинулась на подушки, разглядывая комнату. С последнего пребывания здесь ничего не изменилось, не считая наваленной в углу кучи красновато грязного оттенка с характерными разрезами. Ее одежда?
Как он попал к ней в квартиру. И что это вообще была за резня, что он устроил и что он делает здесь? И что будет с ней?
Харли тихонько пошевелила ногой, ощупала лицо, почувствовав под пальцами маленькие ранки, бегло осмотрела себя, отметив, что в длинной рубашке и решилась. Затаив дыхание, она очень медленно принялась выползать из-под одеяла, придерживая его рукой, чтобы не шуршало, максимально тихо соскользнула с кровати, схватившись за бортик и подождав, пока головокружение уляжется, сделала пробный крохотный шажок, сжав зубы. Ноги подкашивались, а тело болело, будто девушка всю ночь занималась гимнастикой без растяжки. Вкупе с этим шел набор из головокружения, общего тяжелого состояния и болезненных подвываний синяков и ссадин по всему телу. И неприятное ощущения, что произошло что-то непоправимое. От этого чувства рвалась душа, и сладко пело сердце.
Девушка, обождав еще несколько секунд, вглядываясь в неподвижно лежащего мужчину и больше всего в спокойное лицо, которое могло быть просто маской, и не спеша двинулась на выход, тяжело сглотнув, когда взгляд упал на автомат.
Шажок, еще один. Встав на всякий случай на цыпочки и и чуть согнувшись, подняла руки, пытаясь держать равновесие. Паркет тихо скрипнул под неосторожным движением, и Харли замерла. Странно, что он еще не проснулся, после такого шума, который казался оглушающим в тишине квартиры. Даже, казалось, был слышен быстрый стук ее испуганного сердца.
И когда девушка подкралась совсем близко к Джокеру и, вытянувшись в струнку и занеся ногу для широкого шага, намереваясь сделать предпоследний шажок к свободе, мужчина резко открыл глаза, вперив в беглянку тяжелый взгляд.
Харли замерла, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле.
— Не стоит так красться, Сахарочек, может я приму тебя за врага. Ты же знаешь, ножи — это мой профиль.
Девушка сглотнула, глядя на мужчину большими глазами.
Что он собирается делать? В какую игру играет?
Джокер на секунду замер, а затем резко поднялся, двинувшись на Харли, словно собирался ее протаранить. Медленно и решительно начал наступать и замер только тогда, когда ее спина вжалась в стену, и между ними оставалось не больше сантиметра.
— Харли, — прошептал он настолько яростно, что по спине пробежали мурашки, а дыхание сперло, и еще ближе, обдавая ухо теплым дыханием, — Харли…
— Что вы собираетесь делать? — девушка зажмурилась, сжавшись в глубине в тугой комочек.
— Неправильный вопрос, Сахарочек, скажи лучше, что будешь делать ты?
И не дождавшись ответа, отпрянул так же быстро, как и встал с кресла.
— В кровать, живо.
— Что? — истеричные нотки все же прорезались, заставив мужчину громко рассмеяться. Отойдя от перепуганной девушки, он запрокинул голову и загоготал своим диким смехом, обнажая ряд коронок, а затем замолчал, будто обрубил звук и медленно опустил голову, сверля взглядом Харли. Взглядом психопата, невменяемого и опасного.
— Сахарочек, не заставляй меня повторять, не люблю я это дело, уж прости, но могу помочь…
— Ннне надо…
Но мужчина снова уже шагнул к ней, и девушка, отлепившись от стены, не оборачиваясь, задом двинулась в сторону кровати, стараясь удержать расстояние, и опомнилась, когда только рухнула на матрац, резво закутавшись в одеяло.
— Постельный режим это, конечно, хорошо, но меня кое-что… Не делай так, Сахарочек, — Джокер водрузил колено на кровать, и девушка почувствовала, как ее нога скатывается в сторону наклона, а затем обе руки уперлись с двух сторон от подушки, и его лицо оказалось в вопиющей близости от ее лица, опаляя жарким дыханием.
— Неповиновение переходит в неподчинение, это не весело… что ты теперь собираешься делать, а?
— Зачем вы их убили? — Харли вжалась в подушку и, понимая, что этот вопрос бессмысленно задавать убийце со стажем, но ведь он мог просто не приходить за ней?
— Ах, эти вопросы… слишком много вопросов, я не люблю оставаться в долгу, Сахарочек, даже если придется убить всех. Я убиваю всех, кто может себе возомнить, что может меня прижать к стенке. И еще дерзость; они так идеальны в своем сочетании, так прекрасны…
— И вы выпустили то пламя…
— Вы очень догадливы, доктор, — он еще ниже опустился, и девушка почувствовала холод его цепи, свесившуюся с шеи, а так же и то, что она сошла с ума. Потому что сейчас больше всего на свете она хотела…
Джокер, словно прочитав ее мысли, требовательно впился в ее губы жестким поцелуем, и девушка поняла, что вело ее все время на этот огонь, не давая сбиться с пути.
И то, что она давно перестала быть доктором Харлин Фрэнсис Квинзель. Она стала Харли Квинн еще тогда, когда впервые увидела его. И стало понятно, что все то время, что они проводили вместе в комнате для собеседования, было не попыткой понять его, а попытки найти в нем часть себя, некую похожесть, заметив которую можно было раствориться в этом.
Часть безумия сидит в каждом из нас, и стоит лишь немного ближе преподнести искру, весь мир переворачивается обратной темной стороной.
Харли только пикнула, когда Джокер придавил ее к кровати, и ответила на поцелуй, жадно вцепившись в его волосы. Его было мало и его было много. Его не хватало и чтобы как-то успокоить пустоту внутри, девушка еще сильнее прильнула к нему, беспорядочно шаря по его твердому телу руками, ощущая алебастровую гладкость, и понимая, что сейчас умрет от разрыва сердца.
— Ты будешь жить для меня? — хрипло произнес он, отрываясь от ее губ, чтобы тут же впиться в шею, кусая нежную кожу. — Скажи, Харрлин, — прорычал он, — кто я для тебя?
— Мой мистер Джей, — Харли недовольно потянула его на себя за полы плаща, не обращая внимания на вопящие ушибы и укрывая им обоих, — моя жизнь.
Жар был в ее сердце… Жар был внутри тела… Пожар был внутри тела.
И разгорающийся все ярче, поглотил их, взметнув к небу яркие искры.

ФОРУМ