День четвертый
Наутро Драко проснулся от легких прикосновений. Он лежал на руках у Гермионы, и она медленно водила по его мордочке ватным тампоном, смоченным в каком-то вонючем зелье.
— Бедный! – приговаривала она. – Бедняжка! Достал тебя Живоглот… Но мы его накажем, он больше не будет…
Голос был очень приятным, и Драко снова закимарил, одурманенный зельем и нежностью рук, которую уже давно не чувствовал.
— Какого черта! Кто-то снова рылся в холодильнике! – вдруг воскликнул Рон, отчего Драко вздрогнул. Остатки сна улетучились.
Гермиона спустила Драко на пол и подошла к мужу.
— Смотри, на этот раз молоко не трогали, — серьезно сказала она, и Драко подумал, что совершил ошибку.
— Я же говорил, что это хорек! – Рон ткнул в Драко своим грязным пальцем, и Драко отпрянул, вынашивая в голове план мести Уизли, который теперь казался ему даже большим животным, чем Живоглот.
— Не говори ерунды, Рон, — Гермиона одарила Драко долгим взглядом, словно подозревая в чем-то, но ничего больше не сказала.
Все утро Драко буквально не находил себе места, снедаемый сомнениями. Он боялся, что Гермиона разгадает его маленькую тайну. Но сбежать сейчас было бы слишком опасно – очень мало времени прошло со дня его дерзкого побега.
— Лордик, иди сюда! – услышал он вдруг голос Гермионы и интуитивно подался вперед, но тут же отпрянул, увидев, что у нее в руках. Девушка держала большую клетку с распахнутой дверцей, явно приглашая его зайти.
Из одной камеры в другую! Да что о себе возомнила эта грязнокровка?!
— Мы поедем к родителям Рона в Нору, — спокойно объяснила она. – В клетке тебе будет удобнее, не бойся, маленький! – и Гермиона улыбнулась почти наивно.
Драко, поникший, словно заключенный, направился в клетку. Дверца захлопнулась за ним. О нет! Только не в Нору! За что ему такие испытания?!
В Норе было душно. Крошечный домик буквально трещал по швам, пытаясь вместить в себя всех Уизли. А их становилось с каждым годом все больше. Гермиона открыла клетку и выпустила Драко, хотя тот уже вовсе не был уверен, что хочет наружу.
К нему тут же подскочил какой-то карапуз, которого все называли Тедди, и стал хватать за лапы, дергать за хвост и причинять всякого рода неудобства, полагая, видимо, что хорьки созданы именно для этого. Драко умоляюще воззрился на Гермиону, но она только подбодрила противного ребенка и пошла в другую комнату. Как несправедлив мир!
С трудом вырвавшись из объятий малыша, Драко побежал разыскивать Гермиону и тут же попался в лапы Джорджа – оставшегося в живых близнеца Уизли. Тот, не церемонять, схватил Драко за шкирку и в таком виде принес в гостиную, где уже было полно народа. Все сидели, где только можно, и распивали чай. Джордж выпустил Драко на середину комнаты, где бесконечные Уизли могли созерцать его, и вытянул перед ним палочку, желая, видимо, чтобы Драко перепрыгнул через нее. Все замерли в ожидании, Драко – в остервенении. Не придумав ничего лучше, он вальяжно подошел к Джорджу, презрительно чихнул на палочку и укусил псевдо-дрессировщика за палец. В следующее мгновение он увидел, как Джордж, недовольный таким поведением фуро, замахнулся на него той самой палочкой… Драко тут же ретировался и запрыгнул на колени к Гермионе, свернувшись клубочком. Джордж не стал преследовать обидчика и выглядел довольно глупо. Это действо подняло присутствующим настроение, однако Драко на время оставили в покое, чему он был несказанно рад.
Вечером Драко почувствовал, что безумно голоден. Ему, как и вчера, дали только еду для хорьков, решив, видимо, что с предыдущей порцией он справился. Драко скривился, но гордость не дала ему опуститься до употребления в пищу корма для животных, пусть сбалансированного и напичканного витаминами и минералами. Он устроился возле плиты и чинно ждал, пока все уснут.
Однако Молли Уизли, как назло, никак не хотела покидать кухню. Все уже улеглись, в доме воцарилась тишина, а она все не могла успокоиться, то занимаясь посудой, то каким-то шитьем. Это уже порядком надоело Драко, когда в кухне появилась Гермиона.
— Молли, можно поговорить с вами? – тихо спросила она, присаживаясь за стол.
— Конечно-конечно, — с готовностью отозвалась толстушка, левитируя из шкафа чашки и заварной чайник. – Что-нибудь случилось?
Драко навострил уши.
— Меня беспокоит Рон, — медленно начала Гермиона, стараясь не смотреть Молли в глаза.
— Что с моим мальчиком? – Молли перестала разливать чай, обратившись в слух.
— Ну, в последнее время мне кажется, что мы перестали понимать друг друга…
«Не мудрено», — кивнул Драко из-под стола.
— Что ты имеешь в виду? – заботливо спросила Молли.
— Понимаете, мне начинает казаться, что… мы отдаляемся друг от друга. Я все время провожу в министерстве, а он почти всегда дома… у нас разные интересы…
— Девочка моя, — Молли положила свою ладонь на руку Гермионы. – Вы еще так молоды. Должно пройти время, чтобы вы могли притереться друг к другу…
— Вы правы, — кивнула Гермиона. – Вот я и подумала, что, может быть, стоит отложить свадьбу…
Драко чуть не подпрыгнул от удивления. Так они, оказывается, не женаты! И, к тому же, мисс Грейнджер вовсе не спешит стать миссис Уизли. Эта новость необыкновенно обрадовала его, и он устыдился собственного восторга.
Однако Молли была другого мнения:
— Что ты, что ты! – запричитала она. – Уже почти все готово! К тому же Ронни так любит тебя! А все проблемы… после свадьбы вы и думать про них забудете, уж поверь мне…
— Вы правда так считаете?! – с надеждой в голосе спросила Гермиона.
«Не слушай эту старую перечницу!» — хотел закричать из-под стола Малфой, но вовремя сдержался.
— Конечно! – Молли протянула девушке чашку чая. – Даже не сомневайся!
Драко только презрительно фыркнул. Он прекрасно знал, как заставить Гермиону принять правильное решение. Гермиону? Гермиону?! А куда же делась грязнокровка Грейнджер?! Драко испугался таких мыслей и уполз потихоньку в угол, чтобы отвлечься ковырянием мордой в миске со специальной едой.
Вернувшись домой, если Драко мог так говорить о доме Рона и Гермионы, он первым делом дождался, пока Грейнджер выпустит Живоглота. Потом он проводил грязнокровку до дверей, выражая всяческую привязанность и повиливая хвостом, полагая, правда, что есть в этом жесте что-то такое раболепское. Впрочем, эти мысли не помешали ему почувствовать легкое возбуждение. Увидев, наконец, как Уизли скрывается за дверью, Драко тут же вскочил на ноги, потянулся, привыкая ходить прямо, и бросился в спальню. Там в одном из ящиков комода он нашел целый склад женских трусиков, заставивших его щеки запылать. В другом ящике оказалось белье Рона, от одного вида которого его щеки снова приобрели благородно-бледный оттенок. А в третьем Драко нашел, наконец, то, что искал – пергамент и перья. Недолго думая, он нацарапал Гермионе записку: «Твой Рон изменяет тебе с Лавандой Браун. Доброжелатель». Записку он удобно устроил в ящике с ее бельем, а заодно еще раз полюбовался на крошечные предметы женского туалета, представляя, как они облегают тело их обладательницы.
Драко не мог дождаться наступления вечера. Он крутился возле ног Гермионы, заискивающе поглядывая на нее. Наконец, жених и невеста удалились в спальню. Драко удостоверился, что Живоглота нет поблизости, и принялся нести вахту под дверью. Ждать пришлось недолго: не прошло и получаса, как Рон, совершенно голый, был выставлен за дверь с криками: «Предатель!» и «Изменщик!» За ним полетели его халат и тапочки, сопровождаемые яростным: «Ненавижу!» и «Видеть тебя не хочу!»
Драко едва успел проскользнуть в дверной проем прежде, чем дверь с силой захлопнулась. Уизли вышвырнул Драко из спальни Гермионы на ночь, Драко вышвырнул Уизли навсегда. А Гермиона повалилась на кровать и зарыдала. Драко молча смотрел на нее. Он не жалел, что избавил Грейнджер от рыжего остолопа. Но почему-то и радости особой не испытывал. Гермиона плакала, обняв подушку, и слезы лились по ее щекам. Драко стало очень жаль ее. Сейчас она показалась ему похожей на ту маленькую девочку, которая заплакала, впервые услышав в свой адрес грубое: «Грязнокровка!» — сказанное им в порыве гнева. Он стал медленно подбираться к кровати. Но в тот момент, когда он уже готов был запрыгнуть на простыню и прижаться к ней всем своим маленьким тельцем, она заснула, всхлипывая во сне. Сейчас она выглядела очень трогательно, и Драко, поддавшись какому-то внезапному порыву, вернулся в человеческий образ и провел рукой по ее влажной от слез щеке. Она почувствовала это прикосновение и подалась ему на встречу, шепча во сне нежно: «Рон»…
Драко отдернул руку, словно обжегшись, и задел волосы девушки. Гермиона вздрогнула, вздохнула надрывно, но не проснулась. А Драко еще долго гладил ее по голове. И с каждым прикосновением злоба в нем угасала, уступая место какому-то другому, приятному чувству, очень похожему на возбуждение, но разительно отличающемуся от него.