— Я бы объяснил тебе всё, Поттер, куда более подробно, будь у нас время, — серьёзно сказал Драко, — но его нет. Я и есть Симус Данти.

— Хорёк Малфой — тот самый Данти? — недоверчиво сказал Рон.

— Знаешь, Уизел, я бы тебе сейчас врезал, но ты вроде как спас нас всех своими воплями: «Мётлы! Мётлы!»

Рон нахмурился.

— Что было в последний раз?! — требовательным тоном спросила Гермиона. — Почему ты напал на меня?

— Знаешь, Грейнджер, не так-то просто противиться Империо Тёмн... Волан-де-Морта.

— Ого, ишь как заговорил, — присвистнул Рон.

Драко смерил Рона колючим взглядом и шагнул вперёд.

— Спокойно! — прохрипел Гарри, удерживая подавшихся друг к другу Драко и Рона. — У нас есть дела и поважнее выяснения отношений, — Поттер внимательно посмотрел на Драко, словно оценивая, мог ли тот быть Симусом Данти, и, придя к какому-то лишь ему известному заключению, кивнул. — Спасибо тебе, Ма... Драко.

— Ишь как заговорил, — фыркнул Драко. — Ладно, Поттер, — сказал он устало, поняв, что перегибает палку, — предлагаю пока забыть всё, что было раньше. Ты прав, дела есть и более срочного порядка. Змея, например.

— Её уже нет, — сказал Рон.

— Нет?!

— Снейп убил Нагини, — Гарри потёр пульсирующие виски. — Снейп всегда был за нас.

— Удивительно, правда? — пробормотал Уизли.

Драко не знал, что сказать. Поттер, жалеющий Северуса Снейпа — никто бы не поверил.

— И... что теперь? Крестражи. Они же все уничтожены.

— Нет, не все, — глухо прошептала Гермиона, посмотрев на Гарри.

Драко удивлённо поглядел на Уизли, тот тоже виновато потупил взгляд.

— Что происходит?

— Остался один очень живучий крестраж, Малфой, — с горькой усмешкой сказал Поттер. — Это я.

Драко неприязненно осмотрел Гарри с ног до головы. Многое встало на свои места.

— Ну... теперь понятно, почему ты мне сразу не понравился, Поттер. Без обид, — Драко кисло улыбнулся.

— Спасибо, Малфой, — Гарри хмыкнул. — Какие обиды.

Вдруг стены дрогнули, и ледяной шипящий голос загрохотал на всех этажах Хогвартса.

— Вы храбро сражались...

Гойл вскочил с пола и завыл, прижимая к себе руку с меткой. Драко тоже почувствовал боль и упал на колени.

— ... но понесли тяжёлые потери. Если вы будете и дальше сопротивляться мне, то все погибнете один за другим...

Драко ощутил волну ярости, исходившую от знака на предплечье. Волан-де-Морт был очень зол, но он отзывал Пожирателей смерти из школы.

— ... Я милостив. Я приказываю отступить своим слугам. Даю вам час — достойно проститесь с вашими мертвецами. А теперь я обращаюсь прямо к тебе, Гарри Поттер. Ты позволил друзьям умирать за тебя вместо того, чтобы встретиться со мной лицом к лицу. Ровно час я буду ждать тебя в Запретном лесу. Если спустя час ты не явишься ко мне, битва возобновится. И вы все пожалеете об этом!

Голос Волан-де-Морта стих, и Хогвартс погрузился в тяжёлую тишину.

— Это так любезно с его стороны, — вымученно сказал Гарри, — назначить мне встречу.

— Ты же не думаешь туда идти?! — воскликнула Гермиона.

Гарри, ничего не сказав, побрёл по коридору к лестницам. Остальные отправились за ним. Они спустились на несколько этажей и прошли в раскрытые двери Большого зала. Там сидели раненые волшебники, кто-то оказывал им помощь, кто-то потихоньку плакал, склонившись над изувеченными телами.

«Люпин, Тонкс, даже Фред и Колин Криви. Все они были здесь. Они никогда уже не постареют, не вырастут, не рассмеются, не заплачут. Ничего не сделают. Они будут лежать в земле. И всё из-за меня», — думал Гарри, проходя по залу. Столы были отодвинуты к стенам, лавки исчезли. Вместо них повсюду стояли столики с медикаментами и зельями. Пахло кровью, потом и безнадёжностью.

Миссис Уизли плакала над телом сына, и Гарри не посмел подойти ближе, чувствуя себя виноватым перед этой семьёй, перед другими семьями. Он закончит то, что было на него возложено. Во многом ему помогли. Рон, Гермиона, Дамблдор, Снейп и даже Малфой, но последний шаг оставался за ним.

Гермиона тронула его за плечо, и он потерянным взглядом посмотрел на неё.

— Гарри, пойдём, — Гермиона потянула его в сторону, и он, не возражая, двинулся за ней.

Она остановилась и обняла себя за плечи, ей было крайне неуютно в зале, полном мертвецов. Гермиона странно посмотрела на Малфоя, присевшего прямо на пол и уставившегося на свою палочку.

«Наверное, он думает о Крэббе», — почему-то пришло в голову Гарри, проследив за взглядом Грейнджер.

К Малфою подошёл Забини и стал говорить ему что-то, наверняка слова поддержки.

«Вот бы и меня кто-нибудь поддержал, — Гарри сжал кулаки. — Наделил бы меня храбростью. Каково это, знать, что для тебя всё уже кончено? Надо было спросить Снейпа. А заодно и узнать, откуда взять столько смелости для того, что предстоит мне сделать».

— Я знаю, о чём ты думаешь, — отвлекла его Гермиона. — Я сама думаю о том же. Но ведь ты же не считаешь, что всё прекратится, даже если ты пойдёшь к нему?

— Нет, я так не считаю, но ты только послушай. Он придёт сюда, уверенный, что он бессмертен, что все сдались.

— Нет, я даже слушать это не хочу! — замотала головой Грейнджер.

— Он верит, что у него есть чаша, Гермиона. Он считает, что спрятал её надёжно, хотя потерял её ещё раньше, чем когда она попала ко мне, — Гарри взял руки Гермионы в свои. — Всё будет хорошо, — он искренне улыбнулся. — Вы сделаете это, продолжите за меня.

— Я... — Гермиона всхлипнула. — Ты такой храбрый, Гарри, а врать не умеешь. Совсем. Посмотри вокруг, здесь все лгут. Все утешают себя. Они говорят то же, что и ты — всё будет хорошо, но каждый из них лжёт лучше тебя, Гарри. Не будет всё хорошо! Как может быть всё хорошо, если тебя не будет?

Гарри притянул подругу к себе и обнял. Гермиона уткнулась носом в его плечо. Гарри чувствовал, как от её слёз намокает футболка, и мурашки бегут по телу.

— Наверное, ты права, — пробубнил он. — Но и из тебя обманщица никудышная.

— Знаю, — хмыкнула Гермиона.

Гарри отстранился и посмотрел в глаза Гермионы.

— И как давно ты узнала, что тот Пожиратель смерти — Малфой?

Гермиона вздрогнула, округлив глаза.

— Малфой — Данти! Мне показалось, что из всех нас удивился больше всего Гойл. Вот честно, — Гарри усмехнулся. — Я и Рон тоже, конечно, были весьма изумлены этим фактом. Но Малфой не выдал меня в мэноре, это уже о многом говорит. А ты, Гермиона, была само спокойствие. Завидую твоей выдержке.

Грейнджер потупила взгляд.

— Гарри... Я узнала об этом всего на день раньше.

— Но говорить нам не стала, даже после того, как он на тебя напал. Ну и ну.

Щёки Гермионы залились румянцем.

— Ты мне как брат, Гарри. Нет, ты самый настоящий брат! — Гермиона порывисто обняла его и поцеловала в уголок губ. — Береги себя, пожалуйста.

— Мы ещё увидимся. Обязательно увидимся! Где-нибудь, когда-нибудь, слово Избранного!

— Ну, тебя, — Гермиона, наконец-то, тоже слабо улыбнулась.

— Я попрощаюсь с Роном, — сказал Гарри. Он оглянулся назад, туда, где стояла семья Уизли.

— Они не винят тебя, Гарри. Никто тебя не винит.

— Спасибо, — Поттер благодарно посмотрел на самую лучшую подругу на свете. — Это самое приятное, что я мог сейчас услышать!

Гарри ушёл.

Гермиона рассеянно оглядела Большой зал. Её окружали знакомые, любимые люди. Кто-то переговаривался между собой, залечивал раны, помогал соседу. Все они были ей дороги. Все были здесь ради неё в том числе, ведь они боролись и за неё, за таких, как она. Маглорождённых волшебников магической Британии. Многих она не знала, не видела прежде никогда, но всем без исключения собравшимся в зале была благодарна.

«Заплакать бы сейчас. Я так устала быть собранной, смелой и сильной. Хочу хоть чуть-чуть побыть слабой и глупой. Хочу, чтобы кто-нибудь и меня утешил, подбодрил. Чтобы кто-нибудь сказал мне «Всё будет хорошо», и я поверила. Хочу, чтобы Фред, Ремус, Дора были живы, чтобы Гарри не умирал, — Гермиона смахнула слёзы. — Хочу, чтобы Хогвартс снова стал нашим домом, целым и крепким, и я смогла бы почувствовать себя в безопасности. Хочу... — взмолилась она. — Хотя бы немножко. День. Час. Когда-нибудь так и будет, — твёрдо решила Гермиона, блуждая взглядом по залу, — но не сегодня».

Гермиона увидела полоску света на знамени Хогвартса, что висело над местом для преподавателей.

Рассвет.

Пока только первые лучи, но она их увидела, дождалась. Она пережила эту майскую ночь, и уже за это стоило быть благодарной.

Когда Гермиона очнулась от своих мыслей и обратилась к происходящему в Большом зале, то уже не нашла Гарри. Он отправился в Запретный лес. Она никогда не могла его остановить. Он ушёл, чтобы защитить их, спасти Хогвартс, ставший ему родным. Для него замок был куда больше домом, чем для неё. Хогвартс был чем-то особенным для них. Для Гарри, Снейпа, Тома Реддла, этих мальчиков, лишённых семьи...

Гермиона повернула к дверному проёму и проскользнула, казалось, никем не замеченной в уцелевший каким-то чудом вестибюль. Мраморная лестница была в пятнах крови, некоторые ступени отсутствовали, но это не остановило Гермиону. Она стала подниматься по лестнице, не спеша, вспоминая годы учёбы, проведённые в Хогвартсе. Ниши, где раньше стояли статуи, были пусты, от чего на душе становилось тоскливо. Понимание того, что всё никогда не будет так, как прежде, накрыло Гермиону с головой.

Волшебные лестницы медленно перемещались, но они не подвели Гермиону в её стремлении забраться как можно выше. Вот она — Башня родного факультета. Полной дамы на портрете не было. Проход был открыт.

Гермиона вошла внутрь, в круглую уютную гостиную в красно-золотых тонах. Через окна лился солнечный свет. Здесь было слышно далёкое пение лесных птиц.

Гермиона провела рукой по обивке мягкого кресла у камина, где она не так давно готовилась к занятиям, проводя вечера в гостиной в окружении близких друзей. На стенде висели листы пергамента. Что-то о квиддиче и об экзаменах.

«Гарри и Рон любят квиддич, а мне больше нравится сдавать экзамены, — подумалось ей, и она опустилась в кресло. — Мерлин, какая ерунда мне приходит сейчас в голову!»

— Так я её себе и представлял.

Гермиона дёрнулась, достав палочку. Но это был лишь Малфой. Всего лишь Драко Малфой, пришедший в гостиную чужого факультета.

— Всё такое... такое красное.

— Красное, — согласилась Грейнджер, — иногда мне казалось, что слишком, но сейчас... я думаю, в самый раз. Внизу сейчас гораздо больше красного, если ты понимаешь, о чём я.

Драко промолчал. Он обошёл кресло Гермионы и придвинул другое поближе к камину. Гермиона проследила взглядом за его действиями.

— Можно? — насмешливо спросил он, поймав на себе подозрительный, как ему показалось, взгляд. Гермиона кивнула и отвернулась.

— Я всегда считал Поттера пустословом, — сказал Драко, и Гермиона, нахмурившись, повернулась к нему. — Избранный, Мальчик-Который-Выжил... Я, конечно, называл его иначе. Он ведь пошёл к нему? В лес? Наверное, это ужасно трудно, — продолжил он, не дожидаясь ответа. — Можно ли вот так отказаться от жизни? — Драко говорил больше с самим собой, чем с Грейнджер. — Наверное, можно. Ведь нельзя же жить вечно. Это противоестественно. Ты просто устанешь от этого... рано или поздно.

— Как ты выжил? — неожиданно спросила Гермиона.

— Извини? — Драко захлопал глазами, сбитый с толку её вопросом.

— Я спросила тебя, как ты смог выжить после Фульмино тогда. Зимой. В Годриковой Впадине.

Драко усмехнулся, скривившись.

— Мой ответ тебе придётся не по душе, Грейнджер.

— Просто говори хоть что-нибудь, — устало откликнулась Гермиона. — Говори...

— Наверное, всё началось на Штормовой улице. Да, пожалуй, так и есть. Я убил там человека, — он сделал паузу, склонив голову набок, с любопытством ожидая, что будет дальше. Гермиона ничего не сказала в ответ на это признание, даже взгляд её не изменился, и Драко решил, что может продолжать. — Остальное ты видела сама. У Уизли неплохо получаются тёмные заклинания, впрочем, как и у Поттера.

— Ты говоришь о старом складе. Рон не знал, что ты мне помогаешь.

Драко прикрыл глаза, ища отклик в душе на её слова. Ничего. Может быть, дело в том, что душа его была здесь не вся.

— Знаешь, как происходит аппарация? Хотя, кого я спрашиваю, конечно же, ты знаешь. Любимица Уилки Двукреста.

Грейнджер сжала подлокотник кресла, и Драко перестал её дразнить.

— Материальная сущность, пространственная коллизия, «Правило трёх Н» и прочая ерунда. На уроках трансгрессии забыли упомянуть о том, что тело чуть-чуть, самую чуточку, исчезает раньше нашей души. Прискорбно, что выяснить это довелось именно мне, именно тогда.

— Что с твоей душой не так? — резко спросила Гермиона.

— С ней всё так, не считая того, что я понятия не имею, где сейчас её частичка.

Гермиона прикрыла глаза и откинула голову назад, ощущая, как прогибается мягкое кресло.

— У тебя есть крестраж.

— Видимо, да, — Драко не узнал свой собственный тихий голос.

Несколько минут они молчали, каждый думая о своём, пока Гермиона не нарушила тишину, повисшую между ними.

— Это должно быть что-то, что было тогда рядом.

— Я тоже так подумал, но... там было столько всего... любой булыжник, выбитый из стены, клочок бумаги, что угодно. Всё не проверишь, не разобьёшь мечом.

— Мечом? — изумлённая Гермиона открыла глаза.

— Можно, конечно, просто поджечь там всё адским огнём, но я как-то не спешу его использовать после... прошедшей ночи.

— Ты хочешь уничтожить его? — прошептала Гермиона, не веря своим ушам.

— Странно, что тебя это удивляет, — пожал плечами Драко. — Знаешь, вечная жизнь не для меня. И потом, есть эта книженция у Регулуса. Целый дневник со всякими тёмными чарами авторства Герпо Омерзительного, если вдруг захочется скинуть пару-тройку годков и помолодеть, — Драко натянуто улыбнулся, а потом добавил. — Прости меня.

Гермиона вскочила с кресла, и Драко резко поднялся со своего.

— Я и не поверила, — прошептала Гермиона, упав в его объятия. — Не могла поверить, что ты мог так поступить сам. Ты столько раз помогал, столько сделал для нас, для меня... я не могла поверить...

Они стояли в лучах весеннего солнца, всё ярче освещавшего небосвод. Драко крепко прижимал к себе Гермиону Грейнджер, и ему хотелось сказать ей что-нибудь, что-то сделать, признаться ей в том, что давно уже решил для себя. Но сейчас было не то время, не то место, и вряд ли когда-то они будут теми. Гермиона подняла глаза на Малфоя, словно хотела заглянуть в душу.

«Там только осколки, — с грустью подумал Драко. — Только одна часть». — Но он любил эту девушку всей этой маленькой или большой, он не знал, сколько в нём осталось, частичкой души.

«Скажу ей, скажу прямо сейчас», — убеждал он себя, внушая, что это просто. Три слова.

Гермиона хотела сказать ему что-то, разомкнув губы, но Драко не мог ей позволить сбить себя с мысли. Он наклонился и коснулся её губ. Драко почувствовал головокружительное облегчение, пугающую лёгкость и оглушающую пустоту. Грейнджер ответила ему с той же нежностью, положив ладони на его плечи. На этот раз она целовала его, и он был самим собой, и понимание этого растекалось согревающим теплом по венам.

Драко отвёл руки Гермионы и чуть отстранился.

Солнечные лучи золотыми полосками вытянулись на алых стенах уютной гостиной и каминной полке. От солнца какой-то похожий на заводную куклу предмет встрепенулся и зашагал, переваливаясь по полке, жужжа заводным механизмом. Драко взглянул в окно. Из окна Башни Гриффиндора открывался прекрасный вид, о котором он так мечтал, сидя в слизеринских подземельях, на озеро и окрестности школы, Запретный лес, далёкие горы и фиолетовые от цветущего вереска и полевых цветов холмы. Драко видел отсюда тот самый холм, где он бывал за прошедший год уже трижды. Осенью, в тот день, когда впервые назвался Симусом Данти. Зимой, когда ждал Грейнджер с ледяным цветком в руках, стоя под белым снегом. Весной, когда проводил её в Хогвартс по подземному ходу. Как же он хотел оказаться там с ней сейчас, подальше отсюда.

Гермиона молчала и тоже смотрела в окно на расстилающуюся весеннюю природу. Слишком зыбкую и ненадёжную. Ведь ещё вчера гремел гром, стучал по земле ливень...

Драко поджал губы и зажмурился. Три слова, но у него не было сил их произнести. Они опустились глубоко на дно его гордости под толщей сомнений. Но что-то сказать было нужно, она ждала.

— Всё будет хорошо, — проговорил Драко, и Гермиона сделала вид, что поверила.

* * *

Уилки Двукрест — работник Министерства магии, преподаватель курсов по трансгрессии. На курсах 1997 года очень хвалил Гермиону Грейнджер за отличные результаты и ставил её всем в пример. Обучал трансгрессии на основе «Правила трёх Н».

«Правило трёх Н»: «нацеленность, настойчивость, неспешность».