Ϟ
Поверь мне. Порой, когда жизнь кажется совершенно беспросветной, вдруг открывается свет, скрытый в глубине вещей.
© К. Байкер «Абарат»

Lily

30 января, суббота

Из сладостных объятий Морфея меня вырвал резкий хлопок распахнувшейся двери, такой же резкий свист раздергиваемых штор и не менее резкий – и восторженный – крик:
- Подъем!
Я прижалась щекой к холодной стороне подушки и забралась под одеяло, что никак не понравилось моей мучительнице. Ее недовольство выразилось в нескольких толчках – в спину, в плечо, в ногу и снова в спину.
- Птички уже пропели! 6 утра на часах! Пора вставать!
- Боже, - проворчала я, накрепко вцепляясь в одеяло, которое быстрыми темпами пыталось от меня ускользнуть. – Тебе нечем заняться больше? – Битва была проиграна, и мое теплое и уютное покрывало оказалось в руках Эшли.
- Сегодня грандиозный день!
- Что за день? Какие-нибудь двадцать три дня, прошедшие после твоего первого поцелуя с Сириусом?
- Нет! – почти прокричала Эшли – откуда у нее столько дурацкой активности? – Вставай!
- Я хочу полежать в кроватке.
- А еще ты ничего не хочешь? Рассказать мне что-то? – Эшли бросила на меня одеяло и с маниакальным выражением лица присела на уголок кровати.
- Что?
- У тебя мозг атрофировался?
Я села, потирая глаза кулаками.
- Да о чем ты? – и не сдержала зевок.
- Ну, - сказала она, чуть ли не подпрыгивая на месте, - если бы я вчера переспала с Джеймсом Поттером, мне бы определенно было что рассказать.
Я отчаянно покраснела и попыталась забиться под одеяло, что не увенчалось особым успехом.
- Ну… Я… Ты откуда узнала это?
Она закатила глаза.
- Ох, ну извини, но твой новоявленный парень – лучший друг моего парня, и они делятся друг с другом пикантными подробностями своей жизни, а мой парень, в свою очередь, делится ими со мной и…
- Заткнись, - засмеялась я, чувствуя необыкновенную теплоту. – Сириус не соврал.
- Вы переспали? Да ладно? И как все прошло?
Теперь закатила глаза я.
- Ты серьезно? Тебе в подробностях рассказать?
- Не мешало бы.
- Ну…
Бедная дверь в мою спальню распахнулась вновь, и в комнату вплыла Мэри в длинном платье и с подозрительно громоздким свертком в руках.
- Ты тоже знаешь? – быстро спросила у нее Эшли, потирая ладони.
Мэри приподняла брови.
- Вообще-то это знает половина Хогвартса.
- Секундочку, - проговорила я, начиная дико нервничать, - половина Хогвартса знает о нас с Джеймсом? Шутишь?
Подруга возвела глаза к потолку.
- Причем здесь Джеймс? Ты помнишь, какой сегодня день?
- Какой? - я вылезла из кровати. – Я что-то пропустила?
Мэри серебристо рассмеялась.
- Ты что, не помнишь?
- Что я должна помнить?
- У тебя, - она крепко обняла меня, отчего я, честно говоря, опешила, - день рождения, глупенькая. С праздником! – За этим последовал звонкий поцелуй в щеку и радостный смех. – Как ты могла забыть?
- День рождения? – душа ушла в пятки. – У меня? Ты серьезно? – Сердце забилось в удивительном темпе, и я босиком побежала по холодному полу комнаты. Распахнула окно, не обращая внимания на врывающиеся потоки жесткого ветра. – Правда?
- 30 января, - Эшли засмеялась. – Как можно забыть про собственный маленький праздник?
Я обернулась к ним. Щеки горели, и сердце сладко запело в предвкушении чего-то нового, необычного. Семнадцать лет! Мне исполнилось семнадцать лет. Я совершеннолетняя. В это почему-то с трудом верилось – каждый год я даже не думала о том, что взрослею, а вот сейчас никак не могла понять. Совершеннолетие.
Я подскочила к зеркалу. Те же волосы – растрепанные, волнами бегущие по плечам; те же глаза – безумно сияющие в ожидании нового; те же пальцы, которые касаются тонкой рамы. Ничего не изменилось, разве что улыбка была другая. Более неуловимая, зрелая.
Понимая, что веду себя, как девчонка, я подскочила к Мэри и крепко обняла ее, а позже львиную долю объятий получила и Эшли.
- Опомнилась? – лукаво спросила Мэри, выбираясь из моей цепкой хватки. – Подарки будешь смотреть? У тебя в гостиной яблоку негде упасть.
Издав нечто среднее между восторженным воплем и испуганным вскриком, я бросилась в другую комнату. И точно – около камина, как раз там, где находилось ныне распахнутое окно, была сложена туча подарков.
Самым верхним был сверток от родителей. С замиранием сердца я развернула тонкую бумагу, обнаружив массивную коробочку. А в ней… Радость накрыла меня с головой. Среди красного атласа угнездились чудесные наручные часы. На первый взгляд они казались золотыми – но это только на первый взгляд, ведь в таком привычном глазу золоте была собрана вся цветовая гамма, которая чуть переливалась на цвету. Чудесные аккуратные стрелочки бодро отсчитывали время.
Я отчаянно зашелестела конвертом, извлекая простой белый лист, аккуратно сложенный втрое. На таких маггловских, таких простых листочках бумаги всегда писала мама; и точно так же она складывала свои послания – уголок к уголку, будто отглажено.

Дорогая, милая, родная Лили!

С Днем рождения тебя. Знала бы ты, как хотелось бы мне сказать те слова, которые сейчас мертво вложены в бумагу, вслух. Как хотелось бы мне обнять свою маленькую девочку, свой нежный цветочек. Впрочем, вряд ли ты ощущаешь себя все той же нежной Лилией? Семнадцать лет… Бог мой, как летит время!
Я даже не думала, что смогу полюбить кого-то так, как тебя. Семнадцать долгих лет назад я раз и навсегда отдала свое сердце тебе…
Надеюсь, что у вас день не менее чудесен, чем у нас. Плохо я понимаю во всяких волшебных штуковинах, верно? Очень надеюсь, что ты проснешься – а еще лучше, будешь разбужена хорошими друзьями – и сразу увидишь такое милое январское солнышко.
Что я могу пожелать в твой день в этом маленьком письме? Моя любовь к тебе покажется ничтожной, дорогая моя.
Я желаю тебе счастья. Да, банально, да, звучало уже сто раз и даже больше – все равно, счастья. Счастье было, есть и будет для человека если уж не всем, то очень многим. Счастье крепится на парочке вещей, по крайней мере, твое, об этом я и собираюсь сентиментально рассказать.
Во-первых, пусть удача тебе сопутствует. Удача всегда под руку со счастьем, не так ли? Она важна. Так пусть, как в легенде, к чему бы ты ни прикоснулась, пусть все расцветает и обретает новые, солнечные краски.
Во-вторых, здоровья тебя, девочка моя. Ты же знаешь – когда ты силен и полон энергии, тебе все удается куда легче, нежели будь ты в расслабленном состоянии. Я знаю, что здоровья чаще желают более старшему поколению, но и тебе оно не помешает.
В-третьих, любви. Я знаю, что ты уже отыскала свою любовь, но пусть она будет счастливой. Пусть в ней не будет ни ссор, ни распрей, ни глупостей. Только свет и радость, только банальная теплота, о которой так часто пишут в простых любовных романах. Всем нам не хватает такой любви, я права?
В-четвертых, успехов в учебе. Я плохо ориентируюсь в ваших заумных предметах – ты же знаешь, в таких вещах твоя мама совершенная глупышка… Но получай только хорошие отметки. Ты им так рада.
В-пятых, преданных друзей, таких, как Мэри, как Эшли. Тебе повезло с этими чудесными девочками, так пусть ты найдешь таких же людей. Таких, которые всегда смогут поддержать тебя, помочь советом, подставить свое дружеское плечо. Это важно – это всегда было важным, есть и будет, поверь мне.
В-шестых, побольше улыбок. Когда жизнь вокруг тебя озарена теплым светом, тебе легче по ней шагать. Так пусть тебя сопровождает как можно больше смеха, милая моя девочка.
В-седьмых, пусть твои желания исполняются. Ты волшебница, и я хочу быть немного волшебницей. И поэтому изо всех сил желаю, чтобы то, чего ты ждешь или на что надеешься, всегда сбудется. Просто будь уверена.
Я люблю тебя, маленькая моя девочка – или уже большая? Не забудь написать мне подробный отчет о празднике и полученных подарках. Надеюсь, своим мы с папой тебе угодили, а за совет скажи спасибо своим подругам. Волшебникам же принято дарить на совершеннолетие часы, я права? Мэри не шутила?
Папа передает тебе самые теплые пожелания, милая.

С любовью,
мама.

Я с глуповатой улыбкой на лице свернула письмо. Всегда обожала читать длинные мамины послания, которые всегда так дышали любовью и домашней теплотой. Единственное, что немного омрачило воздушное настроение – скупое «папа передает тебе самые теплые пожелания». Отец даже строчки черкнуть не потрудился, и что-то мне подсказывало, что летом меня ждали не самые приятные моменты с ним.
- Эй, - Эшли с сияющим блеском в глазах тронула меня за плечо. – Теперь наши подарки, а потом…
- Да, - Мэри отодвинула ей и протянула тот самый громадный сверток. – Разверни. Мне не терпится твою реакцию увидеть. Только осторожней.
Я мгновенно зашуршала слоем бумаги, и, обнаружив подарок, взвизгнула и со смехом бросилась подруге на шею.
- Нет, ты серьезно? – Эшли согнулась пополам от хохота. – Ты… ты… реально?
Мэри пожала плечами и забрала у меня из рук статуэтку оленя.
- А что. По-моему, весьма символично.
- Очень символично, - ответила я, продолжая хихикать. – Никогда с утра так не смеялась!
- Рада, что тебя порадовала. – Мэри звонко чмокнула меня в щеку.
- Теперь мой. Он, конечно, не такой веселый, - Эшли протянула мне прямоугольную коробку, - но действенный.
Я с все еще широкой улыбкой на лице сняла легкую крышку, украшенную красными и желтыми лентами, и издала восхищенный вздох.
- Оо. – Книга с сухим названием «Магоматика» была очень красивой. Гладкая синеватая поверхность почему-то выглядела, как шелк, и это казалось удивительным. А еще она была чертовски толстой, с белоснежными уголками пергамента, и наверняка исписанной разными формулами, которые я так любила. Конечно, с оленем по символичности не сравнится, но все равно замечательный подарок.
Я крепко обняла Эшли.
- Спасибо. Это круто.
Та просияла в ответ.
Следующие полчаса (или час? или два?) я разгребала завалы поздравительных открыток и небольших свертков с коробками конфет или новыми перьями, рассеяно пробегаясь глазами по скупым пожеланиям на плотных карточках. Ничего интересного или впечатляющего, ровным счетом. Самое обидное, что среди всей этой кучи-малы не нашлось подарка Петуньи, только краткое письмо, написанное почерком сестрицы.

С Днём рождения, Лили!

Будь счастлива. Мама скучает, ждет. Зря ты отказалась приехать на каникулах. У нас ничего нового ровным счетом нет. Не придумала, что тебе подарить, ну для тебя это же неважно. Увидимся летом. Много новостей.

Обнимаю,
твоя сестра Петунья.

Это было подозрительно. Да, у нас частенько случались глупые ссоры по глупому поводу, но наши отношения можно было назвать не иначе как теплыми. Никогда от нее не приходили такие краткие сообщения, скупые на эмоции и ровным счетом ни о чем не говорящие. Она обычно расписывалась, могла повторять одно и то же по несколько раз или рассказывать о многочисленных ухажерах, предпочитая ставить восклицательные знаки или же, на худой конец, многоточия. Такое краткое сообщение, своего рода хронология, было не в ее стиле.
- Пошли? – спросила, как видимо, порядком уставшая Эшли, широко зевая. – Тебе мальчики должны подарить парочку вещей. – «Мальчики» прозвучало игриво.
Я сразу же залилась краской. Глупо, конечно, но мне было как-то боязно увидеть Джеймса. Я… не стеснялась, просто жутко боялась.
- Так, - сказала Мэри, вздыхая. – В чем дело?
- Ну, - осторожно ответила я, внезапно посчитав очень важными свои ногти. – Как тебе сказать…
- Они переспали, - бойко начла Эшли за меня. – Вчера. Ночью. И теперь она сте…
- Вы переспали?! – Мэри уставилась на меня – ее спокойствие улетучилось, и глаза были широко раскрыты. – Да? Серьезно? Каким образом? Когда? Я… Это… В общем? Вчера?
Я невольно улыбнулась несвязному потоку речи обычно рассудительной Мэри.
Рассказ занял не более пяти минут – и это со всеми моими покраснениями, закусываниями губ, потирании руками и прочими жестами. Эшли неутомимо подпрыгивала, а Мэри беспричинно, на мой взгляд, улыбалась.
- И я ему сказала, что люблю его. – Финал получился смазанным, и я закрыла глаза, ожидая приговора.
- Так-так, - задумчиво протянула Эшли, - этого мне Сириус не говорил.
- Ну и что он? – я открыла глаза. Мэри вся светилась, видимо, ожидая услышать одухотворенную проповедь о том, как он тоже признался мне в своих чувствах и мы вновь занялись сладкой, нежной любовью.
- Эм… ничего.
- Что значит «ничего»? – Эшли высоко приподняла брови. Так высоко, как я не умела. – В смысле?
- Ничего значит «ничего», Эшли. Ничего такого, что вы сейчас ждали услышать. Что я ждала услышать. Он… мм… предложил мне встречаться.
- И все? – Мэри чуть усмехнулась. – Да ладно.
- Он, знаешь ли, не Ремус, - внезапно огрызнулась я.
- Ладно, - вставила Эшли примирительно. – Может, пойдем?
- Да. Только одену что-нибудь приличное, - я благодарно посмотрела на подругу. Частенько она вела себя действительно глупо, но иногда была невероятно мудрой. Потому что сейчас могла разгореться ссора – и из-за чего? Из-за разницы между людьми.
Наскоро натянув на себя простые джинсы и не менее простую рубашку, я второй раз за утро остановилась около зеркала. Рыжие волосы нелепо топорщились, несмотря на ожесточенные мои попытки их пригладить. Глаза сияли каким-то странным, неземным светом – я любила дни рождения; они всегда были сказкой. Сейчас почему-то в глаза бросался небольшой прыщик около скул, маленькая царапинка над бровью. Почему-то хотелось выглядеть идеально… после всего, что случилось.
Чертовы глупости. Теперь давно купленные джинсы и видавшая виды блузка невероятно смущали. Возникла мысль переодеться, но я ее отмела. Мерлин, почему я боюсь своего парня?
Поэтому я отбежала от зеркала (с трудом) и вновь показалась в чертовой гостиной. Колени подрагивали.
- Пошли? – я несколько раз кашлянула, обращаясь к подругам. В лице Мэри промелькнуло понимание.
- Да не волнуйся ты так. Я его встретила с утра, он в абсолютно приподнятом настроении духа.
- Да. – Я сцепила пальцы в замок. – Наверное.
Мерлин успел выдавить пару поздравлений, нечто насчет «оставайся все такой же умницей, красавицей и вообще – феей», прежде чем мы выскочили из комнат.
И буквально сразу налетели на Джеймса.
Учитывая то, что он был разбужен, думаю, приблизительно в такое же время, как и я, он чертовски плохо выглядел. Я имею в виду жуткие синяки под глазами и очень заспанный вид. Но, несмотря на усталость, он был удивительно красивым. Улыбка, сияющая на лице, была искренней; и в теплых карих глазах блестели искорки.
Эшли схватила Мэри за руку, как в старые добрые времена, и поспешно засеменила в сторону по коридору.
- Привет. – Он щелкнул пальцами и чуть улыбнулся. - С праздником тебя.
Я покраснела.
- Да, спасибо.
А затем он сделал пару шагов ко мне. Сердце нелепо дернулось, но от его взгляда удивительное тепло тонкими иголочками закололо кожу. Джеймс взял мое лицо в ладони – я чувствовала жар его рук и видела завораживающие карие глаза, взгляд которых сейчас был серьезным. И поцеловал.
Момент, когда его теплые губы коснулись моих губ, стал вечностью. Вечностью, наполненной простым человеческим счастьем. Я ответила на его поцелуй, нерешительно скользнув рукой по его шелковистым – и, как всегда, спутанным – волосам. Мы целовались в темном коридоре, и в двух шагах от нас был гобелен, за которым было множество людей. Но черт, я даже не волновалась из-за того, что кто-то войдет. Мне было плевать.
Никто меня никогда не целовал так. Да, поцелуй был удивительно нежным, наполненным той самой розовой воздушной ватой, облака которой окутывали нас на Рождество. Это же было всего две недели назад – а казалось, что так давно. Сейчас в мире не оставалось ничего – только Джеймс Поттер, только медленные – и сводящие с ума – движения его языка, только жар его мускулистых рук, только запах корицы и мяты, от которого подрагивали колени.
- С Днём рождения, - выдохнул он, оторвавшись от меня и крепко обняв. – С праздником.
- Спасибо, - тихо ответила я, чувствуя, что голос чуть подрагивает. – Спасибо.
Он запустил руку в волосы – типичный поттеровский жест – и рассеянно улыбнулся.
- Подарок?
- Да, - я нерешительно кивнула и чуть улыбнулась. – Давай.
Он нагнулся и поднял с пола небольшую коробочку. Она была совершенно простецкой – желтоватые стенки, простая лента цвета скошенной травы, аккуратно перевязывающая подарок. Но мне было неважно… Просто интересно, что мне приготовил этот загадочный человек.
А потом перехватило дыхание. Потому что там, в такой простой коробке, было самое прекрасное, что я когда-либо видела.
Тонкая хрустальная лилия. Мастер, который сотворил это чудо, был настоящим гением – потому что каждый изгиб каждого лепестка, хрупкий стебелек, капельки росы на тычинках – все было словно настоящее. Лилия буквально дышала. Неясный свет, падающий от газового рожка на стене, небрежно поигрывал с точеными гранями цветка, заставляя хрусталь расцветать всеми оттенками солнца.
- О боже, - я завороженно смотрела на это удивительно прекрасное творение, чувствуя тугой комок в горле. – Это… это чудесно. Просто невероятно.
Он нежно приподнял подбородок двумя пальцами.
- Правда? Тебе нравится? Я… Я… сам его делал. Удалось? – И сразу стало понятно, почему у него такие жуткие синяки под глазами и измученный вид. Потому что человек, который не слишком смыслил в трансфигурации, упрямо создавал ночью нечто невообразимо прекрасное. – Ты просто напоминаешь мне лилию. И имя у тебя…
Я улыбнулась и крепко обняла его.
- Спасибо. Я… не могу представить подарка лучше. И эпитетов, чтобы описать это, найти тоже не могу.
Готова была поспорить, он покраснел.
- Я старался.
- Я вижу.
Так мы и стояли, по-глупому обнимаясь в полутемном коридоре. Я вдыхала его сверхъестественный аромат, а он медленно гладил меня по волосам. И хотелось плакать, смеяться и танцевать… одновременно. Потому что я была счастлива.
- Эванс! – момент нарушил откинувший гобелен Сириус с широченной улыбкой на лице. В руках его была пугающая своими размерами коробка, которая мгновенно опустилась на пол. - С праздником тебя!
Я отошла от Джеймса и позволила Сириусу себя обнять, счастливо улыбаясь. Просто… все эти мальчишки так внезапно стали частью моей семьи. Тогда, когда мы с Джеймсом «дружили». Я узнала их всех с новой стороны.
- Спасибо. – От Сириуса пахло по-другому. Цитрусами. Как будто он натерся апельсином или нечто вроде. Но это был приятный аромат, острый и изящный – как и он сам.
- Подарок!
- Обязательно кричать мне на ухо?
Он засмеялся.
- Пожалуй, нет. Не обязательно. – И всунул в руки ту самую коробку. – Расти большой, не будь лапшой, Лили. – Это было сказано так неловко… и так мило.
Его подарком было…
- Сириус! – я радостно засмеялась, с восторгом оглядывая маггловскую машинку с пультом управления. – Нет, скажи, ты издеваешься?
Он заулыбался в ответ и снова обнял меня.
- Честно? Да, это тонкий стеб. Но мне так нравятся эти все изделия, а чертова машинка такая прикольная!
- Ты купил ее, чтобы играть сам, да? – я легонько ударила его по плечу. – И, интересно, как мы будем управлять ей? Она, черт возьми, не будет действовать в пределах Хогвартса.
- Упс, - ответил он, пожимая плечами. – Но там, где мы будем праздновать, то есть в Хогсми… Ай! – Он возмущенно посмотрел на Джеймса, который только что отвесил ему суровый подзатыльник, и почти сразу же принял виноватый вид. – Я… я проговорился, да?
- Не хочу тебя расстраивать, но да, - я снова засмеялась, чувствуя себя невероятно хорошо. – Хогсмид, значит?
Джеймс засунул руки в карманы и пожал плечами.
- Ну да. Это было сюрпризом.
Я легонько чмокнула его в щеку, и он расслабился.
- Раз уж это не сюрприз, - невинно вставил Сириус, - то должен объявить, что спустя пару часиков мы пойдем в Хогсмид, чтобы хорошенько там повеселится.
Джеймс закатил глаза, а я улыбнулась. Они организовали в мою честь вечеринку, и это было до мурашек приятно. То, что они позаботились не только о подарках. То, что этот вечер – я была уверена в этом – я проведу по-новому.
- Лили! – Теперь в тесный коридор ввалился Ремус, который по-доброму улыбался. – С праздником!
- Вы все так говорите? – я укоризненно их оглядела. – «С праздником». А где же другие наименования?
Сириус шаркнул ножкой, а Ремус, засмеявшись, приобнял меня.
- Это заразно. С Днём рождения.
Я хихикнула.
- Подарок, - он протянул мне небольшую книжку, размером всего-то с ладонь.
- Что это?
- Японская поэзия, хокку, или же хайку. Трехстишия со смыслом. – Он улыбнулся. – Подумал, что тебе будет интересно. Большинство авторов – магглы, но встречается и авторство волшебников.
Я просияла.
- Спасибо. – Подарок был… мудрым. В духе Ремуса. – Это замечательно. – Ремус потрепал меня по волосам.
Внезапно, как чертики из коробочки, появились Мэри с Эшли, поддерживающие с двух сторон прячущего взгляд Питера.
- Пит тоже хочет поздравить тебя, - пропела Эшли, подталкивая парня. Тот ожесточенно мял поздравительную открытку в руках.
- С праздником.
Джеймс, Ремус и Сириус согнулись пополам от хохота, оставив Петтигрю недоумевающим.

31 января, воскресенье

- Я вспомнила, - сказала я Джеймсу, пробегаясь пальцами по теплой коже. Солнце давно уже встало, а мы все никак не могли выползти из кровати. Вчерашний вечер казался сказкой – правда, он не очень-то и запомнился, но зал в одном из помещений Хогсмида, в котором мы отмечали, вчера был наполнен смехом, весельем и банальным счастьем. У нас даже осталась парочка колдографий – смеющиеся семь человек, бросающиеся друг в друга горстями «Бетти-Ботс», и снова все мы, искренне пытающиеся сделать серьёзные лица.
А подняться с теплых простынь означало приняться за домашнее задание, уборку комнаты, подготовку к началу семестра… и прочее, прочее, прочее. Этого не хотелось – вчерашняя сказка еще была так близко.
- Что ты вспомнила?
- Вчера же была вечеринка Сидни и Марии. Мы обещали прийти, но, получается, солгали. – Я внезапно почувствовала, как его мышцы напряглись. – Что?
- Ну… мы не стали тебе говорить, но Сидни… она… она пропала.
- Пропала?
- Да, мы вчера хотели у нее кое-что узнать, но ее… в общем, не нашли в Хогвартсе. Учителя были довольно взволнованы.
Я рывком села на кровати.
- Что происходит?
- Ты о чем? – он лениво потянулся.
- Люди исчезают из Хогвартса, Джеймс.
Он закусил губу.
- Это странно. Никто не может понять, как они проникают за ворота. Мы с Бродягой подслушали разговор учителей, и это… это странно. Реально странно. И еще жутко.
- Как думаешь, в чем дело? – Сказка окончательно лопнула, словно мыльный пузырь, который медленно парил над землею, а потом внезапно исчез. Я, завернувшись в простыню, направилась к шкафу.
Он вздохнул.
- Не знаю. Понятия не имею, куда они все исчезли. Надеюсь, что в скором времени все разрешится.
- Да, - я закусила губу, раздраженно убирая локоны с лица. – Надеюсь.

1 февраля, понедельник

- Кто ненавидит понедельники, отзовитесь. – Сириус широко ухмыльнулся, потягиваясь всем телом, как, в сущности, умеют только собаки. Иногда он мне действительно напоминал веселого пса.
- Я, - мгновенно откликнулся Джеймс.
- Я! - быстро вставила я, даже не задумываясь. – Понедельники – зло.
- Я… - уныло пропищал Питер, почесывая правую бровь.
- Я, - Ремус зевнул, откладывая в сторону потрепанный учебник по заклинаниям.
- А я люблю понедельники. Они классные.
- Эшли! Ты, изверг рода человеческого, ты же моя девушка! Ты должна не любить понедельники! – Сириус погрозил ей пальцем.
- Понедельники – хорошие дни. Как старт. Если понедельник удачный, то и вся неделя будет такова, если же нет… маленьких неприятностей стоит ждать. Я люблю их за эту магию.
- Еще одна. Макдональд, Джонс, вы извращенцы!
- Сам ты извращенец, Блэк!
- Вот Лили милая. Она не любит понедельники.
- Ты тоже милый, Сириус.
- Эй, мне не нравится ваша романтика!
- Дже-е-еймс!
- Лили, тебя у меня отбивают!
- Ничего подобного! – я засмеялась, выворачиваясь из цепкого кольца его рук. Тонкие пальцы принялись ожесточенно щекотать меня. – Джеймс, прекрати!
- Она боится щекотки? – в глазах Сириуса зажегся очень, очень нехороший огонек.
- Не боюсь! – истерически выкрикнула я, отбрасывая руки своего парня подальше от себя.
- А мне кажется, что… - Сириус оборвал себя на полуслове, вглядываясь куда-то поверх моей головы. Теплый момент растворился - в его удивительных глазах внезапно полыхнула злость.
Я обернулась.
Мы сидели во дворике Хогвартса, передыхая перед занятиями. Несколько лавочек усилиями парней были сдвинуты в небольшой полукруг, а за этим своеобразным убежищем была основная дорога, бегущая к главным воротам замка.
И по этой дороге шла группа человек в черных мантиях, и от этого зрелища бежали мурашки по коже.
Открывал процессию высокий человек со светлыми волосами и скривленными в надменной усмешке губами. Я знала его, а теперь, как оказалось, нет – Люциус Малфой, долгое время бывший моим поклонником. Куда исчезла его мальчишеская замкнутость, мягкие и слабые черты? Теперь он превратился в мужчину – прямая и гордая осанка, странный блеск в глубоких серых глазах, надменность в каждой черточке его образа. Сейчас он был достоин своей фамилии.
А рядом с ним… Нарцисса Блэк. Белые волосы и широко распахнутые голубые глаза, в которых вместе с той же надменностью сквозило отчаяние, практически закрывая первую эмоцию. Она была похожей на падшего ангела – черная мантия развевалась за ее тонкой спиной, и подбородок, обычно уверенно вздёрнутый к небу, был опущен. Она потеряла что-то – потеряла толику своего обычного характера, потеряла то, что делало ее принцессой Слизерина. Если бы ее можно было описать одним словом, то это было бы… Сломленная.
По правую руку Малфоя шла Беллатриса Блэк. Она тоже изменилась – не осталось следа от былой замкнутости. Расправленные гордые плечи, высоко поднятая голова, тяжелые веки – и наполненный легкой надменностью взгляд. Черные, как ночь, волосы были заколоты в своеобразную прическу, которой позавидовала бы любая королева – где прежняя косичка и способность сливаться с толпой? Сейчас она сама была королевой.
Рядом с ней вышагивал Рудольфус Лейнстрейдж. Казалось, что он пытался быть похожим на нового Малфоя – тот же взгляд, та же ухмылка, та же походка и даже уверенность, которую он излучал. Он оброс – как и Люциус – и каштановые волосы падали на плечи. А еще он стал мужественным… неясно, почему. Дело было тут в его простой уверенности или же в более грубых, чем обычно, чертах лица? Или же эту взрослость простому шестикурснику, такому же, как и многие, придавала небрежная щетина щеках и эта гордость собой в каждом движении? Я не знала.
А рядом с Нарциссой… Сердце нелепо дернулось. Это был порыв привычной нежности и отголосков дружеской любви, но эти росточки былых чувств быстро подавила ярость. Самая настоящая, сметающая все на своем пути, ярость, которая обычно принадлежала моему отцу. Я раньше не испытывала такой ярости и гордилась этим….а сейчас я почувствовала ее. И ненависть. Два чувства, две змеи прочно сплелись друг рядом с другом, на пару секунд прогоняя из сердца рычащего льва.
Северус Снейп. И он тоже изменился – я могла сказать это с полным осознанием, ведь никто, кроме меня, не знал его так хорошо. Он распрямил плечи, как почти все эти люди. Он приобрёл ту самую жуткую надменность в каждом жесте, которая теперь пугала меня. И в его глазах не было искорок смеха, веселья, нежности, любви ко мне… ничего. Просто черные глаза, которые затягивали, как два беспросветных коридора. В них не было эмоций; такие глазницы у мертвых людей, пустые и ничего не выражающие. Губы искривлялись в той же усмешке, как и у Люциуса, и я поняла, что все они мальчишки – по сути дела. Они были мальчишками – копируют его, неизвестно зачем, но стараются подражать ему. Почему? Я не знала, и мне было больно. Боль пробивалась даже сквозь ярость.
Я почему-то ожидала увидеть Сидни, но ее не было. Ее просто не было, и наверное, она не могла стать одной из них. Только куда она делась, если же не присоединилась к ним? Или ее…убили?
Боже, ерунда. Неужели кто-то их этих людей могу убить недалёкую Сидни? Люциус? Смешно, он боится даже своей тени, хотя… Так я думала о прежнем Малфое. Новый был совсем другим. И…
Северус убил магглов. И здесь не о чем говорить. Он убил их, а значит, для них убийство – не так уж плохо. Вот об этом я и должна думать. Только об этом.
На месте этих магглов могли быть мои родители.
И Сириус внезапно вскочил. Я знала, почему – там была его родная сестра. Даже две сестры, с одной из которых он не общался совсем, а вторую… он любил. Я не так уж хорошо его знала, но в этом была уверена – он любил Нарциссу. Возможно, она не была такой задницей в общении с ним, но неважно. Он бросился к ней.
И в глазах Нарциссы Отчаяние сразу же победило Надменность. Она сорвалась с места, видимо, даже не замечая резко вскинутой руки Люциуса, который пытался ее остановить. Она просто бежала навстречу своему брату, и быстро, с силой обняла его. Сириус крепко прижал к себе эту девушку и поцеловал ее в макушку.
- Как ты?
Она плакала. Я впервые в жизни видела, как плачет Нарцисса Блэк, а крохотные слезинки стекали по ее лицу и падали ему на мантию.
- Сириус, - прошептала она. Но я слышала. И мы все слышали – слишком близко они стояли.
- Что с тобой было?
Она помотала головой и уткнулась лбом в его грудь.
- Где ты пропадала, родная? – нежность. Голос Сириуса был наполнен небывалой нежностью, и так он не разговаривал даже с Эшли. – Я волновался.
Она снова помотала головой, рваным и отчаянным движением.
- Я скучала по тебе…
- Я тоже.
Мне было неловко. Хотелось отвернуться, но у меня было ощущение, будто сейчас случится нечто плохое. И я не могла.
- Сириус, - дрожащий голос. Я никогда не видела Нарциссу такой слабой… сломленной. Никогда.
А затем она нервно вскинула левую руку к волосам, и широкий рукав мантии чуть опустился.
Я вскрикнула. И Сириус тоже.
Потому что на открывшейся молочной коже расцветала жуткая татуировка – черный череп и змея, выползающая из его уст. И ошибок здесь быть не могло.
Это была Метка.
С неведомым отвращением Сириус оттолкнул ее от себя, как будто она была слизняком или нечто подобным. У него был такой вид… как будто его тошнило. Как будто собственная сестра стала ему омерзительна.
- Сириус, - слез в ее глазах стало куда больше. Она беспомощно протянула к нему руки в жесте беспомощности. – Пожалуйста.
- Ты мне не сестра. – Теперь вскрикнула она, отступила на несколько шагов с искривлённой болью гримасой на лице. – Не подходи ко мне.
- Сириус…
- Сваливаем отсюда, - сказал он, не смотря на нас и беря в руки сумку. – Быстрее.
Я закусила губу и погладила его по напряженной спине. Он вздрогнул, а затем благодарно взглянул на меня, беря мою руку в свою.
- Спасибо.
Мы все поспешно поднялись и так же поспешно двинулись к входу в замок, понимая, что Сириус Блэк оставляет свою прошлую жизнь за спиной.

2 февраля, вторник

- Ну и что ты будешь делать?
- А что я могу поделать? – спросил Сириус хмуро.
- Пожиратели смерти в Хогвартсе, Сириус. И мы получили подтверждение, что они таковы.
- Предлагаешь настучать? – он откинулся на спинку кресла.
Мы сидели в гриффиндорской гостиной. Джеймс убежал на тренировку, уже на ходу выкрикивая, что скоро вернется – и уже два часа как с концами. Сириус не был игроком школьной команды, просто любил летать, поэтому я поймала его на лестнице и буквально волоком оттащила к камину. Народу было немного, и это идеально подходило для нашего разговора, который я считала серьезным.
- Они убили магглов, - сердито сказала я, смахивая непрошенные слезы. После того, как Джеймс отправился в объятия Морфея, держа руку на моей талии, я так и не смогла уснуть. Мысль, что на месте Смитов могли быть мои родители, не давала мне покоя. – И Дамблодор должен знать о Метке.
- Я не хочу общаться с ней. И видеть я ее не хочу. Но предавать я не буду.
Я подавила желание хорошенько встряхнуть его.
- Их стоит отдать под суд! Это должны решать учителя, родители… Я не знаю. Но мы не должны скрывать это.
- А я не буду гребаным стукачом, - упрямо сказал он, складывая руки на груди. – Она моя сестра, Лили. Теперь такая же далекая, как и Беллатриса…. Но сестра. Я не собираюсь идти и говорить про Метку. Она сделала выбор, ну и черт с ней. Это ее выбор, не мое решение.
- Причем здесь это? Ты видел Метку. Ты должен сказать об этом.
- Должен? Кому?
- Если бы ты не был моим другом, я бы сама пошла к директору. Но это твое решение.
- Спасибо. И я говорю – нет. – Он вгляделся в мои глаза. – Прости, милая. Но нет.
- Ладно, - я вымученно улыбнулась. – Ладно, я понимаю.
Сириус уставился на меня, закусив губу.
- Что?
- Я… Думаю, стоит показать тебе кое-что или нет. Пожалуй, стоит. – Он запустил руку в карман мантии и извлек смятый пергамент. – Читай. – Ладонь тщательно разгладила листок.
Я взяла бумагу в руки. Несколько строк, написанные ровным каллиграфическим почерком. Я знала его – Нарцисса. Почерк Нарциссы.

Сириус, дорогой, любимый Сириус!

Пожалуйста, помоги мне. Мне никогда не было так страшно, как сейчас. Помнишь, как мама заперла тебя в погребе, а ты еще боялся темноты? Я ведь выпустила тебя. И вот сейчас я словно в погребе, я боюсь темноты, окутывающей меня, так даруй ты мне свободу, как я когда-то.

Мне страшно… или я уже говорила? Я больше не та Нарцисса, которую ты знал. Слишком многое случилось, за то время, как они забрали меня. Это самое страшное, что случалось со мной. Я не могла вырваться.

Ты зол на меня за Метку, ты предпринял попытку отречься от меня, и это было больно. Ты ведь не знаешь, но там была мама. Она разрешила Малфою жениться на мне. Люциус такой жестокий, и он заставил меня убить человека. Теперь я не могу спать по ночам, я все вижу голубые глаза того парня. А я ведь знала его, видела пару раз в Лондоне. И сейчас Метка тяготит меня, как проклятие.

Но я не хочу быть миссис Малфой! Я не хочу быть среди этих Пожирателей. Я хочу быть просто Цисси, хочу смеяться с тобой, как раньше. Ты мой брат, и ты – все, что у меня осталось. Пожалуйста, прости меня и протяни мне руку помощи.

Сириус, пожалуйста. Ты мне так нужен. С любовью,
Цисси.

- Ну и что ты будешь делать? – повторила я фразу, которая открыла разговор.
- Ничего.
- Ничего?! Это случилось не по ее вине.
- Нарцисса, - сказал он, пряча лицо в ладонях, - всегда превосходно умела врать. Теперь она никто мне.
- Сириус…
- Лили, я тебя не понимаю, - он поднял лицо. – Сначала ты хочешь настучать на нее, а теперь прикрываешь.
- Но ей нужна помощь, - возразила я, сама не зная, почему все это делаю. Мне просто было ее жаль. Жаль девушку, которую я всегда ненавидела и, в сущности, презирала. Потому что никто не заслуживал такого – отречения от самого дорогого в своей жизни. – Поговоришь с ней?
- Нет, - он пожал плечами. – И это тоже мое решение.
Пауза.
Ну почему он такой упрямый? Когда Сириус выбирал какую-либо мысль наиглавнейшей, он тупо ей следовал, не заботясь о других мелочах и окружающих. В этом был его чертов минус.
- Как у вас дела с Эшли?
- Неожиданная перемена темы. – Улыбка тронула его губы. – Ну очень даже хорошо, а почему ты спрашиваешь?
- Я просто помню… Тебе снится тот сон?
Он выдохнул.
- Каждую чертову ночь.
- Извини.
- Забудь.
- Это очень странно. Просто… Вряд ли он вещий.
- Его навязчивость убеждает меня в обратном.
- Прекрати.
- Не могу. Слушай, я хотел сказать спасибо… За Джима.
- За что ты говоришь спасибо, дурачок? Мне самой нравится быть рядом с ним.
- Да… Я… Как у вас? Сохатый отделывается словами «замечательно», «удивительно» и «изумительно».
- Серьезно?
- Ну, не только ими, но все же. – Он улыбнулся. – Так как?
- Не все так гладко, - я затеребила краешек мантии. Кое-какая вещь действительно волновала меня, но я больше не говорила об этом с Мэри или Эшли, просто не хотела. Но Сириус был человеком, которому можно было доверить все – как самому себе.
- В чем дело? – Он взял мою ладонь в свои руки и легонько ее пожал. – Эй…
- Просто… В общем. Я… я не знаю, как это сказать. Но я люблю его. – Он выдохнул. – Я ему сказала об этом. И он… ноль реакции. Вообще. – Меня прорвало. – Я волнуюсь, потому что иногда мне кажется, что все, что происходит между нами – ради секса. Я понимаю, что это вряд ли так, но на душе всегда осадок. Он говорит, как любит мой смех или мой запах, или как я ему нравлюсь, но ни разу не сказал «люблю». Даже в шутку, как ты. И это меня волнует.
- Лили, - мягко сказал он, - просто Джим такой человек. Он себе еще с первого курса вдолбил, что никогда не влюбится. Чушь, но какая верная. И просто следует на пути у своего странного правила. Он в какой-то степени боится любви, остерегается ее. Но он влюблен в тебя – я это вижу. И Лунатик, и Хвостик. Мы все это видим – это нельзя не заметить. Так что, поверь, это не ради секса.
- Хочется верить, - я смахнула слезы. Ну вот, я снова плакала. Блеск. – Если хоть пикнешь об этом Джеймсу – убью.
- Не пикну. Честное слово. – Он обезоруживающе улыбнулся, и я улыбнулась в ответ. Его было невозможно не любить.
- Спасибо тебе за тебя, Сириус.
Он обнял меня.
- Я тоже рад дружбе с тобой. Ты удивительная. Без приколов – действительно тебя люблю. Жаль, что не начали общаться раньше.
- Я считала тебя такой задницей. И Джеймса.
- Я тоже. А Джим заведомо тебя боготворил.
Я засмеялась.
- Мнения были обоюдно ошибочными. – Легко поцеловала его в щеку.
- Хорошо, что мы узнали друг друга.
Его поцелуй в макушку был родственно теплым. Как будто я обрела брата.

3 февраля, среда

Дабы избежать активных вопросов по поводу моих отношений с Джеймсом, моей реакции на новоприбывшего Северуса и моей реакции как старосты на происходящее в общем, мне приходилось прятаться в туалете Миртл. Благо, никто не додумался до моего тайника, где я уже привыкла умываться, подкрашиваться, расчесываться и думать над этим самым происходящим, параллельно произнося Плаксе утешительные слова, чтобы не слушать ее плача.
И в этот раз я, воровато оглянувшись, распахнула дверь в туалет и бросила тяжелую школьную сумку на выложенный холодной плиткой пол.
Вновь раздавались ужасающие рыдания Миртл, только сегодня она плакала по-особому – горше и тише, чем обычно, изредка подвывая и хлюпая носом. У меня не было ни малейшего желания выслушивать ее вопли, поэтому я подошла к ее кабинке, резко распахнула и…
Встретилось с испуганным взглядом Нарциссы Блэк.
Мгновенно вспомнилось вчерашнее ее письмо Сириусу - «мне никогда не было так страшно, как сейчас…» Она плакала из-за него – из-за того, что он так и не согласился помочь ей, это я поняла сразу. И из-за проклятия, которое обрушилось на нее голову.
Но все равно эффект неожиданности был силен – я ждала увидеть Миртл, но никак не бывшую принцессу Слизерина, и я сделала несколько шагов назад, не отрываясь от ее заплаканного лица. Сейчас она выглядела юной, сломленной, расстроенной девочкой – как и в день первого появления - и мне стало жаль ее.
- Эванс, - почти прошептала она, видимо, не желая, чтобы я слышала хрипотцу в ее голосе. Рваным жестом провела ладонью по лицу, вытирая слезы. И приподнялась с захлопнутой крышки унитаза, на которой сидела до этого.
- Нарцисса.
Это было глупо. Ее расстройство было почти физически ощутимым, и неловкие паузы давили на слух. Я не любила такую ватную и сжимающую сердце, словно рукой какого-то великана, тишину.
- Ты что тут делаешь? – я не знала, зачем пыталась расспросить. Мне было и так все понятно, но отчасти лучше бы она пожаловалась мне. Не сказать, чтобы я обязательно выручила ее, но я бы попыталась.
Она криво усмехнулась, оставив мой вопрос без ответа, и несильно пихнула меня в плечо, пытаясь отодвинуть. Неожиданно даже для себя я схватила ее за руку.
Наши взгляды встретились.
- Что тебе нужно, Эванс? – злость. Ее голос был чертовски злым, и лицо в красных пятнах, выдающих рыдания, теперь покрывалось яростной бледностью.
- Что случилось?
Она вырвала руку.
- Хвалебная гриффиндорская жалость. – Слова сочились презрением. – Ты человек, которому всегда до всех есть дело, не потому, что действительно хочешь помочь, а на уровне какого-то инстинктивного участия. – Губы сжались в тонкую ниточку. – Мне не нужна твоя доброта.
Я сощурилась, демонстрируя не меньшую степень презрения, чем она.
- С выводом ты ошиблась.
Она закатила глаза.
- Да отвали ты от меня, грязнокровка.
Быстрые шаги к выходу, почти неслышное хлюпанье носом и спина, от которой исходили волны ненависти.
Я прошептала под нос заклинание, и дверь прямо перед ней захлопнулась. Подергав ее несколько раз за ручку и убедившись, что это моих рук дело, Нарцисса быстро повернулась ко мне.
- Что еще за фокусы?
Несмотря на агрессивный тон, глаза вновь наполнялись слезами, и она яростно стряхнула их.
- Почему ты плакала?
В воздухе опять повисла пауза, а затем она быстро направилась ко мне, доставая на ходу волшебную палочку. Почему она раньше не воспользовалась ей, чтобы сбежать? Это была загадка, на мой взгляд, довольно значимая мелочь, а может, просто Нарцисса сглупила. В любом случае, я возрадовалась своему умению владения невербальными заклинаниями, обезоруживая ее и неловко схватывая палочку слизеринки на лету.
Она остановилась напротив меня, и слезы вновь лились из глаз – жгучие и яростные, они будто прожигали слезы.
- Зачем ты это делаешь?
Я открыла рот, чтобы ответить, и почти сразу же закрыла. Я не видела достойных объяснений – мне просто не было ее жаль. Участие… Возможно, она была права – иногда я помогала людям из-за того, что чувствовала это своим долгом.
- Как я тебя ненавижу, Эванс! Ты отобрала у меня все, чем я владела и чем дорожила. Ты отобрала у меня статус королевы школы, унизив меня, ты отобрала у меня человека, единственного человека, которого я люблю, и унизила меня дважды, ты отобрала у меня даже брата! Ты носишься со своей жалостью, лезешь ко всем подряд, и все тебя любят, и никому сейчас нет дела до меня! Ты эдакая милая девочка, ты, черт тебя подери, счастливая! У тебя есть все, о чем ты можешь мечтать, ты катаешься, как сыр в масле, и сама не замечаешь, как наступаешь на мозоли всем своим друзьям, знакомым и прочим окружающим людям! Ты самая настоящая эгоистка, Эванс, и больше всего на свете я хочу, чтобы ты чувствовала ту боль, которую чувствую я! Больше всего на свете, Эванс!
Я потрясенно отступала на шаг, на другой. А она наступала, размазывая бесконечные слезы по лицу и выплевывая эти жуткие, ранящие и, безусловно, неправильные слова… они же неправильные, верно? Они не могут быть правдой.
Она выдохлась, замолчала, но сбивчивое дыхание и бледное-бледное лицо выдавали ее прожигающую ярость.
- За что ты меня так ненавидишь?
Я не устраивала ей представление – не показывала своей слабости от ее слов, не плакала, не допускала слезинок. Но мне было обидно, потому что…
- Это же неправда. Ты совсем меня не знаешь.
- Не имею ни малейшего желания узнавать. Иногда достаточно нескольких часов, чтобы раскусить человека.
- Не в данном случае.
Она посмотрела мне в глаза, и, клянусь, ее голубые зрачки чуть не выжгли мои зеленые.
- Палочку.
Я медленно протянула требуемое, и Нарцисса так же медленно взяла ее.
И на этой ноте дверь в туалет резко распахнулась, как от заклинания - конечно же, именно от заклинания она и распахнулась.
В проеме стоял Джеймс.
Мы встретились взглядами, и я сразу успокоилась. Так всегда происходило – его глаза заставляли забыть обо всем.
- Джеймс.
Нарцисса очень медленно развернулась к нему, не разрешая ни одной слезинке скатиться по щеке. И я…я поняла. «Ты отобрала у меня человека, единственного человека, которого я люблю».
Эта девушка, которая так отчаянно рыдала, с невероятной нежностью смотрела на него. Просто смотрела, но так, как будто он был смыслом ее жизни. И легкая улыбка коснулась ее губ.
На секунду мне показалось, что она сейчас бросится к нему, обнимет или сделает какую-нибудь невыносимую глупость… с таким обожанием смотрела она на Джеймса. На человека, которого я любила тоже, и на которого имела куда больше прав.
Она дернулась с места, пролетела мимо него, и цокот ее каблуков быстро утих. Я была готова поспорить, что сейчас она снова плакала…
Джеймс в два шага пересек расстояние между нами и прижал меня к себе.
- Что она тебе сказала? У тебя слезы.
- Ничего, - упрямо сказала я, вдыхая его запах.
Он нежно погладил меня по волосам.
- Ровным счетом ничего…