К возвращению Гермионы переезд был практически закончен. Так как местоположение новой резиденции решили пока держать в тайне, то Малфоям позволили остаться в собственном доме, а вот Лестрейнджи должны были теперь отправиться в поместье Руквуда. Вещи Гермионы были уже заботливо уложены Слэйвой в большие сундуки, а сама домовиха дождалась распоряжения переправлять их в новый дом. Едва Гермиона отправила ее, как в дверь постучали.

– Войдите, – крикнула Гермиона, подходя к зеркалу. Ей нужно было удостовериться в словах Рона, сказанных перед самым ее уходом. В ушах до сих пор звучала страшная фраза: «у тебя зрачки красные». Но отражение смотрело на девушку обыкновенными карими глазами, напомнившими ей глаза Реддла в створках медальона. Выбросив из головы глупые мысли – да у половины планеты глаза карие! – Гермиона повернулась лицом к вошедшему и молчащему до сих пор Драко.

– Я снова не мог с тобой связаться, – обвиняюще сообщил Малфой. – Ты что-то сделала?
– Нет, – ответила Гермиона, а в голове всплыл приснившийся ей сегодня сон. Сделала, еще как сделала.
– Это последствие ритуала, – уверенно сказал Драко, и Гермиона вздрогнула. – Того, который ты проводила в той пещере.
– С чего ты взял? – быстро спросила она… слишком быстро, чтобы вопрос казался искренним.
– С того, что после этого и начались проблемы. Я сначала думал на то зелье, которое ты мне споила на рождественской вечеринке в Хогвартсе, но изучив всю возможную информацию о нем, я понял, что подобных побочных эффектов возникнуть не могло. Ты и сама знаешь, что дело в ритуале. Я уже не могу связываться с тобой на больших расстояниях и намного хуже ощущаю твои эмоции, но ложь я почувствовать еще могу.

– Да, дело в ритуале, – Гермиона поняла, что отрицать и правда бессмысленно, они лишь снова поссорятся. Впрочем, скорее всего это произойдёт и так. – Но оно того стоило!
– Стоило? – эхом отозвался Малфой, неверяще глядя на Гермиону. – «Мы» стоили того, что ты получила с этого ритуала? Наша связь, незримая поддержка, которую мы могли ощущать… Что это хотя бы было? Что стоило этого?
Гермиона глубоко вздохнула, сдерживая навернувшиеся на глаза слезы: Драко умел надавить на больное.
– Победа, – ответила она. – Я говорила, что нашла способ находить крестражи, я создала вещь, которая указывает на них.
– Покажи хоть, – попросил Драко, не проявляя, однако, особого интереса.
– Вот, – Гермиона сняла фамильный перстень и положила его на стол.
– Кажется, это кольцо плохо на тебя влияло, – произнес Драко, лишь мельком взглянув на перстень. – Ты не могла использовать другую вещь?

– Магия ритуала перебила магию кольца, – уверенно ответила Гермиона.
– Я бы не был так в этом уверен, – покачал головой Малфой. – Возможно, если бы ты использовала любую другую драгоценность, наша связь была бы в порядке…
– Как ты не понимаешь?! – воскликнула Гермиона. – Это не важно, что бы я использовала! Почему ты ставишь наши отношения выше, чем исход войны? Ты, что, не понимаешь, почему так важно отыскать крестражи и уничтожить их? И то, чем пожертвовали мы – самое меньшее из всего, что могло случиться! Ты видел руку Дамблдора? Видел, в каком состоянии он был на Башне? Потерянная связь – это ничто по сравнению с болезнями, проклятиями и смертью!

«И все же ты позволила частице души Волан-де-Морта спастись», – пронеслось в голове, и Гермиона резко замолчала, понимая, что все, что она говорит – одна большая ложь в свете ее поступка.

– Ты ведь не понимаешь, что это значит для меня, верно? – с каким-то смирением в голосе спросил Малфой. – Для тебя важна идея, справедливость, правда… Ты борешься за весь мир, а не за одного человека. Ты уже не помнишь о моей одержимости, думаешь, что все закончилось, раз я перестал пытаться перерезать тебе горло или придушить при каждой встрече, верно? Но ничего не прошло, Гермиона! Мне по-прежнему плохо, когда я тебя долго не вижу и… остальное тоже. Проклятие все еще во мне. Но однажды… все закончится, я чувствую это. Вот только, когда это произойдет, пути назад не будет. Все закончится навсегда.

Не дожидаясь реакции Гермионы, Малфой повернулся к ней спиной и быстрым шагом покинул комнату, прикрыв за собой дверь. Гермиона еще немного постояла, глядя вслед уходящему парню. Она знала, что каждое его слово – правда, она это тоже чувствовала. Но Гермиону настолько пугало это понимание, что она старалась игнорировать его, веря в то, что постоянные ссоры – лишь рубеж, который нужно переступить, и все наладится. Это была ложь.

***
В поместье Руквудов было еще мрачнее, чем в особняке Малфоев, и пахло пылью. Здесь очень давно никто не бывал, и одинокий дом был вовсе не рад нагрянувшим гостям. Лестницы скрипели так, будто вот-вот обвалятся. Запыленные портьеры были полны пикси, которых спешно вытравляли домашние эльфы. Каждая поверхность была покрыта дюймовым слоем пыли. Многие двери не отпирались заклинаниями, защищенные специальными чарами.

В более-менее божеский вид эльфы успели привести только четыре комнаты, в трех из которых разместились Гермиона, Беллатриса, Волан-де-Морт, а четвертая служила гостиной-приемной. Дом должны были привести в порядок не позднее чем через два дня, но за это время Гермиона ощутила все прелести старинных сооружений. Ледяные каменные стены, камин с отсыревшими дровами и скрипящие полы наводили тоску и ощущение безнадежности. Дом-дементор, как про себя прозвала особняк Гермиона.

С отвращением осмотрев гниющие доски и вдохнув пыли, Темный Лорд отдал распоряжение улучшить условия насколько возможно и отбыл в неизвестном направлении. Гермиона предполагала, что он отправился на поиски Бузинной палочки, однако ни с кем этого она обсудить не могла, да и вряд ли кто-то мог знать правду. Сама же она часами просиживала над родословными чистокровных семей, родовой магией и признающими артефактами, пытаясь отыскать хоть какую-то информацию о своем настоящем отце и роде, который так настойчиво зовет её к себе. Приступы беспричинной ярости учащались, что пугало Гермиону и заставляло перекапывать пыльные фолианты в поисках хоть какой-то зацепки.

Связаться ни с одной из душ, заключенных в кольце, не получалось. Сны Гермионе больше не снились, перстень не оживал и никаким увещеваниям и приказам был не подвластен. Как работает поисковая система, Гермиона так и не поняла. Она знала лишь одно: когда ее крестраж находился в одной комнате с Нагайной, ничего не произошло. Это могло означать либо то, что змея не крестраж, что было достаточно маловероятно, либо то, что связь работает лишь при определенных, не известных Гермионе, обстоятельствах.

С Драко они больше не разговаривали – связь на таком расстоянии не работала, да и смысла, по мнению Гермионы, в этом не было. Малфой считал ее предательницей, променявшей его на зыбкую надежду на победу стороны, которая уже никогда не примет ни Драко, ни Гермиону в свои ряды, а, скорее всего, по окончании войны попытается упрятать за решетку. В глубине души Гермиона уже жалела о том, что она сделала, но эти чувства словно чем-то притуплялись, как и все остальные. Это было словно исцеление для души: никакой боли… но и никакого счастья. Лишь умиротворение… и накатывающая периодически ярость.

Так прошло три дня. Дом был вычищен до блеска, доски укреплены, петли смазаны, окна вымыты. Выйдя однажды утром из комнаты, Гермиона не узнала место, в котором оказалась: плотные темно-синие портьеры, новые, выкрашенные заново полы, красивая резная мебель. Особняк ожил, раскрывая свои двери для хозяев и гостей.
В тот же день прибыл весь внутренний круг Пожирателей, разместившись в отпертых найденными в подвале ключами комнатах. А вечером вернулся Волан-де-Морт. Готовился очередной рейд. На этот раз – в честь Нового года.

***
Десяток разрушенных мостов, два правительственных учреждения и пять сотен жертв. На этот раз поведать Ордену о предполагаемом рейде было равно самоубийству, так как в курсе операции был лишь внутренний круг. И ни Гермиона, ни Снейп, ни кто-либо еще не мог ничего сделать, только милосердно убивать Авадой Кедаврой тех, кому уже было не помочь.
Возвращение в школу напоминало собой поездку на отдых: каникулы выдались поистине ужасными. Гермиона молча вошла в купе, занимаемое уже Драко, Блез и Андрианом. Постоянная компания. Едва Гермиона заняла место у окна, как Забини протянула ей позавчерашнюю Придиру, раздобытую, судя по виду, в какой-то помойке. На показываемой странице красовалась фотография Лаванды Браун и короткий некролог. Также сообщалось, что девушка была найдена ее парнем в обрушенной пещере при помощи ожерелья со следящими чарами, подаренного им Лаванде ранее. В пещере был установлен сильнейший выброс магии. Гермиона отбросила газету и отвернулась к окну. Она кожей чувствовала пронзительный взгляд Драко, говорящий о том, что он прекрасно все понял.
– Ужасно, не правда ли? – прокомментировала Блез. Но ей никто не ответил.

***
Январь пролетел незаметно. Школьная жизнь вновь вошла в свою колею, захватив всех в привычный круговорот уроков, домашних заданий, отработок. Кэрроу стали свирепствовать намного меньше, должно быть, декабрьские рейды удовлетворили их достаточно, чтобы на некоторое время успокоиться. Отряд Дамблдора тоже притих. Убийство Лаванды добавилось к смерти Джинни и похищению Полумны, подорвав непоколебимую прежде веру в себя и вселив в участников сопротивления страх стать следующими.
Гермиона продолжала искать информацию о своей родословной, угнетаемая все учащающимися приступами гнева. С Драко отношения окончательно разладились. После того, как Малфой узнал об убийстве Браун и сложил два и два, в его взгляде больше не было ничего, кроме разочарования. Это вгоняло Гермиону в полнейшую депрессию, которой, казалось, не было ни конца ни края.

Клуб тоже требовал внимания. Теперь, когда больше половины из них стали Пожирателями смерти, работы одновременно и прибавилось, и убавилось. С одной стороны, были посвященные, которые практически все время теперь молчали, а с другой, те, чье посвящение было отложено. Им надлежало тренироваться, чтобы заслужить метку. Тренировки напоминали занятия ОД, вот только вместо Гарри здесь была Гермиона, и она была нетерпелива. В конце концов, когда дошло до того, что практически каждое занятие заканчивалось либо больничным крылом, либо чьей-то истерикой, Гермиона переложила обязанность тренировать членов Клуба на Малфоя с Ноттом. Вместо Нотта она с удовольствием бы поставила Блез, но непосвященная не могла управлять полноценными Пожирателями, потому выбор пал на Теодора. Назначить его тренером стоило ради одного лишь шокированного вида, когда Гермиона объявила о своем решении. Плюс был еще и в том, что отныне Нотт больше не пытался ставить Гермионе палки в колеса, не из-за того, конечно, что изменил о ней мнение – нет, просто он был занят.

Другим важным делом Гермионы было разгадать, как работает поиск родственных крестражей. Несомненно, медальон и кольцо узнали друг друга настолько, что смогли воссоединиться, вот только что, если часть души Волан-де-Морта, напротив, мешает найти другие его крестражи. Впрочем, сей факт не объяснял, каким образом кольцо не распознало родственный крестраж в Нагайне. Размышляя над тем, как связаться с обитателями кольца, Гермиона пришла к мысли, что раз в дневнике можно было писать, медальон открывался, Нагайна может говорить на змеином языке, то и с перстнем можно что-то сделать. Вспомнив про надпись внутри кольца Соломона, девушка решила нацарапать острием пера послание на внутренней стороне. Спустя полчаса кропотливой работы на кольце красовалась ниточка из крошечных букв, гласившая: «Говори». Возводя молитвы Мерлину, Гермиона медленно надела кольцо на палец и закрыла глаза в ожидании услышать в голове голос своей второй сущности или Тома Реддла. Какого же было ее разочарование, когда ничего не произошло! Все было напрасно: перстень оставался холодным безмолвным украшением.

***
Утро первого дня последнего зимнего месяца застало Гермиону шагающей по заснеженной дорожке к границе замка. Получив разрешение на посещение Хогсмида у Снейпа, она, решив не использовать порт-ключ прямо в дом Малфоя, отправилась прогуляться. Погода была чудесной: ярко светило солнце, снег хрустел под ногами, в воздухе пахло свежестью. Последний месяц до весны. И хотя Гермиона знала, что этой весной все решится, и неизвестно, в какую сторону, она все равно с нетерпением ждала наступления теплых деньков.
Предъявив разрешение дежурящим у входа Пожирателям, Гермиона преодолела границу и направилась вниз, в деревню. Прежде чем отправиться к Джинни, она купила два сливочных пива «с собой» в «Трех метлах» и разнообразные сладости в «Зонко». Гермиона предполагала, что эльфы, приносящие Джинни еду, вряд ли ее балуют, поэтому не поскупилась на всякие вкусности. В конце концов, подруга в одиночестве провела Рождество и Новый год и заслужила хотя бы это. Уже выходя из «Зонко», Гермиона вдруг заметила на верхней полке завернутый в изящную зеленую с серебром бумагу плиточный горький шоколад. Пожалуй, это самое слизеринистое лакомство из всего возможного на вкус Джинни было чересчур классическим, но Гермиона не удержалась и купила сразу три плитки.

По пути к дому Малфоя девушка раздумывала о том, стоит ли сообщать Джинни о смерти Лаванды. С одной стороны, они никогда не были подругами, но с другой, они были в одном лагере. Но говорить об убийстве Браун, словно Гермиона не имеет к нему никакого отношения, тоже верх лицемерия. Потерявшись в этих мыслях, девушка не сразу заметила, что уже стоит на пороге дома. Быстро оглянувшись по сторонам – не следит ли кто из окон соседних домов, не прячутся ли в проулках Пожиратели – Гермиона постучала. Дверь распахнулась сразу, словно Джинни также стояла по другую сторону в ожидании стука.
– Входи, – быстро сказала подруга, отступая вглубь прихожей, чтобы с улицы ее не могли заметить. – Рада, что ты не воспользовалась портключом, не люблю, когда вламываются без стука.

Гермиона удивленно посмотрела на Джинни. Уж в семье-то Уизли все, кому не лень, ошивались в комнатах друг друга, и подобное недовольство было чем-то новым. Пройдя в гостиную, Гермиона высыпала на журнальный столик сладости и поставила две бутылки сливочного пива. Джинни довольно равнодушно оглядела это, пока ее взгляд не наткнулся на «слизеринский» шоколад. Гермиона с удивлением заметила, как в глазах подруги мелькнуло какое-то ностальгическое выражение и тут же исчезло. «Должно быть, такой шоколад дарил ей Андриан», – другого объяснения у Гермионы не было.
– Я виделась с Гарри и Роном, – первой начала разговор Гермиона, когда они расположились на диване. – С ними все в порядке.
– А как продвигаются поиски? – спокойно спросила Джинни.
– Они… – Лестрейндж замялась, раздумывая над тем, что сказать подруге насчет медальона. Если рассказать правду об освобождении Тома Реддла, то придется объяснять, каким образом ему удалось попасть в кольцо, и почему Гермиона его не уничтожила. Но и сказать, что Гарри и Рон ничего не нашли, было бы нечестно по отношению к ним. – Они нашли и уничтожили один крестраж.

Реакция Уизли была очень неожиданной. Джинни поперхнулась воздухом и, кашляя, вскочила на ноги.
– Уничтожили? – выдавила она, сквозь кашель голос ее напоминал шипение. – Не может быть!
– Джинни! – воскликнула Гермиона, поднимаясь с дивана и хватая гриффиндорку за трясущиеся руки. – В чем дело?
Та, в свою очередь, попыталась выдернуть пальцы, но в этот миг почувствовала ледяное прикосновение кольца. Завороженная, она перехватила руку Гермионы, разглядывая фамильный перстень.
– Что это такое? – прошептала она, не открывая взгляда от украшения.
– Это… это просто… ну, это артефакт для поиска крестражей…

– Неужели? – усмехнулась Джинни, поднимая глаза на Гермиону. Девушка в ужасе отшатнулась: зрачки подруги были красного цвета. Но в следующий момент они уже сменились привычным ореховым оттенком, и Гермиона выдохнула, поняв, что это всего лишь отблеск пламени. Но тут Уизли продолжила, и Лестрейндж снова насторожилась. – И что же это за артефакт, о котором не знал Дамблдор? Почему же он не отдал его Надежде магического мира, Избранному?
– Это… – начала Гермиона, осторожно подбирая слова, – несколько темный предмет, и Дамблдор… Он просто не хотел использовать этот способ, потому что Гарри может победить Темного Лорда только любовью, а если бы он создал эту вещь…
– …он бы стал таким же, как Темный Лорд, – закончила за нее Джинни, вдруг отворачиваясь, отходя к окну и заглядывая за занавески.

– Ну, это ты преувеличила, – бодро ответила Гермиона, понимая, что нельзя показывать Уизли, насколько она права. Иначе их дружбе конец. Она и так еле пережила идею о метке.
– Конечно, преувеличила, – с какой-то мрачной радостью ответила Джинни. – Ведь для того, чтобы стать в точности похожим на Темного Лорда, нужно создать семь таких… артефактов.
– Что ты хочешь этим сказать? – онемевшими губами прошептала Гермиона. Откуда Джинни могла знать, что это крестраж?!
– Ты, верно, думаешь, что я невнимательно читал книги, прежде чем приступить к делу? – ответила Уизли с холодными интонациями Волан-де-Морта и повернулась лицом к Лестрейндж. В ее глазах пылал огонь.

***
Визит Гермионы Лестрейндж не был неожиданностью. Том Реддл прекрасно знал, что бывшая гриффиндорка не сможет не посетить несчастную подругу, запертую в одиночестве, без права выйти из дома. Да, она определенно должна была прийти и принести гору сладостей и пойло из «Трех метел». А вот любимый еще во времена обучения в Хогвартсе шоколад стал приятным сюрпризом. Но оказывается, Гермиона припасла для него настоящее потрясение. Когда она сказала, что мальчишка Поттер уничтожил очередную часть его, Тома, души, Реддла чуть не хватил удар. Он даже не смог сдержаться, позабыв на мгновение о чужом присутствии. Но следующий сюрприз от Лестрейндж привел его просто в шоковое состояние. На то, чтобы выйти из ступора и осознать произошедшее, ушло несколько минут. Артефакт поиска крестражей – надо же, какое название! Вот только был всего лишь один способ найти чужие крестражи, и Том был о нем прекрасно осведомлен. Реддл просто не мог наплевательски отнестись к своему бессмертию, чтобы первым делом не выяснить всевозможные способы поиска и уничтожения его драгоценных частичек души. Изучив систему связанных крестражей, Том пришел к идее о том, что способ, которым он собирался привязать к себе своих сторонников, также является тем, что может подвергнуть его крестражи опасности. И Реддл усовершенствовал концепцию метки так, чтобы Пожиратели не были связаны с ним на том уровне, чтобы при помощи своих крестражей отыскать его. В итоге, оставалась только родственная связь, а родственников, как известно, у Тома не было. По крайней мере, раньше.

Но крестраж, конечно, мог и не работать. И это было первой мыслью, посетившей Тома, пока он перекидывался с Гермионой фразами, уличая ее во лжи. Вот только, как в таком случае внутри кольца оказалась еще одна часть души – его собственная? Ошибки быть не могло: Реддл явственно ощущал себя внутри перстня. Свою магию, свою душу, свое сердцебиение. Поттер с Уизли вовсе не уничтожили медальон – точнее, они уничтожили лишь саму оболочку, а часть души, что обитала внутри, спаслась, потеснив обитательницу другого крестража. Проблема была в том, что это до сих пор считалось невозможным. Уничтожена оболочка – умирает душа. Вот каково правило крестражей! Теперь же открывались новые возможности: перенестись в другое тело, находящееся рядом и имеющее душевную связь с крестражем, или в другой крестраж. Очевидно, главным критерием было, чтобы в предмете уже была другая душа. Но что заставило часть души Волан-де-Морта спрятаться не в теле Гермионы, а в ее крестраже? Это можно было выяснить, лишь поговорив с ним.

И Реддл решил выдать свою тайну. Конечно, он не забыл, что палочки у него не было, но он не зря провел каникулы, научившись простенькой боевой магии. Вероятно, в данной ситуации эти умения были достаточно бесполезны, потому Том больше ставил на свое красноречие.
– Ты, верно, думаешь, что я невнимательно читал книги, прежде чем приступить к делу? Ты ошибаешься.
– Реддл! – обвиняюще закричала Гермиона, направляя на Тома палочку. – Но как?.. Или… или это с самого начала был ты? Вернулся с того света ты, а не Джинни!
– Именно. Но не стоит так волноваться, Гермиона, – спокойно произнес Том, поднимая руки, словно сдаваясь.
– Не стоит волноваться? Моя подруга умерла! Действительно умерла! А я сейчас стою в одной комнате с гребаным куском Темного Лорда!
– Двумя кусками, – не смог промолчать Реддл. – И Джинни сама этого хотела.
– Вот уж в чем сомневаюсь! Ты заставил ее!
– Нет, я ее уговорил.
– Что ты ей пообещал? – уже спокойнее спросила Гермиона, не опуская, однако, палочку.
– Позаботиться о ее друзьях. Помочь уничтожить другие крестражи.
– Уничтожить? – не поверила своим ушам Лестрейндж. – С какой стати тебе уничтожать части своей души?

– Потому что Волан-… Лорд совершил ошибку, – с горечью ответил Реддл. – За пятьдесят лет, что я провел в заплесневелой книжонке, я это понял. Каждая частичка души обретает свой разум, и я тому доказательство. А теперь представь, сколько на самом деле Лордов на свете, каждый со своими идеями и мыслями, возникшими в том возрасте, когда был создан крестраж, и развивавшимися годами! Он… Я не понимал всего этого. Мне казалось, что если одна часть души умрет, то другая заменит ее, и я смогу править снова. Но вот беда, это будет действительно другой человек. Мне не нужны конкуренты, и я собираюсь уничтожить каждый из созданных крестражей, а потом… потом я начну все заново, потому что нынешние действия Волан-де… Лорда не приносят положительных плодов.

Гермиона с изумлением слушала эту речь, пытаясь осознать сказанное. Все это не укладывалось у нее в голове. Отдельные разумы, желание Тома Реддла избавиться от конкуренции, расправившись с другими частями своей же собственной души…
– Опусти палочку, Гермиона, – меж тем продолжал молодой Волан-де-Морт. – Мы на одной стороне. Я буду полезен тебе, а ты – мне. Никто не знает Лорда лучше меня, а значит, я могу рассказать тебе, где находятся другие крестражи, хотя их прятал уже не я. Но уничтожить их сам я не смогу: у меня нет палочки, я не имею возможности выйти из этого дома. Я всего лишь мертвая шестнадцатилетняя девочка.

Слова Реддла звучали слишком уж разумно, чтобы можно было их игнорировать. Конечно, будь на месте Гермионы любой из гриффиндорцев, он бы немедля попытался убить Лорда или сдать его властям. Но Гермиона больше не была гриффиндоркой, что наглядно доказал ей меч Годрика, а значит, могла позволить себе на некоторое время сотрудничество с Томом Реддлом. Уничтожение крестража было их первичной целью, а семнадцатилетний Волан-де-Морт, и правда, мог помочь. Вот только… что потом делать с ним самим? Ведь он такой же никому не нужный изуродованный осколок, как и Лорд.

– Том… я могу тебя так называть? – робко спросила Гермиона. Реддл скривился от своего магловского имени, но кивнул. Очевидно, «Волан-де-Морт» не нравилось ему теперь еще больше. – Ты раскаиваешься в том, что совершил? Раскаиваешься в создании крестражей?
– К чему ты ведешь? – вместо ответа резко спросил Реддл. Должно быть, он уже понимал.
– Возможно, твои крестражи необязательно уничтожать. Их можно присоединить.
– Исключено, – отрезал Том. – Муки раскаяния могут убить мага, а учитывая, сколько я насоздавал крестражей, смерть – единственно возможный исход.
– Не ты, – покачала головой Гермиона, и Реддл вопросительно посмотрел на нее. – Ты не создавал крестражи. Их создавал тот, кто сейчас находится в змеином теле. А ты был первым отколотым куском, а значит, несешь ответственность не за сами крестражи, а за одну лишь идею их создания.

– Ты хочешь сказать, что я могу присоединить к себе все части души, даже не заплатив за использование темнейшей магии? – медленно произнес Реддл.
– Именно, – победно улыбнулась Гермиона.
– Это может сработать, – задумчиво сказал Том.
– Думаю, мы можем проверить прямо сейчас, – предложила Лестрейндж. – Ты ведь понял, что в моем крестраже спрятана и твоя часть. Если только ты сможешь ее оттуда извлечь…
– Проще простого, нужно всего лишь позвать на парселтанге, – хмыкнул молодой Волан-де-Морт.
– Ну конечно! Как я сразу не догадалась! Часть души Лорда запечатала крестраж, и поэтому я даже не смогла поговорить со своей!
– Вы разговаривали? – недоверчиво спросил Том. – Я не мог говорить с создателем.
– Это потому что он не напялил тебя на палец, как только создал. В дневнике нужно писать или хотя бы открывать его, чтобы прочесть послание. Ни того, ни другого Темный Лорд, по-видимому, не делал. А ко мне она явилась во сне…

– И что она сказала? – с почти детским любопытством поинтересовался Реддл.
– Обвинила меня в том, что я заточила ее в кольце, и сказала, что в отместку заберет Драко, – Гермиона и сама не понимала, почему так откровенна с молодой версией Волан-де-Морта. Так же она доверилась и тому куску его души из медальона…
– Ты знаешь, я ей даже сочувствую, – усмехнулся в ответ Том. – В любом случае, мне действительно имеет смысл попробовать воссоединиться с той частью души из кольца. Однако кроме «раскаяния» нужно кое-что еще, не так ли?
– Заклинание, – подтвердила Лестрейндж. – Но я, конечно, не помню его сейчас.
– В таком случае, предлагаю перенести ритуал на неделю.
– Почему так долго?
– Потому что я все же могу умереть. А я, знаешь ли, отвык от этой мысли.
– Так ты хочешь, чтобы я оставила тебя здесь? Теперь, когда я знаю, кем ты в действительности являешься?

– А что, собственно, изменилось? – с сарказмом спросил Реддл. – Я по-прежнему не могу колдовать, а значит, покинуть этот дом тоже. Тебе не о чем волноваться.
– Ты прав, – согласилась Гермиона. – В таком случае, прежде чем я уйду, ответь мне на один вопрос: что означала та фраза, которой ты себя выдал? Что ты имел в виду, говоря, что внимательно читал книги о создании крестражей?
Том словно ждал этого вопроса. Он сделал несколько шагов от окна и опустился на диван. Наблюдать за передвижениями Джинни Уизли, зная, что это на самом деле молодой Волан-де-Морт, было, по меньшей мере, странно, но Гермиона уже ничему не удивлялась. К тому же, после того, как Реддл раскрыл свою тайну, выражение его лица и тон изменились так, что уже невозможно было поверить, что перед ней прежняя гриффиндорка.
– Так что? – напомнила о себе Гермиона, так как Том продолжал молчать.
– Только то, что я предусмотрел возможность создания связанного с моим крестража будущими Пожирателями и сделал так, что метка не являлась бы подобной связью, – наконец ответил Реддл; странный взгляд, которым он наблюдал за Гермионой, несколько настораживал.

– Но… Но как тогда кольцо… Оно почувствовало медальон… там, на озере! Это невозможно, если метка не является связью.
– Возможно, если между нами есть другая связь.
– Другая?
– Родственная.