Миледи приходит на помощь

Питер

Жизнь повернулась к Питеру спиной.
Другого объяснения происходящему он просто не находил.
А ведь в понедельник все начиналось просто великолепно. Он сидел за настоящим карточным столом, слева от него сидел сын заместителя премьер-министра, напротив – наследник корпорации «Юниверсал Брумз Лимитед», а рядом – будущий владелец сети аптек, им подносили настоящие алкогольные напитки, где-то играла живая музыка, все переговаривались тихо и вежливо. Никто из этих богатых парней не пытался подшутить над Питером, не пытался сжульничать, не подкалывал его за невнимательность и запоздалую реакцию. Они говорили с ним вежливо. Они улыбались. Они принимали его за равного себе. Правда, когда Паркинсон, этот картавый пятнадцатилетний пижон принялся расспрашивать его о семье, Питер, отчаянно потея, наврал, что его отец – шпион Министерства, некий Петир Грю, и что его упекли в Азкабан за службу Гриндевальду. Эта выдумка была его старой детской фантазией, но, как ни странно, новые друзья поверили в нее и расположились к Питеру еще больше, так что он совсем расслабился и почувствовал, что эта ночь принадлежит ему...
А потом... потом партию выиграл этот тупой смазливый мальчик с кудрявыми волосами. И тут же все эти богатые парни мгновенно вскочили, окружили этого кудрявого недоумка, совершенно забыв про Питера. Они хлопали Эйвери по спине и плечам, они поздравляли его, а тот, белый как полотно, с посиневшими губами и стеклянными от ужаса глазами, весь трясся от рукопожатий и оглядывался на Нотта, который один остался сидеть за столом, невидяще глядя куда-то вглубь той зеленой карты, которая принесла победу Эйвери.
Но, видимо, судьбе было недостаточно одного поражения, и вскоре Питер испытал еще одно, на сей раз на любовном фронте.
Он уже смирился с мыслью, что Блэйк Забини для него недоступна. Целый год он лелеял мечты о том, как когда-нибудь обязательно станет успешным, великим волшебником, и тогда она обратит на него внимание. Но теперь эта роскошная гордая девушка готова была в лепешку разбиться ради Бродяги, и Питер понял, что на самом деле она ничем не лучше остальных тупоголовых куриц. И на него снизошло озарение: ему стоит обратить внимание на кого-нибудь под стать себе! Надо найти тихую, никому не нужную девчонку и влюбить ее в себя, так, чтобы она бегала за ним так же, как Блэйк – за Сириусом. Он решил приударить за одноклассницей, Мэри Макдональд. Она ведь все равно никому не нужна. Но как только эта светлая мысль прижилась в сознании Питера, и он начал присматриваться к Мэри, как в один прекрасный дождливый день увидел ее в Хогсмиде, в кафе мадам Паддифут, где она самозабвенно лизалась с Сохатым...
И вот теперь, избитый неудачами, одинокий и несчастный, Питер сидел в библиотеке, трудясь над сочинением для Макгонагалл, посасывал перо и думал о том, почему судьба так сильно его не любит. В окно лился глубокий рубиновый свет заката, но Питер знал, чувствовал, что он уже там, круглый белый диск, вестник несчастий...
Полнолуние...
Самая жуткая ночь во всем месяце. И самая каторжная для Питера.
Над ним снова будут измываться, снова будут унижать...
Питер потер живот и поморщился.
Весь этот стресс привел к тому, что у него развился гастрит.
Но от этого никуда не деться. Он обязан терпеть все это, иначе его прогонят из компании. А этого он допустить ни в коем случае не мог. Уж лучше быть мишенью, чем пустым местом. Питер с тяжелым вздохом спрятал недописанное сочинение в сумку, кое-как затолкал книги на полки и направился к выходу из библиотеки, как вдруг услышал нечто такое, что заставило его остановиться, а затем и вовсе спрятаться за книжным стеллажом.
Говорили двое мальчиков. Питер хорошо знал эти голоса, помнил их дружный тембр, звучащий над зеленым карточным столом, помнил их смех.
– Ты не имеешь права указывать мне, Като! – говорил Эйвери. Голос у него был высокий и перепуганный, а когда Питер украдкой раздвинул книги и выглянул, то увидел, что Нотт сжимал предплечья Эйвери как-то... очень нежно. – Только не теперь. Я победитель. Я выиграл ее. Значит, я сделаю это!
– Ты – кретин Генри, а не победитель! Посмотри на себя! Тебя уже трясет! – он облизал губы и яростно зашептал, так что Питеру пришлось сунуть голову между книг. – Ты думаешь это так просто – убить человека? Думаешь, так просто?! Ты хоть понимаешь, кто будет там этой ночью? Ты осознаешь, что они сделают с тобой, если узнают, кто ты? Что с тобой станет? А со мной? С твоей семьей? Тебе нельзя быть в лесу этой ночью, как же ты не понимаешь?!
– Когда он выберет меня... когда мне поставят Метку... – с каждым новым словом Эйвери приподнимал голову все выше и выше. Нотт оттолкнул его, шагнул в сторону, запуская пальцы в волосы, и снова обернулся. – Ты увидишь, на что я способен, и пожалеешь о своем недоверии...
– Ты не слышишь меня?! Генри, ты не сможешь ее убить, ты не сможешь контролировать себя! – Нотт вдруг встряхнул Эйвери за плечи и как-то неестественно, но очень нежно взял его лицо в ладони. – И тогда они убьют тебя! Я тебя потеряю, ты понимаешь?!
– Тогда отмени все! – Питеру показалось, что в голосе Эйвери звучала мольба. – Отмени! Иди к Люциусу, или прямо к нему и скажи им, что я отказываюсь, – Нотт опустил руки и чуть отодвинулся. Теперь голос Эйвери дрожал. – Я стану предателем. Что они... что он сделает со мной? И с моей семьей? Он убьет нас всех! Ну что, ты пойдешь к нему? Пойдешь?
Катон покачал головой и вдруг притянул его к себе.
А дальше начало твориться такое, что Питер отпрянул от стеллажа и опрометью бросился из библиотеки.

Сириус

Истома свела мышцы живота. Сириус вцепился в спинку кровати, предчувствуя близость развязки. Его сводило от напряжения и абсолютного блаженства.
– Рокс... о черт... о да, детка, вот так...
Последний рывок. Нет, еще один, еще и еще... еще... и...
ДА! Да, черт возьми!
Удовольствие прожгло его, он с хрипом подался вперед, но упал на теплую простынь еще более злой, чем был до этого. Скопившееся напряжение не взорвалось, не освободило его, а наоборот, вдруг сжалось как разряженный воздух и растворилось в теле.
Черт...
Ничего не получилось...
Девушка, лежащая под ним, тоненько всхлипывала.
– Не плачь, – выдохнул Сириус, когда, наконец, смог восстановить дыхание. – В следующий раз будет лучше, – он чмокнул ее в приоткрытый рот, отодвинулся и сел, сбросив жаркую, липнущую к телу простынь. Взмокшую спину неприятно холодило.
– Ты был у меня первым, Сириус, – тихо пояснила Хлоя, глядя, как он натягивает брюки.
– О, я уже понял, – Сириус обернулся и растянул губы в улыбке, надеясь сгладить резкий тон. – Ты замечательная, детка, – он поцеловал ее еще раз и засобирался еще быстрее.
Пора было убираться. Время поджимало.
– Ты ведь придешь еще? – спросила девушка уже у самой двери.
Сириус обернулся.
Хлоя Гринграсс стояла перед ним, завернувшись в простыню. По-прежнему нежная, красивая, ухоженная, но лишившаяся того очарования, которое подтолкнуло его на этот отчаянный шаг.
И как это вышло, что девушка, просто источающая любовь каждым движением, каждым жестом, в постели оказалась такой зажатой и скучной?
– Ну конечно, детка, – он широко улыбнулся, быстро поцеловал ее на прощание и выскочил из мышеловки прежде, чем та успела захлопнуться.
В коридоре он первым делом достал палочку и пробормотал заклинание, убирающее запах чужих духов. Блэйк учует его первым делом. В последнее время ее настроение менялось с такой скоростью, что Сириус, разговаривая с ней, чувствовал себя ковбоем на родео. Да и недавний визит важной бабки Забини не улучшил дело – Блэйк стала не просто злой истеричкой, но и постоянно плачущей злой истеричкой...
Вопреки его ожиданиям и надеждам, она не спала. Сириус понял это, как только схватился за дверную ручку.
Спальню заливал теплый свет ночника-лилии из плетеного золота. Растения сонно поскрипывали и шевелились в своих горшках, как будто их шевелил ветерок. Блэйк сидела на своей помпезной кровати среди подушек и почесывала белоснежного персидского кота по кличке Поппимилк. На ней был шелковый халат цвета слоновой кости, а волосы были уложены так, словно Блэйк не спать собиралась, а на прием к самому Темному Лорду.
Темные глаза казались старше без косметики и смотрели на Сириуса так враждебно, словно весь день до этого Блэйк мечтала избить Сириуса ногами.
Он закрыл дверь.
– Где ты был? – спросила она, едва он отпустил ручку. Взгляд у нее был тяжелый, почти как у Беллы в худшем из ее настроений. – Ты обещал, что придешь в восемь.
– И тебе доброй ночи, детка, – Сириус подошел к кровати в волнах полупрозрачных тканей, по пути неприязненно увернувшись от радостного приветствия дьявольских силков. – Меня поймал Филч. Меня ждет наказание, так что ночевать я не останусь, но если тебе что-то надо – принесу. Что ты хочешь? Шоколад? Бананы? Банановый шоколад?
– У кого?
– Прости? – не понял Сириус.
– У кого ты будешь ночевать? – прорычала она, глядя на него в упор. Руки ее странно напряглись – Сириус даже подумал, что если он скажет что-нибудь не то, она швырнет бедолагу Поппи в него.
– У Филча. Я же сказал, меня наказали. Ты можешь ревновать меня к Филчу, но я уверяю тебя, он не в моем вкусе.
– Я не верю, – громко перебила она.
– Что он не в моем вкусе?
Они помолчали. Блэйк упрямо смотрела на него и сопела.
– Ну...с этим я ничего не могу поделать. Что же, если тебе ничего не нужно, я ухожу, – Сириус развернулся. – Спокойной ночи, детка.
– В последнее время ты ночуешь где угодно, только не у меня! – выпалила она. Он снова обернулся. – Я надоела тебе? Скажи мне, что я такого сделала, что ты начал меня избегать? Или ты брезгуешь мной теперь, когда я ношу в себе часть тебя?!
– Блэйк, милая, если я так тебя раздражаю, то мне в самом деле незачем здесь...
Блэк вскочила на постели. Загорелые ноги мелькнули в полах белого халата. Кот испуганно мякнул и метнулся под кровать.
– Я беременна! По твоей милости! Во мне – ребенок!
– Я смотрю, ты уже и сама в это веришь! – сорвался Сириус.
В комнате повисла звенящая тишина.
Сириус почувствовал, как засосало под ложечкой – последнее можно было и не говорить...
От слез глаза Блэйк как будто стали больше размером, а потом она медленно опустилась на постель и отвернулась так, словно ей было больно. Плечи ее коротко и жалобно вздрогнули. Сириус потер лицо, обошел постель и сел рядом, но она отодвинулась. Он попытался взять ее за руку, приобнять, повернуть к себе лицом, но девушка уворачивалась и сучила по простыням босыми ногами, так что халат сбился на сторону, и Сириусу было видно уголок ее черного белья.
После короткой борьбы ему все-таки удалось развернуть Блэйк и заставить ее посмотреть на себя. В маслянисто-черных глазах плясали отблески ночника, в слипшихся дрожащих губах скопились слезы, а лицо пошло розовыми пятнами от слез.
Да-а, видели бы ее сейчас все эти влюбленные пятикурсники.
А будь на ее месте другая девушка, любая другая девушка, он обнял бы ее и поцеловал так, чтобы у нее из головы вылетело все, и она перестала реветь. Но сейчас ему не хотелось этого. Не хотелось целовать ее, не хотелось обнимать, она была неприятна ему, она была чужой. Они оба были чужими, но сидели на одной постели.
И вдруг он понял, что теперь так будет всегда. Всегда они будут чужими людьми в одной постели. И что даже появление третьего человека, который сейчас незримо присутствовал между ними, спрятанный в глубочайшем из таинств, не изменит этого.
– Я люблю тебя, Сириус, – вдруг произнесла она тоненьким, жалким голосом. Таким тоном говорят с палачом, когда он уже занес топор. – Я не знаю, что со мной, я с ума схожу. Я ревную тебя ко всем. Ты нужен мне, мне нужно знать, что ты не бросишь меня. Ты ведь не сделаешь этого? – она вытерла ладонью щеки. – Не сделаешь?
Пару долгих мгновений Сириус вглядывался в ее глаза, а потом поднял другую руку и легонько сжал подбородок Блэйк.
– Никогда не считал себя ни подлецом, ни трусом.

Поппимилк, мурлыкнув, вспрыгнул обратно на кровать и с любопытством потыкался носом в его плечо. Сириус, все еще пытаясь восстановить дыхание, махнул рукой, прогоняя животное.
Блэйк прижималась к нему, лежа у него на груди, и он все еще рассеяно обнимал ее, хотя сам то и дело смотрел на часы.
Не дай Бог Сохатый сейчас ищет его на Карте...
– Сириус, я могу попросить тебя кое о чем? – пролепетала она, не открывая глаз.
Он кивнул, продолжая машинально поглаживать ее.
– Сириус, пожалуйста, давай... съездим к твоим родителям?
Его рука замерла у нее на плече.
Повисла крошечная пауза.
– К кому? – деревянным голосом переспросил он, поднимаясь с подушки.
Блэйк поднялась, осторожно заглядывая ему в глаза, и Сириус вдруг понял, что она давно готовилась к этому разговору.
– Я... написала твоей маме. Мне кажется, вам пора... вам пора воссоединиться, теперь мы ведь все станем одной семьей, и нам нельзя становиться отщепенцами... мы должны держаться вме...
Сириус отцепил ее пальцы от себя, встал, с трудом удерживая себя в руках, натянул брюки.
Блэйк испуганно наблюдала за ним.
– Еще раз, Блэйки, – он закончил с ремнем и приподнял руку, все еще пытаясь обуздать растущую ярость. – К кому... ты хочешь... чтобы я съездил?
– Сириус... ты не понимаешь, тебе это тоже нужно. Нам это нужно! Ты понимаешь, что теперь тебя считают предателем? А если я стану твоей женой, и меня будут считать предательницей, и нашего малыша. Нам нельзя быть предателями, как же ты не понимаешь? – ее голос перешел на шепот. – Я все знаю, Сириус. Твоя матушка мне все рассказала. Она рассказала, что ты рассердился на нее из-за этой грязнокровой Маккиннон из-за того, что она не позволила вам быть вместе, но ведь теперь это все неважно. Ты женишься на мне. Я понимаю, что тебе стыдно, что ты погорячился, но это ведь твои родители, они всегда примут тебя, всегда простят, надо просто сделать первый шаг...
Сириус схватил ночник и что было дури грохнул им об тумбочку. Лампа взорвалась, Блэйк взвизгнула, стекла и мягкий металл вспороли Сириусу ладонь, но он не почувствовал боли.
– ЧТОБЫ Я БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ СЛЫШАЛ ОБ ЭТОМ!!! – заорал он. – Мне примириться, мне сделать первый шаг?! Да что ты, мать твою несешь, Забини?! Что ты можешь знать о моей семье, что ты вообще можешь знать обо мне?!
Блэйк прижималась спиной к изголовью кровати, в ужасе глядя на Сириуса.
– Эти люди, которых ты называешь моей семьей, убивали своих родственников в их собственных постелях, а если не убивали, то скрещивались с ними, как животные, чтобы сберечь мать-ее-чистую-кровь! – он театрально взмахнул руками. – И каждый день я, черт возьми, радуюсь, что я родился, по их меркам, психопатом и ненавижу всю эту сучью породу! Они ненавидят меня, я ненавижу их, и это никогда не изменится, мы – не семья, мы никогда не были семьей, эти люди понятия не имеют о том, что есть семья, все их ценности заключаются в гребанных графинах с кровью, которыми их логово забито под завязку! С этими людьми ты хочешь стать семьей? Им хочешь отдать его?! – он ткнул в ее живот. – Прекрасно! В таком случае иди к Регулусу, он будет счастлив, если ты раздвинешь перед ним ноги, а я... если я узнаю, услышу, что ты писала им обо мне или от моего лица – придушу тебя сам к чертям собачьим, понятно?!
Последнее слово ударилось об стены, пол и потолок. Блэйк всхлипнула в собственные ладони и закивала, а Сириус вдруг прозрел, и ярость оставила его так же внезапно, как и охватила.
В спальне повисла абсолютная тишина.
Все еще задыхаясь, Сириус отступил от постели, почувствовал вдруг острую боль и посмотрел на свою руку.
Вся ладонь была залита кровью, то тут, то там в плоти засели осколки ночника.
Жуткое зрелище.
Как будто он убил кого-то...
– Извини... – хрипло произнес Сириус. Натянувшаяся тишина лопнула и хлестнула его. – Прости, Блэйк, я не...
Блэйк отшатнулась от него, словно он был бешеным животным, и тут в его памяти разбились слова Регулуса:
«Ты – больший Блэк, чем я, брат...»
Сириусу вдруг захотелось сбежать. В лес. К друзьям. Подальше от этих подземелий, от этой непонятной злобы, темноты, от дрожащей Блэйк... бежать, пока ветер не выдует из головы эти страшные слова, которые сейчас пульсировали в его голове.
– Поговорим обо всем завтра, – глухо молвил он. – А сейчас мне надо... мне пора идти, – он метнулся к двери.
Блэйк ничего не ответила и только закрыла лицо руками, когда он захлопнул дверь. Какое-то время просидела так, а потом очень медленно опустила руки на колени и произнесла совершенно бесцветным голосом:
– Завтра будет поздно.

Джеймс

Раз... два... три...четыре... пять... шесть... семь...
Метла парила в десяти футах над изумрудной травой поля, а Джеймс Поттер в полном одиночестве и одних форменных брюках подтягивался на ней, стараясь контролировать дыхание и не сорваться вниз.
Солнце, похожее на раскаленный галлеон, медленно опускалось за горизонт, плавя небо в золото и заливая им замок и окрестности, а на смену ему над черной кромкой леса уже поднимался небольшой, идеально круглый сикль...
Подтягиваясь, Джеймс все смотрел на него и думал, что чувствует Ремус каждое полнолуние, когда видит этот шар целый день и знает, чем он для него закончится...
Команда уже ушла, как всегда шумно гомоня, а отвергнутые кандидаты в охотники, надувшись, все еще прятали школьные метлы в домик и медленно расходились, бросая на капитана команды мрачные взгляды.
Но Джеймсу не было до них дела.
– ... десять... – выдохнул он. – О-одиннадцать...
После его разрыва с Лили прошло почти десять дней.
Они не смотрели друг на друга, не пересекались, а если и притрагивались друг к другу – то сразу же шарахались в стороны как обожженные.
Что с ней не так?
Он ни разу не видел, как она плакала или переживала.
Неужели ей наплевать?
Да, наверное.
Святой Мерлин. Еще никогда прежде он не хотел ее так сильно и исступленно, как в эти дни, когда он больше не мог, не имел права взять ее за руку, обнять, поцеловать, зарыться носом в шею...
... Лили улыбается ему так солнечно, а он ест ягоды с ее живота...
... Лили улыбается Боунсу, перебирает светлые волосы...
«Ты будешь у меня первым…»
– Пятнадцать! – зарычал Джеймс, чувствуя, как каменеют мышцы.
Хорошее упражнение для тех, кто любит срываться с метлы на высоте в тридцать футов.
Хорошее упражнение для тех, кому срочно надо занять руки.
И сбросить напряжение.
«Восемнадцать... девятнадцать...»
– Двадцать!
Джеймс спрыгнул на траву и оглянулся, тяжело переводя дух.
По трибунам спускалась девушка. Волосы отливали на солнце медью. Вместо формы на ней уже был теплый вязаный свитер и маггловские джинсы. Увидев его, голого по пояс и мокрого, Мэри игриво дернула бровью и сладко улыбнулась.
– Ты, оказывается, не только хороший ловец! Стриптизер из тебя тоже ничего себе.
Джеймс усмехнулся, вытираясь полотенцем.
– Это был закрытый сеанс, – она улыбнулась. – Ты почему здесь? Уже поздно, сейчас выйдут мракоборцы и арестуют тебя.
Она подошла вплотную, привстала на цыпочки и поцеловала его.
Джеймс коротко ответил и сразу же отстранился.
– Ты меня спасешь, – она провела ладонями вниз по его груди. – Спасешь ведь?
Ни к чему лукавить – это было приятно.
– Ты сегодня хорошо играла, – улыбнулся он.
– Тогда, может, сыграем вдвоем? – она прижалась к нему, и Джеймс сдался ее губам.
Спустя час они сидели в гостиной и делали домашнее задание. Джеймс корпел над сочинением про чары невидимости для Джекилла, а Мэри читала учебник по трансфигурации. Видимо, статья была скучной – каждые десять минут ее босые пальчики принимались забираться под его штанину или поглаживать коленку. При этом Мэри смотрела на него в упор и многообещающе улыбалась. На ее безыскусный флирт Джеймс отвечал короткой довольной улыбкой, а сам украдкой оглядывал шумную веселую комнату и нервно постукивал пером по пергаменту.
Парни все никак не возвращались, а ведь время уже близилось к десяти. Им стоило поспешить. Он чуть подвинул свиток с сочинением и взглянул на Карту. Хвост торчал в библиотеке. Ремус возвращался оттуда, шел по коридору в компании с Алисой Вуд. Бродяга ошивался в подземельях – и если десять минут назад он был в компании с Хлоей Гринграсс, то теперь торчал рядом с Забини.
Джеймс усмехнулся и по привычке, установившейся за последнее время, нашел Лили.
На Карте она была всего в паре сантиметров от него – в спальне девочек.
Работая над зельем для Ремуса, Лили не одну ночь на этой неделе провела в подземельях. Джеймс знал, что парни охраняют ее (точнее, Ремус охраняет, а Бродяга дрыхнет за соседней партой, пока она работает), но ему все равно было каждый раз не по себе, когда он думал, что она там одна, окруженная Слизерином со всех сторон, поэтому сам он все эти ночи просидел на своей постели, полностью одетый и готовый бежать на помощь, с зажженной палочкой в руке и с разложенной Картой на коленях. Себе он это объяснял тем, что просто боится, как бы затея с зельем не сорвалась. А все, что он делал потом, после того, как точка Лили благополучно возвращалась в спальню девочек, он просто не хотел себе объяснять...
– Что у тебя там?
Джеймс поспешно закрыл Карту свитком.
Мэри обняла его за плечи, и как только он поднял голову, поцеловала в шею.
По спине побежали мурашки. На него вдруг повеяло смесью каких-то совершенно волшебных запахов: клубника, шоколад, свежий хлеб, патока...
– Ты вкусно пахнешь, Эм, – ляпнул он, надеясь, что это выдует из ее головы все подозрения.
Она улыбнулась. Губы ее сияли.
– Это волшебная помада... у нее может быть любой вкус, какой захочешь.
– Какой захочу? – машинально спросил Джеймс. Где-то наверху хлопнула дверь. Живот тут же скрутило от нехорошего предчувствия – и совершенно верно: по лестнице сбежала Лили.
Увидев их в одном кресле, она на секунду замедлила шаг, но тут же отвернулась, закрывшись от них занавесом волос и торопливо пересекла переполненную гостиную.
В груди что-то защемило.
– ... ты меня слушаешь? – Мэри ласкала его подбородок и губы пальчиками.
Джеймс перевел на нее взгляд.
– Да, слушаю... любой вкус... – механически ответил он.
– Ну и какой тебе хочется? – прошептала она и откинула за спину волосы, упавшие на лицо.
Этот жест иглой вошел в Джеймса.
– Яблоко и мед.

Ремус

– Лили! Лил!
Увидев, что она остановилась, Ремус сорвался с места и побежал. Лили как раз выходила из общей гостиной. А он ноги стоптал, разыскивая ее по всему замку.
– Ну как ты? – спросила она, когда он остановился рядом, и привычным жестом откинула волосы назад. Лицо у нее было бледным после многочисленных бессонных ночей в подземельях. Глаза, покрасневшие и уставшие, встревоженно впитывали Ремуса, даже губы, выцветшие без улыбки, казались бледнее обычного. Он почувствовал укор совести.
– Могло быть хуже, – Ремус неопределенно дернул плечом и кивнул для убедительности. – Все хорошо... на удивление. Лили, тебе нужно больше отдыхать...
– Я искала тебя целый день, – перебила она и протянула ему какую-то вещь, завернутую в маленькую белую тряпицу. – Вот, держи.
Ремус развернул ткань, и ему на ладонь упал маленький металлический термос.
– Твое зелье, – Лили прерывисто вздохнула и чуть нахмурила брови. – Запах у него отвратительный, пришлось зачаровать термос, чтобы никто не услышал, и я почти уверена, что на вкус оно не лучше, но ты должен выпить его за час до полуночи, иначе может не сработать. Ему нужно время, чтобы тебя... пропитать.
– Я так и сделаю, – Ремус поднял на нее взгляд. – Спасибо, Лили.
Она моргнула, будто ей в глаза попал песок, а потом вдруг шагнула вперед и крепко обняла его.
Ремус сначала страшно растерялся (не так часто его обнимали девчонки), а потом нерешительно поднял руки и обнял ее в ответ. Плечи у Лили были удивительно хрупкие, а волосы наоборот пышные, и обнимать ее было очень приятно. На секундочку в голову влезла шальная мысль – Джеймсу повезло, что он имел возможность обнимать ее.
– Будь осторожен.
Ремус кивнул, и она еще крепче сжал объятия.
– Все будет хорошо.
– Эй, найдите себе комнату!
Они отскочили друг от друга. Где-то за стеной лестница с гулким стуком ударилась об этаж, а им навстречу уже шел Бродяга. Мрачный, с напряженно сведенными бровями, он усмехнулся, взглянув в их пристыженные лица и, подойдя ближе, встал прямо между ними.
– Ну, что уставились? – Бродяга по очереди посмотрел на них и раскинул руки. – Что, меня никто не хочет обнять? Совсем никто?
Ремус хотел было отшутиться, но тут увидел, что рука его друга локтя перемазана кровью.
Слова застряли в горле. Взглянув на Лили, он понял, что не одинок в своем потрясении.
– Сириус... – Лили сглотнула. – Что с твоей...
– Где ты так, Бродяга? – Ремус схватил его за предплечье прежде, чем он успел спрятать руку.
– Что – это? – Сириус повертел покалеченной кистью так, словно любовался. – Переусердствовал. Ну что, Лунатик? Ты готов?
Ремус показал ему термос.
– О, волшебный чай? – Сириус схватил термос и тут же попытался открутить крышку. Лили и Ремус с дружным криком «Нет!» остановили его.
– Вот жадины, а, – протянул Сириус. – Ладно, пей сам.
Пару мгновений они помолчали.
– Не боишься? – тихо спросил Сириус, пристально глядя на Ремуса. Они втроем держались за термос так, словно он был порталом в лучший мир.
– Нет, – твердо ответил Ремус и в свою очередь посмотрел на Лили. – Все будет хорошо. Я не боюсь.
– За зелье я ручаюсь, – прошептала та, глядя на них по очереди. – Оно сработает. А сейчас вам лучше поспешить – сейчас сюда придут мракоборцы.
Они разжали руки.
– Надо дождаться Сохатого и Хвоста, – Ремус бережно завернул термос в ткань и спрятал под мантию. – И сразу пойдем туда.
– Джеймс в гостиной... только он занят слегка, – тихо произнесла Лили и опустила взгляд на свои руки так, что волосы снова свесились ей на лицо. Ремус и Сириус переглянулись, но когда Лили снова подняла голову, увидели, что глаза ее горели сухим зеленым огнем. – Будьте осторожны, прошу вас. Если с вами что-нибудь...
Они снова переглянулись и, не сговариваясь, шагнули к ней.
– Лили, ну что ты...
– Все будет о'кей, златовласка, не бойся за нас!
Он обняла их по очереди, изо всех сил стараясь не расклеиваться. Сириус поцеловал ее в лоб, Ремус потрепал по плечу.
– Ну что же... хорошо вам погулять, – она шмыгнула носом, окинула их светлым взглядом и вдруг улыбнулась так тепло, что Ремус вдруг в самом деле перестал бояться.
Наверное, за эту улыбку Джеймс ее и полюбил.

Питер

– Вы уверены, что это необходимо? – в пятый раз жалобно спросил Питер, глядя на Ремуса. Тот сидел у стены, голый до пояса, со связанными руками и ногами, тяжело дышал, вытирал пот с шеи и затравленно искал в окнах тот самый луч, который его обратит. Время влилось в полночь и словно замерло. Трансформация могла начаться в любую минуту, и чем дольше ее не было, тем крупнее дрожал Ремус. Рядом с ним на полу валялся пустой термос, и в комнате Визжащей хижины, где они прятались, все еще витал острый, режущий горло и глаза запах Волчьего противоядия.
– Слушай, Хвост, заткнись, – нервно попросил Джеймс. Он ходил перед Ремусом из стороны в сторону, обхватив себя руками. – И так тошно...
Питер вздохнул и отвернулся.
За шесть лет ему успела здорово опротиветь эта комната, эта разбитая комната, кровать с вывернутым полосатым матрасом, прогнившие стены и заколоченные окна, и этот вечный рюкзак с провизией в углу, как будто они идут на обыкновенный пикник...
– Эй, Лунатик, – лениво позвал Сириус. Он возлежал на разваленном кресле, закинув одну ногу на быльце, а на колене у него сидела пойманная мышь. Вопреки всем законам мышиного разума она не пыталась сбежать и смирно шевелила усами, пока Бродяга от скуки перекрашивал ее шерстку из бурого в чисто-белый цвет. – Может, расскажешь нам, как ты все-таки избавился от того мракоборца, который должен был отвезти тебя домой? Если ты грохнул его по дороге, то хотя бы скажи где, чтобы мы убрали тело.
Ремус слабо улыбнулся, вытер пот со лба и поднял на Бродягу совершенно больные позеленевшие глаза в мешках отяжелевших черных век.
– Конфундус... – выдохнул он так, словно боялся, что со словами из него выйдут последние силы. – Он все еще уверен, что везет меня. А папу я предупредил, так что это будет весело... – он откинул голову назад, на стену, зажмурился и охнул, непристойно открывая рот. Питер увидел, что зубы у него стали больше обычного, и поспешно отвел глаза. Живот снова подвело.
Как бы ему хотелось сейчас спуститься в подземелья и посмотреть на дуэли всех этих богатых парней. Эти дуэли не похожи на перебранки Сохатого и Бродяги, они такие учтивые, такие красивые, настоящие дуэли. А еще он мог бы вместе с остальными пойти и посмотреть, как Генри Эйвери будет проходить свое последнее, третье испытание, посмотреть, как его сделают полноценным членом клуба.
Но нет, вместо этого он сидел здесь, в пыли, среди разваленной мебели и ждал, пока его друг начнет рвать на себе кожу.
Прекрасно.
Когда же это кончится?..
– Если это зелье такое безопасное, зачем тогда эти веревки? – раздраженно спросил он.
– Так нужно, Питер, – Ремус чуть подвигал руками – наверное, затекли. – Я ведь не пил бадьян... – он виновато улыбнулся. – Могу начать чудить. Лили сказала, что в первый раз может быть больно...
– Чего? – резко спросил Джеймс.
– Она сказала, что чем больнее в первый раз – тем меньше будет потом. Что-то там насчет волчьей натуры, она будет сопротивляться противоядию. А противоядие будет укреплять человека. Чем больше я хочу остаться человеком, тем больнее будет. Так я понял. Некоторым это зелье может и не помочь... Сивому, например, оно уже не поможет, – мрачно молвил он. – В нем и так уже нет ничего чело...
Ремус вдруг дернулся и сложился пополам, подавившись последними словами.
Джеймс подскочил, Питер тоже, только Сириус остался неподвижен. Более того, он окаменел, застыл, как змея перед броском, только глаза сверкали в темноте, беспокойные и страшные.
– Ремус... эй, Ремус! Ты меня слышишь? – невзирая на окрики Питера, Джеймс подскочил к Лунатику, схватил его за плечи и попытался выпрямить, но Ремус только замотал головой, выхватил связанными руками тряпицу из кармана и сунул в зубы.
Ремус менялся, руки его вытягивались, когти разрывали пальцы, спина выгибалась, а кожу сверху вниз захлестывала черная густая шерсть, но, прислушавшись, Питер различил вдруг в гортанном клокочущем рычании одно слово.
Ремус повторял его так быстро, как будто оно могло уберечь его от боли.
– Валери-Валери-Валери-Валери-Валери...
Внезапно он сорвался с нее, и хижину огласил мучительный рев. У Питера от этого звука просто кровь застыла в жилах. Но когда он увидел, как что-то бурлит, ломается и вытягивается под натянутой кожей на спине Ремуса, он схватился за живот, не слыша криков парней, выскочил из комнаты, и его обильно стошнило в коридоре.
Когда он вернулся, покачиваясь и хватаясь за стены, увидел в комнате следующую картину: на месте Ремуса лежала гигантская волосатая туша на четырех лапах. Круглый бок ее тяжело вздымался, лапы слегка подрагивали. Взмокшая от пота и крови шерсть распространяла жуткий, кошмарный смрад. Перед ним, широко расставив все лапы, стоял взъерошенный черный пес размером с лесного медведя, готовый к броску, а позади пса топтался Джеймс в своем человеческом облике. В руке он сжимал палочку. Возвращение Питера они никак не прокомментировали. Действительное, какое им дело, что он там чуть не умер...
– Ремус... – вдруг тихо позвал Джеймс.
Волк тут же вскинул острые уши. Питер инстинктивно шагнул за дверь, но голову все равно сунул обратно в комнату.
– Ремус, ты меня слышишь?
Пару мгновений волк лежал неподвижно. Сердце Питера выбивало сумасшедшую дробь – каждую секунду этот монстр мог сорваться с места и порвать Джеймса...
Но потом он вдруг поднял голову, посмотрел на Джеймса пугающе осмысленным, прямым взглядом и... кивнул.
Сириус снова стал собой.
Эта смесь ужаса и непонимания на красивом лице была просто бесценна. Еще вчера Питер дорого заплатил бы за возможность увидеть ее.
Выпрямившись, Блэк переглянулся с Джеймсом, а затем они оба уставились на Ремуса.
Тот тем временем попытался подняться, после первой попытки не удержался на ногах, но потом попробовал еще раз и встал, озадаченно разглядывая свои лапы.
– Как ты себя чувствуешь? – прошептал Сириус, глядя на него во все глаза.
– Что ты чувствуешь? – подхватил Джеймс.
Волк вскинул голову. Несколько секунд он молча смотрел на парней, и по его глазам невозможно было догадаться, что происходит у него в голове, а потом он вдруг совершенно по человечески протанцевал из стороны в сторону совершенно человеческий твист.
Парни захохотали.

Ремус

Это была самая лучшая ночь в жизни Ремуса.
Впервые его тело было большим, сильным, быстрым. Оно не предавало его, не теряло сил и не болело. Казалось, он мог бы сейчас пробежать из конца страны в конец и ни капельки не устать. Его глаза видели мир четко, ясно, а нюх и слух стали невероятно острыми. Проносясь мимо дерева, он воспринимал его целиком, зрением, слухом и нюхом, мысленно обхватывал со всех сторон, слышал треск каждой ветки и запах дождя на листьях. Привычные, почти родные вещи вспыхивали, разбивались перед глазами Ремуса калейдоскопом новых цветов, новых ароматов и впечатлений.
Но самым главным открытием стали ребята.
Они так бесстыдно играли своими животными телами, отдаваясь животной сущности, что поначалу Ремусу было просто неловко за них, а потом он и сам занялся тем же самым. Бродяга гонялся за собственным хвостом, валялся на спине, задирал лапу под каждым встречным кустом, клацал пастью, пытаясь поймать фей-светляков. Сохатый чесал рога обо все, что попадалось им по пути, по-идиотски гарцевал, жрал траву и заигрывал с местными единорогами, Питер с поразительной скоростью шуршал между ними в траве, а когда Сириус погнался за ним с жутким лаем – влез на дерево за считанные секунды, но случайно обратился на тонкой ветке и грохнулся прямо на незадачливого преследователя.
В эту ночь они вели себя в лесу как хозяева. И были совершенно правы, потому что сегодня это был их собственный лес, их собственная ночь и их собственный мир...

Питер съел последний тыквенный пирожок, глубоко, прерывисто вздохнул и вдруг громко рыгнул, перебив Джеймса.
– Простите... – пробормотал он в ответ на цоканье Сириуса.
– Это просто страшная ошибка, что ты стал крысой, а не свиньей, Пит, – протянул Бродяга. – Чудовищная ошибка...
Они лежали кружком на своей старой любимой поляне. Время приближалось к двум часам ночи. Парни, замотанные в теплые вещи, шарфы и шапки, потягивали сливочное пиво после сытного и позднего ужина, Джеймс лежал, надвинув на глаза свою странную охотничью шапку, и курил, а Ремус, гигантский лохматый волк, лежал между ними и в первый раз за много-много лет чувствовал себя человеком, глядя в просвет между деревьями, где переливался россыпью осколков и мудростью тысячелетней пыли бездонный колодец, и не испытывая ни малейшего страха перед волшебством, которым заливал лес круглый ледяной шар, плавающий на самом дне колодца.
– ... а вот лапа, и когти, и лохматый хвост! – закончил Джеймс, обводя пальцами с зажатой между ними сигаретой рисунок созвездия, в котором усмотрел волка. – И вообще, он похож на тебя, Лунатик.
Ремус в знак согласия ударил хвостом по траве.
– А я вижу Сохатого, – вдруг заявил Сириус.
– Ты про это рогатое скопище? – тут же угодливо спросил Питер, указывая на какую-то группку звезд.
Джеймс и Сириус переглянулись и заржали.
– Слышал, Джим? Я теперь так буду тебя называть. Ско-опище... рога-а-атое...
Они снова захохотали, Джеймс перекатился на бок, схватившись за живот, потому что подавился дымом, Ремус разразился сиплым лаем, только Питер лежал, утонув от обиды в красно-золотом шарфе.
– На самом деле, мне кажется, нашу компанию несправедливо обошли вниманием. Мы заслуживаем места на небе куда больше, чем этот странный чувак... как его...
– Ты про Персея?
– Мать его, Персей... я же круче в сто раз.
– На самом деле там... ничего хорошего, – едко заметил Сириус.
Ремус вопросительно заскулил.
– Он, наверное, намекает на то, что нас там ждет темнота, тишина и небытие, – саркастически пояснил Джеймс.
– Нет. Я о том, что все свободное пространство засрала моя родня. В какую звезду не плюнь – попадешь в моего кузена. Да и вечность по соседству с моим папашей – ничего удивительного, что звезды падают. Я бы тоже покончил с собой.
Они снова засмеялись.
– Но если что, можешь считать, что я, на правах альфы Большого Пса, застолбил тебе местечко неподалеку, Сохатый. Видите?
– Где? – Питер привстал.
– А вон, псих на метле, – Сириус прочертил ровную линию, – руки и ноги во все стороны, а на месте башки у него как будто образовалась новая Вселенная, вы видите?
Джеймс выхватил палочку, Сириус среагировал молниеносно, они принялись бороться, давясь смехом и руганью, пара хлопков, Ремус пригнулся, что-то полыхнуло, и наконец заклятие Джеймса срикошетило от гладкой поверхности одной из бутылок и вместо Сириуса подбросило в воздух Питера.
Хвост завопил и тут же подавился криком, повиснув в воздухе вниз головой
– Прости, Пит, – со смехом извинился Джеймс, перекрывая смех и лай, после чего еще раз взмахнул палочкой. Контрзаклятие полыхнуло белым, и Питер шмякнулся обратно в траву, забавно дрыгнув ногами.
– Изящно, Хвост! – похвалил Сириус, обхватывая за плечи Ремуса, вставшего на задние лапы. – Ремус, ты когда-нибудь видел крысиное па-де-де? Эй, Рем?

Сириус

Ремус не отреагировал.
Шерсть его встала дыбом, уши вскочили на макушке, глаза, до этого обычные, ремусовские, вдруг снова стали волчьими и дикими.
– Что стряслось, Лунатик? – Джеймс все еще улыбался, произнося это, но когда Ремус неожиданно резко опустился на все четыре лапы, опустил уши и заскулил, улыбка его сменилась выражением ужаса.
Сириус и сам вдруг услышал их – едва-едва различимые крадущиеся шаги и поскрипывание тетивы...
Не сговариваясь, они втроем шарахнулись в сторону деревьев, обращаясь на ходу. Питер чуть отстал – он заметал следы, заклинанием убирал с поляны пакеты из-под пирожков и бутылки. Увидев, что друзья побежали без него, он запаниковал, бросился следом, но споткнулся на одном из пакетов и растянулся на траве.
Сириус выругался про себя и развернулся.
– Нет, нет, нет! – испуганно заверещал Питер и закрылся руками, когда увидел, что Сириус несется к нему, рыча и скалясь. От ужаса он превратился в крысу, и тогда Сириус, подкинув его и схватив за загривок, во весь опор помчался за Джеймсом и Ремусом.
Их маленькая заминка не осталась незамеченной – фигуры охотников, быстрые и бесшумные, точно кошки, уже то тут, то там мелькали между деревьев. Надо сказать, в Отдел контроля действительно не брали слабаков. Сердце Сириуса оборвалось, когда он услышал, как в землю и деревья совсем рядом с ним со свистом втыкались стрелы. Не хватало еще превратиться в шашлык по собственной глупости. Он петлял как заяц, бросаясь вперед, когда почва под лапами взрывалась чарами, несся по тропинке из запаха, которая помогала ему проскальзывать под корнями или между деревьями, но долго это продолжаться не могло, пусть ночь, дремучий темный лес и удобное звериное тело были на его стороне. Охотники гнали их прочь из родного Запретного леса, туда, где школьные правила уже не действовали...
Ремус был быстрее всех, поэтому смог оторваться. Сириус подумал было о мантии-невидимке, которая сейчас покоилась где-то под трансфигурированной курткой Джима, но не успела эта светлая мысль прийти ему в голову, как Ремус вдруг на полном ходу смачно впечатался в темноту между деревьями, где только что скрылся Сохатый, потом с рыком метнулся в другую сторону, снова врезался, назад, вправо, в сторону – все бессмысленно.
Ловушка Валери захлопнулась, и когда Ремус в последний раз попытался прорваться, капкан ударил его какими-то чарами, и Лунатик с душераздирающим визгом мешком повалился на землю. Его шерсть задымилась.
– Он в капкане! – торжествующе закричал женский голос. – За мной, быстро!
Они переглянулись. Решение пришло само собой. Шаг был рискованным, но делать было нечего, поэтому Джеймс вытащил из-за пазухи мантию, они накинули ее на Ремуса и едва успели спрятаться в кустах, как на поляну высыпали фигуры в темно-зеленых министерских мантиях.
Их тела перетягивали ремни от многочисленных сумок и оружия. К левому предплечью крепились футляры с зажженными волшебными палочками. Впереди всех шла женщина. На секунду ее стальной взгляд сверкнул из-под капюшона в сторону кустарника, где они прятались в зверином облике. У Сириуса от этого взгляда шерсть на загривке встала дыбом. И как Ремус мог втрескаться в такую дамочку? Совсем больной чувак.
– Он сбежал? – спросил тонкий, почти детский голос.
– Очнись, салага, как он мог сбежать из капкана?! – старый скорченный охотник толкнул новичка в плечо. – Он его зачаровал?
– Ну конечно! – Валери прекратила, наконец, всматриваться в кусты. Она стояла всего в двух шагах от того места, где они спрятали Ремуса. – Оборотень зачаровал капкан, – она тоже достала палочку и направила луч на деревья. – И часто вы такое встречали, мистер Браун?
– Ты знаешь, девочка, не все они теряют разум, – наставительно заскрипел старик. – Я помню, как Сивый в пятьдесят девятом...
– Здесь был не Сивый, – оборвала его Валери, но тут где-то в глубине леса раздался пронзительный женский визг.
Звук иглой вошел в Сириуса, от неожиданности он так дернулся, что запросто выдал бы их, если бы охотники и сами не забеспокоились и не затрещали ветками под ногами.
– Это человек!
– Он настиг кого-то!
– Разделимся! – заорала Валери, бросаясь в чащу. От волнения она вломилась в заросли как таран, позабыв про свою привычную осторожность. – Браун, Корнер, со мной! Остальные – ищите чертового волка! Он где-то здесь! Быстро-быстро-быстро!
Дождавшись, пока охотники уйдут, они выбрались из своего укрытия.
– Слышали? – глаза у Джеймса были размером с галеоны и казались совсем черными. – Тут человек!
– Сохатый, – Сириус затряс головой. – Не сейчас!
– Что значит «не сейчас», Бродяга, ты слышал крик, а вдруг это опять кто-то из...
Внезапно вопль повторился, и на сей раз он был таким жутким, что троих мальчиков приковало к месту.
Сириус почувствовал, как заледенела кровь в жилах.
Так кричат только в одном случае...
Они уставились друг на друга и уже собрались было схватить Ремуса и ринуться прочь, как вдруг услышали, как в их направлении активно трещали и ломались ветки.
Не сговариваясь, они снова рванули в укрытие.
Сначала Сириус подумал, что это охотники, но ошибся – на них были другие мантии, школьные. Судя по всему, это были ученики, наверняка подрастающая смена бунтарей, решившая выбраться в лес в полнолуние. Дилетанты. Они топали и ломились сквозь спящий лес как бешеные гиппогрифы, кричали и толкались так, словно за ними гнался сам Волан-де-Морт.
Последними бежали трое. На лицах у всех были непроницаемые белые маски, головы покрывали капюшоны, в руке у одного светилась бледным зеленоватым светом волшебная палочка. Сначала Сириус подумал, что одного из них ранило – двое ребят тащили третьего, но для раненого он проявлял удивительную активность: брыкался, рвался прочь из рук друзей и кричал что-то. Как будто забыл в лесу три мешка галлеонов.
– Оставьте меня, оставьте, я должен вернуться! Я нужен ему, они его убьют! Что вы делаете?! Пустите меня!
– Поздно, ты уже ничем ему не поможешь, они его забрали, все кончено!
– Нет, не кончено, – рычал парень, извиваясь ужом. – Пустите меня, вы! Пустите!
– Слизеринцы! – прорычал Джеймс и рванулся было из укрытия, но Сириус удержал его.
– Нет, Сохатый, не сейчас!
– Пусти!
– Это могут быть и не слизеринцы, угомонись!
– Серьезно? В масках?!
Сириус силой дернул его назад.
– Сохатый, сейчас надо вынести отсюда Лунатика, вынести живым! Тут повсюду эти типы со стрелами, что тебе не...
Джеймс хотел было что-то сказать, но тут его глаза вдруг расширились, а с лица сошла краска. Он смотрел куда-то Сириусу за спину, и когда тот обернулся, увидел, как из лесу на четвереньках вышли два нескладных волка с непропорционально длинными лапами и жуткими очеловеченными мордами, а за ними – еще трое...
Будь Сириус сейчас собакой, у него бы точно шерсть встала дыбом на загривке.
– Оборотни... – проскулил Питер, и в этот же миг маленький темно-бурый волк, идущий впереди, резко обернулся прямо к ним и оскалился. Глаза его сверкнули во мгле как две монеты. Ребята окаменели, глядя, как порождение самой темной магии подступало к ним, поднимаясь на задние лапы, и как в глотке у него что-то булькало и клокотало. Сириус нащупал в кармане палочку, почувствовал, как Джеймс сделал то же самое, они были уверены, что волк вот-вот прыгнет, но тот внезапно снова опустился на лапы, отвернулся и вместе со своими соплеменниками бросился туда, где скрылись слизеринцы.
– Что это было? – выдохнул Сириус.
– Не знаю... – прошептал Джеймс. – И, если честно, у меня нет желания выяснять... – он обхватил Ремуса. – Идем отсюда, пока они не передумали!
Они стащили с Ремуса невидимый покрой.
– Оживи! Оживи!
Питер топтался рядом и высоко держал в руке зажженную палочку. Сириус перестал пытаться оживить его с помощью чар и сильно потряс.
– Эй! Ремус Люпин носит женские трусики!
Никакой реакции.
– Черт... – Джеймс взлохматил волосы, глядя сверху вниз на волка. – Крепко же тебя приложило... эй!
Лунатик был все так же без сознания и обнимался с землей, оскалив свои жуткие зубы.
Неожиданно лес снова разразился душераздирающим криком – на сей раз он был мужским...
– Что там за чертовщина творится?! – нервно спросил Сириус.
– Надо вытащить его отсюда... и поскорее, – Джеймс выхватил палочку. – Хвост, Бродяга, действуем все вместе, втроем мы сможем поломать ее чары. Только если одновременно!
Они переглянулись.
Сириус понятия не имел, что за чары использовала Валери, не знал, как их отменить или повредить, поэтому они просто принялись бомбить зачарованный заслон всеми возможными комбинациями взрывных чар, отмычек, взрывных отмычек и прочего, что они насобирали за годы беспрестанного дебоша в школе. Ничего не помогало. Заряженный воздух только гудел и трепетал, словно над костром, но ничего не менялось.
– А Ремус не дурак, – пропыхтел Джеймс, опуская руку. – Знал, кого выбрать. Валери – крепкая штучка.
Питер согнулся, шумно отдуваясь, и уперся руками в колени.
– И что теперь делать? – спросил он.
Неожиданно послышался клич охотников, а следом за ним то, что ни с чем не перепутаешь – пронзительный волчий вой, а за ним – еще один – в другой стороне.
– Черт возьми, да их тут целая прорва... – прошипел Джеймс.
– Нас окружили?! – высоким голосом спросил Питер.
В сердцах Сириус пнул в сторону деревьев какой-то камень. Воздух еще не успел успокоиться, когда камень пролетел сквозь него, и защитный барьер вдруг лопнул, беззвучно и аккуратно, словно мыльный пузырь, издав коротенький смешной звук. Только сила его взрыва была такой, что всех троих подбросило в воздух и приложило об землю. Сириус едва успел закрыть голову руками, как на него обрушился град из комьев земли, обрывков корней и насекомых.
Деревья угрожающе заскрипели и закачались, но, хвала Мерлину, ни одно из них не рухнуло.
– Веселая ночка, – пропыхтел Сириус, хватаясь за протянутую руку Сохатого. Джеймс был покрыт грязью с головы до ног, даже волосы его посветлели от песка. Питер отчаянно кашлял. Ремус все еще был без сознания, только теперь он был весь в траве и камнях, словно причудливая рождественская елка.
– Потащили, – Джеймс схватил Ремуса за передние лапы.
– Почему мне задница? – проворчал Сириус и поднял его за задние лапы.
– Почему не воспользоваться магией? – тоскливо спросил Питер, снова зажигая палочку.
– Заткнись и шагай! – скомандовал Джеймс.
Они потащили бесчувственное тело Лунатика через лес. Бедолагу пришлось закутать в мантию-невидимку, двигались они медленно, стараясь не шуметь и не сильно трещать ветками. Один раз пришлось снова спрятаться, когда мимо них пробежали люди. На сей раз это были охотники. Вид у них был донельзя встревоженный, в руках они сжимали арбалеты, к которым крепились зажженные палочки.
– Ты уверен, что видел здесь этих мальчишек?
– Да уверен. Черт возьми, он ранил меня! – охотник попытался заклинанием заживить пораненную руку. – Что за чертовщина? Кровь не останавливается! Увижу его, прикончу без лишних вопросов! Засранец!
– Эй, спокойно! – напарник толкнул его. – Это дети! Лучше скажи Железной Леди, чтобы переделала свои ловушки – так мы их поймаем в два счета.
Дело принимало совсем нехороший оборот.
Надо было убираться из лесу и поскорее.
Сириус, бегущий впереди в облике собаки, старался вывести их тропкой Хагрида, безопасной, лишенной всяких капканов, но после встречи с охотниками они запаниковали и, услышав позади голоса и крики, бросились бежать, но в темноте не увидели, как лес и плотная толпа деревьев оборвались.
Тут-то и случилось кое-что, что потом определило судьбу Сириуса, Джеймса, Ремуса, Питера, Лили и многих-многих других людей, которых еще не было на свете...
Они ворвались в темноту, земля ушла из-под ног, и мальчишки в компании с гигантским волком покатились вниз по земле.