Композиция: Дмитрий Колдун — Царевна

---

Было время, когда на одном из холмов графства Стаффордшир возвышался величественный замок. Его крыши были особенной архитектуры: плоскости пересекающихся скатов создавали рисунок будто надвинутого на глаза козырька, что придавало замку романтический, сказочный облик. Из его многочисленных окон открывался вид на сад, в теплое время года утопающего в цветах, а в холодное — укрытого пестрым ковром опавших листьев или хлопьями снега. Парадная дверь замка была украшена резьбой, отображающей всадников с мечами на вставших на дыбы жеребцах. Полы покрывали мозаичные узоры. Внутри не обжилась кричащая вызывающая роскошь. Все дышало благородством и аристократичной умеренностью. В нем властвовал комфорт и уют. В просторных залах находились большие камины, высились колонны, а в одном из них располагалась оранжерея. Мебель была подчинена напряженным линиям тянущихся вверх форм. Именно в атмосферу этого замка, я и предлагаю вам, любезный читатель, погрузиться и узнать одну из историй, которую впитали в себя его стены.



— Ты не узрела и не прочувствовала все грани жизни, не окунулась с головой в ее краски, отсюда я вижу сковывающий ужас в твоих глазах, — мягко произнес Элайджа и бережно провел тыльной стороной ладони по влажной от слез щеке Агнес. — Будь оно иначе, ты в эту секунду не чувствовала бы страха смерти. Ведь он, — уголки его губ дружелюбно приподнялись, — всего лишь плод не до конца познанной жизни. — Элайджа заботливо поправил выбившейся локон высокой и стройной девушки. — Но даю тебе слово чести, ты не покинешь сей мир, пока не изведаешь всю глубину и полноту бытия.
Он окинул взглядом комнату, утонувшую в предрассветной дымке. На одной из стен висела большая картина. На ней в свете луны обуянный яростью старик взметнул руку с тростью над облаченным в лохмотья испуганным подростком. Запечатленная сцена наводила на мысль, что по сути страх заключен вовсе не в опасности, что он живет в самих людях. Элайджа задумался, гадая, какая сейчас партия выстраивается в голове брата, ведь тот частенько, обдумывая свои дальнейшие ходы, брал в руки краски и кисточки. Он машинально опустил взгляд ниже. Под мрачным полотном стояла тумба, на ней догорала свеча. На полу виднелись капли крови.

— Этому не бывать, — нарушая затянувшееся молчание, шепотом произнесла Агнес, продолжая стоять, не двигаясь. — Он не позволит. Я не могу кричать, бежать. Что он со мной сделал? Почему мое тело подчиняется его приказам? — в ее глазах заплескалось отчаянье, сердце бешено застучало в грудную клетку. — Я видела, как он... — Всхлип. — Он чудовище! Убил моих подруг... Вы такой же, как и он?

— И да, и нет. — Неспешными движениями Элайджа оголил шею Агнес, откинув ее непослушные волосы за спину. Он только полчаса назад прибыл в Англию, получив известие от брата, что тот желает его видеть, ибо появился шанс победить их заклятого врага. Он нашел выход. До этого не любивший расставаться с семьей Элайджа более двух недель искал в Европе ведьму Викторию, о которой ходили слухи, что в ее силах остановить вампира, того самого неодолимого противника, кто уничтожал себе подобных. Майкла, их отца, ненавидевшего своих же детей. Однако никто не знал, где именно таится ведьма, и все поиски, к сожалению Элайджи, не приносили никаких результатов. Вернувшись домой, он, обеспокоенный тайнами, первым делом отправился к брату, но тот сказал, что их разговор произойдет только после того, как он отведает свой подарок. Агнес. Также поведал, что она сейчас под его чарами, однако, они спадут, как только клыки Элайджи пронзят вены девушки.

Очередная прихоть. Игра. Но видя радостный взгляд брата, привыкшего получать свое, слыша его голос, уверенный в том, что вести счастливые, Элайджа успокоился и уступил.

Приблизив губы к шее Агнес, он обнажил острые зубы. Мгновение, и вот эпическое удовольствие — почти невозможное, но оттого наиболее сладкое, как первый грех Адама и Евы — разлилось по его жилам, накрывая волнами ярких и бурлящих ощущений. Они дарили жар, распаляли нутро Элайджи, пробирали до самых кончиков пальцев рук и ног. Агнес стала хватать ртом воздух. Наслаждение Элайджи, держащего ее в своих объятьях, удваивалось с каждым новым жадным глотком, от которого усиливалось ощущение, что он тонет. Возбуждение стремительно нарастало, звериные инстинкты брали вверх. Комната покачнулась. Время остановилось.

Секунда.

Вторая.

Элайджа надрывным усилием воли заглушил свое темное желание. Отпрянув от шеи Агнес, он положил одну руку на ее талию, второй же вытащил из кармана носовой платок. Вытерев им уголки своих губ, он прижал его к ране девушки. После снял с себя иссиня-черный шелковый шарф и обмотал им шею Агнес, чтобы остановить кровотечение. Заглянул в глаза цвета первых листьев весны.

— Забудь все то, что ты видела и слышала в этом доме. Ты пришла сюда, потому как попала под грозу. Здесь тебя отогрели и накормили. После ты ушла, — ровно произнес Элайджа и, взяв за руку Агнес, подвел ее к стеклянной двери, ведущий во двор. Отпер ее. — Ступай по этой тропе, она выведет тебя к людям.

— Благодарю. — Поклонившись, Агнес улыбнулась. Приподняла чуть подол платья и вышла на улицу. Первые утренние лучи солнца запутались в ее кучерявых рыжих, как лисий хвост волосах.



Скинув с себя камзол, Элайджа подошел к картине, напомнившей ему о том времени, когда он был человеком и защищал брата от нападок отца. И эти воспоминания невольно вернули его в те дни, когда он впервые влюбился, почувствовал крылья за спиной и был счастлив... Счастлив до той поры, пока не узнал, что его брат влюблен в ту же девушку, что и он. В Татию. Тогда ему казалось, что ничего ужаснее быть не может, однако судьба имела на это свое мнение. И их мать, могущественная ведьма — Эстер — желая уберечь детей от чумы и от неминуемой смерти, обратила их в вампиров. В ритуале, как оказалось после, была вся кровь Татии. Эстер не только таким образом уберегла детей, но и убрала, как она считала, камень преткновения между братьями. После, если Элайджа и влюблялся, то не так сильно. Татию никто не мог заменить.
Свеча уже потухла, лишь тонкий и извилистый стебелек дыма поднимался к потолку. Элайджа вдохнул и почувствовал запах сирени и ноток тюльпанов, доносящихся через щель приоткрытого окна. Они меланхолично напомнили ему, как Татия любила позднюю весну — природу, уже проснувшуюся от поцелуев холода и заблагоухавшую самой жизнью. Он сел в кресло и откинулся на его мягкую спинку. Прикрыл глаза так, что через ресницы все же видел небольшой зал, в котором находился. Задумался о том, что лишь любовь способна умиротворить смерть и создать из нее призрак — блеклый, пустой, безвкусный. Элайджа все еще любил Татию, но она уже давно была на другой стороне. И ему оставалось лишь гадать, встретит ли он в своем бессмертном бытии ту, способную уничтожить шрам на его сердце, или нет. Влюбит ли та в себя его так, что нерушимый образ Татии навсегда останется в прошлом. Воспоминанием — милым и нежным, но не причиняющим вязкую боль. И какой та, другая, будет? Беззаботной и яркой или же скромной и тихой девушкой, верящей в сказки, как и он? С томным взглядом или с крапинками грусти? Она уже родилась? Если да, то где она? К чему устремлен ее взор: к распятому Христу или же к бокалу вина? «Неважно», — подумал Элайджа, в тайне от себя надеясь, что если и повстречает свою любовь, то она будет многогранна, как бриллиант на свету, и так же чиста. «Любовь, — он улыбнулся, — единственное, что движет мир. Только она имеет значение, когда жизнь обрывается. Только ее можно забрать с собой к небесам и в Ад. Только ее можно оставить на Земле. Есть, я знаю, тысячи и тысячи людей, которые, покоренные любовью, все время спотыкаются, падают, которые окружены сотнями страшных проблем, но они счастливы. И я не знаю ни одного человека или же вампира, в силах которого было бы перенести жизнь без этого дара, без этого удивительного чувства. Без любви».



В коридоре послышались шаги, и спустя пару секунд в помещение, где находился Элайджа, зашел высокий мужчина. Его движения были грациозны, а русые волосы, слегка волнистые и завивающиеся на концах, были собраны в хвост, но некоторые непослушные локоны спадали на плечи. Немного острый подбородок был вздернут вверх, а чуть пухлые губы изгибала изящная улыбка. От нее на щеках проступали ямочки, придававшие благородному лицу зловещий отпечаток. Такая таится под капюшоном разбойника, захватившего жертву врасплох в темном переулке. Окинув Элайджу хитрым, но, как всегда, тяжелым взглядом зелено-карих глаз, он присел в кресло напротив него. Воцарилась утраченная тишина, нарушаемая лишь несмелым пением просыпающихся птиц.

— Никлаус, — спустя пару минут начал Элайджа. — Ты ведь не вернул меня домой из важной нам поездки только ради того, чтобы вместе со мной встретить зарю?

— А ты бы огорчился, позволь я себе такую маленькую прихоть? И запретил бы мне большие шалости? – смешок. Пауза. Требовательный взгляд. — Скажи, о чем тебе говорит имя Мерлин?

— Об одном жившем в лесу отшельнике-волшебнике из кельтских мифов, в силу которого входило не только повелевать животными, но также и то, что он мог принять облик любого из них. В свое время он был советником и наставником короля Артура. Хотя шепчут легенду, что вначале Мерлин помог его рождению, излечив магией королеву — его мать — от бесплодия. И родила та кроме Артура еще и девочку, Моргану, которая была наделена даром целительства и способностью принимать облик как зверей, так и птиц. Возможно, сам Мерлин и был ее отцом... Шло время, и силки магии сделали свое дело. Артур и Моргана, втайне, разумеется, сошлись в любовных узах. Моргана родила мальчика. Одаренного большой магией мальчика, поговаривают, способного вызывать и заклинать драконов. Тут и рассорились до сего дня добрые друзья Мерлин и Моргана. У каждого был свой взгляд на судьбу младенца. В конце долгого противостояния материнская сила взяла верх над чарами Мерлина, но Моргана не смогла его убить, по одним версиям, а лишь исхитрилась усыпить. А где чертог его колыбели неизвестно, то Моргана скрыла, отправившись на волшебный остров Авалон с павшим от руки сына Артуром и трупом его убийцы. Она потеряла всех... и отца и брата и мужа и сына. Цена силы и власти высока. Но скажи, брат, что таится за твоим вопросом?

— История про Мерлина и Моргану не просто красивая, хоть и трагичная легенда. Они существовали в реальности. В нашем мире, — на губах собеседника заиграла улыбка, глаза засияли. — И... Мерлин не убит. Он жив. И пару дней назад навещал меня.

— Ты бредишь? — Элайджа нахмурился и устремил на брата сосредоточенный взгляд.

— Ничуть, — отмахнулся тот и, взяв с рядом стоящего стола кувшин, открыл его и наполнил кубок вином. Выдержал многозначительную паузу, прежде чем с долей удовольствия и невозмутимости произнести: — Мерлин был погружен в вечный сон и все это время пребывал под Пляской Великанов[1], однако совсем недавно его нашла и разбудила... Виктория! Та самая, которую ты пытался разыскать. — Клаус залпом опустошил кубок.

— Зачем? — сотни вопросов, как стая стервятников, закружили над Элайджей. Он весь обратился в слух.

— Черти ее знают, да и сам Мерлин лукавый старец. Он нашел меня и предложил сделку. Его помощь нам в обезвреживании Майкла, мы же, в свою очередь, как самые сильные хищники в мире, помогаем ему отомстить Моргане. Сейчас он как раз отправился на поиски определенных трав и секретных ингредиентов, наверняка омерзительных по сути, дабы сварить зелье, способное умертвить Майкла. Как только это будет сделано, мы тут же осуществим план по нападению на Моргану, детали которого он предоставит нам позже. А сегодня мы отдохнем. Виктория любезно прислала нам весточку через Агнес, — Клаус многозначительно посмотрел на Элайджу, — повествующую о том, что нам необходимо устроить бал, ибо он подарит нам с тобой то, о чем мы мечтаем. Дальше, все будет лишь в наших руках. — Он снова наполнил свой кубок.

Элайджа задумался. Он знал, что его брат мечтает о том, чтобы снять с себя проклятье полумесяца, не позволяющее ему обращаться в оборотня и создать свою уникальную армию гибридов. Однако, это было невозможно, потому как для этого требовался двойник Татии. Существуй он, они бы наверняка об этом знали. Сам же Элайджа мечтал о том, чтобы его жизнь имела смысл. А он в ней может быть лишь тогда, когда есть любовь.

«Ожившая легенда, таинственная ведьма, чарующее послание... Слишком много остается за занавесом».

— Никлаус, ты никогда и никому не доверяешь, но сейчас я вижу, что ты не находишь в словах Мерлина ложь. Почему? — Элайджа поднял брови. — Или у тебя имеется запасной план?

— Потому что, мой любезный и заботливый брат, у нас нет особого выбора, кроме лучшего из двух вариантов худшего! — сделав несколько глотков, Клаус встал и подошел к раскрытому окну из разноцветных маленьких стекол и устремил свой взор во двор. Солнечный диск, яркий и золотой, поднимаясь все выше и выше, распылил свой свет, уже окончательно прогнав ночную тьму. В его объятьях Клаус казался ангелом. — Нам нужно рискнуть. Сымпровизируем, если вдруг нас обманут. — Посмотрел на Элайджу, отсалютовал и допил остатки вина в кубке. Косо улыбнулся. Настоящий демон. — Неужто ты не соскучился по сюрпризам от жизни? Или ты предпочтешь повоевать с Мерином? — смешок. Поставив кубок на подоконник, Клаус приблизился к Элайдже и похлопал его по плечу. Подмигнул и после покинул комнату со словами: «Как только сумерки опустятся на землю, жду тебя на балу».

Проводив брата взглядом, Элайджа встал и направился к окну. Небо было чистым, без единого мохнатого облака.

«А ведь где-то сейчас еще только догорает день, сияет закат и на верхнем полотне только-только проклевываются первые звезды. Тут же они уже угасли, солнце поглотило их. Новый день настал. Но что же принесет за собой его смерть?..».

Элайджа взял кубок, из которого пил Клаус и, повертев его в руке, поставил на стол рядом с кувшином. Переодевшись, вышел на улицу. Она встретила Элайджу свежим и нежным ветром. Как игривая любовница, он взлохматил его волосы цвета шоколада, запутался между длинных пальцев и, поцеловав в щеку, помчался прочь. Элайджа оседлал своего коня и отправился в город. Там он собирался посетить библиотеку, чтобы изучить все имевшиеся мифы о Мерлине и Моргане, будучи убежденным, что любые знания не бывают лишними и могут в свое время послужить хорошим верным другом.

Часы ленно отмеряли свой ход, а Элайджа, не обращая внимания на время, сидел над стопками книг и жадно вчитывался в каждую строчку их страниц. Однако в них он не находил ничего для себя нового. По миру ходили разные легенды касательно его нового возможного сообщника и злой ведьмы Морганы, хотя та в некоторых версиях была как раз-таки добрая волшебница, а Мерлин — злой колдун.

— Могила Анна сына Ллеиана на Невайс
Горé, воинственного льва Амвросия,
Вождя чародеев Мерлина Амвросия, — шепотом прочитал Элайджа отрывок из поэмы, относящейся к Мерлину и содержащейся в «Черной книге из Кармартена». Апатично захлопнул последнюю книгу. Ничего неожиданного не было найдено. Солнце стало приближаться к тонкой линии горизонта, поэтому Элайджа вернулся домой.

Там он, очутившись в своей спальне, принял ванну и привел себя в порядок. Посмотрел в утонувшее в сочных оттенках фиолетово-розового заката зеркало. Оттуда за ним наблюдал высокий и статный мужчина, облаченный в богато отделанный камнями и вышивкой бархатный камзол цвета красного дерева, подчеркивающий его глаза, которые были похожи на две большие капли крепко-заваренного чая. Немного волнистые ухоженные волосы спадали на плечи, лишь несколько прядей были собраны в хвост на затылке. Взгляд хладнокровный и спокойный, подбородок с чуть приметной ямочкой по середине.

Вдруг легкая дрожь прокатилась по мускулистой спине Элайджи. Мысли разлетелись, как жемчужины, сорвавшиеся с нити.

«А что если Виктория не ошиблась, не обманула и там будет... она?»

Элайджа покачал головой и усмехнулся сам над собой.

— Не познав, не изведаешь, — сказал он своему отражению. Подмигнул. — Но чтобы это сделать, нельзя сидеть и смиренно ждать, надо сделать шаг. Ведь осуществив его, дорога всенепременно появится. Каковой она будет вначале, решать судьбе, нам же решать, каковой она станет после. — Застегнул манжеты. — Чем Дьявол только не шутит? — закрепив расшитый золотой нитью кошель в складках брюк, Элайджа отправился в просторный зал для гостей.



Стоя возле лестницы, он рассматривал гостей. Большинство из них были обычные люди, с маленьким двигателем жизни под ребрами и бегущим по венам алым нектаром, меньшая же часть принадлежала детям тьмы. Особняк был погружен в огни факелов и свечей и танцы теней. Кругом мелькали бархат и атлас, кружева и ленты, позолоченные шнуры и банты. Маслянисто высверкивали рубины, сапфиры и изумруды. Слышался звон кубков, шипение игристых вин, над широкими столами витали аппетитные запахи зажаренной дичи и свежего хлеба. Веселому говору дам вторили ноющий смычок и пронзительные голоса рожков и лютни. Хоровод сменял бас-данс [2], который в свою очередь после плавно перетекал в павану. Улыбки, смех. Реверансы. Нежный румянец у смущенных девушек, их вздохи. Откровенные взгляды мужчин. Шепот комплиментов.
Элайджа смотрел на прекрасную половину человечества, и его сердце молчало. Он не видел, не слышал, не чувствовал ту, которая привлекла бы его внимание. Он уже хотел было выйти на свежий воздух, погрузиться в свои мрачные, как опускающиеся сумерки на землю, мысли, но вдруг услышал, что его кто-то окликнул. Обернувшись, он увидел высокого мужчину, одетого в богатый темный костюм, щедро отделанный витыми шнурами. Улыбаясь, вампир быстрыми шагами приближался к Элайдже, попутно приглаживая ладонью свои прямые каштановые волосы.

— Здравствуй, Тревор, — поприветствовал его Элайджа, слегка кивая.

— Рад тебя видеть, — радостно произнес тот. — Позволь мне представить тебя одной моей знакомой, прибывшей пару лет назад в Англию из Болгарии. Она прелестна, красива, умна и юна! А также скромна! — в его темных глазах засияло солнце. — Я очень надеюсь на твое покровительство... — немного смущенно добавил он. — Не желаю, дабы столь прекрасное создание было сегодня обиженно. Прошу, будь столь любезен.

Минуту Элайджа молчал, но потом согласился. Пока он шел к таинственной незнакомке, Тревор продолжал ее восхвалять, отчего создавалось впечатление, что тот в нее без памяти влюблен. Элайджа его не особо слушал. В сердце отчего-то зажегся фитиль и на миг промелькнула слабая, хрупкая, точно засушенные лепестки розы, надежда. Душа, будто получив крылья взаймы, устремилась к девушке.

Запах цветов, кушаний, нотки пота и жар свечей смещались в воздухе в удивительный коктейль.



Шаг.

Второй. Третий.

И вот Тревор остановился напротив девушки, стоящей к нему спиной. Ее хрупкое, утонченное тело было запрятано под темно-зеленой тканью изысканного платья. Осанка поистине королевская. Длинные закрученные волосы были уложены в высокую прическу, лишь некоторые локоны мягким водопадом спадали на плечи. Элайджа остановился от девушки на расстоянии вытянутой руки, и в этот самый миг она обернулась к нему лицом. Земля будто покачнулась под его ногами. Любые очертания стерлись. Звуки погасли.

— Здравствуйте, — робко произнесла девушка и смущенно улыбнулась.

Элайджа промолчал. В эту секунду все слова вылетели из его головы, воздух вдруг показался спертым. Он приоткрыл губы, но не смог произнести ни звука.

— Катерина, позволь представить тебе лорда Элайджу, — сказал Тревор. Элайджа, нервно улыбнувшись, замер в грациозном поклоне.

— Я польщена, милорд, — сделав реверанс, произнесла девушка и склонила голову в знак уважения.

— Не более, чем я, — ответил Элайджа и поцеловал ее руку, — Катерина, — добавил он более мягким и сладким, как черничное варенье, голосом.

Вокруг них вращался хоровод, но Элайджа не спускал глаз с призрака из прошлого. С двойника Татии. Мысли злым ураганом завертелись у него в голове, громко крича о том, что его брат, наконец, получит то, о чем мечтал уже не первое столетие. По венам же растеклось тепло. Перед взором замаячила утраченная любовь. Противоречивые чувства, как кокетливые дамы на параде масок, заиграли в сердце. Но спустя пару секунд, Элайджа все-таки сумел взять себя в руки. К людям, мебели, запахам — ко всему вернулись свои очертания.

— Позвольте пригласить вас на танец, — одновременно твердым и бархатным, точно кончики крыльев бабочек, голосом сказал Элайджа. Дал знак Тревору привести Никлауса.

— Почту за честь. — Катерина улыбнулась.

Она пахла яблоками. Спелыми и сочными. Зелеными и влажными от капель дождя. Она была гибкая, точно ива. Ее скромная улыбка и нежный румянец очаровывали, влекли к себе, а глаза, похожие на два темных облачка, погружали в свою дымку, рассеивая все, что кружилось, вертелось и жило по сторонам. Она походила на птицу — маленькую и шаловливую, но запертую в клетке. Она была точно соткана из ветра и огня.

«Катерина... Иллюзия, обман» — ощущая неодолимую тягу к девушке, думал Элайджа. Он был уверен, что чувствовал к ней тепло не оттого, что она ему понравилась, а потому, что она была внешней копией Татии. — «Никлаус будет доволен», — взмах руки. Поворот. Робкая улыбка. Катерина невзначай обронила вопрос о хозяине замка, чье имя ей никто не говорил, но рассказывал о его красоте, остром уме и величии. Элайджа ответил ей, что это его брат и он скоро прибудет на торжество. Увлекая девушку в круговорот вычурного танца, против своей воли утопая в ее аромате и растворяясь в глазах, поведал ей пару забавных историй из их детства. Ему хотелось заранее очаровать Катерину своим братом, ведь она была ключиком к счастью того, с кем он давал клятву в семейной верности навеки быть вместе.
Шорох платья. Поклон. Задорный взгляд из-под ресниц.

— Так когда же таинственный владелец, о котором я так много наслышана, уже почтит нас своим драгоценным вниманием? — ступая вдоль стола, спросила Катерина. Элайджа, следуя за ней, взял кубок с вином.

— Как обычно, задерживается. Он любит эффектно появляться. — Шум музыки и голосов разбавили восторженные возгласы некоторых захмелевших дам, что безошибочно сообщило Элайдже о прибытии брата. — А вот и любимец публики, — обернувшись к массивным дверям, указал он девушке с флером гордости и восхищения.

Никлаус шел неспешно, кому-то кивая, с кем-то обмениваясь словом-другим. Толпа перед ним расступалась, как трава перед рекой. Катерина замерла, но Элайджа слышал, как ее сердце, пропустив удар, помчалось галопом, очевидно в ожидании близкого знакомства с явившимся «королем».

Глаза подошедшего брата впились в глаза девушки. Уголки губ приподнялись.

— Катерина, — сказал Элайджа, — позволь тебе представить, лорд Никлаус.

Она, словно завороженная, сделала реверанс. Древний же, опустив голову на миг, взял ее за руку и поцеловал тыльную сторону ладони.

— Имя Никлаус дал мне мой отец, с которым у меня сложились непростые взаимоотношения. Прошу, — он опустил ее руку, — зови меня Клаус. — Вязкая улыбка. — Откуда ты приехала, Катерина?

— Я из Каспичана, милорд.

— Катерина из Болгарии, — добавил Элайджа, зная, что брату важно знать откуда родом двойник. Ведь при снятии проклятия нужно было находиться на том месте, где девушка сделала свой первый вздох.

— Здравейте, Катерина! [3] — с толикой серьезности произнес Клаус. Девушка рассмеялась.

— У вас недурно получается, — подметила она. Ее щеки вспыхнули.

— Позволишь, брат? — Никлаус выразительно посмотрел на Элайджу, что означало «я бы хотел поговорить с ней наедине».

— Да, конечно, — кивнул Элайджа. — С днем рождения, брат! — кинул он только понятную для них фразу.

Предложив Катерине руку, Никлаус настойчиво и незаметно увлек девушку за собой. Элайджа отпил глоток вина, провожая их взглядом. Он был рад, что исполнение мечты брата близко, но внутри, где-то очень глубоко, в его душе заскреблись когти кошки-печали. Девушка ему понравилась. В ней не было некой дикости Татии. В ней таилась сама нежность. Сама любовь. Душа, не слушая голоса разума, полетела за ней.



Вечер сменила ночь. За ней разгорелся день.

Пролетали сутки, миновали недели.

Катерина стала частым гостем в особняке. Элайджа всегда уделял ей время, порой, намного больше, чем его брат. Катерина не понимала поведения того, кто ей нравился - Никлауса. Однажды она об этом поведала Элайдже. Рассказала, что пытается осознать, почему Клаус за ней ухаживает, но в то же время остается сдержанным и неприступным, как айсберг. Элайджа ответил, что его брат занятой человек, далекий от романтики. Тогда она спросила, а верит ли он сам в любовь, когда два любящих человека всегда желают быть вместе, чтобы делить поровну радости и горести. Элайджа, немного поразмыслив, сказал, что он не верит в любовь. Но его сердце твердило об обратном. Чем больше времени он проводил с Катериной, тем явственнее понимал — Виктория была права. На том бале он нашел ту, которую полюбил. Но судьба вновь решила сыграть с ним злую шутку. Его мечта была связана с мечтой брата словно сиамские близнецы. Обоим им было не дышать. Требовалось разделить и спасти одного. Эдайджа бежал от этих мыслей, надеясь, что это все-таки не любовь, а страсть, переходящая в привязанность.
С тех пор прошел месяц.

Сидя за столом напротив Катерины и объясняя ей правила игры в шахматы, Элайджа внутренне сражался с собой.

— Ладья, — он взял в руки белую фигуру, — может ходить на любое расстояние по горизонтали или по вертикали.

— А эта? — она щелкнула пальцами по черному королю.

— Он ходит на расстояние одной клетки по диагонали, вертикали и горизонтали.

Катерина нахмурилась.

— Хорошо, давай попробуем, — она обворожительно улыбнулась, а в ее глазах зажегся огонь. — Только смотри, не жульничай! — погрозила пальцем. — Я, как-никак, неопытна. — Невинно хлопнула ресницами, а после рассмеялась.

— Я всегда играю по правилам, — с улыбкой отозвался Элайджа, — но с тобой постараюсь быть как можно деликатней.

— Может, я еще выиграю. — Кокетливо показала краешек языка.

— Не исключено. — Усмешка.

И они сразились в партии. Элайджа, как и обещал, не атаковал, лишь защищался. Однако фигуры Катерины падали одна за другой. Оставалась пара ходов, и шах и мат для нее был неизбежен.

— С тобой так хорошо и свободно, — словно между делом произнесла Катерина, и ее щеки приняли нежный оттенок алой розы. — Спокойно, как со старым другом или же любимым и единственным братом.

Элайджа ласково и с задумчивостью посмотрел на нее. Уголки его губ дернулись вверх.

— Прости, мне, видимо, не следовало этого говорить, — смущенно добавила Катерина. — Но я давно не ощущала таких чувств.

— Со мной ты можешь быть откровенна, — мягко.

— Спасибо. — Лицо Катерины осветила улыбка, схожая с первыми теплыми лучами солнца после долгой и морозной зимы.

— Ты... — Он не успел договорить.

Неожиданно снизу послышался сильный шум. Катерина, испугавшись, замерла. Элайджа прислушался. На первом этаже дома громыхал яростью голос Никлауса. Через минуту он словно штормовой вихрь влетел к ним в комнату.

– Будь они прокляты! Все эти исчадия в юбках родом из геенны огненной! – Клаус ударом руки смел шахматные фигуры с доски. Вцепился побледневшей Катерине в подбородок, заставляя смотреть в свои пылающие безумным гневом глаза. – Немедля отправляйся к себе и собирай вещи! Мы завтра же отбываем в Болгарию. У меня неотложное там дело, и я желаю, чтобы ты присутствовала. Возражений и задержек ни на секунду не потерплю! Тебе ясно? – он отпустил ее уже посеревшее лицо и указал на дверь. – Живо!

Катерина, вскочив на ноги, всхлипнула. Открыла рот, но встретившись с бездушным взором Клауса и расплакавшись, убежала, едва не упав у порога, наступив на длинный подол роскошного платья.

— Брат, — как можно сдержаннее произнес Элайджа и встал. — Что на тебя нашло? Катерина...

— Она всего лишь кукла, с которой я позволил тебе поиграть! — прорычал Клаус. — Пусть знает свое место! Через пару дней новолуние, мы совершим ритуал, и я, наконец, создам свою армию гибридов! Мы одолеем этого чертового Майкла!

— Ты говорил, Мерлин нам поможет.

— Нет больше Мерлина! Этого старого идиота разыскала Моргана! И упаси Дьявол, если она пронюхала про наши с ним договоренности! Надо было додуматься древнему маразматику посетить могилу своего неудачника-внука, чтобы попросить прощения за все совершенные ошибки, в итоге его погубившие. Сентиментальный дурак! Виктория едва спаслась. Заявилась ко мне, полуживая и злая словно тысячи демонов. Рявкнула, чтобы мы сидели тише воды ниже травы, так как Моргана разыскивает всех, с кем мог общаться дряхлый глупец. Но я плевал на мнение всяких девок! Я сам решаю, что и когда мне делать!

— И все же, с Катериной ты мог бы быть помягче. Как-никак...

— Брат, — Клаус, сблизившись с Элайджей, сжал его плечи ладонями. Заглянул в глаза. — Не смей мне говорить, что она проникла в твое сердце! Учти, я тогда..!

— Никлаус, — как можно беспристрастнее улыбнулся Элайджа, — не позволяй гневу управлять тобой. Ни одна женщина не стоит ссор между нами. Ведь семья... — он многозначительно посмотрел на Клауса.

— Семья превыше всего, — тяжело дыша, произнес тот.

— Не сомневайся во мне. Мы долго искали двойника, и сейчас я не отступлю, — уверенно сказал Элайджа, лукавя душой, которая против логики и убеждений стремилась к девушке.

Клаус кивнул и покинул комнату. По звукам удаляющихся шагов Элайджа понял, что тот пошел в свою спальню. Ему, как обычно, после подобных эмоциональных всплесков необходимо было побыть наедине с самим собой и, возможно, с холстом и красками. Выждав пару часов, Элайджа отправился к Катерине.



Она жила в небольшом одноэтажном доме, под крышей которого ласточки свили гнезда. По бокам от узкой тропинки, ведущей к крыльцу, цвели жасмин и сирень, высились стройные березы и широкие дубы.

Поднявшись по ступенькам, Элайджа постучал прикрепленным к двери бронзовым молоточком. Спустя минуту, Катерина появилась на пороге. В ее глазах — опухших и красных — отражались отблески заката. Волосы были растрепаны. Увидев Элайджу, она, так сейчас похожая на запуганного котенка, отшатнулась.

— Не бойся меня, Катерина. Я тебя не обижу.

— Откуда мне знать? — неудачно пытаясь сдержать слезы, спросила она. — Вы одна семья. У вас крепкая связь. Я успела ее отчетливо рассмотреть. — Всхлип.

Элайджа инстинктивно поднял руку, чтобы вытереть с ее щеки соленую дорожку. Но Катерина сделала шаг назад. Она дрожала.

— Я могу войти?

Немного подумав, Катерина дала согласие. Закрыв за собой дверь, Элайджа бережно взял ее за руку.

— Прошу прощения за поведение моего брата. Он порой бывает слишком вспыльчив. У него не всегда получается контролировать свои эмоции. — Пауза. — Никлаус не хотел тебя обидеть.

— Тогда почему пришел ты, а не он? — она вскинула тонкую изящную бровь.

— Он еще не успокоился. Некоторые события вывели его из себя.

— И я не имею права знать о деталях, — грустно добавила Катерина и прошла вглубь комнаты для гостей. Остановившись у камина, зажгла свечу.

— Возможно, напротив, ты обязана их узнать. Вы помиритесь. Скажи... Ты сильно его любишь? — разглядывая простую, но утонченную мебель, небрежно поинтересовался Элайджа. Но внутри него все сжалось. Он услышал, как сердце Катерины пропустило удар.

— Люблю? — она горько усмехнулась. Повернулась к нему лицом. — Мне он когда-то нравился, но я люблю другого. — Стыдливо опустила глаза и нервно заломила пальцы.

— Кого? — слишком поспешно. — Прости, — спохватившись, сказал Элайджа и сделал неопределенный взмах рукой. — Это не мое дело.

— Твое... — слабый и робкий шепот. Порывистым движением Катерина подошла к окну и задернула шторы. Замерла.

Элайджа стремительно приблизился к ней и, развернув к себе лицом, заставил на себя посмотреть.

— Прошу... — неуверенно и едва слышно произнесла Катерина и хотела было вырваться из стальных объятий, но Элайджа не позволил.

Секунда, и его губы коснулись ее, а тело окатила горячая волна вырвавшихся наружу чувств. Катерина поддалась. Ее руки нежно обвили шею Элайджи, а хрупкий стан прижался к его упругой и мускулистой груди. На кончике языка он почувствовал вкус истинного счастья.



— Катерина... — Обняв ее, он с удовольствием вдохнул аромат, исходивший от длинных волос девушки. В голове заметался рой вопросов. Элайджа будто вкушал сладкий плод. Ядовитый. Но обольщающий своим вкусом так, что невозможно было отказаться от еще одного кусочка, и еще одного, и еще. — Как же долго я тебя искал. И вот... встретил.

— Ты напряжен. Что тебя тревожит? — взволнованно и часто дыша.

— Ты не знаешь, кто я и почему Никлаус тобой заинтересован, — неохотно последовал ответ.

— Ты благородный, умный, красивый мужчина. — Подняв голову, Катерина обольстительно улыбнулась. — По-моему, этого достаточно. — Нежно провела ладонью по его плечу.

— Нет.

— Тогда расскажи. — Мягкий поцелуй в щеку.

— Ты проклянешь тот день и час, когда нас повстречала.

На мгновение Элайдже показалось, что в глазах Катерины мелькнул холодный отсвет солнца во льду, но в следующую секунду его сменил вулканический жар.

— Если ты будешь со мной, я все тебе прощу. – Она прижала свой лоб к его. Прошептала: – Пожалуйста, любимый, открой мне нашу тайну.



И он ей рассказал. Все. Ничего не утаив. Про то, что является вампиром и что она, Катерина, двойник Татии, той девушки, которую он и Никлаус когда-то очень любили. Про Майкла, мать, немного об оборотнях, о том, как он стал частью тьмы. Рассказал как появляются другие вампиры. Напоследок оставил лишь то, что Катерина необходима его брату в качестве одного из «ключиков» снятия проклятия полумесяца. И про необходимые для обряда ингредиенты.

— Он меня убьет, — обреченно и напугано произнесла Катерина. Подняла на Элайджу глаза, полные ужаса. — А если ты и я сбежим, вместе? — в тихом голосе затеплилась надежда. — Мир ведь огромный!

— Нет, Катерина, — хриплым голосом ответил Элайджа. — От Никлауса невозможно скрыться. Он все равно нас найдет.

— Найдет... — эхом повторила Катерина и задумалась. Она была сосредоточена, отчего черты ее лица стали резче. Сердце Элайджи точно когти оборотней начали рвать на куски. — Выходит, это наша последняя с тобой ночь. — Катерина попыталась улыбнуться, но ее улыбка вышла жалкая и скупая.

— Я поговорю с Никлаусом, — решительно заявил Элайджа. — Безусловно, его трудно, практически невозможно будет переубедить подождать другого двойника. Но я сделаю все, что в моих силах и за пределами их, чтобы тебя уберечь. Но сбегать, как крысы от коршуна, мы не будем. Даю тебе слово, я защищу тебя.

— Я не хочу, чтобы из-за меня вы с братом стали врагами, — немного погодя, неуверенно произнесла Катерина. — Не желаю, чтобы ты подвергал себя опасности! — она заключила лицо Элайджи в свои руки. — Моя любовь к тебе сильнее, чем жажда жизни!

— Ты самоотверженная девушка. — Горькая улыбка. — Как принцесса из сказки. Чистая и добрая... Не волнуйся, Катерина, — поцелуй в кончик носа, — я не уроню тебя в омут смерти.

Катерина кивнула. Вымучено улыбнулась.

— Я люблю тебя, — прошептала она и теснее прижалась к Элайдже. — И всецело доверяюсь. Но обо всем этом подумаем завтра. — Доверчивый и робкий взгляд. — Хорошо? — она коснулась губ Элайджи своими.



По венам хлынула горячая кровь. Дымка возбуждения поддернула глаза. Она целовала его, и он тонул в жаре ее чувственности. Его пальцы одновременно и требовательно, и как можно мягче начали хаотично сжимать ее округлую грудь, тонкую талию, хрупкие бедра. Воздуха становилось все меньше. Внизу живота вспыхнуло пламя. Желание запульсировало в каждой клеточке тела. Катерина обняла Элайджу за шею и запрокинула назад голову, позволяя ему оставлять влажные дорожки на ее шее. Волна женских волос шелком упала за спину на его руки.

Опиум.

Атласное темно-синее платье туманом легко им под ноги.

Подняв Катерину на руки и не прекращая целовать, Элайджа прошел в спальню. Тени от свечей причудливо плясали на стенах. Из приоткрытого окна тянуло ароматом жасмина — вязким, дурманящим, будто перед грозой.

Отрывистый шепот непроизвольно срывался с влажных губ Катерины. Он был мольбой — тихой, но страстной просьбой о ночи любви, полной волшебства и сладкого дурмана. Перед взором Элайджи все померкло. Исчезло. Существовала лишь она — его мечта, ставшая реальностью, находящаяся в его объятьях. Все тревоги, печали ушли на второй план. За спиной будто выросли крылья, а мускулы налила небывалая сила, коей не было прежде у него. Теперь он точно знал, он будет бороться до последнего, но не отдаст свою любовь.

Пальцы Катерины вцепились в волосы Элайджи. С губ сорвался медовый стон.

Полет...



После сказочной ночи Катерина прошептала Элайдже на ухо о том, как сильно она его любит и что с ним не боится абсолютно ничего. Он ее рыцарь. Ее защитник. Ее крепость. Положив голову Катерины себе на грудь, Элайджа, слушая тихое дыхание любимой, решил, что с утра он всенепременно найдет способ, как убедить или же заставить Никлауса отказаться от своего плана. Одна дерзкая идея уже была у него на уме. Связанна она была с Викторией. Элайджа намеревался предложить ей сделку, в которой ведьма обязалась бы сохранить жизнь Катерины, он же, в свою очередь, преподнес бы ей кинжал. То самое особое могущественное оружие, способное с помощью пепла определенного дерева усыпить любого сраженного им древнего. Проблема состояла в том, что такие кинжалы были у Клауса. И где тот их хранил было ото всех тайной. Но, по размышлению Элайджи, столь сильная ведьма, как Виктория, если ведать, что искать, вполне могла узнать месторасположение опасного оружия и сказать ему об этом. Далее, дело оставалось за малым. Выкрав один кинжал, убедить Никлауса, что повинен в преступлении Тревор. Он уже давно смотрел на Клауса недружелюбным взглядом из-за того, что тот завладел вниманием любимой им Катерины. Поэтому все складывалось для созревающего плана Элайджи весьма удачно.

Он понимал, что сделка весьма опасна, ведь есть шанс, что Виктория может обмануть и направить колдовское лезвие против него самого. Однако Элайджа готов был рискнуть, ибо любовь того стоит.

С этими думами он провалился в глубокий сон, где вначале он видел Катерину, облаченную в белоснежное платье. За высокими окнами падали пушистые хлопья снега, в просторном же зале трещали поленья в камине, где-то звучал трогательный дуэт виолы и клавесина, с томно вздыхающей арфой. Он держал любимую, улыбающуюся ему девушку, в своих крепких руках и кружил с ней в танце, и их обступало счастье одно на двоих. Мгновение, и вдруг все, что было белым, обернулось красным. Солнце упало, и сгустилась тьма. Счастливая греза исказилась в кошмар, в котором Катерина из милой и ранимой девушки превращается в дьяволицу, Клаус умирает, а Майкл стоит напротив него и смеется, говоря, что они — его дети — прокляты, что они — это твари, недостойные любви, их надо уничтожать.

Элайджа резко проснулся. За окнами все еще стояла ночь. Должно быть, он спал час-полтора, не более. Место, на котором лежала Катерина было прохладным. Ее же самой не было. Встав и быстро одевшись, Элайджа стал ее звать. Но она не откликалась. Дом был пуст. Сердце Элайджи сжалось. Он не понимал, куда подевалась Катерина. Тревога крепко сдавила горло. Заглянув еще раз в спальню, он заметил небольшой клочок бумаги на тумбе возле зеркала, который прежде ускользнул от его глаз.

«Жизнь научила меня полагаться лишь на саму себя. Нужно всегда быть на шаг впереди своего врага», — гласило написанное. И ни слова больше. Элайджа смял бумагу. Из груди едва не вырвался оглушительный рык гнева и боли. Катерина его обманула. Предала. Лишь использовала его для того, чтобы узнать с чем связан интерес Никлауса к ее персоне, а после усыпила бдительность влюбленного в нее глупца.

— Дурак, — сквозь зубы прошипел он себе, думая о том, что у любви есть одна опасная грань. Она ослепляет. Не дает видеть реальность с ее грубым лицом и коварной ухмылкой. Но даже столь старый вампир, как он, повидавший многое за свою длинную жизнь, попался в ее пленительные сети, как несмышленый мотылек в ловушку факела, излучающего дивный привлекательный свет и манящее тепло.

Прибыв домой, Элайджа узнал, что у Никлауса пропал лунный камень, столь необходимый для обряда. Брат был в ярости. Он немедля поднял прислугу на ноги, дабы те нашли вора. Некоторых отправил проверить Катерину. Элайджа ничего не сказал и поднялся к себе в комнату. Ему было все равно. Внутри властвовала пустота и отголоски гнева.

— Элайджа! — прорычал Никлаус, ворвавшись в его покои. — Катерина сбежала! Помоги ее отыскать! Эта вертихвостка явно как-то узнала о моих планах! И это ее рук дело, что пропал лунный камень! — Пауза. — Дьявол! — ярость перекосила благородные черты лица. — Тревор был полчаса назад у нас в доме! А он же в нее влюблен до беспамятства! — схватив со стола кувшин с вином, Никлаус швырнул им в стену. — Что ты стоишь? — нетерпеливо обратился он к Элайдже. — Все наши планы рушатся как карточный дом!

Гнетущая тишина.

— Я помогу тебе ее отыскать, — твердо произнес Элайджа, смотря в горящие яростью глаза и твердя себе, что семья превыше всего, тем более после предательски всаженного любимой ножа в спину. — Мы всенепременно ее найдем и свершим необходимый ритуал.

Всю ночь они преследовали беглянку, но, к ее счастью и к отчаянию Никлауса, настигнуть не смогли. На рассвете Элайджа с чувством, что его, как баранью тушу выпотрошил мясник, вернулся домой. Сейчас он одновременно любил и ненавидел Катерину. Никлаус исступленно продолжал поиски. Элайджа уже догадывался, как тот, не получив желаемого, отомстит двойнику Татии. Он убьет ее семью, живущую в Болгарии. И Элайдже нисколько не было жаль. Сердце его ожесточилось, превратившись в камень.

Ведомый ароматом жизни, Элайджа, зайдя в зал, увидел стройную девушку, вальяжно сидящую в кресле к нему в профиль и пьющую из кубка кровь. Ее лицо прикрывали рыжие волосы. Секунда, и она встала. Повернулась к Элайдже и улыбнулась.

— Агнес?.. — немного удивленно спросил он и нахмурился. — Ты...

— Да, я теперь одна из вас. — Поставив кубок на стол, она, покачивая бедрами, подошла к Элайдже. — Когда ты меня отпустил, через каких-то полчаса меня настиг Клаус. Он был недоволен тем, что ты в каком-то роде пренебрег его подарком. И как видишь, отныне я не жертва. Моя душа никогда не попадет в Рай. Теперь я несу бремя проклятья, что и вы. Но, — она лукаво улыбнулась. От нее больше не исходили волны страха, наоборот, от нее лавиной шла уверенности. — Я довольна этим. Жизнь кажется намного краше и насыщеннее! И я помню теперь все, что было... — Немного склонила голову набок. — Ты так печален. — В полумраке из-за задернутых шторами окон, ее глаза казались таинственными мрачно-зелеными озерцами. — Я могу тебе помочь? — нежно провела ладонью по волосам Элайджи. — Как-никак, ты ведь мне оказал услугу — Пауза. Томный взгляд. — Если можно так сказать. — Усмешка. Агнес как можно соблазнительнее облизала губы.

— Пожалуй, — кивнул Элайджа. — Убирайся прочь. — Вежливая улыбка. — Ты мне омерзительна. — Он слегка поморщился.

— Чем же? — удивилась Агнес, и ее брови взлетели вверх.

— Ты рада тому, что пала. Торжествуешь сгоревшим у души крыльям. Ты глупа и жалка в веселье, что обменяла вечную жизнь на беспроглядную бесконечную смерть.

Не дожидаясь ответа, Элайджа развернулся и поднялся в свои покои.

Стоя напротив картины, где старик нависал над юношей, он думал о том, как изменчива судьба; мы иногда забываем, что хоть и являемся скульпторами своей жизни, люди, которые нам встречаются, так же вносят в нее свои линии, изгибы, сколы. Отсюда наш мир выходит зачастую не таким, каким мы желаем.

Однако после всего случившегося, он не потерял веру в любовь, ибо она — это исток и устье жизни, по которому плывет наша лодка. Без любви нет бытия. И все становится пустым.

Отойдя от картины, Элайджа подошел к круглому столу, за которым совсем недавно играл с Катериной в шахматы. Фигуры все так же покоились на полу, сметенные рукой Никлауса. Солнце, вырвавшись из плена густого тумана, поднялось выше. Утро разгоралось. Нагнувшись, Элайджа взял одну из фигур и приблизился к окну. Стал наблюдать за просыпающимся миром. Еще ночью он казался ему другим, но несмотря на это общий мир не изменился. Он все так же существовал. Жил. Дышал.

Спустя полчаса он получил подтверждение, что Катерине помог сбежать Тревор. Узнал, что отныне Катерины Петровой больше нет. Она умерла. Зато на свет появилась новая вампиресса. И звали ее Кэтрин Пирс.

В руках у Элайджи сломалась шахматная фигура. Это был черный ферзь, в просторечье — королева.

---

[1] Пляска Великанов — в пятнадцатом веке так называли Стоунхендж.

[2] Бас-данс — самым распространенным придворным танцем пятнадцатого века являлся бас-данс (фр. basse danse, ит. bassa danza – «низкий танец»), его в эпоху Ренессанса называли королем танцев. Это был плавный беспрыжковый танец в спокойном темпе.

[3] «Здравейте, Катерина!» — с болгарского языка переводится, как: «Здравствуй, Катерина!»