Собственно история

Глава 1

Что вы хотите услышать дальше? Что свадьбы не было? Ее не было. Я застыла буквально на секунду, затем по боковому проходу ушла из беседки. Все тоже замерли, не ожидая от меня такого, за мной никто не пошел. Рене стало нехорошо, Чарли кинулся к ней на помощь, а я, прямо в свадебном платье, села в первую же машину с ключами в зажигании и уехала в резервацию. Надеюсь, хозяева машины, приехавшие на мою свадьбу, простят мне это. Никто из вампиров не последовал за мной. Эдвард – тоже.
Я спряталась в резервации, вход в которую вампирам был запрещен, и попросила помощи у единственного человека, который мог мне помочь – Билли Блэка. Я, конечно, не была его родной дочерью и разбила сердце его сыну, но Билли по-своему любил меня и был более или менее объективен. В конце концов, Джейкобу я ничего не обещала, более того, старалась удержать его от подобных чувств. И Билли помог мне. Через два дня меня, переодетую в одежду его дочерей, один из индейцев вывез на лодке из резервации и еще почти через сутки высадил в небольшом портовом городке в Орегоне, где жил. Напоследок он дал мне ключи от своей старенькой машины, которую выкупил для меня Билли, и кредитку с небольшой суммой денег – большего он дать просто не мог. Мне кажется, что Билли чувствовал себя лучше, помогая дочери своего друга избежать вампирской участи. Знал бы он, от чего в действительности меня спасает.
Я ехала на юг четыре дня. Или пять? Наверное, семь… Не помню. Ночевала в дешевых мотелях или прямо в машине. И вот сейчас я практически на границе с Мексикой. Солнце здесь палит целыми днями, так что вампиры вряд ли появятся. А я сняла номер в придорожном мотеле и живу, если это можно так назвать. Раз в два дня я выхожу в местный магазинчик и покупаю пару бутылок воды и упаковку замороженных гамбургеров. Иногда я разогреваю такой гамбургер в микроволновке и съедаю, запивая водой. Сколько раз в день я так делаю – не знаю, хорошо, если один. Есть я не хочу совершенно. Я постоянно возвращаюсь мыслями к прошлому и думаю, думаю, что было бы, если бы я обратила внимание на тревожащие меня звоночки.
Эдвард был одиночкой, и потребность заботиться о ком-то была ему не свойственна. Он, конечно, жил в семье, но это сводилось, скорее, к соблюдению ряда правил. Мое появление перевернуло его мир с ног на голову. Я была человеком, а значит, хрупкой и болезненной по меркам вампиров. И он как-то с перехлестом начал заботиться обо мне: кормить, поить меня, одевать, чтобы не мерзла, всячески опекать. Следить за мной. Нет-нет, я вовсе не была против этого, когда он спас меня от насильников в Порт-Анджелесе! Но любой имеет право на личное пространство, а эта слежка, вызванная тем, что он не мог читать мои мысли, была попыткой контролировать каждую секунду моей жизни. Да еще ночные дежурства в моей комнате… Не знаю, кому как, но мне было очень не по себе, когда я узнала, что он два месяца смотрел, как я сплю! А вдруг у меня майка съехала, слюна потекла, или еще что?
Он все время был главным в наших отношениях. Он доминировал во всем, и это было так естественно! Он открывал мне мир, который был недоступен людям! И, как взрослый ребенка, водил меня по самым красивым и интересным местам, следя, как бы со мной чего не случилось. Он все решал про нас. Я была просто ведомой. С одной стороны это было совершенно логично. Кто была я? Семнадцатилетняя девчонка, не очень хорошо учившаяся, нигде не бывавшая, ничего не видевшая и не знавшая. Сейчас я не очень понимаю, что он мог во мне найти. У Эдварда было две докторские степени – по биологии и по медицине, он знал несколько языков, прекрасно разбирался в музыке и блестяще играл на рояле. Он прочитал огромное множество книг и был умнее и образованнее всех людей, окружавших меня. Ничего общего у нас с ним не было. Мы не могли ничего делать вместе. И, наверное, поэтому, он часто выступал в роли взрослого, оставляя мне роль неразумного дитяти. Как тогда, когда он решил уйти.
Он не хотел делать меня равной.
Сейчас ушла я сама, и в этом была вся разница. Когда Эдвард оставил меня, семья последовала за ним, поддерживая, но не одобряя его. Поэтому вернулась Элис. Они не меня покинули, они не хотели оставлять Эдварда одного.
Сейчас ушла я. И я оставила не только Эдварда, но и всю семью, которая могла стать моей.

Пора разогреть еще один гамбургер. Надо же иногда обедать! Я подошла к окну, и выглянула, отодвинув засаленную занавеску. Ну, хорошо, пусть это не обед и, может быть, даже не ужин. Ночная трапеза… Какая разница? Мне хотелось отвлечься, я не могла больше вспоминать об Эдварде, я хотела думать совершенно о другом человеке. Правда, я и раньше много о нем думала. Но совсем отвлечься не получалось. Все было переплетено.
Почти полтора года назад я приехала к отцу. У нас не было особой близости, но я, как всякий ребенок, надеялась, что вот оно случится – у меня будет отец, который всегда поможет, поддержит, объяснит. И даже если я не права, выступит на моей стороне! Я немного промахнулась. Все это было точно не про нас с Чарли. Мы просто жили рядом, Чарли работал, я занималась домом, вечерами мы почти не разговаривали, Чарли вечно смотрел то бейсбол, то баскетбол, и пока я суетилась с приготовлением ужина, и пока мы ели. В выходные он, как правило, уезжал с друзьями на рыбалку, пока я еще спала, а приезжал в воскресенье, когда я уже спала. Если он не уезжал рыбачить, то уходил на работу. Я не могла с ним ничем поделиться.
Именно поэтому меня так тянуло к Калленам – у них была семья, настоящая семья. Такая семья была у меня с Рене. Но у меня никогда не было отца. Настоящего отца, такого, с которым я могла бы говорить обо всем, делать что-то вместе. Поэтому во всех знакомых мужчинах-отцах я и пыталась его найти.

Получается, что я все время растравляю свои раны, виню себя. Но ведь именно это дает мне возможность вспомнить его, перебрать в памяти все мои встречи и беседы с ним, увидеть, как я была слепа, и как тактичен был он, стараясь поддержать сына и не задеть ничем меня. Он вел себя так, как, в моем представлении, должен был вести себя отец. И то, что он так держался по отношению ко мне, не давало мне думать о нем как-то иначе. И одновременно это делало меня членом их семьи. Во время злосчастного бейсбольного матча, я впервые увидела, как спокойно, не обращая внимания на рвущиеся из Эдварда эмоции, Карлайл взял все в свои руки. Именно он сбил агрессивное поведение Лорана, представив всех, и меня тоже, как членов своей семьи. Он принял тогда все на себя и в дальнейшем организовал мое бегство, уговорив остальных принять фактически мой план. Я вспомнила, как Эдвард просто гнал машину прочь от Форкса, не задумываясь об опасности, грозящей моему отцу. Его интересовала только я, а остальное было не важно. Карлайл повел себя совершенно иначе, организовав и охоту на ищейку, и охрану Чарли. Когда Джеймс укусил меня, именно Карлайл подтолкнул Эдварда принять то решение, которое он принял, и все уладил с моими близкими. Я уж не говорю о первой помощи, которую он не раз мне оказывал – его не слишком волновал запах моей крови. И это, наверное, было самое главное.
Основным, что привлекло ко мне Эдварда, была моя кровь. Она пела, звала его, и он практически не мог ей противостоять. Вдобавок, он не мог читать мои мысли. Все это бросало ему вызов, заставляло бороться с собой. Чем ближе ко мне он подходил, тем труднее ему было сдерживать себя. Как-то Карлайл сказал, что в вампире преобладает то, чем человек жил непосредственно перед перевоплощением. И с этим ему приходится существовать вечность. Именно в этом видели причину появления своих необычных способностей Элис и Эдвард. Но мне кажется, все было чуть-чуть глубже. Дело было не только в способностях.
Так, Розали дышала своей красотой и любовью, которая обязательно должна случиться в ее жизни. Именно поэтому у них с Эмметом и были такие бурные отношения. Они жили этим уже лет семьдесят и останавливаться не собирались. Эммет просто любил жизнь во всех ее проявлениях. Именно поэтому ему нравилась его сила, он обожал свою девушку, смеялся простым незатейливым шуткам и радовался всему, что его окружало. Эсме жила своими детьми. Француженка по национальности, Эсмеральда потеряла ребенка, который был настолько важен для нее, что она не захотела без него жить. Сделав ее вампиром, Карлайл сразу же дал ей другое дитя – Эдварда. Конечно, это был не милый кроха, но, тем не менее, он нуждался в ее внимании и заботе. Потом – Розали и Эммета. Чем жили до превращения в вампиров Элис и Джаспер, я не знала, они были загадочной парой.
Но вот Эдвард… До обращения он хотел стать солдатом и смыслом своей жизни видел войну. Возможно, поэтому он и обратил на меня внимание – я самим своим существованием вызывала его на бой с его собственными инстинктами. Может быть, в этом была главная причина его нежелания обращать меня? Если я обращусь в вампира, то уже не буду так заманчиво пахнуть для него, стану обычной, и чем тогда буду его привлекать? Меня не надо будет кормить, одевать, укладывать спать… Я стану такой же, как он сам. И бороться с собой будет незачем…

Почему, почему я влюбилась в него, да и была ли это влюбленность? Честно говоря, думаю, что была… Он мне нравился. Эдвард был очень красивым парнем: высокий, атлетически сложенный, с бронзовыми кудрями. Глаза, чуть сужавшиеся к вискам, были то темными, почти черными, когда он бывал голоден, то золотистыми, с темными крапинками. Длинные и густые черные ресницы загибались вверх, на зависть девушкам, брови, чуть светлее ресниц, то есть темно-коричневые, широкими штрихами разлетались к вискам. У него был великолепный завораживающий голос, да и рассказывал он увлекательно. Сколько же всего он знал! Он играл для меня на фортепьяно. Девчонки из школы вздыхали по нему. Мои гормоны бушевали. И он единственный из Калленов был без пары.
Я, видимо, как-то неправильно устроена, что не могу влюбиться в несвободного человека. Или могу? Во всяком случае, я в этом никому не сознаюсь, даже себе.
Сейчас, когда у меня столько времени, я задумываюсь о вещах, не цеплявших мое внимание раньше. Например, что будет, если выкрасить Розали в брюнетку и сможет ли Элис отрастить волосы? Какими были все Каллены до обращения? Изменились ли они внешне за те годы, что были вампирами? Неужели их образ жизни не наложил на них своего отпечатка? Мне кажется, что они все-таки меняются. Да, превращение делает их прекрасными, накладывая на человеческую внешность то, что свойственно иному биологическому виду. Но прожитые годы меняют их – нет, не морщинами и сединой, а, скорее, выражением лица и манерой поведения.

Все братья Каллены потрясающе красивы. Эммет – крупный, высокого роста, с широченными плечами, он напоминал бы бодибилдера, если бы не его лицо. Оно у него очень красиво – черные брови, прямой некрупный нос, переходящий без изгиба в лоб. Лицо Эммета напоминает профиль на римской гемме, вот только ямочки около уголков рта выдают его истинный характер: он добр, жизнерадостен и немного излишне прямолинеен. Джаспер совершенно иной. Он выше Эммета, более стройный, но тоже обладает выраженной атлетической мускулатурой. В Джаспере самое броское – его пластика при таком росте; обычно высокие люди неуклюжи и неловки. Я уже упоминала, что он блондин? Так вот, это не совсем так. Джаспер, скорее, темный блондин, у которого русые волосы прядями как бы выгорели на солнце, такого эффекта можно достичь сложной покраской в дорогом салоне. Наверное, они действительно выгорели, ведь когда-то, до обращения, он жил в южном штате. Его огромные глаза были когда-то, вероятно, зелеными или ярко-голубыми. Нос – крупный и прямой, рот тоже крупный, с красивыми полными чувственными губами. Джаспер замкнут, и безгранично верит только одному человеку – Элис; с остальными он просто уживается.
Про Эдварда я уже говорила.
Карлайл был другой.
Он не был так высок, как его приемные сыновья. Эдварду я не доставала до плеча, а Эммет и Джаспер были еще выше. Рядом с Карлайлом я не чувствовала себя лилипутом. Ни о какой атлетической мускулатуре речи не шло: он был худым, жилистым и только. Руки… Какие руки могут быть у хирурга? Самые обыкновенные, они ничем не выделялись. Карлайл тоже был блондином, но в этом отличался от Джаспера, как день от ночи. Джаспер был ярок, как и его братья. Карлайл…. Он был настоящим блондином. У него были светлые совершенно прямые волосы до плеч с пепельным отливом (так говорят, когда не хотят употреблять слово «серый»), которые он стягивал в хвост, если они ему мешали. На солнце они отсвечивали бы золотом, но он, как и остальные, старался выходить на улицу только в облачную погоду или вечером. Лицо - худое, с запавшими щеками и небольшой ямочкой на подбородке. Глаза – продолговатые, чуть удлиненные, асимметричные, смотрели всегда чуть настороженно и выжидающе, наверное, они были когда-то водянисто-голубыми. Ресницы были светлыми, брови тоже, причем надбровные дуги выдавались, заглубляя глаза, усиливая тени вокруг них. Рот был крупным, с тонкими губами своеобразной формы. Когда Карлайл чему-то усмехался, у меня в голове возникала мысль об улыбке иезуита. Не знаю, он же был из семьи священника. Конечно, в Англии времен Кромвеля не было иезуитов (официально, по крайней мере, так-то они везде были), я знаю, но ассоциация возникала именно эта. Высокий покатый лоб и нос - крупный, тонкий и слишком длинный. Если все сопоставить, то он не был красив.
От него просто сносило крышу.
Его дети были прекрасны. А он…. Он был демоном, прошедшим через все и не позволившим своим творениям повторить его ошибки. Все остальные Каллены шли по вечности с чистыми душами, можно сказать, были безгрешны. Именно Карлайл, предоставив им право выбора образа жизни и принимая его, тем самым принимал на себя и ответственность за него. Он нес на себе тяжесть убийств Розалии, срыва Эммета и метаний Эдварда. По Карлайлу было видно, что он совершил все возможные грехи и несет этот груз, ни на секунду о нем не забывая. Он жил дольше остальных, он провел много лет с Вольтури, он скитался и искал выход, в том числе и в попытках самоубийства. Его не мучило чувство вины или сожаления о прошлом, он был по-настоящему мудр, понимая, что ничего не изменить. Он, скорее, испытывал ответственность за то, что совершил сам и члены его семьи. И он единственный из Калленов пришел к мысли о том, чтобы просто помогать людям.
Когда он штопал меня в очередной раз на моем дне рождения у себя дома, его невозмутимое спокойствие разительно контрастировало с реакцией остальных. На его лице ни тени волнения, движения быстрые, уверенные.
- Как вам это удается? – вырвалось у меня. Карлайл вдыхал запах моей крови, не борясь с тайным соблазном. Конечно, на самом деле ему сложнее, чем кажется со стороны.
- Благодаря многолетней практике, - отозвался Карлайл. – Запах крови я практически не чувствую.
- А почему вы так держитесь за больницу?
Темные глаза Карлайла сохраняли безмятежное спокойствие.
- Хм-м, мне нравится, когда… Когда мои необыкновенные способности помогают больным, у которых иначе не было бы шанса. Приятно сознавать, что моя работа делает жизнь некоторых людей легче и лучше. Знаешь, обостренное обоняние порой позволяет ставить более точные диагнозы… - Сочные губы изогнулись в кривоватой полуулыбке.
- По-моему, вы пытаетесь искупить то, что и виной не назовешь…
- Я и не намерен что-то искупить или исправить, - покачал головой Карлайл. – Скорее, как все, стараюсь максимально использовать то, что есть. (здесь и далее - со стр. 37 «Новолуния», изд-во АСТ, ГОД!)
Меня восхищали его поступки, мысли, слова. Меня восхищало все, что он делал.