Форма входа

Категории раздела
Творчество по Сумеречной саге [264]
Общее [1686]
Из жизни актеров [1640]
Мини-фанфики [2733]
Кроссовер [702]
Конкурсные работы [0]
Конкурсные работы (НЦ) [0]
Свободное творчество [4826]
Продолжение по Сумеречной саге [1266]
Стихи [2405]
Все люди [15365]
Отдельные персонажи [1455]
Наши переводы [14628]
Альтернатива [9233]
Рецензии [155]
Литературные дуэли [105]
Литературные дуэли (НЦ) [4]
Фанфики по другим произведениям [4317]
Правописание [3]
Реклама в мини-чате [2]
Горячие новости
Top Latest News
Галерея
Фотография 1
Фотография 2
Фотография 3
Фотография 4
Фотография 5
Фотография 6
Фотография 7
Фотография 8
Фотография 9

Набор в команду сайта
Наши конкурсы
Конкурсные фанфики

Важно
Фанфикшн

Новинки фанфикшена


Топ новых глав лето

Обсуждаемое сейчас
Поиск
 


Мини-чат
Просьбы об активации глав в мини-чате запрещены!
Реклама фиков

Одна на тату
Сейчас никого не удивишь тату. Вот и главный герой решает запечатлеть рисунок на своём теле, но помимо татуировки на теле, в салоне можно найти и свою судьбу.

Оранжевое небо
Что делать, если наступил апокалипсис, а ты ни разу не супергерой, призванный спасти мир? Что если единственная девушка, выжившая на много миль вокруг, на дух тебя не переносит, а ты сохнешь по ней всю старшую школу? Как не упасть в грязь лицом и спасти ваши шкуры?
Мини, юмор.

Лунная нить
Эдварда Каллена преследуют неудачи с рождения. Вооружившись знаниями о тайных ритуалах, старинным зеркалом и книгами с древними заклинаниями, в холодную зимнюю ночь, в далеком от цивилизации месте, Эдвард попытается снять с себя проклятие невезения.

Знакомый незнакомец
История о нем, о ней и ее любовнике… Она любит двоих, не в силах отказаться ни от одного из мужчин. Что если эти мужчины - один и тот же человек, любящий девушку много лет?

Остров Каллена
Белла приглашена провести Рождество со своей подругой Элис и её семьей на Исла-де-Каллен – острове, который принадлежит Эдварду Каллену. С самого начала становится понятно то, что у Эдварда и Беллы много общего. Например, эротические фотографии, общение с Джаспером Хейлом и потребность отличаться от других. Что произойдёт с ними за две недели?

Ночь волшебства
Белла Свон искала работу, а нашла нечто большее…
Рождественская история о сказке, находящейся рядом с нами.
3 место в конкурсе "Зимняя соната" 2018.

Сердца трех
Не было больше нас. Джонатан смотрел на меня с неким снисхождением - так смотрят на несмышленых детей, когда те не понимают очевидных вещей. Его глаза лишь на миг встретились с моими, а взгляд тут же наполнился раскаянием. Мой же взор вспыхнул злостью, сжимая его потерянную душу в огненных тисках. Джон лишь скривился и как-то зло усмехнулся.

Испорченный эльф
Санта верит, что плохих эльфов не бывает. Беллу уволили практически из всех игрушечных лавок на Северном полюсе. Как же Санте найти ей правильное место, если все, что срывается с ее языка, звучит так двусмысленно? Санта, эльфы, шоколадные глаза и перевоплощающиеся олени.
Мини/юмор.



А вы знаете?

...что в ЭТОЙ теме можете обсудить с единомышленниками неканоничные направления в сюжете, пейринге и пр.?



...что можете помочь авторам рекламировать их истории, став рекламным агентом в ЭТОЙ теме.





Рекомендуем прочитать


Наш опрос
Робстен. Пиар или реальность?
1. Роб и Крис вместе
2. Это просто пиар
Всего ответов: 6719
Мы в социальных сетях
Мы в Контакте Мы на Twitter Мы на odnoklassniki.ru
Группы пользователей

Администраторы ~ Модераторы
Кураторы разделов ~ Закаленные
Журналисты ~ Переводчики
Обозреватели ~ Художники
Sound & Video ~ Elite Translators
РедКоллегия ~ Write-up
PR campaign ~ Delivery
Проверенные ~ Пользователи
Новички

Онлайн всего: 149
Гостей: 141
Пользователей: 8
Katrina_Adel, 97sabino4ka, user1975, Ирина7818, N_e_a, Karlsonнакрыше, YanshMar, Eclipse09
QR-код PDA-версии



Хостинг изображений



Главная » Статьи » Фанфикшн » Мини-фанфики

Where time stands still

2024-3-19
21
0
0
Говорят, что существует пять стадий горя. Отрицание и шок, гнев и вина, торг как желание договориться, найти способ исправить непоправимое, депрессия и наконец принятие. Я читала, что в зависимости индивидуальных особенностей характера данные стадии проживаются по-разному от человека к человеку, и, хотя есть среднее значение, в течение которого длится каждая из них, я считаю вполне возможным, чтобы процесс горевания продолжался не год и не два, а несколько лет. Прошло уже пятнадцать месяцев, а я по-прежнему отстранённая, холодная и думающая, что можно было сделать иначе, лишь бы не увидеть мраморное надгробие и выбитое на нём имя столь скоро. Последний человек, с которым я была связана кровными узами и при этом могла поговорить с ним, зная, что он действительно понимает суть. В отличие от мамы, уже несколько лет живущей в доме престарелых и впервые не узнавшей нас с отцом вскоре после появления первых признаков деменции. Просветления становились реже и реже с каждой неделей, и мне пришлось отвезти её туда, где о ней могли позаботиться так, как не могла я между своими дежурствами в больнице и стараниями уделять максимум времени Чарли в проводимые дома часы. Когда-то энергичный и физически выносливый, к шестидесяти девяти годам он всё же начал сдавать, но не критично. Будучи поздним ребёнком, которого родили в сорок два года, я полагала, что у нас всё равно остаётся много времени, и, наверное, всё так и было бы, если бы не захватившая весь мир пандемия.

Ранее незнакомый человечеству вирус распространялся столь стремительно, поражая в первую очередь органы дыхания, что мне так же, как и другим родственникам, запретили навещать родных в доме престарелых, а потом власти и вовсе приказали не выходить из дома без особой нужды. Антисептики, перчатки и маски стали нормой жизни, если требовалось выйти в магазин, аптеку или к личному врачу и воспользоваться услугами общественного транспорта, чтобы добраться до работы, если твоей профессиональной деятельности просто не могли коснуться соответствующие ограничения на передвижение. Как реаниматолог, я оказалась буквально на передовой борьбы с болезнью, в то время как строго и почти слёзно просила отца никуда не выходить и избегать контактов и оставляла продукты и лекарства на коврике под дверью. То, что Чарли так и не воспринял всё всерьёз и наверняка хотя бы раз впустил к себе кого-то заражённого, я окончательно поняла лишь тогда, когда его гроб опускали в землю в середине апреля. За несколько предшествующих месяцев я спасла многих людей, состояние которых было ещё хуже во всех отношениях, но для своего отца, оказавшегося в моей же реанимации, так и не смогла сделать того же. Он ушёл, стоило мне отвернуться, чтобы взглянуть на показания приборов, и оставил после себя незаживающую рану, непроходящую скорбь и дикую пустоту внутри. А я даже не могу заплакать, несмотря на то, что глаза что-то щиплет. Но это что-то никогда не превратится в слёзы, потому что они недоступны вампирам. Как и многие другие вещи. Постареть, умереть, встретиться с близкими на том свете, родить детей и помочь им вырастить внуков.

Я не верила в сверхъестественную хрень, пока не заразилась сама примерно через полгода после смерти отца. Я не могла спать даже в период кратковременного незначительного улучшения, настолько всё тело, казалось, сотрясалось от запредельного сердцебиения слабеющего организма, а потом впервые почувствовала, что мне реально больше нечем дышать. Что от лёгких попросту ничего не остаётся, а уровень кислорода близок к критической отметке, и что скоро меня подключат к искусственной вентиляции, которая, впрочем, будет бессильна. Спустя время я вспомню, что, начав гореть, в состоянии небытия связала это с надвигающейся смертью. Когда огонь стих, и воцарилась приятная прохлада, я открыла глаза в комнате, которая точно не была ни раем, ни адом. Я не была уверена, что верила в загробную жизнь, но одно мне казалось не подлежащим сомнению. То, что даже в раю вряд ли есть мебель, застеленная кровать, цветы на тумбочке и занавески на окнах, в то время как именно эти вещи и окружали меня в спальне, от обилия дневного света в которой захотелось немедленно зажмурить глаза, что я и сделала. Одновременно с этим почувствовав, что прохлада исходит от моего тела, и, коснувшись его всё ещё с закрытыми веками, я отдёрнула руку, когда убедилась, что оно словно чужое. Не моё. Незнакомое на ощупь. И с кожей, напоминающей мрамор. Снова открыть глаза меня заставило чувство, что кто-то вошёл. Я узнала человека немедленно. Это был Карлайл Каллен. Хирург в той же больнице, где я работала и умерла. Или не умерла. Он объяснил мне всё основное детально и подробно, но какие-то вещи я узнавала сама и позже спрашивала о них. Например, отсутствие потребности действительно дышать. Иронично, учитывая, что в человеческой жизни всё было иначе, и именно отказ дыхательной системы организма и погубил многих людей, в том числе и моего отца.

С точки зрения отсчёта моей новой жизни мне едва исполнилось восемь месяцев, и я всё ещё считаюсь новорождённым вампиром, но Карлайл не устаёт повторять, что я совсем не произвожу подобного впечатления. Что я контролирую себя лучше многих, кому уже десятки лет. Без всяких сомнений он знает, о чём говорит, и по его мнению вечность никогда не станет для меня жестокой борьбой ни с жаждой крови, ни с желанием вонзить зубы именно в человека. Как врач, сражавшийся за каждую жизнь буквально до последнего, я бы не смогла, даже если бы Карлайл не показал мне другой способ пропитания. Он считает себя вегетарианцем, хотя истинные вегетарианцы с ним вряд ли согласятся. Но для меня животные являются единственным вариантом, приемлемым морально и эмоционально.

Я покидаю могилу отца, похороненного в канадском Эдмонтоне, где мы и жили, и на своих двоих устремляюсь в сторону затерянного в лесах американского штата Вашингтон маленького городка. Именно там периодически живёт Карлайл с женой и две пары вампиров, которые для местного общества являются его приёмными детьми. Он сказал, что я не могу остаться дома, потому что считаюсь умершей для всех, кого знала, и появляться на улицах отныне небезопасно. Моё безмолвное сердце сжалось, но я приняла абсолютную правоту Карлайла так, как только могла, хотя и продолжаю периодически наведываться в родные места, несмотря на весь риск быть замеченной кем-то знакомым лицом к лицу. Пока этого ещё ни разу не случалось, и я надеюсь, что всё так и останется.

К вечеру, преодолев расстояние в сотни километров, которое теперь не проблема для меня, я врываюсь в величественный лес, вдыхая запахи травы и деревьев, растущих в Форксе фактически повсюду, и пытаясь убежать от себя и своих мыслей. Моей целью является то же место, что и всегда после Эдмонтона, уединённое, скрытое от глаз людей, которые могут тут случайно появиться, и помогающее мне хоть немного почувствовать себя более живой. Однако в этот раз я понимаю, что на поляне кто-то есть, ещё до того, как останавливаю свой бег. Незнакомый запах врывается в ноздри, но не заставляет меня почуять угрозу и приготовиться к нападению или защите. Осознание, кто именно нарушил невидимые границы того места, где мне становится лучше, приходит быстрее, чем внутри меня просыпается хищник, готовый отстаивать территорию. Мужчина в джинсах и однотонной синей рубашке стоит настолько близко, что мне хватило бы доли секунды, чтобы оказаться совсем рядом, даже не задумавшись о необходимости совершить движение. Это в человеческой жизни всё приходилось просчитывать заранее, но в моей новой ипостаси всё стало фактически мгновенным, поэтому я просто смотрю на него, хотя о моём существовании он, вероятно, даже не подозревает. Но я знаю его. Точнее знаю о нём. И знаю немало. В семье про Эдварда Каллена вспоминают фактически постоянно. То и дело кто-то произносит его имя в разговоре, даже когда ничто этого, казалось бы, не предвещает. Так Эммет сетует, что вот Эдвард бы точно отгадал, что за слово зашифровано в кроссворде в третьей строке по горизонтали, Эсми просто грустит из-за затянувшегося отсутствия названного сына, хотя Эдвард был обращён Карлайлом раньше жены, а Элис скучает по тому, как по её мнению было забавно наблюдать за Эдвардом, пытающимся фильтровать мысли шести вампиров. Когда однажды она упомянула это в очередном разговоре о брате, мне стало известно, что не только она и Джаспер владеют даром видеть будущее и влиять на эмоции соответственно, но и Эдвард способен узнать, о чём думают окружающие, даже не прикасаясь к ним.

Я уверена, что прямо сейчас он уже блуждает внутри моей головы, но его взгляд настороженный, будто он просто видит во мне угрозу для своего существования, и я решаю дать ему понять, что точно не являюсь врагом, пусть его глаза и несколько пугают меня. Потому что Эдвард Каллен не придерживается того образа жизни, который переняла от нашего общего создателя я, а налившиеся ярким тёмно-красным глаза однозначно свидетельствуют о том, что юноша, обращённый Карлайлом сто тринадцать лет назад в эпидемию испанки, не так давно расправился явно не с животным. Мой опыт невелик, но даже я уже знаю, что если следовать специфической диете достаточно долго, то кровь животных разбавит оттенок до светло-золотистого, и потому в моей радужке уже появились вкрапления янтаря. Со слов Карлайла малиновый цвет пока побеждает лишь потому, что в моих тканях ещё сохраняется человеческая кровь, которая будет окончательно выжжена ядом лишь через несколько месяцев, и только тогда я стану более похожей на остальных Калленов. Но не на Эдварда.

- Привет. Я Белла. Как и тебя, меня тоже обратил Карлайл, - произношу я, давая понять, кем являюсь, и что в столь подозрительном взгляде нет нужды. Но в нём ничего особо не меняется, и я утешаю себя тем, что после примерно двадцатиоднолетнего отсутствия, возможно, нужно чуть больше минуты, чтобы соединить все кусочки и перемены в единую картину, даже если вампиру всё должно даваться быстро и легко.

И без того похожий на каменное изваяние, он совершенно застывает, как будто нашёл в моих мыслях что-то шокирующее и невероятное. Я даже не представляю, что это может быть. Учитывая, какой однообразной и вялотекущей была моя человеческая жизнь, там вроде невозможно обнаружить ничего интересного.

- Ты заразилась, верно?

- Да... - отвечаю я, хотя и не совсем понимаю, отчего его вопрос звучит столь вопросительно, когда Эдвард уже должен был получить ответ из моей головы. Так же, как и то, что моей матери будет ещё труднее узнать меня при новой встрече, а отца я и вовсе больше никогда не увижу. Можно ли не просто фильтровать мысли, как говорила Элис, но и как-то заблокировать свой дар? Вдруг она не знает, что это возможно, а её брат нашёл способ и преуспел в том, чтобы его отключить?

- А твоя семья?

Новый вопрос ещё больше укореняет меня в убеждении, что он что-то сделал с собой. Как отреагируют Карлайл и все остальные? Захочется ли Элис и Джасперу последовать опыту брата и тоже избавиться от своих способностей?

- Их нет, - я сознательно опускаю подробности. Если теперь у него нет возможности узнать это самому, то я точно не собираюсь посвящать его в них. Это больно. Тревожно. Ни к чему. И здесь нет Джаспера, который мог бы меня утешить, как тогда, когда я рассказывала своей новой семье о постигшей меня утрате.

- Сожалею. Мне не стоило спрашивать, - нахмурившись, произносит Эдвард. В его голосе безнадёжность. Он кажется огорчённым своим же собственным поведением, мыслями и конкретным решением, из-за которого им было сказано то, что я услышала, и на основании того, как сердечно о нём всегда отзываются родные, я уверена, что ему действительно не по себе от своего поступка.

- Ты ведь не знал.

- Но всё равно, - то же осуждение себя. И обвинение. Видя Эдварда Каллена на семейных снимках, расставленных на каминной полке, я никогда не думала, что он такой... ненавидящий то, кем является и что собой представляет. - Кстати, я Эдвард, но, должно быть, ты и так знаешь моё имя.

- Да, мне оно известно. Ты... ты не хочешь заглянуть домой? Тебе все будут рады. Особенно Эсми.

- Я бы не был так уверен. В прошлый раз я... пропал, что их скорее расстроило, чем нет. Не хочу напоминать им об этом одним своим появлением на пороге.

- Пропал? - то, как выражение его лица становится свирепым до ожесточения отдельных черт, даёт осознать то, что он не ответит. Я обхватываю себя руками так же, как делала это в любой непонятной ситуации в человеческой жизни. Привычка, которую не уничтожила новая сущность. - Мне кажется, им это неважно. Тебя любят и всегда ждут. Ты просто не можешь знать, как они отзываются о тебе.

- И как же?

- Им всем не хватает тебя, - единственное, что говорю я, и, по-моему, это пробивает брешь в Эдварде Каллене. Делает его менее строгим по отношению к самому себе.

- Я сразу за тобой.

В уголках его губ возникает намёк на улыбку. Слабый и не слишком очевидный, и Эдвард не улыбается по-настоящему, но внезапно устремляется в сторону дома чуть за городом. Я не позволяю форе увеличиться и опережаю мужчину через доли секунды, и он так и остаётся позади. Мы переходим на шаг на заднем дворе, и только я собираюсь подойти к раздвижным дверям террасы, как из них появляются все Каллены, в том числе и Элис, выглядящая торжествующей. По её объятиям, которыми она приветствует Эдварда после Карлайла и Эсми, я понимаю, что девчонка видела, как и когда всё это будет. Несмотря на её слова, что будущее изменчиво и зависит от тех или иных решений, я уверена, она доподлинно знала о дне возвращения брата. Внезапно я чувствую себя лишней и тихонько ухожу к себе. Хоть и невероятно рада произошедшему воссоединению и ради семьи искренне надеюсь, что Эдвард больше не станет исчезать.

Через какое-то время, выйдя из комнаты, в двух шагах от неё я встречаю Карлайла и вижу в этом наилучший шанс, чтобы поговорить о том, что обеспокоило меня максимум через пару минут после личного знакомства с Эдвардом.

- Белла. Всё хорошо?

- Не совсем, - вокруг нас никого, и мой голос становится твёрже, - может быть, это, конечно, не моё дело, но с Эдвардом что-то случилось. Мог ли он заблокировать способность читать мысли? Он спрашивал, что со мной произошло, будто утратил дар. Это возможно?

Карлайл хмурится, воспринимая меня, скорее всего, серьёзно. Он всегда такой, но сейчас особенно. Я бы сказала, что впервые на моей памяти ему реально не по себе, и он затрудняется, что ответить. Но наконец зовёт меня пойти с собой, и мы поднимаемся наверх. На третий этаж, где я никогда не была. Лишь знала, что там комната Эдварда. И больше ничего. Мне становится неловко даже прежде, чем Карлайл стучится к нему. Ещё на заключительном лестничном пролёте. Я едва не говорю, что всё перепутала, но перебарываю неуверенность. Иного пути нет.

- Да. Войдите, - бархатный голос Эдварда, физически прекрасный так же, как и он сам, раздаётся по ту сторону двери. Входя вслед за Карлайлом, я отмечаю минимализм обстановки, узкую кровать, хотя нам и не нужен сон, стеклянные стены, за которыми в небеса устремляются вековые хвойные деревья, и музыкальные пластинки по соседству с книгами и проигрывателем.

Эдвард стоит как раз-таки у тех полок, когда мы переступаем через порог. Выглядит он не особо нуждающимся в ком-то прямо сейчас, или чтобы в его жизнь часто проникали извне звонками или присутствием в принципе, поэтому я начинаю сомневаться в том, насколько долго он сможет и захочет остаться. Он слушает Карлайла, не поворачиваясь лицом, продолжая наводить порядок, хотя в отсутствие Эдварда сюда никто не осмеливается заходить или что-то брать. Я знаю это доподлинно, потому что, услышав однажды про то, что у него много книг, хотела взять несколько, чтобы почитать, а потом ещё и ещё, но Элис сказала, что мне лучше об этом забыть. Что в случае возвращения, даже если визуально всё будет вроде бы на своих местах, Эдвард интуитивно заметит различия и поймёт, кто и что трогал, и не будет этому рад.

- Нам надо немного поговорить о твоей встрече с Беллой.

- И о чём же именно? - почти рычит Эдвард, как я и ожидала, не слишком положительно воспринимающий нас в своей комнате. Мне хочется и уйти, и остаться. Но это два противоположных действия.

- В первую очередь хочу, чтобы ты знал, что Белле известно о твоём даре. Мы не рассказывали специально, но упоминали, и, учитывая все обстоятельства, по мнению Беллы с ним что-то не так. Ты можешь сказать нам, слышишь ли ты её или мои мысли?

Эдвард смотрит на меня хмуро и фактически сердито, и помимо замешательства из-за всей ситуации я начинаю чувствовать, что делаю ему как минимум неприятно.

- Здесь и сейчас только твои, Карлайл. Не её, - он по-прежнему смотрит лишь в мои глаза и по-прежнему не потрясён тем, что со мной, видимо, что-то не так. Хотя, может быть, ему просто всё равно, и он даже рад недоступности хотя бы моих мыслей. И не хочет знать причин.

- Это интересно, - вслух размышляет Карлайл, часто моргая, хотя это нам тоже ни к чему. Больше не нужно таким образом смазывать глаза, как то требовалось, пока мы были людьми, чтобы не допустить пересыхания. Всё, что необходимо, яд сделает сам.

- Мне нет, - Эдвард вздыхает мрачно и с напряжённостью в голосе, - она щит, Карлайл. Вот и всё. Оборонительные способности.

- Но Джаспер может влиять на её эмоции, и Элис видела её будущее. То, что Белла будет обладать достаточным контролем в свой первый год.

Они словно забывают о моём присутствии в одной с ними комнате, вступая в почти ожесточённый спор, касающийся меня. Мои ощущения сводятся к нервному наблюдению за тем, кто первым отведёт взгляд или скажет следующее слово. Снова Карлайл или Эдвард, если ему есть что возразить. Что победит? Возраст или молодость? Оседлый образ жизни или в той или степени кочевой?

- Её защита исключительно мысленная, - говорит Эдвард, впиваясь в мои глаза колючим, жёстким взглядом, - я видел такое однажды.

Слова по идее должны укладываться в сознании, но они даже не несут для меня особого смысла. Мне совершенно непонятно, что он имеет в виду, говоря обо мне, как о щите. Я же просто стою тут, и всё. Как я могу обороняться, если в моих мыслях нет ощущения угрозы ни от кого в этом доме?

- Извините, - поспешно выдавливаю я из себя, стыдясь, что, вероятно, перешла грань. И максимально быстро покидаю спальню. Не в одно мгновение, как вампир, а человеческим шагом.

Я выбегаю на веранду, огибающую заднюю часть дома. Здесь у Эсми разбит пышный цветник, в котором она проводит много времени, ухаживая, по необходимости поливая, удобряя и избавляясь от сорняков. Я не удивляюсь, когда замечаю жену Карлайла на коленях у одной из клумб между альпийской горкой и декоративным прудом. О женщине мне известно лишь то, что у них с Карлайлом глубокая связь, подлинная любовь, и вместе они прекрасная пара, от которой веет тёплом, но этого в принципе достаточно, чтобы понимать, что Эсми замечательна в своей роли, несмотря на отсутствие детей как таковых, которым реально была бы нужна мать и родительские забота и внимание.

- Что ты делаешь?

- О, ничего особенного, Белла. Просто решила взрыхлить землю, - ненадолго обернувшись, Эсми сметает землю с дорожек обратно в клумбу, и стягивает перчатки с рук, явно счастливая и удовлетворённая жизнью. Почему Эдвард не может быть таким, если по вампирским меркам пусть и ненамного, но старше? Неужели столетия не всегда достаточно, чтобы примириться с новой сущностью и перестать желать невозможного возвращения назад?

- Я никогда не спрашивала ни тебя, ни Карлайла, но когда ты очнулась после обращения, и он всё тебе объяснил о том, что сделал с тобой и почему, как ты отреагировала?

- Я напала на него прежде, чем он успел сказать хоть слово, Белла, - Эсми садится на дорожку лицом ко мне с по-прежнему идеально уложенными густыми волосами, несмотря на все работы в саду. - Это не было сознательным, но спустя время Карлайл признался, что всерьёз испугался, что я разорву его на куски. Новорождённые всегда сильнее тех, кто старше. Тебе ни к чему выяснять свою силу, но если бы ты в шутку решила подраться с кем-то из нас, то победила бы даже Эммета, - она ненадолго прерывается прежде, чем рассказывает о себе то, что трудно услышать. Не труднее осознания последнего вздоха умершего отца, но почти соизмеримо. - У меня случился выкидыш, и я покончила с собой. Карлайл вытащил из меня из воды. Там были скалы. Импульсивность определяла мою суть столько, сколько я себя помню. Но, знаешь, Эдвард совсем не такой, - качает головой Эсми, поднимая взгляд, вероятно, в сторону третьего этажа. - В основном он переживает всё внутри себя. По крайней мере, то, что касается других. Но его склонность относиться к себе к осуждением... Думаю, если бы можно было отмотать назад, то он больше нас всех предпочёл бы смерть вот такой жизни. Поэтому не воспринимай на свой счёт какие-то его реакции или слова.

- Спасибо, Эсми.

Я помогаю ей убрать инструменты, а после ухожу к себе. Несмотря на то, что вампиры не шумят, с наступлением ночи в доме всё равно становится тише, потому как Розали, Эммет и Джаспер уходят на охоту, Карлайл отправляется на дежурство в местную больницу, что даёт мне надежду, что и я однажды тоже смогу вернуться к спасению жизней, а Элис, как и Эдварда, нигде не видно. Мы с Эсми играем то в нарды, то в шашки, когда брат с сестрой появляются в доме через основной вход, причём Каллен садится на тот диван, где сижу я, наблюдая за ходом игры в полном молчании. Голова работает лучше, чем когда меня только обучали игре в нарды, и уж тем более лучше по сравнению с жизнью до обращения, но в присутствии мужчины мне становится трудно сосредоточиться. С тех пор, как он садится рядом, мои мысли занимает лишь то, что он не может увидеть в них мой следующий ход, а значит, и предугадать исход на основании ответных действий Эсми. Вскоре я проигрываю и, больше не желая продолжать, отправляюсь коротать ночь в свою комнату. Я провожу некоторое время за чтением, пока на небе не вспыхивают яркие звёзды, ощущающиеся трёхмерными благодаря острому зрению. Прежде они казались далёкими, но теперь находятся словно прямо перед глазами, и если ориентироваться на человеческие впечатления, то это реально ассоциируется лишь с объёмным изображением в кинотеатре. Физическая темнота сгущается вокруг меня всё больше, хотя отныне мне не нужен непременно дневной свет, который даже губителен тем, что раскроет мою сущность при попадании солнечных лучей на кожу. Она засияет, словно алмазы, поэтому Карлайл не выходит на работу в ясные дни, и мы тоже держимся подальше от города. Ночью же я вижу всё, пожалуй, даже чётче, чем днём. Травинки, лепестки и сердцевины цветов, капли росы, редких припозднившихся насекомых в растениях Эсми, слабое дуновение ветра среди листвы. И мой слух тоже обострён сильнее, чем в светлое время суток. Он различает движение за спиной настолько рано, что я могла бы успеть исчезнуть в лесу десятки раз, если бы думала, что Эдвард не хочет видеть и общаться со мной. Но он вышел сюда сам и присоединяется ко мне на ступеньке так же буднично и естественно, как и несколько часов назад на диване.

- Тоже любишь звёзды?

- Всегда любила, - отвечаю я, смотря на его прекрасный профиль боковым зрением. У нас холодная кожа, но от Эдварда Каллена исходит тепло, очевидное просто ввиду минимального расстояния, и в какой-то степени это имеет смысл. Ведь мы одинаковой температуры.

- Какое твоё самое последнее человеческое воспоминание? - спрашивает он, и я поворачиваю голову к нему. Стоило знать, что он вряд ли спросит о чём-то банальном вроде любимого цвета, времени года или предпочитаемой погоды, когда большинство из этих вещей лишились своей актуальности, но всё равно мой ответ требует некоторого обдумывания.

- Огонь, который я не могла потушить. На тот момент мне подумалось, что именно так и приходит смерть. А твоё? Но ты не обязан говорить, - сразу же добавляю я, ненавидя то, что он не приемлет самого себя. Что, вероятно, испытывает это в той или иной степени и к Карлайлу. Я тоже не благодарила его за вторую жизнь, с которой ещё не знаю, что делать, но я успела найти себя до того, как всё это произошло, а Эдвард нет. Ему было лишь семнадцать. В его жизни, в отличие от моей, не было того, к чему он мог бы жаждать вернуться теперь.

- Просто боль в шее. От укуса. Не знаю, чувствовала ли ты его.

- Нет. Я была, думаю, в коме, - предполагаю я, потому что не помню боли, которая сохранилась в памяти Эдварда. В его глазах отражается моё лицо, и то ли потому, что они красные, то ли из-за того, что он больше остальных похож на вампиров из фильмов о сверхъестественном, меня немного передёргивает, но он вроде бы не замечает. Или просто не подаёт виду.

- Может быть, это и к лучшему, - он вновь смотрит на звёзды, и между нами воцаряется комфортное молчание, в течение которого я думаю о том, о чём он мог говорить с Элис, близка ли она ему намного больше других, и если да, есть ли этому действительно весомая и значительная причина, или просто так повелось с самого начала.

- Считаешь, что иначе боль была бы сильнее?

- Я не знаю, но вдруг да, и знаешь, насчёт того, что было ранее... Если что-то прозвучало грубо для тебя, я не хотел.

- Но со мной что-то не так? - спрашиваю я, позволив себе выразить свои переживания вслух. Мне не нужно дышать, но я всё равно замечаю, что не дышу в ожидании, когда Эдвард скажет хоть что-то, чем бы это ни было.

- С тобой всё так. Просто мои способности не работают в случае с тобой. Таков твой дар. Но я не знаю, как он функционирует, и ты очевидно тоже. С другой стороны тишина хотя бы с тобой… Это по-своему замечательно. Только представь, каково находиться рядом с шестью людьми, учитывая, что ты словно живёшь в их головах, и тебе без труда становятся известны все их мысли, желания или грядущие запланированные действия. А думают остальные не только о невинных вещах. Если ты понимаешь, о чём я.

Разговор сворачивает в том направлении, которого я точно не ожидала и даже не могла предположить, что Эдвард затронет тему, явно связанную с сексом. Не то чтобы я никогда не занималась им до обращения, занималась, причём регулярно, чисто ради здоровья, пока сама жизнь не расставила приоритеты иначе, но вряд ли у меня есть желание представлять, на что именно Эдвард натыкается в головах тех, кого знает много десятилетий, и с кем я живу под одной крышей. Невольно я задумываюсь о его бытии так, как, скорее всего, не следует. Маловероятно, что в те времена, когда он родился, в возрасте семнадцати лет можно было испытывать хоть что-то в области действительно личных взаимоотношений с некой девушкой, но потом, уже после превращения… Наверняка за сто тринадцать лет он получил немало опыта, потому и говорит о сексе столь буднично и раскованно, хоть и не называет вещи своими именами.

- Это невыносимо для тебя?

- Довольно-таки, - подтверждает он мою догадку, мрачно смотря на меня исподлобья, - поэтому если ты сейчас вдруг начинаешь вспоминать своих бывших и всё остальное, то лучше молчи. Не говори мне об этом.

- Тогда что ты хотел бы услышать? - скорее понимая Эдварда, чем нет, спрашиваю я без всякой злости по поводу того, как он разговаривает со мной. Лично у меня бы, наверное, болела голова из-за обладания даром, вселившим в неё кучу чужеродных мыслей, хотя у вампиров вряд ли возникают человеческие недомогания. В случае чего я бы уже знала.

- Какой была твоя первая мысль, когда ты почувствовала и осознала новые особенности?

- Что, будучи человеком, я была словно глуха и слепа, - я вспоминаю свою первую охоту, то острое и пронзительное чувство скорости, когда тело просто направляло меня вперёд, и осязание вещей, незаметных для человека, а также ощущение собственного превосходства. - Различить музыку в чужой машине где-то далеко и звуки животных под землёй показалось безумием.

Я могла бы спросить о том, как это было для него, но не спрашиваю, потому что он питается иначе, чем я, и я не хочу знать о том, какой он при этом, даже если начинал он с животных. Так и так сейчас его возможности направлены на другое, и я не в силах думать об этом равнодушно.

- В глазах человека это и есть безумие. Неуязвимость, отсутствие необходимости во сне, вечная жизнь. Хотя по этой же причине нам особенно нужно её с кем-то разделять. Создавать связи. Остальным невероятно повезло встретить друг друга, а потом и полюбить, когда этого могло и не случиться, - голос Эдварда пронизан печалью, когда он говорит об этом, - как ты думаешь, ты бы поступила, как Розали? Попросила бы Карлайла обратить кого-то, кто тебе понравился, лишь бы он не погиб? Тебе рассказывали, что она обнаружила Эммета умирающим в лесу?

- Да, я знаю об этом. Но я бы лишь постаралась облегчить его участь, а если бы это оказалось невозможным, то провела бы с ним его последние минуты. Я была врачом прежде, - я признаюсь, едва ли раздумывая над тем, что делаю, зачем и кому именно говорю об этом. С одной стороны, мысль, что Эдвард будет порицать себя ещё и из-за меня, чувствуется тяжестью там, где навеки замерло сердце, но в то же время я не Карлайл и хочу думать, что это очевидно.

- Ты надеешься вернуться?

- Я бы очень этого хотела. Не прямо сейчас, но со временем.

- У Карлайла всё получилось. Возможно, ты тоже сможешь, - говорит Эдвард в ту же секунду, как встаёт, - ты пока остаёшься здесь?

- Да.

- Тогда, полагаю, увидимся позже. Спокойной ночи, Белла.

Я провожаю его взглядом до тех пор, пока не остаюсь на улице одна. И сижу снаружи почти до самого рассвета. Утром из больницы приходит Карлайл, а днём в доме становится совсем многолюдно, как только Эммет, Джаспер и Розали возвращаются после охоты до того, как солнце в очередной раз выходит из-под облаков. Оно не скрывается вновь в последующие несколько часов, но я всё равно покидаю особняк, перемещаясь в тени деревьев, ведомая желанием побыть одной. Когда характерное свечение ещё издали обозначает, что не только у меня возникла соответствующая потребность, вместо того, чтобы злиться, я испытываю большую радость от того, как Эдварду, должно быть, понравилось на моей поляне, если он захотел сюда вернуться. Я не нарушаю его уединения, оставаясь на небольшом расстоянии, но чувствую наблюдающий за моими перемещениями взгляд. Хотя я не делаю ничего особенного. Просто сажусь у дерева и вытягиваю босые сегодня ноги. Лесу ведь не нужны условности. Ему всё равно, в обуви ты или нет.

- Что случилось с твоими кедами?

- Ничего. Я не ношу их здесь.

- Не против, что я вторгся? - поднимая глаза от моих обнажённых колен, чуть выше которых заканчивается платье, Эдвард спрашивает об этом так, что я улавливаю его готовность уйти абсолютно в любой момент, но мне хорошо от его присутствия здесь. Спокойнее и уютнее, чем во все предшествующие дни, когда рядом были лишь смелые птицы.

- Нисколько. Мы имеем одинаковое право находиться тут. Я люблю это место, но оно не принадлежит лично мне.

Прямые лучи солнца продолжают отражаться от лица Эдварда. Только теперь я явственно понимаю, что ни один из стоящих дома снимков не мог достоверно передать его великолепия, возросшего в ходе превращения, настолько он красив, но при этом не кажется тем, кто использует свою физическую привлекательность для того, чтобы упросить себе жизнь и охоту. Карлайл рассказывал, что многие вампиры-невегетарианцы именно так и поступают, соблазняя жертву с целью испить крови, не испорченной страхом, и хотя может быть так, что я просто слишком хорошо думаю об Эдварде, я надеюсь, что всё же не ошибаюсь в нём.

- А по родным краям ты скучаешь?

- Я скучаю по тому, как там всё было прежде, поэтому теперь скорее нет, чем да, - говорю я, отдавая себе отчёт, что единственное, ради чего я периодически пересекаю границу между государствами, это посещение могилы отца. В доме престарелых мне бы позволили пройти к маме ввиду уже снятых ограничений, и там никому неизвестно, что официально я мертва, но цвет моих глаз пока ещё обречён на то, чтобы привлекать внимание к ним. Может быть, позже, спустя несколько месяцев. - По сравнению с Форксом Эдмонтон просто огромный. Там морозно зимой, но климат умеренно-дождливый.

- А Чикаго ещё больше, - замечает Эдвард с последующим тихим пояснением, - там я родился. Сколько себя помню, лето всегда было очень влажным и продолжительным, а зима наоборот короткой, но холодной. Я ненавидел, когда мама надевала на меня несколько слоёв одежды, чтобы я точно не замёрз во время прогулки или по дороге в школу, а теперь я могу носить что-то летнее даже зимой, и мне никогда не станет холодно. Столько усилий, чтобы изображать обычного человека, когда это уже давным-давно в прошлом. Остальные, было время, ещё и в школу ходили. Без особой надобности, но просто чтобы не выделяться.

- Я этого не знала.

- Просто с тех пор прошло много времени, и вообще, на мой взгляд, это не особо значительно, чтобы кто-то упомянул. В смысле мы и так знаем больше, чем расскажут на уроках. Мы многое видели своими глазами. Не я лично, но, например, Джаспер.

- Ты о его участии в Гражданской войне?

- Ты знаешь? - даже на разделяющем нас расстоянии я вижу, как изгибаются брови Эдварда. Возможно, он удивлён, сколь много мне известно о семье, ставшей мне родной, и тому, насколько близко меня подпустили. Я и сама порой удивляюсь. Карлайл лишь сказал, что не мог допустить, чтобы я умерла такой молодой, но мы были едва знакомы. Работали в разных сферах, встречаясь лишь в коридорах больницы. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, отчего никогда не замечала его в служебном кафетерии, в какое бы время суток не оказывалась там. Просто моему создателю не была нужна человеческая еда.

- Однажды я случайно увидела его шрамы от укусов, и он рассказал мне. Про сражения и Марию. Про то, как познакомился с Элис, и она шокировала его, подойдя к нему в закусочной и заговорив так, словно они встречались прежде.

- Да, она та ещё чудачка. Всегда была и будет, - соглашается Эдвард, проводя правой рукой по своим волосам, что делает их ещё более взъерошенными. Интересно, были ли они у него такими и в далёком детстве, и нравилось ли ему, что они торчат в разные стороны, или он всё время пытался их пригладить. Говоря об Элис, он действительно улыбается впервые на моей памяти, по-настоящему и очевидно, и я ловлю себя на мысли, что любуюсь им и хочу, чтобы он выглядел так максимально часто. Он… красивый. Бесподобный. - Когда мы впервые встретились, она сказала, что знает, что однажды я непременно обрету покой. Но потом добавила, что точный день ей неизвестен, потому что будущее зависит от наших каждодневных решений.

- Всё равно она невероятная. Заглянуть в будущее хотя бы немного… Я не могла себе и представить, что однажды встречу кого-то, кто будет на это способен.

Я жила обычной жизнью. Жизнью, в которой считала всех якобы экстрасенсов и ясновидящих обычными шарлатанами, готовыми играть на чувствах людей, столкнувшихся с бедой, и сказать ради денег всё, что угодно. Но Элис другое дело. Уверена, она помогала бы людям, если бы могла. Причём совершенно безвозмездно.

- Да, так и есть. Она потрясающая сама по себе. Несмотря на то, что, вероятно, никогда не стала бы полноценной без Джаспера.

- Как и он без неё, - осторожно замечаю я, наблюдая за реакцией Эдварда. Но он не выказывает меланхолии больше обычной. Лишь поднимается с земли у дерева, где сидел на расстоянии в несколько метров от меня, и говорит нечто, о чём применительно к своей новой жизни я стараюсь не думать и игнорировать до последнего:

- Ты голодная. Ещё не слишком, но я слышу, как яд двигается всё медленнее по твоему организму.

Горло обжигает жаждой сразу после этих слов. Все эти месяцы я существую словно отдельно от неё, обычно не чувствуя её до тех пор, пока кто-то не скажет, что мне пора на охоту. Обычно это Карлайл, прямолинейный со мной с тех самых пор, когда я только открыла глаза после обращения, или Эммет, просто зовущий меня с ними, но в обеих ситуациях я реагирую точно так же, как сейчас. Ощущая голод вопреки тому, что порой мне эмоционально трудно лишать жизни даже животных.

- Пока терпимо.

- Нет. Ты переоцениваешь себя. Тебе надо на охоту. Может быть, я мог бы пойти с собой… тоже попробовать.

- Попробовать, как я? - спрашиваю я, не уверенная, что он имеет в виду. В моём понимании было бы дикостью предлагать мне что-то неприемлемое для меня, но мы разные в вопросах питания, и я не знаю, как он себе это представляет.

- Да, как ты, - кивает он, сжимая челюсти, будто ему противно, если я думаю о нём не лучшим образом. Его лицо ожесточается в этот момент. Становится свирепым, напоминая выражением хищника, неотрывно следящего за добычей и готового разорвать не только её, но и того, кто осмелится помешать. Однажды я убила пуму, которая нацелилась на оленя, а вслед за ней покончила и с ним. Прежде, чем я перекусила сонную артерию дикой кошки, она смотрела на меня даже жёстче, чем сейчас Эдвард.

- Ладно, - я понимаю, что не могу найти адекватную причину отказаться. К тому же голод охватывает тело и голову всё сильнее, стремительно становясь тем единственным, о чём я ещё в силах думать. Эдвард наверняка слышит и то, как это проявляется внутри меня, хотя я никогда не задумывалась, что такие вещи доступны слуху даже вампира.

Он устремляется вперёд вглубь леса без лишних слов. Я слышу журчание воды после непродолжительного бега, вырываясь вперёд при дуновении ветра, приносящего с собой явственный запах лося. Эдвард держится позади, но не слишком далеко. Его присутствие за спиной так же очевидно, как и то, что животное склоняет голову к озеру на расстоянии в несколько километров от меня, и я уже думаю, будет ли Эдвард смотреть или не станет приближаться, но внезапно осознания его физической близости становится во много раз меньше. Я останавливаюсь, почти зарываясь ногами в землю, и инстинктивно втягиваю воздух в намерении понять, куда он мог деться, и что его отвлекло, и, кроме ненужного кислорода, в циркулирующий под кожей яд впрыскивается запах свежей крови. Но не животной, а человеческой. Откуда-то к югу. Я просто бегу назад и далее за Эдвардом, уже зная, что он всё ближе к источнику соблазна. Что даже слабый запах, вероятно, из раны содравшего кожу человека для обычного вампира наверняка подобен афродизиаку. Я не хочу чувствовать это и перестаю вдыхать, любой ценой нуждаясь в сохранении концентрации, иначе всё рухнет, и жажда отступает прочь.

Но склон горы появляется в поле зрения спустя, кажется, бесконечную вечность. Смазанным силуэтом Эдвард летит между деревьями, и я ускоряю движение, ощущая, что отвечаю за него, потому что он здесь из-за меня, желая и спасти человека, и защитить Эдварда от Карлайла, и из последних сил за секунду до мужского прыжка на ту самую скалу вытягиваю правую руку вперёд. Я всесильная, мне больше неведома боль, но сейчас напряжение зашкаливает, и это сродни прежней человеческой усталости. Платье частично трещит по боковым швам в ответ на то, как ладонь стискивает каменно-твёрдое левое плечо и придавливает Эдварда к земле, а я бросаюсь на него, сдерживая и своим телом, не давая подняться. Желающая уничтожить хватка на моей шее не удивляет меня. Я ожидала этого. Пребывала в состоянии относительной готовности. Потому через тело проходит дрожь не страха, а чего-то, что невозможно назвать одним словом. Это… тайфун. Совокупность неизвестности, ярости, противодействия, борьбы. И… желания?

Эдвард усиливает давление, раздвигая пальцы так, что они обхватывают большую поверхность, но я одёргиваю его руку мощным, быстрым ударом и перехватываю другую на полпути к моему лицу. Ещё никогда прежде мне не доводилось проявлять и ощущать в себе столько могущества и власти. Ощущать, что я реально сильнее, чем кажусь, и способна дать настоящий отпор тем, кто был создан намного раньше.

- Ты его не тронешь. Не при мне и не со мной, - всё ещё не дыша, рычу я, на секунду оборачиваясь назад, чтобы найти местонахождение туриста. После промедления он уже забирается выше , и я вновь возвращаю взгляд к Эдварду. Без всякой надобности он моргает дважды, смотрит в небо, его живот опадает и вновь поднимется под моими расставленными бёдрами, и, кажется, взгляд проясняется. Разумеется, он по-прежнему красный, но уже не такой агрессивный, каким был, когда я только бросилась на Эдварда. Он дёргается, хотя слабо и не зло. Вероятно, просто желает выбраться. Освободиться от меня. Я немного отклоняюсь назад, чтобы проверить, не сделает ли он дурного, и Эдвард сохраняет покорную неподвижность, в то время как впивается взглядом в меня и просит неестественно тихо для вампира:

- Не трону. Только отпусти. Я уберусь отсюда.

Я медленно разжимаю руки, постепенно и осторожно, а когда они наконец перестают сдерживать, Эдвард оставляет меня одну мгновенно. Мне больше не хочется ни преследовать того лося, ни искать новую добычу. Охота начисто забыта, пока я проклинаю себя за то, какой неосмотрительной была. Элис наверняка видела, что могло случиться. Что я бессознательно допустила, и чем всё едва не закончилось. Подтверждением этого служит гнетущая тишина у особняка, которой на моей памяти здесь никогда не было. Так или иначе высоко в деревьях пели птицы, затерянные среди листвы, в воздухи кружили и летали насекомые, а сейчас всё словно вымерло. Я смотрю вокруг, предполагая увидеть разрушения, если кому-то нужно было выплеснуть гнев, разочарование или сожаления, но за исключением безмолвия природа пребывает в состоянии спокойствия и первозданной красоты. Выйдя к заднему крыльцу, я натыкаюсь на Розали, сосредоточенную на книге и, не отрываясь от неё, посвящающую меня в то, о чём я и так догадывалась:

- Элис напугала всех до единого. В тот момент она несла вазу с цветами, а теперь от неё остались лишь осколки.

- Мне жаль, - вырывается из меня в тот же миг. Розали, закрыв обложку, смотрит так, будто я смешна, и, может быть, так оно и есть. Я никогда не замечала, чтобы кто-то из семьи сильно заботился о сохранности каких-то вещей, когда первое время мне не удавалось контролировать силу, например, садясь на стулья, и те, отъезжая назад, оставляли вмятины на стенах, а иногда и дыры.

- Да плевать. Это просто ваза, - с некоторой надменность говорит Розали, и я вновь думаю, что ей это в каком-то смысле простительно. Если бы она родилась в конце прошлого века или на рубеже веков, то, скорее всего, стала бы моделью. Но при этом под внешним блеском скрывается человек, которому когда-то сделали очень больно. Хотя это лишь моё предположение, не имеющее под собой никакой основы. Я ничего не знаю о той Розали, какой она была до Карлайла и превращения. - А вот остальное могло бы подставить под угрозу наше пребывание здесь. И твоё в том числе. Но ты молодец, успела среагировать.

Похвала в её голосе не отвлекает меня от главного. Я различаю запахи всех за исключением Эдварда. Его нет в доме. И, насколько я могу судить, поблизости от него тоже.

- А где…

- Эдвард? У него нет обыкновения сообщать о своих передвижениях. Чувство родства и привязанности у всех проявляется по-разному, Белла. Он ощущает, что что-то делает неправильно и плохо, но одних этих чувств всё ещё недостаточно, чтобы он последовал нашей диете. Он сорвался и продолжает так жить, даже сокрушаясь по поводу убийств в целом. Просто не бери это на себя. Не ты же привела его к той скале и к тому туристу, - на удивление проникновенно говорит Розали, вставая, - и ты не можешь контролировать чьи-то инстинкты за него. Никто не может. Даже Карлайл. Хоть он и не даёт волю снедающей его жажде, пока она не становится совсем невыносимой, он не в состоянии внушить Эдварду то, что думает сам. Что тот смирится со своей судьбой, лишь когда перестанет убивать людей, какими бы они ни были.

- Какими бы они ни были?

- Я и так многое сказала. Извини, но об этом говорить не буду, - и она сама скрывается в лесной чаще. Я слышу передвижения человеческим шагом прежде, чем к Розали на высокой скорости подбегает Эммет, и только тогда она тоже развивает её. Они углубляются всё дальше между деревьями, и мне становится неинтересно. Я оглядываюсь на дом, лишь чтобы осознать нежелание видеть остальных вот прямо сейчас, чувствовать их облегчение, что Эдвард не сделал ничего привычного для себя здесь, ведь в моём понимании не всё так однозначно, и, скорее всего, участвовать в игнорировании ситуации как таковой.

Время до наступления ночи я провожу на уступе, с которого грохочущий поток стекает в ущелье широкой полосой. В месте падения на почву вода направляется дальше, завораживая мощью и радугой, вызванной преломлением в каплях солнечных лучей, и величественная красота оказывает на меня благоприятно-успокаивающее воздействие. Когда они исчезают за горизонтом вместе со светилом, сводя к нулю вероятность того, что случайно забредший сюда человек испугается моего сияния, я перемещаюсь ближе к водопаду, в ту точку, где было опрометчиво находиться из-за солнца, и снимаю платье, которое теперь нуждается в частичной починке, оставаясь лишь в одном нижнем белье. Наблюдение за водой под ногами выявляет незримое для человеческого глаза размягчение земли, разрушение твёрдых пород, и я бы так и смотрела вниз в место образования углубления, которое со временем может стать огромным котлом, если бы не треск ветки за спиной. Я оглядываюсь, зная, что это намеренно, чтобы меня предупредить, что мы не производим шума подобно людям, и понимаю всё и по запаху, как и то, что стоит одеться, хотя собственная полуобнажённость по сравнению с тем, что переживает Эдвард, меня нисколько не беспокоит. Он садится справа беззвучно, но его взгляд пронизывающий и строгий.

- Ты всё ещё голодна.

- Я не захотела продолжать, - он так близко, что, может быть, теперь уже я слышу его яд. Но я не уверена, так как никогда вплоть до этого дня не думала прислушиваться к кому-то из Калленов с этой точки зрения, и даже не знаю, а что именно услышал Эдвард, когда идентифицировал мою жажду.

Он смотрит лишь на моё лицо, не опуская взгляд ниже, что удивительно для меня. Все, с кем я встречалась прежде, никогда не упускали случая взглянуть на мою грудь или даже просто на нижнее бельё, когда я раздевалась, но я напоминаю себе, что Эдвард из другой эпохи, в которой всё было иначе. Может быть, это как-то взаимосвязано. Накладывает на него некий отпечаток и сейчас. Вероятно, иметь возможность читать мысли иногда не так уж и плохо. Я бы хотела знать, о чём он думает, сидя рядом со мной с подчёркнуто уважительным взглядом и в полном молчании, держа руки на согнутых коленях и чуть отворачивая голову в сторону спустя пару-тройку секунд.

- Карлайл что-то тебе сказал?

- У него, полагаю, не было возможности. Я не заходила в дом и видела только Розали. Она очень...

- Могу ли я тебя поцеловать? - Эдвард вмиг поворачивается обратно и задевает мою ногу своей. Его голос звучит мягче и тише обычного, в его красных глазах проявляется что-то особенно человеческое, и по моему телу словно проходит электрический разряд, хоть никто из нас даже не касается другого. Случайное соприкосновение, конечно, не в счёт. Слишком короткое, оно уже фактически забыто мною так же, как и то, о чём мы разговаривали, и что ещё я собиралась сказать. Я кусаю губу, чего не делала уже очень много месяцев, с того самого дня, когда перестала быть человеком, вслед за чем нервная привычка тоже исчезла, но сейчас острые зубы разрывают кожу, и в мой рот попадает мой же яд, который я сглатываю со странной необходимостью приложить реальные усилия, неспособная отвести взгляд от Эдварда.

- Мне бы очень этого хотелось.

Он немедля прижимается своим ртом к моим губам самым восхитительным образом. Обхватывая шею так, что, будучи человеком, я бы испытала боль, а после непременно обнаружила ужасные тёмные синяки, оставленные пальцами, Эдвард целует меня, совершенно не беспокоясь о таких вещах. Нам и не нужно помнить о сдержанности, и я притягиваю его к себе, обхватываю ногами ниже пояса, беспорядочно проникаю руками под рубашку, ощущая твёрдую, как мрамор, кожу, и во время очередного безупречно-страстного соприкосновения губ слышу звук, с которым каменистый рельеф земли подо мной ранит мою спину паутинкой трещин. Эдвард дотрагивается до них неспешно, помечая кончиками тёплых пальцев, и это будто соединяет, заживляет всё гораздо быстрее. Я чувствую себя пребывающей в невесомости. Словно подо мной и вокруг меня всё исчезло, и в этой пустоте нет больше никого и ничего, кроме него одного. И всё это лишь влияние поцелуя. На что же это будет похоже, если однажды мы, быть может, займёмся любовью?

- Не тяжело?

- Ты же знаешь, что нет, - говорю я, дотягиваясь правой ладонью до той стороны груди, где когда-то билось сердце Эдварда. Он проводит рукой по моим волосам, втягивая в себя влажный воздух, становящийся всё более прохладным после захода солнца:

- Если бы я встретил тебя в твоей человеческой жизни, то моё желание прикоснуться к твоему лицу могло бы стать причиной твоей смерти. Я должен бы был осознавать свои действия в каждый момент, чтобы не причинить боль и не убить просто случайно. А если бы вдруг твоя кровь ещё и пела для меня...

- Пела?

- Кровь каждого человека имеет индивидуальный вкус и запах. Иногда мы находим определённого человека, чья кровь для нас особенно неотразима, и тогда ты понимаешь, что никогда в жизни так не хотел человеческой крови.

- И ты встречал такого человека? - тихо спрашиваю я, смотря в красные глаза, в которых появляется что-то тёмное. Моя рука передвигается под одеждой, и Эдвард чуть вздрагивает, будто мысленно перенёсся в другое место и забыл о том, где и с кем находится в действительности.

- Нет. Но, если бы встретил, сдержаться стало бы особенно невозможно. Я не Карлайл, способный проводить массу времени с людьми без жгучего желания вонзить зубы в чьё-то горло, Белла. Ты надеешься стать, как он, но я точно знаю, что не смогу настолько контролировать себя и через тысячу лет.

Он за секунду перестаёт придавливать меня к земле, оказываясь сидящим в закрытой позе там же, где сидел до того. Рядом со мной, но уже подтянув колени к себе и обхватив их руками. Я торопливо натягиваю на себя платье, всё это мгновение не переставая смотреть на Эдварда. На тот случай, если он поднимется, чтобы убежать куда-нибудь, где никого не будет. Я не могу этого допустить.

- Тебя ведь и не заставляют быть, как Карлайл. Или оставаться с семьёй, если ты того не хочешь.

- Хочу я или нет, это не вопрос выбора. Карлайл выразился ясно задолго до тебя. Я могу быть здесь только на его условиях. Ты и сама знаешь, - он говорит столь быстро, что это ясно даёт мне понять, что для себя какие-то вещи и истины сформулированы им давным-давно. Что он не видит иного выхода, кроме как считаться с ними и знать своё место, которое находится вдали от Форкса, если изменения даже ради того, чтобы перестать быть одиноким, кажутся невозможными. Сопереживая, чувствуя особенно много яда в глазах, как если бы там скапливались слёзы, но будучи без понятия, что можно предпринять, как помочь Эдварду остаться подольше, когда рано или поздно ему всё равно станет невыносимо без крови, я лишь прикасаюсь к его сложенным на коленях рукам:

- Мне не стоило заговаривать о чём-то, что привело к этому. Прости.

- Ничего. Ты не могла знать, как я всё восприму и что отвечу. Пойдём домой.

- Да, пойдём.

Когда мы входим в гостиную, сначала я, а потом Эдвард, все обращают на нас внимания не так, чтобы больше обычного, но всё же ощущения иные, чем если бы я была сама по себе, а он сам по себе, и вернулись мы не вместе. Розали читает книгу, отвлекаясь от неё на большее количество времени, нежели можно было ожидать, Эммет с заинтригованным взглядом садится прямее в кресле по соседству, Эсми приветливо кивает из кухни, образующей с комнатой единое целое без стен, Элис и Джаспер продолжают что-то рисовать в блокноте, улыбаясь друг другу, а Карлайл спускается по лестнице со второго этажа, хотя в прежние месяцы остальные могли легко оставаться рассредоточенными по дому, занятые своими делами, без явного вторжения в то, кто и когда приходит и уходит.

- Что это у вас? - спрашиваю я, присоединяясь к Элис на полу около журнального столика. На её безымянном пальце от обручального кольца отражается свет люстры в тот момент, когда Элис закрывает обложку. Они с Джаспером вступили в настоящий брак, едва присоединились к Калленам. Вроде как это было предложением Карлайла.

- Да ничего особенного. Просто хотим кое-что переделать у себя в доме. Эскиз получился не очень. Лучше сразу оценишь результат.

- Ты сама таинственность, Элис. Но я не настаиваю, - говорю я и перемещаюсь на диван к Розали. Он достаточно длинный, чтобы вместить троих, учитывая, что там уже сидит Эдвард, но не рядом с ней, а на противоположной стороне. Я занимаю оставшееся место между ними и дотягиваюсь до доски для шашек.

- Сыграешь со мной?

Он смотрит на Элис сузившимися глазами. Так же сердито, как на меня, когда выяснилось, что ему недоступны мои мысли. Но с ней-то что? Что-то упустил, а теперь не может найти этого в голове сестры? Это даже мило. То, как она, вероятно, намеренно не думает о каких-то вещах, помня о его способностях.

- В шахматы бы сыграл, - он наконец отворачивается от неё с несколько мрачным выражением лица и сосредотачивает взор на моих глазах. Кажется, что в комнате не остаётся никого, кроме нас, но притворный кашель Эммета разрушает иллюзию. Вампиры не простужаются и не болеют. Я бросаю на него наверняка укоряющий взгляд. Хотя он не производит впечатления, и Эммет лишь ухмыляется прежде, чем протягивает руку за газетой, скрываясь за ней.

- Я не умею, и фигур нет, - словно извиняясь, говорю я, несмотря на осознание, что могла бы купить всё необходимое и сама. Но если бы кто-то из Калленов умел играть, наверняка у них были бы не только шашки, а значит, скорее всего, мне в любом случае никто не смог бы разъяснить правила и попрактиковаться со мной.

- Есть у меня в комнате. Я научу тебя, если хочешь. Можем начать прямо сейчас.

- Я готова.

- Полагаю, теперь мы увидим вас не скоро, - доносится со стороны газеты Эммета. - Если затянет, а потом ещё и захочется непременно победить.

- Говорит тот, кто в своё время потратил две недели на то, чтобы наконец выиграть у меня в монополию, - напоминает Розали, и смешок Эммета обрывается так же быстро, как и начался. Я поднимаюсь вслед за Эдвардом, как только он встаёт, и по мере приближения к третьему этажу мне становится всё более нервно. Не столько по причине того, что игра в шахматы, возможно, является сложнее, чем я себе представляю, сколько из-за Калленов, которые в том или ином составе будут оставаться в доме и слышать нас. Захочет ли Эдвард не только разъяснять мне, какие фигуры как называются, и в каких направлениях ими можно ходить, но и поцеловать меня снова?

- Садись, куда хочешь, - он указывает на кровать, закрывая дверь в комнату, и неторопливо подходит к шкафу. Я улыбаюсь из-за слегка взволнованной походки Эдварда, будто позабывшего, что у него нет никакой другой мебели, и молча сажусь на светло-синее покрывало с ромбовидным рисунком.

- Итак, полагаю, это труднее, чем нарды.

Кивая, Эдвард раскладывает доску между нами. Тот же самый большой квадрат, что и в шашках Калленов, но есть незначительное отличие в цвете клеток. Коричневый цвет более тёмный, а жёлтый ярче. Я наблюдаю за знающими действиями и просто жду. Наконец Эдвард поднимает взгляд вверх, и мне нравится, что сначала он медленно проходится по моим ногам и только потом достигает лица. Но я наверняка постаралась бы не думать об этом так, если бы не знала о недоступности своих мыслей.

- Я уже расположил её правильно, но для тебя скажу, что у обоих игроков левая угловая клетка должна быть тёмного цвета. Это обязательное условие перед тем, как расставлять фигуры.

В следующее неизвестное количество минут я узнаю, что в моём распоряжении окажутся шестнадцать фигур, начиная с пешки, которая выглядит проще всего, и заканчивая королём с крестом на верхней части. Я даже не пытаюсь делать вид, что уже готова запоминать принцип размещения фигур по игровому полю, да и Эдвард молчит о соответствующих правилах, расставляя всё по четырём горизонтальным линиям без моего участия. Он наглядно показывает, как ходит та или иная фигура, несколько раз подчёркивая то, что прикосновение обязывает ходить, поэтому стоит думать наперёд и лишь потом дотрагиваться. После всех пояснений я прихожу к выводу о необходимости просто начать играть, ведь без практики теория фактически не имеет никакого смысла. Как играющей за светлую сторону, правило первого хода принадлежит мне, но уже через пять ходов Эдвард забирает в плен очень много моих фигур и ставит мат. О движении времени вокруг я сужу только по тому, что в комнате становится светлее с наступлением рассвета, а спустя время вновь темно. Я покидаю комнату лишь раз, потому что Элис возвращается с очередного рандеву по магазинам с платьем и для меня, а мне всегда проще надеть то, что она хочет, чем опять показывать, как много вещей с её подачи просто собирают пыль в шкафу. Что же касается шахмат, то тут я тоже терплю поражения и иногда даже сдаюсь сама, и после очередного проигрыша с недовольным рычанием откидываюсь на спину, ударяя рукой по кровати, но не сильно.

- Устала, да?

Эдвард примыкает ко мне слева. Близко и тесно. У него узкая кровать. Чуть сдвинувшись к нему, я задеваю ногами доску, и фигуры с рассыпающимся звуком после кратковременного полёта вниз катятся по деревянному полу. Я напрягаюсь из опасений, что Эдварду это неприятно, но он не обращает внимания.

- Нет, а ты?

- Не физически, - из-за электрического света и того, как я частично загораживаю его, на лице Эдварда возникает тень, отбрасывая моим лицом, и красные глаза становятся словно темнее. Но я уже не боюсь их цвета. Он обхватывает мою руку ниже локтевого сгиба так, будто я всё ещё хрупкий человек, которого ему, утратив контроль всего на секунду, по его собственному признанию было бы невероятно легко убить. - Мысленно. Но не из-за шахмат.

- Из-за других?

- Да. Но я не хочу об этом говорить.

- А о чём хочешь?

- Вообще-то я думаю про то, для чего не требуются слова, - уточняет он, перемещая руку мне на талию. Так нежно. Так... по-человечески. Не знаю, как описать это иначе.

Наш второй поцелуй... другой. Не хуже и не лучше, просто другой. Медленный. Ласковый. Спокойный. Я нащупываю ткань, расстёгиваю несколько верхних пуговиц рубашки, останавливаясь в своих действиях за секунду, когда Эдвард удерживает мою руку сильно, но не слишком. Он отстраняется ещё миг спустя.

- Сюда поднимается Карлайл. Чтобы взять тебя на охоту с ними. Ты, он, Элис и Эсми. Ты пойдёшь.

- Ты и это знаешь?

- Я лишь увидел это в мыслях Элис. Ты ведь понимаешь, тебе это необходимо, - говорит он, и от напоминания меня снова охватывает дикая жажда. Такая, что я не дожидаюсь, пока Карлайл постучит или просто войдёт. Но дело не только в ней. Даже зная, что Эдварду станет лишь легче в отсутствие хотя бы кого-то из нас, я вроде не отношусь к тем, кто делает ему ментально плохо, и потому хочу вернуться обратно как можно скорее.

Я выпрыгиваю на улицу через открытую в комнате раздвижную дверь. Меня забавляет мысль о том, что Элис вряд ли могла это предвидеть. Где-то в доме смеётся Эммет, а Карлайл разворачивается на полпути, будучи дополнительно окликнутым женой. Я оглядываюсь на Эдварда и обнаруживаю его стоящим у окна. Он кивает мне с улыбкой. Наверное, ему тоже понравилось моё маленькое представление.

Каллены догоняют меня быстрее ожидаемого. Но мы всё равно не пересекаемся друг с другом, а в течение ночи они так и вовсе углубляются дальше моего, тогда как я держусь относительно недалеко от дома, чтобы успеть назад ещё до восхода солнца. Из-за жалости к совсем молодому оленёнку я нахожу ещё одну пуму и только после неё устремляюсь в сторону дома, где первым делом принимаю душ в своей комнате. Моё тело кажется немного нагревшимся под водой, что замечает и Эдвард, позволяя мне войти.

- Ты словно по-прежнему окружена паром. Как поохотилась?

- Полагаю, обычно, - я сажусь с краю кровати в изголовье. Доски и фигур нигде не видно. Скорее всего, убраны на место, что вполне понятно, учитывая, какой порядок царит вокруг. Я заметила это ещё в первый раз, когда оказалась тут вроде как по делу.

- Это был не самый удачный вопрос, учитывая всё. Я сожалею, что спросил.

- Всё в порядке. А как дела тут? Тебе лучше?

- Ну, Эммет и Розали, я уверен, где-то в лесу. Если ничего не изменилось, то...

- У них там свидания, я знаю.

Он смеётся, утыкаясь лицом в подушку, которая в основном оказалась вся подо мной, прислонённая к изголовью. Смех кажется мне музыкально-прекрасным. Странное сравнение, но тем не менее. Я тоже смеюсь, чувствуя себя счастливой впервые за долгий срок.

- Ладно, я понял. Тогда что касаемо Джаспера. Он сказал что-то о строительных материалах для ремонта, но мне было не особо интересно, поэтому я старался не слушать. Ужасно, да?

- Нет, не ужасно. Я думаю, что понимаю тебя. Расскажешь мне, что читаешь?

- Я только начал. Позаимствовал у Эсми. Но вроде бы это роман.

Я смотрю на обложку с изображением кучевых облаков, сине-зелёной океанской воды и китайских колокольчиков, развевающихся на невидимом глазу ветру.

- Красиво.

- Не так красиво по сравнению с тобой, Белла.

- Считаешь меня красивой?

- Считаю тебя прекрасной.

Я не знаю, что сказать. Точнее знаю и помню, как воспринимала подобные слова в человеческой жизни, но с Эдвардом всё, что я отвечала в прошлом, сейчас кажется неподходящим. Неправильным. Лишённым смысла. Наивным. Я просто прижимаюсь к нему, опускаю голову на его грудь, чувствуя безопасность в объятии, хотя мне не грозит никакая опасность извне, и это как раз то, что ощущается единственно верным и правильным.

Мы проводим много времени вместе. И я вновь начинаю замечать саму жизнь. То, какой объёмной и наполненной она может быть, когда ты разделяешь её с кем-то. С кем-то, кто больше, чем просто ещё один человек, с которым ты как бы вынуждена быть. Я полюбила Калленов и не представляю, что уйду от них, но я не выбирала их так, как Эдварда. Он это другое дело. Тот, к кому у меня... чувства. И моё осознанное решение, пусть я и не могу выразить их словами. Надеюсь, что только пока.

Мгновения, когда день перетекает в ночь и после нескольких часов царствования луны и звёзд снова освещается солнцем, становятся остро осязаемыми мною. Вновь обретают ту эстетическую красоту, с которой я относилась к ним в человеческой жизни, а после превращения за редкими исключениями почти не покидала дом, чтобы увидеть закат. Но с Эдвардом всё меняется. Мы во многом обособляемся от Калленов. И зачастую проводим под открытым небом не только дни, но и ночи. Он словно осторожничает со мной, не заходя дальше поцелуев, но я помню о том, в каком веке он родился, и что у нас есть всё время мира, и просто наслаждаюсь тем, что ему нравится меня касаться, и нахожу особенную радость в том, чтобы просто лежать бок о бок. Я настолько растворяюсь в ней, в нас, что фактически забываю о сути Эдварда, из-за которой он не может быть с Калленами постоянно, пока истина не врезается в меня оглушительной тишиной через мгновение после того, как я побеждаю Эдварда в шахматы. Потребовалось больше недели, чтобы одержать над ним верх, но, когда я ставлю мат и шах и поднимаю глаза от доски, Эдвард стоит у двери своей комнаты, отвернувшись. Он даже не видел. Лишь слышал, как я это сказала. Или не слышал?

- Эдвард. Что с тобой?

- Подожди.

Но я уже разворачиваю его к себе лицом и вижу бездонные глаза. Полностью угольно-чёрные. Я видела, как они темнели, понимала, как его наверняка мучает воздержание, и он точно знал, что я всё замечаю, но никто из нас так и не сказал другому ни слова. Теперь, возможно, нужно, но что именно нужно? Говорить об этом не поможет.

- Мы что-нибудь придумаем.

Это звучит так же глупо, как я себя чувствую. Он кивает, хотя вряд ли верит мне. И правильно. Пусть я и не готова прощаться, но глобально мне всё очевидно. Рано или поздно он уйдёт. Исчезнет. Будто его никогда и не существовало. Я чувствую, что не успела стать ему настолько важной и необходимой, как он мне, чтобы даже подумать о том, чтобы позвать меня с собой. Я бы вряд ли согласилась, но это не останавливает меня от несбыточных фантазий об Эдварде, примиряющимся с самим собой, перестающим убивать людей, и о том, какой могла бы быть наша совместная вечность. Он говорит, что хочет побыть один. Я ухожу к себе и думаю всю ночь, к утру укореняясь в своей мысли. Эдвард сидит в гостиной вместе с Элис и с Эсми, когда я спускаюсь ещё до восхода солнца. Мне нужно сделать всё прежде, чем появиться в городе станет невозможным. Я выскальзываю за дверь после долгого взгляда, так и остающегося проигнорированным. Я говорю себе, что понимаю. Что, вероятно, теперь Эдварду хочется больше быть с теми, кого он знает дольше, чем со мной. Но для меня это ничего не меняет. Мною руководит нестерпимое желание помочь ему так, как только можно за неимением других альтернатив, продлить его пребывание здесь без связанных с этим мук.

Я оказываюсь в больнице и, переживая, как это будет, всё равно вдыхаю, потому что иначе источник максимального сосредоточения запаха просто не найти. Холодильник с донорской кровью есть абсолютно в любом лечебном медицинском учреждении, каким бы маленьким оно не было. Ароматы сотен людей обжигают внутренности, хоть я и не голодна, и я прижимаюсь к стене, шокированная тем, сколь много сил должно быть у Карлайла, чтобы выносить это изо дня в день. Немного придя в себя, я продолжаю двигаться по коридорам и вскоре ломаю замок на нужной двери. Просто дёргаю его на себя, и металл дужки становится блестящей крошкой в моей ладони. Я запрещаю себе дышать ещё до поднятия крышки. Это должно было быть легко. Взять один пакет, не разбираясь, и уйти, пока кто-то не увидел разрушения, но к своему ужасу я задумываюсь о словах Эдварда про запах и вкус и заканчиваю тем, что достаю по одному пакету каждой группы крови. Всего четыре. Я выхожу в коридор, сначала прислушавшись, нет ли кого снаружи, осознавая невозможность нести всё это просто в руках, и вдруг вижу чей-то рюкзак на стуле для пациентов. Торопливо вытащив из него чужие личные вещи, я аккуратно убираю пакеты внутрь и покидаю больницу никем не остановленной.

Дом встречает меня тишиной и лишь одним членом семьи. Элис по-прежнему находится в общей комнате, и это нормально, но вот реакция... Элис будто бледная, хотя она всегда бледная. Мы все такие. Мы не можем краснеть.

- Привет. А где... все и... Эдвард?

- Он ушёл, Белла.

- Поднялся к себе?

- Нет, - отвечает она, отводя взгляд, будто ненавидит себя за то, что ей приходится быть парламентёром. Или она вызвалась сама? Добровольно? Хотя какая разница. Это неважно. Наверное, я знала, предчувствовала, что Эдварда не будет, когда я вернусь, настолько его близость к двум женщинам напоминала... прощание в последние секунды, но не хотела признавать, допускать реальные мысли об этом и потому убедила сама, что улажу всё хотя бы на время. Что он будет благодарен. Что между нами всё сложится при наличии ещё некоторого времени. - Он покинул Форкс, - ноги становятся будто ватными, и я сажусь на диван, несмотря на осознание того, что они бы меня не подвели. Что это глупая мысль просто пережиток человеческого прошлого. - Давай я... возьму то, что ты принесла и отнесу куда-нибудь. Это трудно для нас. Этот запах. Я думаю, что надо будет сказать Карлайлу, но могу поговорить с ним сама по его приходу домой, если...

- Нет, я сама, но спасибо.

Мне становится стыдно от того, как я поступила, даже не думая о том, каким искушением может стать человеческая кровь для большинства живущих в доме, несмотря на их вегетарианский образ жизни. Я проклинаю себя за то, что хотела, как лучше, для одного единственного члена семьи, а он перечеркнул всё, не найдя в себе сил быть банально честным. Злость, непонимание, тоска, тревога, гнев и тяжесть в груди, хотя у меня больше нет души, составляют единую совокупность эмоций, из-за которых мне трудно думать и что-то анализировать. Но вопреки всепоглощающей ядовитой грусти я не собираюсь перекладывать ответственность и прятаться за спиной той же Элис. Как только Карлайл появляется в доме и поднимается в свой кабинет, я стучу в дверь сразу после. И, войдя, говорю всё, как есть. Ни к чему оттягивать.

- И где теперь эти пакеты? - Карлайл сохраняет удивительное безразличие. Уже будучи подавленной к настоящему моменту, я думала, что он разозлится, накричит или что-то подобное, и лучше бы он так и сделал, чем слышать фактически хладнокровный и лишённый эмоций голос. В нём даже нет ощущения того, что Карлайл создал эту семью, что он в чём-то властный и может прийти в ярость, если сделать нечто неправильное подобно тому, как безрассудно и опрометчиво поступила я. Снова, во второй раз за крайне короткий период времени.

- Элис забрала их у меня. Не знаю, что она сделала потом. Но кровь, наверное, уже испорчена.

- Необязательно. У нас в гараже есть холодильник. Дальше я разберусь сам. Можешь идти.

- Извини, - сдержанно говорю я, но голос всё равно предательски срывается, прежде чем поворачиваюсь, чтобы выйти. За секунду до прикосновения к дверной ручке Карлайл называет моё имя, и я оглядываюсь назад.

- Ты хотела помочь, я это понимаю, но, Белла, не каждого человека или душу можно спасти, если она того не желает, - по-отечески подбадривая, произносит он строго, но сочувствующе. - Я считаю его родным сыном и горжусь тобой, что ты была с ним, и тем, что хотела сделать для него, но это бы ничего не решило.

- Я должна сдаться?

- Ты должна принять, что у тебя ещё может быть собственная жизнь со всем, что ты только пожелаешь. Путешествия, помощь другим, внутреннее развитие.

Я не говорю, что более не уверена, что мне нужно хоть что-то из этого без Эдварда. Это точно разочарует Карлайла, если он узнает. Я выхожу, оставляя его одного, и дальше время, застывшее для меня давным-давно, было начав новый отсчёт, вновь становится одним длинным, бесконечным днём. Прикосновения, взгляды, то, как я смотрела на Эдварда, а он на меня, костёр, что мы разводили на пляже среди ночи, и чайки, за полётом которых над побережьем наблюдали в утреннем свете. Память об этом за неимением живого сердца навеки сохраняется в голове, словно информация на диске, защищённая от случайного или намеренного удаления ещё при записи сведений на носитель. Так проходят месяцы, и мне исполняется год. Я отправляюсь в Эдмонтон, где не была со дня встречи с Эдвардом, и решаю, что достаточна сильна, чтобы провести день, наконец навестив маму. Я не взращивала в себе сверхожиданий и то, как она принимает меня за новую сиделку, воспринимаю максимально рассудительно. Наученная опытом, я молчу о том, кем прихожусь на самом деле, потому как это ничего не изменит, а от попыток убедить и доказать людям в таком положении становится лишь плохо. Они расстраиваются, плачут, испытывают огромный стресс и стараются вырваться, если их обнимают. Мы с отцом проходили всё это. Когда после просветлений мама снова терялась в нашем присутствии и думала, что её где-то удерживают насильно. Поэтому я не оспариваю её заблуждение и провожу все приёмные часы, играя роль, которая на самом деле ею не является. В определённый миг, забывшись всего на секунду, я вдыхаю кислород, и страшусь неизбежных ощущений, но вместо этого ничего не происходит, хотя я могу сказать, чем пахнет моя мама с точки зрения обоняния вампира, и отделить её запах от запахов других людей, собравшихся в общей комнате для всех постояльцев. Мне ни на кого не хочется напасть так, как описывал это Эдвард применительно к своему шаткому чувству контроля, но я не спешу делать выводы до тех пор, пока не задерживаюсь в городе ещё на два дня. Элис звонит, едва я принимаю конкретное решение, предсказуемо предупреждая, что это может быть опасно, на что я говорю ей о невозможности определить свои пределы никак иначе.

- Просто будь осторожна, Белла.

Я обещаю, хотя, может быть, и не должна разбрасываться подобными словами, учитывая задуманное, и в последующие сорок восемь часов наведываюсь в несколько больниц, чтобы сидеть в приёмном покое столько, сколько получится до того, как кто-либо обеспокоится вопросом оказания мне первой помощи. Я дышу постоянно. Каждую секунду и при каждой машине, независимо от проблемы очередного пациента внутри неё, будь то сердечный приступ, перелом или что-то ещё, но особенно меня беспокоят повреждения при авариях и серьёзные кровотечения, в том числе и внутренние. Ощущать это оказывается сложнее, но не критично, и я не дёргаюсь с места, выскакивая за двери, ни в одном из лечебных учреждений, когда туда привозят кого-то с подобными травмами. Чувство, которое охватывает моё тело с никуда не девшимся из него желанием помогать и спасать, является ничем иным, как эйфорией. Я не думаю, что вернусь в реаниматологи, и даже рада, когда Карлайл советует мне начать с малого, сообщая, что Форксу как раз не хватает медсестёр, и обещая, что в случае чего достаточно задержать дыхание и подумать о чём-то хорошем за пределами больницы. Думаю, он и не представляет, как часто я пользуюсь его способом первое время, несмотря на то, что в основном горжусь собой, или что в такие моменты размышляю исключительно об Эдварде. О том, где он сейчас, что делает и как живёт, и не стал ли любить себя хотя бы чуточку. Если другие и звонят ему, то об этом мне ничего неизвестно, и сама я тоже не задаю вопросов, но однажды, оставшись дома одна, поднимаюсь на третий этаж. Никакого посягательства на личные вещи, никакого движения дальше порога комнаты, просто толкнуть дверь и вдохнуть. Воздух за ней затхлый, но не противный. Всё на своих местах. Кроме книги Эсми, оставленной по центру кровати. Может быть, Эдвард думал, что её заберут, потому и оставил так, чтобы не пришлось искать. Но его негласное правило... Я отступаю и закрываю дверь.

- Как там ваши переделки? - спрашиваю я у Элис в новогоднюю ночь. Прошло уже не меньше полугода с тех пор, как они с Джаспером сидели над неудачным эскизом, но никого из нас в гости ещё не звали. - Захотелось отремонтировать больше, чем собиралась изначально?

Было улыбающаяся шуткам Эммета, Элис хмурится с выражением отчаяния на лице, почти как Эдвард в собственные мрачные мгновения, и я перевожу взгляд на Джаспера, надеясь понять что-то по его лицу, но он выглядит не менее печальным и встревоженным. С ними обоими явно что-то не то, и мне это не нравится. Из-за ощущения того, что дело в том, о чём я спросила. А если бы не спрашивала, то всё было бы нормально.

- Да, знаешь, в некотором роде мы поэтому и затянули. И вообще решили прерваться до лучших времён. Сейчас всё как-то... трудно. Но не бери в голову. Лучше расскажи, как дела в больнице.

И я рассказываю. Сначала односложно, а потом всё более подробно, несмотря на то, что мои будни по сути своей одинаковы и не отличаются друг от друга прям невероятно. Мы смеёмся при упоминании мною каких-то комичных ситуаций и радуемся, что в окрестностях уже несколько недель не выявляют ни одного заболевшего, а темпы вакцинации возрастают по всему миру. Может быть, ещё через год всё это и вовсе забудется, как страшный сон. Точнее почти всё. Тех, кто ушёл и точно больше не вернётся, необходимо помнить.

Спустя весну, лето и осень снова наступает зима. Снег в Форксе не слишком частое явление, но в вечер моего крайнего перед Рождеством дежурства он прилично засыпает дороги, тротуары и деревья. Я иду к машине, подаренной Калленами на День рождения, когда вдруг замираю на полпути из-за фигуры, вырастающей словно из-под земли. Эдвард Каллен весь в чёрном. Джинсы, зимнее пальто с поднятым воротником, ботинки. Руки в карманах. Намокшие волосы притягивают к себе каждую ближайшую снежинку. Я настолько очарована тем, как белые хлопья выглядят среди бронзово-медных прядей, что не сразу замечаю, что в нём изменилось. И по инерции, не думая, делаю шаг назад. Это напоминает мою реакцию на красные глаза. Но теперь они у Эдварда словно не его. Словно это игра с использованием контактных линз. Светло-золотистых, как если бы он стал, как я и Каллены. Хотя прошло уже больше года. Он мог действительно успеть измениться...

- Эдвард.

- Здравствуй, Белла.

- Здравствуй. Я не знала, что ты приедешь, - удивлённая, шепчу я. Но в голове тем временем встаёт на места то, почему Элис в последнее время перемещалась по комнатам словно окрылённая. Намеренное сокрытие фактов. Мило, пусть и не очень.

- Давай прокатимся, - не успеваю я опомниться, как за спиной Эдварда фарами мигает явно спортивный автомобиль тоже чёрного цвета. Моё знание автомобильных марок достаточно для того, чтобы по эмблеме на радиаторной решётке понять, что это ауди. Четыре серебряных кольца, сплетённых между собой.

- И куда же? - спрашиваю я. Впрочем, мне, вероятно, всё равно. Даже если к утру Эдвард опять уйдёт, не попрощавшись, эти несколько часов... Я хочу их с ним, что бы ни было. Возможность спросить, всё ли с ним в порядке. И, может быть, прижаться, как тогда. Главное, чтобы он позволил.

- Здесь недалеко. Эммет сказал, что заберёт твою машину.

- Ты уже был там?

- Да. Так и узнал, что ты работаешь. Это потрясающе, - он смотрит на меня внимательно и гипнотически. Его новый взгляд особенно ошеломляет, и я вряд ли готова к тому, что чувствую, являясь тем, на кого он направлен. К тому, как он зачаровывает, заставляет испытывать жажду, но не физического свойства, и располагает вновь доверять. - Ты молодец.

- Спасибо, - благодарю я, садясь в автомобиль. Внутри просторный кожаный салон. Обивка серого цвета с красной прострочкой. Когда Эдвард заводит двигатель, я чувствую его ошеломительную мощность ещё до старта с места и последующего разгона. В течение секунды мне даже хочется пристегнуться, но это так и остаётся мыслью. - Она новая? Машина?

- Нет. Скорее старая. Ей уже восемь лет. Итак, ты врач?

- Лишь медсестра. Теперь это как раз для меня. По крайней мере, сейчас. Дальше, полагаю, будет видно.

Скоро мы сворачиваем на грунтовую дорогу у небольшого домика с симпатичным крыльцом и красивыми окнами. Сбоку от входной двери горит светильник, освещающий всё вокруг достаточно ярко даже для человека.

- И кто здесь живёт?

- Я. Но временно. Хотя внутри уютно. Хочешь взглянуть?

- Да.

Эдвард отпирает дверь, и я ступаю по деревянному полу, отмечая в принципе стандартную планировку для местных домов. Чисто снаружи этот домик ничем не отличается от множества других, которые мне доводилось видеть в городе. Кухня, камин, задняя терраса под навесом, вся необходимая мебель, выдержанная в едином стиле. На втором этаже обнаруживаются две спальни и столько же ванных комнат. Многовато для одного... человека, даже если снимать жильё недолго и не знать финансовых проблем, но не мне судить.

- Мягкая кровать. Выглядит не такой твёрдой, как твоя, - говорю я, отступая к окну, из которого как раз открывается вид на зону отдыха, укрытую от непогоды.

- И ещё она большая. И в моих глазах не линзы, Белла.

Я разворачиваюсь столь инстинктивно быстро, что моё движение беспокоит занавески. Не может быть, чтобы он как-то пробился. Или чтобы я сделала то, о чём даже не знаю, как это осуществить, и впустила его в свои мысли.

- Ты...

- Нет. Ты по-прежнему закрыта для меня. Но это очевидно, что ты думала о подобном. Поменяйся мы местами, я бы тоже, вероятно, думал именно так. Но яд выжигает всё постороннее за очень короткий срок.

- И к чему ты это говоришь? Хочешь, чтобы я подождала и убедилась?

- Не совсем. Этого времени мне будет отвратительно мало. Я хочу провести с тобой вечность, и только, - Эдвард приближается ко мне бесшумным, уверенно-твёрдым шагом. Его движения плавные, а прикосновение, которого я так отчаянно желала, ощущается судьбоносным, несмотря на всю его невинность. - Что ты об этом думаешь?

Я не отвечаю. Лишь стремительно обнимаю его, будто и не было всех этих месяцев неизвестности, сожалений и беспокойства, и Эдвард чуть неловко прижимает меня к себе. Чёртова зима. Это из-за неё слишком много одежды.

- Я сама, - возбуждённо произношу я, ощущая, как он никак не может отыскать узел на ремне моего пальто. Избавиться от вещей занимает словно год. Уверена, что отрываю большинство пуговиц на рубашке, едва добираюсь до неё.

В этот раз Эдвард не препятствует мне, настойчиво притягивая к себе так, что это необратимо заводит меня. По моему телу словно проходит приятный холод, хотя я и так знаю, что оно холодное. Умелые, чувственные прикосновения. Жадные, глубокие поцелуи. Невозможность в них отказать. Мощь. Сила. Пламя. Тогда между нами ощущалась робость Эдварда, его неуверенность, но сейчас... Он прослеживает линию моего позвоночника, дотрагивается пальцами до живота и, покорно отдаваясь мне, смотрит, не отрывая глаз. Вот так просто он заставляет меня желать его всем телом без остатка, бесконечно долго, не прерываясь ни на минуту, и я думаю, что это наверняка возможно. Без нужды в отдыхе, частом питье и пище, как то было в человеческой жизни, нам можно фактически не останавливаться. Мысль об этом сводит с ума, и я представляю, как одержимо буду хотеть чувствовать его рядом, быть кожа к коже лишь с ним одним до и после длительных смен в больнице, и каким волнующим будет возвращение домой. Возможно, в общий дом. Наверняка Элис не откажется руководить и нашим ремонтом или стройкой, учитывая накопленный опыт. Желания, мечты и особенно страстный толчок толкают к вершине блаженства. Мы становимся единым целым, сгорая в невидимом огне, когда Эдвард подаётся ко мне ещё ближе, обхватывая мою спину столь нежно, будто она хрупкая, и замирает в этом положении. Я лежу поверх него, неспособная оторвать взгляд от тела и от изучения каждого его участка.

- Я находил и убивал лишь маньяков и убийц. Для меня это означало спасение невинных людей. Я думал так... Просто хотел, чтобы ты знала, - надтреснутым голосом говорит Эдвард. С плохо сдерживаемым страданием. Так я понимаю, что, вероятно, имела в виду Розали много месяцев тому назад, но отказалась раскрывать свои мысли в самый последний миг.

- Ты больше не считаешь это... оправданием?

- Я не знаю.

- Представь, сколько ещё людей они бы убили или разрушили чьи-то жизни иным образом. Ты действительно спасал, Эдвард.

Мы молчим некоторое время. Даём друг другу время подумать каждый о своём. Это молчание ощущается естественно-привычным. Наконец он поворачивает голову ко мне. Красивый подбородок, потрясающие скулы, идеальное лицо.

- Как ты себя чувствуешь?

- Хочешь знать, понравилось ли мне?

Я приподнимаюсь на локте и вижу ухмылку на лице Эдварда. Она меркнет через секунду, едва он обнимает, стискивает мой бок крепче, смотря в потолок:

- В моей жизни это только второй раз.

- Второй? Я думала, ты...

- Встречаю вампирш каждый день? Нет, Белла. Я никого не встречал уже много десятков лет. Ты... исключение.

- А что было, когда ещё встречал? Между тобой и той... вампиршей? Или ты соблазнил девушку? - медленно и тихо вопрошаю я. Провожу рукой по впадине между его грудной клеткой и животом и различаю то, как подёргивается кожа при автоматическом вдохе. Я бы сказала Эдварду не думать об этом, но он сам вспоминает былое, и, если он хочет поговорить, я хочу и готова выслушать.

- Нет, не девушку, - он недолго улыбается из-за моей попытки ослабить напряжённость. - В тридцатые, спустя, наверное, лет пятнадцать после обращения, я странствовал по Аляске, когда встретил Таню. У неё был свой клан. Я думал, что нравлюсь ей, и это просто... произошло. Но в её мыслях было одно разочарование. Она хотела лишь закончить. Хотя я тоже ничего не испытал. Ни восторга, ни чего-то отдалённо приближенного к нему. Но с тобой... другое дело.

- Я бы хотела, чтобы ты знал, что сейчас в моих мыслях, и не сомневался, как хорошо мне было.

- Ты можешь показать.

Я приникаю к нему вновь и целую чётко очерченные губы. Мы достигаем полного исступления ещё быстрее, чем в первый раз, а потом кончиками пальцев Эдвард ласково проходится по изгибам моего тела, пока не отвлекается на звуковой сигнал.

- Это мой телефон. Теперь он, наверное, где-то среди одежды.

- Я найду.

- Просто прочти сообщение и возвращайся обратно.

Я не сильно хочу двигаться, настолько нега и блаженство переполняют меня, и учитывая то, что наши вещи составляют беспорядок на полу, но они ближе ко мне, чем к Эдварду. Искомое обнаруживается в кармане мужского пальто.

- Это от Элис. Здесь её эскизы, - я пролистываю прикреплённые изображения, думая, что она всё же решила показать новые интерьеры их с Джаспером дома. Не прошло и года. Выглядит просто, но со вкусом. Уютно даже в виде рисунков от руки. Будущий вариант отделки нравится мне во много раз больше, чем то, что из себя представляет дом сейчас. Хоть я и не живу в нём, и моё мнение всё равно бы ничего не изменило. - Держи. Наверное, она хочет узнать, что ты думаешь.

Я протягиваю телефон Эдварду, но он не берёт его и лишь смотрит на моё обнажённое тело. Меня не смущает столь пристальное внимание. Просто кажется странным то, что он даже не пытается изобразить интерес к тому, что важно для его сестры.

- Она хочет узнать, что думаем мы оба, - с непонятной мне уверенностью утверждает он, - ты не дошла до самого сообщения.

Я возвращаюсь взглядом к экрану. И действительно, там оказывается короткая приписка. Она даёт понять, что именно скрывала Элис, избегая определённых мыслей во время прошлого визита Эдварда в вероятном желании уберечь его от чувства вины. И делает меня спокойной в отношении нашего совместного будущего.

Это никогда не были мои эскизы, Белла. Это ваш дом, если вы двое захотите, и он почти готов.


Источник: https://twilightrussia.ru/forum/58-38706-1
Категория: Мини-фанфики | Добавил: vsthem (14.08.2021) | Автор: vsthem
Просмотров: 3406 | Комментарии: 10


Процитировать текст статьи: выделите текст для цитаты и нажмите сюда: ЦИТАТА







Всего комментариев: 10
0
10 sova-1010   (24.09.2021 22:46) [Материал]
Прекрасная альтернатива! Нашлось место и каноническим персонажам, и современной реальности. Уже в моменте обращения прослеживается параллель между главными героями: они оба умирали от страшного нового вируса, когда Карлайл их обратил. Вот только Белла к тому моменту была уже взрослой сформировавшейся личностью. С довольно серьезным багажом жизненного опыта. Шутка ли: врач-реаниматолог! А Эдвард совсем мальчишкой. Но зато у него были все эти годы после обращения для получения этого самого опыта. Мне кажется, что у него просто не было стимула сделать последний шаг к тому образу жизни, который вели Каллены. А вот с появлением Беллы он как раз и появился. Эдвард захотел стать достойным любимой девушки и сделал это.
Спасибо за историю и удачи на конкурсе!

0
9 Marishelь   (21.09.2021 22:58) [Материал]
Хорошая история с хорошей концовкой) Двое взрослых вампиров, два сложившихся характера, каждый старается облегчить жизнь не себе, а другому. Белла крадёт кровь для Эдварда, а Эдвард приносит на алтарь любви самое ценное для вампира - становится "вегетарианцем". Это не просто любовь, это уважение принципов другого человека - немаловажная составляющая для совместного сосуществования.

0
8 Танюш8883   (14.09.2021 11:15) [Материал]
Очень приятная манера повествования спокойная и обнадеживающая. Подростковые импульсы и поспешные решения отброшены и взрослые зрелые люди выстраивают своё будущее. Спасибо за историю)

2
5 leverina   (15.08.2021 20:35) [Материал]
Это прекрасно. История текла как широкая неторопливая река. Чутко к деталям, осторожно и сдержанно в крупных мазках. Ничего (или очень мало) - животного, юного, пылкого.

Огонь могли не потушить... но потушили. Вернее, потушили пожар; огонь же - отрегулировали: горит он ровно, мощно и почти безопасно.

Для меня всё прозвучало очень естественно и гармонично. Герои не любят мелодрам и страстей в клочки, соблюдают приличия и не совершают глупостей.

Да, пожалуй, это то, чего немного не хватило - глупостей, опасных опрометчивостей. Письма Татьяны, дуэли с Ленским... Всё остальное, повторюсь, было прекрасно и утоляло жажду фаната, не насыщаемую вселюдскими историями.

0
6 Concertina   (18.08.2021 00:05) [Материал]
А меня как раз очень порадовала адекватность и серьезность персонажей - на глупости насмотрюсь в реальной жизни.

0
7 leverina   (18.08.2021 02:00) [Материал]
Это ООСность, не в стиле оригинала. Но я не против нее, пускай - это так успокоительно, рассудительно, предусмотрительно и по-взрослому.
Куда до этой рассудительности нашей жизни, расхлябанной, расхристанной, бестолковой и бесшабашной. smile .

2
4 Gracie_Lou   (15.08.2021 18:52) [Материал]
Ну, зимой я ждала от заявки про ковидного вампира больше юмора, теперь же, как ни странно, очень рада что его вовсе нет.
Интересно обыграны способности Беллы. Так вот вы какие ковидные вампиры! biggrin Правда есть у меня большое подозрение, что если это влияние вируса, то Белла совершенно не уникальна и таких "немых" для Эдварда вампирш можно наштамповать - хошь попой ешь, хошь целую красную аримию для Аро. biggrin
И это ещё не предел её возможностей! Что значит эта фраза?
Цитата Текст статьи ()
Огонь, который я могла не потушить.

Могла не потушить, а могла и потушить? Белла по своему желанию может снимать ломку при обращении? Цены ей тогда нет!

1
3 marykmv   (15.08.2021 18:41) [Материал]
С одной стороны абсолютно безупречный текст с точки зрения стилистики и орфографии, с другой стороны что-то есть в манере изложения, что мне не понравилось. Суховатый и очень сильно наигранный сюжет. Хотя опять же на любителя.
Но автор талантлив. Объективно.
Спасибо. Удачи.

1
2 MissElen   (15.08.2021 13:18) [Материал]
Вот и она... новая сумеречная альтернатива с гармонично вплетенными в сюжет современными реалиями в виде пандемии, ставшей причиной обращения Беллы, и канонической жизнью любимых вампиров-"вегетарианцев". Здесь все более зрелые, если только такое понятие можно применить к сто-, двести- и триста летним вампирам biggrin Каллены не играют роль подростков в местной школе, находя себе другие занятия по душе, хотя, у Эдварда все еще продолжается "игра в Бога", но встреча с Беллой и пришедшая любовь, заставили его заново переосмыслить свою жизнь. Белла, к моменту обращения, вообще уже сформировавшаяся личность. Когда Эдвард покидает её не попрощавшись, как кажется что навсегда, не впадает в кататонию, а пытается приспособиться к работе в больнице. Эдвард возвращается, их встреча страстна и естественна, без упреков и выяснения отношений, как-будто и не расставались. И целая вечность вместе, где время остановилось...
Спасибо за чудесную альтернативу. Удачи в конкурсе.

2
1 робокашка   (14.08.2021 18:39) [Материал]
Взрослая страсть, ровная и равная. Без зависимости от крови партнёра, без нужды контроля действий по отношению друг к другу , понимание сложившихся жизненных факторов и их принятие.
Белла только начала своё бессмертное существование, Эдвард уже устал от него в своём одиночестве.
Их встреча для обоих - открытая дверь в лучшее будущее...
Спасибо и удачи в конкурс!