Дженнифер с ее друзьями наделали много шума и по всем правилам больницы их должны были не просто выписать, но и задержать за хулиганство. И если на судьбу молодых людей мне практически было плевать, все трое были взрослыми молодыми людьми, полностью осознающими последствия своего поступка, то вот за троих пациентов данной больницы мне пришлось побороться с администрацией на ежедневном собрании.
— Вы не можете их выписать.
— Почему ж, доктор Каллен? — посмотрел на меня главный врач с сомнением.
— Во–первых, потому что их выступление, хоть и было выходящим за правила больницы, но оно служило благой цели и к тому же привлекло к больнице внимание.
— В основном негативное, — вставил свои пять копеек доктор Гаррисон.
— Не только, — покачал я головой. — Защита женщин и девушек, особенно несовершеннолетних от насилия, очень важна и набирает популярность в массах и СМИ. Представьте, какую шумиху поднимут журналисты, если мисс Грей выставят за дверь, или мисс Робертс?
— О, уж о мисс Робертс доктор Каллен волнуется вдвойне, — ухмыльнулся доктор Гаррисон, расплываясь в ехидной улыбке.
— Вы что–то хотите мне сказать? — повернулся я к нему, пристально смотря в глаза.
— Ничего определенного, но больница слухами полнится, — пожал плечами он.
— Если вы решили опускаться до слухов, то я могу вспомнить несколько про вас, подходящих к сегодняшней теме, — спокойным голосом продолжил я.
Гаррисон нервно передернул плечами в попытке скрыть волнение, но не для меня. При том, что слухи про приставание и неуместные шутки в адрес некоторых медсестер и даже интернов ходили уже давно и даже привели к нескольким увольнениям по собственному желанию.
— Коллеги, хватит, — развел нас по углам главный врач. — Доктор Каллен прав. Мы не можем просто так выставить за дверь трех подростков, которым нужна медицинская помощь, но мы можем перевести их в другую больницу.
— Хорошо, — согласно кивнул я, — но учтите, что после их выписки вам придется также подписать мое заявление об уходе, которое до сих пор лежит у вас в левом ящике стола.
— Это очень похоже на шантаж, — поднял бровь главврач.
— Просто констатация факта, — не стал отрицать я.
— Что ж, это действительно просто детская шалость. Они устроили выступление, а не подожгли больницу, — главный врач сел за свой стол, нервно покрутил ручку, поправил стоящие на столе рамки с фотографиями и лежащие папки с документами.
— То ли еще будет, попробуйте дать им спички, — фыркнул себе под нос Гаррисон.
В этот момент мне захотелось как–нибудь заткнуть Гаррисона или, к примеру, случайно наступить ему на ногу, так, что он пролежал бы на больничном несколько месяцев и занялся чем–то более полезным, чем плеваться ядом в мою сторону и сторону Дженнифер, но лишь глубоко вздохнул и отвернулся, сделав вид, что ничего не услышал, как и положено нормальному человеку. Да и само желание навредить другому было настолько ребячеством, что я недовольно поморщился.
— Так что все ждут? — спросил главврач. — Детишки поигрались и, надеюсь, больше такого не повторится.
— Я ручаюсь за них, — пообещал я.
— Что ж, тогда считаю, вопрос снят. Хорошего дня, коллеги. Идите спасать жизни.
Все закончилось стандартным разговором. Да, я знал свою ценность для этой небольшой больницы, как специалиста, готов был воспользоваться своим преимуществом не ради себя и своей карьеры, которую за прошедшие две сотни мне приходилось не раз восстанавливать, а ради здоровья Дженнифер.
Меня как раз вызвали в педиатрию по поводу мальчика, кого я принимал в одно из дежурств, когда увидел их, Дженнифер и мисс Грей стояли у автомата с напитками и разными снеками. Мисс Грей одну за другой бросала монетки, Дженнифер же просто держала в руках стаканчик с напитком. Судя по запаху, это был чай.
— Дженни, а какая твоя любимая сказка была в детстве? — спросила мисс Грей, бросая последнюю монетку и набирая код позиции на панели.
— Золушка, — пожала плечами та, наблюдая как пачка с какими–то конфетками с тихим жужжанием съезжает с полки.
Я мысленно кивнул: равнодушные родители и вредный брат в наличии.
— Ты мечтала о бале и принце? — прыснула мисс Грей, видимо мысленно примеряя на нее пышное платье и хрустальные туфельки. Я не разделял ее сарказма, отмечая чисто по–мужски, что в платье Дженнифер выглядела бы явно не Золушкой, а скорей, если продолжать ассоциацию со сказками, принцессой. В этот момент, видимо почувствовав мой взгляд, Дженнифер посмотрела в мою сторону.
— Скорей уж о короле, — улыбнулась она, от чего на порозовевших от смущения щеках проступили ямочки.
Я тоже не удержался от улыбки, ниже склоняясь к заполняемой карте и пряча смешок за кашлем.
— Что–то случилось, доктор Каллен? — тут же спросила медсестра Агата, что каждое мое появление в этом отделении сопровождала томными вздохами, случайными подтягиваниями, чтобы показать не лишенную округлостей фигуру и кокетством, что видимо должно быть незаметным, но казалось наоборот привлекало внимание всех вокруг.
— Нет, ничего, — поставил я последнюю подпись и закрывая папку. — Просто закашлялся.
— Ой, сейчас ходит такой заразный грипп. Будет очень печально, если вы заболеете, — вздохнула она, не забыв впрочем состроить мне глазки.
— Не переживайте, у меня достаточно хороший иммунитет, — протянул я ей папку.
— Это здорово, а я вот все время болею, вот, сегодня заныла шея, — она картинно потерла шею, при этом наклонившись так, что верхняя пуговица на халате готова была оторваться с минуты на минуту.
— Мне искренне жаль, — ответил я, хотя в моем голосе не было и намека на сочувствие, лишь привычная профессиональная вежливость. — Говорят, что доктор Тернер из травматологии — прекрасный специалист не только по травмам, но и как мануальщик. Возможно вам стоит обратиться к нему?
Агата тут же сникла, ведь доктор Тернер, о котором я говорил, был мужчиной в летах, обладающий силой и профессиональным опытом, а также небольшим брюшком и залысинами, что явно не делало его привлекательным.
— Возможно, — бросила она мне, резким движением выхватывая папку и тут же разворачиваясь на стуле.
Я отошел, оборачиваясь и снова поймав на себе задумчивый взгляд Дженни. Неужели она думала, что я поведусь на такой грубый флирт? Хотя в отличие от меня, она могла только догадываться, о чем была беседа. Пользуясь тем, что я оставался лечащим врачом мисс Грей, я остановился возле них:
— Добрый день, девушки.
— Здравствуйте, доктор Каллен, — первой поздоровалась мисс Грей.
— Как ваше самочувствие?
— Все хорошо, — похлопала она по гипсу по руке, который уже успел превратиться в некое произведение художественного искусства.
— Да, все хорошо, — кивнула Дженнифер, смотря на меня задумчиво.
Благодаря моей быстрой реакции, после того выступления, новый приступ удалось купировать еще в зачатке. Для сердца Дженнифер произошедшее имело меньше последствий, чем могло бы, но все равно за два последних дня ее кожа словно стала прозрачнее и рисунок вен проступал все отчетливей, а круги под глазами темнее.
— А у вас, доктор Каллен? Как ваши дела? — спросила мисс Грей, лишь на секунду переводя взгляд в сторону подруги.
Не успел я ответить, как писк мобильного, извещающий о пришедшем сообщении заставило Дженни вытащить его из кармана. Взглянув на экран, Дженни тут же сникла, лицо сделалось мрачным.
— Все хорошо, — кивнул я, понимая что в моем ответе было больше вопросительной интонации.
— Сообщение от родителей, обещали заехать вечером, — показала Дженнифер сообщение мисс Грей, хотя мы оба понимали, что словно играем в сломанный телефон.
— Вот черт, — тихо выругалась та.
— Можете не волноваться, больница не собирается принимать по отношению к вам никаких карательных мер, но, в свою очередь, я надеюсь, что и вы не будете настолько грубо нарушать правила, — поспешил успокоить я Дженнифер, мысленно ставя галочку: в часы приема постараться быть где–то поблизости.
— Обещаем, правда ведь? — обратилась мисс Грей к Дженнифер, которая как–то совсем притихла и просто стояла, больше рассматривая пальцы рук, чем лица собеседников.
— Да, конечно.
— При том Дюка забрали под арест, так как ещё несколько женщин обвинили его в домогательствах и одна в изнасиловании, так что нам и не нужно больше таких показательных выступлений, — уверила меня мисс Грей.
— Да, я слышал об этом, и рад, что вам удалось добиться справедливости, пусть и таким нестандартным образом.
Мне совершенно не понравился вид Дженнифер. Хотелось прижать ее к себе, прямо здесь и сейчас, и убедить, что никому не дам ее в обиду, но самое большее, что я мог, — это на секунду коснуться ее руки. Она вздрогнула, проводив взглядом мое движение и судорожно выдохнув:
— Хорошего дня, доктор Каллен.
— Хорошего дня, — задержаться возле них дольше не позволяли никакие рамки приличия. Намеки доктора Гаррисона уже говорили о тех слухах, что витали вокруг нас.
Мисс Грей потянула Дженнифер в сторону палаты, но та, отрицательно покачав головой, повернула в сторону комнаты отдыха, где любили собираться пациенты.
— Мне сейчас не хочется лежать смотря в потолок, — вздохнула Дженнифер. — Пойдем попробуем раскрутить Глена на партию в Джин–Рамми.
Мисс Грей пожала плечами, но послушно пошла следом за Дженнифер. Я же пошёл в другую сторону.

Мне удалось вытащить Матильду из палаты хотя бы в комнату отдыха, что лично я уже считала прогрессом. Мы сидели на соседних креслах. Я с книгой в руках, она — заткнув уши наушниками, и особо никого не трогала, но у Элоизы было настроение к кому–нибудь прицепиться. Хавьер на днях выписался из больницы и теперь не отвечал ни на звонки, ни на смс–ки подружки, похоже, уже бывшей, и у девушки было большое желание сорвать своё плохое настроение на ближайшем.
— Эй, девочки–лесбочки, не хотите сыграть? — обратилась она к нам.
— С чего это мы лесбиянки? — подняла бровь Матильда.
— Ну как же? Ходите все время вдвоём. Ты, — она указала на Матильду — стандартный актив, а наша любительница вампиров — пассив. Да при том, ни один нормальный парень на таких как вы не посмотрит, — фыркнула Элоиза.
— Ну да, поэтому Хавьер подкатывал ко мне, как только узнал о том, что ты выписываешься, ещё не успела ты выйти за порог, — вспомнила я неудавшийся подкат ко мне в начале.
— Врёшь! — тут же вспыхнула Элоиза. — Он на такую как ты даже не посмотрит! Вот как только выйду отсюда, мы с Хавьером поедем на такую крутую тусовку, на которую таких как вы за милю не пустят! — практически кричала она.
Матильда поморщилась. Я знала, что таких как Элоиза она терпеть не могла, и когда подруга встала с кресла, невольно напряглась, прекрасно зная крутой нрав Матильды, та могла уделать её даже с гипсом на руке, но вопреки моему страху, Матильда направилась не к ней, а ко мне.
Она наклонилась надо мной, здоровой рукой всовывая мне в ухо один из наушников, и как только я услышала мелодию, то чуть не прыснула со смеху.
Это была песня какого–то рэпера, имя которого я даже запомнить не могла, но вся тема песни касалась отношений с ревнивой надоедливой девушкой. Это сейчас как никогда подходила к Элоизе. Матильда запела первая:
— Ты пропадаешь в голове, словно пьяный мусор и антипатия тебя на сто процентов грузит.
— Не спать по ночам, листать моих дам. В тебе есть уже грамм. Милая моя, ты в хлам, — подхватила я на второй строчке.
Матильда улыбнулась, наклоняясь чуть ниже, практически касаясь губами моих губ, но при этом не останавливая песню. Я понимала, что слова Элоизы раззадорили Матильду, и она сейчас просто играла играла на её нервах. Ее ладонь прошлась по моим волосам, нежно убирая прядь за ухо:
— А ты всё так же: "Мечтай, на мутных движах зависая".
— Зависай я–я, зависай моя. Сонная моя, вольная дама. Ты текстура в этих гаммах. В голове зависая, — теперь мы обе повернулись к Элоизе, не скрывая, что обращаемся к ней.
Вокруг нас и нашего импровизированного концерта собралось уже достаточно народа.
— Зависай я–я, зависай моя Сонная моя, вольная дама. Ты текстура в этих гаммах. В голове зависая, — допели мы последнюю строчку, и Матильда чмокнула меня в нос, резко отстраняясь.
— Да пошли вы! — рыкнула Элоиза, выбежав из комнаты.
Мы только рассмеялись ей вслед.
Окружающие, поняв, что продолжения концерта не будет, разбрелись по углам.
— Ну все, теперь вся больница точно будет говорить, что мы лесбиянки, — подытожила я.
— Что, боишься, что твой доктор заревнует? — хитро посмотрела Матильда.
— С чего ты решила, — попыталась напустить я на себя безразличие, а для верности закрылась книжкой.
— Это не так уж и сложно, между вами можно свечки ставить, все зажгутся, моментом, — закатила глаза она.
— Кстати, ты уверена, что он нормальный мужик? Сама понимаешь, я не очень доверяю взрослым дядям, что приглядываются к молоденьким девушкам.
Я вздрогнула, посмотрела на подругу. Нет, в Карлайле я была уверена больше, чем в ком-либо на этой планете, но я впервые задумалась, как это со стороны. Смотрелось неоднозначно.
— Он нормальный. Знаешь, иногда мне кажется, только благодаря ему я ещё с этим всем справляюсь, а иначе моя семья меня уже бы в гроб загнала, — нашлась я с ответом.
— Про семью ты права, — Матильда поморщилась. — То, что они назвали тебя позором и грозятся забрать из больницы — это нехорошо.

Да уж, хорошего мало. Я ещё раз посмотрела на сообщение от отца, в котором цензурных слов было явно меньше, чем ругательств. Они увидели репортаж о выступлении, и конечно, не только они, но и соседи, коллеги, церковная община, учителя. И, конечно же, это был позор, который я могла смыть только кровью. Преувеличиваю, конечно, и не сказать, что я не думала о такой реакции, но по-честному мне было уже плевать. С того разговора, когда мама совершенно искренне и без запинки предпочла мою смерть такой жизни. Все испытываемые мной к ним чувства словно погасли, как перегоревшая лампочка. Теперь они мне стали действительно чужими.
Только вот юридически до сих пор именно эти чужие люди несли за меня ответственность, и действительно могли потребовать моего перевода в другую больницу. От этой мысли внутри все похолодело, и противные мурашки словно заползли под кожу. Я глубоко вздохнула, тут мне оставалось надеяться только на Карлайла. Он не допустит такого, ни он, ни доктор Берк.
— Давай не будем о предках? В этой лотерее мы обе вытащили не те билеты, — решила закрыть я эту неприятную тему.
— Окей, тогда поговорим о твоём дне рождения! Что ты хочешь в подарок?
День рождения в больнице. Возможно, мой последний день рождения в жизни, что делало его еще печальнее.
— Не знаю, новое сердце, — пожала я плечами, чуть подумав.
— Этот подарок требуй от докторов. Уверена, доктор Каллен сделает все возможное, чтобы оно у тебя было. Вырвет своё и принесёт тебе, перевязанное бантиком.
— Плохая шутка, — нахмурилась я. — И вообще, заканчивай, — сердито фыркнула на Матильду. — Чего я хочу? Наверное, времени и чтобы все те люди, которые мне дороги, были рядом, — произнеся это, сама вздрогнула от того, как печально и даже обреченно это все прозвучало. Я что, сдаюсь? Накопившаяся усталость от всего происходящего, от стен больницы, от слабеющего сердца нарастала все больше, и она не исчезнет, даже если проспать целые сутки.
— Большой торт, — добавила я уже более жизнерадостным тоном, стараясь чтобы он не звучал фальшиво.
— Значит торт, — мысленно уже что–то обдумывая, улыбнулась Матильда. — Торт — это здорово, особенно большой.
По лицу подруги уже поняла, что она что–то задумала, а если ещё посвятить в свой план Глена, а я была уверена в этом, то их двоих будет не остановить. Хотя с другой стороны, возможно, небольшой праздник — это именно, то что мне сейчас нужно.

Мои родители — сама учтивость и вежливость на людях. В том обществе, которое считают достойным, они держатся не хуже какой–нибудь президентской четы, но вот если они считают тебя недостойным членом общества, то тут же спустят на всех собак и обвинят во всех бедах мирозданья. На мне же просто большими красными буквами было написано: «позор семьи Робертс». Так что ничего хорошего услышать от них я уже не ожидала, лишь надеялась, что их словесные тычки и кинжалы не смогут пробить ту еще не прочную броню, которую я успела выстроить вокруг себя благодаря Матильде, Глену, Крокодилам и, конечно, Карлайлу.
Так что когда фигуры родителей замаячили на горизонте, я изо всех сил готовилась к атаке, и каково же было мое удивление, когда вслед за ними зашли доктор Берк и Карлайл.

Одно присутствие докторов уже заставило меня дышать спокойнее, хотя до этого момента я и не осознавала, насколько быстро билось сердце. Один взгляд на Карлайла, и его голос в голове: вдох–выдох, вдох–выдох.
— Здравствуйте, мама, отец, — поздоровалась я первой, хотя язык еле поворачивался, чтобы назвать так этих людей, смотрящих на меня со смесью презрения и непонимания.
— Здравствуй, — ответила мама. — Честно, мы ехали сюда с намерением перевести тебя из этой больницы, — по тону мамы и ее быстрому взгляду в сторону стоящих у двери врачей я ясно понимала, что за мысли крутятся у матери в голове, но была благодарна за то, что она их не озвучивает. — Но доктор Берк убедил нас, что этого делать не стоит.
Доктор Берк согласно кивнул, подтверждая ее слова, но мои родители бы не были моими, если бы не решили все равно каким-то образом помотать мне нервы.
— Хорошо, я рада, что хоть кого-то в этой жизни вы слушаете, — не удержалась я от язвительной реплики, чем заставила отца сжать ладони в кулаки, а маму нервно передернуть плечами.
По всему виду понятно, что уже после разговора с врачами родители и так были на взводе, но я с каким–то совершенно детским азартом продолжала дергать спящего тигра за усы.
— Дженнифер, — голос отца прозвучал глухо и угрожающе, заставляя мурашки поползти по коже, а Карлайла шагнуть вперед. — Мы можем и передумать.
— Кхм-кхм, — откашлялся доктор Берк, — Не можете. Если вы поставите под угрозу здоровье моей пациентки, то я обращусь в суд с прошением об ограничении прав и возьму на себя ответственность за все медицинские решения или, к примеру, попрошу взять на себя это право доктора Каллена, — хитро посмотрел на него доктор Берк.
Отец запыхтел, но промолчал.
— Да, папа, — улыбнулась я. — Вам осталось потерпеть всего лишь две недели. Потом я стану совершеннолетней и это уже будет не вашей заботой.
— Мы поняли, что ты решила, что очень взрослая и умная, но не забывай, тебе нужно будет куда–то возвращаться из больницы, — привела аргумент мама.
— И вы серьезно думаете, что я вернусь в ваш дом? — я нервно хихикнула. — Скажите, для чего вы сейчас пришли сюда? Чтобы громко и пафосно заявить, что вы больше мне не родители? Что мое поведение не вписывается в ваши строгие нормы и видение мира? — И слава Богу! — я набрала побольше воздуха в грудь и выпрямилась. — Нет! Это не вы отказываетесь от меня, это я хочу закончить этот фарс. Мы не семья, и я не знаю, были ли когда-то. Кровного родства оказалось недостаточно. Вы не те родители, каких я бы хотела видеть, я не та дочь, — я вздохнула, почувствовав как сердце кольнуло, голос стал тише. — Я могу быть вам благодарна за то, что я родилась, за то, что жила в вашем доме, но больше мне благодарить вас не за что.
Родители, казалось, даже не знали что ответить на этот мой монолог. От криков и ругательств их сдерживало присутствие врачей и желание выглядеть хоть насколько-то достойно, а обида и, возможно, даже злость на меня никак не способствовали спокойному и вразумительному диалогу.
— Хорошо, Дженнифер, можешь считать, что мы тебя услышали, — ответила мама. — Я соберу твои вещи, и если кто-то из твоих новых друзей будет так любезен, чтобы забрать их, то я буду благодарна.
— Как быстро? — Я даже невольно охнула и взглянула за плечо матери на Карлайла. Его взгляд был полон сочувствия, и я почувствовала, что глаза невольно защипало от слез.
— Как скажешь, только я ещё заберу вещи с чердака, вам они абсолютно не нужны, — стараясь не показывать, насколько удалось меня задеть.
Мне ничего не ответили, резко развернувшись не прощаясь ушли. А я, вздохнув, села на постель.
Я была рада, что Матильды сейчас не было в палате. Даже подозревала, что ее отсутствие в палате организовал Карлайл, поставив перевязку именно на время посещений, или я просто становлюсь параноиком, и это банальное совпадение. Но я знала одно: Матильда бы, услышав обвинения в мой адрес, не стала бы держать язык за зубами, а мама бы узнав, кто лежит со мной в палате, тоже бы не удержала раздражение, что и так плескалось через край.
Доктор Берк, окинув меня и Карлайла хитрым взглядом, тихонько хмыкнул:
— Вижу, что моя помощь и поддержка тут больше не требуется. Не переутомляйтесь, мисс Робертс, поменьше волнений.
— Конечно, — как отличница у доски ответила я.
— Как себя чувствуешь? — спросил Карлайл, делая шаг в мою сторону.
Я понимала, что он спрашивает вовсе не про сердцебиение и боль в груди. Меня буквально попросили убраться из родного дома, дома, в котором я провела пусть и не самое счастливое и радужное детство. От этого было как–то грустно и по–детски обидно, словно тот робкий, глупый и напрасный огонек надежды, что родители все же где–то в самой глубине любят и дорожат мной, окончательно потух. И теперь горький дым разочарования растекался по языку.
— Наверное, так умирает детство, — грустно улыбнулась я, понимая, что если он сейчас просто подойдет ко мне, просто положит ладонь на мою макушку, я не выдержу и расплачусь как малое дитя.
Видимо, поняв это или просто соблюдая рамки приличий, он сохранил дистанцию.
— Что ты хочешь на день рождения? — решил он перевести тему разговора.
Я пожала плечами. Прекрасно понимая, что Карлайл постарается достать все что угодно, все что в его силах: хоть букет цветов, хоть новую виолончель, или что там еще в списке обычных подарков для девушки? Но мне не хотелось ничего из этого. Единственное, что мне от него нужно было, это его любовь и забота. Придумать же что–то более материальное было сложно. Я подняла взгляд на Карлайла и мгновенно утонула в нем. Он был моим солнцем, моим теплом. Столько понимания и мудрости было в этих глаза. Несмотря на молодую внешность, именно в его взгляде скользило и отпечаталось время, все те века, что он прожил. Боль, потери, смерть и чья–то жизнь, радость и надежда, — все это стало лучами в его янтарном взгляде. Как бы мне хотелось узнать и понять это, но я боялась, что не смогу охватить и части того, что он несет в своей душе, в своей памяти.
— Не дари мне ничего о будущем, подари мне воспоминание о прошлом, — прошептала я, сама не до конца понимая что прошу.
Карлайл поднял бровь, видимо тоже немало удивленный таким моим желанием, потом улыбнулся:
— Просто никогда не будет?
Я встала на ноги и подняла голову, чтобы хоть немного сравняться в росте и повторяя его, подняла бровь:
— А вы этого хотите, доктор Каллен?
— Пожалуй, что нет, — покачал он головой, в взгляде снова скользнул луч грусти, спрятавшись за нежностью: — Слишком долго в моей жизни было просто.
Это, пожалуй, был первый раз, когда мне захотелось не спрятаться в его объятьях, а как–то поддержать его самого. Я протянула ладонь, обхватив его прохладные пальцы, как обычно делал он, и чуть сжала. В голове крутились лишь самые банальные слова о любви и поддержке, которые можно разве что прочитать в дешевых романах и услышать в многолетних сериальных мелодрамах, что крутят по тв.
Опустила голову, злясь на себя за нелепое молчание. Жужжание пейджера нарушило затянувшуюся тишину, и я, вздохнув, отпустила его руку.
— Я знаю, — прошептал он мне, легко поцеловав в макушку. — И спасибо тебе за это.
Сочувствие и грусть в глазах Дженнифер отразились с такой явственной четкостью, словно они на миг стали отражением моих глаз. Она, казалось, и сама не понимала, сколько раз уже смотрела на меня таким взглядом. И каждый раз в моей груди словно заводился старый плохо смазанный механизм. Может ли любовь снова заставить сердце вампира биться?

На физическом уровне это практически невозможно. То слабое сердцебиение, что едва улавливалось и возрастало только с попаданием в тело крови, едва ли даже с натяжкой можно было назвать пульсом. Но вот что–то большее, возможно, душа. В любом случае я был рад за то что она разбудила во мне, даже когда от этого было практически больно, как сейчас.
Навстречу мне шла мисс Грей, возвращаясь с перевязки. Я приветственно кивнул ей, но стоило мне отойти на несколько шагов, как голос мисс Грей остановил меня:
— Доктор Каллен, можно мне с вами поговорить наедине?
Я повернулся к ней:
— Что–то случилось, мисс Грей? Что–то произошло на перевязке?
— Нет-нет, со мной все хорошо, я хочу поговорить про Дженни.
— Что с Дженнифер? — я инстинктивно напрягся.
— Ну, у нее скоро день рождения, — пожала плечами Матильда.
Я кивнул, показывая, что знаю.
— Так вот. Она в последнее время грустит. Я бы хотела устроить ей праздник.
На моем лице видимо очень ярко проступило сомнение.
— Ничего противозаконного и глобального, просто вечеринка на крыше. Только самые близкие, — посмотрела она на меня умоляюще.
Я не мог спорить с доводами мисс Грей, да и просто хотел использовать любую возможность поднять настроение Дженнифер, особенно после реакции ее родителей, которые только что буквально выкинули ее из дома. Мысль об этом наполняла меня горечью и непониманием. Как? Как они могли отказаться от такой дочери? Относиться к ней с таким холодом и равнодушием? И хоть я был свидетелем множества подобных печальных историй, сейчас это воспринималось намного острее из–за растерянного и печального взгляда Дженнифер, когда ее мать произнесла эти жестокие слова.
— Хорошо, я согласен, и сделаю все от меня зависящее, но подготовкой занимаетесь сами.
— Да, конечно, — закивала мисс Грей, не сдерживая улыбку.
— Только никакого алкоголя и сигарет, — предупредил, сделав голос строже.
Мисс Грей снова согласно кивнула. Пейджер на моем поясе снова нетерпеливо завибрировал, напоминая о других пациентах.
— Извините, мне пора, — посмотрел я на экран, читая цифровой код.
Времени обдумать, как мне удастся уговорить коллег немного ослабить правила больницы по случаю праздника, особенно после ещё не до конца затихшей шумихи из–за выступления, не было. Тут мне на помощь пришёл доктор Берк.
— Коллеги, это всего лишь девочка–подросток, которая толком и не знает будет ли она жива завтра. Почему бы нам не поступить благородно и милосердно, и дать девочке отметить возможно последний день рождения в ее жизни.
— Ну, ну, доктор Берк, не надо тут сгущать краски и взывать к жалости, — тут же вставил свое слово доктор Гаррисон. — Когда ваша пациентка скакала по крыше, она совершенно не выглядела умирающей.
— Вы правы, — улыбнулся доктор Берк самой вежливой своей улыбкой. — Моя обязанность, как врача, делать так, чтобы она не выглядела как умирающая, но я не Господь и не творю чудеса, и если у мисс Робертс вовремя не появится сердце, то этот день рождения действительно может стать последним.
Тут даже доктору Гаррисону нечего было возразить.
— Ну, что ж, я не вижу ничего страшного в небольшой вечеринке, — сказал главврач. — Ответственность за это, пожалуй, будет нести доктор Каллен, — посмотрел он на меня.
Я лишь согласно кивнул.
— Конечно, он присмотрит, — фыркнул доктор Гаррисон первым покидая зал совещаний.
Я напомнил себе, что глупо поддаваться на явные провокации, чем–то напоминающие подначивание задир–школьников. Единственное, чтобы заставило меня изменить своему спокойствию, это если доктор Гаррисон решится задеть каким было образом Дженнифер. От одной мысли об этом уже почувствовал, что готов зарычать подобно дикому зверю.
— Доктор Каллен, — подошла ко мне доктор Шарп.
— Да, — развернулся я, стараясь сделать это не слишком резко.
— Мне нужен ассистент на операции, сложный пациент.
— Хорошо, — кивнул я.

***
Когда Матильда вернулась в палату, она выглядела определенно чем–то взволнованной, хотя изо–всех сил старалась скрыть это.
— Только не говори, что тебя выписывают, — легла я на постель и, выдохнув, уставилась в потолок.
— Не говори глупостей. Я еще не готова оставить тебя тут. Вижу, что встреча с родителями прошла именно так, как ты думала, — с сочувствием посмотрела Матильда на меня. — Они хотя бы не заберут тебя отсюда?
— О нет, меня, скорее, даже наоборот, выгнали из дома.
Матильда посмотрела на меня практически без удивления. Уж ее родной дом давно перестал быть для нее таковым. Она сбегала из него сама.
— Ну что ж, машина Сэма всегда в нашем распоряжении, — пошутила Матильда, или нет.
— Нужно ему позвонить, чтобы мама не выбросила мои вещи на мусорку.
— Она на это способна?
— Я уже ни в чем не уверена, — покачала я головой.
— Не волнуйся! Уверена, что ребята заберут все, что ты попросишь.
— Я рада, что вы у меня есть, — приподнялась на локте. — Так что тебя так развеселило? — попыталась все же выяснить я.
— Узнаешь в свое время, — покачала Матильда головой, забирая одну из уже прочитанных мною книг. — И чем тебе нравятся эти кровососы? — посмотрела она на обложку перед тем как ее открыть.
— Ой, не спрашивай, — я почувствовала, как лицо залил румянец от одного воспоминания про взгляд, прикосновения и поцелуи Карлайла. Про его ласку и постоянное ощущение заботы и опоры за спиной, что до сих пор было чем–то непривычным.
Прекрасно зная, что если Матильда не хочет говорить, то можно было хоть на голове стоять, я просто смиренно вздохнула и взяла в руки книгу.

Две недели я старалась быть тише воды ниже травы, как обещала Карлайлу. Не волноваться, не привлекать к себе внимание. Быть идеальной пациенткой. Утро и день моего дня рождения казались самыми обычными. Нет, утром Матильда отдала мне милую открытку, а Глен вручил шоколадный батончик, пробормотав что–то о том, что такую классную и крутую девчонку он встречает впервые в жизни.
Больше всего меня огорчало, что я никак не могла увидеть Карлайла. Я знала, что сегодня его дежурство, и это порождало в моем мозгу какую–то совершенно нереальную, особенно в декорациях больницы, романтичную сцену. Нет, я не сомневалось в том, что Карлайл найдет способ и время поздравить, но ожидать романтики или праздничную вечеринку было глупо.
Но ближе к вечеру Матильда вдруг вошла в палату с несколькими небольшими сумочками, очень смахивающими на косметички и с чем–то в защитном чехле для одежды. Я в таких обычно хранила концертные платья.
Сама она тоже переоделась в брюки и рубашку:
— Ну что, Золушка, пора наряжать тебя на бал, — потянула она меня за руку к стулу. — У меня нет волшебной палочки, но принцессу из тебя я сегодня сделаю.
— О чем ты? — с непониманием смотрела я как подруга раскладывает косметику на столе. — Какой бал? Матильда, ты себя хорошо чувствуешь?
— Ну да, с балом это я загнула, — поморщилась она. — Всего лишь небольшая вечеринка, но это не значит, что ты можешь заявиться на неё вот так, — она указала рукой на мои простые штаны и футболку. — Так что заткнись, пожалуйста, и не мешай мне колдовать.
Вечеринка?! В больнице? Мое удивление возрастало в геометрической прогрессии, хотя с другой стороны все эти четырнадцать дней я чувствовала, что за моей спиной явно что–то замышляется, но до конца поверить, что удалось провернуть подобное, не могла. Готова была поспорить, что без помощи и одобрения Карлайла и скорее всего ещё кого–то из врачей, тут не обошлось. На душе вдруг стало тепло. Устроить вечеринку-сюрприз… Мои родители никогда таким не заморачивались, даже для Кайла, предпочитая просто отвезти нас в какие–либо развлекательные центры и кафешки, а в последние годы просто откупаться разноцветными концертами с определенной суммой. А друзей, чтобы устраивать мне подобное, у меня не было. Раньше не было. Я почувствовала как начинаю улыбаться, а слёзы сами собой наворачиваются на глаза.
— Эй, прекрати реветь, — фыркнула на меня Матильда. — Кому понравится принцесса с красным носом? — она подала мне салфетку. — Будешь разводить слякоть тут, и никакое «пибоди–пибоди бу» не поможет, — спародировала она фею из диснеевского мультика.
— Хорошо–хорошо, — вытерла я успевшие скатиться слёзы.
Матильда закончила с причёской, устроив на моей голове настоящий волнистый водопад из локонов.
— Только не ярко, — предупредила я ее, когда она наклонилась надо мной с кисточками и тенями.
— Не волнуйся, принцессы должны быть нежными и скромными, при том что–то чересчур яркое явно не подойдет под платье.
— Платье? У тебя ещё и платье есть? — я покосилась в сторону загадочного чехла.
— Ну а ты в чём собиралась идти? В джинсах и футболке?
Я лишь пожала плечами, решив положиться на судьбу и Матильду. Когда она расстегнула чехол и показала мне платье, я сначала не поверила, что это не шутка.
Передо мной явно было одно из платьев моей прабабушки. Я несколько раз видела его на чердаке, но оно всегда было аккуратно сложено, поэтому и мысли даже прикоснуться к нему не было, не то что носить. Нежного сливочного цвета, оно было расшито серебряным бисером и стеклярусом, переливающимся в ярком электрическом свете серебристыми искорками.
— Ему, наверное, сто лет, но в химчистке сказали, что оно в хорошем состоянии, и его вполне можно носить.
— Восемьдесят, — тихо сказала я, осторожно прикасаясь к платью кончиками пальцев.
— Что? — не поняла Матильда.
— Ничего, — вздохнула я.
Не объяснять же подруге, что платье прабабушки напомнила мне о Карлайле и о том, что когда–то он спас жизнь моему дедушке и, видимо, был неравнодушен к Эсми Плэтт, во всяком случае она к нему точно испытывала симпатию.
— Ну, раз ничего, то вперед переодеваться, — заявила Матильда, всовывая мне в руки платье и буквально запихивая в ванную комнату.
Как можно бережней надев платье, все ещё не до конца веря в то, что оно не рассыплется в прах в ту же минуту. Я посмотрела на себя в зеркало, что висело над раковиной. Хотя я и не видела себя полностью, но то, что в нем отражалось, порождало мурашки. Я была словно пришедшей из того времени, словно уже не собой.
— Дженни, все в порядке? — встревоженный голос Матильды за дверью заставил меня отвернуться от своего отражения и сбросить это странное оцепенение.
Я медленно вышла.
— Выглядишь настоящей принцессой.
— И, как Золушка, босиком, — посмотрела я вниз на свои ноги.
— Не хрустальные, но тоже сгодятся, — вытащила Матильда из-под кровати обувную коробку.
Похожие по цвету с платьем туфельки на небольшом каблучке с тонкими ремешками были моей концертной обувью.
— Все время забываю, что теперь весь мой гардероб находится у Сэма в машине.
— Часть он перенес на свой чердак.
— Это очень успокаивает, — фыркнула я. — Ну что, пошли. Ты так меня торопила.
Матильда улыбнулась, пропуская меня вперед. Мы поднялись на лифте на уже знакомую крышу, только вот когда мы вышли из него, то я не удержалась от восхищенного:
— Вау!
Сетка, которой был огорожен край крыши, мигала множеством огоньков от гирлянд, то тут, то там на эту же сетку было прицеплено множество снимков, сделанных на фотоаппарат в прошедшие полгода: вот я на концерте, вот в кафе, тут мы дурачимся в школе, и даже та черно–белая, на которой у меня не совсем трезвый и совсем печальный взгляд куда–то не камеру, а мимо.
— Это все вы?! — закончив рассматривать все вокруг, перевела я взгляд на стоящих тут же Крокодилов и Глена.
— Сюрприз! — хором закричали они.
— Как вам это удалось?! — закрыла я лицо руками, чтобы скрыть до неприличия широкую улыбку.
— Ну, ты не самый прозорливый человек в мире, — пожал плечами Глен. — Плюс нам помогали.
И только тут я заметила две фигуры в белых халатах, стоящие чуть в стороне. Все чуть посторонились, пропуская докторов вперед.
— С Днем рождения, мисс Робертс, — взял слово доктор Берк. — Вы сегодня чудесно выглядите.
— Спасибо, — поблагодарила я, стараясь не смотреть в сторону Карлайла, но ощущая его взгляд, казалось, всем своим существом.
Доктор Берк что–то еще пожелал мне, но я не могла сосредоточиться на его словах, мысленно отсчитывая собственный пульс, так что уловила лишь последнюю фразу: — Только не переутомляйтесь, — с этими словами он попрощался со всеми и пошел к лифту.
Причин прятать взгляд от Карлайла у меня не было. Посмотрела на него и замерла от его взгляда. Как там Матильда сказала: пуховый плед? — сейчас этот взгляд обжигал, проникал под кожу и заставлял чувствовать каково это, ощущать физическое желание мужчины, направленное на тебя. Как кровь в теле разгоняется, во рту становится сухо, а воздух застревает в лёгких и дрожь, что прокатывается вслед за жаром, заставляет почувствовать все нервные окончания, узлом скручивается внизу живота.
— Эй, Джи, что ты тут застыла? — подошел ко мне Питер.
— Иду, — оглянулась я.
Этого хватило, чтобы то напряжение, что возникло между мной и Карлайлом ослабло, дав мне возможность снова вздохнуть. Карлайл тоже, казалось, взял себя в руки и отступил на несколько шагов, откашлявшись:
— Боюсь я не могу позволить долгого празднования, но у вас часа четыре, — посмотрел он на часы.
— Ок, док, — сказал Питер, отсалютовав ему.
Карлайл развернулся и пошёл к лифтам, а Питер потянул меня за руку:
— Пойдём, именинница, время задувать свечи.
Это был чудесный праздник. Наверное, настолько веселого и уютного дня рождения у меня не было никогда. Мы пели песни, танцевали. Рассказывали истории и смеялись до слез и боли в животе. Эти четыре часа пролетели словно минута.
— Пока, Дженнифер, и ещё раз с днём рождения, — прощался со мной Люк.
— Не болей, альбинос, — похлопал меня по плечу Сэм.
— Скоро увидимся.
— Мы с Гленом пойдем проводим гостей, — прозорливая Матильда хитро мне подмигнув, взялась за кресло Глена и зашла в лифт вслед за ребятами.
Я стояла с подарками в руках, провожая гостей и чувствовала, как на глаза наворачивались слёзы, так не хотелось, чтобы все это заканчивалось. Положив подарки на стол, где до этого были нехитрые угощения в виде фруктов, торта и газировки, отвернулась и стала стирать слёзы ладонями, ощущая себя абсолютным ребёнком.
За спиной затихли шаги, закрылись двери лифта с характерным щелчком и с жужжанием поехали вниз.
— Дженнифер, все хорошо? — голос Карлайла за спиной заставил вздрогнуть и подавить всхлип.

Другой вечер. Другая крыша и даже она уже другая, но ощущение дежа–вю кружило вокруг меня с того момента, как Дженнифер вышла из лифта. Я сначала обомлел, увидев ее в этом образе. Сегодня она словно вышла из другой эпохи, была одновременно и похожа на Эсми, такой, какую я ее увидел впервые, и иной. Сейчас, стоя на фоне уже угасающего заката, раскрасившего небо во все оттенки розового и фиолетового, в окружении огоньков гирлянд, что заставляли вспомнить о лесных светлячках, Дженнифер казалось безумно красивой и при этом такой же хрупкой.
Я вдохнул воздух города: улиц, машин, домов, но даже среди всей этой какофонии запахов с легкостью я выделял ее аромат, чуть терпкий, даже горьковатый из–за лекарств, он все равно кружил мне голову. Заметив, как вздрогнули ее плечи, как ладони прошлись по лицу в попытке скрыть слезы, я подошел к ней.
— Да, все хорошо, — все еще пряча лицо, кивнула она. — Просто праздник закончился.
— Не совсем, — улыбнулся я. — Я ещё не подарил свой подарок, — с этими словами вытащил из кармана коробочку и протянул ей.
Рука Дженнифер чуть дрогнула, открывая ее.
Внутри лежала цепочка со скромным по сегодняшним меркам кулоном: ангел, играющий на пастушьей флейте.
— Ты просила подарить тебе что–то о прошлом. Этот кулон я нашёл на одном антикварном аукционе лет сто назад. Он изготовлен в Англии в семнадцатом веке.
— В то время, когда ты родился, — прошептала она, осторожно касаясь украшения кончиками пальцев.
— Да, — кивнул я. — Не буду лгать, что он принадлежал моей семье. Я не знаю, но вполне мог бы.
Достав цепочку из коробочки, подошёл ближе, застегивая ее на шее Дженнифер. Пальцы с легкостью щелкнули замочком, но я не спешил убирать их, провёл вниз к лопаткам, по позвоночнику. Дженнифер задержала вдох, поднимая голову и закрывая глаза. Чуть прогнулась, сокращая ничтожные миллиметры между нами. Моя вторая ладонь обхватила ее талию:
— Могу я пригласить вас на танец?
— Здесь нет музыки.
— Просто закрой глаза, — прошептал ей на ухо.
Дженнифер послушно закрыла глаза. Я же вспомнил довольно популярную песенку, как раз из того времени откуда было и платье и стал тихонько ее напевать, изменив мотив сначала под медленный темп вальса, но с каждой строчкой наращивая темп нашего танца. Через минуту я приподнял над собой и закружил. Она отпустила мои плечи, чуть прогнувшись назад и запрокинув голову, засмеялась. Я остановился, заслушавшись им. Говорят, что вампиры совершенны.
Мы самые совершенные хищники в природе, и это сделало нас идеальными. Идеальная внешность, ловкость, голос, что заставляет жертву замирать, и слух, но сейчас для меня не существовало ничего более чарующего чем этот смех.
— У меня голова кружится, — продолжая смеяться, сказала Дженнифер.
Я опустил ее вниз, придерживая, пока она совершенно по–детски, крутила головой из стороны в сторону, чтобы прекратить головокружение.
— Не самый лучший способ, — прошептал я.
Она подняла на меня взгляд:
— А какой лучший?
В ее взгляде читался интерес, и даже призыв, я не знал на сколько осознанный, но не мог противостоять. Не сегодня, не в эту минуту. Сейчас я позволил себе просто чувствовать и делать то, что хочу.
— Вот этот, — я обхватил ее лицо ладонями и склонился к ее губам.
Ее губы приоткрылись навстречу моим. Дженнифер приподнялась на цыпочках, прижавшись сильнее. Обхватывая мою шею ладонями, заставляя быть ближе. Дыхание сбито, пульс перешёл все допустимые границы. То что должно было стать просто мимолетной лаской, утешением, перерастало в бурю, ураган эмоций, желания, страсти. Мои ладони чувствовали колючие грани бисера, которым было украшено платье.
Тихий стон, сорвавшийся с ее губ, заставил меня взять себя в руки и прервать поцелуй, просто прижав Дженнифер к себе.
— Тише, — губы коснулись макушки. — Я просто хотел сказать тебе, что ты прекрасна. Тебе идёт это платье.
Она посмотрела на себя, переведя взгляд на меня:
— Чувствую себя неловко. Оно красивое. Я видела его с самого детства, когда залезала на чердак, но в нем я чувствую себя не собой, словно без спроса взяла мамино платье.
— Глупости, — улыбнулся я, взяв ее за руку и заставив крутануться вокруг своей оси, потом снова прижал к себе. — Мы — это не только сегодня. В нас есть часть наших предков, — посмотрев Дженнифер в глаза. — Как в твоих потомках будет твоя часть, в тебе есть часть ее.
Я не хотел, чтобы это прозвучало печально, но, видимо, мне это плохо удалось, так как ее пальчики коснулись моего виска, чуть задержались у глаз, прошлись вниз, остановившись на щеке. Согревая ее своим теплом.
— Ты любил ее?
— Она могла быть той, кого я полюбил бы, но…
— Стой! — прервала она меня. — Я не уверена, что мне нужно это знать. Это ваша с ней история, — покачала Дженнифер головой.
— Хорошо, — улыбнулся я, понимающе кивая. — А если я скажу что–то о нас?
Я почувствовал ее пальцы на своих губах:
— Нет, не сегодня. Это прекрасный вечер, наверное, самый чудесный во всей моей жизни, если бы ты сейчас закончил это предложение, он стал бы ещё лучше, но… – она глубоко вздохнула и посмотрела наверх, ища звёзды, которых не видно в городских джунглях. — Если ты это скажешь, то придётся думать о том, что будет дальше. А я не хочу сегодня об этом думать. Можешь назвать меня трусихой. Давай просто помолчим, ещё минуту, а потом мы спустимся вниз, и ты снова будешь врачом, а я девочкой с больным сердцем. И никакие слова это не изменят, во всяком случае пока, — грустно улыбнулась она.
Я в который раз восхитился ее мудростью. Любая другая девушка на ее месте жаждала услышать эти три слова, и я действительно готов был их сказать. Только вот Дженнифер права: сейчас это ничего не изменит, а даже наоборот, усложнит. Я не хотел делать ее вампиром. Она не хотела умирать. Но пока донор не был найден, и тот и другой исход был вполне вероятен.
От закатного солнца уже не осталось даже следа. Темнота раскрашивала небо в практически черные цвета, а поднявшийся промозглый ветер заставил Дженнифер поежиться.
Я заслонил ее от ветра настолько насколько мог и повел к лифту.
— С днем рождения, Дженнифер Эсми Робертс, — прошептал я ей, когда мы уже зашли в лифт, а когда она вышла из него тихо добавил, зная, что она меня не услышит: — Я тебя люблю.

Предыдущая глава