2024-5-2

17

0

0

- Господи, что это еще за ужас? – воскликнула Молли, когда мы подъехали к ее дому. Что ж, этим ужасом была морда жирафа, которая влипла в лобовое стекло. Когда мы с Эдвардом наконец-то добрались до машины, то столкнулись с почти неразрешимой проблемой – как запихнуть мой милый подарочек в машину. После десяти минут пихания жирафа в багажник на заднее сиденье (и почему-то ото всех мест торчала огромная шея с маленькой головой и большими жалобными глазками), мы решили посадить жирафа во всю машину. То есть – ноги и туловище на заднее сиденье, а шею и голову вперед. Но он оказался настолько большим, что голова бедняжки припечаталась к лобовому стеклу. Так что теперь все могли наблюдать какую милую игрушку подарил мне любимый.
- Это мой подарок, - гордо провозгласил Эдвард, подавая руку, чтобы я выбралась из машины.
- Эдвард, ну сколько можно тебе говорить, что девушкам нужно дарить обычные подарки – украшения, духи, да даже цветы и конфеты, а не всякие ужасы, - тоном наставницы произнесла Молли.
- Успокойтесь, Молли, - проговорила я и подошла обнять эту милую женщину, чтобы поцеловать в щечку, - мне это ужасное создание нравится. Точнее понравилось после того, как Эдвард объяснил, почему среди всех милых животных он выбрал это чудовище.
- Да, объяснять свои поступки он умеет, - сказала Молли, обнимая Эдварда и поправляя его волосы. – Ты сегодня вообще причесывался?
- Молли, ты же знаешь, что с моими волосами сладить непросто, - ответил Эдвард. – Они всегда торчат в разные стороны, что бы я с ними не делал.
- Знаю, - вздохнула Молли, не оставив попыток поправить волосы Эдварда. – Ой, а что это мы все на улице стоим. Пошли уже в дом.
Дом был таким же, как у Эдварда. Схожее двухэтажное здание, но только из светлого кирпича, увитого плющом. В нем так же чувствовался домашний уют и рука женщины, которая создавала и поддерживала его.
- У вас потрясающий дом, - промолвила я, входя в гостиную.
- Спасибо, Белла, - проговорила Молли, - наши с Эдвардом дома очень схожи, поскольку я не хотела заниматься обустройством одна, то позвала свою лучшую подругу на помощь. Так что в этом доме тоже видно руку Лиз.
- Здравствуйте, - произнес Генри, заходя в комнату. – Что-то вы долго ехали. А ведь я говорил, чтобы не опаздывали, не то я сам все съем. Эй, Эдвард, убери руки, - воскликнул он.
Я оглянулась и увидела, что Эдвард тянет руки к медовой лепешке. Или, если быть точнее, одну он уже запихнул в рот, а теперь тянулся за второй. С самым невинным выражением лица он посмотрел на Генри, будто не понимая о чем это он, стащил еще одну лепешку и отправил в рот.
- Ничуть не изменился, - вздохнула Молли, с любовью смотря на Эдварда. – Всегда начинает со сладкого. Белла, не поможешь мне? – спросила она, поворачиваясь ко мне.
- Конечно, - мы отправились на кухню. – Молли, а Эдвард всегда был такой? – она вскинула бровь, интересуясь, о чем именно я спрашиваю. – Он всегда был таким сладкоежкой?
- О да, - улыбнулась она, - это у них семейное. Что отец, что сын – оба жуткие сладкоежки. Лиз уже не знала, что с ними делать. Они поглощали сладкое пачками. Эдвард так вообще мог жить только на одних конфетах с чаем, казалось, для счастья ему больше ничего и не надо было. Поможешь, Белла? – спросила Молли, показывая на овощи, которые нужно было нарезать.
- С удовольствием, - ответила я и взяла нож. Но как всегда случается с моим везением, луч от лампы попал на диаманты на моем кольце, которые заиграли, отбрасывая блики на стену. Молли резко повернулась и уставилась на кольцо на моем безымянном пальце. Несколько секунд она удивленно смотрела на него, не в силах вдохнуть. Я уже начала переживать за ее здоровье, когда раздался громогласный голос. – Эдвард Энтони Мейсен, живо сюда.
В рекордные сроки на кухню прибежали Эдвард и Генри, удивленно уставившись на Молли. – Я тебя спрашиваю, что это такое? – воскликнула она, указывая на кольцо.
Я же, как стояла с ножом в руках, так и осталась, только еще сильнее сжала ручку и прижала его к груди. Эдвард, увидев острое оружие так близко от меня, подошел и забрал, положив на стол. Затем поднял мою руку и прикоснулся к безымянному пальцу губами.
- Молли, ты же взрослая замужняя женщина. Так что должна знать, что значит это кольцо, - протянул он.
- Нет, я-то, конечно, знаю, но хочу, чтобы ты мне сам сказал, - заявила она, смотря в глаза Эдварда.
Он посмотрел сначала на Генри, который стоял, опершись на косяк, скрестив руки на груди, затем на Молли, которая воинственно положила руки на бедра с еще одним ножом в руках. Затем глаза Эдварда вернулись к моему лицу и, смотря мне в очи, он произнес. – Белла согласилась стать моей женой сегодня.
Опять в кухне наступила тишина, было слышно только дыхание людей, которые ожидали вердикта. Наконец, Молли медленно отложила нож и подошла к нам. Мгновение спустя она уже сжимала нас в крепких объятьях, слезы текли по ее щекам.
- Вы даже представить себе не можете как я рада за вас, - проговорила она сквозь слезы. – Как же я рада, что Эдвард встретил тебя, Белла. Спасибо, что вернула мне моего крестника, - плакала она и обнимала уже только меня. В ответ я тоже крепко обняла ее, положив голову на плечо. Я действительно соскучилась по такому. Давно уже никто не обнимал меня просто так, потому что был рад за меня. Сейчас Молли напомнила мне мать, которая могла бы быть у меня. Мать, которая только что узнала, что ее ребенок нашел свою вторую половинку и собирается прожить с ней остаток жизни.
- Мои поздравления, - изрек Генри и пожал руку Эдварда. Но затем притянул и тоже обнял его, похлопав по спине. – Я действительно рад, - выпустив Эдварда, он подошел к нам с Молли и обнял обеих. – Будьте счастливы.
Вот так мы простояли несколько минут, обнявшись, прежде чем Молли вывернулась и утерла глаза. – Что ж, значит, у нас сегодня будет праздничный ужин. Хорошо, что я приготовила столько вкусностей. Пойдемте, отпразднуем вашу помолвку, - вложив в руки каждого по блюду, она повела нас в столовую, где уже был накрыт стол.
Следующий час напоминал мне встречу родственников, которые давно не виделись. Мы делились воспоминаниями о своем детстве/молодости, рассказывали, что любим, вспоминали забавные случаи из жизни. И смеялись. Почти весь вечер в доме слышался смех довольных мужчин и счастливых женщин. Эдвард все время сидел рядом со мной, иногда прикасаясь или обнимая, то же самое делал Генри. И я смогла увидеть каким будет наш брак через двадцать лет. Я увидела, как мы будет так же сидеть за столом со своими детьми и их вторыми половинками, делиться новостями и веселиться. Эта картина очаровывала. Я так давно мечтала о своем доме и наконец-то он у меня будет. И этот дом подарил мне мужчина, с которым я знакома всего пять дней, но знаю, что именно он был предназначен мне судьбой. С Эдвардом – моей первой и единственной любовью.

Ужин прошел еще лучше, чем я ожидал. Молли и Генри обрадовались, увидев, что я сделал предложение Белле. Они действительно были рады за нас. За ужином мы все делились воспоминаниями и, конечно же, Молли не смогла удержаться, чтобы не рассказать Белле о моей любви к необычным подаркам. Мы уже переместились в гостиную, заняв с Беллой диван, и приступили к сладкому (чему я был несказанно рад), когда Молли решила поделиться еще одним воспоминанием.
- Знаешь, Белла, ты не единственная женщина, которая получает что-то необычное в подарок, - проговорила она и улыбнулась мне. О да-а, я точно знал, какую историю она собирается рассказать. Я обнял Беллу за плечи и, притянув к себе, поцеловал в макушку.
- Да? – произнесла она, положив голову мне на грудь.
- Когда ему было десять, Эдвард решил, что хочет подарить матери на день рождение особенный подарок, купленный на деньги, которые он сам заработал. Он прилежно трудился несколько месяцев, копя каждую копейку. Лиз и Эдвард были довольны своим сыном и рады, что он ценит труд и понимает цену деньгам. Но что делало их еще счастливей, так это то, что Эдвард работал для того, чтобы купить подарок для мамы.
- За эти месяцы я съел столько сладостей, как никогда прежде. Мама с такой любовью подсовывала их мне, что я только был рад уплетать их за обе щеки, - добавил я, поглаживая руку Беллы.
- Не перебивай, Эдвард, - блеснула глазами Молли и опять повернулась к Белле. – Так вот, собирал Эдвард деньги, собирал, и наступил день, когда пора было отправляться за подарком. И что, ты думаешь, он купил?
- Ну, если судить по выговору, который вы сделали, когда увидели жирафа, то это не были ни украшения, ни духи, ни цветы и конфеты, - ответила она и посмотрела на меня с любовью.
- Вот именно, - произнесла Молли. – Этот сорванец пошел в зоомагазин и купил крысу, - комната заполнилась задорным смехом Беллы, я же еще крепче обнял ее, когда она уткнулась лицом мне в грудь, пытаясь успокоиться. – И не простую крысу, а самую несчастную и … белую.
- Моя мама больше всего любила белых животных, поэтому я купил именно белую крысу, - сказал Эдвард. – И не правда, она не была несчастной, просто ей было одиноко.
- Ага, как же, - возмутилась Молли. – Это было самое облезлое и несчастное существо, которое я когда-либо видела. Так вот, приносит он это сокровище домой и, довольный такой, вручает маме. Но прежде он поместил крысу в клетку, а ту уже упаковал в подарочную бумагу и украсил все это огромным красным бантом. Лиз была так счастлива, когда увидела подарок.
- Пока не открыла его, - добавил Генри и улыбнулся, вспомнив то день рождение.
- Ш-ш, - шикнула Молли, - перестаньте перебивать меня. Так вот, открывает Лиз подарок, а там эта крыса.
- А она жутко боялась грызунов, - опять влез я.
- Эдвард, - гневно воскликнула Молли. – В общем, увидела Лиз этот подарок и заверещала на весь дом, быстро поставив его на стол. Мужу пришлось долго успокаивать ее. Эдвард же стоял возле крысы, и жалобными глазками смотрел на маму. В конце концов, он объяснил, что хотел подарить маме белую кошку, но когда пришел в магазин и увидел эту бедную крысу, которая сидела одна в своей клетке, несчастная, облезлая и одинокая – и нечего возражать, - произнесла Молли, когда Эдвард открыл рот, чтобы что-то сказать, - ему стало жаль и он купил ее, поскольку его мама добрая и крыса у них будет счастлива. Ведь его мама полюбит ее так же, как и Эдварда. В результате, крыса осталась жить у них, Лиз действительно полюбила ее. И через пару месяцев, когда мы пришли к ним в гости, то увидели уже огромную упитанную крысу со сверкающей длинной белой шерстью, которая с любовью во взгляде смотрела на свою хозяйку. А та с не меньшей любовью гладила ее, спокойно держа на руках.
Белла опять засмеялась, мы все присоединились к ней.
- Что не говорите, но Эдвард отлично подбирает подарки, - сказала Белла.
- Да, не могу не согласиться, - произнесла Молли. – Но понимаешь это не сразу. Особенно когда видишь нечто такое ужасное, как эта крыса, или твой жираф.
Через час и целый шоколадный торт, который я слопал сам, мы начали прощаться. Казалось, что обнимались мы минут двадцать, прежде чем все перецеловались, и мы наконец-то добрались до машины. Заведя мотор, я вывел машину на дорогу и поехал домой. Через несколько минут Белла спросила:
- Куда мы едем? Похоже, что направляешься ты явно не в отель, - пробормотала она.
- Мы едем домой, - ответил я и посмотрел на Беллу, когда мы остановились на красный. – Тебе пора поближе знакомиться с твоим новым домом, Белла.
Она глубоко вдохнула и произнесла всего одно слово, смотря в мои глаза. – Дом.
Да, я понимал ее чувства. Наверное, она так же как и я, соскучилась по месту, которое можно было назвать домом. Настоящим домом. Остаток пути мы провели в молчании. Я потянулся за рукой Беллы и сжимал ее в своей до тех пор, пока мы не припарковались возле дома.
- Проходи, - сказал я, пропуская Беллу внутрь.
Мы повесили верхнюю одежду, и я потащил девушку на кухню. Приготовив кофе и вытащив кусок шоколадного торта, который дала нам Молли с собой, мы пошли в гостиную и я зажег камин.
- Эдвард, - позвала меня Белла.
- Да?
- Ты когда-нибудь сыграешь для меня? – спросила она, поворачиваясь и смотря мне в глаза.
- А ты хочешь?
- С первого дня, как узнала, что ты играешь, - ответила Белла.
- Хорошо, - сказал я и направился к роялю, доставая ноты. – Есть какие-то особые пожелания?
- Нет, - ответила Белла, все еще сидя на диване.
- Что ж, тогда тебя ждет долгий концерт, - выдохнул я. – Скажешь, когда остановиться.
- Никогда, - прошептала она так тихо, что я едва расслышал.
Я сыграл гамму, проверяя настрой рояля и разминая пальцы, затем сыграл несколько легких мелодий и этюдов, чтобы набрать скорость и разогреться. Делал все точно так же, как и в детстве, когда впереди меня ожидал долгий концерт любимых композиторов для моей матери. С каждым новым произведением скорость убыстрялась, они становились все сложнее, насыщеннее, гармоничней. Шопен, Глинка, Лисенко, Шуберт, Бах, Бетховен, Моцарт, Григ сменяли друг друга, рассказывая о чувствах, рассказывая истории из жизни, которые я оживлял, проводя пальцами по клавишам. Пиком стала прелюдия Рахманинова (Слушать), последнее произведение, с которым я выступал перед публикой, а не только перед родителями. Последнее произведение, прежде чем я навсегда перестал играть для кого-то другого. Затем громкая музыка стихла, ей на смену пришли спокойные и ласковые аккорды «Лунного света» Дебюсси. Я неожиданно осознал, что Белла уже не сидит на диване, а стоит позади меня, ее руки лежат на моих напряженных плечах, нежно гладя их. Когда стихли последние ноты, я посмотрел на часы. Было уже полвторого. Я играл почти три часа. Такого давно уже не было. Белла все еще стояла сзади, теперь уже обнимая меня за плечи.
- Это было потрясающе, - прошептала она, и я почувствовал, как слезинка упала мне на шею. – Никогда раньше я не слышала ничего прекрасней.
- Белла, - выдохнул я и развернулся. Поднявшись, я заключил ее в объятия и поцеловал. Страсть опять охватила нас, поцелуи становились глубже, объятья крепче. Через несколько минут я все же заставил себя отстраниться. – Белла, мы не должны. Тебе будет больно, - прошептал я, будучи не в силах отвести губ от ее рта дальше, чем на дюйм.
- Почему? Я хорошо себя чувствую, - прошептала она, целуя мои глаза, нос, щеки. – Мне было так хорошо вчера, Эдвард.
- Мне тоже, любимая, - шептал я, гладя ее спину, желая соединиться с ней так же сильно, как и она. Но я не хотел опять причинить ей боль. – Нет, - я взял ее за плечи и отстранил. – Белла, потерпи всего один день. У нас же впереди вечность вместе. Что по сравнению с этим один день? – спросил я.
Белла задумалась, но затем тяжело вздохнула и отстранилась. – Ладно, но только один день.
На моих губах заиграла кривоватая улыбка. – Договорились, один день.
Я потушил камин, пока Белла выключала свет, и мы поднялись на второй этаж, держась за руки. Моя любимая естественно хотела повернуть в гостевую комнату, но я повел ее в свою.
- Если я отказался заниматься с тобой любовью, то это еще не значит, что я отказался спать с тобой, - заявил я, пропуская ее в свою комнату. – Я хочу видеть твое лицо, когда проснусь утром. Хочу видеть твою улыбку, когда ты проснешься рядом со мной.
- Но мне не в чем спать, - выдохнула она.
- А нужно? – спросил я с улыбкой.
- Эдвард, - возмущенно произнесла она.
- Ладно, у тебя есть три варианта. Первый, ночная рубашка моей матери. - Белла покачала головой. – Второй, рубашка моего отца, - опять качание. – Ну и последнее, моя рубашка.
- Это мне больше нравится, - бросила Белла.
- Вот шкаф, и все что понравится в твоем распоряжении, - показал я на шкаф и принялся стягивать кофту. Я услышал, как открылась дверца, а затем тишина. Когда я снял ее и посмотрел на Беллу, то увидел, что она смотрит на мое тело тем же голодным взглядом, что и сегодня утром, напрочь забыв о рубашках.
- Так, понятно, - протянул я и направился к комоду, достав оттуда пижаму. – Ненавижу спать в этом, но по-другому похоже не получится, - я протянул Белле рубашку от пижамы, оставив себе штаны. – Твоя ванная здесь, а я пошел, найду себе другую.
Приняв душ в комнате родителей, я вернулся в свою и увидел, что Белла еще не вышла. Я убрал все подушки с кровати и скинул их на пол, с покрывалом я хотел сделать так же, но потом все же сложил и положил на скамью в изножье кровати. Такого я даже в детстве не делал, прогресс. Затем выключил верхний свет и лег в кровать. Через минуту Белла показалась из ванны в одной моей рубашке. Она спускалась ей до середины бедра, рукава же были намного длиннее, поэтому она закатала их и принялась расчесывать волосы, за чем я наблюдал с огромным наслаждением. Через несколько минут она залезла на кровать, я протянул руки, предлагая мои объятия, куда она с удовольствием забралась. Положив голову мне на грудь, Белла удовлетворенно вздохнула.
- Белла, - позвал я, вдыхая аромат ее волос.
- М-м? – протянула она.
- Ты станешь моей женой завтра? – спросил я и напрягся.
Белла поднялась и оперлась локтями мне на грудь, заглянув в глаза. – Завтра?
- Да.
- Почему?
- Потому что послезавтра я уезжаю на полтора месяца, - ответил я, а затем со вздохом добавил, проводя рукой по ее щеке. – Я очень сильно боюсь потерять тебя. Поэтому и хочу, чтобы ты поскорее стала моей женой. – Прежде чем она смогла что-то сказать, я добавил. – А затем, когда я вернусь, мы можем устроить огромную церемонию и пожениться в церкви, если ты захочешь.
Белла несколько мгновений молчала, изучая мое лицо. – Хорошо, давай поженимся завтра, - ответила она и легла обратно на мою грудь. – И знаешь, я не хочу никаких пышных церемоний. Мне будет достаточно священника, который прочтет нужные слова.
- Значит, завтра нас поженит судья, а по возращению – священник, - выдохнул я.
- Согласна, - прошептала она.
Я еще крепче обнял Беллу, зарывшись носом ей в волосы. Так мы провели несколько минут.
- Белла, - опять позвал я.
- М-м? – сонно протянула она.
- Ты ведь понимаешь, что завтра тебя ждет поход в магазин за свадебным платьем? - сказал я.
- Аргх, - простонала Белла. – Это обязательно?
- Да, любимая. Если уж я не могу дать тебе свадьбу, о которой мечтает каждая девушка, то я просто обязан исполнить хоть то, что мне по силам. Я хочу, чтобы у тебя остались только приятные воспоминания о нашей свадьбе. А каждой невесте положено быть в свадебном платье, так что этим мы жертвовать не будем.
- Ладно, - неохотно согласилась Белла. – Но только ты пойдешь со мной.
Теперь пришел мой черед стонать. Белла же сонно хихикнула, а затем ее дыхание выровнялось, и она уснула. Я тоже закрыл глаза и попытался заснуть. Завтра нас ждет долгий день. Завтра я женюсь на этой замечательной женщине, чтобы прожить с ней ближайшие шестьдесят-семьдесят лет, которые отпущены нам судьбой. Кто же мог подумать, что именно этим закончится моя поездка в Лондон?