Стены Ириталла остались позади, как и небольшие аккуратные фермы северных предместий. Движение было оживленным, но не слишком плотным, так что беглецы могли позволить себе ехать кентером, не слишком привлекая внимание. Каштанка оказалась послушной, отлично выезжанной, и Рихь ладила с ней легко. Чего нельзя было сказать о Винтере.

Два раза она предлагала остановиться и передохнуть, но оба раза Эрвин отказывался, ссылаясь на необходимость уехать подальше от столицы, и получал от принцессы уничтожающий взгляд. Чередуя кентер и шаг, ехали до полудня, и только тогда Эрвин разрешил задержаться у колодца и напоить лошадей, чтобы потом опять продолжить путь…

Когда они остановились в небольшом придорожном трактире, Рихь уже ненавидела Винтера всей душой. У нее ныла каждая мышца, голова кружилась от голода — днем Эрвин один раз купил у крестьянки крынку молока и отдал ее принцессе, которая, морщась от непривычного запаха свежего молока, тем не менее, выпила ее до дна. Даже не подумав о своем спутнике. Впрочем, Эрвин даже не обратил на это внимания.

Теперь, бросив поводья конюху, Винтер, мельком глянув через плечо и убедившись, что Рихь тоже спешивается, поднялся на крыльцо и заглянул внутрь. Впечатление трактир произвел сносное, так что, понимая, в какой ярости будет Рихь, если в первую же ночь спать придется под деревом, Эрвин решился.

— Ночь проведем здесь. На рассвете продолжаем путь, — вполголоса сказал он принцессе, проводя ее в большую плохо освещенную залу. — Не разговаривайте ни с кем. Сейчас я распоряжусь, чтобы ужин нам подали отдельно. Спать придется в одной комнате.

— Что? — сверкнула глазами из-под капюшона Рихь. — Вы собираетесь спать в моем присутствии?

— А вы будете спать в моем, — спокойно возразил Эрвин. — Рихь, вам придется смириться с этими неудобствами. До тех пор, пока мы не доберемся до королевского лагеря. И, вынужден вас огорчить, сон в одной комнате — еще не самая большая неожиданность. Спать ведь придется иногда и вовсе без комнаты.

Тут к ним подошел трактирщик, и принцессе хватило сообразительности помолчать, пока Эрвин договаривался о ночлеге и ужине.

Комнаты располагались на втором этаже, были крохотными, не слишком опрятными, а окна вместо стекла были затянуты промасленной бумагой. Рихь, переступив порог, воззрилась на лежанку у стены, покрытую тощим матрасом, и перевела взгляд на Винтера, который вошел в комнату следом и прикрыл дверь за спиной.

— Это оскорбление королевского достоинства, — очень тихо и очень зло проговорила принцесса. — Вы это понимаете?

— Это обычная жизнь обычных людей, — спокойно парировал Винтер, обходя комнатку. Помимо лежанки, тут имелся стол, лавка и табурет. На подоконнике стоял кувшин с водой и тазик.

— Ужинать будем здесь, — не терпящим возражений тоном продолжал Эрвин. — После этого можете спокойно ложиться. Я покараулю, а спать могу и на лавке. Так что ваш сон не побеспокою.

Рихь посмотрела на него с явным подозрением, но спорить не стала. Какой смысл… вместо этого она попросту улеглась на кровати и стала смотреть в потолок. Эрвин же сел к столу и начал раскладывать по его изрезанной ножами поверхности оружие. На стук в дверь и голосок служанки, сообщившей, что принесла ужин, Винтер сначала не отреагировал, но потом скользнул взглядом по неподвижной фигуре принцессы и со вздохом встал забрать еду.

На подносе оказались кувшин разбавленного водой вина, хлеб, густая похлебка с мясом и овощами, две ложки. Пахло неплохо. Рихь устремила на спутника новый красноречивый взгляд.

— Я не настаиваю на том, чтобы вы отужинали со мной, — пожал плечами Эрвин, принимаясь за еду. — Но только имейте в виду, что завтра нам ехать ничуть не меньше, чем сегодня. До Ирилэ шесть дней пути, если обходить дороги. Там я планирую разведать обстановку и узнать последние новости о делах королевской армии. Там вы сможете отдохнуть в более приятных условиях. Если нам повезет, конечно.

Принцесса подошла к столу, взяла ложку и скрепя сердце села. Пахло из миски довольно аппетитно, так что сразу вспомнилось, насколько же она голодна. На вкус оказалось тоже не так жутко, как она себе это представляла. Но деревянная ложка, глиняная миска и серый хлеб вызывали в душе принцессы негодование. При этом Эрвин ел совершенно спокойно.

— Вы… вы, надо полагать, уже успели привыкнуть к такому образу жизни? — едко поинтересовалась Рихь, тщательно пережевывая кусок хлеба. — Даром что дворянин.

— По-вашему, дворянин обязательно ест ножом и вилкой пять раз в день из серебряной посуды? — Эрвин усмехнулся и отставил пустую плошку. — Поверьте, такой образ жизни ведут только придворные. На границе среди моих товарищей по оружию не было ни одного человека простого происхождения — и каждыйа назвал бы наш с вами ужин прекрасной трапезой, а эту комнату — чудесными хоромами. На марше приходится часто обходиться и без этого. И дело не в праве рождения.

Рихь поджала губы и несколько минут смотрела на собеседника, потом в сердцах встала и налила себе вина.

— Вы даже не пытаетесь проявить вежливость!

— Миледи, мы не должны привлекать к себе внимания, иначе о направлении нашего бегства скоро узнают все, кто только поинтересуется. А для этого мы должны вести себя так, как ведут себя большинство путешественников. Обыденно, — Эрвин тоже налил себе вина и отпил глоток.

— Неплохо, между прочим. Очень неплохо. Умейте радоваться тому, что имеете, миледи. И тогда жизнь покажется вам куда привлекательнее.

— Что привлекательного может быть в этой лачуге, в этой грязи… — Рихь демонстративно проследовала к кровати и снова улеглась поверх матраса, глядя на ничем не закрытые потолочные балки.

— Я могу предложить вам несколько вариантов неприятного развития событий. И первый — вы были бы уже мертвы. Ведь никто не сказал, зачем именно вы понадобились заговорщикам.

— Мертва? — Рихь резко подняла голову, и светлые волосы сползли из растрепавшейся за день прически на плечо. — Они не посмеют! Я принцесса крови!

— Я ничего не утверждаю, — покачал головой Эрвин, убирая с края стола оружие и на его место выкладывая содержимое кошелька. — Может быть, вы были бы живы, но оказались заложницей. Может быть, вашей жизнью стали бы шантажировать вашего отца, может быть… вариантов немало, поверьте. И на мой взгляд, тот, который в итоге воплотился в жизнь, — оказаться здесь сейчас в моем обществе — не самый худший. Я сумею вас уберечь от опасности. При условии, конечно, что вы не будете мне в этом мешать.

Рихь некоторое время смотрела на него, нахмурившись, после чего повернулась лицом к стене.

— Надо полагать, о благах купания в этой дыре никто не слыхал. Так что остается только лечь спать, чтобы избавить себя от ваших нравоучений.

— Как пожелаете, миледи, — усмехнулся Эрвин. Ожидать, что принцесса предложит ему хотя бы подушку, было бы наивно, а от наивности Винтер избавился давным-давно. Так что и разочарования никакого не было. Да, предстоял нелегкий путь — и не только потому, что неведомая угроза могла подстерегать где угодно, а он даже не представлял, что именно им будет угрожать. Куда большей проблемой представлялось уязвленное самолюбие Рихи, которой никто не восхищался, никто не прислуживал и чьим капризам никто не желал потакать. Но Эрвин понимал, что раз ввязался в эту игру, уже не может отступить. Не после того, как нашел тело матери на пороге ее собственной спальни… как раз в тот день, когда по воле случая и собственной интуиции перешел дорогу таинственным заговорщикам…

Ночью Эрвин спал чутко и несколько раз просыпался, когда слышал шаги за дверью. Но зайти в комнату никто не пытался, и кинжал соскальзывал обратно в ножны. Утреннее солнце заглянуло в окно, бросив несколько мутноватых пятен света на пол и лицо спящей принцессы. Но она не проснулась. Эрвин задумчиво посмотрел на ее безмятежный профиль и усмехнулся. Так крепко может спать только человек, который не привык беспокоиться за свою жизнь… Ну и пусть спит. Она принцесса, она не привыкла сражаться… Для этого есть другие люди. Ну или хотя бы один человек.

Винтер бесшумно вышел из комнаты, нашел внизу служанку и распорядился принести им завтрак. И только когда в дверь через некоторое время постучали, он тронул принцессу за плечо.

— Доброе утро, миледи.

Та, не открывая глаз, дернулась и отвернулась. Эрвин поставил на стол поднос с едой и снова окликнул Рихь. Та, наконец, страдальчески морщась, приподняла голову.

— Дурацкий сон… — начала было принцесса и осеклась, оглядевшись. — Или не сон…

— Не сон, — уверил ее Эрвин. — Но все не так плохо. Ешьте — и нам пора в путь.

— Эрвин, я вас ненавижу, — прошипела Рихь, медленно садясь и расправляя измятое платье.

— Я восхищен вашей благодарностью, — не повел бровью Винтер, приступая к еде. — Она достойна всех поколений вашей славной династии.

Рихь замерла, покраснела и очень тихо, с явным усилием, проговорила:

— Я не это имела в виду. Я благодарна вам за мое спасение, но…

— Говорить об этом вовсе необязательно, — перебил ее Эрвин. — Достаточно так думать и, исходя из этого, не спорить со мной по мелочам.

Завтрак был съеден в молчании, затем так же молча беглецы спустились во двор. Эрвин расплатился с трактирщиком, кинул мелкую монетку конюху, подведшему их оседланных лошадей, помог принцессе взобраться в седло и, ласково потрепав Сапфира по шее, вскочил верхом сам. Солнце уже вовсю сияло с осеннего ярко голубого неба. Хороший день для путешествия…

Через два дня пути обжитые места закончились, дорога потянулась через лес, в котором только кое-где попадались просеки, на которых стояли хижины лесничих. Ночевать в одиноких хижинах Эрвин считал слишком опасным, поскольку их все-таки могли запомнить. Поэтому спать приходилось в лесу — и это не добавило душевности в их отношения с принцессой. Рихь отказывалась собирать хворост, отказывалась варить похлебку на ужин, отказывалась спать на земле… правда, с последним ей пришлось смириться, ибо по ее требованию кровать под ветками раскидистого клена не появилась. В остальном же Эрвин должен был выслушивать постоянные жалобы на жестокий мир. Ему иногда хотелось ей возразить. Рассказать про жизнь на границе, когда крестьяне каждое утро ждали незваных гостей, которые пожгут дома, угонят скот и вырежут семью. Про быт гарнизонов, когда отряд в восемь человек отправляли преследовать банду из нескольких десятков головорезов, которые только и ждут возможности пустить крови королевским солдатам, а потом унести их зубы в качестве трофеев в свои далекие затерянные среди неприступных гор деревни. Про схватки на порогах покосившихся хижин, когда, защищая свои дома, за оружие брались даже женщины и дети, и их приходилось убивать, чтобы не быть убитым самому. Да, ему хотелось показать ей, что вокруг есть неприятности куда более серьезные, чем сон на голой земле. Но он этого не делал. Ведь она все равно не поймет и не поверит. Решит, что он ее запугивает понапрасну…

Так что Эрвин просто молча разбивал лагерь, готовил еду, полночи дежурил, а затем спал, прислушиваясь к ночной тишине, уверенный, что Сапфир даст знать, если почует чужака.

На пятый день пути, ближе к полудню, Эрвин услышал перестук копыт и фырканье лошадей где-то позади. Привычка к осторожности заставила его тут же придержать Сапфира и направить его под сень деревьев. Рихь хотела было задать возмущенный вопрос, зачем съезжать с дороги, однако Винтер попросту подхватил узду ее лошадки и заставил последовать за собой.

— Что происходит? — пытаясь выдернуть у него из рук поводья, воскликнула принцесса. Но Эрвин только прижал палец к губам. И Рихи хватило ума промолчать.

Они стояли, укрывшись в тени деревьев и кустарника, листвы было еще достаточно, чтобы их не заметили с дороги. Через некоторое время мимо, не особо посматривая по сторонам, рысью проскакали шестеро всадников в серых плащах. Эрвин не знал, кто они, но в душе почему-то зародилась уверенность, что затаится на обочине оказалось самым правильным решением.