В ответ на требование капитана Воларэ передать под его начало всех свободных людей Арно Эберт отослал полдюжины солдат. Он знал, что Воларэ будет недоволен. Но знал и то, что капитан не станет тратить время на продолжительные споры. Воларэ полагал, что Эберт на его стороне, и Арно ничем не оспаривал эту веру. Но сейчас чутье опытного заговорщика — а таковым по неволе станешь за три года в столице, если хочешь добиться власти и положения — подсказывало, что замысел Воларэ из разряда невозможного.

Арно не собирался предупреждать Аубреля. Впрочем, он не сомневался ни минуты, что у канцлера найдутся свои уши и глаза даже в ближайшем окружении капитана королевской гвардии. И потому Арно решил подождать. Просто подождать и понаблюдать, как всё обернется. Три десятка бойцов, оставшиеся в гарнизоне тюрьмы были надежны и заслуживали доверия. Так что Эберт чувствовал за собой силу, которая могла бы защитить от непредвиденных напастей. И его — и Винтера.

Новость о старом боевом товарище застала Арно врасплох, как и всех прочих зрителей памятной дуэли. Но Арно не позволил себе слишком долго пребывать в изумлении и начал обдумывать новые возможности. А сейчас, имея вероятного наследника под замком… и оказывая помощь той, которая жизнь положит, чтобы доказать правдивость слов Эрвина… Арно почти не спал вторую ночь подряд, но усталости не чувствовал. Рассеянность или слабость сейчас непозволительны. Еще менее позволительно пропустить хоть толику происходящего из виду.

К вечеру дня, когда воительница покинула Ириталл, Эберт, взяв десять человек и особенно строго велев остальным приглядывать за арестованным Винтером, распорядился седлать коней. Цокот копыт гулко отдавался по пустынным улицам. С наступлением темноты город снова стал затихать в тревожном ожидании — как в давние времена, прежде, чем Адалард изничтожил ночных бандитов. В своей безопасности Арно не сомневался. Он вооружен и не одинок. Меч на боку по-прежнему может защитить от многого. Но солнце клонилось к западу, и остальные жители города явно не были так уверены, как Эберт. Ставни домов и лавок торопливо замыкали засовами и подпирали балками. На лицах горожан лежала тень страха.

А вот центральная площадь была до сих пор полна народу. И на этот раз городская стража не пыталась навести порядок. В толпе не было видно ни единого шлема, ни единой кирасы. На людей Арно оглядывались, хмурясь. И хотя в открытую никто дерзить не отваживался, Арно тоже хмурился. Должна быть причина, по которой люди, уже изрядно напуганные кризисом власти и опустевшим престолом, теперь озлобились еще сильнее. А злость витала в воздухе — вместе с терпким запахом гари.

У здания гвардейского штаба было пустынно. Ворота заперты, ни гонца, ни часового. Темные провалы окон над оградой. Штаб забыт и заброшен. А взгляды толпы, их порывы, их мысли и чувства, казались прикованными к канцлерову дворцу. Арно повернул коня.

Перед массивными воротами громоздились обгорелые баррикады из досок, бревен и пузатых бочек. Черные мазки виднелись и на распахнутых створках — словно огонь бессильно лизал окованное сталью дерево. На каменных плитах растекались темные пятна, они покрывали землю так густо, что казалось, будто площадь перед дворцом попросту перекрасили. Но Арно уже чувствовал, что это не краска. Сладковатый запах крови, боя и смерти ощущался тем сильнее, чем ближе он подъезжал к обители Аубреля. Неудивительно, что люди не осмеливались приблизиться.

За баррикадами Арно наконец увидел их. Трупы. Обезоруженные, обезображенные смертью солдаты лежали вповалку, а гвардейцы короля, в полном вооружении, выносили еще трупы — из внутреннего двора. Бросали на залитые кровью плиты, не оглядываясь на толпившихся в отдалении горожан. Бросали как попало, без капли уважения к поверженным противникам. А в арке ворот, достаточно высоко, чтобы видно было каждому и чтобы не мешать проходящим внизу, покачивалось тело. На кирасе отражались блики факелов и фонарей. Арно пустил в ход шпоры и хлыст, продираясь ближе. Его сопровождающие не отставали. Но у края обожженной, обезображенной недавней схваткой земли, Эберт сдержал коня. Ступать дальше не хотелось. Словно по кладбищу — где надо проявить уважение к покою могил. Только сейчас кладбищем в одночасье стала главная площадь Ириталла.

Повешенный медленно поворачивался в петле — и в какой-то момент Арно сумел разглядеть лицо. В искаженных смертью чертах нетрудно было узнать Гофрида Воларэ. Эберт вздохнул. В глубине души он ждал чего угодно, но не этого. Только время никогда не останавливается и не дает шанса привыкнуть к новым бедствиям.

Рихь вытянулась на кровати, задумчиво глядя в потолок. Шум, наполнявший особняк весь вечер, мешал уснуть. И только под утро, когда смолкли голоса и бесчисленные шаги, принцесса смогла погрузиться в сон. Бесконечные перипетии изрядно утомляли. Сначала она ждала, что все закончится, стоит попасть к отцу в Иридин. Потом ждала, что конец мытарствам положит опека канцлера и возвращение в столицу. Оба раза судьба обманула ее ожидания. Сейчас хотелось наконец не обмануться и получить долгожданный покой. Воларэ был храбрым и преданным короне солдатом, Адалард ценил его — и Рихь надеялась, что хаос вокруг будет наконец упорядочен. О судьбе Эрвина думать не хотелось. В глубине души таилась мечта, чтобы однажды утром она проснулась — а проблема уже решена, и она даже не знает, как именно. Потому что оскорбленное доверие боролось с ощущением несправедливости. И принцесса сама не была уверена, что знает, какой из этих сил больше сочувствует.

К ее пробуждению слуги принесли завтрак, спросили, чего желает высокая гостья — но Рихь не смогла придумать ни одного осуществимого желания и потому отослала прислужниц, оставшись наедине с собой. За окном начинал покрываться первой легкой зеленью небольшой внутренний садик. Рихь оценивающе присмотрелась к деревцам и подумала, что после полудня можно будет пройтись там.

Воларэ она больше не видела. Вечером после встречи капитан просил разрешения поужинать в ее обществе, был галантным собеседником, но недолго. Да и во время разговора мысли его явно были где-то далеко. А потом он и вовсе извинился и ушел, стоило кому-то из гвардейцев шепнуть ему пару слов на ухо.

Но сейчас особняк казался необычайно тихим и полупустым. Там, где накануне толпились солдаты, теперь осталось несколько часовых у ворот. Снисходить до расспросов Рихь не стала, и в горделивом молчаливом одиночестве отправилась гулять. Вечерело. Воздух холодел. Принцесса уже подумывала вернуться в дом, как услышала шум. За стеной ржали кони и чей-то требовательный голос велел открывать ворота. Рихь вздрогнула и торопливо поднялась со скамьи. Остаться здесь — или искать укрытия в доме? Кто явился на этот раз, друг или враг? Друзей, как будто, уже и не осталось. Илльера… что стало с ней? Внезапное осознание, что она не видела единственного человека, которому доверяла, резануло по сердцу. Как она могла забыть о воительнице…

Кажется, ворота заскрипели, открываясь. Сразу за этим раздался грохот, ржание — и крики. Зазвенела сталь. О, этот звук она ни с чем не перепутает и никогда больше не забудет. Достаточно наслушалась… Требовательный голос зазвучал ближе:

— Найдите принцессу. Немедленно!

Убегать и прятаться было поздно, бессмысленно — да и не умела Рихь этого делать. Так что она просто устало опустилась обратно на скамью и устремила взгляд на арку, отделявшую садик от двора. Через несколько мгновений там под ее свод ступил молодой статный офицер. Идеальная форма — и окровавленный клинок в руке. Знакомое лицо…

— Ваше высочество? Арно Эберт, ваш покорный слуга, — офицер поклонился. Рихь вспомнила — именно он ручался за Беркута в тот злополучный день, перевернувший мир.

— Прошу вас, идемте со мной. Здесь оставаться опасно. Капитан Воларэ убит.

— Не может быть… — Рихь замерла. Они еще вчера сидели за одним столом…

— Я не знаю всех подробностей, но тело на воротах канцлерова дворца - весьма красноречивое доказательство. Идемте. Я сумею уберечь вас, но не здесь. Скоро сюда придут еще убийцы. Или мародеры. В городе больше нет порядка.

Рихь подчинилась. Это подчинение уже стало входить в привычку. Идти, куда ведут — и верить, что очередной человек с оружием в руках сдержит слово и защитит… Потому что сама она защититься не в состоянии. Она — не Илльера.

— Арно, верно? — негромко переспросила Рихь, когда они вышли во двор и Эберт, плечом загородив от нее мертвеца в луже крови, стал подсаживать принцессу в седло.

— Да, ваше высочество.

— Вы не знаете, что… с Илльерой? Я беспокоюсь.

— Не стоит, — Арно вскочил верхом и тронул поводья. — Она жива, здорова и скоро будет здесь.

Рихь кивнула. Небольшая кавалькада выехала из распахнутых ворот особняка и кентером понеслась через город. Рихь растерянно оглядывалась — и не узнавала Ириталл. Пустые улицы. Разломанные ворота и калитки. Взломанные дома… с гербами над входом. Два или три пожарища. Каменные стены устояли, но из окон тянулись вверх полосы сажи, да скалились в небо обугленными балками провалившиеся крыши.

Кровь на мостовой, на стенах переулков, на порогах и обломках дверей. Трупы. Она успела насчитать не меньше десятка мертвецов. Мужчин. Женщин… Никто не приходил расследовать убийство, не шел покарать преступника — найти и вздернуть. Никто не оповещал горожан о пожаре и не спешил за водой к ближайшему колодцу. Никто не патрулировал темные переулки. Зато мелькали в подворотнях закутанные в плащи фигуры. Где-то рядом раздался лай собаки, перешедший в испуганный, полный боли визг. Потом послышался скрежет, треск ломаемого дерева — и крики. Рихь закрыла глаза.

Небо начало светлеть. На востоке обозначилась узкая полоска зари. На облака легли красновато-золотые отблески. Эрвин сидел, прислонившись спиной к каменной стене своей темницы, и смотрел в небольшое окошко высоко под потолком, за которым лишь облака и виднелись. Он был спокоен и без страха ожидал смерти. Она приближалась, неотвратимая и безжалостная. Каждый рассветный луч был ее шагом навстречу. Но Эрвин не боялся. Он ждал…

Дни в заключении тянулись однообразно. Пока его держали в подвале, даже счет времени потерялся. И казалось, вечность прошла с тех пор, как мимолетным призраком мелькнула по ту сторону решетки Илльера. Эрвин сказал ей правду — но не потому, что надеялся спастись. Даже мысли такой не было. Он просто хотел, чтобы она уехала из Ириталла. Уехала, пока город занят его судьбой, грядущим судом, предстоящей казнью. Пока о ее прошлых грехах никто не вспомнит — и не попытается снова призвать к ответу.

Потом Арно перевел его в камеру где-то на верхнем уровне, и в оконце стало видно небо. Это небо чернело дважды. И каждый раз встречая рассвет, Эрвин гадал, сегодня — или завтра явятся палачи и стража. Ел и пил Эрвин без опаски — травить его в стенах тюрьмы вряд ли станут. Не после того, как прозвучали при всех громкие притязания. Но суд и смертный приговор заставят замолчать любого. Значит, так тому и быть…

Пару раз Винтер вспоминал принцессу. Изнеженное создание, так и не понявшее, как устроен этот мир. Верившее всем подряд. Зла на Рихь Эрвин не держал и вины ни за что не возлагал. И даже досада на собственное глупое доверие канцлеру уже не терзала душу. Эрвин смирился с тем, что произойдет. И каждое утро ждал.

Сегодня за ним пришли.

Центральная площадь заполнялась людьми с поразительной быстротой. Накануне плотники сколотили перед королевским дворцом высокий эшафот, а город облетела весть о предстоящем суде. Дыша воздухом, пропитанным страхом и тревогой после резни, учиненной Аубрелем, люди шли на площадь, чтобы… понять. Понять хоть что-то. Поверить хоть кому-то — кто скажет, когда закончится внезапный и от того не менее страшный хаос.

Все, кто мог, явились при оружии. И гвардейцы, хотя и косились на клинки, но не пытались их забрать. Были тут и женщины, и даже подростки. Дворяне теснились плечом к плечу с торговцами, ремесленники с художниками и поэтами. И казалось, солнце тускнеет от тревожного висящего над площадью ожидания. Лица собравшихся казались суровыми и жесткими. Глаза многих не просохли от слез по убитым.

Заключенного везли в закрытой карете, под конвоем пятерых вооруженных солдат. Не гвардейцев. Первый, с алебардой наперевес, заставлял толпу раздаваться в стороны. Никто не кричал, не оскорблял преступника, не требовал для него смерти — не требовал и помилования. Все ждали, словно очарованные, потому что каждый из собравшихся на площади уже десятки раз слышал и про дуэль, и про смерть герцога Аланира, и про наследника… Выплеснувшиеся за дворцовые стены интриги затуманили умы и души.

Карета остановилась у самой лестницы на помост, и арестованный вышел на свет. Высокий и статный, гордую осанку не портили даже кандалы на запястьях. Гвардейскую кирасу у него забрали вместе с оружием при аресте, так что потертый стеганый камзол смотрелся сиротливо и бледно. На щеках темнела многодневная щетина. Но синие глаза смотрели спокойно и твердо.

Винтер медленно поднялся по ступеням, глянул на плаху и замершего рядом с ней палача с закрытым лицом. Глянул на перешептывавшихся в другом углу помоста писарей. Пересчитал взглядом цепь гвардейцев, отделявшую эшафот от толпы горожан. И замер, погруженный в свои мысли, не выражая ни страха, ни нетерпения, ни отчаяния.

Затрубили герольды, возвещая о появлении канцлера. Аубрель ехал верхом, приветственно подняв руку, окруженный телохранителями. Люди расступались, но никто не надсаживал глотку приветственными воплями. Площадь по-прежнему волновалась тихо, еле слышным перешептыванием — и тревожным ожиданием, звенящим в воздухе.

Но Аубрель был слишком опытным царедворцем и тишина не могла его смутить. Храня на губах едва заметную благосклонную улыбку, он подъехал к эшафоту и мимолетом встретился взглядом с Беркутом. В лице не изменился ни один.

— Слушайте! — выкрикнул глашатый. — Слушайте! Да восторжествует справедливость!

Канцлер осторожно сошел с коня и поднялся на трибуну рядом с эшафотом. Винтер даже головы ему вслед не повернул, продолжая смотреть в далекое небо над головами собравшихся поглазеть на его казнь людей.

— Мой народ, — начал Аубрель, — я знаю, вы устали от ужасов межвластия, вы жаждете покоя и справедливости. Я пришел дать их вам. Сегодня, здесь, сейчас будет положен конец смуте, которая грозит поглотить Альрахен…

Толпа волновалась, словно море перед бурей, но над площадью по-прежнему было тихо. И только внезапно у самого кордона закипело движение. Солдат шагнул вперед, поднимая алебарду, но кто-то с силой ударил его в плечо, заставляя пошатнуться — в этот момент за кольцо гвардии скользнули две фигуры в плащах. Они стремительно взбежали по ступеням эшафота, а та, что шла впереди, потянула из ножен меч, недобро блеснувший в лучах глянувшего из-за облаков солнца.