- Не будете смотреть? Но…
- Меня всё устраивает, - прервала агента Мив.
Она нетерпеливо постукивала по столу пластиковой картой, мечтая о стакане морса. Выпитый чуть раньше кофе до сих пор мучил её мерзкой горечью, оставшейся на языке. В висках пульсировала привычная боль, и каждый вдох давался нелегко – приходилось подготавливать себя к новой порции душного, спёртого, пропитанного бумажной пылью воздуха. Мив не понимала, как миссис Кей удавалось проводить здесь день за днём. Впрочем, возможно, именно поэтому женщина так медленно соображала, когда переговоры сходили с проторенной дорожки.
- Поймите меня правильно – я хочу, чтобы сделка состоялась, но ещё больше мне хочется, чтобы с потом вы или ваши родные не пришли ко мне с претензиями…
- Какими претензиями? – вновь оборвала её на полуслове Мив. Этот разговор успел ей надоесть ещё до своего начала; она вообще старалась избегать контакта с людьми, лелея свою социофобию, считая её скорее логичной чертой, чем проблемой. Но сегодня так хотелось всё провернуть быстро, отдать деньги и сбежать наконец из этого города. Её уже начинала бесить миссис Кей, упорно препятствовавшая этому вместо того, чтобы радоваться своей сделке века. – Я подписываю договор, в котором указано, что я довольна состоянием дома и претензий не имею. Вы получаете деньги. Документами займутся юристы. Мы расходимся, довольные друг другом. Ферштейн?
- Это старый дом, мисс Заболски. Рядом никого нет, до ближайшего поселения ехать несколько часов. Там не лучшие замки, да и вообще пробраться в дом не доставит труда. Внутри – разруха. Вы, насколько я поняла, собираетесь жить там в одиночестве. Всякое может случиться…
Мив громко фыркнула, искренне позабавленная.
- Что, насильники нагрянут? Серьёзно, миссис Кей? – Игнорируя смущённый взгляд агента, она подтолкнула к ней карточку и откинулась в кресле. – Вы продаёте мне дом, остальное – не ваша забота. Я хочу провести сделку сейчас же.
- Мисс Заболски…
- Миссис Кей, - медленно проговорила Мив, – вы мне не мать и даже не подруга, так хватит переживать о вещах, которые не имеют к вам ни малейшего отношения, и делайте свою работу! Я хочу этот дом, мне плевать на условия, стоимость, его состояние и потенциальных психов-маньяков, которые попрутся в такую глушь, только чтобы ворваться ночью в моё ветхое жилище и умереть от ужаса, увидев меня в ночнушке. Это ясно?
- Ясно. - Миссис Кей поджала губы, что тут же состарило её лет на десять. Отвернувшись, она зашуршала бумагами, и Мив вздохнула с облегчением. Она знала, что обидела женщину, которая, судя по всему, искренне хотела помочь, но что с того? Ей не нужна была ничья жалость, а другой причины для проявления человечности по отношению к себе она не знала. Даже не так – той просто не существовало.
Это Мив поняла уже давно.

***

Дом был жутким. Свет фар выхватывал лишь отдельные фрагменты, и те будто напрыгивали на машину из темноты, отказывались складываться в единое целое. Толпа леших, собравшаяся, чтобы слопать беззащитную Мив – вот чем казалось купленное жилище.
Она была чертовски довольна приобретением.
Заглушив двигатель, выбралась из машины и тихо прикрыла дверь – не хотелось нарушать вяжущую тишину этого места. Ночь была безветренной, луну закрывали тучи – а жаль, Мив хотелось бы посмотреть на этот дом в лунном свете. Незабываемое, должно быть, зрелище.
Воздух здесь пах волшебно. Прикрыв глаза, она глубоко дышала, пропитываясь его сладостью. А как вкусна была пыльная нотка, отчётливо слышный аромат ветхости и запустения. Заключить бы его в бутылёк, чтобы ежедневно брызгать на запястья и шею и потом ощущать целый день…
Мив дёрнула плечами и достала телефон – старый, кнопочный, подаренный ей ещё в школе. Она умела бережно относиться к вещам. Не открывая глаз и продолжая глубоко дышать, зажала клавишу быстрого набора – единственную.
- Да, мисс Заболски. – Стояла глубокая ночь, но ему потребовался всего десяток секунд, чтобы ответить.
- Закажи для меня аромат старого дома, Шон.
- Полагаю, вам понравилась покупка?
- Внутри ещё не была, но снаружи он идеален.
- Что-нибудь ещё, мисс?
Она услышала далёкий женский голос – неудивительно, что Шон, гордо именуемый её личным помощником, торопился закончить разговор. Впрочем, она не чувствовала себя виноватой. Ему неплохо оплачивали все неудобства.
- Не тревожь меня без необходимости.
- Не волнуйтесь, мисс. Дом должны были подготовить к вашему приезду, продукты будут доставлять раз в неделю. Аромат привезут вам на следующих выходных.
- На этих, - лениво исправила Мив.
- На этих, - покорно согласился Шон после секундного промедления.
- Хорошего отдыха, - насмешливо бросила она и повесила трубку.
Открыла глаза, которым теперь темнота не была помехой. Дом почти сливался с небом и деревьями, стоплившимися у заднего крыльца – но только почти. Мив чётко видела контуры его силуэта, словно сотканного из мрака.
- Ну привет, - сказала она нежно, удивилась, что её голос до сих пор способен звучать так мягко, и кончиками пальцев, едва касаясь, погладила шершавые перила.
Стоило шагнуть на первую ступень – и та скрипнула, приветствуя Мив в ответ.
Дом ждал её.

***

Внутри было тепло и чисто. Шон, успевший изучить свою нанимательницу, не переборщил с изменениями, сохранил дух заброшенности, что вне всяких сомнений уже давно царил здесь. Мебель была потёртой, но опрятной, никакой лишней техники – только огромная белая ванна выделялась на общем фоне; в этом Мив не была готова себе отказать. Она ненавидела грязь.
Ей нравилось эхо, которое оттеняло каждый шаг. Сначала приходилось щуриться от резкого света фонаря, но повсюду были предусмотрительно расставлены свечи; Мив не удивилась бы, узнав, что один из людей Шона выскочил через заднюю дверь, стоило ей подъехать к дому – всё указывало на то, что здесь недавно кто-то был, но это лишь оттеняло ощущение одиночества.
Идя по лестнице, она зажигала один фитиль за другим, оживляя притихший дом. Ей нравились плотные длинные тени, пляшущие вокруг её ног.
Впервые за долгие годы Мив было спокойно.
Она не стала внимательно изучать каждую комнату – на это ещё будет время. Вместо этого, добравшись до гостиной, скинула туфли и прошлась по выцветшему ковру, наслаждаясь его мягкостью. Прохлада пола пробивалась даже сквозь длинный ворс, но это ничего, Мив любила холод. Остановилась у камина, рядом с которым лежала аккуратная стопка дров, и секунду помедлила, но потом тряхнула головой и потянулась за спичками. Глупо было бы отказывать себе в удовольствии смотреть на пляшущее пламя из-за того, что случилось так давно. Её никогда не задевали свечи – эти маленькие огоньки не могли причинить боль. Вот костры…
Руки отлично помнили, как сотворить пламя из ничего, и Мив задумчиво, словно со стороны смотрела на неровную кожу, обтягивающую её кисти, пока те порхали, занятые своим делом. Ей потребовалось несколько лет, чтобы научиться отстраняться, разжигая огонь – она хорошо помнила, как кричала, когда её впервые заставили этим заниматься. Она, наверное, никого не винила, и теперь, по прошествии трёх десятилетий, была благодарна отцу за то, что он вытолкнул её лицом к лицу с главным страхом. Правда, на его месте она...
Мив поморщилась, недовольная ходом своих мыслей. Она никогда не окажется на его месте – здесь, в этом доме, куда отец побрезговал бы даже войти на минутку, это ощущалось как никогда ярко. Она, уродина, богатая наследница, ненавидимая дочь, Мив – отравленная, отравленная – не вскарабкается на одну ступень со всегда элегантным и уважаемым мистером Заболски. Идеальный для всех; испуганный безумец наедине с ней.
Наверное, она по-своему любила отца. Что с самого детства не мешало ей отчаянно его презирать.
Дрова потрескивали в камине – прирученные, безобидные. Под их неразборчивый шёпот она устроилась на диване, стоящем напротив, и позволила себе окончательно расслабиться. Лежала в убежище посреди пустоты, была уверена, что её никто не найдёт; более того, никому и в голову не могло прийти пуститься на её поиски. Она была одна, окончательно и бесповоротно, и это чувство было сладким, как креплёное вино, запасы которого, она знала, Шон не забыл разместить в подвале.
Так она лежала каждый вечер на протяжении… она понятия не имела, сколько прошло дней с её приезда, и отсутствие необходимости их подсчитывать было освобождающим. Иногда привозили продукты – она никогда не встречала курьеров, успешно делая вид, что их не существует, уделяя им не больше внимания, чем прозрачным лесным духам, о которых когда-то давным-давно ей рассказывала няня. Они, наверное, так же деловито, как и люди в фургончиках, копошились где-то в деревьях за домом, погружённые в свои заботы, никак не зависящие от Мив Заболски. Такое положение дел её устраивало.
Точно так же незаметно ей доставили и духи. Те пахли идеально, пылью и – немножко – забытым под половицами прахом, оставленными на дальних полках воспоминаниями, давно отцветшими розами в высокой вазе. Аромат был запечатан в воске, и Мив не могла придумать ничего лучше своего нового ритуала: отвинтить крышечку; ногтем собрать комочек целого вороха жизней, заключённого в каплях эфирных масел; нанести на одно запястье, чтобы потом вторым – потереть, аккуратно, до приятного тепла, совсем не пугающего, ласкового, шершавого, как сам запах.
Мив верила, что настанет день, когда она окончательно перестанет пахнуть тем, столь чуждым для неё миром, и станет её личным праздником.
Часы, проведённые в коконе её нового дома, сливались в одно растянутое мгновение. Наверное, ей должно было стать скучно, но вместо этого она бесконечно наслаждалась однообразием своей жизни. Судя по всему, так прошло всё лето, настала осень, и вдруг она проснулась. Резко, судорожно втянув носом воздух.
Пропитанная устоявшимся течением дней, Мив была разбужена предчувствием изменений. И не ошиблась: прошла минута, и за окном зашуршал гравий, совсем не так, как под колёсами духов-курьеров.
Обращать на это внимания не хотелось, но Мив никогда не пряталась от неприятностей – её быстро отучили от этой привычки. Поэтому она отдёрнула шторы и смерила презрительным взглядом нагло желтеющее у крыльца её дома такси. Кто бы в нём ни прибыл, он быстро поймёт, что ему здесь не рады.
И она снова погрузится в своё долгожданное одиночество.

***

Её гостья была красива. Не в общепринятом смысле; никаких пухлых губ и огромных глаз, осиной талии и упругой попки. Мив не смогла бы объяснить, что именно в потревожившей её покой женщине чудилось ей столь идеальным. Та была прекрасна, словно роза. Пусть будут измяты лепестки, пусть шипы прокалывают кожу, пусть варварски разорванный на две части стебель торчит неопрятными волокнами – её совершенство остаётся неоспоримым.
Мив понимала, что любой другой в её положении сказал бы, что почувствовал приближение бури, но она никогда не тревожилась предчувствиями. Какие бури, какие беды? Вся её жизнь состояла из череды ненастных дней. Она и не предполагала жаловаться на это, наоборот – считала своим преимуществом, но физически не могла понять, каково это, предвидеть неприятности. Вот и сейчас произошло предполагаемое, спокойное течение её дней подошло к концу.
Удивительно, что ей досталась такая долгая передышка.
С прибытия гостьи прошло немало времени. Такси уехало, издевательски мигнув фарами, а незнакомка всё стояла на крыльце, прижавшись лбом к стене, неподвижная, словно древнегреческая статуя. Наверное, настолько же холодная – на улице уже царствовала осень, и вряд ли тонкое пальто было способно защитить тщедушное тело. Именно так Мив решила его называть. Не стройное, не изящное, не гибкое. Пусть будет издевательски-тщедушным.
Так проще.
До неё донёсся тихий скрежет. Едва уловимый, и при этом такой чертовски отвратительный, он давил на нервы, выворачивал всё тело наизнанку.
Скр-р-р-р-р. Скр-р-р-р.
Не нужно было проверять – Мив и так знала, что стало его причиной. Маленькое дверное окошко и блестящие, твёрдые, наверняка овальной, естественной и одновременно столь притягательной формы ногти гостьи. Прикрыв глаза, она видела, как их кончики рывками скребут по стеклу.
Скр-р-р-р. Скр-р-р-р.
До встречи ещё оставалось время, а Мив уже безуспешно пыталась подавить в себе ненависть.

***

Гостья сидела на месте Мив, на потрёпанном ковре перед огнём, лениво улыбалась, перебирала пальцами длинный ворс и говорила, говорила… Слушать её не хотелось, но мерный голос, словно рассказывающий убаюкивающую сказку, пробирался в сознание, беспощадно его выжигая. С первых секунд: Привет, подменыш. Я Эриу, - и беспрестанно, беспрестанно. Стоило ли впускать её? Вряд ли, но Мив не могла противиться, обездвиженная глубиной полуночного неба, что встретила её в глазах этой женщины. В них не было ничего человеческого, как и во всём лице, будто вырезанном из граба, светло-сером, неживом и одновременно до краёв заполненном жизнью, которой не довелось увидеть Мив. Другой жизнью, украденной, чудесной. Наверное, Мив всегда знала, что находится не там, где должна быть, и мир тоже знал, наверняка знал, потому что выталкивал её изо всех сил, но она всегда цеплялась за соломинки, вытаскивала своё изуродованное тело на свет, впивалась ногтями и зубами в проваливающийся между пальцев песок – зачем?
Сказать бы – ради этой встречи, но разве в этом она нуждалась, чтобы наконец избавиться от тех противоречий, что грызли её, кажется, с самого рождения?
Нет.
- Жалко, что родившей пришлось так страдать, но Туата де Дананн веселились на весеннем балу, и высшая ши ждала дитя. Прекрасное, как ранний рассвет, а получили – тебя. Исковерканную, хилую – разве такую следует омывать, празднуя наступление нового круга жизни? – Она посмотрела на Мив, и в тёмных глазах та не увидела ни жалости, ни раскаяния. – Мне говорили не приходить к тебе, но иногда круги замыкаются, и не им этому препятствовать. Ты же и без того знала, правда, отравленная? Я следила за тобой – иногда, когда ты вставала под закатные лучи и смотрела на наш холм. На твой дом, если говорить прямо, но дом - это ещё и место, где мыслящего принимают всем сердцем, а это не про тебя, совсем не про тебя.
Эриу вскинула руки, и по тем заплясали отсветы огня, словно солнечные лучи, поглощённые лесным ручьём. Нездешняя, и это больно кололо – Мив должна быть на её месте.
Оскверняя его собой.
- Тебе же рассказывали о подменышах, отравленная? Нравились эти истории? – Эриу рассмеялась, но не зло, она вряд ли вообще была способна на столь низменные чувства. Просто решила плеснуть в лицо Мив прохладные переливы своей радости; сделать одолжение. – Сказки… твоя мать, родившая меня, верила в них, ты знаешь? Умная женщина; красивая. Мне кажется, она была на меня похожа, как две капли воды. Ей, наверное, говорили, что она сошла с ума. Кто поверит в то, что плач обманутой матери – не оправдание?
- Это она подожгла меня. – Больше не вопрос, не загадка прошлого, которое Мив не хотела делать своим. Она не помнила – конечно, не помнила, тогда ещё не осознавала себя, маленькую, исковерканную, уродливую. Но в мутной череде последовавших лет никогда не звала маму, как бы больно ни было; чувствовала, что той – больнее. Где бы она ни оказалась.
- Тебе же говорили, что ты убила её при рождении? Так и было, но не сразу, не сразу – помучила её перед этим, довела своим плачем до безумия, вытолкнула воплями за грань. Говорят, она была доброй, и скинуть тебя в печь решилась не зря, ещё немного – и меня бы вернули, но не выдержала, прыгнула следом, а ты, упрямая, спаслась. – Лицо Эриу озарилось любопытством; она стала похожа на певчую птичку, столкнувшуюся с новым зверьком. Склонила головку к плечу, улыбнулась рассеянно. – Зачем?
Мив трясущимися пальцами хваталась за воздух, пыталась как раньше – найти призрачную опору, но той, что могла бы её вытащить, больше не существовало. Зато нашлась гладкая, стеклянная, полная рубиновой жидкости, сладкой и пряной, похожей на спекшуюся кровь, как была у мамы, когда ту не спасли. Когда она – убила.

Ответ на вопрос Эриу вспыхивает в голове Мив, проносится по телу волной жара, и бутылка, только что бывшая пленницей её удивительно ледяных пальцев, летит в голову гостьи. Летит медленно, ещё бы – ей нужно преодолеть целый мир, что разделяет этих двоих. Но в конце концов разлетается на осколки, и багровое смешивается с багровым.
Мив колотит дрожь, она уверена, что теперь её мама, родившая Эриу, по-настоящему ненавидит своего проклятого подменыша, но всё это – ради неё, потому что у Мив кончились другие причины дышать.
Зато теперь она может отомстить.

***

Кажется, именно это состояние называется ступором – раньше Мив такого не знала, и скучает по неведению. Наверное, скучает – в глубине души, которая отстранилась, отказалась принимать участие в безумии, устроенном своей хозяйкой. Мысли сменила свалявшаяся вата, в которой попадаются опилки и комочки грязи; утеплитель для заледеневшего сознания. Пальцы Мив больше не дрожат, они уверенно обхватывают осколки, складывают те в аккуратную кучку, пока она отстранённо наблюдает за происходящим. Её время на равнодушие измеряется вязкой лужей, которая уже преодолела ворс ковра и теперь расползается по потёртому паркету. Ноги Мив – босы, беззащитны, и совсем скоро окрасятся багровым, но пока она отдала на растерзание тёмной смеси только кончики пальцев. Пока чувства притуплены, Мив признаётся себе, что капли, стекающие по её коже, пахнут восхитительно, вином и ржавчиной, и от таких духов она бы тоже не отказалась, нужно заказать Шону, как только она закончит, и лучше не думать, с чем именно, наверное, стоило бы позвонить ему прямо сейчас, но это только её дело, только её, только её.
Думать тяжело, мысли свинцово-неподъёмны и в то же время мечутся, как пойманные в банку мухи, бьются в череп, но не хаотично, а в одну точку, чтобы точно рано или поздно проломить его. Это больно – наверное, больно, но Мив пока нет в своём теле, она где-то сбоку и чуть сверху, отчётливо видит свою бугристую голову с несколькими прядями свалявшихся волос и не испытывает омерзения. Всё это не с ней, не про неё, только лужа всё ближе, ещё немного – и Мив будет оставлять следы, кричащие о совершённом. Скрыться не получится, и плевать на тех, кто будет искать Эриу – меньше всего хочется иметь дело с собой, осознав, что именно она натворила.
Багровость замедлилась, затормозила у кончиков пальцев Мив, почти исчерпав наполненность Эриу. Пол пропитывается ею, половицы темнеют, становятся влажными, дописывают новую, захватывающую главу своей и без того не скучной истории. Ещё бы, такая драма, такой накал – уродливый огрызок племени ши уничтожает то прекрасное, что столько лет занимало её место.
Если честно, Мив не до конца верится, что вокруг неё – кровь. Ей много раз доводилось видеть свою, та заполняла рот, стекала по глазам, плотной маской закрывая веки. Отец на скупился на прикосновения к той, которую считал дочерью, и щедрость его всегда заканчивалась ярким вкусом ржавчины и металла на языке Мив. Но Эриу пахнет совсем иначе, пусть и переплетённая с вином. Её аромат вьётся отдельно, паучьей сетью оплетает комнату. Эриу сладкая, Эриу терпкая, Эриу хочется выпить, не упустив не капли. Мив уверена, будь поблизости упыри, они бы сбежались сюда красноглазой толпой, распихивая друг друга, и устроили настоящую войну над распростёртым телом её «сестры».
Но вампиров здесь нет, только она, она одна.
Мив смотрит на лужу, не отрываясь. Все осколки собраны, руки не порезаны, хотя это не так уж важно. Лужа притягивает взгляд, в ней можно утонуть – кровь Эриу видится Мив бездонной, как озеро неподалёку от её старого дома. Там, среди холмов, оно таилось от любопытных взглядов, скрытое деревьями, но маленькой Мив позволило себя найти, и та безмерно этим гордилась. Проводила там не так много времени – отцу не нравилось, когда её не было в поле зрения, а потом они и вовсе оттуда уехали, - но Мив помнит, как любила и боялась его. Чистое, будто заполненное вкусным летним ливнем, и опасное, как сопровождающие его грозы. Мив лишь однажды решилась искупаться и чуть не утонула, отчаянно глотая крик, осознавая, что никто не поможет, кричи-не кричи…
Кровь Эриу могла бы заполнить то озеро до краёв.
Медленно, с усилием переведя взгляд на свою ладонь, Мив сжимает её в кулак, размазывая багровость по коже. Всего лишь тёмные мазки, ничего больше. Как краска, масляная, густая, которую не получается стереть: сколько ни пытайся, все эти попытки в итоге лишь раскрасят её цветом твой мир.
Карминовое масло, такое же вязкое, такое же липкое.
Мив так и не может прийти в себя, и поэтому лишь наблюдает, когда её рука поднимается к губами и размазывает цвет по их потрескавшейся поверхности. Всего лишь краска, - твердит она себе упрямо, и не смотрит в сторону Эриу, не видит её остановившийся зеленовато-золотистый взгляд, побагровевшие волосы, что недавно были платиновыми, и окончательно посеревшую кожу не видит, не видит.
Всего лишь краска.
Она шепчет это и почти верит себе, но потом язык скользит по губам, и во рту горечью полыни взрывается вкус Эриу, и Мив, судорожно втянув воздух, в котором не осталось и следа её любимой пыли, кричит.
И снова пытается вдохнуть, но не может.
И бежит, поскальзываясь на скрипучих ступенях, оставляя за собой карминовые следы.

***

Мив чувствует себя мотыльком. Глупым, невзрачным, который летит и летит на огонь. Её крылья давно прожжены насквозь, кожа пахнет гарью, каждое движение отдаётся болью, но пламя всё равно приманивает её, куда бы Мив ни бежала.
Дом, её убежище, кокон, куда глупый мотылёк забился в попытке спрятаться от своего главного врага, пылает. Вместе с ним сгорает и прошлое, тайны которого стоили так дорого. Мив кажется, она снова сожгла свою маму, которую не помнила, которая ей, в общем, и не являлась, но как можно отказаться от любви к этой женщине, загадочной, недостижимой, что проросла сквозь Мив ветвями хмеля? Кого ещё могла она звать в своём детстве, когда боль становилась невыносимой, когда отец смотрел глазами, полными ненависти, когда соседские дети кидались в неё камнями? Конечно, маму, мамочку, которую все любили, которая ушла слишком рано. Сколько возможностей узнать правду было у Мив за все эти годы? И как ей удавалось уворачиваться от неё, вовремя затыкать уши, словно чувствуя, что иначе она останется совсем одна? Она всегда представляла маму добрым духом, что следует за ней по пятам, ограждая от бед, помогая сохранить рассудок, поступать правильно, любить, несмотря ни на что, но теперь этот дух видится Мив совсем другим. Сколько материнских проклятий всё это время висело над её обожжённой головой? Сколько боли и ненависти она вызвала своим появлением на свет?
Она смотрит на огонь и очень хочет заплакать, но даже слёзы её предают – смысл течь, если всем, кроме самой Мив, на них наплевать? Вся её жизнь кажется ложью, даже её собственный разум – врал. Даже сейчас он шепчет ей, что рассказанное Эриу неправда, что рассудительной, умной Мив давно стоило понять, что волшебных существ нет, а если и есть, то она сама к ним точно не имеет отношения. Бедняжка Эриу, красавица Эриу, которой промыли мозги какие-то оккультисты, заставив поверить в своё эльфийское начало. Безумные люди (обычные люди), возомнившие себя настоящими Туата де Дананн, шептало ей сознание, и Мив хотелось выкинуть эти мысли в огонь, чтобы те с воплями сгорели и больше никогда, никогда не смели делать её тем, кем она не являлась. Мив знала правду – знала ещё до того, как Эриу появилась на пороге, и к чему привело её отчаянное отрицание?
Зрачки её горят, в них пляшет пламя, ревёт, разрушает.
Пока не остаётся больше ничего, что можно было бы уничтожить.
Она не поворачивается, когда слышит, как за её спиной вновь шуршит гравий. Стучит дверь, и прибывший шумно выдыхает, но Мив говорит прежде, чем он успеет завязать свою паутину звуков, как это умела Эриу.
Она знает – он тоже может.
- Зачем вам машины?
- Удобно, - произносит мужской голос, в котором нет ни страха, ни удивления. Он говорит чуть нараспев, и даже одно слово, произнесённое так, уже завораживает. Точнее – должно завораживать, но в Мив больше нет того, что можно было бы подчинить себе.
Только кровь и пепел.
- Что вы со мной сделаете?
- Переселим в новый дом, он вам явно нужен. Наш банк готов предложить ипотеку на выгодных условиях.
Мив уже хотела повернуться, сбитая с толку, когда её собеседник захохотал. Взахлёб, радостно, как могут только баловни судьбы, никогда не получавшие от неё пощёчин, сбивавших с ног.
Или ши, думает Мив. Или ши.
Интересно, смогла бы она так же, останься в своей настоящей семье? Или всё в ней изначально было исковеркано настолько, что никакая волшебная сила не смогла бы этого исправить?
- Я всё правильно сказал? – интересуется голос, отсмеявшись. Он не со зла, Мив знает – может, даже хотел её развеселить, но какое это имеет значение?
Мив видит на гравии свои карминовые следы, явные – впереди, призрачно-манящие – позади, они змейкой подходят к обладателю голоса, и она пойдёт по ним, уже совсем скоро пойдёт.
- Правильно.
Мив вдруг понимает, что улыбается. Совсем не радостно, не так, как тот, за спиной, но это и хорошо, Мив точно знает, что не хочет походить на него.
Пусть все они вслед за Эриу катятся в ад.

***

Мив ничего не видит – шутник-посланец накинул ей на голову мешок. Обычный мешок, сотканный из грубой белой нити, и это настолько нелепо, что Мив хочется кричать. Что дальше? Её в качестве наказания закидают шариками с краской под развесёлую музыку?
Если в стране вечной молодости, где живёт её настоящая семья, все такие, то…
Мив не может закончить мысль. Раньше она всегда завидовала тем, кто может смеяться в любой ситуации, людям-лучикам, рядом с которыми так приятно находиться. Она завидовала и ши, когда няня монотонным голосом рассказывала ей древние легенды. Но не теперь; теперь этот мнимый свет, который и правда исходит от везущего её в неизвестность шутника, злит.
Она впервые окажется среди своих, но не принесёт им ни капли радости.
Голос Эриу в её голове шепчет и шепчет: «Зачем?» Нараспев, с любопытством, и Мив не знает, что из этого – её выдумка, а что происходит на самом деле. Она не удивилась бы, пари Эриу рядом, всё такая же рассеянно-прекрасная, такая же живая и чуждая. Мив не может представить её – человеком, и шёпот, который так и не сгорел, вновь заставляет сомневаться.
- Я подменыш? – говорит она глухо, не уверенная, что поверит своему спутнику, просто чтобы заглушить хор в своих мыслях.
Вместо ответа он снова смеётся, и в тусклый мир Мив врывается свет – вместе с кончиком ножа, который замирает в опасной близости от её глаз. Раз, второй, и вот она уже видит приборную панель и дорогу за лобовым стеклом.
- Мне сказали надеть мешок, но никто не говорил, что нельзя сделать в нём дырки, - радостно оповещает её водитель-шутник. – Теперь ты шикарно выглядишь!
Мив не нужно зеркало, чтобы понять, почему он так веселится. Интересно, знает ли он, как ей хочется сжечь каждого, кто не сказал ни слова, когда её подсунули людям? Мив ненавидит их всех, и этот дурацкий белый колпак на голове с прорезями для глаз и правда уместен. Основательница своего личного ку-клукс-клана, желающая стереть ши с лица земли, неуправляемая, неуместная, нелюбимая.
А шутник доволен, он напевает что-то знакомое, и Эриу подпевает ему в самой глубине Мив, тихо-тихо, навязчиво.
- Эриу же должна была всё рассказать? - наконец отвечает он. – Объявила всем, что ей было видение, что ты обязательно должна узнать всё как можно быстрее и именно от неё, и сбежала. Я её подвозил, - добавляет он гордо.
Мив не знает, нужно ли позволять себе спрашивать дальше. Ответы уже разрушили до основания всё, что у неё было, но остановиться она тоже не может.
- Она говорила что-нибудь ещё?
- Много говорила, она любила звук своего голоса. Твердила, что хочет всё исправить, хотя глупо так, правда? Она-то тут при чём, подменышей постоянно к людям закидывают, у нас им всё равно не живётся, только обычно умирают сразу, а ты выдержала, молодец. Но Эриу всегда странная была, хотя и похожа на нас больше, чем некоторые исконные. Не нужно было ей правду рассказывать, но тут уж ничего не поделать, всё равно всплыло бы в итоге, у нас подменышей все так и называют, ради неё не стали бы переучиваться, хоть и королевы дочка.
- Исправить? – Мив едва шевелит онемевшими губами.
- Да, и приказала тебя отвезти к нам, на её место, но ты сама понимаешь, что этого не будет. Вся в её крови измазалась, да и кто же тебя такую к нам пустит? Место это сразу Эриу принадлежало, ты уж извини.
- Ничего. – Мив сама еле слышит свой голос.
Зато отчётливо звучит другой, певучий, и он обжигает не хуже раскалённых углей.
Иногда круги замыкаются.
Руки Мив свободны – шутник и не думал, что она будет сопротивляться, привыкший к полным радостям дням в племени богини Дану. Он не пытается ей помешать, только смотрит удивлённо, когда Мив перехватывает руль и рывком разворачивает его, бросая несущийся по дороге автомобиль прямо в стену деревьев, что распахивают свои объятия, принимая заблудшее дитя.
Только она не чувствует, что вернулась домой, но это ей и не нужно.
Уже нет.

Салон заволакивает дым, но Мив не чувствует его запаха, вновь омытая кармином. Она не знает, что думать, вымотана, выжата, как кислый лайм, забрызгала своим ядовитым соком всех, кто оказался поблизости, и теперь ползёт к последнему огоньку, который окончательно поглотит её. Он уже начинает, Мив откуда-то знает, но почему-то не чувствует жара; она вообще ничего не чувствует. Нужно бы снять этот идиотский колпак, но руки почему-то не поднимаются, да и глаза открыть она не может. Вроде бы настолько пустая, а весит целую тонну, и даже больше, но ведь так не должно быть, правда?
Так не должно быть.
Не должно.
Не должно.
Не д…