Глава 12. Последовательные признания

Дорогие мои читатели!
Пользуясь моментом, хочу поздравить всех с праздником Святого Валентина. Пусть в этот день исполнятся все ваши заветные мечты.
Приятного вам чтения.


~oЖo~

- Сегодня. Расскажи мне сегодня.

- Я найду способ защитить тебя. Просто помни об этом, – он прижимается своим лбом к моему, – перед тем как узнаешь все остальное и больше никогда не захочешь увидеть меня снова.

Я немного отстраняюсь. Эдвард выглядит несчастным.

- Как бы все не было плохо, я бы предпочла просто знать. Мне нужно что-то реальное, даже если оно и станет мне ненавистным. Понимаешь?

- Белла, это не совсем случайные знания, - говорит, гримасничая, Эдвард. – Я не могу просто взять и рассказать тебе что-нибудь подобное без того, чтобы сперва не объяснить последствия. Но я понимаю. Можем мы пойти в какое-нибудь более уединенное место? Это не совсем то, о чем бы я хотел разговаривать в публичном месте. Если, конечно, ты предпочитаешь не оставаться со мной наедине, в чем я тебя абсолютно не виню.

- Перед этим ты говорил, что отведешь меня к себе домой, если я того захочу, - прерываю я его. – Предложение все еще в силе?

Он застывает на месте, на его лице написано удивление.

- Наедине? – спрашивает он, хмурясь. – Ты серьезно хочешь остаться со мной наедине?

- Да ладно тебе, Эдвард, - качаю я головой, не в силах сдержать смех. – Я все поняла, ты огромный плохой волк. Но так уж получилось, что ты – тот, кто спас меня от другого огромного плохого волка, так что я, пожалуй, рискну. Сколько раз мы были до этого вдвоем? Кроме того, я действительно хочу увидеть твою квартиру. Перед тем как ты успеешь навести в ней порядок.

- Она чище, чем твоя комната, - возражает он. – И хотя я виновен во многих и многих вещах, пребывание в шкуре грязного волка – не одно из них.

- Тогда давай попрощаемся с Элис и Джаспером.

~oЖo~

Однокомнатная квартира Эдварда относительно маленькая, но она раз в десять больше моей крошечной комнатушки в общежитии. Он прав: в ней царит порядок. Здесь так чисто, что помещение едва выглядит жилым. Я понимаю, почему он никогда не приглашал меня. Если бы я развела его на приглашение за две недели до этого, увиденное, несомненно, лишь подтвердило бы мои подозрения. Он искусный обманщик.

Миниатюрная кухонька, кажется, не вмещает ничего кроме нот. У меня уходит минута на то, чтобы заприметить отсутствие гула холодильника, и я обнаруживаю, что он просто-напросто отключен. Мебель скромна и элегантна. Вдоль стен тянутся полки с книгами и CD-дисками, и я пользуюсь моментом, чтобы поискать знакомых авторов. Особенный интерес у меня вызывают стопки того, что, по-видимому, является подшивками газет. Там, где поверхность стен не покрыта книгами, виднеется текстурный акустический материал, отдаленно напоминающий лотки для яиц.

Кабинетный рояль целиком занимает пространство, которое обычно используется для принятия пищи. Рядом с открытой крышкой располагается микрофон на подставке. Увиденное заставляет меня улыбнуться.

- Ты записывал мой подарок здесь? – спрашиваю я, поднимая голову и обнаруживая, что Эдвард пристально смотрит на меня.

Он мягко улыбается и садится за клавиатуру. Останавливается, чтобы взглянуть на меня - я не возражаю, - и он приступает к игре. В одно мгновение Эдвард с жаром пускается играть невообразимо быструю пьесу Шопена, которую я с легкостью узнаю.

- Torrent, - шепчу я.

Итак, он волнуется, и мне неведомо почему. Его пальцы двигаются с головокружительной скоростью. Я дожидаюсь, когда он закончит играть.

- Это все замечательно, Эдвард, но мы пришли сюда, чтобы обсудить тот факт, что ты… - Прерванная прохладными изящными пальцами Эдварда на своих губах и большим пальцем, удерживающим мой подбородок, я замолкаю.

- Не говори. Думай все, что хочешь, но не произноси это вслух, - предупреждает он, нежно очерчивая контур моих губ. – Существуют определенные последствия, если использовать это слово. Может быть, ты захочешь иметь выбор в данном вопросе.

- Тогда я выбираю, чтобы ты просто решился и рассказал мне все, - настаиваю я.

- Пожалуйста, уступи мне хотя бы в порядке того, что и как излагать тебе, - умоляет он. – Можно рассказать много правды, не связанной с риском для тебя. А к тому времени, как ты узнаешь хотя бы половину, то, вероятнее всего, не захочешь иметь ничего общего со мной, а тем более рисковать жизнью и карьерой из-за этого слова.

- Моей жизнью и карьерой, - повторяю я. – Как?

- Пожалуйста, верь мне, - просит он.

- Больше никакого обмана, - предупреждаю я.

- В принципе… - начинает он, но я обрываю его на полуслове.

- Если следующими словами, которые вылетят из твоего рта, не будут: «Я был задницей и рад, что ты теперь об этом знаешь», я ухожу.

- Да, я был задницей, соглашусь. Но, Белла, - возражает он, - клянусь, я не хотел, чтобы ты засомневалась в себе в таком плане. Пожалуйста, не уходи.

- Я не хочу уходить, - осторожно говорю я, всматриваясь в глаза Эдварда, ища хоть малейший намек на ложь, с которой ни за что не хотела бы столкнуться снова. – Но почему я должна верить тебе после событий последних двух недель?

- Я не мог рассказать по нескольким причинам, - вздыхает он. – Во-первых, у тебя появились планы, которые могут быть серьезно нарушены знаниями, к которым ты стремишься. Во-вторых, это существенное нарушение единственного правила, которое когда-либо по-настоящему вступало в силу. Тебе приходилось держать что-нибудь в тайне? – Его брови изгибаются в вызывающем жесте, словно он уже знает наверняка, что мне приходилось это делать.

- Конечно, - киваю я, думая о Джейкобе. – Есть… определенные вещи, которые я могла случайно услышать не по вине… человека, проговорившегося по неосторожности. Я знаю несколько секретов, которые не мои, чтобы рассказывать о них.

- Да, именно так, - соглашается он, кивая головой. – Не твои, чтобы рассказывать о них. Что, если я обещаю не вводить тебя больше в заблуждение каким бы то ни было образом, но ты должна будешь выбросить из памяти ту информацию, которую я за неимением лучшего слова назову засекреченной?

- Что случится, если кто-то узнает, что мне все известно? – спрашиваю я с любопытством.

- Ввиду такого весьма предполагаемого события ты должна будешь либо умереть, либо стать одной из нас, - говорит он отрывистым четким тоном. Эдвард замолкает на секунду, а потом мягко добавляет: - Или мы могли бы убежать. Мы должны будем скрываться, но так, возможно, нам удалось бы избежать наказания.

- Ты хочешь сказать, что согласно их законам, я должна стать ва… - перед тем как я успеваю произнести последнее слово, рука Эдварда снова ложится на мои губы.

- Белла, перестань, - тяжело вздыхает он. – Я тут стараюсь изо всех сил, а ты все только усложняешь.

Думаю, мне было бы смешно, если бы я не была так сосредоточена на ощущениях от его руки, обнимающей меня за плечи.

- Почему произношение… - я замолкаю в нерешительности, когда Эдвард бросает на меня хмурый взгляд. – Почем произношение этого слова вслух так проблематично? Есть какая-то возможность, что кто-то помимо нас двоих может узнать об этом?

- Со временем, да, - говорит он мрачно, снова садясь за рояль. Он начинает играть странную, навязчивую мелодию, которую я не узнаю. – У тех, кто следит за соблюдением этих правил, существуют свои методы для сбора информации. И боюсь, если доктор Джордж добьется своего, в следующем году в Италии ты будешь с ними практически ближайшими соседями.

- В Вольтерре? – изумленно ахаю я. – Откуда ты об этом знаешь?

- Я слышал, как доктор Джордж думал об этом, - говорит он, пристально всматриваясь в мое лицо.

Щелк. Опять-таки, это многое объясняет. За исключением…

- Но ты сказал, что не можешь прочитать мои мысли! – обвиняющее подчеркиваю я.

- Я не лгал. Не могу, - быстро уверяет меня он. – Ты – единственный человек из всех, с которыми я когда-либо встречался, чей разум абсолютно безмолвен для меня.

- Так ты это имел в виду, когда говорил, что я закрыта для тебя? – спрашиваю я, благодарная за какой бы то ни было дефект в моем мозгу, дающий мне эту благословенную конфиденциальность.

Всякий раз, заглядываясь на изящные пальцы Эдварда, порхающие по клавиатуре, и представляя себе в красочных подробностях, я думаю, как бы это было, если бы он играл с моим телом похожим образом, и моментально покрываюсь румянцем. Не могу понять, каково это быть таким красивым, как Эдвард, и быть вынужденным иметь дело с эротическими фантазиями чуть ли не всех, кто находит его привлекательным. Не могу даже представить, каково это слышать личные мысли каждого. Я бы не хотела даже на секунду оказаться в голове Взрывной суки.

- Могу только догадываться, насколько это отвратительно, - с неохотой соглашаюсь я. – Мне кажется, тебе бы не помешало сделать перерыв.

- Да. Быть рядом с тобой, все это невероятно сложно для меня, - говорит Эдвард, и уголок его рта едва заметно изгибается в улыбке. - Но что касается этой части, признаю, своего рода приятно быть в компании без навязчивой болтовни. Что меня удивляет, так это то, как часто мне хочется прочитать твои мысли.

- Что ж, я рада, что ты не можешь, - признаюсь я. – Но что ты подразумеваешь под «это невероятно сложно»?

- Нам действительно надо было разделить все на два разговора. Первый был бы безо всяких для тебя последствий, после которого ты сделала бы выбор. И второй – на тему, которую мы затронули раньше и которой я надеялся избежать.

- И какой ты хочешь, чтобы я выбрала? – спрашиваю я.

- Честно? Оба, - сознается Эдвард. – Но у меня нет права даже рассматривать такую возможность. Безусловно, не раньше, чем ты узнаешь кое-что обо мне. И я не стану винить тебя, если ты никогда не захочешь видеть меня после сегодняшнего вечера.

- Буду ли я в безопасности в Вольтерре, если все-таки не захочу узнавать всю историю? – спрашиваю я самую интересующую меня суть вопроса. – О, кстати, а доктор Джордж в курсе? Он один из вас?

- «Может быть» на первый вопрос и определенно «нет» на оба вопроса в отношении доктора Джорджа, - говорит он. - Как бы я не хотел посоветовать тебе держаться подальше от того места, возможность, о которой он уведомил тебя, совершенно законна. Он прошел через такую же программу, ни о чем-либо не догадываясь. Правда, есть у меня такое чувство, что твои подозрения останутся неподтвержденными, если лично я смогу избежать с ними контакта. Хотя, в любом случае, ты можешь быть в опасности. При таких обстоятельствах у меня не будет возможности помочь тебе.

- А ты смог бы поехать со мной? – спрашиваю я, хмурясь. – Понимаешь, в целом сама эта идея похожа на прекрасную мечту, слишком хороша, чтобы быть правдой. Мне кажется, только потому, что она не виделась мне чем-то реальным, я и не рассматривала ее всерьез. Доктор Джордж постоянно утверждает, что получить такой шанс подобно выигрышу в оперной лотерее.

- Он прав, Белла, – говорит он мягко. – Для тебя это был бы самый прямой путь к славе и богатству. Но я не смог бы находиться рядом с тобой.

Я заглядываю в его глаза и вижу, что он говорит мне правду. Мысль о целом годе без Эдварда слишком болезненна даже для того, чтобы рассматривать ее. До настоящего момента я просто заполняла бумаги, думая, что все это, в большей мере, мечта, чем реальный план действий.

- Мне не нравится, как это звучит, - говорю я тихо, опускаясь рядом с ним на скамейку за пианино.

- И мне, - сознается Эдвард, и его горящий взгляд снова задерживается на моих губах, прежде чем он отворачивается, чтобы наиграть какие-то случайные ноты. – Но если это то, о чем ты всегда мечтала, я не могу просить тебя бросить все ради меня.

- Вот теперь видно, что ты не умеешь читать мои мысли, - заявляю я, - я никогда не мечтала стать знаменитой. Мне это даже в голову не приходило! Пожалуй, лишь одному или двум певцам в одном поколении удавалось стать поистине знаменитыми.

Эдвард таращится так, словно у меня выросла еще одна голова.

- Что? – спрашиваю я, чувствуя себя неловко.

- Ты хоть понимаешь, что это делает тебя единственной среди всех тех певцов, которых я когда-либо встречал, не бредящей быть исключением из правил? – спрашивает он, заправляя несколько прядей мне за ухо. Его пальцы лишь на секунду остаются в моих волосах, а я уже дрожу.

- Не пойми меня неправильно, - говорю я. - Мне нравится петь перед людьми, но мне не надо быть известной, чтобы делать это.

- Ну, слава для тебя сейчас как раз вариант, - напоминает он мне. – Думаю, ты должна его рассмотреть.

- Но ты сказал, что этот выбор исключает наличие тебя в моей жизни, - отвечаю я.

Эдвард выглядит таким грустным, что мне хочется поддержать его, но сейчас не время.

- Даже если ты на самом деле хочешь этого, я не совсем уверен, будешь ли ты в безопасности в Италии. То безмолвие, что защищает тебя, может заставить их захотеть тебя для чего-то даже больше, чем просто твое пение.

- Они все читают мысли? – интересуюсь я. – Что, из меня мог бы получиться приятный тихий ужин?

- Нет, это не так, - говорит он с хмурым видом. – И нет, помимо меня есть только один, кто способен на что-то весьма похожее. Твоя закрытость - она может указывать на великий талант, который смог бы сделать тебя очень могущественной, стань ты одной из нас. А они коллекционируют такого рода таланты среди особей моего вида, причем еще более ревностно, чем творческие таланты среди людей.

Его глаза приобретают блеск, когда он произносит «стань ты одной из нас». Раньше мне было интересно, думал ли он о моем изменении. Теперь я знаю ответ. Если быть искренней, с тех пор как я начала обдумывать мысль о том, чтобы быть бессмертной, не будучи убийцей, я сама раз или два рассматривала такую возможность. В особенности, если это означало быть вместе с Эдвардом.

- Теперь я понимаю, почему ты вел себя столь противоречиво, - говорю я, наигрывая при этом несколько нот из «Лунной сонаты». – Но пока что ты не сказал мне ничего, что заставило бы меня возненавидеть тебя.

- Я знаю, - говорит он грустно и присоединяется ко мне, вплетая ноты между моими и дополняя мелодию. – Это отчасти связано с другим разговором.

Пока мы играем, он делает паузу на довольно долгое время, но я не наседаю на него. Я чувствую, что ему предстоит сказать что-то важное, на что очень трудно решиться.

- Но могу сказать вот что: я убивал людей, Белла.

Я чувствую, как холод проникает в мою кровь.

- Я думала… я думала, что ты убиваешь только оленей.

- Это сейчас я убиваю только оленей и других животных. Прошло много времени с тех пор, как я убил человека, правда, это мало что меняет.

- Это может кое-что изменить, - говорю я с волнением. - Как давно это произошло?

- Немногим более восьмидесяти лет назад, – говорит он.

Я пристально смотрю на него, пытаясь вместить восемьдесят лет в его прекрасное, безморщинистое лицо. Не получается. Не могу разглядеть в нем смертельной опасности, в отличие от того другого вампира из переулка, чье лицо буквально вопило об этом. Я делаю глубокий, успокаивающий вдох, чтобы задать свой следующий вопрос.

- Скольких людей ты убил? – спрашиваю я, закрыв глаза. Мне почти жаль, что он не может прочитать сейчас мои мысли. Пожалуйста, знай сколько. Я хочу, чтобы для тебя это тоже было важно.

- Сто тридцать семь, - сознается он прерывистым шепотом.

Воздух с шумом покидает мои легкие, а желудок сжимается от непроизвольного рвотного позыва – как хорошо, что я сегодня не успела поесть. Мне на ум приходят совершенно абсурдные мысли о всех тех фильмах и телевизионных шоу о вампирах, которые я когда-то смотрела. В них всегда присутствовал некий сексуальный вампир, соблазняющий охотно желающую этого даму. Я пока еще здесь, но вера в предлагаемые обстоятельства имеет свои пределы – я не могу совместить сексуальность и убийство.

- Ты знаешь их имена? Ты знал их? Или они просто… попались под руку?

- Попались под руку? – говорит он потрясенно. – Конечно же нет! Это как раз то слово, которое я бы не применял в этой ситуации. Я знал некоторые из их имен, но выбирал я их намеренно.

- С какой целью? – спрашиваю я, цепляясь за слово, как будто за единственный кусок коряги в бушующем море. Затем до меня кое-что доходит, и я открываю глаза, чтобы посмотреть на Эдварда. – Ты читал их мысли.

- Да. Я думал, что делаю что-то хорошее, - объясняет он. – Я отправлялся на поиски самых худших из мужчин. Тех, которые убивали в прошлом и были полны решимости убивать в дальнейшем, насильников в темных переулках, которые охотились за несчастными женщинами. Я останавливал их всех, находя мужчин, которые замышляли ужасные деяния, включающие всегда смерть жертвы, ну, по крайней мере, в своих намерениях. Я преследовал их до тех пор, пока не становилось понятно, что они на самом деле намерены сотворить задуманное. Я всегда давал им шанс остановиться, вплоть до последнего момента. Я знал, о чем они думают. На тот момент я верил… верил, что таким образом компенсирую свою сущность.

Я выдыхаю в облегчении. Холод и тошнота, хоть и не совсем, но понемногу начинают отступать.

- Чарли, мой отец, он тоже убивал. Не так много, но они были подобны тем людям, о которых ты говоришь, – добавляю я, думая о том времени, когда отец брал внеочередной отпуск. – Я могу понять, почему ты так расстроен, но это не делает тебя похожим на них.

- Нет? - смеется он с горечью. – А я в этом не так уверен. Возможно, твоему отцу и приходилось убивать людей ввиду служебного долга, но я абсолютно уверен, что после всего он оставлял их тела сравнительно нетронутыми. Я – нет. Я должен был прятать их тела всякий раз, когда заканчивал с ними. То, что я делал, было омерзительно. И… необратимо.

- И почему ты остановился? – спрашиваю я, вспоминая о квилетской легенде.

- Карлайл, – шепчет он.

- Все потому, что ты встретил Карлайла? – Я беру Эдварда за руку и касаюсь герба Калленов на его запонке.

Как же я рада, что он не может залезть мне в голову, - думаю я, понимая, что дело не только в моей внутренней реакции на его слова, которая могла бы причинить ему боль, но и в его сексуальности, которая определенно возвращается назад, после того как я поняла, что совершенные им убийства скорее напоминают деяния с целью самозащиты.

- Нет, это наихудшая часть, - признается он. – Я уже тогда знал Карлайла, многие годы жил согласно его правилам. Но мне казалось, что все будет по-другому, если я буду спасать хороших людей и избавляться от плохих. Я играл в Бога.

- В общем-то, в этом есть смысл, - говорю я, пытаясь поставить себя на его необычное место. – Я понимаю, почему это могло быть столь заманчиво. Разве не помогает думать о людях, которых ты спас?

- Конечно, - говорит он, уставившись на мою руку на его запястье, словно на диковинный образец природы. - Это не исправит моих решений о том, кому жить и кому умереть, но знание того, что кто-то остался жив благодаря моим грехам, очень помогает.

- И их дети, и дети их детей, - неуверенно улыбаюсь я.

Omnes generations. Все поколения. Я думаю про себя о всех тех людях, которые будут обязаны своим существованием Эдварду и которые никогда не узнают, что он существует.

- Я стараюсь не думать об этом, но да. И это тоже. - Эдвард поднимает глаза, встречаясь со мной взглядом, и я понимаю, что наши мысли текут в одном направлении.

- Так почему же ты остановился? – спрашиваю я, переплетая наши пальцы вместе, и легонько сжимаю их.

- Если у убийцы… моей жертвы, была семья, я обычно давал им деньги, - тихо произносит он, смотря в удивлении на наши сомкнутые руки. – Последний мужчина, ну, его семья… они понятия не имели, что он сделал. Они были теми, о ком он думал, когда умирал. Они любили его. И я нашел их. Я мог слышать их горе, их волнение. Они так и не нашли тело, потому что я сделал все, чтобы этого не случилось. Это заставило меня понять, что в моих действиях мало праведности, и заставило посмотреть в лицо низменной части своих преступлений.

- А сейчас, если ты слышишь, как кто-то замышляет убийство, ты просто проходишь мимо? – спрашиваю я с любопытством. – Или я особый случай?

- Ты очень особый случай, - говорит он, бросая на меня обжигающий взгляд, от которого у меня начинается легкое головокружение. – Но нет, конечно же, нет. Это случается не очень часто, но когда я случайно сталкиваюсь с чем-то подобным, я вмешиваюсь. И потом, я же не убиваю ублюдков, даже если это и кажется очень искушающим.

В это раз я смеюсь по-настоящему, и Эдвард улыбается в ответ, пусть только уголком рта и с чуточкой вины, оставшейся в его глазах.

- Что еще? - спрашиваю я, подталкивая Эдварда. – Ты что-то утаиваешь.

Так или иначе, ничего хуже убийства ста тридцати семи человек быть не может. Его улыбка меркнет, а глаза выглядят действительно виноватыми.

- После этого ты захочешь забрать свою руку, - говорит он с сожалением, очень нежно сжимая мою ладонь и отпуская ее. Эдвард снова начинает играть на фортепиано, но после одного аккорда останавливается.

Затем поднимается и начинает мерить шагами комнату, нервно пробегая руками по своим волосам.

- Эдвард, ладно тебе. Просто скажи мне, - предлагаю я, начиная беспокоиться. – Ты сейчас пугаешь меня до чертиков.

- Хорошо, - говорит он. – Когда мы упоминали о том, что ты являешься особым случаем, я должен был рассказать тебе то, что, в общем-то, началось именно в ту ночь.

- Он был одним из вас, правильно? Парень из переулка? – спрашиваю я, чувствуя, как мое сердце начинает колотиться в панике. Я встаю и опираюсь на пианино, не желая сидеть словно ребенок, пока Эдвард возвышается надо мной.

Он не отвечает, но ему и не нужно. Его лицо смягчается, и Эдвард подходит ко мне. То, как он нежно гладит мои волосы и целует лоб - в этом есть что-то знакомое. Меня мучает непонятное чувство дежа-вю, но я никак не могу отнести его к чему-то определенному. Затем я вспоминаю.

- Ты остался со мной, - говорю я тихим голосом. – Чтобы разбудить меня после сотрясения. Ты охранял меня.

- Да, вот что я имел в виду, - говорит он, отступая на полшага назад. – Сначала это было сотрясение… и он. Я был абсолютно уверен, что он намерен найти тебя. И я волновался насчет твоей головы. Но затем это… вошло в привычку.

- Что вошло в привычку? – уточняю я непринужденным тоном, идущим вразрез с серьезными подозрениями, зарождающимися в моей голове.

- Я как бы взял на себя обязанность защищать тебя почти все время, – бормочет он с бегающими глазами.

- И что, ты охранял меня спящую каждую ночь? – шучу я. Он вовсе не смеется, даже не смотрит мне в глаза, и меня внезапно осеняет. Мое лицо начинает неистово пылать. – Эдвард! Ты следил за мной во сне? Что за черт?

Ему хватило ума сделать виноватое лицо.

– Если это поможет, то я знаю, что это гадко и неправильно, и чувствую себя очень и очень плохо.

- Ты должен чувствовать себя ужасно, – говорю я, толкая его в грудь, расстроившись по-настоящему. – Это на самом деле гадко. Как часто? Ты стоял около моей кровати и просто смотрел на меня как какой-то сталкер-извращенец?

- Согласен, я заслуживаю этого, - говорит он, поднимая руки вверх.

- О Боже! Ты подглядывал за мной, когда я переодевалась и принимала душ?

- Нет! Боже, нет! – восклицает он с таким шокированным видом, что я на самом деле верю ему. – Нет, все было не так, я клянусь! То есть, ты очаровательна и я люблю смотреть на тебя, но все не так как ты думаешь.

- Ну… если все так, как ты говоришь, - бормочу я, акцентируя внимание на той части его предложения, в которой присутствует «ты очаровательна и я люблю смотреть на тебя». Ему очень повезло, что он красив.

- В своё оправдание скажу, что я пытался защитить тебя, - настоятельно продолжает Эдвард. – В том, что тебя снятся кошмары, моей вины нет. В первый раз, когда ты позвала меня, я думал, что ты проснулась, и даже вздохнул с облегчением, что все открылось, и нет нужды что-то скрывать от тебя. Я понятие не имел, что ты все еще спишь, до тех пор, пока твои разговоры во сне не стали слишком беспорядочными.

Я смотрю на него прищуренными глазами и чувствую, как меня раздирает двоякое чувство. С одной стороны, он жуткий, преследующий меня вампир; с другой – он спас меня от того другого, злобного вампира, и полагаю, в моих снах это происходило еще немалое количество раз. Помню лишь пару моментов, когда кошмар длился достаточно долго для того, чтобы подорвать меня с постели: кричащую, напуганную и одинокую. Я с содроганием вспоминаю о тех ночах. Неудивительно, что все эти месяцы я была столь увлечена Эдвардом и находила его безумно привлекательным.

- Я на самом деле ценю твою заботу, - соглашаюсь я. – Но больше никаких наблюдений за мной, разве что я буду знать об этом.

- Ты простила меня? – Его глаза загораются радостным возбуждением. – Серьезно?

- Я такого не говорила, - предупреждаю я. – Но у меня еще есть парочка вопросов. Думаю, сейчас меня по большей части одолевает любопытство, чем гнев. Но я прощу тебя, если ты впредь больше не будешь мне лгать и всегда ставить меня в известность о своих предстоящих визитах. А еще ты можешь продолжать отвечать на мои вопросы. Мне это нравится, - добавляю я для пущей убедительности.

- Что еще ты хочешь знать? – спрашивает он, его глаза искрятся светлой радостью, которую я раньше в них никогда не видела.

Мое дыхание перехватывает. Есть она вещь, о которой я очень хочу узнать, и которая не имеет ничего общего с вампирами и их дурацкими правилами.

- Почему ты никогда не целуешь меня по-настоящему? – смущенно спрашиваю я, поглядывая на него из-под опущенных ресниц. – Разве ты не хочешь?

- Никогда не думай, что я не хочу, Белла, - говорит он и делает шаг вперед, проводя ласково рукой по моему лицу, и опять прожигает меня ярким взором тигра. Когда он так делает, меня охватывает дрожь, но понять ее природу – от нервного напряжения или от возбуждения – я не в состоянии.

- Тогда почему ты не целуешь? Это связано с тем, кем ты являешься? – спрашиваю я, пытаясь собрать мысли воедино, но пока мои усилия остаются безуспешными.

- Немного, - соглашается он, приподнимая нежно мое лицо за подбородок. О, неплохая идея. Я непроизвольно облизываю губы, и его глаза слегка расширяются. – Но все-таки это больше из-за того, что я сделал. Я решил, что ты заслуживаешь сначала обо всем узнать. Я не смог бы допустить даже мысли о том, что ты будешь сожалеть о поступке, который, возможно, станет самым прекрасным моментом за все мое существование.

- О, - говорю я невпопад, не в силах придумать какие-либо дальнейшие возражения против этого откровения.

Не могу не заметить, как мучительно медленно уменьшается расстояние между нашими лицами. И как раз тогда, когда мое терпение уже на исходе, и я чуть не бросаюсь на него сама, он вдруг закрывает глаза, и я уже чувствую, а не созерцаю его губы. Мои собственные глаза широко открыты, будто бы я пытаюсь увидеть это чудесное событие вместо того, чтобы просто насладиться им. Его губы, сперва прохладные и жесткие, соприкасаясь с моими, вскоре становятся немного теплее и мягче. Сладкий медленный ритм нашего поцелуя заставляет почувствовать себя так, словно мы находимся на качающейся лодке. Я подтягиваюсь вверх, скользя руками по затылку Эдварда, и запускаю пальцы в его густые волосы, пытаясь притянуть поближе к себе.

Довольно скоро, почувствовав, как мои плечи коснулись полированного дерева, я понимаю, что, перегнувшись в пояснице, нависаю просто над роялем. Я слышу низкий рокот, исходящий из груди Эдварда, когда, не удержавшись, провожу языком по его губам. Внезапно он одним ослепительно быстрым движением поднимает голову, бросает на меня взгляд, и его руки тут же решительно и жестко обхватывают мои запястья. Эдвард хищно улыбается, при этом отстраняясь от меня и облизывая свои губы. Он отпускает меня, отходя еще больше назад, а я облокачиваюсь с глухим стуком об инструмент.

Находясь в полубессознательном состоянии и едва контролируя свои мысли, не говоря уже обо всем остальном, я все-таки замечаю беспокойное состояние Эдварда. Со своими красновато-коричневыми волосами, торчащими во все стороны, он похож на льва в зоопарке, расхаживающего в нетерпении в предобеденное время. Невольно возникает вопрос, как сильно отличаюсь я от своих сравнений, и мне приходится закусить губу, чтобы подавить рвущийся наружу нервный смешок. Эдвард, должно быть, услышал его, потому что бросает на меня немного резковатый взгляд. Я улыбаюсь, чтобы показать, как сильно доверяю ему, и его лицо расслабляется в ослепительной улыбке.

- Я должен отвести тебя домой, - говорит он, его голос более глубокий, чем обычно.

Я делаю несколько вдохов, чтобы успокоиться.

- Ладно, но если ты собираешься остаться, тогда тебе придется лечь рядом со мной, а не шпионить, как жуткий, преследующий вам… - дразнюсь я, пока он не прижимает руку к моему рту.

- Не искушай меня, - смеется он, обвивая другую руку вокруг моей талии. – Особенно теперь, когда я обнаружил удивительный способ заставить тебя не произносить это слово.

Он убирает руку с моего рта, бросая на меня игривый предупреждающий взгляд, и отходит, чтобы подать мне пальто. Я терпеливо дожидаюсь его, чтобы продолжить разговор.

- Какое слово, Эдвард? - спрашиваю я, открывая широко глаза в притворной невинности. – Ох, ты, должно быть, имеешь в виду слово «ва…

Мы оба смеемся, и его рот опять накрывает мой. После еще одного долгого восхитительного момента слияния наших губ мы неохотно отрываемся друг от друга.

- Видишь, что я натворил? – спрашивает он, возводя взор к потолку и театрально закатывая глаза. – Я создал монстра.

---

Спасибо огромное LoraGrey за прекрасную редакцию текста.

Ну что ж, Эдвард наконец-то выложил все карты на стол и избавил Беллу от сомнений в ее здравомыслии, теперь пора переходить к более тесному общению.
Жду всех на форуме