Глава 11. Во власти противоречий

- Эдвард…
Его рука замерла на широкой медной рукоятке массивной дубовой двери, отделяющей замок от окружающего мира. Кончики пальцев легко заскользили по резному узору, и ладонь неохотно соскользнула, замирая в миллиметре от цели.
Эдварду было неловко, что его вот так вот поймали. Понимал, что возможно виноват, должен был предупредить, что уходит. Что, по крайней мере, это не вежливо, но Эдвард не привык отчитываться за свои действия. Разве что перед отцом или матерью, родными.
Вот только Аро, увы, все еще не вязался с родственником. Разумом понимал, что это так, но сердце пока молчало, хоть и испытывало симпатию.
- Ты куда-то уходишь, внук?
Последнее слово достигло его совести быстрее, чем собственное сожаление.
Эдвард поспешно развернулся и встретился со спокойным взглядом деда. Ни упрека, ни раздражения, ни тени недовольства. Это приятно поразило, отец бы уже прочитал ему целую нотацию. От этого совесть еще сильнее заставила виновато переминаться с ноги на ногу. Он попытался объяснить так, чтобы не обидеть.
- Мои отряды бездействуют, я хочу наведаться в Бухарест…
Аро понимающе кивнул. Мягкая улыбка заиграла на его добром спокойном лице.
- Я хотел предложить тебе присоединится к Деметрию, но полагаю, так как ты решил, будет лучше для тебя.
- Да…
У Эдварда были причины, по которым он стремился покинуть замок.
Тяжело было находиться в его пределах, стены давили, обнаруженная информация не давала спокойно дышать.
Да и с Аро было не все просто, и дело даже было не в том, что тот его дед.
Прежде всего, он вожак мятежников, и у Эдварда было характерное представление о нем, почерпнутое из рапортов, докладов. Его всегда представляли жестоким монстром, злым тираном, расчетливым убийцей. Таким, какими были все эти заблудшие, погрязшие в крови мятежники.
В своих рейдах против непокорных они всегда сталкивались с агрессией. Мятежники не спешили расставаться со своим стилем жизни, с оружием в руках отстаивая свои права.
Эдвард всегда сравнивал их со стадом безумцев.
Увиденное же здесь, в Румынии, в очередной раз заставило его убеждения пошатнуться.
Аро не казался ему безумным, злым, жестоким. Даже наоборот. Более выдержанного, уравновешенного, вежливого вампира он редко встречал даже среди себе подобных. И если бы не выдающий стиль жизни цвет глаз… Эдвард бы никогда не подумал, что перед ним стоит хладнокровный убийца людей.
Это сравнение заставило его задуматься. Законы его мира клеймили всех находящихся на другой стороне, приговаривали к тюремному заключению и мгновенной смерти тех, кто все же не решался принимать его уставы.
Если бы Аро не был его дедом… Если бы он его не знал и просто повстречал в одном из своих рейдов, он бы тогда, выполняя свою работу, заковал его в кандалы и отправил за решетку. А вот заслуживал ли Аро такой участи?
Впервые за все свое существование Эдвард задумался над этим вопросом. Они всегда выполняли лишь предначертанное, не интересуясь личностями тех, кого поймали.
И впервые он задумался над тем, что возможно они не имели права вот так вот, под страхом смерти навязывать другим вампирам свою веру, решать за других.
Белла попыталась навязать ему свою волю, и ему это не понравилось. Ему было легче отказаться от нее, чем взглянуть на мир сквозь призму ее убеждений. Но ведь когда он отказал, она ушла, не тронула его. Ведь могла, он знал, была бы ее воля, он бы гонялся сейчас по окрестностям за первой случайно попавшейся жертвой с целью вонзить в ее горло зубы.
И все же она отпустила.
Они, их закон, не предоставляли мятежникам такой свободы. Не оставляли им права выбора.
Аро молча следил за внуком, отчетливо видя, что его терзают неприятные мысли. Но не хотел его тревожить.
Нахмурившись, Эдвард запустил пальцы в волосы, нервно сжимая непослушные пряди. Ему было неловко, он не знал, что еще может сказать. Собственные мысли разрывали противоречиями. Эдвард запутался, ему нужно было подумать, многое взвесить и переосмыслить, подумать о ней, возможно, вывести для себя другие, отличные каноны. И он хотел сделать это в одиночестве.
- Я пойду…
Отворачиваясь от Аро, Эдвард быстро ухватился за медную рукоятку, резким рывком притягивая на себя дверь. Делая первый шаг за пределы замка.
Тихий голос Аро все же остановил его на полпути.
- Эдвард, прости что задерживаю, но я хотел… - Аро на секунду замолчал, ожидая возобновления зрительного контакта.
Его лицо было таким, Эдвард даже не мог подобрать правильно выражение, неоднозначным, что ли. Аро нервничал, волновался, словно боялся чего-то.
- Я так обрадовался, когда нашел тебя, понимаешь, это ведь чудо, что ты вот так вот...
Ты просто не обижайся, я знаю, тебе сложно быть среди мне подобных, но уважь старика.
Эдвард не понимал, что взволнованный Аро пытается ему сказать. Но из вежливости не торопил, не перебивал, давая тому возможность высказаться.
- Я хочу познакомить тебя с твоими родными, Эдвард, с тетками, сестрами, другими дедушками. Они все хотят с тобой познакомиться. Ты внук короля, Эдвард, и в твою честь я хочу сделать прием.
- Прием? – Эдвард с трудом сдержал себя, чтобы не ляпнуть чего-то, неприятного деду. Он поразил его этой просьбой. Прием. Родственники. Эдвард не знал, как к этому отнестись.
Его мир и так трещал по швам, убеждения рассыпались, словно карточный домик.
И так знал, что впредь не сможет спокойно выполнять свою работу, как раньше. С другой стороны, более тесное общение с этим другим миром могло помочь ему найти золотую середину. Посмотреть на происходящее более широким взглядом.
И еще Аро. Он с такой надеждой смотрел на него, с такой гордостью произносил его имя, словно для него крайне важно было представить Эдварда родным, что он решил доставить ему эту радость.
Все сомнения Эдварда, личные противоречия можно отодвинуть на потом.
- Хорошо! – Эдвард кивнул, отмечая напоследок счастливую улыбку, расцветшую на лице Аро.

Удобно устроившись, поджав ноги под себя на турецкий манер, Белла расположилась на своей широкой кровати. Разложила перед собой толстую, обветшавшую от времени папку, и словно нехотя, медленно, размеренно стала перебирать каждый лист, фотографию, газетную вырезку.
Подолгу задерживая каждые из них в пальцах, внимательно разглядывая, словно могла получить от этих материалов, старых и не очень, ответы на терзающие вопросы.
А вопросов было много. К самой себе в первую очередь. Они жалили ее сознание, словно жадные голодные пчелы, заставляя задуматься.
Белла не понимала своих поступков.
Еще какое-то ничтожно малое время назад в ее голове все было разложено по полочкам, слаженно, решено. Она четко представляла каждый свой шаг, знала, как поступит.
Сейчас же…
Все пошло не так с самого начала. Она допустила ошибку, отпустив одних, поставила не на ту, ошиблась в нем.
И его ведь выбрала не случайно, о том, чтобы мальчишка испытывал к ней тягу вожделения, позаботилась еще давно. Как только тот родился. Знала, что мальчонка когда-то сослужит ей верную службу.
Наблюдала за ним все эти годы. Через газетные вырезки следила за его возмужанием, его выходами в свет. Видела рядом с ним красивых, правильных женщин, но они как-то не задерживались. Она знала, почему. Как и знала, почему рядом с ним все чаще красовалась Адель.
Ей было это на руку. Мальчонка вырос симпатичным, и только слепая могла не заметить его красоты. Адель не была слепой, и Белла поставила на то, что между ними может что-то быть. В Адель текла ее кровь, а значит, Эдварда должно было тянуть к девушке, пусть и не так сильно, как к ней. Но и этого было достаточно. Он станет ее добиваться. Разве может долго одинокая женщина сопротивляться такому, как он? Нет.
Похищая Адель, она на это и рассчитывала. Только вот просчиталась. И не могла понять, почему ошиблась, ведь выглядело все довольно реально и убедительно.
Белла слегка скосила голову, разглядывая очередной снимок. Вот он стоит в черном, идеально сидящем на нем смокинге, выглаженная белоснежная рубашка гармонично подчеркивает аристократичную бледность кожи, бабочка придает важности и элегантности. Рядом с ним, улыбаясь ему нежно, с любовью смотря в глаза, стоит она. Он обнимает ее за талию, так трепетно, нежно. Чуть склонив к ней лицо, словно пытаясь поцеловать.
Так правдиво, так реально.
И от этой реальности стало неуютно. Ее буквально затрясло от раздражения, так бесило ее то, что она видела.
Белла со злостью скомкала ненавистное изображение и в сердцах запустила комок в стену. Бумага гулко стукнулась об камень и упала на пол.
Но почему-то не полегчало. Перед глазами стояла все та же картинка: Эдвард и Адель, улыбающиеся друг другу.
Белла не понимала, что ее так задело в этой фотографии. Ведь видела ее и раньше, бесчисленное количество раз. Так что же изменилось?
И как-то само собой всплыли слова Владимира про чувства.
Ей не понравилось это воспоминание, она буквально оцепенела на кровати и тут же с треском захлопнула злосчастную папку.
Чувства!
Белла скривилась от нелепости предположения создателя. Это же надо было такое придумать!? И посмел же он предположить, что парнишка ей приглянулся!? Бред!
И то, что так реагировала, легко объяснялось.
Гаденыш просто посмел ей отказать, а это задело ее посильнее, чем хотела показать.
Белла не любила, когда ей отказывают, она не просто не любила, она не воспринимала отказов. Она на сто процентов была уверенна, что влечение к ней пересилит все остальное.
Что ж, походу жестоко ошиблась. И сама диву давалась, где тот силы взял противостоять соблазну. Знала, что это сложно, практически невозможно. И в глубине души даже шевельнулось что-то странное, похожее на уважение. Но Белла быстро отмахнулась от столь неприглядного чувства. Ей было проще вариться в собственной желчи и злобности, и с маниакальным упорством искать способ, как добраться до его душонки.
Так, чтобы сделал все добровольно. Не по наитию, не подчиняясь.
Почему-то снова вспомнилось, как тот трогательно обнимает Адель. Улыбается ей.
Белле никто никогда так не улыбался.
И правдивые слова Владимира, что всех своих мужчин Белла силой удерживала рядом, вдруг обрели форму. Раньше она как-то не задумывалась, отмахивалась. Да и не нужна ей была чья-то добрая воля. Тот же Карлайл, тот же Джеймс.
Она получала то, что хотела, не задумываясь, какую цену платят другие за ее прихоти. И если Карлайл нашел способ разорвать их странную связь, то Джеймс пока еще находился в ее зависимости.
И на него приходилось тратить безумное количество сил. Он и Виктория были венчаны по вампирским законам, связаны кровью. И стоит ей хоть на секунду ослабить свое давление, он забудет о ней как о страшном сне.
Ни один из них не хотел добровольно оставаться с ней …
Особенно Карлайл. Белла мысленно возвращалась в темные времена средневековья. Туда, где она была еще человеком, юной девушкой, мечтающей о вполне определенных вещах.

На улице серело, уставшие после тяжелой выматывающей работы односельчане уныло разбредались по своим обветшавшим хижинам. Никто из них не смотрел по сторонам, для праздного любопытства не было ни сил, ни времени. Дома всегда ждали хлопоты: пустые, без продуктов полки, голодные истощенные дети, больная старуха мать. Людям некогда было оглядываться по сторонам, сплетничать.
Но все же Белла была осторожна. Практически не дыша, на цыпочках, она украдкой пробиралась к сеновалу. Словно вор оглядывалась, ни заметил ли кто, ни пошел ли следом проныра священник.
И облегченно улыбалась, не замечая слежки.
Белла все продумала, все для себя решила. И даже не страшило, что если кто узнает, посчитают падшей.
Не узнают, твердила она себе и всячески убеждала Карлайла решиться на столь отчаянный шаг. Он не хотел. Она прибегала ко всевозможным уловкам: невзначай забредала к нему в комнату практически в неглиже, просила помочь зашнуровать платье, бесстыже задирала длинную юбку, выставляя на показ стройные ноги и безумно злилась, что тот не реагирует. Быть рядом с ней она то его заставила, а вот захотеть ее как женщину…
Но Белла не сдавалась. Днями напролет мысленно твердила одно и тоже, пока, к ее величайшей радости, он не уступил.
Карлайл ждал ее в условленном месте. Белла хоть и кралась осторожно, и с виду выглядела абсолютно спокойной, внутри вся горела и буквально трепетала в предвкушении.
И когда достигла условленного места, замерла на секунду. Попыталась унять стучащее словно безумное сердце, подымающийся из глубины души страх перед неизвестностью.
Но быстро успокоилась. Это же ее любимый Карлайл, и сегодня она получит то, чего так долго хотела.
Белла улыбнулась, и дрожащей рукой приоткрыла створку.
Запах свежеубранной травы приятно ударил по обонянию. В помещении было темно, но глаза быстро освоились. Разбросанная невпопад для сушки трава сплошным полотном застилала длинный пол сеновала. Чуть поодаль, практически у самой стены аккуратной скирдой была сложена прошлогодняя солома.
К ней Белла и отправилась. Осторожно ступая на траву, погружаясь в нее босыми ступнями. Не замечала, что попадающиеся среды травы колючки неприятно ранят нежную кожу, это было не важно.
Ее сердце уже жило отдельной жизнью от тела и не замечало никаких физических преград.
Белла увидела его, полулежащего на скошенной траве. Он оперся спиной об стог, согнув одну ногу в колене, и небрежно пробовал на вкус соломинку.
Белла невольно залюбовалась этим зрелищем. Облизала губы и нервно сглотнула.
Застыла на месте, не зная, что делать дальше. А Карлайл не спешил, не помогал ей, лениво осматривая неуверенно застывшую на месте девушку.
А у нее от бушующих внутри эмоций кружилась голова, подкашивались коленки и дрожали руки. Она не знала, что делать, не имя опыта, не зная с чего начинать, была абсолютно беспомощна.
И не помогала матушка природа, не включалась женское чутье. От бессилия Белла чуть не завыла. Она так хотела этого, добивалась, а в итоге не знает, что делать.
И он медлил.
Белла беспомощно посмотрела на него, он все же протянул ей руку, приглашая сесть рядом.
Она покорно опустилась, сгибая ноги в коленях. И не смущало, что находится в таком положении, что преклоняет колени. Все ее мысли враз испарились, стоило увидеть рядом, так близко столь желанного мужчину. Она потянулась к нему, осторожно убирая губами соломинку, открывая себе дорогу к источнику наслаждения.
И совсем не ожидала, что тот увернется, подставляя ей всего лишь щеку. Но не успела придать значения. Мужские руки задрали юбку, жадно исследуя жаждущее ласк тело.
И не было в этих движениях долгожданной нежности, пальцы грубо сминали нежную кожу, не задерживаясь где-либо достаточно долго.
Белла и это восприняла как должное, ведь не знала, как надлежало быть. Тело подсознательно выгибалось, требуя большего, откликаясь даже на минимальные прикосновения.
И когда Карлайл одним рывком перевернул ее, вжимая в стог, не заботясь даже о том, чтобы толком освободить от одежды, она тихо всхлипнула, почувствовав первую в своей жизни женскую боль.
То, к чему она так долго шла и стремилась, закончилось очень быстро. Она не знала, как это должно быть, но почему-то почувствовала пустоту и жгучее разочарование. Скатившийся с нее Карлайл пыхтел, словно истратил уйму сил, а ее дыхание не сбилось даже ни на йоту.
Она слегка скосила голову в его сторону, и не могла понять, как то, о чем шепчутся замужние женщины, могло оказаться таким нелепым и странным. Они говорили, что женщина в эти моменты взлетает в небеса на волнах блаженства, парит в облаках.
Что нет ничего прекраснее, чем то, что происходит между мужчиной и женщиной в спальне.
Белла им поверила, любопытство и любовь к Карлайлу толкнули ее на преступление против устоев общества. Она стала падшей. И что получила взамен?
Белла лежала, бессмысленно вглядываясь в потолок, в виднеющиеся сквозь щели проявляющиеся на небе звезды. Сердце неприятно ныло, внизу живота закрутился тугой узел боли и неудовлетворения.
Успокаивала себя лишь тем, что возможно все так, потому что это в первый раз, что потом будет все по-другому, лучше.
И она не знала, сколько бы еще так пролежала, если бы не раздавшиеся за пределами сеновала крики.
Страх быть пойманной превысил душевные терзания.
Белла быстро вскочила, испугано поправляя сбившиеся юбки. Карлайл поспешно заправлялся, приглаживая пальцами взлохмаченные волосы.
Белла выбежала из сеновала первая и застыла в ужасе.
Ее сестра Адель дралась с соседской девчонкой. Они ругались, кричали друг на друга. Кати, толстенькая, краснощекая девица, ровесница Беллы, рвалась к сеновалу. Адель, хрупкая и худенькая, как могла, пыталась ей помешать.
Белла попробовала разнять их, но увы, ее сил явно не хватало. А Кати попутно умудрилась и ее стукнуть и ощутимо дернуть за волосы. Собственная боль заставила ее забыть об осторожности. Белла разозлилась, сильно разозлилась. И начала кричать, приказывать Кати. Та повиновалась, выполняя все то, что Белла говорила.
Опомнилась Белла лишь тогда, когда услышала испуганный крик Адель, и громкое: «О, Боже! Что я наделал», Карлайла.
Белла не сразу поняла, что используя силу на Кати, она освободила от своего влияния Карлайла.
Тот с ужасом смотрел на нее, так, словно видел в первый раз в жизни. Она было бросилась в его сторону, но он, резко перекрестившись, отступил на шаг, спотыкаясь, чуть не падая и хрипя:
- Не подходи… Ведьма… Не подходи…
- Ведьма! – вторила ему Адель, с ужасом смотря на то, что только что сделала ее родная сестра.

Белла вздрогнула, возвращаясь в реальность. То, что последовало за этими событиями, вспоминать не хотелось. И так слишком глубоко забралась, вскрыла далекие и болезненные воспоминания.
Карлайл всегда отказывался от нее, сколько себя помнила. Не смотря на то, что он не дарил ей необходимого наслаждения от физической близости, она все же упрямо пыталась отстаивать свою любовь. Не смотря ни на что, она любила, боялась его потерять, настойчиво привязывая к себе.
Когда Адель начала блокировать ее силы, думала, тот уйдет, но он все же остался рядом с ней. Но не так, как она наивно решила. Она глупо верила, что он все-таки полюбил ее. Карлайлу же была нужна лишь ее сила. С ее помощью он собирался подчинить себе всех. Не жалея, истощал ее жизненную энергию, а она любила, верила и делала так, как тот просил. Карлайл хочет создать королевство, Белла поможет. Нужно кого-то заставить, она заставит.
Как только ее услуги оказались ненужными, ее выкинули, словно использованную вещь, заменяя другой, более подходящей по статусу для короля.
Белла всегда винила других в своих бедах.
Владимир намекал, что стоит пересмотреть свое отношение к жизни, хоть чуточку поменяться, не брать то, что тебе не принадлежит. И тогда и другие не будут так к ней относиться. Что если позволить другим выбирать, она сможет найти того, кто захочет быть только с ней. Не взирая на все сложности ее непростого характера, на изломанную душу. Что истинная любовь, забота, нежность смогут все исправить в ее жизни.
Белла зло глянула на валяющийся на полу снимок. И резко поднялась.
Не нужно ей это. Вся эта чушь про любовь, все это она уже проходила, и знает, что ничего, кроме боли, слабости и зависимости перед другим существом она не принесет.
А Белла не хотела быть больше слабой. Не хотела быть ранимой.
У нее было дело всей жизни. Ее месть. И если уж она решила исполнить ее с его помощью, то так она и сделает.
Осталось только придумать, как заставить его стать одним из них.
Вряд ли такой, как он, пойдет на все добровольно. И, как бы горько ни было признавать, простого влечения к ней вряд ли хватит, чтобы пробить его броню. Парнишка попался с характером. Да и слишком глубоко идеи Карлайла срослись с его убеждениями. Слишком верит он во весь тот бред о гуманности, даже не зная, что на самом деле за этим стоит.
Карлайл никогда не ценил людей, ни при жизни, ни тем более став вампиром. Он всегда умел манипулировать другими, исподтишка так, ненавязчиво. Его мать, отец, Адель, односельчане – они все, даже не замечая этого, поступали так, как он того хотел.
Карлайл бредил властью, он ее имел. И прежде всего над ней.
Белла любила его, так сильно насколько могло одинокое никому ненужное сердце. Она была готова выполнить его любую прихоть, жадно вникая в каждое кинутое ей слово.
Но ему этого было мало. Не нужна была ее слепая щенячья преданность, его воротило от влюбленного взгляда. Карлайл хотел подчинить себе весь мир, искренне веря, что его отточенные способности к манипулированию сослужат верную службу на пути к повышению.
Белла была юна, неопытна и смотрела на него сквозь призму глупой влюбленности. И не замечала, что, даже находясь рядом с ней, он был далеко.
Человеколюбие…
Белла скривилась и подняла с пола скомканную фотографию. Не разворачивая, подожгла, невидящим взглядом наблюдая за медленным тлением.
Как и тогда Карлайл, она была далека сейчас от происходящего, мысленно вороша прошлое.
Вспоминала, как тот приходил в себя, сразу после перерождения.
Все то время, что яд выжигал его вены, смешивался с алой кровью, вливаясь в структуры клеток, она молча наблюдала за его перевоплощением.
И даже скрип половиц, прогибающихся под тяжелой недовольной поступью Владимира, противно жаля слух, не мог отвлечь ее.
Белла строила планы. Какой будет теперь их жизнь, с церковью было покончено раз и навсегда, одной преградой стало меньше. Ее сестрица прозябала где-то в своей человеческой личине, и быстрее всего либо голод, либо болезнь заберет ее, и она больше никогда не встанет у нее на пути.
Белла решила не искать Адель, хоть и злилась на нее, за то, что по ее глупости испытала мучительную смерть.
Белла никому не рассказала о своих странных способностях, пыталась даже ограничивать свои мысли, чтобы невзначай не выдать себя. Только тайно, в душе твердила про Карлайла, что тот любит ее, должен с ней оставаться. А большего она и не хотела, боялась своих странных сил, считая своеобразным проклятьем.
И даже в душе боялась называть их теми, что считала: дьявольскими. По стране попутно с чумой шествовала инквизиция, она с такой же холодной жестокостью уничтожала тех, на кого указывал палец предубеждения.
Белла боялась этого.
Случай возле сеновала все изменил. Находящаяся в шоковом состоянии Адель сдала Беллу с потрохами.
Дальнейшие события для Беллы были как в тумане, воспоминания слились в одно сплошное пятно, помнила только, что испугалась, сильно, до слез, и сила ее куда-то разом пропала. Пришла в себя, когда брела, закованная в кандалы, по дороге, ведущей к костру. И не было рядом никого, кто мог ей помочь.
Карлайл, еще вчера обнимающий ее, лишь издали пришел посмотреть. Как и Адель.
Белла не простила сестру за предательство, но и убивать не хотела. Гниющая в смертельных зловониях и болезнях Европа и сама справится. Без ее помощи.
А у нее был Карлайл, превращающийся в такого же, как и она. Созданный для вечной жизни рядом с нею.
Она свято верила в это, и никак не ожидала, что тот не захочет. Снова, как и в человеческой жизни. Что отстранится от нее, станет убегать как от черта.
Белла остановила, снова переступила через женскую гордость и заставила.
И все вроде бы было прекрасно. На первый взгляд. Они остались жить на севере Шотландии, делали совместные вылазки в крупные города, Карлайл пытался смириться с тем, кем он стал, пока впервые не обратился.

Она хорошо помнила тот момент…
Белла и Карлайл забрели на небольшой хутор. Всего пара домиков. Всего человек шесть.
Они насытились вдоволь, наполняя кровью тела на ближайшую неделю.
Белла уже торопилась покинуть обезлюдевший хутор, как ее остановил хрип любимого.
Белла резко развернулась, вмиг оказалась возле него, с радостью отмечая первые появляющиеся чешуйки.
Ей рассказывали, что вампиры в истинном облике чувствуют иначе во время близости, что секс становится просто волшебным. Она уже предвкушала, что и у них наконец-то все изменится, но увы, ее ждало разочарование.
Он пришел в неописуемый ужас при виде своего нового облика, да и когда Белла вслед за ним показала ему, какой может быть она, он наотрез отказался к ней притрагиваться.
Она заставила, пытаясь отвоевать свои долгожданные ощущения, но и тут ее ждало разочарование. Для нее мало что изменилось, а он возненавидел ее за то, что она с ним сделала.
Но все равно у него не было выбора, до тех пор, пока Владимир не привел в их дом новообращенную Адель.
Появление сестры, как и осознание ее силы, стали тяжелым испытанием для Беллы. Она тогда здорово повздорила с Владимиром, и не принимала его оправдания, что она заигралась, что он вынужден был так поступить, чтобы хоть как-то сдерживать ее силу.
Счастью же Карлайла не было границ. Впервые за долгое время его никто не сдерживал, он мог четко и трезво мыслить и наконец-то избавиться от неприятного чешуйчатого образа.
И Белла боялась, что тот уйдет, бросит ее, ведь что их связывало? Только ее воля.
Либо поменяет на Адель, ведь ему всегда больше нравилась она. И теперь у него был выбор. Но он остался с нею. Белла не понимала, почему, но приняла. Так же как и его стремление больше никогда не обращаться.
Карлайл упорно искал способ, как не покидать оболочек человеческого тела. Они даже меньше питались, морили себя голодом.
Уже потом, в жизни без нее, он нашел способ. После того, как родился Эдвард. Сначала животные, потом лекарство.
Тысячи вампиров следовали идеям Карлайла о гуманности, не зная, что на самом деле за этим стоит ненависть к собственной настоящей сущности.

Белла потянулась за папкой с фотографиями, снова раскрывая ее. Задерживая взгляд на Эдварде. Нет, вряд ли он ради нее, той, кого знает считанные секунды, пойдет против правил отца и совести. Нужно что-то другое. Белла неправильно начала.
Она перевела взгляд на фотографию Адель. И задумалась на секунду.
План следующих действий замелькал перед глазами. Белла довольно хмыкнула. Пожалуй, да. Должно сработать.
И, похоже, ей придется снова навестить Адель.

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Спасибо Тане TTTT за помощь с главой, за идейную поддержку, редакцию.