ГЛАВА 2

АНГЛИЧАНИН НАПУСКАЕТ ДЫМУ, А РУССКИЕ РВУТ ЕГО НА БРИТАНСКИЙ ФЛАГ

Началось черт знает что: Эдвард кинулся ко мне и, схватив меня в охапку, оттащил в конец комнаты, прикрывая собой; Алиса, Полина и Алексей схватили Кирилла и попытались вытолкать из комнаты; Ира, закрыв нос рукой, смотрела на меня такими жалобными глазами, что сразу можно было понять - ей очень стыдно за сложившуюся ситуацию.

Больше всех отличился Макс: он вскочил на стул и завизжал, как девчонка, увидевшая мышь. Когда у него кончился воздух, он все-таки поинтересовался у нас, а что вообще случилось и по какому поводу он паникует. Честное слово, хотелось его убить. Неужели так трудно вести себя, как нормальный вменяемый человек?.. кхм, вампир.

Когда все успокоились, мне перевязали мою смертельную рану, и я забрала свои подарки. Эдвард подарил мне диск, на который он записал… что бы вы подумали? Марш Мендельсона, исполненный на барабанах! Я когда услышала этот «тонкий» намек на его намерения, чуть не свихнулась. Надо же иметь такую наглость, чтобы делать мне намеки на свадьбу!

Алексей и Ира тоже не обделили меня вниманием и вручили проездной билет, то бишь пенсионный (один из тех, что выдают душевнобольным). И даже фотография моя там имелась. К проездному прилагалась справка, в которой было сделано заключение, что я страдаю тотальным слабоумием и нуждаюсь в уходе и присмотре старших. Я хотела обидеться, но поняла, что невежливо так поступать с взрослыми вампирами (и небезопасно, к тому же) и, натянув улыбку, сказала им «спасибо». Да, Бероевы и вправду решили особо не тратиться на мои подарки. В следующий раз мне стоит предупредить их, что, если им захочется сделать мне подарок, стоит просто купить DVD-диск с какой-нибудь комедией или мелодрамой. А то сколько я буду мусора собирать: гудок, проездной и диск с маршем Мендельсона.

Ренат и Кира были милосерднее и сделали вывод, что издеваться им надо мной не стоит, и подарили мне фотоаппарат. Я визжала от счастья и лезла обниматься к своему папаше, но ему было некогда (он только-только вернулся с работы и смотрел «Ментов»).

После неудавшегося праздника Эдвард весь день был на редкость неразговорчивым. Несмотря на то, что утром он пребывал в прекрасном расположении духа, теперь ему постоянно что-то не нравилось, и он, усевшись на моей кровати, угрюмо ковырял пальчиком в стене. Надо ему сказать, чтобы осторожнее был: стена тонкая, еще продерет мне второе окно.

Я думала, что на следующий день Морозильник оттает, но он продолжал холодить и дуться на меня из-за чего-то. Если честно, я начала переживать. Обычно это он всегда обижается, когда я не в настроении и старается меня развеселить, а теперь все было наоборот. Я притащила кипу сборников анекдотов, которые Ренат хранил под подушкой (зато ему спать будет мягко; хранить под подушкой нужно другую литературу - библию!).

Но, ни анекдоты, ни «Comedy Club», ни танец маленьких утят в моем исполнении (хотя это, скорее, не смешно, а страшно) не развеселили Дохляка.

Так что, когда он в конце недели сказал, что нам надо поговорить, я не удивилась. Правда, мне стало любопытно, зачем он ведет меня для разговора в лес. Вдруг еще кабанов встречу.

Наше путешествие, правда, не было очень длинным. Эдик остановился сразу же, как мой дом пропал из виду, скрывшись за деревьями. Я села на поваленное дерево и, ковыряя палкой муравейник (знаю, это небезопасно для мягких мест на твоем теле, но вредительские привычки меня не покидают), задумалась. Бероев в это время толкнул речь. Речь в ответ толкнула Дохляка, и он чуть не упал на ровном месте, когда я после его тирады (понятия не имею, о чем он разглагольствовал) спросила:

- Прости, что ты сказал?

- Саша, - его голос стал серьезным, он поджал губу. Он такой забавный, когда так делает! – Ты что, меня не слушала?

- Прости, я отвлеклась, - невинно хлопая глазками, ответила я и тут поняла, что муравьи выползли на поверхность и перешли в атаку. Пора было сматываться с дерева, и я пересела на пенек подальше. – Так что ты говорил?

- Саша, мы расстаемся. Моя семья уезжает из Малой Дубны.

Я сначала подумала, что ослышалась:

- Что ты сказал?

- Мы расстаемся, - повторил Эдик. У меня затряслись губы. Он не может так со мной поступить!

- Ты не можешь… - начала я. – Ты ведь говорил, что…

Я чуть не зарыдала и готова была кинуться к нему, схватить за воротник и хорошенько встряхнуть. Эдик, кажется, догадался о моем желании, а потому произнес:

- Прости, но ты всего лишь человек.

Я зажмурилась, чтобы не видеть его.

- Всего лишь… человек? - медленно проговорила я. Мои кулаки сжались.

- Да. Всего лишь, - сухо повторил Дохляк.

Я подобрала с земли горстку камней и, бросив их в Эдика, завопила:

- Ах ты мерзкий вампиришка! Я тебе щас за всех гомо сапиенс отомщу! Я тебе…, - и я рассказала ему в подробностях, куда ему засуну его важные половые органы. По мере рассказа я лупила его ногами и руками, а он, уворачиваясь, пытался меня успокоить. В конце концов, мне под руку попалась еловая ветка, и я, лупя Дохляка как драного козла, жутко завопила и пообещала ему припомнить все, что он мне сделал и – тем более – что не сделал.

Осознав, что ему меня не утихомирить, Эдик вырвался из моих «горячих дружелюбных объятий» и побежал вглубь леса. Но я была неугомонна и, издавая боевой клич индейцев ирокезов и размахивая над головой еловой веткой, понеслась за ним.

Как я ни старалась догнать Сопляка, то есть Дохляка, ничего у меня не получилось. Он, гад, был быстрее. В общем, он убежал, а я забрела куда-то в лесную глушь и не могла понять, в какой стороне находится мой дом.

Оставшись одна я, наконец, осознала, что произошло: он меня бросил. Он меня не любит. Я ему не нужна. Все эти его слова о вечной любви и прочие глупости – просто бред! Он меня не… и я зарыдала в голос. Прислонившись к сосне, я выла как корова, которая вдруг стала давать кока-колу. За что он так со мной? Я ведь… я ведь даже не сказала ему, что люблю его!

Потом подумала: хорошо, что не сказала. Скотина! Как он мог так поступить со мной?! Я забилась головой о сосну. Сосна затряслась, а моей башке хоть бы хны. Это, наверно, потому, что сосна еще совсем молодая. Надо подойти вон к той, подальше. Об такую я точно смогу забить себя до смерти.

В общем, я промоталась по лесу, ударясь о деревья (ну, в дальнейшем я не рисковала; столкновения происходили лишь из-за того, что у меня нарушилась координация, и я совершенно перестала ориентироваться в пространстве).

Уже стемнело, когда кто-то нашел меня в лесу. Кажется, это был какой-то парень из Поточино. Сема, если я не ошибаюсь. Не запомнила. Как выяснилось позже, Ренат в поселке организовал мои поиски. Искали пропавшую всей деревней, но первые два часа потратили на ложный вызов. Кто-то донес, что в канализационный люк провалилась некая девушка. Все, конечно, подумали, что это я и побежали спасать дочку Рената. Жители Малой Дубны вызвали МЧС, так как самим вытащить незнакомку из люка было нельзя: девушка рычала, кричала матом и кусалась. В общем, по первым признакам очень даже на меня похоже. Впоследствии оказалось, что это алкашка баба Маня, которая с перепою подумала, что это черти собрались утащить ее на летающую тарелку. Я, правда, так и не поняла, почему черти летают на кораблях с надписью «МЧС РФ».

А потом жители Малой Дубны вышли на меня: кто-то увидел, как стадо кабанов, истошно визжа, выбежало из леса. «И верхушки сосен ужасно тряслись» - доложил неизвестный. Все, конечно, подумали, что это я устроила охоту на своих заклятых врагов. Эдик, кстати, в свое время долго убеждал меня, что кабан – это не дичь.

- Дичь – это то, что летает. Птица, - говорил он.

- Вот не надо тут мне ла-ла! Я помню, как кабан легко перелетел через твои Жигули. Перелетел – значит птица. Дичь, одним словом.

В общем, так меня и нашли в лесу. Семе, правда, я попалась совершенно случайно. Как мне потом рассказал Андрей, Сема просто искал какие-то редкие грибы, вызывающие… «кхм, редкие грибы, в общем». Правда, меня смутил тот факт, что грибы в лесу, кишащем кровожадными комарами, он искал без рубашки, в одних шортах.

Когда я обнаружила, что моя телесная оболочка находится дома, то первым, кого я увидела, был Ренат. Он стоял, наклонившись надо мной, и нервно курил. Я закашлялась и попросила не сыпать на меня пепел.

- Как ты, девочка? Что случилось? – взволновано спросил папаша, присаживаясь рядом и обнимая меня за плечи. Он впервые говорил со мной таким голосом.

- Отвяжись, - я вырвалась из его объятий и направилась на кухню к холодильнику. Вот только не надо меня жалеть! Терпеть этого не могу.

- Кажется, у нее шок, раз она так себя ведет, - заключил врач, вызванный отцом.

Я достала из холодильника йогурт и, открыв, начала лопать.

- Блин, какой, нафиг, шок? – сердито пробурчала я.

- Дочка, ты точно в порядке? – спросил Ренат.

- Пап, не строй из себя мать Терезу! Сейчас поем и отойду. Все пучком! – заверила его я.

- Она точно в порядке, - сделал свое заключение Ренат. Ну, и зачем ему тогда нужен был врач.

Легко перекусив (за йогуртом последовало четыре бутерброда, блинчики, разогретые в микроволновке, пять кружек чая, большая пачка печенья, стакан молока, шоколадка, три банана, две сосиски с кетчупом и еще две пачки йогурта… что ж, вся еда легкая, почти не калорийная), я заперлась у себя в комнате и проревела всю ночь. У меня болел живот от смешения всевозможных продуктов. Ах, да, еще меня бросил парень, которого я когда-то (этим утром) считала своей судьбой.

ОКТЯБРЬ

НОЯБРЬ

ДЕКАБРЬ

Новый год… приезд родственников… НЕДЕЛЯ ПОЛНОЙ ОТКЛЮЧКИ

КАКОЙ-ТО МЕСЯЦ…

КАКОЙ-ТО ГОД…

КАЖЕТСЯ, ЭТО БЫЛ ЯНВАРЬ…

Время никогда не стоит на месте. В тот день, когда со мной заговорил Ренат (он и раньше со мной говорил, но это был особо важный talk), я чувствовала себя как первого января вся Россия: долго вспоминала, кто это стоит рядом со мной, где я и, собственно, кто я.