Глава 65. Любовь. Он
Сначала я не мог найти себе места. В те первые долгие нервные часы после признания я сходил с ума. Я вернулся в свой номер в отеле, вышел прогуляться, потом решил, что можно немного забыться, поохотившись, но все было тщетно. Знаете это ощущение, когда внутри все настолько напряжено, что секунды отзываются нервным спазмом в каждом органе? Так вот со мной было то же самое. Как перед очень важным экзаменом. Как перед самым сложным стартом…
Хотя, казалось бы, что я еще могу сделать? Я сделал все, возможное и невозможное, чтобы быть с Ренесми. Ну, разве что, не выкрал ее темной ночью и не увез далеко-далеко. Так далеко, что Эдвард и Белла потеряли бы наш след, а сама Несс не смогла бы найти дорогу обратно. И я бы укрыл нас от всего свете своим даром и каждый день и каждую ночь был бы рядом с ней…
Не скрою, такие мысли не раз посещали мою голову. Я знаю, они были глупыми и эгоистичными, но я никогда и не претендовал на звание лучшего из существ. И вообще, позвольте заметить, за каждой подобной мыслью приходило раскаяние, так что я заслуживаю симпатии. Кстати, раз уж я рассказываю вам все это, выворачивая свои мысли и душу наизнанку в и без того не самое легкое для меня время, я совершенно точно заслуживаю и симпатии и поддержки.
Так вот, первые часы были самыми сложными. Я шатался по улицам часов до трех. Несколько раз порывался послать всю корректность и цивилизованность к черту, пойти войной на Калленов и забрать Несс. Потом одергивал себя, напоминая, что сейчас борьба идет не между мной и семейством, а между мной и самой Несс, а ей нужно время и поэтому в этой битве я не имею права быть эгоистичным. Когда стало совсем невмоготу, я нагло воспользовался старой дружбой. Набрал номер, который мне оставил Дастин и, услышав в трубке сонный и встревоженный голос старого друга, напросился в гости.
Дастин никогда не был особенно корректен, и я точно знаю, он был раздражен, но даже спустя все эти годы молчания, он в первую очередь был моим другом. Поэтому, когда я через десять минут стучался в его дверь, он мне открыл и едва ли не с порога сунул мне в руку бокал с чем-то, в чем впоследствии я распробовал старый добрый бренди. И поэтому же, он в своем махровом халате сидел напротив меня в зале, где всеми огоньками переливалась елка, и слушал мой бред про то, что я в кои-то веке последовал его совету и выложил все, что чувствую Ренесми, а она сбежала от меня. И наверное, поэтому же, когда в зал вошла такая же сонная и взъерошенная Алекса с подносом, на котором дымились кружки с чаем и горкой были сложены булочки, Дастин улыбнулся ей тепло и ласково и поцеловал ее в кончик носа, пробормотав «спасибо», и остался со мной, а не проследовал за своей феерической возлюбленной в спальню. И поэтому же, когда я выложил ему совсем все, он сказал, что я поступил правильно, но все-таки дурак, и что Несс просто нужно время, а чтобы пока это время шло, я не шлялся сам по городу и не искал себе приключения на одно место, он так уж и быть даст мне подушку и одеяло, чтобы я мог поспать у них в гостиной. А в самом конце этой сумасшедшей ночи, когда мы общими усилиями приготовили мне постель, Дастин вдруг улыбнулся и заговорщически мотнул головой в сторону выхода из гостиной. Я следовал за ним по пятам, пока друг не остановился возле закрытой двери и не приложил палец к губам, призывая меня сохранять тишину. Потом он нажал на ручку, и мы вошли в небольшую комнату. На столике горел ночник, а в маленькой кроватке спал ребенок. Девочка. «Моя Китти» прошептал Дастин одними губами, и в его глазах было столько любви, а в выражении лица – гордости, что я с трудом узнал в этом папочке друга, с которым я сбегал с уроков, курил за школой и серьезно рассуждал, что на свете чересчур много красивых женщин, чтобы выбрать только одну.
Уже под утро я остался один в гостиной дома Дастина, Алексы и Китти. Лежал в кровати в одних трусах, укрывшись одеялом и даже закрыв глаза. И все было так по-настоящему и по-человечески, что я внезапно расслабился. Напряжение, снедавшее меня изнутри, помаленьку уходило из моего тела, и я даже улыбнулся, когда подумал о Китти, а потом о Ренесми. Наверное, где-нибудь в другой жизни Несс была бы прекрасной мамой…
Вот как-то так все и было в тот день, когда я признался Ренесми, что люблю ее и хочу, чтобы она любила меня тоже.

Утром я впервые за долгое время наслаждался семьей. Ну, знаете, было приятно наблюдать за хлопочущей на кухне Алексой, за уплетающей смесь Китти и за Дастином, который старался вести себя как ни в чем ни бывало, но я могу поклясться, он был безмерно доволен и даже немного хвастлив. Но я не завидовал. Я был искренне счастлив за друга. Часов в одиннадцать Дастин с сожалением заметил, что скоро им придется уйти – у родных Алексы намечался предновогодний ужин, но я уже и сам готов был покинуть их. Правда, перед нашим расставанием, мне удалось обсудить с Дастином одну мысль, которая пришла мне в голову ночью, когда я коротал время до наступления утра. И то, с каким воодушевлением друг поддержал меня, вселило в меня надежду и придало мне уверенности в том, что в будущем все обязательно будет хорошо.
Когда я ушел, то какое-то время побродил по Хэрродсу. Дух нового года, который въелся в меня в доме Дастина, заставил меня купить подарки для друга и его семьи, для Розали и Эммета и, конечно, для Ренесми. Тогда я еще не знал, будет ли у меня шанс вручить их, но это занятие здорово подняло мне настроение, и я понял, что уже давно искренне не наслаждался возможностью просто потратить деньги. Потом я вернулся в свой номер в отеле, сделал пару звонков. Даже позвонил маме. А когда стал прикидывать возможность поездки в Гштаад, чтобы воплотить в реальность то, что я до этого в красках разрисовал Дастину, вдруг почувствовал ее. Не призрак, не воспоминание, не мираж. Настоящую, живую, красивую. Ренесми, которая была где-то совсем рядом. Ренесми, которая шла.
В своих фантазиях я много раз представлял себе этот миг. То чувство полного и цельного счастья, которое должно было охватить меня. То удовлетворение, спокойствие и воодушевление… Ту уверенность. И совсем немного волнения. Радостного, в предчувствии чего-то теплого и хорошего. Всеобъемлющего. Но в реальности все оказалось совсем по-другому.
В тот момент, когда я почувствовал ее, я совершенно растерялся. Не понимал, как мне действовать. Не представлял, что говорить. Я в долю секунды оказался перед дверью, но не распахнул ее, а лишь прижался лбом к полированному дереву, считая ее торопливые шаги, вслушиваясь в ее сбивчивое дыхание и выжидая…
Несмотря на то, что нас разделяли стены и метры, я, казалось, мог видеть ее. Я совершенно отчетливо представлял, как раскраснелись ее щеки от быстрой ходьбы. Как блестят ее глаза, как высохли губы. Как нервно сжимаются и разжимаются ее пальцы. Я слышал, как дыхание со свистом вырывается из ее легких. И даже с закрытыми глазами видел, как поднимается ее грудь, когда она вдыхает, и как конвульсивно двигается горло, когда она нервно сглатывает.
Боже. Если бы вы только могли представить, насколько желанной она была для меня в тот миг. Насколько сильным было мое стремление обладать ею. Держать ее. Защищать... Поэты называют это чувство миром, заключенным в одном человеке. Для меня тогда весь мир сосредоточился в ней. Поэтому, когда я уловил ее секундное колебание, червоточинку неуверенности, малейшую тень сомнения, мой мир начал рушиться столь стремительно, что я, не дав ни ей, ни себе опомниться, распахнул дверь и утонул в глубоких мятежных глазах Ренесми Каллен.
Она стояла прямо напротив меня. Красивая. Желанная. Почти такая же, как секунду назад я видел ее в своем воображении. Если и до этого мне с трудом удавалось сохранять трезвость рассудка, то когда мы оказались рядом, на расстоянии вытянутой руки, когда воздух между нами стал общим, когда глаза жадно впились в ее лицо, а ее запах проникнул в мои легкие, я едва не свихнулся. Чтобы не ляпнуть чего ненужного или не дай Бог не наброситься на нее, я застыл. Упивался ее видением и молчал. Я был настолько порабощен ее присутствием, что почти не замечал ее состояния. Помню только взгляд. Прямой, открытый, даже немного дерзкий. И возбуждающий. Хотелось бы мне проникнуть в ее мысли, разгадать ее загадку, выведать ее секрет…
- Можно войти? – прошептала она.
Ее голос. Одного его было достаточно, чтобы еще ближе подтолкнуть меня к безумию, за которым я бы уже не смог контролировать свои поступки, сгреб бы ее в охапку и прижимал к себе до тех пор, пока грань между нами окончательно не растворилась. Один ее голос. А тут еще ее соблазнительные глаза. И мягкие губы. И шелковые щеки. И сладкое дыхание. И бешеная жилка на шее. Ну, что за наваждение!
Благодаря какому-то титаническому усилию мне удалось отвести глаза и отступить, чтобы она могла пройти. Было сложно держаться на расстоянии и казаться отстраненным, когда мне хотелось вопить от радости, потому что она рядом, но я боялся ее спугнуть. Я чувствовал, что она все еще колеблется, что она пришла ко мне, движимая каким-то мимолетным порывом, а теперь сомневается. В те мгновения на ее лице отражались такие неуверенность и смятение, что я стал всерьез опасаться, что она передумает. Хотел схватить ее и помочь преодолеть страх, но запретил себе двигаться. Она должна была сделать этот шаг сама… И она решилась. Тогда, когда я готов был завыть от неудовлетворенности, она решилась.
Одно движение вперед. И она оказалась так близко. Так мучительно близко…
Я мог коснуться ее, стоило мне лишь поднять руку. Я мог зарыться носом в ее волосы, стоило мне лишь слегка подвинуться вперед. Я мог поцеловать ее, стоило мне лишь наклонить голову. Я мог сделать столько всего, но не делал ничего. Все еще не понимал, что могу позволить себе, а что – нет. И Ренесми не давала мне никакой подсказки.
В какой-то момент мне стало почти физически больно от необходимости сдерживать себя. И мне просто нужно было сделать хоть что-то, иначе я рисковал задушить Несс в своих объятиях. Поэтому я слегка подался вперед, так что на долю секунды мой свитер прижался к ее жакету, протянул руку и толкнул дверь позади нее. После тихого щелчка мы остались по-настоящему одни. Не знаю, отдавала ли Ренесми себе отчет, но в этот момент она вздрогнула.
И мне вдруг стало так жалко ее. Не жалко в плане жалости, а жалко в плане понимания. И я мысленно отругал себя за свою эмоциональную несдержанность и глупые захватнические мысли. Можно представить, чего стоило Ренесми прийти сюда, после того, что она уже перенесла по моей вине. И мне страстно захотелось хоть как-то отблагодарить ее за смелость. Показать ей, что я все понимаю. Что я готов ждать, что способен не форсировать события. Что я могу дать ей все, что она попросит, оставляя при себе свои желания. Мне нужно было сказать ей хоть что-то, поэтому я прервал наше затянувшееся молчание:
- Ренесми, я…
Но она не дала мне договорить. После минут ожидания и выжидания, все следующее случилось быстро и стремительно. Я едва успел заметить огонек решимости в ее глазах прежде, чем она молниеносно подалась вперед и приложила свою теплую ладошку к моим губам, не давая продолжить.
- Молчи, - хрипло оборвала меня она. А в следующее мгновение ее лицо оказалось совсем близко, и я с немым изумлением ощутил на своих губах знакомую теплоту ее губ.
Каким он был, этот первый поцелуй после столь долгой разлуки? Он был неожиданным, и от накала эмоций и волнения даже немного неумелым. Но, в то же время, он был по-особенному особенным. Он был первым движением Ренесми ко мне навстречу. Он был робким обещанием попытки все забыть и снова быть вместе. И я бы ни за что на свете не променял этот поцелуй-согласие, поцелуй-примирение и поцелуй-приглашение на что-нибудь другое. К тому же, мне понадобилось не так много времени, чтобы прийти в себя. А когда это случилось, я уже не колебался. Мои руки сами собой сомкнулись крепче, притягивая ее ближе, мое тело расслабилось, чтобы ей было удобно, а мой язык погрузился в ее рот. Это был другой поцелуй. Поцелуй-страсть. Поцелуй, которого мы оба ждали слишком долго.
Прошло много-много времени прежде, чем я смог оторваться от Ренесми, прежде, чем мои глаза начали голодно скользить по ее лицу, а пальцы – жадно гладить щеки. Прежде чем я блаженно зарылся носом в ее волосы, прежде чем я смог осознать, что вот она – здесь, живая и настоящая, не плод моего воображения, а самая что ни на есть реальность.
Обнимая ее, целуя, дыша ею, я чувствовал такую безграничную радость, что я отдал бы все, только бы этот вечер никогда не заканчивался. Она была моей принцессой. Моим чудом. Моей самой большой драгоценностью. Я поднял Ренесми на руки, чтобы показать ей это, показать, как сильно я дорожу ею, как счастлив я быть с ней, а потом опустил на мягкое покрывало.
Наши глаза встретились. Ее глаза сияли. В них было тепло, радость, смущение, почти детский восторг. Подозреваю, что, то же самое она прочитала и в моих глазах тоже.
- Ну, здравствуй, - тихо прошептал я, опускаясь рядом с ней на кровати.
- Здравствуй снова, - также тихо пролепетала она.
А потом улыбнулась. Это была первая робкая, но очень искренняя улыбка, которую она подарила мне сегодня. И я почувствовал, как мои губы улыбаются в ответ.
- Не могу поверить, что ты – не сон, - нежно сказал я.
- Я не сон, - тихо ответила она, протягивая руку и касаясь моей щеки своей ладошкой. Не сдержавшись, я слегка потерся щекой о ее теплую ладонь. Она счастливо засмеялась, обвила мою шею своими руками и притянула меня еще ближе. Наши глаза снова встретились…
Наверное, именно в этот момент теплота, возникшая между нами, стала накаляться, воздух завибрировал, и стало сложно дышать. Я наклонился еще чуть ниже, и увидел молниеносную ответную реакцию Ренесми. К ее щекам прилила кровь, зрачки расширились, а губы приоткрылись.
- Ты уверена?... – смог выдавить из себя я, хотя, не представлял, как смогу остановиться, если она пойдет на попятную.
- Боже, да…
Не помню, кто из нас сделал первое движение навстречу, но внезапно наши тела оказались так близко, что сердце Ренесми стало биться будто бы в моей груди, а наши губы соединились в жарком, жадном, искушающем поцелуе, заставившем меня забыть обо всем на свете. Обо всем, кроме девушки, которая так крепко прижимала меня к себе и так страстно отвечала на мои поцелуи, будто боялась расстаться со мной даже на мгновение.
Боже, как я скучал по ней. По вкусу ее рта, по судорожным движениям языка, по необузданным вздохам, по ее мягкости и по ее теплоте, по ее женственности и страстности. По тому сладостному ощущению, когда мои пальцы зарывались в шелк ее волос, и по томительному желанию слиться с ней, потеряться, раствориться …
Не отрываясь от губ Ренесми, я приподнял ее и стянул с нее жакет. Столбик застежек на ее рубашке казался бесконечным, поэтому я рванул тонкую ткань и в следующую секунду тишину комнаты заполнил трескающий звук отлетающих и ударяющихся о пол пуговиц.
Мы переглянулись и засмеялись. Дружно. Хрипло. Сексуально. Как нашкодившие хулиганы. А потом Ренесми подалась вперед, погладила мои плечи и, не теряя времени, помогла стянуть с меня футболку. Когда наши обнаженные тела впервые соприкоснулись, чувство было настолько острое и обжигающее, что ни я, ни она не смогли сдержать стонов. Такое единство чувств и ощущений было невероятно. Я уверен, никто из нас никогда и ни с кем не испытывал этого раньше. И вряд ли испытает когда-либо еще.
На секунду я оторвался от Ренесми, вытянулся на руках и замер над ней, упиваясь ее красотой. Сколько времени прошло с тех пор, как я видел ее такой в последний раз? Сколько мук, сколько слез, сколько боли и обид… Я вдруг подумал, что сейчас мы будто снова начинаем то, что не закончили тогда, месяцы назад в доме Калленов. И, по мимолетной тени, промелькнувшей на ее лице, я понял, что Ренесми подумала об этом тоже. На долю секунды в ее глазах появился страх. Но я не дал ему захватить нас. Я осторожно взял ее руку и поднес к своим губам, предлагая ей разделить свои опасения со мной. Ее ладошка была мягкой, теплой и немного влажной. Я поцеловал ее, потом уткнулся носом в самую серединку и посмотрел прямо в глаза Ренесми. «Ты в безопасности. Я усвоил свой урок, и я больше не позволю ничему плохому случиться и встать между нами. Я обещаю». Она моргнула, едва заметно кивнула, будто на самом деле услышала меня. И снова потянулась ко мне всем телом, и мои губы встретили ее на полпути. Пути назад не было, потому что Ренесми хотела меня не меньше, чем я хотел ее.
Какой-то новый восторг, вызванный ее безоговорочным доверием и бесконечной покорностью, наполнил все мое существо. Желание приняло какую-то иную форму, и я почувствовал, что вместо дикой животной страсти, меня охватывает нежность и любовь. Следующее прикосновение моих губ было медленным и неторопливым. Я вкладывал в поцелуй всю свою душу и сердце, больше всего на свете желая показать Ренесми, насколько сильно я нуждаюсь в ней…
Она приняла и эти новые правила. Она послушно лежала, почти не двигаясь, принимая мои ласки и даря свои, не требуя ничего больше, не приближая, а наоборот отдаляя момент нашего единения. А я… Я целовал ее так, как не целовал никогда раньше. Так осторожно, так тихо и так неторопливо, будто хотел удлинить и попробовать на вкус каждую секунду этого чуда. Нежность между нами стала какой-то всеобъемлющей, огромной, бесконечной. Она вырывалась из меня мимолетными прикосновениями, каждым теплым поцелуем, каждым глубоким вздохом. И, несмотря на то, что в наших ласках не было ничего от звериной страсти, которая способна была вспыхнуть между нами в мгновение ока, мы оба дрожали, а наша кожа покрылась капельками пота, потому что происходящее между нами лежало в какой-то совершенно новой для нас плоскости плотского удовлетворения. Удовлетворения, основанного не на страсти, а на медленной и искушающей агонии чувственности.
И даже тогда, когда мои руки расстегнули застежку на ее спине, и шелковое белье соскользнуло с ее груди, а ее пальцы легли на мой ремень, эта аура спокойного и вдумчивого наслаждения от занятия не сексом, но любовью не изменилась. Она оставалась прежней все время, пока мы освобождали друг друга от остатков одежды, пока мы исследовали друг друга прикосновениями пальцев и губ, пока мы были друг в друге… И она не изменилась ни на миллиметр все те долгие часы удовольствия от взаимного узнавания друг друга в этот новый, такой особенный для нас обоих, раз.
Много позже в кромешной темноте зимней ночи мы лежали, обнявшись. Я прижался щекой к ее шее, вдыхая ее запах и слушая, как успокаивается биение ее пульса. Она обвила мою голову своими руками. Наши ноги переплелись, обнаженные тела соприкасались. Лежа так вдвоем мы казались мне одним целым. Все было прекрасно и правильно. Вселенная словно доказывала нам еще раз, что мы созданы друг для друга.
Когда Ренесми стала засыпать, она немного отодвинулась от меня и разомкнула свои объятия. Но когда я завернул ее в одеяло, она вдруг распахнула глаза и вцепилась в мою руку, будто боялась, что я уйду.
- Спи. Я рядом, - прошептал я, целуя ее в уголок рта.
Она заснула с улыбкой, свернувшись клубочком возле меня, как это бывало раньше, еще в прошлой жизни, но так и не выпустила мою руку из своих пальцев.
Когда стало светать, я чуть-чуть повернулся, чтобы под другим углом тусклого утреннего света посмотреть на ее лицо. И в очередной раз убедился, насколько она красива. Красива бесконечно и безнадежно, красива так, что у меня нет ни одного шанса не боготворить ее. Осознание того, что она снова со мной, одно ее присутствие рядом заставляло мое ледяное сердце теплеть.
Не сумев сдержаться, я протянул руку и кончиками пальцев погладил ее щеку, подбородок и лоб. Мое движение потревожило ее. Ее ресницы дрогнули, недовольная гримаса на мгновение исказила милое лицо, но она так и не проснулась, предоставив мне шанс наблюдать за ее мирным сном еще какое-то время.
Это было блаженное время. Время затишья перед бурей.