Лошади неторопливо трусили по каменистому склону пологого холма. Иссушенная земля поднималась вокруг копыт облачками серо-желтой пыли. Кое-где виднелись незнакомые чахлые кустики с заостренными грязно-зелеными листьями, даже по виду сухими и жесткими. Трава на этих холмах почти не росла. Анджело внимательно оглядывался, приподнимаясь на стременах, но рассматривать было нечего — однообразный, безжизненный, унылый пейзаж. И любовались они этими видами уже который день… парень давно сбился со счета — наверное, сразу после того, как отряды графа Гримстона, влившись в немецкую армию, впервые ступили на палестинские дороги.
Он, как и, наверное, большинство новобранцев, всю оставшуюся часть морского путешествия до Константинополя представлял себе славные сражения, богатую добычу, сокровища Востока и благодарную радость спасенных его мечом христиан — как иначе можно было убедить себя в правильности сделанного выбора и поверить в то, что Господь, наконец, решил проявить к нему благосклонность… Да, он много раз воображал себе эти заманчивые картины, а реальность оказалась пыльной, душной, с все еще жаркими солнечными днями и пробирающими до костей даже у костра ледяными ночами под ясным небом. Долгие пешие переходы, короткие привалы, висящие над отрядами клубы тонкой пыли, поднимавшейся из-под копыт рыцарской конницы… Потом порции еды начали урезаться, а вода с каждым разом приобретала все более и более тухлый привкус. Колодцы встречались настолько редко, что рассчитывать на них уже не приходилось.
Порой Анджело казалось, что он в самом деле совершил ошибку, что следовало остаться на улицах родной Генуи, что не настолько там было плохо, чтобы, ища иной доли на чужбине, умереть под равнодушным палестинским солнцем. Но он помнил, что рядом есть человек, который следит за каждым его шагом, каждым его вздохом — и в любую минуту готов покарать за малодушие, позорящее имя воина Христова. Нейда, черноволосая воительница, всегда была неподалеку, и взгляд ее сине-зеленых глаз пронизывал насквозь и не обещал снисхождения.
Она шагала, закинув на плечо щит, почти с ним бок о бок, в нестройных шеренгах пехоты, получала ту же воду и пищу, что и он — и сотни других солдат — и никогда не роптала. Ни она, ни две ее такие же странные подруги. Ни слова жалобы, только устремленный вперед уверенный взор человека, знающего свою цель. И другие воины шли следом, невольно подравнивая шаг и поднимая понурые от усталости головы. Шел и Анджело. Ничего другого ему все равно не оставалось.
День за днем союзнические силы императора Конрада, лично возглавившего своих людей, и короля Франциска, доверившего это дело своему ближайшему окружению, двигались по пустынным просторам Каппадокии, повторяя маршрут своих предшественников из первого похода — через Дорилей. День за днем, осторожно, ощупью, растянувшись на мили, высылая вперед крохотные верховые отряды разведчиков, ожидая появления неприятеля — но в глубине души не веря, что сарацины осмелятся атаковать столь многочисленное войско…
Сегодня в разведку отправили его, Нейду, да еще нескольких человек — половина из которых немцы. Всего десяток всадников. Взобравшись в седло и поправив меч на поясе, Анджело подумал, что не такое уж это и плохое занятие — во всяком случае, будет разнообразие по сравнению с бесконечной ходьбой. Но сейчас, оглядывая из-под края низко сидящего шлема горизонт и в очередной раз ничего не примечая, парень размышлял о чем угодно, только не о походе и богоугодном деле, за которое они все здесь собирались проливать кровь…
— Ничего, — вполголоса бросила Нейда ехавшему от нее по правую руку светловолосому воину с черным немецким крестом на болтающемся за спиной щите.
Тот кивнул.
— Поднимаемся на следующую вершину — и поворачиваем, — распорядился его товарищ с таким же гербом, поставленный в сегодняшней дозоре командиром.
— Абелард, а может, рановато? — задумчиво спросила девушка. — Может, проедем еще чуть подальше?
— Что ты хочешь найти, женщина? — беззлобно усмехнулся немец, и между передними зубами мелькнул провал. — Мы не можем в одиночку скакать до самого Дорилея, чтобы убедиться в безопасности дороги.
— У меня есть имя, — в тон ему отозвалась Нейда. — И если ты и впредь будешь его забывать — недосчитаешься еще пары зубов. А то и чего поценнее.
Абелард в притворном испуге чуть отвернул коня в сторону. За многие недели путешествия Анджело успел заметить, что мужчины начинали воспринимать Нейду всерьез после одного, редко двух тренировочных поединков. Со многими немцами она успела подраться, пока два войска стояли на европейском берегу Босфора, в ожидании результата переговоров Конрада и Мануила Византийского. А с теми, кто не бывал ее противником, девушка дел старалась не иметь. Абелард, получив приказ набрать десяток людей и отправиться в разведку, выбрал ее одной из первых. А она, похоже, уже шепнула ему про Анджело. Парень еще в море понял, что Нейда предпочтет рискнуть и взять в дозор неопытного новобранца, чем оставить без присмотра того, за кого поручилась перед графом Волком.
Новый холм, за ним еще один, за ним — еще, и так до горизонта, теряющегося на фоне белесого неба. Нигде ничего. От однообразия картины у Анджело уже кружилась голова. И поэтому он испытал совершенно искреннюю радость, когда Абелард махнул рукой своему отряду: возвращаемся.
Видимо, радость оказалась слишком явной…
— Мир за стенами Генуи уже не кажется таким привлекательным? — в голосе Нейды звучала насмешка.
— Во всяком случае, дома было побольше зелени, — со вздохом отозвался юноша.
— Если это все, о чем ты тоскуешь, то переживешь, — пожала укрытыми кольчугой плечами девушка. — Будет повод вернуться.
— Ну нет, не настолько там хорошо жилось, чтобы возвращаться, — быстро возразил Анджело. — Разве что другим человеком, уважаемым, разбогатевшим, именитым воином…
— Мечтаешь о подвигах? — Нейда хмыкнула, и ее лошадь дернула ушами. — Мечтай. Только про себя. А вслух помалкивай про богатства и славу, граф Артур таких разговоров не одобрит, будь уверен. Мы здесь во славу Креста, и наши имена — ничто в сравнении с именем Господа. И не дай Бог графу подумать, что ты считаешь иначе, — в голосе девушки звякнула сталь. — Помни, ты здесь под моё слово.
— Помню, прекрасная госпожа, — Анджело склонился в шутливом поклоне. Мысль о том, что эта красавица может одним ударом отправить его на тот свет, не укладывалась в голове долго — но ровно до того момента, как он увидел ее первый тренировочный бой.
Разведчики повернули коней и легкой трусцой поскакали назад, туда, где за чередой одинаковых холмов устроились на привал тысячи их товарищей. И никто не заметил, что слева к небу поднимается пыль, как будто поднятая множеством ног и копыт…



Утомленное длительным переходом через высокогорье, крестоносное воинство развернуло полевой лагерь, организовав дозор и выслав вперед разведчиков. Армия долгое время не получала должных припасов: пища и вода заканчивалась, что отрицательно сказывалось на боевом духе и настроении воинов. Останавливаться здесь было не самым безопасным решением. Источника поблизости не было, сероватые от пыли пустынные растения не могли прийтись по вкусу лошадям. Рядом не нашлось ни одной господствующей возвышенности, на которой удобно было бы занять оборону. Холмы, словно застывшие морские волны, неровными рядами тянулись, где-то чуть выше, где-то чуть ниже, до самого горизонта. Ни одно дерево не давало тени, так что от по-прежнему жаркого, несмотря на середину осени, солнца приходилось укрываться в наспех поставленных шатрах.
Император Конрад согласился на эту остановку неохотно, опасаясь внезапной атаки неприятеля, который, конечно, узнал о его войсках еще до того, как они ступили на Восточные земли. Впрочем, с другой стороны, от уставших и изнеможенных воинов толку было чуть меньше, чем никакого. Конрад хотел достичь Дорилея как можно быстрее, но, видимо, Небесам не было никакого дела до его желания.
Ричардом в этот день с раннего утра владела молчаливая угрюмость. В то время, как его боевые товарищи опустошали последние корзины с пищей, Ричард к еде даже не притронулся. С отрешенным видом он прошел через весь лагерь, едва отвечая на приветствия солдат, и сел на камень, валявшийся рядом с выветренной глыбой серо-желтого песчаника, вдали от всех.
Вскоре рядом с ним остановился Алира. Сначала она наблюдала за молодым рыцарем издалека, ожидая от него какой-то реакции, хотя бы кивка или взгляда, но, так ничего и не дождавшись, решила подойти сама. Ричард поднял голову, коротко глянул на девушку — и снова устремил взор куда-то за подернутый прозрачной дымкой горизонт.
— Почему ты не хочешь меня замечать? — нарушила наконец молчание Алира, и в тоне ее явственно слышалось сдержанное возмущение.
— Зачем ты пришла? Какое тебе до меня дело? — тихо, не оборачиваясь, спросил рыцарь.
— Может быть… Хотела поблагодарить тебя за спасение… Тогда… — от этого печального ответа Алира на мгновенье растерялась.
— Я не спас тебя, а всего лишь отсрочил твою гибель, — грустно произнес Ричард.
— Знаешь, ты все больше напоминаешь мне графа Гримстона. Такой же одинокий, стремящийся отгородиться от всех, — Алира обошла вокруг камня и встала прямо перед собеседником, стараясь заглянуть ему в глаза. — Ты не был таким в первые дни нашего знакомства.
— О нет, Артур вовсе не такой, как я, — словно намеренно избегая ее взгляда, Ричард склонил голову к плечу и начал рассматривать лежавшую на колене кольчужную рукавицу. — Тут дело в другом…
— Что-то случилось?
— Давно… Я ведь потомственный рыцарь… Давным-давно мой отец прибыл сюда той же самой дорогой, что и мы сейчас. Тогда он был молодым и смелым воином, прошел через множество битв. Всю свою жизнь он посвятил войне, — Ричард тяжело вздохнул и, помедлив секунду, продолжал: — Погиб он тоже здесь, на Востоке, в битве при Хабе. И чувствую я, наша судьба будет не сильно отличаться от его.
— Не нужно мне было спрашивать об этом, прости, — Алира виновато опустила глаза. — Тяжело терять близких…
— Не стоит. Я совсем не знал отца, даже лица его не помню. Я видел его в раннем детстве лишь один или два раза. Единственное, что я о нем знаю, так это то, что сражения он любил куда больше, чем тихую, семейную жизнь. Моя мать говорила, что он никогда не сидел на месте. Его постоянно манила битва. Не удивительно, что в конце концов он нашел смерть на поле боя. Хотя… Может быть, он этого и добивался. Сейчас уже не спросишь… — Ричард откинулся головой на теплый песчаник и прикрыл глаза.
— Почему ты так не уверен в нашей победе? — негромко спросила Алира, садясь на соседний камень. Она знала, что такие разговоры Артур бы очень не одобрил, но сейчас здесь, на самой границе лагеря и каменистой мертвой пустыни не было никого, кроме них двоих, и можно было быть откровенными.
— Я знаю, как это бывает, — в голосе Ричарда звучала усталость, словно он был уже глубоким стариком, растолковывающим прописные истины неоперившимся юнцам. — Несколько лет назад я сражался с сельджуками, когда они осаждали Эдессу. Я видел, как они воюют и на что они способны. Христиане больше не имеют власти в этих землях. Я понял это еще там. Сельджуки — это не просто разрозненные отряды местных жителей, способные лишь на молниеносные набеги из засады. Это огромные орды озлобленных, отважных и сильных воинов, для которых армия императора не станет серьезной преградой. У нас нет шансов. Эти восточные всадники искусно владеют тактикой и всегда бьют в самый неподходящий момент. Так что держи меч наготове. Будь я их командиром, то напал бы именно сейчас.
— Ты говоришь страшные вещи. Неужели все так ужасно? — девушка вздрогнула, словно на мгновение треснул ее панцирь ледяной жестокой самоуверенности, которым она щеголяла всю сознательную жизнь, едва научилась убивать.
— Сама посуди, нас здесь немногим больше двадцати тысяч, при том многие совсем недавно взяли в руки клинок. Наши предшественники шли этим путем, имея вдвое больше сил, однако это не помешало сельджукам нанести удар, стоивший жизни тысячам наших братьев, — рыцарь пристально посмотрел ей в глаза. — Ты в самом деле думаешь, что мы сможем победить?
— Я не слишком разбираюсь в военном деле, моя стихия — это арена, — пожала плечами Алира, машинально тронув рукоять меча. — Но если ты говоришь правду, то дела у нас плохи. Неужели другие не знают об этом?
— Все это понимают, но уже слишком поздно. Назад не повернуть.
— Но если ты знал об этом, то почему сам отправился сюда? Зачем вытаскивал меня из темницы? — резче, чем хотела, спросила Алира.
— Сейчас я и сам уже не понимаю. Я всегда пытался найти свое место в этом мире, смириться с тем, кто я есть, но так ничего и не получалось, — широкие плечи под начищенной кольчугой поникли. — Может, я никогда и не хотел быть рыцарем и точно не собирался оказаться в этой пустыни. Но я здесь, с тобой. Я просто хочу, чтобы все, наконец, кончилось. Я устал.
— Но… — Алира посмотрела на собеседника в полной растерянности. Не таким она его запомнила за те несколько дней, что они ехали до лагеря добровольцев. Тогда рядом с ней был уверенный, целеустремленный человек, знающий, что и ради чего он делает. Теперь же девушка его не узнавала… — Ведь ты мог стать кем-то другим.
— Нет, не мог, — печально покачал головой Ричард. — У каждого свое место в этом мире, нравится оно ему или нет, но ничего с этим не поделать. Так распределил Господь. Короли рождаются, чтобы править, хотят они того или нет. Рабы рождаются рабами и умирают рабами, как бы они ни хотели иной жизни.
— Ричард, это неправда. Такой человек, как ты, мог бы многого добиться. А те люди, которые рассуждают так же, как ты, попросту зарывают свои таланты, — видеть своего спасителя — а Алира, что бы он ни говорил, считала его своим спасителем, — настолько подавленным было больно.
— Твоя свободная жизнь была не слишком долгой и не слишком счастливой, я полагаю. И закончилась бы не менее трагично, — рыцарь горько усмехнулась.
— Я — очень плохой пример. Не стоит об этом даже и говорить, — покачала головой Алира, и прядь светлых волос скользнула по щеке. Сейчас, в лагере, на привале, воительница отбросила кольчужный капюшон на спину, хотя на марше приходилось шагать в нем под лучами немилосердного солнца…
— О тебе и говорить-то нечего. Никто о тебе ничего не знает. Кто ты, откуда и почему оказалась там, где я тебя нашел, — задумчиво отозвался Ричард.
Несколько мгновений девушка сидела неподвижно и молчала, углубившись в собственные мысли. Слова Ричарда задели ее за живое. А в прошлом осталось немало того, о чем хотелось бы забыть. Наконец она внимательно посмотрела в лицо собеседнику и тихо спросила:
— Тебе действительно интересно, кто я? Не будешь ли ты избегать меня после того, как узнаешь правду?
— Насколько я знаю, девушки из знатных семей не попадают в сырые подвалы городской тюрьмы, да и не похожа ты на герцогиню, — впервые с начала разговора русые усы Ричарда дрогнули, скрывая подобие улыбки. — А что до интереса… Я бы не спрашивал, если бы не хотел этого знать.
— С самого детства я училась сражаться. Выступала на арене, причем вполне успешно, публика любила меня, а подруги из бойцовской школы стали мне новой семьей — ведь настоящие родители продали меня за долги, — слова давались непросто, руки начали почти незаметно подрагивать, так что пришлось сжать ладони в кулаки. — Однажды мы снова оказались на продаже. Меня разлучили с моими подругами, с моей семьей. Я вновь осталась совершенно одна, точно так же, как и в тот раз, когда родителям пришлось отдать меня… Я не знала, что будет дальше, понимала только, что жизнь моя больше никогда не будет прежней, и я не найду в ней даже капли счастья. Выдержать это оказалось выше моих сил. Я сбежала… Я не знала, куда мне идти, не знала, что мне делать, я совершила столько глупых и отвратительных вещей, что Господь никогда не сможет простить мои грехи. И временами, когда я думаю об этом, мне становится так плохо, — Алира судорожно вздохнула, с трудом сдерживая непрошеные слезы. — В конце концов я встретила бандитов, они оценили мои навыки по достоинству. Им было плевать, кто я и откуда, они просто делились со мной едой и предоставляли ночлег, а взамен я помогала им грабить и убивать. Не столько от алчности, сколько от неумения жить иначе. Мне больше некуда было пойти. Никому не нужна беглая рабыня…
Усилием воли заставив голос не дрожать, Алира повернулась к Ричарду, ожидая ответа, но рыцарь все так же молчал, будто и не слушая девушку вовсе.
— Ты хочешь знать, что я думаю о тебе? — спросил он наконец.
— Я перед тобой душу открыла, хотелось бы хоть какой-то реакции, — губы Алиры дрогнули и плотно сжались. Она снова прятала свою душу в непроницаемую броню, уже укоряя себя за излишнюю, возможно, несвоевременную откровенность.
— Я не думаю о тебе ничего плохого. Многие из нас родились теми, кем не хотели, но такова жизнь. Впрочем, в одном ты права — талантливые имеют шанс все изменить… —
Ричард кивнул каким-то своим мыслям. — Сколько стоит твоя свобода?
— Что? — недоуменно вздернула бровь девушка.
— Этого должно хватить, — Ричард снял с пояса свой кошелек, плотно забитый монетами.
Алира резко отдернула руку, лежавшую на камне, и тогда рыцарь просто положил его рядом.
— Многовато здесь за одну никчемную жизнь… — в голосе девушки звучала отчаянная насмешка, под которой скрывалась растерянность. А Алира не переносила чувства неловкости.
— Лишнее оставь себе, — равнодушно отозвался рыцарь. — Выкупи себя, если выберешься отсюда, и проживи свою жизнь так, как сама захочешь. Мне эти деньги все равно ни к чему.
С этими словами Ричард поднялся на ноги и быстро ушел обратно в лагерь, оставив девушку в полном замешательстве.



Кони разведчиков неспешно трусили вниз по склону особенно высокого холма. Двое немецких воинов вполголоса переговаривались на родном языке, остальные молчали. Длинный маршрут утомил, хотелось добраться до лагеря, поесть и прилечь, пока есть время на отдых. Внезапно ехавший впереди Абелард поднял руку. Всадники натянули поводья и замерли. Откуда-то со стороны распадка между холмами, скрытого выдававшимися вперед скалами, доносился шум. Топот, ржание…
— Враги, — крикнул Абелард. — Вперед, мы должны успеть предупредить!..
Но успеть оказалось уже невозможно. К тому моменту, когда они достигли дна долинки, им наперерез уже скакал во весь опор окутанный клубами пыли отряд. Сколько человек там было — тридцать или пятьдесят, а может, и все сто — значения не имело. Они отрезали разведчиков от лагеря, а шум боя из этой низины вряд ли будет услышан. Свистнули стрелы, заржала раненая лошадь, болезненный вскрик… Нейда быстро обернулась — один из немецких воинов тянулся дрожащей рукой к короткой стреле, торчащей из горла под самым подбородком, над койфом. Черт возьми, меткие лучники… Мелькнула мысль загородиться щитом — но девушка тут же ее отбросила. Конь все равно остается уязвим, а если его убьют — она в любом случае труп, до неузнаваемости истоптанный копытами… Собрав поводья в левую руку, девушка правой рванула меч из ножен.
— Мы обязаны прорваться! — яростно выкрикнул Абелард, привставая на стременах. — Во славу Господа!
— Именем его! — отозвались бойцы, шпоря лошадей и все быстрее несясь навстречу врагу. Анджело тоже стискивал рукоять меча, в немом оцепенении глядя на приближающиеся силуэты всадников в странных одеждах, с кривыми саблями и круглыми щитами… Немало было среди них и лучников. Они успели дать еще один залп, прежде чем разведчики подъехали слишком близко. Один из немцев громко выругался, обламывая стрелу, засевшую в бедре.
— Не трусь, — крикнула Нейда, поравнявшись с генуэзцем. — Если тебя убьют — уже вечером будешь любоваться на зелень райских кущ.
Боже, как можно так шутить перед лицом неминуемой гибели… Но не ждать же, пока прикончат. Анджело, стараясь не отстать, врубился в сарацинский строй сразу вслед за Нейдой.
Они атаковали без всякого плана, с единственной целью — проложить себе дорогу сквозь вражьи ряды, домчаться до своих, поднять тревогу… Нейда рубила с плеча, вкладывая в удары всю силу, то и дело дергая коня из стороны в сторону, чтобы не дать окружить себя и лишить свободы маневра. Поднятая сотней копыт пыль ела глаза, щит бесполезным грузом болтался за спиной. Чуть левее бились на отчаянно гарцующих скакунах Абелард и какой-то неверный. В следующий момент немецкий воин странно замер с поднятой рукой, уронил меч и начал клониться в сторону, сползая с седла, а мимо него промчался сарацин с окровавленным копьем. Да, бой — это не арена. Здесь нет места зрелищности, и тем более, честности… Увидел шанс — убил.
Девушка ударила коня поводьями по шее, заметив чуть впереди просвет в рядах врага. Через мгновение почти у самых копыт лошади повалился замертво еще один ее товарищ — Нейда поняла это по запыленной, окровавленной, но явно бывшей прежде белой котте. Сарацинская сабля рассекла ему лицо через подбородок и шею, так что в кровавом месиве убитого уже было не узнать. Конь шарахнулся в сторону, Нейда резко отклонилась, ловя равновесие — и это спасло ее от бокового удара, который она не успела заметить. Сабля свистнула совсем рядом с виском, но не достала. А в следующий миг девушка выпрямилась и с размаху всадила меч в живот не слишком удачливому противнику. Брызги крови… впрочем, ее и так уже слишком много на лице, на шлеме, на кольчуге. Каплей больше, каплей меньше — велика ли разница?
Где-то сбоку мелькнул светлый плащ. Еще кто-то из своих жив. Пока жив… Повинуясь удару каблуков, конь рванулся вперед, навстречу очередному сарацину. Стремительный размен ударов, обманный замах — и короткий укол в горло. Путь кажется свободным… девушка снова кинула взгляд через плечо. Тот светлый плащ приблизился. Его владелец отчаянно бился с двумя противниками, но опыта ему явно не хватало. Скрипнув зубами, Нейда повернула коня в сторону и, спустя несколько мгновений оказавшись рядом с дерущимися, достала одного из сарацинов ударом в спину. Да, подло, да, на арене она, скорее всего, себе этого бы не позволила, для начала хотя бы окликнув врага и дав ему шанс глянуть в глаза смерти. Но здесь — не там.
Дав таким образом товарищу шанс выкрутиться, Нейда снова подстегнула коня и, отмахнувшись от нескольких не слишком сильных ударов, вырвалась, наконец, из водоворота сражения. Больше не оглядываться… Меч по-прежнему зажат в руке, кольчужная рукавица залита кровью — слава Богу, чужой. Снова и снова ударяя пятками по лошадиным ребрам, девушка скакала вверх по склону следующего холма, низко пригнувшись к жесткой взъерошенной гриве. Вслед ей неслись шум, крики, лязг металла и свист стрел — кто-то из сарацин решил подстрелить излишне прыткого всадника. Но стрелять снизу оказалось не слишком удобно, а может, просто не пробил еще ее час… Из-под копыт осыпались камешки, но конь быстро достиг вершины холма и ускорил бег. Только там Нейда решила оглянуться — бой стихал, хотя, кажется, кто-то из немцев еще сражался. Бог в помощь… а в следующий момент мелькнул еще один светлый плащ, почти сумевший прорваться. Пусть.
Нейда снова послала коня в галоп, насколько это позволяла местность. Она должна успеть, должна предупредить…
Однако через некоторое время стало ясно, что в предупреждении уже нет необходимости. Чем ближе к лагерю она подъезжала, тем явственнее слышала шум сражения. Захотелось ударить обо что-нибудь кулаком в бессильной ярости. Опоздала… И теперь один Бог ведает, кто выживет в этой схватке. Алира… Лиона… граф… Я подвела вас… Позади стучали копыта. Нейда обернулась, берясь за меч. Но ее нагонял кто-то из своих. Девушка придержала коня, а когда он подъехал, узнала Анджело.
— Жив? — бросила она, когда они поравнялись и поскакали дальше почти бок о бок.
— Господи… — только и мог ответить парень, судорожно стискивая поводья. — Я…
— Ты выжил, это твое достижение, — перебила его Нейда. — А теперь некогда переживать. Бой не кончен. Слышишь?
Генуэзец только кивнул, но в глазах его мелькнуло страдальческое выражение. Может, ему и доводилось убивать, но столько крови за раз он точно не видел. Странно, как сейчас умудрился уцелеть… Впрочем, на долгие размышления не было времени. Лагерь открылся их глазам внезапно. Мешанина из всадников в пестрых одеждах и белых плащах, лязг железа, боевые кличи, ржание и стоны раненых и умирающих. Сарацинов, казалось, было не слишком много — во всяком случае, быстро сориентировавшаяся при внезапном нападении немецкая конница под личным предводительством Конрада сумела остановить их на границе лагеря, давая время пехоте построится в боевой порядок. Императорский штандарт с тремя черными львами на золотом поле колыхался в жарком воздухе. Чуть в стороне Нейда разглядела и волчье знамя Гримстона.
Не останавливаясь и не давая Анджело вникнуть в происходящее, девушка направила коня прямо в бой, снова выхватывая меч. Юноша последовал за ней. Но вскоре течение битвы развело их в стороны.
Нейда просто рассыпала удары направо и налево, не тратя время на то, чтобы добраться до графа Артура и рассказать о судьбе разведывательного отряда. Ситуация и так ясна без слов. Где-то совсем рядом свистнула стрела. Эти черти еще и стрелять успевают… Торопливо намотав поводья вокруг высокой луки седла, девушка стянула со спины щит — и вовремя: в следующий миг на нее налетели двое стремительных всадников, на резвых, тонконогих лошадях. Прикрывшись от прямой атаки одного из них, Нейда длинным выпадом, почти перевесившись с седла и доворачивая меч предельно вытянутой кистью, ткнула второго сарацина в район шеи, над панцирем, после чего смогла сосредоточиться на оставшемся в одиночестве противнике. Схватка тоже получилась не слишком затяжной.
А когда она выдернула клинок из мертвого тела и, сжав коленями бока коня, послала его вперед, тот вдруг резко заржал и вскинулся на дыбы. Мельком глянув на забившие по воздуху передние копыта, Нейда увидела короткую сарацинскую стрелу, торчащую из груди над нагрудной шлеей. Высвободиться из стремян было делом пары мгновений. Конь начал заваливаться на бок, неловко приседая на задние ноги, когда девушка спрыгнула в противоположную сторону. Неудачно попав сапогом в какую-то выбоину, она почувствовала, что теряет равновесие, взмахнула рукой, чтобы удержаться — в этот момент раненый конь взбрыкнул, угодив задним копытом в край щита. Сила удара дернула плечо назад, а затем Нейда все-таки упала — всем весом на неловко вывернувшуюся руку, которую, к тому же, охватывали ременные петли, не позволившие быстро сменить положение.
Боль пронзила плечо, острой иглой дотянувшись, казалось, до самого хребта. Нейда резко выругалась сквозь зубы. Опереться на руку, чтобы подняться, оказалось невыносимо. А подняв помутневшие от муки глаза, девушка увидела, что к ней приближается сарацин с копьем. Встать… Это еще не конец… Усилием воли загнав боль в дальний уголок сознания, как на тренировках у Филиппа, когда иногда приходилось сражаться, поскальзываясь в луже крови, набежавшей из собственных порезов, Нейда рывком выпрямилась. Левая рука горела огнем, но немного слушалась — ей удалось прижать щит к телу. Значит, хотя бы не перелом… Враг был уже близко. Девушка явственно разглядела чужое, смуглое горбоносое лицо под островерхим шлемом. В следующий момент, наплевав на выведенную из строя руку, она бросилась, казалось, прямо под ноги арабскому скакуну, перекатилась через вывихнутое плечо перед самой его мордой, поминая всех чертей от новой вспышки боли, и, прежде чем всадник успел перекинуть копье через голову лошади, рубанула коня мечом по коленям. Тот рухнул вперед, увлекая за собой наездника. Нейда подскочила к придавленному сарацину и добила коротким ударом в шею.
Остановившись на несколько мгновений, чтобы перевести дух, девушка окинула поле боя быстрым взглядом. Времени с начала схватки прошло не очень много, но воинов с обеих сторон уже полегло немало. Сарацины лежали бок о бок с воинами Христа — смерть стерла все различия… Щит тяготил травмированную руку, но чтобы снять его, пришлось бы отложить в сторону меч, а этого Нейда делать не собиралась ни при каких обстоятельствах. Значит, придется терпеть…
Промчавшийся совсем близко сарацин, практически не глядя, рубанул с седла — и девушка едва успела прикрыться, неловко подставив щит. Болезненная волна прокатилась сквозь плечо и тело, заставив голову закружиться. Только бы не упасть… Пот обильно бежал из-под шлема, стекал вдоль бровей, угрожая залить глаза. Проклятое солнце, проклятая жара, проклятый поход… Мысли путались.
Чувство опасности заставило резко обернуться — и увидеть стремительно приближающуюся смерть. Вороной конь скакал крупной рысью, с каждым шагом словно вырастая выше. Его ноздри раздувались, а глаза, казалось, горели недобрым огнем. Всадник вращал в воздухе саблей, явно примериваясь снести ей голову… Несколько мгновений Нейда стояла неподвижно, отчаянно соображая, как быть. Эти мгновения оказались роковыми. Кривой клинок ярко блеснувшей молнией упал сверху. Девушка приняла удар на меч, но противник тут же разорвал контакт и ударил еще раз — уже сбоку. Сабля была легче, быстрее, подвижнее… Она зацепила меч, закручивая его, выбивая в сторону - и сил удержать оружие не оказалось. Пальцы разжались, тело повело от очередного приступа боли, а в следующий миг вороной налетел на нее грудью, сбивая с ног. Копыто задело по шлему, край подковы соскользнул вдоль обода, рассекая кожу над бровью и саму бровь. Один глаз перестал видеть — и мир рассыпался тысячами искр.

Предыдущая глава