После школы я отвез Беллу домой и проводил ее до двери.
- Так я зайду вечером? - нерешительно спросил я, остановившись у ее порога.
- Вечером? А сейчас ты куда?
Мне показалось или она была огорчена?
- Ну, тебе же надо поесть, сделать уроки, принять душ, отдохнуть от моего общества, в конце концов.
- А... - Белла облегченно вздохнула и решительно взялась за дверную ручку, - понятно. Значит так: поесть я могу и с тобой... - я радостно улыбнулся, - сделать уроки я тоже могу с тобой, принять душ ...
- Ты тоже можешь со мной, - радостно закончил я... и осекся.
Белла вспыхнула и смущенно улыбнулась. Несколько минут мы смотрели друг на друга, а потом расхохотались.
***
В гостиной было тихо. Белла, не задерживаясь, направилась на второй этаж в свою комнату. Я последовал за ней. Это было очень странное ощущение, ведь я еще ни разу не попадал к ней через дверь. Я оглядывался по сторонам, мне интересны были все детали, ведь это часть ее жизни.
На стенах то тут, то там висели репродукции картин. Эта коллекция была слишком разношерстна, чтобы предположить, что ее собирал один человек. Впрочем, даже не коллекция, так, несколько репродукций. Пасторальный пейзаж с одинокой пастушкой, вполне мог быть получен в наследство от какой-нибудь бабушки. Много различных лестниц, нарисованных без учета законов физики, похоже на Эшера, - вероятно, выбор Рене, Беллиной мамы. Ну, картина с Белым домом на переднем плане, могла быть только трофеем Чарли, за какие-нибудь выдающиеся заслуги. Возле Беллиной комнаты висела картина Сальвадора Дали "Лебеди отражающие слонов".
- Дали, - констатировал я. - Любишь Дали?
- Да, люблю, - просто ответила она. - Вообще, я отдаю предпочтение пейзажам. Люблю красивые сады, беседки с вычурной резьбой, увитые растениями и цветами. Классика, а не сюрреализм. Но для Дали я сделала исключение. Его работы уникальны. Есть в нем что-то особенное. И дело даже не в том, что он видит мир иначе, чем другие люди. Скорее всего, дело в том, что он не боится это демонстрировать. Но он не только признается в этом. Он еще и не стесняется в выражениях. Понимаешь? Его картины - раскрытое окно в его сознание, которое с ужасающей точностью отражает нашу искаженную реальность.
- Мне ещё так много надо узнать о тебе, Белла, - подумал я и вздрогнул от звука собственного голоса. Оказывается, я произнес эти слова в слух. – Интересный выбор картины…
Я на секунду задумался. Любое искусство всегда имеет обратную сторону. Картины Дали имели не одну. Это было великое множество повторяющихся обратных сторон, которые невозможно оценить за один раз. Чтобы хоть немного понять Дали, приблизится на миллиметр к скрытому посылу его творений, стоит провести немало времени за созерцанием хотя бы одной из его картин.
- Где бы ты не находился, знай, что ты там есть, смотри внимательнее, можешь увидеть большее...
- Две стороны одной медали, - подхватила она. - Смотри глубже, окружающее тебя иллюзорно, за внешним фасадом скрывается иная суть. Знаешь порой я думаю, а уж не вкладываем ли мы больший смысл в произведение творца, чем он там изначально заложен.
Больший смысл чем был заложен творцом? Да, она продолжала изумлять меня все больше и больше. К творцу у меня накопилось много вопросов. Например,что он имел в виду, когда создавал меня и мне подобных? Какой смысл вкладывал в наше существование...? Я иронично рассмеялся про себя. Но он так долго молчал, не отвечая ни на один из них, что заставил меня усомниться в своем существовании...
- Прозвучало так, словно ты заговорила о Боге, - грустно сказал я.
- Нет, я всего лишь о Дали.
- Да, Белла, творчество Сальвадора Дали, безусловно, заслуживает внимания. Счастливейший человек, один из немногих, чей гений был признан еще при жизни. Но Сальвадор Дали не был бы самим собой, если бы это для него хоть что-нибудь значило. Он был богат и предпочитал скорее эпатировать публику, чем купаться в ее восторгах. Он снискал славу человека эксцентричного, даже странного... Я тоже люблю его картины.
- Ну, еще одна деталь, по поводу которой мы сходимся во мнениях, - произнесла она, ну, когда я перестану удивляться, что мы думаем одинаково.
Войдя в комнату и бросив рюкзак на пол, она подошла к шкафу.
- Отвернись пожалуйста, попросила она, я соберу одежду что бы переодеться после душа.
- Конечно, - я встал к ней спиной и принялся изучать трещины на стене.
- Эдвард, - наконец, позвала она, я хочу сходить искупаться, подождешь меня?
- Конечно, подожду, - согласился я.
- И никуда не уйдешь? - настаивала она.
- Я обещаю тебе, я буду здесь, когда ты вернешься из душа, - уклонился от прямого ответа я.
Я подождал, когда за ней закроется дверь и, схватив свой рюкзак, выскочил в окно.
Я побежал, так быстро как мог, сквозь лес в горы. Там, на самом верху, в одном ущелье никогда не прекращал свой бег шумный водопад. Мне нравилось это место. Его тишина, уединенность и запах, низвергающейся сверху воды. Сотни мелких капелек разбивались, ударяясь о камни, и взмывали обратно вверх. Воздух был наполнен свежестью и покоем. Мне очень нравилось тут купаться. До этого места, было гораздо ближе, чем до дома, кроме того, если вернуться домой, то вопросов не избежать. Последние несколько месяцев, я часто приходил сюда, чтобы использовать этот водопад вместо душа. Для этой цели в моем рюкзаке лежала сменная одежда.
Я встал под струи воды. Она омывала мое тело, вливала в него новые силы. Закончив мыться, я наскоро переоделся и через десять минут уже сидел в ее комнате, ожидая Беллу.
Она появилась, на ходу расчесывая еще мокрые волосы, и остановилась как вкопанная, уставившись на меня.
- Ой, а где ты успел искупаться? - оторопело произнесла она.
Я тряхну головой и ледяные капельки, запутавшиеся в моих волосах, полетели во все стороны.
- Тут неподалеку есть горный водопад, я часто в нем купаюсь.
- О, - удивилась Белла, - и что тебе правда совсем не холодно?
- Нет, - ответил я
- Погоди, - допытывалась она, - значит, твое тело лишено способности чувствовать холод?
- Нет, это не совсем так, поправил я, просто температура моего тела, намного ниже, чем у человека, поэтому я ощущаю холод совершенно иначе, чем люди, и он доставляет мне гораздо меньше неудобств. Я полагаю, мне будет холодно, если температура будет допустим около -50 градусов, но я не уверен. Никогда не проверял.
Она, как-то странно на меня посмотрела, потом подошла ко мне и положила обе руки на мою грудь. Постояла несколько секунд. Потом расстегнула несколько пуговиц моей рубашки и прикоснулась ладонями к обнаженной коже. Я застыл. Я не дышал. Мне было очень трудно сдерживаться. Наконец, она подняла на меня глаза.
- Да, действительно, твоя кожа холодна.
Воздух вокруг нас загустел. Мы так и стояли, глядя друг другу в глаза. Наконец, я нашел в себе силы отвести взгляд. Белла опустила руки и отступила на шаг назад.
- Тебе, наверно, нужно сделать уроки? - я попытался заговорить на максимально нейтральную тему, заставляя себя успокоиться.
- А тебе, что не надо? - удивилась Белла.
- Надо, - послушно согласился я. - Сделаем их сейчас?
- Давай, - улыбнулась она.
- Погоди, ты же ничего не кушала, - спохватился я.
- А я не хочу, - беспечно ответила Белла, - я не голодна. Хотя шоколадку, пожалуй, съем, - подумав, добавила она и вынула из сумки плитку шоколада.
- Хочешь? - спросила она и тут же смутилась. - Ой, извини, я автоматически.
- Ничего страшного, - ответил я, внимательно наблюдая как она ест. Вдруг мне стало интересно.
- А какой он на вкус, твой шоколад? - спросил я.
- Сладкий, - ответила Белла. Она старалась не казаться удивленной, но у нее это очень плохо получалось.
- Сладкий, - мечтательно повторил я, думая о ее белоснежных плечах. Конечно, я помнил вкус шоколада, но очень смутно. За долгие годы эти воспоминания стерлись из памяти, и теперь при слове сладко, я представлял себе ее обнаженные плечи.
- Ну ладно, я поспешил вернуться на твердую почву, пока фантазии не завели меня слишком далеко, возьмемся за уроки?
Мы уселись за ее стол друг напротив друга и раскрыли тетради. Как всегда я закончил свое домашнее задание первым, а потом немного хитрил, разглядывая ее из-под ресниц. Она была такая... я даже не мог подобрать правильного слова... Трогательная. Когда у нее что-то не получалось, она морщила лоб и хмурилась. Несколько раз она раздраженно вздыхала. А еще иногда она проводила языком по губам, как если бы они пересохли. От этого жеста меня все время бросало в жар. В конце концов, мне начало казаться, что кожа вампира не такая уже и холодная.
Когда мы закончили делать уроки, уже совсем стемнело, и Белла зажгла ночную лампу.
- Чем теперь займемся? - спросила Белла, запрыгивая на свою старенькую кровать.
- Не знаю, а что ты хочешь делать? - спросил я, усаживаясь напротив нее.
- Я хочу поговорить, - спокойно ответила она.
Я внутренне сжался, но заставил свой голос звучать спокойно.
- Давай поговорим.
- Эдвард, - она взяла мои руки в свои. - Для меня не имеет ровным счетом никакого значения, кто ты. Я благословляю все твое прошлое, каким бы оно не было, коль скоро оно привело тебя ко мне. Я принимаю тебя таким, какой ты есть. Ты моя вторая половина. И я хочу знать о тебе все. Я хочу пережить твою боль и увидеть твою радость. Я хочу разделить с тобой твое прошлое, так же как и хочу разделить с тобой твое будущее.
- Спрашивай, Белла, я отвечу на любой твой вопрос, - ком в горле мешал мне говорить.
Мне казалось, что после того, как я признаюсь ей, самое страшное будет позади. Я был не прав. Самое страшное будет тогда, когда она начнет задавать вопросы. Когда она попытается понять то, что не понять человеку. Как объяснить ей боль жажды? Когда судорога сводит тело, а весь мир превращается в реки текущей крови? Когда кажется, что еще секунда этой нечеловеческой боли и ты умрешь.
Но ты не можешь умереть...
И ты не человек...
Она улыбнулась. – Для начала маленькое условие… Совсем маленькое. Я буду задавать тебе вопросы, а ты будешь отвечать на них, всего лишь да или нет. Идет?
- Белла, застонал я, мир не черно-белый, есть так много вопросов, на которые невозможно ответить просто да или нет.
- Может быть, и так, - согласилась она, - и все равно, я хочу ее увидеть. Эдвард, когда снимают фотографию на пленку, негатив остается черно-белым, потом, когда фото отпечатывают, к нему добавляют сотни цветов. Но и черно-белый негатив, и цветная фотография, они - две части одного целого. Понимаешь? Я хочу увидеть черно-белый негатив твоей жизни.
- Ты жестока, Белла, - прошептал я.
- Напротив, Эдвард, я милосердна, и я готова принять все твои темные стороны, даже не пытаясь заменить их на другой цвет. Я пойму тебя, даже если ты просто ответишь, да и нет. Мне не надо большей информации. Если мне понадобятся подробности, я расспрошу тебя о них.
- Ну что ж, как будет угодно, спрашивай.
Она набрала в грудь побольше воздуха.
- Эдвард, ты намного сильнее других людей?
Первый вопрос был неожиданно легким.
- Да, - рассмеялся я, - намного.
- И быстрее?
- Да, быстрее.
- Это хорошо, - мечтательно прошептала она. Я не успел задуматься: почему это хорошо.
Следующий вопрос выбил почву у меня из-под ног. Конечно, я не сомневался, что рано или поздно он появится и мне придется на него ответить, но как-то уж больно страшно он прозвучал. Словно осквернил ее губы...
- Ты питаешься кровью?
Я ошибался, полагая, что вампирам не бывает холодно. Мне стало холодно.
Легкий ветер колыхал занавески. Воздух был наполнен тишиной. Я видел трещины на стене. Беллины фотографии, небрежно брошенную тонкую цепочку на тумбочке, музыкальную шкатулку. Запахи этого дома, я к ним так привык. И к теплому запаху этой комнаты: книги, духи, котенок. И к восхитительному запаху ее хозяйки: солнце, нега, счастье. Странный день. Так похожий на вчерашний, и так не похожий на него. Мне хотелось еще секунду побыть в мире, где подобный вопрос не имел права на существование. "Ты питаешься кровью?", - спросила девушка, жизнь без которой не имела никакого смысла.
- Да, - ответил я.
Мир не изменился. Небо не упало на землю и не похоронило меня под своей тяжестью. Я нашел в себе силы произнести эти слова вслух. Это было неожиданно легко, и поэтому - еще более страшно. Что можно добавить к этому простому ответу? "Да". Да, я признаю что я монстр. Да , все что ты думаешь обо мне - правда. Да - еще не поздно передумать Белла.
- Да, я питаюсь кровью.
- Ты можешь прожить без нее?
- Нет, но я...
- Подожди, мы же договорились, - она приложила тонкие пальчики к моим губам, - только да и нет.
Ах, ну да, только да или нет. Не слишком много слов в моем распоряжении, что бы оправдать себя. А нужно ли это? Нужно ли себя оправдывать. Она хочет обнаженную, неприкрытую правду - это ее выбор. Ну, так вот она - эта правда. Ты хочешь увидеть черно-белый мир? Мир, в котором не существует красок и оттенков? Хорошо, моя Белла, но боюсь, ты не готова к тому, что в моем мире даже серый цвет превращается в черный. Как там было сказано в сонете, который ты так любишь? Я думал ты бела как день а ты черна как ночь? Похоже, маэстро сказал это о моей душе. Да, она черна, как ночь. Я почувствовал, как мое лицо превратилось в каменную маску, и понял, что для меня уже нет никаких границ. Я отвечу на все ее вопросы, и это будет очень просто. Да или нет.
- Ты убивал людей?
- Да.
- Ты делал это сознательно?
- Да.
- Ты жалел об этом?
- Нет.
Я ошибался, полагая, что вампирам не бывает больно. Мне было больно.
Да, Белла, когда я убивал людей, я не жалел об этом. Потому что невозможно жалеть жертву, которой ты собираешься прокусить горло... Невозможно смотреть в ее глаза... Невозможно видеть в ней человека... Если не хочешь сойти с ума. Судьба, сделав меня тем, кто я есть, подарила мне право убивать. Права, от которого я готов бы отказаться... Если бы мог...
- Но это было тогда... - взмолился я.
- Только да или нет, - напомнила Белла.
Я ошибался, полагая, что вампирам не бывает страшно. Мне стало страшно.
Она на долго замолчала. А я умолял часы остановиться. Я не хотел слышать ее следующего вопроса. Сейчас она спросит, хочу ли я убить ее. И я, глядя ей в глаза, отвечу "да". Сейчас она осознает, наконец, что я опасен, и когда это произойдет... А впрочем, то, что произойдет потом, будет уже совершенно неважно. Какая разница, что произойдет со мной, когда я перестану быть?
Казалось, она собирается с духом, что бы спросить, что-то самое главное. Ее брови страдальчески изогнулись и больше всего на свете, мне хотелось провести по ним пальцами, выравнивая их линию. Но я не посмел. Она немного подалась вперед и прижалась к моему плечу горячим лбом. Я благословлял каждую минуту этой близости, отчетливо понимая, что она может стать последней.
- Ты любил многих женщин?
Ты не боишься хищника, но страшишься соперницы?
О, женщина, ты воистину загадка!Ты не боишься хищника, но страшишься соперницы? Она ждала моего ответа, как осужденный приговора. О сколько бы я отдал сейчас, что бы услышать ее мысли.
- Белла, это тот самый вопрос, на который я не могу ответить одним словом. Тут нужно столько слов, что мне все и не найти, но я постараюсь.
Я никогда не любил ни одну женщину, Белла... кроме тебя...
В ее глазах проступили слезы. Она обвила мою шею руками. Она прижалась ко мне всем телом, словно хотела раствориться во мне.
- Эдвард, - прошептала она, - я люблю тебя.
Все мое самообладание полетело в тартарары. Что она только что сказала? Я ждал этих слов почти сто лет.
Медленно-медленно я прикоснулся пальцами к ее губам, пробуя произнесенные ею слова на ощупь.
Прикоснулся к ним губами, пробуя эти слова на вкус.
Взял ее лицо в свои ладони и заглянул в глаза, разглядывая эти слова.
- Я люблю тебя, Белла.
Интересно, я подумал об этом , и она прочитала мои мысли? Или я все-таки произнес их вслух? Я не знал. Но ее руки обвили мою шею и она притянула меня к себе.
Эти объятия были так непохожи на все, что было до сих пор. Они были созданы из ласки и нежности, так же как и мы были созданы друг для друга. Мы лежали в темноте.
- Белла, - позволь, я расскажу тебе всю правду, поведаю обо всём, о чём ты вынудила меня умолчать своим условием? - прошептал я заглядывая в ее глаза.
- Не сейчас, Эдвард, пусть это будет совсем другой разговор.
Вместо ответа, я упал на кровать и потянул её за собой. Аккуратно придерживая ее за локти, я ощутил весь вес хрупкого тела на себе. Невообразимо: как? Но она стала мне ещё ближе. Разве это возможно? Разве возможен союз между вампиром и человеком, разве возможен он для меня после всего, что я совершил в своей жизни, после того, как я на короткий срок времени вообразил, что всесилен, что я вправе вершить человеческие судьбы.
Мне очень хотелось прошептать ей, подожди Белла, все не так, все иначе. Нельзя разделить мир на черное и белое. Есть столько цветов и оттенков, о которых ты даже и не догадываешься. Моя душа черна, это так. Но в ней есть и другие цвета. Все эти слова я кричал про себя, стискивая зубы. Она идет по дороге познания, своим путем и я не стану ей мешать. Если она решила, что на данный момент знает все что хочет, значит, так тому и быть.
Я прикоснулся губами к ее щеке, подбородку, шее. Перевернулся на бок, не разжимая объятий, и застыл, разглядывая ее лицо. Я смотрел в ее бездонные глаза и постепенно погружался в другой мир.
Передо мной проступала комната, залитая ярким солнечным светом. На полу, на ковре, в корзинах лежали клубки пряжи. Они слабо светились. Откуда-то сверху, так высоко, что было не разглядеть, спускались кольца пряжи. Три женщины сидели на стульях. Их пальцы неустанно работали, скручивая пряжу в нити, а нити сматывая в клубки.
- Здравствуй, Эдвард, - мне на встречу поднялась Парка, сидевшая посередине. Я никогда не предполагал, что старость может быть так величественна.
- Здравствуй, - ответил я гадалке, предсказавшей мне мою судьбу, почти 90 лет назад.
- Теперь ты веришь мне? - ее губы тронула легкая улыбка.
- Верю. И я благодарен тебе, за то, что сплела мою и ее судьбу воедино.
Властительница людских судеб мелодично рассмеялась. - Нет, Эдвард, это не в моей власти, соединять людей, я лишь плету нити жизни... Но иногда... Смотри.
Она протянула мне две тонкие нити, светло-зеленую и синюю. Они потянулись друг к другу, на несколько секунд соединились вместе, а потом побежали параллельно друг другу. Одна - зеленая, другая - голубая. Еще несколько секунд, и они разъединились.
- Им не быть вместе, - грустно сказал я.
- Не быть, - подтвердила Парка. - А теперь посмотри вот сюда. Широкая черная нить лежала в старческих ладонях. Она поднесла к ней тоненькую серебряную ниточку. Серебряная обвила черную, как виноградная лоза обвивает дерево. Они переплелись вместе, и вот уже невозможно различить, где я и где Белла, но на этом их прекрасный танец не остановился, они продолжали двигаться, вливаясь друг в друга и, наконец, превратились в одно целое. Это уже не были две нити, тесно переплетенные друг с другом, это была одна целая широкая нить, сверкающая всеми цветами радуги, рожденными по мановению чуда из всего двух цветов.
- Так соединяются души, - донесся до меня голос Парки.
- Что же я только что пытался сделать? - прошептал я, имея ввиду свою попытку объясниться с Беллой, сказать ей, что мы не пара, в порыве уберечь ее от меня.
- Ты пытался разделить неразделимое, - ответила она.
- Неразделимое, - повторил я.
- Да, именно так, ступай, Эдвард. Теперь ты знаешь - вы неразделимы.
Я вынырнул из омута Беллиных глаз и прижал ее руку к своим губам. Я с жадностью вдыхал аромат ее запястья, целовал ее ладонь, прикасался к каждому пальчику по отдельности. Меня переполняло столько слов, что каждое из них в отдельности не значило ничего. Я был счастлив, а можно ли это чувство описать словами.