В огромном особняке было темно. Только от зажженных резных канделябров лился тусклый свет. Но никто в эту ночь не спал – слуги суетились и сновали по лестницам. Женщина довольно таки крупных размеров, с маленькими похожими на столбы ножками и добродушным и немного детским лицом отдавала приказы, выглянув из комнаты на втором этаже. Луиза Лафайет была небольшого роста, но очень тучной для него. Маленькие глазки были живыми – от ее зоркого взгляда ничего не ускользало. Она была настоящей хозяйкой этого дома, она старательно содержала хозяйство, поэтому мисс Аннет не надо было беспокоиться о таких мелочах. Мадам Лафайет была с самого рождения молодой леди ее кормилицей. Она считала ее своим ребенком, потому что своего сына она потеряла еще в младенчестве. Луиза стала не только опорой для мисс, но и единственным родным человеком, после того, как от нее отвернулись вся ее родня. Кормилица не считала, что ее подопечная виновата в том, что ее соблазнил молодой герцог Вильям Баклич.
Аннет была дочерью Френсиса Рассела, маркиза Тевистока. Отец все сделал для ее воспитания и когда случился такой позор, он долго не мог оправиться. Маркиз сослал свою недостойную дочь подальше от своих глаз и унижения в Рим, где она должна была замолить все свои грехи. Родители ни разу за все это время так и не навестили ее, а письма писала только мать, да и те потом прекратились. Родители унывали не долго, а скандал быстро был сведен на «нет». Благо у них было шестеро детей, и, потеряв дочь, они не оставались без наследника.
Вильям не был рад тому, что ему придется стать отцом. Ему уже была предназначена жена, по этому он с радостью воспринял новость об отъезде мисс Аннет. Но герцог был не настолько негодяем, чтоб оставить ее без содержания. Он исправно посылал огромную сумму денег, чтоб хоть как-то загладить свою вину.

- Томас, принеси подогретую воду! – с явным французским акцентом отдавала распоряжения Луиза. Из спальни слышались тихие стоны. Но никто вокруг этого как будто не замечал.
- Тише, тише детонька! Скоро все закончится… - утешала женщина свою подопечную, подходя и гладя ее по руке. Молодая женщина лежала в неестественной позе – руки судорожно сжимали края простыни накинутой на нее, красивые маленькие ножки были напряжены до придела. На лице проступали крупные капельки пота, губы были бледные, будто их кто-то намеренно обескровил, а глаза излучали такую тоску, что невозможно было не поддаться сочувствию при взгляде на них. На вид ей можно было дать лет восемнадцать. Девушка не была писаной красавицей, но благородные черты ее лица давали знать о ее происхождении. Маленькое личико с заостренным подбородком напоминало сердечко, но в нем столько было тепла, а в глазах той фанатичной радости, что невольно оно начинало светиться, что предавало утонченную красоту его обладательницы.
- Скоро она придет и облегчит твою боль… - шептала кормилица.
В комнату тихо постучали, и на пороге появился Томас, долговязый уже немолодой слуга. В руках он держал большую кадку с водой, от которой шел пар.
- Там эта женщина пришла! – сказал он, ставя свою ношу около кровати.
- Проводи ее сюда! – властно сказала мадам Лафайет. Томас бесшумно скрылся за дверью, но через несколько минут вошел вместе со старой женщиной. Ее было невозможно назвать дамой, хотя она и держалась прямо и с достоинством. Ее седые жидкие волосы были собраны в пучок и убраны под темно коричневый чепец. Платье было простым такого же цвета, как и чепец, ни одна тесьма, ни одно кружево не украшало его. Единственным отличием от этой коричневой массы была брошь из черного оникса – символ вдовства. Женщина подошла к кровати, быстрым беглым взглядом посмотрела на молодую леди.
- Никого не пускать сюда, – скрипучим, но довольно таки сильным голосом сказала она, - Останьтесь только вы! – кивнула она головой в сторону кормилицы.
Мадам Лафайет послушно удалила за дверь всю челядь и выжидающе посмотрела на сеньору Джованни.
Роды длились до утра, но как только забрезжил рассвет, раздался первый тоненький голосок младенца. А через некоторое время - второй. Кормилица вышла в окровавленном платье, и с трясущимися руками из комнаты. В глазах стояли слезы. Она до сих пор не могла поверить, что два маленьких существа смогли убить ту, которая дала им жизнь. Перед смертью Аннет просила назвать малюток Джейн и Алек, чтоб они не забывали свою родину.