После ухода Эдварда я принимаюсь за мытьё посуды. Ополаскивая и вытирая тарелки, пытаюсь мысленно воспроизвести наш разговор, начиная с ночи и кончая сегодняшним утром. И как это всегда бывает – по крайней мере, со мной, – чем усерднее я стараюсь удержать в памяти отдельные слова или моменты, тем быстрее они ускользают. Ночные события уже начинают терять чёткость, да и многие подробности буквально часовой давности мерцают на краю сознания, словно трепещущий огонёк свечи. А вот то, что я стремлюсь поскорее забыть, почему-то вспоминается с особенной лёгкостью.
Эдвард хочет быть моим другом. Такая странная идея, и мне придётся к ней привыкнуть. Перемена в его поведении кажется неподдельной. Нет причин сомневаться… или есть?
Всего на секунду я задумываюсь, мог ли он солгать мне о письмах. Однако всё свидетельствовало о том, что он говорил правду… его горе, его слёзы по Элис – всё это было настоящим. Но вдруг я так легко верю ему просто потому, что мне очень хочется ему поверить? Моё недоумение возвращается. Почему я должна верить Эдварду, которого не видела почти десять лет, а не Джейкобу и Билли, неизменно поддерживавшим меня всё это время?
А что если он прав насчёт них? Я пытаюсь найти причины, которые могли побудить их сделать что-то настолько ужасное… Ничего не получается.
Начинает болеть голова из-за невольных сомнений в стольких людях, которыми я дорожу. Дорожила. Дорожу.
Эдвард.
Могу ли я снова впустить его в свою жизнь? Сможем ли мы снова быть друзьями?
Оглядывая чистую кухню, я замечаю, что бутылка молока всё ещё стоит на столе. Мой мобильник начинает звонить, и я торопливо открываю холодильник, чтобы поставить туда молоко, но, заглянув внутрь, с трудом верю своим глазам.
Свежее молоко, йогурт, хлеб, фрукты – всё аккуратно расставлено и разложено на полках. В нижнем контейнере я нахожу масло и сыр вместе с упаковкой чего-то, что при ближайшем рассмотрении оказывается нарезанным мясом индейки.
Забыв о настойчивом сигнале телефона, беру в руки красное яблоко, ощущаю его увесистую гладкость. Эдвард купил для меня продукты. Всё это. И ушёл, ничего не сказав. Почему?
Он сделал это для меня... В горле образуется горячий комок. На мои глупые глаза снова наворачиваются слёзы. Почему я так реагирую на этот, казалось бы, обычный поступок? Положив яблоко обратно, медленно закрываю дверцу.
Моя квартира теперь кажется непривычно пустой, кровать с ночи всё ещё не застелена. Я бездумно снимаю постельное бельё для стирки, но даже эта несложная работа меня утомляет. Рассортировав всё, я наливаю себе ещё одну чашку кофе и снова сажусь на диван, откидываюсь на мягкую спинку и пытаюсь понять, что, чёрт возьми, творится. То, что произошло в последние двенадцать часов, полностью и бесповоротно изменило моё представление о последних девяти годах жизни, и я не знаю, каким образом это повлияет на моё будущее. И повлияет ли.
Эдвард предложил «ещё одну попытку». Словно это так легко. Если бы только это было так легко!
Не знаю, что делать, но решаю начать с малого. Беру мобильник и посылаю Эдварду сообщение:
Спасибо тебе. Больше ничего не придумывается… надеюсь, он поймёт, что я имею в виду.
Пару минут спустя телефон жужжит у меня на коленях.
На здоровье. Но за что? Я вздыхаю: следовало бы догадаться, что Эдвард захочет уточнить.
Во-первых, за продукты. Тебе совсем не стоило делать этого. Но я тронута. Вскоре после того, как я нажимаю «отправить», приходит ещё один ответ:
Я сделал это с радостью. А во-вторых? Что? Я просматриваю предыдущие сообщения, пока наконец не понимаю, что он имеет в виду. Просто поддразнивает… кажется. Но у меня уходит немного больше времени, чтобы собраться с духом для следующего сообщения:
За то, что рискнул. Потому что я благодарна ему за этот ночной визит – пусть даже результат пока не ясен.
Ты поступила бы так же. Это не вопрос. Кажется, он уверен в моей реакции.
Но действительно ли я поступила бы так же на его месте? Чувство, напоминающее трусость, непрошеным гостем прокрадывается в мою душу. И я понимаю, насколько Эдвард храбрый.
Не хочется продолжать этот разговор с помощью текстовых сообщений, поэтому я быстро меняю тему. Он ведь сказал, что позвонит мне, чтобы договориться о времени нашей следующей встречи, но ничего страшного, если я сама предложу это:
Китс. Во вторник, после занятия? Его ответ заставляет моё лицо расплыться в улыбке:
Обязательно. На сей раз я не отвечаю, и от Эдварда тоже ничего больше не приходит.
Быстро просмотрев список вызовов, я понимаю, что до этого звонила Розали. Насколько я успела узнать свою новую подругу, сейчас она просто изнемогает от желания узнать, что случилось ночью. Кроме того, она дала мой адрес Эдварду и теперь наверняка боится моей реакции.
Я перезваниваю Розали, и она берёт трубку после первого же гудка.
- Алло? – говорит она немного опасливо. – Ох, не надо меня ненавидеть. Пожа-алуйста!
- Я тебя не ненавижу, - отвечаю я.
- Правда?
- Да… - я выдерживаю секундную паузу, и слышу сердитое фырканье.
- Ну же, Белла, не заставляй женщину ждать! Рассказывай, что случилось!
Умалчивая о самых ужасных откровениях и слишком личных подробностях, я вкратце описываю ночные события… и Розали, конечно же, немедленно схватывает главное. Письма.
- Значит, он тоже писал тебе… а ты ничего от него не получила?
- Так он говорит, - подтверждаю я, вставая и проводя рукой по волосам.
- А ты ему не веришь?
- Нет, верю. Я… Просто здесь есть о чём подумать, согласна?
- Да, я себе представляю. Выходит, ты не сердишься на меня за то, что я сообщила ему твой адрес?
- Нет. Хотя сердилась, пока не поняла, зачем он понадобился Эдварду. И очень хочу узнать, что, чёрт возьми, он сказал, чтобы заставить тебя это сделать.
Розали вздыхает:
- Сказал, что совершил ошибку и хочет её исправить.
- Это всё?
- Почти. Но главное было в том, как он говорил это, Белла.
- Что ты имеешь в виду?
- Неловко признаваться в этом, но я никогда ещё не слышала столько отчаяния в чьём-нибудь голосе.
Отчаяние? Он был в отчаянии? Мысленно возвращаясь в прошедшую ночь, я вспоминаю его взгляд. Да, Эдвард хотел узнать правду даже сильнее, чем я… и это понятно. Ведь он, должно быть, видел, как страдала Элис, поэтому…
- О.
- И что? Ты собираешься выяснять, что случилось с письмами? – спрашивает Розали.
- Да, конечно.
- Наверное, ты сейчас чувствуешь себя прямо… ого…
- Очень точно подмечено.
- Ладно, ты хочешь чем-нибудь заняться? Может быть, зайдёшь ко мне?
- На сегодня у меня запланирована стирка.
- А у меня есть стиральная машина и сушилка!
Я немедленно соглашаюсь, поскольку на следующем занятии мы будем смотреть фильм и Пегги задала нам не слишком большой объём чтения. Пойти к Розали – кажется, именно то, что мне сейчас нужно.
~QF~
С этой недели Розали перед занятиями посещает психотерапевта – пытается изжить остаточные чувства к Финли, – поэтому во вторник утром я иду к учебному корпусу одна. Это даёт мне немного времени, чтобы поразмыслить перед встречей с Эдвардом… А что если он снова спросит меня о письмах? Моя первая попытка закончилась полным провалом.
В воскресенье я позвонила Джейку. В будние дни он подолгу работает и рано ложится спать, так что нам удаётся по-настоящему общаться только по выходным. Вначале я собиралась просто выпалить всё, но по мере продолжения разговора быстро растеряла свою храбрость. Он был таким милым, так радовался возможности слышать меня… не укладывалось в голове, что он имеет хоть какое-то отношение ко всему этому. И потом, Джейк, разумеется, первым делом захотел бы узнать, почему я ничего не сказала ему об Эдварде.
Каждый раз, как я пыталась выговорить нужные слова, они просто застревали у меня в горле, липкие и отвратительные. С Билли мне тоже не удалось поговорить – он был на рыбалке с Гарри Клируотером.
Одним словом, я ни на миллиметр не приблизилась к правде и поэтому заранее предчувствую разочарование Эдварда.
Войдя в аудиторию, я вспоминаю о том, что многие мои сокурсники были на вечеринке у Эрин и стали свидетелями великой кухонной катастрофы. Розали ещё нет, но Эдвард сидит у дальнего конца стола. Он улыбается и жестом приглашает меня занять соседний стул, а Рю и Элисон изумлённо наблюдают.
Я сажусь рядом с ним, достаю тетрадь и быстро её открываю. Эдвард захлопывает блокнот, в котором только что писал, и поворачивает ко мне голову. Почему-то он выглядит иначе, и я наконец понимаю, в чём дело – сегодня на нём не серая или чёрная футболка, как обычно, а зелёная. Из-за этого глаза его кажутся ещё ярче, а цвет лица – здоровее. Это ему идёт.
- Привет, - говорю я, внезапно чувствуя смущение.
- Привет.
- Хорошо провёл выходные? – небрежно спрашиваю я. Какой дурацкий вопрос.
- Провёл… нормально. Много писал, вообще-то, - добавляет он, постукивая авторучкой по книге, которая лежит на столе.
- И о чём ты пишешь?
- О, просто безумный бред.
С противоположной стороны стола доносится шёпот. Я поднимаю глаза и вижу, что Рю смотрит на меня с выражением, которое можно перевести примерно так: «Что. За. Хрень?» Пожав плечами, я снова перевожу взгляд на Эдварда.
- Звучит увлекательно.
- Возможно. Надеюсь на это. Но, скорее всего, нет.
- Почему ты так говоришь?
- А, не знаю, - он вздыхает и едва заметно ёрзает на стуле – вероятно, эта тема почему-то вызывает у него неловкость. Поэтому я удивляюсь, когда он продолжает: - Просто иногда мысли прямо-таки обгоняют друг друга, и рука за ними не успевает. А потом перечитываешь записи, и хочется всё выкинуть.
- Тебе кажется, это плохо? – разве он не получает конструктивную критику от своей мастерской? Я думала, что в магистратуре искусств всё происходит именно так.
- Не знаю, - снова говорит он. – Возможно. – Я уже готова спросить, не хочет ли он, чтобы я почитала это, но тут входит Розали и занимает место справа от меня. Она нерешительно здоровается, насторожённо глядя на Эдварда. Он отвечает тем же, а остальная группа, конечно же, умирает от любопытства. Седьмой круг ада должен был замёрзнуть, чтобы Розали и Эдвард начали вести себя друг с другом цивилизованно –. Ещё через секунду появляется Райли и с ходу затевает с Эдвардом разговор, отвлекая его от нас с Розали.
- Ну как? – спрашиваю я её.
Она кривит губы и пожимает плечами:
- Увидим. Пока всё идёт нормально. Она кажется очень милой, хотя сегодня было только что-то вроде знакомства.
- Это хорошо, - улыбаюсь я. Мой собственный опыт в этом отношении был не слишком удачным, но я знаю, что некоторым психотерапия помогает.
В этот момент входит Пегги, катя перед собой древний телевизор-двойку со встроенным кассетным видеомагнитофоном и бормоча извинения:
- Вам придётся меня простить. Понятия не имею, как использовать вон ту новомодную штуковину, - она указывает на установленный над столом видеопроектор, – и уже не единожды выставила себя идиоткой, пытаясь с ней справиться. Поэтому сегодня мы сделаем всё старым добрым способом.
Пока Пегги подсоединяет телевизор и выключает часть ламп, чтобы сделать свет более приглушённым, в аудитории слышатся тихие смешки. Фильм, о котором идёт речь, - это «Франкенштейн» Кеннета Брана
1, где он сам сыграл Виктора Франкенштейна, а Роберт Де Ниро – как ни странно, сотворённого доктором Франкенштейном монстра. Я никогда не смотрела эту картину, но Розали ещё в выходные заверила меня, что это очень достойная экранизация романа
2.
История сразу же увлекает, и вскоре я совершенно захвачена происходящим на экране. Некоторые моменты кажутся излишне мелодраматичными, но в целом Брана прекрасно передаёт дух произведения.
Время от времени я искоса поглядываю на Эдварда: он тоже выглядит сосредоточенным, погрузившимся в свои мысли. Я ощущаю исходящее от него тепло, хотя мы сидим на разумном расстоянии друг от друга.
Одержимость Виктора наукой, слепая вера в её потенциальное безграничное могущество приводит его на чрезвычайно опасный путь саморазрушения, после того как его мать умирает при родах. Вызов, брошенный смерти, заканчивается созданием монстра, которое является отражением не только неуместного самомнения героя, но и глубины его душевных терзаний. Во время эпизода, в котором Виктор отчаянно и безуспешно пытается оживить свою мать, я смотрю на Эдварда. Он кажется разбитым, и я сразу же думаю об Элис – о том, как он, по его мнению, подвёл её, не сумев спасти. Он стискивает зубы.
А когда монстр из мести убивает младшего брата Виктора, я вдруг обнаруживаю свою руку на подрагивающем колене Эдварда.
Он замирает, вопросительно глядя на меня, и только после этого я осознаю, что сделала.
Смутившись, я отстраняюсь и снова сосредоточиваю внимание на фильме.
Но в конце… Я не готова. Брана несколько вольно обошёлся с сюжетом романа. Когда монстр настаивает на том, чтобы Виктор сделал ему пару, способную скрасить его одиночество, почти согласившийся учёный всё-таки отказывается, и разъярённое чудовище убивает любовь всей жизни Виктора, Элизабет, во время их медового месяца.
Это уже было бы достаточно плохо, но, разумеется, Виктор, обезумевший от этой потери, оживляет любимую. Элизабет возрождается и, с ужасом осознав, кем стала, сжигает себя. Когда пламя охватывает её, картину на экране словно заслоняет неотступный образ моей матери, нелепо и беспорядочно мечущейся в огне.
Моё дыхание учащается, к горлу подступает тошнота, и я понимаю, что должна немедленно выйти. Слепо нашаривая свободное пространство, чтобы встать, я с усилием отрываю взгляд от телевизора и спешу к двери, пытаясь не привлекать к себе внимания.
Покинув аудиторию, я торопливо направляюсь в туалет, и мои шаги гулко разносятся по пустому коридору. Мне удаётся вовремя зайти в одну из кабинок, где меня и настигает судорога в желудке. Я наклоняюсь над унитазом, сотрясаясь от спазмов и ощущая слабость во всём теле, желчь обжигает глотку, а я пытаюсь стереть образы, обжигающие мой разум.
Через несколько секунд меня скручивает ещё один приступ, и я, задыхаясь, избавляюсь от остатков содержимого желудка.
Услышав звук открываемой двери, я торопливо выпрямляюсь, спускаю воду в унитазе и прислоняюсь к стене. Преодолевая головокружение и дрожь в подгибающихся ногах, я чувствую себя крайне неловко в ожидании того, кто разыскал меня здесь.
- Белла? – это голос Эдварда… и я так рада, что пришёл именно он. Мне не придётся ничего объяснять. Дверь кабинки слегка приоткрывается, и Эдвард заглядывает внутрь, его глаза полны тревоги. – Как ты? – спрашивает он. Я молча качаю головой, морщась от горечи во рту. Не говоря ни слова, он берёт меня под руку и бережно ведёт к раковине. Открывает воду, а я подставляю ладони, сложив их ковшиком, и несколько раз тщательно полощу рот. Эдвард стоит немного в стороне, отвернувшись – видимо, чтобы не смущать меня своим присутствием.
Освежившись, насколько это возможно, я дрожащей рукой закрываю кран, смотрю на себя в зеркало и не могу не заметить иронии судьбы – в последний раз я была здесь же в подобном состоянии в тот день, когда потеряла сознание. В день, когда Эдвард снова вошёл в мою жизнь. А теперь со мной именно он. Моё лицо медленно теряет зелёный оттенок, возвращая себе нормальный цвет.
- Господи, это было… - говорит он, нарушая молчание.
- …немного чересчур для меня, кажется, - шепчу я.
- Белла, мне так жаль. Я никогда не видел этого фильма раньше… я ни за что не допустил бы…
- Всё в порядке… мне не следовало так реагировать. Просто… это попало почти в яблочко…
- Понимаю, что ты имеешь в виду, - тихо отвечает он.
Озабоченная собственным состоянием, я не сразу вспоминаю его реакцию на некоторые эпизоды этого фильма:
- Элис.
- Знаю, это глупо. Но когда вижу что-то подобное, то просто не могу не вспомнить.
- Это не глупо. Во всяком случае, по сравнению со мной. Господи, да я вообще не смогла досмотреть фильм!
- Ты не глупая.
- Значит, ты тоже не глупый, - говорю я, демонстрируя безупречную логику.
- Ладно. Никто из нас не глупый, - отвечает он со слабой улыбкой. – А вот фильм – да.
- Очень, - подтверждаю я.
- Хорошо. Рад, что мы в этом так единодушны.
Дверь снова открывается, и входит Розали с моей сумкой. Похоже, она нисколько не удивляется, увидев Эдварда в дамской комнате.
- Занятие закончилось, - объясняет она. Эдвард кивает и смотрит на меня – он выглядит неуверенным, словно не знает, оставаться ему или уйти. - Пегги решила отпустить нас пораньше, поскольку ей нужно на какое-то факультетское совещание. Хочешь, отведу тебя домой? – предлагает Розали.
- Это очень мило с твоей стороны, Рози, но нам с Эдвардом нужно немного поработать.
- Белла, - говорит он с нескрываемым удивлением, - если ты не можешь, не надо. Правда. У нас ещё целая неделя.
- Со мной всё в порядке. Честное слово. Мне хотелось бы полностью закончить.
- Ладно, – соглашается он, отступая на шаг. – Тогда я подожду снаружи?
- Хорошо.
Как только Эдвард выходит, Розали кладёт ладонь мне на лоб:
- Белла, да ты просто ледяная! Уверена, что не хочешь домой? Эдвард прав. У вас ещё целая неделя на подготовку.
Я решительно качаю головой:
- Нет, действительно, я в порядке. Но всё равно спасибо, - я благодарна ей за заботу, но дома меня неизбежно одолеют мысли. Воспоминания. А мне нужно забыть.
- Извини меня, Белла, - говорит она. – У меня совершенно вылетело из головы, чем заканчивается фильм. Ну что за дерьмовое кино!
- Да. Мы с Эдвардом уже вынесли похожий вердикт.
Она слегка улыбается в ответ на мои слова, и мы присоединяемся к Эдварду.
Потом втроём выходим на улицу, в погожий октябрьский день. Розали обнимает меня на прощанье.
- Позвони мне, если захочешь поговорить, - шепчет она. Переезжая в Чикаго, я никак не ожидала найти здесь такую хорошую подругу.
Мы с Эдвардом идём без определённой цели. Я чувствую себя значительно лучше, но всё ещё немного взвинчена.
- Пообедаем? – предлагает Эдвард. Понимаю, что надо бы съесть что-нибудь, но не могу не заметить, что у него уже, кажется, сформировалась одержимость моим питанием.
- Похоже, это теперь цель твоей жизни – заставлять меня есть?
Он бросает на меня застенчивый взгляд:
- Нет. Я просто подумал, что ты, вероятно, голодна после… Мы можем заняться и чем-нибудь другим, если хочешь.
- Вообще-то, - признаюсь я, - пообедать было бы неплохо.
Эдвард предлагает пойти в его любимое кафе, расположенное в нескольких кварталах от нашего учебного корпуса. Пристанище старшекурсников Чикагского университета, оно пульсирует, шумное и переполненное. Это место не очень-то подходит для занятий, зато пахнет здесь потрясающе.
Как только мы устраиваемся за столиком, Эдвард быстро заказывает нам обоим кока-колу и, перехватив мой полный смятения взгляд, недоуменно спрашивает:
- Что?
- Пожалуйста, не заказывай за меня.
- Извини. Но это хорошо для желудка, - он улыбается, размашистым жестом снимая свою толстовку с капюшоном. Его волосы встают дыбом от статического электричества, и я подношу руку ко рту, чтобы скрыть смех.
- Кто это сказал?
- Мой отец, - отвечает он, приглаживая непослушную шевелюру. – Он всегда следил, чтобы дома была кока-кола, если у Элис или у меня случались проблемы с пищеварением.
С этим, наверное, не поспоришь. Когда колу приносят, я отпиваю немного и, чёрт возьми, он оказывается прав. Узлы в моём желудке начинают мало-помалу развязываться.
- Лучше? – спрашивает Эдвард.
- Ммммхммм, - неохотно подтверждаю я.
Хотя мысли о фильме продолжают ворочаться где-то в глубине сознания, я пытаюсь игнорировать их. Эдвард тоже не напоминает. Вместо этого мы немного болтаем на всякие несущественные темы, и я постепенно успокаиваюсь. К моменту, когда прибывает мой обед – простой сэндвич с цыплёнком-гриль без майонеза, - ко мне возвращается аппетит.
Моя тарелка выглядит практически пустой по сравнению с тарелкой Эдварда – с двойным чизбургером и картофелем фри. Залив обе котлеты таким количеством кетчупа, какое не порекомендовал бы ни один врач, он отхватывает огромный кусок и одобрительно стонет, а соус капает ему на подбородок.
- Лучший бургер во всём Чи-Тауне
3, - сообщает он мне. На самом деле чизбургер выглядит не столько лучшим, сколько самым жирным.
- Чи-Тауне? – повторяю я, смеясь над «крутым» Эдвардом.
Он пожимает плечами и, улыбнувшись, возвращается к еде.
Закончив, мы погружаемся в работу и обсуждаем стихи, которые прочитали за прошедшие полторы недели. Критический взгляд Эдварда удивляет и впечатляет меня. Хотя он утверждает, что далёк от поэзии, в некоторых произведениях ему удаётся заметить кое-что такое, на что я не обратила внимания. Примерно через полчаса основные компоненты нашей презентации уже на месте, а мы оба чувствуем себя очень уверенно, хотя я всё ещё немного нервничаю из-за предстоящего выступления перед нашей группой.
- Значит, ты позаботишься о PowerPoint, - говорит он.
- А ты приготовишь материалы для дискуссии.
- Ага.
- Отлично.
- Видишь? Мы неплохо работаем в паре.
- Теперь уже неплохо, - отвечаю я, вспоминая о напряжении на предыдущих встречах. Разумеется, мы добивались результата, но я никогда не чувствовала себя непринуждённо. А сегодня впервые было именно так.
- Да, теперь уже… - повторяет Эдвард, старательно завязывая узлом обёртку от соломинки. – Знаешь, я думал.
- Не стоило так напрягаться, - шучу я.
- Ха-ха.
- Извини. О чём ты думал?
- Хотел задать тебе вопрос. – Я отчётливо слышу тревожный звоночек, предупреждающий о надвигающейся опасности – сейчас он явно спросит о письмах. Должно быть, Эдвард видит смятение в моих глазах, но его взгляд остаётся твёрдым.
- Какой?
- Ты не обязана отвечать, если не захочешь.
- Хорошо.
- Я тебя уже спрашивал, но ты тогда не ответила. Разумеется, сейчас мне ясно, из-за чего. Но всё-таки… почему ты сменила фамилию?
Я вздыхаю, мысленно возвращаясь к тому времени своей жизни. Как же объяснить, чтобы он понял?
- По многим причинам, - начинаю я, отпив ещё немного колы. – Я жила с Джейкобом и Билли уже довольно долго… достаточно, чтобы считать их своей семьёй. Билли официально не удочерял меня, но он мне как отец. Понимаешь? Я думала, что это будет для него важно. Так и оказалось. – Эдвард медленно кивает, но, похоже, догадывается, что за моим решением стояло что-то большее. И я продолжаю: - К тому же… это из-за мамы. У меня было трудное время. Много воспоминаний. Кошмары… - они и сейчас ещё случаются.
Эдвард опускает глаза, но внимательно слушает. Я решаю договорить:
- Мне казалось это чем-то вроде… символического разрыва, что ли. Словно так можно будет начать с нуля, не оглядываясь назад. Я долго боялась… - наши взгляды встречаются, и на секунду я забываю, о чём говорю.
- Чего? – хрипло спрашивает Эдвард.
- Стать такой, как она.
- Ты не такая.
- Нет.
- И сейчас боишься?
- Случается, - признаюсь я. – Когда паникую или нервничаю. Я всё знаю. То есть много читала об этом. Конечно, такое маловероятно. Но меня по-прежнему иногда пугает мысль… что однажды я проснусь больной и даже этого не замечу.
- Этого не будет.
- Вероятно...
- Не будет, - говорит он, словно всей силой своей убеждённости хочет сделать это утверждение истинным.
- Да. Я и сама это понимаю. Но здесь что-то другое. Не могу объяснить. Логикой страх не прогонишь.
Эдвард кивает и рвёт обёртку на мелкие кусочки, а потом собирает их в маленькую кучку своими длинными пальцами:
- Извини. Я не хотел, чтобы ты чувствовала неловкость, особенно после этого фильма…
- Всё в порядке, - удивительно, но мне на самом деле вовсе не неприятно говорить об этом, хоть и немного странно. Но Эдвард явно высказал ещё не всё, что собирался. Нахмурившись, он продолжает:
- Мне показалось, ты просто не хотела, чтобы кто-нибудь… нашёл тебя.
Он полагает, я изменила фамилию в попытке скрыться от него? Вначале эта мысль ошеломляет меня и кажется нелепой, но потом я задаюсь вопросом, нет ли в ней крупицы правды.
- Я не думала, что
кто-нибудь станет искать.
Грустно улыбнувшись, Эдвард откидывается на спинку стула, и я чувствую, как пропасть между нами снова расширяется. Больно. Но такое необходимо говорить вслух.
- Спасибо. За то, что рассказала, - почти шепчет он.
Теперь моя очередь:
- Раз уж мы начали этот разговор, могу я тоже тебя спросить?
Он выглядит немного неуверенным, но молча кивает.
Я указываю на его татуировку:
- Что это значит?
После секундного колебания Эдвард закатывает рукав, обнажая мускулистую руку, чтобы показать мне весь рисунок. Орнамент повсюду одинаков – переплетающиеся чёрные квадраты. Не подумав, я тянусь и провожу пальцем вдоль одной из линий, чувствуя тепло кожи.
- Это
Бесконечный Узел. Он символизирует взаимосвязь всего… то, что случается в прошлом, влияет на настоящее, а настоящее – на будущее. Это буддистское понятие. Не знаю… - говорит он небрежно, снова опуская рукав, - просто какой-то импульс. Я тогда учился в колледже. И был пьян в тот момент.
- Мне нравится, - говорю я. – В ней есть смысл.
По-моему, татуировки чем-то похожи на шрамы. Шрамы, которые никогда не исчезают, никогда не проходят.
- Есть смысл?
Я медленно киваю, начиная понимать.
Эдвард держится за своё прошлое, а я убегаю от своего. Та ещё пара.
1 Имеется в виду фильм английского режиссёра и актёра Кеннета Брана (англ. Sir Kenneth Charles Branagh) «Франкенштейн Мэри Шелли» (англ. Mary Shelley's Frankenstein) – 1994 г.
2 «Франкенштейн, или Современный Прометей» (англ. Frankenstein: or, The Modern Prometheus) — роман английской писательницы Мэри Шелли (англ. Mary Wollstonecraft Shelley, 1797-1851), которая считается родоначальницей научно-фантастической художественной литературы. Роман был написан ею в 18 лет и впервые издан в 1818-м году в Лондоне анонимно. Под своим именем Мери Шелли опубликовала роман только в 1831-м году.
3 Чи-Таун (англ. Chi-Town) – разговорное название Чикаго.
...что в 
...вы можете стать членом элитной группы сайта с расширенными возможностями и привилегиями, подав заявку на перевод в 
0
