Я очнулась от легких прикосновений к моей коже. Почему Док не нагрел руки на лампе? Почему я ничего не вижу? Я попыталась привстать и тут же задохнулась от накатившей боли. Казалось, она пронизывает своими шипами все мое тело.

- Тихо-тихо, лежите, Вам нельзя шевелиться, - сказал незнакомый голос.

Ко мне еще никто так уважительно не обращался, поэтому я не сразу поняла, что это касается меня. Но все же я подчинилась, тем более, что без движений боль была почти терпимой. Чужие руки продолжали порхать по мне, аккуратно ощупывая. Прикосновения были почти невесомыми, а их прохлада облегчала страдания измученного тела.

- Лихорадка отступает. Теперь будет легче. Продолжайте давать ей микстуру и те отвары, что я назначил. Ей нужен покой. Даже, когда спадет температура, необходимо будет оставаться в постели. По крайней мере, пару месяцев. Проводите меня к Доку, я дам более конкретные рекомендации, – незнакомец был сосредоточен, но затем смягчился. - Ненни, что же произошло?

Ненни замялась, но ответила, уводя незнакомца из комнаты:

- Мистер доктор, Вы же знаете, чем мы тут занимаемся. Вот бедняжке попался один… клиент. Ему нужна была ее боль, но она не кричала, терпела. Она вообще…

Дальше я не слушала. Я поняла, какую ошибку совершила. Я не кричала, я не плакала, я не умоляла его остановиться. Я сама виновата в том, что произошло со мной. Я не подумала о том, что Буйному Биллу нужны были наглядные проявления моих страданий. Но жизнь научила меня терпению, молчаливым переживаниям и я поступила согласно ее урокам. Если бы я не сдерживалась, он бы успокоился быстрее. Я впервые не смогла дать клиенту то, что ему было нужно, и жестоко поплатилась за это.

Вернулась Ненни. Она аккуратно присела рядом со мной.

- Бедняжка, как ты? Молчи! Знаю, что паршиво! Все девочки так переживают за тебя. Особенно Шейла. В тот вечер Буйный Билл должен был взять ее. Не представляю, что бы он с ней сделал. Она такая малявка, совсем как ты, когда только приехала. Но ты держишься, хотя и заставила нас всех понервничать. Две недели уже здесь лежишь. Этот доктор молодец, он тебя на ноги поставит. Он сказал, что даже хорошо, что ты без сознания была, когда он кости тебе вправлял. Ничего, ты поправишься, и все будет хорошо. Джона устроил Буйному Биллу такую встряску и тот отвалил кучу зеленых, хоть год не работай. Приходи в себя, поправляйся. Главное, чтобы все зажило. Давай, я тебе компресс на глазах поменяю, этот мистер доктор говорил, чтобы я особо за этим следила.

Под ее бормотание я снова провалилась в сон.

Я действительно провела в постели следующие пару месяцев, как и сказал доктор. Он еще несколько раз приходил проверить мое состояние. Я поправлялась быстро, но возникли некоторые осложнения с моими глазами. Поэтому я носила повязку, которую снимала, только чтобы закапать их. Я не видела доктора, но его голос, звучащий понимающе и сочувственно, мне нравился. Когда он снимал повязку с руки, сказал, что шрамов у меня заметно прибавилось. Я отшучивалась, что с таким количеством, вряд ли. В общем, мы мило с ним общались, я быстро поправлялась. И когда он, наконец, позволил мне встать, необходимость в его визитах отпала. Он зашел попрощаться, и я долго благодарила его. Я сказала, что надеюсь на еще одну встречу когда-нибудь, хотя лучше бы, как с моим клиентом, чем наоборот. Он рассмеялся и ушел. Я очень хотела его поблагодарить еще, но он больше не приходил. На самом деле мне было интересно хоть раз взглянуть на человека, спасшего мне жизнь, но я не могла сделать этого. Зрение восстанавливалось медленнее, чем мне хотелось бы. Правый глаз полностью вернулся в норму только через полгода, а левый так до конца и не выздоровел.

Пока я поправлялась, ко мне часто приходили девочки, рассказывали последние новости, делились сплетнями. Пару раз меня посетил Майк и еще несколько постоянных клиентов. Но это было после того, как сошли основные синяки. Для них я поскользнулась и упала с лестницы. Майк, кажется, догадался, что все не так, но промолчал. Джона приходил ко мне каждый день. Иногда буквально на несколько минут, иногда засиживался, разговаривая со мной по несколько часов кряду. Он не подстегивал меня к скорейшему выздоровлению, наоборот, он говорил, что я могу выздоравливать столько времени, сколько понадобится. И к работе приступлю, только когда буду полностью готова.

Как бы там ни было, спустя почти пять месяцев с той страшной ночи я решила приступить к работе. Я спустилась на кухню и стала темой для шуток во время обеда. Затем мы все потянулись к Доку на осмотр. Пока я раздевалась, а Док грел руки, мы тоже шутили по поводу первой ночи после такого перерыва. Но начав осмотр, Док резко посерьезнел. Затем задумался и, в конце концов, велел быстро одеться и идти с ним к Джоне.

Поднимаясь, я не понимала, что не так! Неужели та ночь оставила шрамы и в самых пикантных местах? Неужели теперь я не смогу работать? Что тогда я буду делать? Вопросы, вопросы, вопросы… и нет ответов.

Джона был у себя. Он посмотрел на испуганное выражение лица Дока и спросил:

- Что?

- Осложнения, Джона, - ответил ему Док, - серьезные такие осложнения. Похоже, Билл ей еще и подарочек оставил. А за всей этой возней с поломанными костями и прочим не до того было! А теперь поздно!

Я слегка не понимала, о чем это они, и ошарашено переводила взгляд с одного лица на другое, пытаясь словить смысл. Джона откинулся в кресле и закурил сигарету. Док ждал его вердикта.

- Совсем поздно? – спросил Джона.

- Середина срока! Только один выход – идти до конца.

- Хорошо! Ступай, а ты, – он указал на меня, - садись. Будем думать.

Док вышел, я опустилась в кресло. Я все еще не понимала, что же так испугало Дока. Если я больна то, что значит идти до конца?

- Итак, - начал Джона, - что делать будем?

- Делать с чем?

- С тобой и этим…

- Джона, ты же меня знаешь, я иногда бываю странной! Что происходит? Я не поняла твоего разговора с Доком. Я не знаю, что стряслось!

Он расхохотался почти до слез.

- Странная! С тобой всегда так. С самого начала, когда ты не знала, что такое бордель! Я сразу понял, что с торбой не соскучишься. Но, ладно, ситуация серьезная. Буйный Билл обрюхатил тебя!

- Ч-что? – я не сразу поняла смысл, - обрюхатил? В плане… я, что… я ношу ребенка?

- Да, ребенка Буйного Билла.

Хорошо, что я сидела, иначе я точно свалилась бы. Я ношу ребенка. Во мне, внутри меня растет маленькая жизнь! Моя частичка, моя капелька! Мое счастье! Мой маленький комочек счастья. Я положила руку на живот. И словно в подтверждение моих мыслей я почувствовала, словно кто-то провел легким перышком внутри моего живота. Я расплылась в улыбке.

- Не знаю, как такое могло случиться, - начал Джона.

- Я знаю. В тот вечер я не выпила «зелье». Майк ведь не должен был прийти. Я собиралась провести вечер одна. Билла не было в моих планах.

- Послушай. Сейчас уже поздно делать что-либо! Надо дождаться конца срока. А затем подкинем этот «подарочек» к церкви и все будет окей! Жизнь пойдет дальше!

Я замерла. Подкинем? Подкинем церкви? Джона хочет, чтобы я отказалась от ребенка? Это невозможно! Я не смогу, я не позволю. Впервые в жизни я была готова на все ради того, чтобы отстоять свое мнение. Я была готова бороться за свое решение.

- Нет! – сказала я твердо.

- Мы, конечно, можем попробовать, может тот новый доктор сможет. Он вроде спец…

- Нет, - повторила я, - нет, Джона! Я выношу ребенка, я рожу его. И я хочу его оставить!

Его глаза округлились. Он смотрел на меня несколько мгновений, а затем сказал мягко:

- Детка, ты же понимаешь, что детям здесь не место! Ты не можешь оставить.

- Джона, - я подвинулась ближе и заглянула в его глаза, - выслушай меня, прошу! Ты знаешь меня, ты знаешь мою историю, мою жизнь! Я просто не могу отказаться от ребенка. Я должна оставить его. Отпусти меня, Джона! Я отработала свой долг. Уже давно. Я знаю. И я никогда бы не сказала тебе этого. Мне было хорошо здесь. Салон стал для меня больше, чем просто работа, больше, чем дом. Но я не могу, понимаешь, не могу отказаться от ребенка. Отпусти меня, Джона! Сколько я еще проработала бы? Год, два, пять лет? Ты, конечно, можешь отказать мне. Ты можешь забрать у меня ребенка, но я уже не буду прежней. Никогда. Я просто не смогу. Отпусти меня, Джона!

Я вкладывала в свои слова всю силу убеждения, на которую была способна. Не знаю, откуда во мне взялось столько смелости, столько наглости, что я решилась высказать все это Джоне. Но все это шло из сердца. Или из-под него. И Джона видел, что я права. Он чувствовал эмоции, бушевавшие во мне в тот миг. Он понял меня. Несколько минут он, молча, смотрел на меня, а затем сказал:

- Иди, я подумаю над твоими словами.

Я поднялась и вышла.