Снег под ногами липкий,
Кровь с силой бьёт в висок.
Вместо дыханья – хрипы,
Нервы – в тугой комок.

Я, словно та ищейка,
Что нужный след ведёт,
Рвётся на тонкой шлейке,
Чтобы уйти вперёд.

Ветки трещат и гнутся,
Я замедляю бег.
Только бы не споткнуться
И не упасть на снег!

Грохот, вспугнувший стаю
Глупых ворон лесных…
Долгое эхо тает,
С криком смешавшись их.

Я же под птичий гомон
Падаю в белый плен,
Боли слепящей полон,
Болью благословен.

Пальцы сгребают корку
Снежного наста в горсть,
Жгут горло смесью горькой
Ярость, досада, злость!

Снег подо мной алеет,
Ярким пятном горит,
В каплях горячих тлеет,
Плавится и шипит.

Шаг до моей победы.
Только где сил мне взять?
Слишком спешил по следу…
Слишком хотел догнать...

Эдвард ехал в машине Дубова, сидя рядом с ним на пассажирском сиденье и мысленно проклиная стиль вождения Никиты. Мало того, что по мере приближения к Алёхино дорога становилась всё ухабистее и сложнее, так ещё и Никита не особо утруждал себя тем, чтобы объезжать многочисленные выбоины и плавно притормаживать на поворотах. Подпрыгивая на очередной кочке, Дубов только отпускал очередное горячее выражение и хмыкал себе поднос, слыша, как Каллен тихо ругается сквозь зубы на английском. К моменту прибытия в посёлок Эдвард уже серьёзно опасался за свой желудок и сильно жалел, что успел позавтракать перед выходом из дома. Поэтому, стоило Никите припарковать машину чуть поодаль от нужного им дома, Эдвард поспешил вылететь прочь из автомобиля. Он начал с жадностью хватать ртом чистый деревенский воздух, с тоской размышляя, сможет ли контролировать свой организм, когда придётся пуститься в обратный путь. Мелькнула запоздалая и поэтому бесполезная теперь мысль о том, что стоило взять свою машину.

Скрипя подошвами ботинок по снегу, к нему подошёл Никита. Он снова был собран и серьёзен. От бесшабашности и веселья, от которых его распирало по дороге в посёлок, не осталось и следа.
- Неважно выглядишь, - спокойно заметил он. – Вижу, утомила тебя езда по-русски.
- Это – езда не по-русски, а по-идиотски, - парировал Каллен. - У меня много знакомых среди русских парней и, смею тебя заверить, не все они имеют привычку так водить автомобиль.
- Ладно, забудь, - Дубов хлопнул его по плечу. – Сейчас ребята подъедут, и будем начинать.

Сразу после его слов на просёлочной дороге показался микроавтобус, и, как только он плавно затормозил рядом с машиной Дубова, из салона вышла группа людей в тёмной форме, касках и бронежилетах.
- ОМОН, - пояснил Никита и отошёл, чтобы перекинуться парой слов со старшим группы.
Очень скоро он вернулся и, остановившись напротив Эдварда, уставился на него пытливым взглядом.
- Вообще-то это не положено, но… - Дубов замялся. – Раз уж ты здесь, с пустыми руками идти туда тебе опасно. Проблему нужно решать. Табельным, конечно, поделиться не могу. Но я запасливый, поэтому…
- У меня своё с собой, - успокоил его Каллен, поняв, о чём идёт речь.
Он расстегнул куртку и продемонстрировал Никите висевшие на его плечах ремни и прикреплённую к ним кобуру со спрятанным внутри пистолетом. Отстегнув клапан кобуры, Каллен одним движением, выверенным до мелочей за годы службы в полиции, вытащил оружие и повертел им перед носом Дубова.
- Glock 26, - понимающе кивнул Никита и выдавил ухмылку. – Что ж, в предусмотрительности тебе не откажешь. Где взял?
- Ну, вообще-то, отчитываться я перед тобой не обязан, – Эдвард вернул ему дерзкую ухмылку. – Но, если настаиваешь, могу удовлетворить твоё любопытство. И то, исключительно ради своего доброго сердца, чтоб ты не терзался неведением и Бог знает какими подозрениями. Пистолет мой, лично мой. Наравне с табельным, верой и правдой служил мне ещё с тех времён, когда я числился в рядах полиции Сиэтла и носил звание детектива. Все бумаги на него, включая лицензию, в полном порядке.
- Ух ты! - Никита открыто, по-доброму, улыбнулся. – Небось, геморрой себе заработал, пока через границу его перевозил?
- Нет, вроде, - Каллен закатил глаза от грубоватого юмора своего собеседника. – Пришлось, конечно, заполнить внушительную стопку документов и сдать его в особый отсек на время полёта, но это того стоило - мой верный приятель остался со мной.
- Ладно, - удовлетворённо кивнул Дубов. – Ты меня успокоил. Значит, пора начинать.



Хлипкая дверь легко сорвалась с петель под напором одного из омоновцев, пропуская того внутрь дома. Вслед за ним в помещение залетели и Эдвард с Никитой. Миновав пустую неопрятную кухню, они оказались в одной из комнат, где так же не обнаружили ни души. Эдвард, оставив Никиту осматриваться, развернулся к двери, ведущей в одну из комнат. Он напрягся и направил на закрытую дверь пистолет, когда услышал донёсшийся из-за неё звук бьющегося стекла и громкий топот. Но секундой позже, когда в проёме распахнувшейся изнутри двери показались двое крепких ребят из группы захвата, проникнувшие в дом через разбитое окно, Каллен разочарованно выдохнул и опустил оружие вниз, не забыв вернуть в исходное положение предохранитель. Сморщившись от досады, он отпустил крепкое русское словцо, перешедшее в его лексикон стараниями Эммета, и вернулся к Никите. Тот с некоторой ноткой брезгливости осматривал скудную обстановку помещения, выполнявшего, очевидно, когда-то функцию гостиной, а в настоящее время выглядевшего запущенным и очень грязным.

- Дверь была открыта, - заметил Дубов. – И, несмотря на то, что сие жилище сильно напоминает сарай, не похоже, что здесь в последнее время никто не жил. В чашке на столе – остатки чая. Плесень на его поверхности появилась бы, если бы эта жижа оставалась нетронутой примерно дня три. А это пойло выглядит, вроде, относительно свежим. Если, конечно, понятие «свежий» вообще допустимо в стенах этого дома…

Никита прервался, когда заметил предупреждающий жест Каллена, который поднял руку, словно просил его остановиться. Эдвард кивком головы указал на стоящий в углу комнаты большой платяной шкаф. Шорохи, которые доносились оттуда, теперь долетели и до слуха Дубова. Не сговариваясь, они одновременно подошли ближе к видавшему виды предметы мебели, и Каллен направил на него свой Глок в тот момент, когда Никита резко рванул на себя обе створки. Представшая перед ними картина заставила Дубова презрительно фыркнуть. Сначала из недр шкафа показался облезлый и донельзя худющий кот. Он с важным видом спрыгнул на пол и недовольно задрал хвост. Злобно урча, животное обогнуло ноги Никиты и бодрой походкой отправилось по своим делам. Дубов снова издал короткое фырканье и, как и Эдвард, изумлённо воззрился на второе существо, находившееся в шкафу и явно не горевшее желанием покидать своё убежище. На них, прижимая к груди початую бутылку водки, испуганно таращился какой-то старик. Вид его был неопрятным. Седые волосы выглядели давно не стрижеными и сальными прядями падали на покрытое глубокими морщинами лицо, нижнюю часть которого покрывали неровные клочки длинной щетины. Ногти на сморщенных в силу возраста руках были длинными и грязными. От мужчины сильно несло неповторимой смесью мочи и застарелого перегара. Он что-то невнятно бормотал беззубым ртом и дикими от ужаса глазами взирал на направленное в его сторону дуло пистолета Эдварда.

- Чего он бормочет-то? – ошалело спросил Никита, провернувшись к Каллену.
Тот только недоумённо пожал плечами, так же, как и его временный напарник, не находя ответа на этот вопрос.
- Ты, Каллен, Глок-то свой убери, а то, не приведи Господи, хватит этого индивидуума сердечный приступ, и возьмёт он да и отдаст концы прямо здесь. А ты потом будешь всю оставшуюся жизнь мучить себя угрызениями совести о невинно загубленной душе Степана Сукачёва. Ведь это, как понимаю, его ценную физиономию мы сейчас имеем счастье лицезреть, - тихо процедил Никита сквозь зубы. Положив руку на предплечье Эдварда, он слегка надавил на него.

Эдвард, не сопротивляясь, опустил руку и поспешил спрятать оружие в кобуру.

- С-сынки! - опомнился вдруг Степан, выдавая первое внятное слово. – Не убивайте, а! Чего я вам сделал? Я ж никого не трогаю! Век свой доживаю и ладно.
Сукачёв медленно шагнул из шкафа и, оказавшись на полу, бухнулся на колени.
- Пожалейте старика, - начал причитать он, цепляясь грязными узловатыми пальцами за джинсы Дубова.
- Твою же маму! – пробубнил Никита. Наплевав на чистоплотность, он ухватился за засаленную, покрытую пятнами грязи, рубашку Степана и начал поднимать его с колен. – Вставай, отец. Мы из полиции. И пришли мы не по твою душу, не бойся.
Дубов усадил старика на единственный попавшийся в поле его зрения колченогий стул.
- Говорить можешь или… - Дубов хмыкнул, - успокоительного накапать?
- У меня своё успокоительное, - уже более спокойно ответил Степан и покосился на откатившуюся в сторону ополовиненную бутыль со спиртным, жадно сглотнув слюну.
- Э-э, нет. Так не пойдёт. Сейчас ты примешь ещё пару стопок, дойдёшь до кондиции, и потом слова от тебя внятного не добьёшься, - протянул Никита, встретившись глазами с Калленом. Тот, поняв его намерения, поднял с пола бутылку и отставил её подальше от глаз старика.
- Чего хотите-то? – буркнул тот, грустно вздохнув. – Я ж чуть не помер от страха. Влетели, как ураган, дверь снесли. Окно вон разбили…
- У тебя кто-нибудь жил в последнее время? – спросил Никита, внимательно вглядываясь в лицо Сукачёва. – На постой кто-то просился?
- Жил!? – испуганно переспросил тот. – Да кому я нужен то? Ты посмотри, господин полицейский, вокруг. Кто ж в таком засранном месте добровольно жить согласится, кроме меня? Ну, а мне уж всё равно, где помирать…

Произнося эту тираду, Сукачёв вертел головой, избегая напрямую встречаться с взглядом Никиты, и пытался спрятать под рваными полами рубахи трясущиеся руки.

Он врал. И врал так явно и неумело, что заметить это мог любой, кто наблюдал бы за ним со стороны. Эдвард с интересом разглядывал Степана и вдруг заметил одну деталь, никак не вписывающуюся в общий образ Сукачёва, а точнее – в его стиль одежды. Болтавшаяся на нём ещё, по-видимому, со времён его молодости, и, скорее всего с тех времён и не стираная, рубашка Каллена не удивила. А вот слишком свободно сидящие и несколько раз подвёрнутые джинсы, не скрывавшие голые замызганные щиколотки, точно не принадлежали Степану. К тому же, деним был явно дорогой и выглядел почти как новый. Не торопясь озвучивать свои подозрения, Каллен развернулся и отправился в соседнюю комнату. Оказавшись внутри, он принялся внимательно оглядывать помещение. Окно, разбитое омоновцами, зияло большим провалом, оскалившись на посетителя торчащими по периметру деревянной рамы осколками стекла. Но в остальном эта комната отличалась от обстановки в остальной части дома относительным порядком и чистотой. На полу, в отличие от кухни и первой комнаты не было засохших плевков и старых окурков. Мебель, хоть и такая же старая, как и везде в доме, не имела на своей поверхности налёта вековой грязи. А старинная металлическая кровать на пружинах была застелена чистым с виду и почти новым комплектом белья. Но вместе с тем, приглядевшись внимательней, Каллен всё же заметил на столике рядом с кроватью и на подоконнике приличный слой пыли. Выглядело это так, словно здесь никто не вытирал эту самую пыль уже несколько недель. Эдвард подошёл к постели и приподнял за уголок одеяло, встряхнув его. В воздух тут же поднялось большое облако пылинок, и это говорило о том, что постелью какое-то время никто не пользовался.

- Он врёт! – подвёл Каллен итог, вернувшись туда, где Никита до сих пор пытался разговорить Степана.
- Да я и сам это уже давно понял, - кивнул Дубов.
- Видел его джинсы? – уточнил Каллен.
- Да уж… И даже поинтересовался, в каком бутике мсье Сукачёв приобрёл столь дорогой наряд. Видел бы ты его лицо! Была б его воля, он бы меня точно послал куда подальше!
- Соседняя комната разительно отличается от общей обстановки. Там чище и даже… м-м… уютнее. Ну, если сравнивать со всем этим, - Каллен обвёл рукой окружающее пространство. – Но на подоконнике, столе и кровати - пыль. Туда никто не заходил недели две – три.
- Так! – Дубов устало вздохнул и посмотрел на Сукачёва. – Надоело мне вокруг тебя выплясывать. Рассказывай давай, Степан Петрович, у кого штаны спёр.
- Что?! – Степан подпрыгнул на стуле от возмущения. – Спёр?! Нет уж, это у вас не пройдёт! Ничего я не пёр! Он, может, сам их забыл? Я, может, на них случайно в шкафу наткнулся после его отъезда? Забыл, стало быть, вещь эта не очень-то и была ему нужна… - старик вдруг осёкся, запоздало поняв, что наговорил лишнего.
- Кто он? О ком ты говоришь? Кто сбежал из твоего дома настолько поспешно, что впопыхах прихватил не все свои вещи? – вопросы сыпались из Никиты один за другим. Степан молчал, вцепившись скрюченными пальцами в жёсткое сиденье стула.
- Кто у вас жил? – подключился к допросу Каллен, пытаясь соблюдать ровный и беспристрастный тон.
Но Сукачёв вдруг сильно дёрнулся, вскочил со своего стула и, задрав голову, чтобы увидеть лицо Эдварда с высоты своего небольшого роста, вперил в него наглый взгляд.
- А ты вообще кто такой?- заявил он, брызжа слюной и дыша на Каллена перегаром. - Вот этот, - он ткнул пальцем в Никиту, - точно, мен… виноват, полицейский. Он мне удостоверение показывал! А где твоя книжица? Между прочим, имею право поинтересоваться!
- Ну, всё! – Дубов громко хлопнул ладонями по коленям и встал, посмотрев на Каллена. – Может, ему рассказать, кто ты такой? А в придачу - ведь одно с другим тесно связано - поведать этому борцу за справедливость, кого он пригрел в своём доме? Авось, хотя бы это его напугает и откроет глаза. А то он, поди, уже мнит себя Павликом Морозовым, уверенный, что страдает за благое дело.
- Можно, - Эдвард кивнул головой и, припечатав Сукачёва тяжёлым взглядом, усадил его на место.
- Так вот, - тоном профессионального рассказчика начал Никита, - ты прав, он – не мент, как ты, Петрович, имел неосторожность выразиться. Он – нынешний муж бывшей жены твоего недавнего постояльца.
Никита сделал эффектную паузу, давая Степану время переварить и осмыслить последнюю фразу.
- А ищет он Димочку по той причине, что тот имел наглость угрожать его семье (то есть своей бывшей жене и её детям) и даже травмировал своего бывшего пасынка. Но для тебя, очевидно, этот аргумент не является достаточно веским. Ты же, небось, тоже не особо дорожил собственной женой, когда она ещё была жива. Мне вот интересно, сколько раз в неделю она чувствовала на себе силу твоего кулака?
Степан ничего не ответил, но по его злому, насупленному взгляду Дубов понял, что попал в точку.
- Но это – полсказки, - уточнил Никита, - а вся-то сказка впереди. Мистер Каллен, вам слово.

Эдвард сел на продавленную тахту, расположившись так, чтобы его лицо оказалось напротив лица Степана. Каллен был так взвинчен, что даже не заметил, как, по примеру Никиты, перешёл с официально обращения на «ты».

- Тот, кого ты так рьяно выгораживаешь, успел натворить дел в моём родном городе, - отчеканил Эдвард. - Дима тебе кто - сын, внук, родной племянник, чтобы опекать его?
- Да! Не сын! И не племянник!- заорал вдруг Степан. – А, может, он единственный меня понимал?! Он мне добро делал! Мне вон Нинка, продавщица в местном магазинчике, бутылки ни в долг, ни за деньги уже не отпускает. А он помогал - из города самую лучшую водку привозил. Поставит, бывало, бутылёк на стол, закусь какую-нибудь добавит. «Вот вам, - говорит, - Степан Петрович, поправьте здоровье». В посёлке все мой дом стороной обходят, и не заглянет никто проверить: может, помер давно Стёпка горемычный, - Сукачёв шмыгнул носом от жалости к собственной персоне. – А Дима относился с уважением, по имени-отчеству ко мне обращался.

Каллен и Дубов обменялись понимающими взглядами.

- Психотерапевт недоделанный. Знал, чем взять мятежную душу алкоголика, - проворчал Никита.
- Дмитрий Корнев, которому ты уже полчаса поёшь дифирамбы, на моих глазах застрелил двух женщин, одна из которых была женой моего брата и матерью моего племянника.
Степан икнул от неожиданности и испуганно вытаращился на Каллена. Его обветренные и потрескавшиеся губы задрожали. Он вжал голову в плечи, и, не выдержав давления обвиняющего взгляда Эдварда, опустил глаза вниз, начав ковыряться грязным пальцем в дырке на поле своей рубахи.
- А знаешь, Петрович, - заговорил Никита усталым голосом, – надоело мне с тобой носиться, как с драгоценным подарком. Вижу я, что зря сейчас теряю время. Ну, не хочешь общаться, и не надо. Что с тебя взять, с больного пожилого человека? Я даже в отдел тебя забирать не стану, хотя можно было бы привлечь за нежелание давать показания против преступника, находящегося в розыске. К тому же, есть у меня опасения, что я не доживу до конца поездки в одной машине с тобой, потому что задохнусь от твоего неповторимого амбре раньше, чем мы попадём в город. Но только ты учти, что всю мою ответственность за твою дальнейшую судьбу я, как лицо официальное, с себя тоже снимаю. Больше ты меня не увидишь. А за него, - Никита махнул головой в сторону Каллена, - я ручаться не могу. Он кто? – Дубов состроил глупые, наивные глаза. – А откуда я знаю, кто? Вижу его, вообще, сегодня второй раз в жизни. И что ему там дальше в голову взбредёт, ведать не ведаю. И если захочет сей джентльмен, чьё сердце горит огнём праведной мести, пару раз с тобой встретиться, останавливать его не буду, потому как он – не мой подчинённый, и докладывать мне о своих дальнейших намерениях и передвижениях не обязан. И это – его дело, каким изощрённым способом он будет добывать информацию о Диме из закоулков твоей мутной памяти.

Дубов остановился и, беспомощно разведя руки в стороны, участливо покачал головой.

- Но помни, Стёпа, и ещё кое-что. Для Каллена ты – человек, прикрывающий его врага, а значит, ты с Димой в одной лодке. И здесь всё логично: друг его врага – и его враг тоже. Возможно, Эдвард, как человек благородный, и проявит уважение к твоему возрасту и к тому убогому состоянию, в которое ты сам себя загнал беспробудными пьянками. А может, и нет. Откуда ж я точно могу знать, как оно дальше повернётся? Уж очень его Корнев разозлил своими идиотскими выходками.

Закончив свою тираду, Никита встал и начал застёгивать куртку, добавив:
- Ладно, я пошёл. Вот этих крепких парней, всё это время терпеливо подпиравших входную дверь, я забираю с собой, чтоб больше не смущать твою, Петрович, хрупкую психику, - Дубов махнул двум откровенно скучавшим у выхода омоновцам, а потом обратился к Эдварду: - Мистер Каллен, вы с нами?
- О, нет! – ответил тот, приняв условия игры. – Я, пожалуй, задержусь. Природа здесь, знаете ли, великолепная! Хочу насладиться видами зимнего леса, так что погощу ещё у хозяина дома. Думаю, мы найдём много общих тем для разговора, скучно нам точно не будет, не так ли, Степан Петрович?
Эдвард подарил Сукачёву хищную улыбку.
- Удачи! – небрежно бросил Никита и бодро потопал к выходу.
- Эй-эй, капитан, ты куда? – опомнился Степан. Его глазки–бусинки, маслянисто заблестев, испуганно забегали по сторонам. – Хрен с вами, расскажу! Да я знаю-то совсем немного!
Никита, сменив траекторию, резко развернулся от входной двери и, подойдя к Сукачёву вплотную, произнёс строгим тоном:
-Говори!
- Приехал он сюда с месяц назад, - жалобно запричитал Степан. – Поздно ночью. Попросился на постой, сказал, что поругался с женой, и не хочет её прощать, а хочет пожить в тишине и покое, чтобы привести нервы в порядок. Посулил за комнату хорошие деньги, я и согласился. Но дома он не сидел, постоянно куда-то отлучался. А однажды пригнал машину, какую-то старую иномарку.
- Модель? Номер? – потребовал Дубов.
- Откуда ж мне знать? – пожал плечами Степан. – Я в них вообще не разбираюсь. А номеров когда вообще не было, а когда были сильно заляпаны грязью. Каждый день по-разному было. Да что я, следил, что ли, за этим?! Не обязан был, между прочим!
- Это мы уже поняли, - смирившись, махнул рукой Дубов. – Дальше!
- Несколько раз, когда Дима под вечер возвращался домой, он был злой, как волчара. Всё бубнил себе под нос какие-то проклятия, обещал, что кому-то за что-то отомстит. Я, вроде как по доброте душевной, один раз решил узнать, что случилось, а он рыкнул на меня и предупредил, чтоб не лез я не в своё дело. Но потом, правда, подобрел. И ещё… Он всегда был при деньгах. Однажды в сильном подпитии вытащил из кармана пачку мятых купюр и стал трясти ими перед моим носом. Говорил, что с этими бумажками он – человек.
- Где он сейчас? – перебил Степана Эдвард, устав слушать, как любая фраза Степана, пусть и в разных вариациях, сводится к упоминанию спиртного.
- Н-не знаю, - протянул Сукачёв и, жадно сглотнув, снова оседлал любимого конька: - Мужики, дайте выпить, а?
- Где Корнев сейчас? – повторил Каллен, игнорируя просьбу.
- Да уехал он! – старик, поняв, что не получит желаемого, впал в крайнее раздражение. – Недели две назад уехал! Вещи за десять минут собрал, торопился очень. Сказал, что нужно сменить жильё, потому что возникли проблемы. Здесь, мол, опасно надолго задерживаться. Жена его, гадюка, мол, крепких ребят наняла, чтобы отомстить за то, что Дима её бросил, - Сукачёв с опаской покосился на Эдварда, заметив, как напряглись от злости его скулы при упоминании эпитета, которым Корнев посмел наградить Изабеллу. – Сунул Дима мне напоследок малость деньжат и предупредил, что я должен держать язык за зубами, если кто будет его здесь искать.
- Господи! – Никита с досады всплеснул руками. – Да неужели же ради этих крох информации ты перед нами столько времени ломал комедию?!
- Я своих не выдаю… не выдавал, - пробубнил Степан, насупившись.
- Ладно, Каллен, - Никита обратился к напарнику, - теперь, думаю, стоит покопаться в комнате Корнева. Вдруг на что занимательное наткнёмся.
- Давай, - Эдвард кивнул. – Я, если не возражаешь, выйду на пять минут на улицу, голову проветрю.

С молчаливого согласия Дубова Эдвард вышел за дверь и, преодолев заснеженный двор, оказался за калиткой. Он повернулся лицом к дому, и стал с наслаждением вдыхать холодный зимний воздух, чувствуя, как проясняется в голове, а его обонятельные рецепторы постепенно избавляются от неприятного запаха, коим был насквозь пропитан дом Сукачёва. Блуждающий взгляд Эдварда наткнулся на крыши потрепанных временем поселковых домов, и он вздрогнул, поняв, что этот сельский пейзаж, по-своему прекрасный в своей непритязательности, знаком ему. Он до удивления напоминал картинку из его сна, не отличавшегося, однако, ощущением счастья и умиротворённости. И, как подтверждение того, что встревожился он не напрасно, спину внезапно зажгло от чьего-то тяжёлого взгляда. Каллен резко повернулся к белому, засыпанному снегом, лесу через дорогу от него и разочарованно фыркнул. Лес, начинавшийся буквально в нескольких шагах от него, выглядел застывшим и словно помертвевшим под яркими, но не дающими тепла лучами низкого зимнего солнца. Каллен уже собрался отвернуться, коря себя за излишнюю подозрительность, когда неожиданно уловил еле заметное движение за высокой разлапистой елью, растущей чуть в отдалении от кромки леса. И как подтверждение того, что ему не привиделось, еловая лапа закачалась, стряхнув с себя снежный покров. Звук чужих шагов, донесшийся со стороны леса, был очень осторожным и тихим, но всё же различимым в разреженном морозном воздухе.

Так же, как в своём сне, Эдвард побежал вперёд, на ходу выдёргивая из кобуры свой Глок. И так же тихо начал ругаться от досады, чувствуя, что его ноги, обутые в непредназначенные для бега по сугробам ботинки, скользят и разъезжаются в стороны. Человек, которого он преследовал, по всей видимости, не испытывал подобных трудностей. Он был уже на приличном расстоянии от Каллена, стремительно удаляясь от него и ловко огибая стволы деревьев. Он уже не заботился о конспирации, возвещая о своём присутствии треском сломанных кустов и громким скрипом снега под его ногами. Беглец пересёк небольшую полянку. Эдвард вылетел на открытый участок леса вслед за ним, но резко затормозил на середине полянки, осознав, что больше не слышит впереди тяжёлого топота. Слишком поздно Каллен понял, что это могло для него означать - ему не хватило всего нескольких шагов, чтобы по примеру человека, которого он преследовал, оказаться в спасительной тени деревьев. Держа наготове оружие, он ринулся вперёд, надеясь как можно быстрее добежать до места, где поляна снова переходила в стену плотно растущих елей и берёз, и тут же тишину разорвал звук выстрела, подняв в небо над лесом стаю заголосивших от страха ворон. Левую ногу Эдварда пронзила резкая боль, и он, громко вскрикнув, рухнул в сугроб.

- Желаю тебе сдохнуть прямо здесь, сука! – донёсся до его слуха знакомый голос. – Ищейка паршивая! Ненавижу!

Игнорируя сильное жжение в бедре, Каллен приподнялся на одно колено и несколько раз выстрелил в том направлении, где мелькала меж стволов деревьев чёрная куртка его противника, снова пришедшего в движение. Воспользовавшись внезапной беспомощностью своего преследователя, тот снова понёсся прочь, скрываясь от погони.

Боль, в первые минуты немного приглушённая выбросом адреналина, стала быстро усиливаться. Каллен сел на снег, развернувшись полубоком и перенеся вес на правую сторону тела. Он стал осматривать раненую ногу, пытаясь оценить, насколько всё серьёзно. Но слишком маленькое отверстие в джинсах, пробитых пулей Корнева, и обильное кровотечение из раны сильно усложняли задачу. Тогда он сделал единственное, на что хватило сил – вытащил из собственных штанов ремень и туго затянул его на бедре чуть выше того места, где находилась рана. Его старания увенчались успехом – кровь, вместо того, чтобы выплёскиваться наружу тяжёлыми толчками, превратилась в тоненькую струйку и стала стекать вниз редкими каплями, медленно увеличивая площадь тёмно-красного пятна на снегу под Калленом.

- Каллен! Эдвард! – на поляне показался взволнованный Никита. Он быстро преодолел расстояние между ними и бухнулся на колени перед напарником. – Живой, слава тебе, Господи! Я пошёл тебя искать, а тебя нигде нет. Потом, слышу, стреляют. Думал, что это ты…
Взгляд Дубова упал на кровоточащую ногу Каллена.
- Что случилось?!
- Корнев! – прошипел Эдвард сквозь сжатые зубы и махнул рукой в ту сторону, где исчез Дмитрий. – Туда побежал.

Никита сорвался с места, на ходу предупредив Эдварда, чтобы тот не двигался и дождался его. Он вернулся буквально через несколько минут в крайнем раздражении.

- Уехал! - зло бросил он. - Этот участок лесополосы метров через двести упирается в шоссе. Там Корнев, скорее всего, оставил машину, на которой потом и укатил отсюда. Следы от протекторов совсем свежие, и они от его тачки, как пить дать! Бл*дь, он совсем рядом был. Это ж какую наглость надо иметь, чтобы вместо того, чтобы смыться при виде полиции, засесть в лесу и ждать, чем дело кончится!
- Я же говорил тебе, что у него внутренние тормоза совсем отказали. Он так ненавидит меня, что готов рисковать собственной свободой, если есть хоть малейший шанс отомстить, - напомнил Эдвард.
- Ладно, давай, помогу тебе встать, - уныло предложил Никита.

Эдвард уцепился за ладонь Дубова и с усилием поднялся, опираясь на здоровую ногу и стараясь удержать на ней равновесие. Никита перекинул его руку через свои плечи, и они медленно двинулись обратно в посёлок под шипение Каллена и скрежет его зубов в те моменты, когда он забывался и переносил тяжесть своего тела на больную ногу. За ними, словно выложенная крупным красным бисером, тянулась по снегу пунктирная дорожка из капелек крови.

- Что так тяжело вздыхаешь? – спросил Эдвард, останавливаясь, чтобы поправить сползший вниз ремень, который до сих пор служил жгутом, контролировавшим поступление крови в рану. Думаешь, из-за меня тебе теперь от шефа влетит? Я же с тобой напросился, а теперь ещё и пулю заработал.
- От шефа я как-нибудь отбрехаюсь по поводу твоего огнестрела, - успокоил его Никита. - Я опасаюсь, что влетит мне по самое не хочу от гражданок Журавлёвой и Дубовой. Ты же в курсе, что Женя сегодня целый день с Изабеллой. Пришла, так сказать, проведать крестника, а заодно - и это главное - приглядеть за твоей ненаглядной.
- Знаю. Это я Женю попросил. Не хочу, чтобы Белла и дети надолго оставались одни.
- Понял, не дурак, - хмыкнул Никита. – Так вот, Женя звонила мне сегодня утром и настоятельно просила не давать тебе лезть на рожон.
- Я не мальчишка, чтобы так меня опекать! - взбеленился Каллен.
- Слушай, Белла переживает за тебя. Женька ведь ради неё старалась. Болит у неё душа за подругу. А ты, Каллен, цени, что есть, кому за тебя беспокоиться. Хуже было бы, если бы Белле было на это абсолютно фиолетово. Пояснить, что значит это выражение?
- Не надо, в курсе, - Эдвард мотнул головой. - Мой брат частенько так выражается. Он у меня любитель современной версии народного и ОЧЕНЬ народного русского языка.
- Тем лучше. Значит, просто понимай и цени.
- Понимаю, - тон Каллена потеплел, – и ценю.
- Да… Только теперь праведного женского гнева не избежать нам обоим, - напомнил ему Дубов, шагая дальше и придерживая сильно хромавшего Эдварда. Может, сказать им, что ты, детектив, так надышался от Сукачёва испарениями, что тебя накрыло внезапное озарение, ты возомнил себя диким парнокопытным (лосем, к примеру) и решил побегать по зимнему лесу, а там наткнулся на острый сучок?
- Слушай, - Эдвард закатил глаза, продолжая медленно двигаться вперёд и волоча за собой левую ногу, горящую от боли. – А бывают, в принципе, в этой жизни ситуации, когда ты НЕ отпускаешь свои странные шуточки?
- Бывают, - спокойно кивнул Дубов, минуя очередной сугроб и удерживая от падения Каллена, - но редко. Видишь ли, моя тонкая психическая организация, не очень, как выяснилось, совместима с моей, мать её, работой. Поэтому в тот день, когда перестану прикрываться циничными шутками, я либо застрелюсь из своего табельного, не выдержав нервного напряжения, либо окажусь по этой же причине в психушке.
- А сменить работу не пробовал?
- Не могу! – Никита не весело хохотнул. – Люблю её, заразу! К тому же, бывших ментов не бывает.
- Знаю, - согласился Каллен, - как и бывших копов.
- Вывод: мы с тобой одной крови, мой зарубежный друг! – торжественно провозгласил Дубов, пытаясь контролировать сбившееся от долгой ходьбы и тяжёлой нагрузки дыхание.
Так, скоротав за разговорами свой путь, они добрались до посёлка. Среди ребят из группы захвата нашёлся бывший медик. Осмотрев ногу Каллена, он вынес вердикт: кость не задета, а пуля, пройдя насквозь, повредила только мягкие ткани. После оказанной (насколько это представлялось возможным в полевых условиях) первой помощи, Никита помог Эдварду сесть в машину и уселся за руль, намереваясь отвезти напарника в больницу.
Они уже мчались по пустынному шоссе, когда у Каллена зазвонил телефон.
- Это Белла, - ответил Эдвард на вопросительный взгляд Никиты и принял звонок.
- Эдвард, - голос у Беллы был сильно встревоженным, – как ты? Как дела?
- Э-э…
- Я помню, ты обещал позвонить сам, когда освободишься, но… мне вдруг стало не по себе. Не знаю… Тревожно как-то… Как будто в один миг с головы до ног окатили кипятком, а потом почему-то сердце стало ныть… У тебя всё в порядке?
Эдвард молчал, лихорадочно соображая, как смягчить новость о том, что он всё-таки умудрился вляпаться в неприятности.
- Белз, понимаешь, - промямлил он, так ничего и не придумав, – я в порядке. Ну, почти…
- Что?! Как это – почти?! Да не молчи, Эдвард! Я сейчас с ума сойду!
- Окей, я немного… ранен, - на том конце провода послышался резкий вздох. – В ногу. Никита везёт меня в городскую больницу. Успокойся, Crane, всё нормально.
- Нормально, - переспросила Изабелла подозрительно спокойным тоном, который тут же сменился громким возгласом: - Я тебе дам «нормально», Каллен, когда увижу! Я… - она осеклась и горько всхлипнула.
- Женя сейчас со мной, - через секунду продолжила она хриплым голосом. – Мы приедем в клинику на её машине. Только детей к папе завезём и приедем.
- Нет, - Эдварда попытался возразить. – Оставайтесь дома. Я…
Он замолчал и обречённо вздохнул, слушая раздающиеся в трубке короткие гудки.



Эдвард, подсунув под спину несколько подушек, сидел на медицинской койке в палате местной больницы и гипнотизировал взглядом белоснежную повязку на средней части своего левого бедра. Из-за обезболивающего средства, полученного несколько минут назад, Каллена слегка клонило в сон, но он стойко держал глаза открытыми, пытаясь сосредоточиться на разговоре с Дубовым. Тот сидел на стуле рядом с кроватью Эдварда и вслух рассуждал о событиях этого дня.
- И всё же, - перебил его Каллен, - зачем Корнев вернулся?
- Да! – Дубов подскочил на стуле и, достав из-за пазухи маленький свёрток, затянутый в плотный пластиковый пакет чёрного цвета, протянул его Эдварду. – Думаю, вот это и заставило его снова объявиться в Алёхино. Я как раз искал тебя, чтобы показать свою находку, но потом услышал звуки стрельбы, и как-то не этого стало. Посмотри сам.

Внутри свёртка обнаружились паспорт, водительские права и несколько золотых колец и цепочек.
- Это документы Насти, - заметил Каллен, повертев в пальцах права и пролистав страницы паспорта.
- Украшения тоже принадлежат ей, - согласился с ним Никита. - Я беседовал с её родителями, когда они вернулись из Сиэтла с телом дочери. По моей просьбе они наведались в квартиру Насти, и именно тогда выяснилось, что шкатулка, где она обычно хранила свои ювелирные украшения, пуста. Видишь вот это кольцо? На внутренней стороне гравировка. Там написано…
- «Любимой дочке», - прочитал Эдвард, осторожно держа кольцо двумя пальцами и повернув его так, чтобы свет падал на надпись на внутренней стороне золотого ободка.
- Именно так, - кивнул Дубов. - Я не помню описания всех безделушек, указанных в протоколе, как пропавших, но помню, что об этом кольце там точно упоминается.
- Даже подарком родителей не погнушался, - презрительно скривился Эдвард.
- Каллен, я тебя умоляю! - воскликнул Никита. – Да для Корнева это мелочи! Я не удивлюсь, если он вообще не заметил этой гравировки. А если и заметил… думаешь, он бы прослезился и положил украшение обратно?
- Ничего я не думаю, - огрызнулся Каллен. – Так, мысли вслух. Констатация факта, если хочешь.
- Скорее всего, Дима прихватил всё это на чёрный день, - продолжил Никита свои рассуждения. - Золото ведь всегда можно продать. Свёрток был спрятан под одной из половиц в его комнате. Видимо, он очень спешил, раз забыл о нём, уезжая от Степана.
- Думаешь, сегодня он вернулся за ним? Но это же опасно в его положении!
- Во-первых, Дима не ожидал, что мы так быстро окажемся в посёлке, а во-вторых, жадность человеческая иногда не знает предела.
- Наверное, ты прав, - тут же согласился Каллен с доводами Никиты. - О его любви к деньгам и вообще ко всему, из чего можно извлечь хоть какую-то выгоду, я осведомлён.
- И ещё… Он вооружён, Эдвард. Теперь мы это точно знаем, - добавил Никита, бросив взгляд на повязку Каллена, на белоснежной поверхности которой успело выступить несколько капелек крови.

Их диалог неожиданно прервался, потому что дверь в палату с грохотом распахнулась, впуская в помещение Изабеллу и Евгению. Белла подлетела к Эдварду и, заключив его лицо в ладони, стала поглаживать ему скулы большими пальцами.
- Эдвард! – залепетала она, не обращая внимания на бегущие по щекам слёзы. – Я так испугалась!
Изабелла пробежалась глазами по его телу сверху вниз и, как только её взгляд остановился на бинтовой повязке, громко всхлипнула, зажав ладонью рот.
- Господи! Это он, да?! Это Дима с тобой сделал?! Скотина! Какая же он скотина и тварь! – отчаянно захрипела Белла, не замечая приподнятых в изумлении бровей Каллена, который до сего момента не слышал от своей будущей жены ни одного грубого слова в чей-либо адрес.
Она спрятала лицо в ладонях и разрыдалась в голос.
- Белла, не надо! – смущённо пробубнил Эдвард. – Всё нормально.
- Не надо?! Нормально?! – переспросила она, уставившись на него, и тяжело плюхнулась на краешек кровати. – Каллен, ты чего несёшь-то? То, что ты сейчас в больнице с простреленной ногой, это нормально?!
- Ну-у, врач сказал, что кость и крупные сосуды не задеты. Пуля повредила только мягкие ткани, - Эдвард начал лихорадочно оправдываться, невольно съёжившись под горящим праведным гневом взглядом своей невесты. – Я недели через две буду, как новенький, вот увидишь!
- Да?! – взвилась Изабелла, давая волю новой порции слёз. – А если бы Корнев, не дай Бог, был более метким в этот раз?! А если бы это привело к твоей… к тому, что он бы тебя… Нет, я не могу, - Изабелла потерянно замотала головой. – Даже думать об этом боюсь, а уж вслух произнести – тем более.
- Иди сюда, - Каллен подался вперёд и привлёк Беллу к себе. Она снова всхлипнула и тут же обмякла в его руках, уткнувшись лбом ему в шею.
- Я так испугалась, - промямлила она устало. – Прости, что наорала на тебя. Это от страха.
- Всё нормально,- заверил Эдвард, успокаивающе водя ладонями по её спине и плечам. – Люблю тебя.
- И я тоже, - ответила она, поцеловав его в подбородок. – Одно меня успокаивает – как минимум недели две ты не станешь искать приключений на свою… голову. Здесь уж точно тебе не дадут этого сделать.
- Здесь?! – Каллен дёрнулся и тут же сморщился от сильной боли в ноге. – Вот это вряд ли! Я не останусь в больнице! Лежать я и дома могу, на диване.
- Да-а, как же, - саркастически усмехнулась Журавлёва. – Будешь ты лежать, ага.
- Ну, Белз! Пожалуйста! Я тут… Как это по-русски? Концы отдам, точно! Меня уже сейчас тошнит от белых стен и запаха лекарств, - простонал Эдвард. Он сделал щенячьи глазки и продолжил: - Обещаю выполнять все медицинские рекомендации и не нагружать больную ногу. Если хочешь, я могу сделать вид, что ОЧЕНЬ сильно болен, и разрешу тебе кормить меня с ложечки свеженьким куриным супом.
- Тьфу, Каллен! – раздался голос Женьки, которая всё это время, не вмешиваясь в разговор, шепталась о чём-то с бывшим мужем. – Умеешь ты уговаривать. Даже я сейчас заплачу от умиления. А любимая твоя вообще растаяла, как пломбир по жарким солнцем. Ты, кстати, когда лежачим больным прикидываться соберёшься, предупреди меня. Я тебе упаковку памперсов привезу, чтоб всё выглядело естественней.
Никита при этих словах поперхнулся воздухом.
- Ну и шуточки у тебя, Евгения, - откашлявшись, произнёс он.
- И это говорит человек, который умудрялся шутить даже тогда, когда тащил меня раненого по лесу, - фыркнул Каллен.
- Так, - засуетилась Белла, - Эдвард, надевай джинсы, мы едем домой.

Она сняла сложенные вдвое джинсы Эдварда со спинки кровати и развернула их, собираясь отдать их ему. Неожиданно её взгляд зацепился за прореху на левой штанине, оставленную пулей Корнева. Белла побледнела и судорожно втянула носом воздух. Глаза её снова повлажнели, и Каллен, тяжело вздохнув, уже приготовился встречать новый поток слёз. Но Белле все же удалось купировать ещё одну свою истерику, и ни от одного из присутствующих в палате не укрылось, каких усилий ей это стоило.

- Мы едем домой, - повторила она, дрожащими руками протягивая Каллену его джинсы. – Вот только с врачом нужно договориться.
- Врача я беру на себя, - расслабившись, выдохнул Никита. – Уболтаю его за пять минут, не сомневайся!
- Не сомневаюсь, - устало вздохнула Белла.
Но Никита уже не слышал её, потому что к этому моменту он уже покинул палату и теперь нёсся по больничному коридору, чтобы пообщаться с лечащим врачом Каллена.