Сильная и независимая женщина, она побывала в аду, но выстояла.
И это не из-за меня, а потому, что она нашла, ради чего жить.
Эдвард Каллен
- Знаешь, лучше договорим в следующий раз, - говорит мне Райли, мой босс и по совместительству владелец ресторана, в котором я и работаю. Мы обсуждаем предстоящую дегустацию вин, как одно из мероприятий, призванных расширить нашу клиентуру и привлечь людей, что в перспективе, возможно, станут нашими постоянными посетителями, и мы ещё даже близко не закончили с этим, и потому я совсем не понимаю, почему он настолько внезапно решил перенести наше собрание на другой день. И, конечно же, я спрашиваю о причинах такого решения, ведь иногда мне всё ещё страшно сделать что-то не так, не справиться со своими прямыми обязанностями и вылететь отсюда, словно пробка из шампанского, так же быстро и резко, как я и был принят.
- Но почему?
- Потому что ты выглядишь отсутствующим. Мысленно ты совсем не здесь, а где-то в другом месте, но я всё понимаю. В жизни может случиться всякое, и я не собираюсь подвергать тебя каким бы то ни было репрессиям из-за этого, но думаю, что тебе лучше поехать домой или же разобраться с тем, что тебя, очевидно, беспокоит. Решать тебе, но до завтрашнего дня даже не думай здесь появляться. Я всё сказал, - с этими словами Райли покидает мой кабинет, и я знаю, в них содержалось не предложение, которое я могу обдумать и в конечном итоге лишь поступить так, как сам пожелаю, а прямой приказ. Формально боссам и дела нет до личной жизни сотрудников, и Райли тоже не имеет ни малейшего права вмешиваться в мою, но он совершенно прав. Я едва ли слышал хоть слово из того, что он говорил, ведь я будто выпал из реальности, и всё из-за Беллы, заполнившей все мои мысли. Как я ни стараюсь, не могу думать о чём-то ещё, кроме неё, и если так пойдёт и дальше, я лишусь и аппетита, и сна, и тогда уж точно потеряю и свой заработок, а это не то, что я в состоянии себе позволить.
Мы ужинали ещё в пятницу, а сегодня уже понедельник, прошли целые выходные, и таким образом за эти два дня я ничего от неё не слышал. Быть может, мне и стоило позвонить ей первым, как было и тогда, когда я пригласил её в ресторан, за исключением того, что договаривались мы посредством сообщений, но каждый раз, когда я брал в руки телефон, что-то меня останавливало и не давало довести начатое до конца. Неважно, как сильно мне хочется проводить с ней максимально возможное количество времени, не меньше этого я боюсь ей помешать и отвлечь её от чего-то важного. Или от родителей, если они ещё в городе, или от переезда, который наверняка ещё очень далёк от полного завершения, или от работы и творчества, как тоже довольно-таки выматывающих порой вещей. Не хочу навязываться, но я знаю, что Белла, возможно, рассуждая подобным же образом, может и вовсе никогда не позвонить, и именно эта мысль, выводя меня из состояния душевного равновесия, и провоцирует внутри переживания, которые я не в силах побороть. Но они же и толкают меня вперёд и заставляют действовать. Порой, чтобы чего-то добиться, просто необходимо выйти из зоны комфорта, расширить свои горизонты и сделать именно то, что пугает, и преодолеть страх.
В противном же случае ничего не выйдет, но мне крайне важно получить желаемое. Получить Беллу, и чтобы у нас всё получилось, и хотя и по-прежнему беспокойный и ужасно нервный, но всё же я звоню ей. Время, кажется, тянется невероятно долго, а вид из окна, к которому я и подошёл в надежде, что он меня успокоит, со своей задачей совсем не справляется, и спустя три гудка я уже хожу туда-сюда по своему кабинету, а моё состояние наверняка является агонией. Никак иначе описать я его не могу, и к тому моменту, когда Белла, наконец, мне отвечает, хотя могла и вовсе этого не сделать, я уже почти схожу с ума от мысли, что она просто меня игнорирует. На её месте я бы с собой наверняка именно так и поступил, но она другая, всё понимающая и всегда готовая простить, даже если ради собственного блага лучше этого и не делать. Она была такой, когда мы только встретились, и я почти уверен, что и сейчас не изменилась, а сохранила эту черту в себе. Пусть это и не единственная вещь, за которую я люблю Беллу, хотя мне и вовсе не нужно составлять список причин, обуславливающих мои чувства, но одна из них. А если быть честным до конца, то я просто хочу провести с ней остаток жизни, и меня совершенно не волнует, кто и что об этом подумает. Имеет значение лишь та, чьё дыхание и тихое «да» невероятно нежно касаются моего уха, и то, хочет ли она того же, что жажду и я. Нужно ли ей совместное со мной будущее? Обручальное кольцо на пальце, свадебное платье и уединённая или не очень церемония? Ребёнок или, быть может, даже несколько детей? Рано или поздно я узнаю ответы на все свои вопросы и тогда, надеюсь, стану самым счастливым человеком на свете, а пока впервые за несколько лет я просто заговариваю с Беллой по телефону.
- Привет...
- Эдвард, - её по-прежнему едва слышный и настороженный голос звучит одновременно и радостно, и грустно, если такое вообще бывает, будто она сама не имела возможности позвонить, а моего звонка уже и не надеялась дождаться. И сейчас задаётся вопросом, который даже не может позволить себе задать, и хотя, быть может, её настроение и вовсе со мной не связано, но где же ты так долго был, словно спрашивает Белла, и я боюсь, что она вполне может снова расплакаться из-за меня. Это неоднократно случалось в прошлом, но ей, кажется, удаётся вернуть себе контроль над эмоциями, и мысленно я облегчённо выдыхаю. - Я рада... рада тебя слышать. Как ты?
- Прекрасно, - говорю я, хотя и почти уверен, что она слышит нервную дрожь в моём голосе, опровергающую моё заявление, а, быть может, и то, как я, словно загнанный зверь в клетке, мечусь по своему кабинету. Но я совсем не переживаю по этому поводу, ведь это Белла, и я по-прежнему вижу в нас родственные души, в то время как в моей голове ещё с выходных уже есть одно мероприятие, которое ей наверняка интересно будет посетить. - Есть выставка, открывающаяся сегодня вечером, и если ты, конечно, не возражаешь, я хочу тебя на неё пригласить. Это необычные картины, но я всё равно думаю, что тебе они понравятся.
- Эдвард... - вздыхая, начинает Белла, и я сразу же понимаю, что совсем не хочу, чтобы она продолжила и завершила свою мысль, потому что почти чувствую неизбежность отказа и, не желая этого слышать, перебиваю Беллу, хотя и знаю, что это не просто некрасиво, но ещё и нехорошо.
- Не надо... Я всё понимаю.
- Нет, ты не дал мне закончить и потому совсем ничего не понимаешь. Я бы и рада пойти и посмотреть ещё чьи-либо картины, но прежде всего мне необходимо разобраться со своими собственными, - объясняет она. Я ощущаю себя если и не полнейшим идиотом, то дураком уж точно, и всё из-за того, что не дослушал и сделал преждевременные выводы, но теперь я полон решимости, исправиться и дать Белле возможность высказаться. Если сейчас совершенно не подходящее для выхода в свет время, это совсем не беда. Мы в любом случае можем встретиться, и я могу даже чем-то помочь, если, конечно, Белле это нужно, и она не будет возражать против моего приезда.
- А ты где?
- Дома. Родители уехали ещё в субботу, а мои остававшиеся у них вещи привезли лишь сегодня. В том числе это и мои картины, и хотя их и не очень много, но они запакованы и в этой своей плёнке выглядят ужасно, а больше у меня ничего нет, и я даже не знаю, за что браться в первую очередь. Подбирать мебель, разбирать коробки или всё же сосредоточиться на своих холстах... Эдвард, я...
- Просто успокойся. Дыши, хорошо? - говорю я, пытаясь её подбодрить, но перед глазами невольно возникает образ расстроенной Беллы, возможно, сидящей прямо на полу. В окружении множества наполненных одеждой, личными вещами, украшениями, книгами и просто ценными предметами картонных коробок, и, быть может, чувствующей себя немного одинокой среди пустых стен и комнат. У неё, и правда, много дел, и я понимаю её почти отчаяние и панику, связанные с отсутствием кого-то, кто бы мог сделать для неё что-то по-настоящему существенное и поддержать, и всего за одно мгновение я забываю про то, что ещё минуту назад звал Беллу на выставку. Это подождёт, и вообще нам и вовсе необязательно туда идти, но не помочь в сложной ситуации и проигнорировать фактически крик души я просто не могу.
- Хочешь, я приеду и помогу тебе?
- А ты разве не на работе?
- Это совсем не проблема.
- Вот как раз их я и не хочу тебе создавать.
- Ничего такого не случится. На сегодня я уже освободился.
- Тогда... тогда приезжай. Я буду рада.
- Адрес я помню, разве что не знаю номер квартиры, но на всякий случай всё равно назови его полностью...
Она именно так и поступает, а я думаю, что, как и прежде, сделаю всё, о чём бы она меня ни попросила. Это не изменилось, и почти каждую минуту этих выходных я провёл, размышляя о ней, и это достигло апогея, когда накануне вечером впервые с тех пор, как они были сделаны, я просматривал собственноручно сделанные фотографии. Я не использовал ни фильтры, ни редактор, но выровнял каждую из них в соответствии с линией горизонта, и этот процесс до такой степени меня затянул, что я засиделся далеко за полночь.
В течение этого времени индивидуальные фото Беллы уже сменились нашими совместными, и, изучая их, я думал лишь о том, что если она продолжала любить меня даже тогда, когда я раз за разом разбивал ей сердце, то, возможно, любит и сейчас. Но даже если и нет, я постараюсь, чтобы она влюбилась снова, ведь второй такой, как Белла, просто не существует. Мои родители никогда особо и не были с ней близки, а теперь, оглядываясь назад, быть может, видят в ней ещё и источник моей нескончаемой боли, но, если потребуется, я дам им понять, что и сам причинил не меньше страданий, и что Белла ни в чём не виновата. Она мать моего ребёнка, и хотя нашей дочери и не было суждено родиться, а мои родители и понятия об этом не имеют, мы с Беллой всё равно её мама и папа. И я защищу ту, которую люблю, даже если потребуется делать выбор между семьёй, в которой я живу, и той, что хочу создать.
Дорога у меня, а точнее у моего водителя не занимает сильно много времени, и через полчаса я уже на месте и отпускаю его совсем, ведь не знаю, как скоро освобожусь, но ещё и потому, что добраться домой самостоятельно вполне в состоянии. В конце концов, есть такси, и деньги для меня не проблема, хотя и придётся ехать за город, но не это является причиной моих терзаний, а мысли о том, что будет, когда я поднимусь наверх. У Беллы есть и домофон, и консьерж, так что она определённо узнаёт о моём приближении задолго до того, как двери лифта открываются на пятом этаже десятиэтажного дома. Поэтому, когда я, вытерев вспотевшие руки прямо о ткань своих чёрных брюк, нажимаю на кнопку дверного звонка, заветная железная дверь тёмного цвета и открывается мне навстречу спустя всего несколько секунд, являя моему взору Беллу в джинсовых шортах и клетчатой рубашке, надетой поверх хлопковой майки на бретельках. Очевидно, что её повседневный стиль остался прежним, а если я хочу снова увидеть платье, то определённо нужно будет что-то придумать.
- Привет.
- Привет, и проходи, - Белла открывает дверь шире, и я впервые вхожу в её первое жильё, которое ей не нужно ни с кем делить. В период учёбы в университете её домом было общежитие, где об уединённости, тишине и покое нечего и думать, а сразу же после окончания и до того, как мы решили жить вместе, она снимала квартиру вместе с девушкой, с которой училась в одной группе. Таким образом, Белла лишь сейчас обретает полную самостоятельность, и я счастлив, видеть, как её никто не будет ни стеснять, ни подавлять и ни указывать ей, что делать. Иногда хорошо ни от кого не зависеть и отвечать за свои поступки и решения лишь перед самим собой. - Я возьму твою куртку.
Белла забирает у меня верхнюю одежду и, скрывшись за углом, возвращается уже без неё. Находясь в коридоре, я могу видеть три дверных проёма и соответственно три комнаты, одинаково пустые, но одновременно и заставленные. Повсюду бесчисленное количество коробок, и я лишь убеждаюсь в том, что их, и правда, много, когда Белла проводит мне экскурсию по своей квартире. Я представлял себе её меньше, чем она является на самом деле, а в реальности же здесь есть, где развернуться и разместить, всю необходимую мебель, из которой у Беллы есть лишь матрац, вообще-то ею не считающийся. А к тому моменту, когда в гостиной я обнаруживаю балкон, а на кухне окно, позволяющее одновременно мыть посуду и видеть улицу, я и вовсе начинаю думать, что эта квартира идеальна. И станет даже лучше после всех преобразований, содержащихся в голове у Беллы. Возможно, это и косметический ремонт, новые обои, ламинат и потолки, а быть может, лишь покупка и установка мебели, и приобретение предметов освещения и других, необходимых в хозяйстве и просто для уюта вещей, но, как бы то ни было, я без проблем помогу со всем, чем смогу.
- Итак, что я могу для тебя сделать? - спрашиваю я, когда становится больше нечего показывать. Мы снова оказываемся в коридоре, собственно, там, откуда и начали, и мне остаётся лишь следовать за Беллой, когда она начинает двигаться в сторону комнаты, войдя в которую, я вижу образующие пейзажи цвета, краски и оттенки. Все рамы и холсты, которые в них заключены, находятся у одной стены, и они, прижатые к ней изнаночной стороной, и правда, обёрнуты пленкой, но даже сквозь неё можно видеть сюжеты, что сотворила Белла, и все они, как один, детально проработаны и чётко прорисованы. Я всегда знал, что у неё талант, но боялся, что задушил его, и теперь так же сильно, как и в галерее несколькими днями ранее, счастлив, видеть, что самые худшие мои опасения не подтвердились, и что Белла так же безупречна и неудержима.
- Ты, и правда, уверен в этом? Я уже распаковала несколько картин, пока ты ехал, и могу и сама закончить.
- Я знаю, но я действительно хочу тебе помочь.
- Хорошо... Тогда можешь начинать с любой.
Я лишь киваю и приступаю к делу, и, разматывая плёнку слой за слоем, по очереди освобождаю от неё картины, которых могло бы и не быть так же, как и той, что превратила то, что существовало лишь в воображении, во что-то настоящее и действительно имеющее место в реальности. Но все эти полотна здесь, и Белла тоже, и я обращаю своё внимание на неё как раз в тот момент, когда она берётся за особо тяжёлую картину, ставшую таковой из-за увеличившегося при оформлении в багет размера, и тут же спешу на помощь. Вместе мы снимаем плёнку с последней имеющейся в комнате картины, и когда Белла отворачивается, чтобы убрать прозрачный материал в коробку, я начинаю рассматривать открывшееся взгляду изображение. Солнечное утро, ослепляющие лучи, тёплый и безоблачный день, ярко-голубое небо, невероятно зелёная листва, пышные кроны деревьев и ухоженные и чистые улица и тротуар по обеим сторонам дороги. Я будто слышу шум освежающего ветра и шелест травы, цветов и кустарников, вдыхаю свежий воздух и словно нахожусь там, на картине, настолько она красивая, уютная, успокаивающая, мирная и тёплая.
- Белла?
- Да?
- Эта работа... Она просто потрясающая.
- Ты, и правда, так считаешь? - неуверенно спрашивает Белла, выглядя при этом сомневающейся в моих словах и не особо и верящей в них, будто кто-то уже успел раскритиковать какую-либо из её работ или даже конкретно ту, что я держу сейчас в своих руках. Но для меня они все изумительные, бесподобные и запоминающиеся, и в каждой есть что-то особенное, отличающее её от других, и так определённо считаю не я один. Я видел множество людей в те два дня, что был на выставке, и порой даже слышал похвалу и положительные комментарии, но никогда не было такого, чтобы до меня донеслось неодобрительное высказывание.
- Конечно, да.
- Спасибо, Эдвард.
- Ты давно её написала?
- Как только наладилась жизнь, - отвечает Белла, и я не слышу ни обвинений, ни упрёков в ее голосе, но мне всё равно не по себе, ведь, если бы не я, ей бы не пришлось собирать себя по кусочкам, терять ребёнка и почти умирать. Я больше не испытываю ненависти к самому себе, но это не значит, что я заслужил прощение Беллы, и всё же она не звучит так, будто по отношению ко мне её вообще когда-либо снедала злость. - Пожалуй, это первое действительно хорошее утро, и тогда, едва проснувшись, я запечатлела вид из окна своей детской комнаты. Тебе действительно нравится?
- Я в восторге!
- Тогда я дарю её тебе.
- Что? Нет, - отказываюсь я, качая головой и протягивая картину обратно Белле, ведь я ничем не заслужил того, во что она вложила свою душу, едва окончательно оклемалась и снова захотела рисовать. Я во многом виноват и не достоин того, чтобы изо дня в день видеть её творение в своей комнате в родительском доме, а в перспективе и в собственной квартире. И потому я просто не могу принять то, что Белла готова мне отдать, но и она мотает головой и не собирается забирать продукт своего творчества. - Это очень дорогой подарок, и я...
- Перестань. Её никто не оценил, а ты увидел в ней нечто прекрасное. Поэтому... просто бери. Я же вижу, что ты хочешь этого, а мне ещё и приятно будет.
- Спасибо большое, Белла. Ты невероятная… – я целую её в щеку и, лишь отстраняясь, понимаю, что сделал, но ничего страшного, из чего я мог бы прийти к выводу, что перешёл невидимую границу, не происходит. По лицу Беллы просто распространяется румянец, и она выглядит смущённой, но никак не недовольной, а мне хочется прикоснуться к её коже и почувствовать, что она, и правда, такая же тёплая, какой и выглядит, но я не смею и просто думаю о том, что Белла давным-давно так на меня не реагировала. На самом деле это было лишь тогда, когда мы только познакомились, дружили и первое время после того, как мы стали парой, и потому сейчас мне кажется, что мы снова молодые и безумно влюблённые. Пусть такими же юными мы уже не станем, но я всё равно хочу нас, как единое целое, снова.
- Ты хочешь чего-нибудь? Чаю или кофе? Увы, но это всё, что я могу тебе предложить.
- Ты голодная? Знаешь, здесь неподалёку есть небольшой ресторан, и я тебя приглашаю.
- Хорошо. Я только соберусь.
- Не торопись.
- Поговоришь со мной, пока я переодеваюсь? – уже скрывшись в своей комнате и прикрыв за собой дверь, хотя и не до конца, спрашивает Белла, и хотя я не особо и знаю, что она хочет от меня услышать, разочаровывать её мне тоже совсем не хочется.
- Да, конечно, - отвечаю я, стоя у дверного проёма и слыша шорохи, вероятно, означающие, что Белла перебирает свои вещи и ищет то, что хочет надеть. Я могу увидеть её полуобнажённой, но, несмотря на то, как велик соблазн поднять глаза и воспользоваться оставленной лазейкой, смотрю я исключительно в пол и никуда больше. - Ты уже думала по поводу того, какую именно мебель хочешь? Есть что-нибудь на примете?
- Нет, я ещё никуда не ходила и ничего не смотрела. Единственное, что я знаю, так это то, что ни стены, ни потолки, ни полы трогать не буду. Они и так в хорошем состоянии, а обои так вообще мне очень нравятся.
Я думаю о том, что она говорит, и хотя, быть может, большинству людей отсутствие рисунка на стенах покажется скучным, а у Беллы на обоях его как раз-таки и нет, зато данное дизайнерское решение идеально для неё подходит. Она художница, и если даже она не будет украшать комнаты своими работами, то всё равно может повесить на стены всё, что душе угодно, и они не будут отвлекать внимание от непосредственно того, что изображено на фото, рисунке или купленной картине, а это, несомненно, большой плюс. Однотонные тёмно-фиолетовые обои в гостиной, светло-синие в спальне, чисто-бежевые в коридоре и шоколадно-коричневые, напоминающие мне о цвете Беллиных глаз, на кухне это как раз то, что нужно её квартире, и, возможно, в первую очередь из-за понимания этого Белла её и выбрала. Как бы то ни было, я думаю, что она не прогадала и не ошиблась.
- Если тебе нужно мнение со стороны, то, когда решишь этим заняться, я могу сходить вместе с тобой.
- Правда?
- Да, почему бы и нет?
- Спасибо, я подумаю, - отвечает Белла и тут же появляется передо мной уже в сапогах и с моей курткой в руках, про которую я уже почти и забыл, и протягивает её мне. – Я только надену пальто, и можем идти.
- Ты быстро, - говорю я, надеюсь, самым обычным своим голосом, не выдающим моих истинных чувств и того, что я заставляю себя не думать о том, как она красива в этом своём тёмно-синем платье с длинными рукавами и небольшим вырезом впереди. Оно заканчивается ниже колена, и оно нисколько не вызывающее, а самое что ни на есть невинное, но мне всё равно уже не хочется никуда идти. Есть лишь желание запереть Беллу дома и никуда не выпускать, только я всё ещё помню, что мы больше не в тех отношениях, по крайней мере, пока, и, чуть успокоившись, я просто помогаю ей с пальто. Мои руки наверняка задерживаются на её плечах дольше положенного, но, даже если у Беллы и есть какие-то мысли по этому поводу, она никак это не комментирует, и мы просто выходим из квартиры и, когда Белла убеждается, что дверь заперта, идём к лифту. Недолгая поездка вниз проходит в полном молчании, и хотя иногда я и чувствую на себе кажущийся нежным взгляд, посмотреть на ту, которая меня им награждает, не решаюсь, опасаясь снова ощутить то, что сейчас и в ближайшее время совершенно не к месту. Мы просто друзья, и пусть мы никогда толком ими и не были, это то, кем нас видит Белла. Она ясно дала понять, что хочет лишь общаться, и я должен уважать это её желание и уважать её.
Кроме меня, здесь она никого больше не знает, и, что бы я ни чувствовал, мне необходимо заглушить эти эмоции, хотя бы на время, ведь ей нужна помощь, и на данном этапе ей определённо не до выяснения отношений. Ей необходимо сделать свою квартиру пригодной для жилья, чтобы было, куда положить вещи и где развесить одежду и, наконец, сделать всё это, и лишь это должно быть на переднем плане. Но никак не я. Она чуть не умерла, потому что водрузила меня на пьедестал и не хотела видеть, как это её уничтожает, пока не стало слишком поздно. Но теперь я, наверное, даже не на пятом месте в списке её приоритетов, и хотя от этого слегка и грустно, по большей части это замечательно, ведь теперь Белле больше никогда не придёт в голову совершать безумные поступки просто за компанию за мной. Не чтобы я собираюсь делать что-то подобное, но сам факт, что в этом случае она лишь окончательно разорвёт со мной все связи, видится мне в исключительно успокаивающем свете. Я твёрдо убеждён, что она позаботится о себе, сделает выбор в свою пользу, и именно так всё и должно быть.
- Эдвард? – спрашивает Белла, когда мы, уже определившись с выбором, просто сидим в отдельной кабинке в углу ресторана и ждём свой заказ. В заведении немноголюдно, и по сравнению с тем, где работаю я, оно со своими десятью столиками совсем маленькое, но зато уютное и тёплое, и такое, куда хочется возвращаться снова и снова. Быть может, и мы здесь далеко не в последний раз. По крайней мере, это то, на что я очень надеюсь.
- Да?
- Ты ведь понимаешь, что не обязан мне ничем не помогать, если не хочешь, и тем более, если это для тебя в тягость? Я, правда, вполне сама могу разобраться со своими делами, - говорит Белла, и мне даже не приходит в голову сомневаться в её словах. Я безоговорочно ей верю, ведь, сильная и независимая женщина, она побывала в аду, но выстояла, и это не из-за меня и не потому, что я протянул ей руку помощи, а потому, что она нашла, ради чего жить.
- Я знаю, что можешь, но ты неправа. Мне совсем не тяжело, и я хочу быть здесь. А теперь ешь. Ты наверняка голодная.
- Если честно, то да, - смущённо признается Белла, и я вижу, что ей из-за этого неловко, но для этого нет причин. Всё ведь хорошо, а плохо было тогда, когда даже ради нашего ребёнка она не могла ничего с собой поделать, и он исчез, будто его и вовсе никогда не существовало. Я ждал его, и я представлял себе, что позабочусь о нём за двоих, если она и не сможет, и не захочет, но возможности проявить себя мне не представилось, ведь я угробил всё хорошее, что у меня было. И, тем не менее, теперь я знаю, что подобные воспоминания и мысли всё равно никуда не ведут, и отгоняю их от себя, потому как прошлое ещё никому не удавалось изменить. Всё, что мы можем, это извлечь уроки, двигаться дальше и строить будущее таким, каким бы нам и хотелось его видеть, и мне хочется думать, что я уже на полпути к нему. У меня нет чёткого плана, но, когда я провожаю Беллу домой и забираю подаренный мне пейзаж, я верю, что тот факт, что её я, несомненно, хочу в своей жизни, рано или поздно сыграет свою положительную роль.
По-прежнему немало мысленных переживаний и разговоров с самими собой, но в то же время оба достаточно осмелели для того, чтобы один помощь предложил, а другой её, почти не задумываясь, принял и заодно впервые пустил к себе домой. И... так и случился первый поцелуй. Неожиданный и всего лишь в щёку, но для них это определённо наверняка нечто особенное.