Вам знакома ситуация, когда вы находитесь там, где есть с кем поговорить и на что посмотреть, но поскольку вы пришли в конкретное место не одни, то всё ваше внимание поглощает тот, кто является вашим спутником? Лично я прямо сейчас именно такими обстоятельствами и окружён, и мой взор предельно сосредоточен на одной лишь Белле. Хотя я и знаю, что она не нуждается в контроле с моей стороны и сама отлично понимает, чем можно и нужно питаться, а какие вещи следует вычеркнуть из рациона, и не сделает ничего, что представляет опасность, внутри я чувствую исключительно одобрение. Оно охватывает меня, когда я вижу, как моя употребляющая исключительно полезные продукты, соблюдающая оптимальный распорядок питания, заботящаяся о себе и своём здоровье и контролирующая свой вес жена отказывается от фужера шампанского, которое совершенно не без повода предлагает ей Виктория. В то время как в ближайшее время она никак не узнает причину, по которой даже заслуженно нам больше нельзя алкоголь и всё то, что таит в себе вред и способно принести ущерб, Белла о таких вещах никогда не забывает.

Она, несомненно, вложила всю себя в свою вторую выставку и достойна того, чтобы выпить за свой успех, возможно, даже больше, чем в первый раз, ведь в последние полтора месяца из-за токсикоза и просто повышенной утомляемости, и вытекающей отсюда сонливости, пришедших ему на смену, с картинами ей приходилось непросто. Но мы наконец-то беременны, и это всё кардинально меняет. Я видел каждый составной элемент экспозиции ещё на этапе создания и задолго до этого дня, поэтому ничто и не мешает мне смотреть на свою сияющую по многим причинам жену и мать моего ребёнка и думать о происходящих в нашей жизни переменах. Больше ничего такого, что негативно влияет на организм и два сердца, одновременно бьющиеся внутри него, никаких серьёзных переживаний и поводов для тревог, сковывающих и стесняющих движения вещей и туфель, и отныне только положительные эмоции, приятные впечатления, свободная одежда и комфортная обувь без каблуков. Исключением является сегодняшний вечер, ведь на подобные мероприятия не придёшь в спортивном костюме и кроссовках, и, хотя Белла и выбрала довольно-таки подчёркивающее платье, почти не скрывающее её положение, оно всё же не облегает фигуру, как вторая кожа, и не демонстрирует уже прилично округлившийся животик так уж явно.

Я знаю, что при второй беременности и на сроке в шестнадцать недель, к которому мы, благополучно преодолев мрачную отметку первого раза, собственно, и приблизились, то, что женщина в положении, становится уже отчётливо видно всем окружающим, но тогда у нас всё закончилось очень даже преждевременно. Поэтому связки живота и мышцы у Беллы по-прежнему находятся в довольно упругом состоянии, что и позволяет нам сохранять наше новое положение в тайне, соответствующее желание чего она и выразила, как только мы вообще узнали о беременности и положительном тесте. В какой-то степени мне хотелось рассказать об этом всем и каждому, в ту же секунду позвонить родителям и поделиться с ними долгожданными новостями, и прокричать на весь мир о многократно усилившемся счастье, но я не могу не признавать, что некоторые вещи правильнее держать при себе. По крайней мере, до тех пор, пока ты не обретёшь истинную уверенность в том, что всё, и правда, хорошо, а это как раз-таки наш случай и есть. Учитывая прошлое и оставшуюся там потерю, потребность перестраховаться не лишена смысла и мне более чем понятна, и, хотя наступившая ситуация и однозначно желанна, и мы сделаем всё и даже больше, чтобы эта беременность закончилось успешно, риски есть всегда. Мы не говорим об этом сутки напролёт, но знаем, что в силу множества причин она может просто и внезапно замереть, и с этой точки зрения нынешний период и ближайшие две недели как раз-таки и считаются наиболее опасными.

Белла пытается этого не показывать, но я вижу, как временами это безумно сильно её тяготит и беспокоит, и тот факт, что она прислушивается к себе, но пока не может ощутить шевелений малыша, хотя и необязательно уже должна чувствовать его движения, утешению ни в малейшей степени, конечно же, не способствует. В ожидании завтрашней встречи с доктором и приближающегося осмотра, который и расставит многие вещи по своим местам, мы оба одинаково на взводе, но в целом во второй триместр мы вступили в однозначно позитивном настроении. До этого Беллу часто мучила тошнота, и общее недомогание также не давало покоя, но теперь она вновь выглядит оживлённой, и к ней возвращаются силы и аппетит, и в совокупности всё это не может меня не радовать. Да, периодически у неё побаливает поясница, и я буквально уверен, что, когда позже вечером мы вернёмся домой, в связи с каблуками неприятные ощущения в спине Белле определённо гарантированы, но с ними и даже в обычной обуви рано или поздно сталкивается наверняка каждая беременная женщина. Это не должно внушать опасений, но я всё равно стремительно приближаюсь к своей жене, едва мой взгляд цепляется за то, как, слегка покачнувшись, она опирается о близлежащую стену, ведь, принимая во внимание трагичный опыт, в нашем положении нет ничего не играющего особой роли.

- Зефирка? Ты как? – спрашиваю я, достигнув цели и даже не пытаясь замаскировать граничащее со страхом переживание, которое ясно различаю в собственном же голосе. Моя рука, скользнув по ткани платья, поглаживает Беллу по спине, и я знаю, что, быть может, мои действия привлекают внимание тех, кто решил посетить выставку сразу же в день открытия, но, если честно, мне абсолютно всё равно. Для Беллы все эти люди, безусловно, имеют некоторое значение, но ни с кем из них мы незнакомы, и сейчас, собственно, как и на протяжении всего этого вечера, я думаю исключительно о ней одной. Она не лишена волнения, учитывая всё происходящее, и это совершенно естественно, но она должна быть в порядке, и, если потребуется, я немедленно отвезу её к врачу, чтобы убедиться, что всё так и есть. Плевать на картины и на то, что, скорее всего, у Виктории на мою жену большие планы, с завтрашнего утра мы, так скажем, в декретном отпуске. Это то, о чём мы с Беллой договорились, и, хотя она, разумеется, пока и не собирается сообщать об этом своему агенту, мы уже всё решили. Приоритеты расставлены, и, конечно же, на данном жизненном этапе для нас ничего важнее ребёнка и его благополучного появления на свет. Даже то, кем он является, мальчиком или девочкой, сейчас второстепенно. Главное заключается в том, чтобы он родился и был совершенно здоров. А для этого, прежде всего, должна быть окружена соответствующими условиями и его мать.

- Всё хорошо. Просто немного закружилась голова, но беспокоиться здесь не о чем. Я уже в порядке, - уверенно отвечает Белла, не выглядя ни бледной, ни уставшей, ни собирающейся падать в обморок, но мне всё равно не по себе. Возможно, так будет и на протяжении всей оставшейся беременности, но я был бы только рад, если бы можно было нервничать сразу за двоих, а Беллу от этого оградить. Но по тому, как она смотрит на меня, я понимаю, что даже если все поводы переживать о ребёнке резко исчезнут, то она по-прежнему будет беспокоиться обо мне. В этом отношении мы нескончаемо ходим по кругу, а у него, как известно, нет ни конца, ни края, и в то время, как это Белла заслуживает быть всецело окружённой заботой, вниманием и любовью, я вижу, как моя жена поднимает слегка дрожащую правую руку, чтобы коснуться моего лица. Для меня не секрет, что именно ей не по душе, но я ничего не могу поделать с тем, что под моими глазами залегли мешки из-за недосыпа, по которым она и проводит сейчас пальцами. Я всегда любил смотреть, как она спит, и охранять её сон, но в последнее время мой стал даже ещё более чутким, чем когда-либо прежде, и, проснувшись среди ночи из-за какого-либо шороха, я потом вполне могу не спать часами из-за мгновенно включающегося мозга и разных мыслей, невольно возникающих в голове.

- Точно?

- Абсолютно. Есть много вещей, которые могут пойти не так, но, знаешь, я думаю, что почувствовала бы, если бы с ним что-то произошло. Тогда я ничего не ощутила, пока не стало слишком поздно, но, кажется, сейчас всё иначе.

- Конечно, иначе, родная. Даже не сомневайся. Но будет лучше, если мы всё-таки поедем домой. Я понимаю, что тебе нужно находиться здесь, но мне волнительно за тебя.

- Дашь мне десять минут, хорошо? Я только найду Викторию и скажу, что мы уходим, - просит Белла, и я, конечно же, киваю. В большей степени всё дело в том, что с моей стороны отказы ей не грозят, но ещё я понимаю и то, что невежливо уходить, молча и ничего не сказав, потому и провожаю жену взглядом до тех пор, пока она не скрывается в толпе. Быть может, мне и стоило пойти вместе с ней на всякий случай, но Белла не маленькая девочка, нуждающаяся в опеке и неспособная постоять за себя. Она беременная, но не слабая и не беспомощная, и в ожидании её возвращения, мысленно напоминая себе именно об этом, я стараюсь расслабиться и не дёргаться так уж сильно. Но всё равно начинаю дышать спокойнее лишь в тот момент, когда Белла, совершенно невредимая и эмоционально стабильная, а не расстроенная чем-либо, появляется в зале и подходит ко мне.

Эта её выставка проходит в другой галерее, и пусть и незначительно, но количество картин не столь велико, как при дебюте, но, тем не менее, я невольно вспоминаю тот сентябрьский день и то, как далеко мы продвинулись с тех пор. Быть может, это лишь благодаря тому, что тогда я передумал, а не уехал, как изначально и намеревался, сразу же после того, как оставил цветы, но в любом случае разница очевидна. Сегодня мне не приходится маячить где-то снаружи, держаться на расстоянии и караулить Беллу на улице в надежде, что она не пройдёт мимо, как будто мы совершенно незнакомы, а снизойдёт до общения со мной и хоть когда-нибудь простит. Теперь я её на веки вечные, и мне ни в коем случае не грозит оставаться за порогом её квартиры и за периметром здания, где таковая находится. Отныне и навсегда мы семья, и когда мы возвращаемся в наш общий дом, я и без просьбы Беллы расстёгиваю её сапоги и помогаю ей их снять.

Мы выгуляли Пита ещё до отъезда на выставку, но он всё равно крутится рядом, виляя хвостом, и ему достаётся ласка от нас обоих прежде, чем мы проходим в комнату. Белла отправляется в душ, и вскоре до меня доносится шум воды. В былые дни я бы к ней, не задумываясь, присоединился, но мы уже некоторое время не близки физически, и за последние почти восемь недель это уже второй такой перерыв, вызванный преимущественно скверным самочувствием, но сейчас есть вещи гораздо важнее отсутствующего секса, и это не только ребёнок. Это и душевное равновесие Беллы, и её внутренний покой, и когда она, выйдя из ванной, ложится рядом со мной поверх одеяла, я тянусь к ней и дотрагиваюсь до живота прямо через полотенце, которым она себя обернула, чтобы из ощущения её тела под своей ладонью почерпнуть те же самые вещи. Я вдыхаю запах клубничного геля для душа и в некотором смысле касаюсь не просто ткани, но и своего ребёнка, будучи не в силах убрать руку или хотя бы перестать перемещать её по растущей поверхности, но Белла сама останавливает мою ладонь, хотя и не отстраняет её прочь, со следующими словами:

- А знаешь, я ведь наконец-то прочла твою книгу.

- Правда? – обратившись в слух, спрашиваю я, ведь, по правде говоря, у меня уже неоднократно возникали мысли, что Белле совсем не понравилось, но она просто не знает, как сказать мне об этом. Теперь же оказывается, что чтение банально затянулось, то ли из-за выставки, до которой оставалось всё меньше времени, то ли из-за вызванных беременностью сложностей, то ли из-за всего этого вместе, но необходимость в ожидании лучше неодобрения, хотя и от него я пока ещё не застрахован.

- Да.

- И что ты думаешь? Как она тебе?

Белла переворачивается на правый бок, и поскольку всё это время я смотрел на неё, то, как только это происходит, наши взгляды автоматически встречаются. В её глазах я вижу некоторое недоумение, будто она считает мой вопрос пустым, нелепым и бессмысленным в силу того, что я и так должен понимать, что ей понравилось, но откуда мне это знать? Что бы я ни писал, в ней это всегда находило отклик, но это вовсе не означает, что чисто в теории я не способен разочаровать.

- Ты, и правда, меня любишь…

- Разве для тебя это новость?

- Вовсе нет. Но когда я дочитала до точки последнее предложение, моя первая мысль была именно такой. Это наверняка иррационально и глупо, и, тем не менее, я почти заплакала.

- Прости, если расстроил. Я не хотел.

- Ты и не сделал этого, Эдвард. Просто мне стало жаль, что тогда я была слепа. Что, думая о своей боли, я даже не подозревала, как, уходя, на самом деле страдал ты.

- Я бы ничего не изменил. По крайней мере, не в том, что касается того момента. Я бы ушёл снова…

- Я знаю. Знаю. Ради моего спасения.

- Именно так, Зефирка, - соглашаюсь я, но всё остальное сообщаю Белле совершенно безмолвно и без единого слова. За меня говорят одни лишь глаза, которыми я, надеюсь, напоминаю ей, даже если она и вряд ли забыла, что уходить мне больше некуда и незачем. Мы женаты, мы ждём ребёнка, но совсем не эти обязательства удерживают меня рядом, и когда на следующий день, не без труда разобравшись с делами и всё же освободив время, я встречаю Беллу в той клинике, где мы наблюдаемся, всё это не из-за того, что мы связаны действительно долгом. Это просто потому, что я люблю свою жену, и это будет длиться столько же, сколько мы с ней проживём, и именно в силу этих причин я и держу её за руку, пока наш врач подготавливает аппарат для ультразвукового исследования.

Есть много причин для беспокойства, и хотя на мониторе мы с Беллой и без пояснений Джессики ясно видим, как ребёнок двигается, шевелится и очень даже активно реагирует на внешний мир, пусть его мама и не чувствует ничего из этого, она всё равно кажется мне слегка напряжённой и взвинченной. Малыш уже способен держать шейку, поворачивать голову, его глазки и ушки находятся практически на месте, а кости всё более укрепляются, и он в полном порядке и нисколько не отстаёт в развитии, но я и сам состою из одних лишь образующих комок нервов. Беременность протекает благополучно, и ничто не внушает опасений, но, когда мы неожиданно узнаём, что вот прямо сейчас можем узнать пол, Белла даже прежде, чем мне удаётся собраться с мыслями, отрицательно качает головой. Думать в негативном ключе не лучшая идея, когда мы и так достаточно на взводе, но это меня не удивляет, и это весьма предсказуемо, ведь в ближайшие две недели может произойти всё, что угодно, и лишь после восемнадцатой появится больше уверенности и оптимизма, а пока я всё более чем понимаю. Я люблю своего ребёнка в любом случае, кем бы он ни был, и, хотя какая-то часть меня уже и хочет узнать, чьё именно сердце бьётся внутри Беллы, я вполне могу подождать ещё некоторое время, чтобы потом ждать мальчика или девочку уже без страха, переживаний и тревоги лишиться долгожданного счастья.

- Можно отложить это до следующего раза? – спрашивает Белла, и при этом её губы слегка дрожат, будто она едва сдерживает эмоции и вот-вот заплачет, что остаётся мною совершенно незамеченным и побуждает меня лишь сильнее стиснуть её левую руку в своей ладони. Сегодня необходимо сдать ещё больше анализов, чем в предыдущие недели, в то время как давление и вес были измерены, как только нас пригласили в кабинет и на осмотр, и сердце ребёнка мы уже так же прослушали, но исследования крови для определения наличия дефектов в развитии никто не отменял. Белла же пока точно к этому никак не готова, и я благодарен, что Джессика видит, насколько остро нам необходимо побыть вдвоём, а с прочими вещами пока повременить, и, тихо выйдя из кабинета, оставляет нас наедине. Я уверен, это не продлится долго, ведь у неё есть и другие пациенты, наверняка уже сидящие в очереди, и потому я неминуемо и без промедления склоняюсь к Белле, приближая своё лицо к её плечу.

- Ну, что ты, родная? С ним же всё же хорошо, - шёпотом говорю я, одновременно поглаживая шелковистые и пышные волосы, впитывающие в себя слёзы. Сейчас не самое подходящее время, чтобы плакать, но она в принципе впервые за всю беременность расстроилась до такой степени сильно, что говорит об очевидной эмоциональной нестабильности, и я не могу от этого просто взять и отмахнуться, как от чего-то незначительного. Это ведь важно и серьёзно, и в прикосновении, которое, надеюсь, ощущается утешающе, я целую Беллу в кожу около виска, желая всё наладить, и чтобы ситуация улучшилась по сравнению с тем, как всё обстоит прямо в это мгновение.

- Прости, - в ответ шепчет Белла, проводя своей особенно нежной сейчас правой рукой по моей левой, мирно покоящейся на выпуклом животе. Он весь в геле, необходимом для проведения ультразвукового исследования, который мы ещё не успели стереть, хотя оно уже, вероятно, и закончилось, если только по возвращении Джессика не решит вернуться к тому этапу, на котором осмотр оказался прерванным, или мы не передумаем, но меня это не волнует. Моя ладонь так же оказывается перемазанной нанесённым веществом, но мне откровенно плевать, и я лишь успокаивающими и медленными движениями перемещаю её по коже, усиливая контакт, когда слышу то, чего совсем не ожидал, и слова, делающие довольно-таки больно своей неоправданностью: - Я сейчас не самый лучший человек.

- Чтобы я больше никогда этого не слышал, - на эмоциях, вероятно, слишком громко и импульсивно фактически требую я. Возможно, излишне и неподобающе строгое звучание моего голоса, что, быть может, и не являлось необходимым, заставляет Беллу вздрогнуть и попытаться отстраниться, но пространство кушетки, на которой она лежит, ограничено, и ей некуда отодвигаться. К тому же я обнимаю жену и, осознавая свою оплошность, произношу беспорядочные слова извинений, и не позволяю ей действительно дистанцироваться, безусловно, сожалея о своей вспышке, но я ведь люблю её, и мне неприятно, что в этот момент Белла как будто считает себя, не заслуживающей моих чувств и их проявлений. Но для меня это угнетающе и просто неприемлемо, ведь, когда любишь кого-то, считаешь, что этот человек самый лучший в мире, разве не так? Если же он не думает подобным образом, ты должен сделать всё от себя зависящее и даже больше, чтобы заставить его поверить, что он во всех смыслах прекрасен.

- Но я вся расклеилась и, что самое ужасное, сама толком не знаю, почему. Ты всё верно сказал, мы в порядке, и, быть может, нам всё-таки стоит узнать пол? – глубоко вдыхает Белла, восстанавливая нарушенное душевное равновесие, но, помня о том, как она отреагировала изначально, глубоко внутри я не чувствую одобрения в отношении этой мысли. Я хотел, но теперь это желание бесследно ушло, и я качаю головой:

- Давай лучше, и правда, подождём.

- Точно?

- Да.

- Если ты уверен…

- Даже не сомневайся, Зефирка, - одновременно с разговором мы с Беллой вместе вытираем гель с её живота, и, хотя он и остаётся немного липким, после она одёргивает свитер вниз, и в этот момент как раз возвращается Джессика. Ситуация и так ясна, но она всё равно уточняет, что наше мнение не изменилось, а убедившись, направляет Беллу в процедурный кабинет, где у неё и возьмут кровь, чтобы провести все необходимые на нашем сроке анализы. Я жду жену чуть ли не под дверью, и время тянется, кажется, вечность, пока она находится внутри, там, куда не допускают посторонних, а вокруг беспрерывно и нескончаемо снуют пациенты и сотрудники в больничной униформе. Пытка ожиданием это, вероятно, худшая её форма в силу того, что единственное, что ты можешь, это запастись терпением и постараться не сойти с ума, и, ощущая беспокойство, ставшее моим почти постоянным спутником, я чувствую и дрожь в пальцах. Мы ни за что не узнаем результаты в ближайшие дни, но, быть может, в этом и проблема, и причина, обуславливающая моё определённо нервное и граничащее с паникой состояние. Сейчас я напряжён ввиду того, что Белла долго не выходит, но, когда мы будем ждать ясности в отношении ребёнка, мне, вероятно, станет ещё хуже. Но в момент её возвращения я вздыхаю гораздо свободнее, и успокаивает меня однозначно то, что выглядит она не бледной, а здоровой, уравновешенной и благополучной. Всё не так страшно, всё хорошо, и, хотя я и ощущаю не поддающийся проглатыванию комок в горле, когда подвожу Беллу до дома, и пока она ещё сидит на соседнем пассажирском сидении, задыхаться меня ничто не заставляет. Я расстёгиваю свой ремень безопасности, чтобы проводить её наверх и убедиться, что ей ничего не нужно, и она будет в порядке до моего возвращения с работы, но прежде, чем я успеваю открыть дверцу, Белла кладёт руку на моё подрагивающее у рычага переключения передач колено. Я смотрю на её кисть и на обручальное кольцо, сияющее даже при мрачной погоде и, как сейчас, в отсутствие солнца, а потом перевожу взгляд на любимое лицо ровно в тот же миг, как носящая мою фамилию женщина нарушает затянувшееся молчание:

- Ты, надеюсь, не со мной собираешься? Ты уже опаздываешь на работу.

- Вообще-то собираюсь.

- Я и сама могу преодолеть несколько ступенек и подняться на лифте на пятый этаж.

- Я знаю-знаю, но мне будет спокойнее, если я всё-таки тебя провожу.

- Хорошо, - к моему огромному облегчению, без всяких споров и возражений принимает это Белла, и, выбравшись наружу, я встречаю её с другой стороны машины и беру за облачённую в перчатку левую руку. Не давая замёрзнуть и сохраняя тепло, она оберегает кожу от обветривания, но, даже не имея возможности почувствовать то, как нежно прикосновение Беллы, я знаю, что без разделяющей мягкой и пушистой ткани оно было бы именно таким. В эмоциональном смысле увеличение семьи вполне может меня опустошить и вымотать ещё до того, как оно действительно свершится, но я совсем не против ничего из того, чем сопровождается сейчас наша жизнь, ведь, как бы ни было нелегко, с каждым днём я становлюсь всё счастливее, и это непреложная истина.

Нервничает Белла, конечно, прилично, но в то же самое время и её, и Эдварда, безусловно, можно понять. Позади трагичный опыт, и это всё-таки сказывается.

Предыдущая глава || Следующая глава