Белла POV

Очередной смятый кусок бумаги, сопровождаемый тяжелым вздохом поражения с моей стороны, полетел в сторону. Это сложнее, чем казалось, когда я только садилась за стол с целью написать ответ Эдварду. За минувший с того времени час я не приблизилась к цели, и потому почти весь пол вокруг меня усеян плодами моих неудачных попыток поступить не так, как велит сердце, а так, как диктует здравый смысл. Мысли так быстро сменяют друг друга в моей голове, но неизменной остается лишь одна. Я беременна. Эти два слова раз за разом оказываются на белых листах передо мной, и поэтому мои руки снова и снова либо без колебаний комкают их, либо безжалостно разрывают на части. Разум пока побеждает. Как бы сильно я не хотела сказать Эдварду правду, не могу этого сделать. Он не должен знать, потому что мы никогда не думали об этом, не говорили, и его жизнь другая, совершенно иная, непохожая на жизни большинства, в которых семья и дети являются главными ценностями. Но надолго ли хватит доводов рассудка? У всего есть свой предел, и это, видимо, относится и к попытке брата держаться на расстоянии, чтобы дать мне возможность самой решить, что написать Эдварду. Как будто это проблема… Трудность заключается в том, что у меня нет сил, солгать ему, даже если это исключительно во благо.

- Белла, тебе нужно отдохнуть. Закончишь позже, хорошо?

- Я даже не начинала, - пряча глаза, полные слез, дрогнувшим голосом прошептала я Дени, который, как я видела, озирался вокруг, смотрел на измятые листы бумаги, разбросанные повсюду, пока, громко вздохнув, не присел около моих ног, явно осознав все мои затруднения, с которыми самостоятельно мне не справится.

- Ничего страшного. Вот полежишь немного, а потом и начнешь, и закончишь. Я тебе помогу.

Пальцы брата по-прежнему продолжали ласково выводить круги на коже моего запястья, но это не помогало мне обрести спокойствие, скорее наоборот, вызывало все новые и новые слезы. И откуда они только берутся? Когда же все это закончится?

- Если я прервусь даже ненадолго, то позже уже не смогу вернуться. Нужно закончить немедленно, - злясь на саму себя, я попыталась развернуться к столу, но брат не позволил мне, подняв меня быстро, но нежно и осторожно на руки и отнеся на кровать.

- Белла, так нельзя. Нужно успокоиться. Я переживаю за тебя, и не только я. Ты совсем не думаешь о себе. Даже не смей отрицать. Ты вроде держишься, но какой ценой? Что творится в твоей душе?

Эти слова пробили стену, которую я так долго выстраивала вокруг себя, но она рушилась по кирпичику все быстрее с каждым днем, порой даже часом, а все происходящее на протяжении последних минут заставило ее просто обрушиться под давлением истины, скрытой во фразах брата, несущих в себе правду. Я ведь действительно почти забыла про себя и свое состояние с тех пор, как получила письмо. С того момента все мои мысли крутились только вокруг того, что написать в ответ, я определенно переживала и продолжаю это делать по вполне очевидным причинам, но Дени прав, так нельзя. Такая обстановка не пойдет на пользу ни мне, ни малышу, который скорее всего не будет знать своего отца, но все равно должен жить. Я мама, но на какой-то момент перестала волноваться о том, кто важнее всех. Больше такой ошибки допускать нельзя.

Дени посадил меня к себе на колени, как маленькую девочку, прижал к себе, и я доверчиво прильнула к нему, чтобы всхлипнуть последний раз через несколько минут, после ощутив, что теплые объятья сделали свое дело, и слезы высохли.

- Я ничего не желаю больше, как написать ему, что он станет папой, но не могу позволить себе это признание, а что-то придумывать о своей жизни, когда всего одна фраза способна рассказать о ней все, у меня не выходит. Оглянись вокруг и увидишь, что я пыталась, но все тщетно.

- Тише, прошу тебя. Что-нибудь придумаем.

Какое-то время мы с братом сидели в тишине, пока он не произнес кое-что слишком странное лично для меня.

- Не думала о том, чтобы написать правду? – неожиданно, даже внезапно, спросил у меня Дени, и я, почти заснувшая на его груди, быстро скинула с себя дремоту и подняла голову. Он не шутил, а выглядел вполне серьезно. Все потому, что так ничего и не понял, но это, наверное, и неудивительно, потому что я больше плакала, а не объясняла, почему так реагирую. Но брату нужно узнать, что у меня на сердце и в голове.

- Нет. И я объясню, почему. Только не перебивай меня сейчас, пожалуйста, а просто слушай. Хорошо?

- Обещаю.

- Я боюсь. Того, что он не будет счастлив, прочитав мое письмо. Того, что, несмотря на отсутствие всякой радости, почувствует себя обязанным и найдет способ вернуться только из-за этого. Того, что пройдет время, и я пойму, что оказалась в ситуации, когда из-за меня любимый человек отказался от смысла своей жизни, а потом разлюбил, не сумев простить мне то, куда его привели мои решения. Но страшнее всего от того, что он не ответит на письмо, тем самым показав, что мы ему не нужны.

- Ты глупости говоришь. Он же любит тебя.

- Но сейчас речь не только обо мне. Да и любит ли он меня все еще? Я не уверена больше. Он написал, что любит, но это только слова. Мне недостаточно их.

После того, как я закончила говорить, в комнате воцарилась тишина. Мне было больше нечего сказать, а Дени, видимо, не знал, как развеять сомнения в моей душе, но я заведомо была уверена в том, что ничего у него не получится. Лишь только одно способно вернуть мне утраченную веру в то, что Эдвард любит меня по-прежнему. Его возвращение, подкрепленное искренним обещанием больше никогда меня не оставлять. Но надеяться на это бессмысленно. Ждать вообще не стоит. Он сделал свой выбор, уехав, и я должна постараться думать об этом поменьше и сосредоточить все свое внимание на том, о чем никогда не мечтала, но чего желаю сейчас больше всего. Будет лучше, если с письмом я закончу прямо сейчас, не растягивая переживания о нем до следующего дня или даже дальше. Чем раньше оно будет написано, тем быстрее я смогу хотя бы немного успокоиться. До следующего раза, когда от Эдварда придет ответ. Но пока думать об этом рано, и я не буду.

- Я думаю, что справлюсь с этим. Отпусти, - попросила я Дени, и он, неохотно разомкнув наши объятья, кивнул, чтобы секунду спустя я выбралась из его рук, встала и вернулась за стол.

- Мне остаться?

- Я сама, хорошо?

Я чувствовала то, что брат стоит сзади меня, слышала его напряженное дыхание, знала, что он коснется моего плеча в попытке подбодрить за несколько мгновений до того, как это произошло, и ценила его желание помочь и быть со мной, но мне казалось, что я должна сделать все сама. В конце концов, это просто письмо. Да и сколько можно быть такой почти вечно расстроенной лишь с крайне редко случающимися просветлениями? Пора стать сильной без Эдварда.

Когда в мою комнату с тихим стуком закрылась дверь, и я осталась наедине со своими мыслями, то с удивлением обнаружила, что уже вывела своим аккуратным подчерком имя любимого на чистом листе бумаге перед собой.

«Эдвард…

Спасибо тебе, что написал. Я очень этого ждала и счастлива, наконец, слышать тебя. Только боюсь, что ты бросишь писать мне. А я не переживу, если это случится. Пожалуйста, не лишай меня этой связи. Если ты попросишь, то я могу пообещать тебе, больше гулять и находиться на свежем воздухе, меньше грустить и плакать. Я сделаю это, если ты пообещаешь отвечать на все мои письма. Пожалуйста, Эдвард… Ради меня. Я нуждаюсь в том, чтобы слышать тебя, нуждаюсь в тебе, но ты не рядом, но, по крайней мере, дай мне ощущение своей близости, того, что и я тебе нужна, как и ты мне. Тогда мне станет легче. Я не буду страдать. Обещаю.

Мне больно читать твои мысли о том, что было бы лучше, если бы мы никогда не встречались. Ты, правда, иногда так считаешь? Я не согласна. Полюбив тебя, я почувствовала, как в мою жизнь возвращается смысл, казалось бы, навсегда утраченный после всего, через что я прошла. Я поняла, что у меня все еще может быть хорошо, и твоя любовь вернула меня к жизни в полной мере и сделала меня такой, какой я уже отчаялась снова стать. Жизнерадостной и счастливой. Это правда, и если ты думаешь, что я преувеличиваю, то ты заблуждаешься, а все потому, что не понимаешь до конца, что своим присутствием, участием и любовью каждый день показывал мне, что хочешь быть со мной, и наделял каждую минуту, проведенную нами вместе, смыслом. Может быть, прозвучит странно, ведь ты сейчас далеко, но мне иногда кажется, что ты просто вышел ненадолго за дверь, на улицу, во двор, и пройдет совсем немного времени прежде, чем ты вернешься ко мне. Такие ощущения возникают у меня, когда я кладу руку на сердце, которое навсегда отдано тебе, думаю о том, где ты и что сейчас делаешь, и мечтаю, чтобы и ты в данную секунду вспоминал нас. Ты вспоминаешь? Хотя бы иногда? Скажи мне.

Эдвард… Да, я очень скучаю, но я в порядке. Я не одна. Ты в моем сердце, в душе, внутри меня. И тебе не за что просить у меня прощения. Не вини себя за то, что так сложилась жизнь. Все так, как есть, и остается только принять это. Потому что мы все равно ничего не можем сделать, не в наших силах что-то изменить. И не думай, что предал меня. Я так не считаю. Ты делал и все еще делаешь меня счастливой. Ты где-то есть, ты живешь, дышишь, ешь, ходишь, и это приносит мне радость. Ты – лучшее, что было у меня в жизни.

И я знаю и помню, что ты любишь. Не смей думать, что я забыла. Я никогда и ничего не забуду. Надеюсь, что и ты будешь всегда помнить все. И я тоже люблю тебя. Так сильно. С каждым днем все сильнее, если вообще можно любить так.

Я думаю о тебе. Всегда. Пожалуйста, родной, не забывай меня. И пиши мне. Это придает сил.

И еще кое-что. Прости ты себя, прошу. Не думай о себе плохо. Не надо. Мне тяжело читать строки о том, как ты себя будто ненавидишь. Я люблю тебя, и ты относись к себе так же, как я. Пообещай.

Твоя Белла. Сейчас, сегодня и навсегда».

Едва я вывела последнюю букву, в дверь постучали, и я, складывая письмо, развернулась к ней, чтобы увидеть входящего Дени, говорящего, что пришло время обеда. Я совершенно не знала, сколько у меня минут ушло на то, чтобы написать письмо, но, подумав о еде, поняла, что голодна. А ведь мне нужно есть за двоих.

- Тетя сварила твой любимый суп.

- Хорошо. Я иду. Ты отправишь письмо?

- Ты закончила? – спросил Дени, забирая у меня из рук сложенный втрое лист бумаги. – А что насчет…?

Я не дала брату закончить предложение и отрицательно покачала головой, понимая, о чем он хотел спросить.

- Нет. Быть может, в следующий раз, - тихо сказала я, неуверенная в том, что спустя время обрету нужную для жизненно важного признания смелость.

***

Но возможности узнать это мне не представилось даже спустя несколько месяцев. Все это время я ничего не слышала от Эдварда. Мне нужно знать, что с ним все хорошо, и он жив и здоров, но еще больше я хочу услышать, что по-прежнему любима. Но идут дни, и я теряю всякую надежду, перестаю верить в то, любимый напишет мне. А еще боюсь, что произошло что-то нехорошее, а мне даже никто не сообщит. Родители Эдварда меня не знают, а о его друзьях мы никогда не говорили. Даже не знаю, есть ли они у него. Это такое упущение с моей стороны, так мало интересоваться его окружением, но ничего не изменить.

А еще мне страшно, что Эдвард банально забыл меня, вопреки своим обещаниям и искренним признаниям, пока я тут ожидаю худшего. Быть может, у него все в порядке, и я зря страдаю и нахожусь в постоянном состоянии беспокойства и тревоги. Это совсем не то, что нужно мне сейчас. Абсолютно неполезно и может оказать вред моему ребенку. Но, даже осознавая все это, я не могу не переживать.

Сколько не ври, саму себя обмануть невозможно. Можно ввести в заблуждение родных, которые сейчас особенно заботливы по отношению ко мне, друзей, вернее, единственную подругу и всех, с кем я хотя бы немного знакома и когда-либо контактировала, если мы случайно встретимся, что маловероятно. Но когда я одна, вокруг меня только стены моей комнаты, а они могут только слушать, а не говорить, и потому ничего не скажут, можно не притворяться, что все замечательно, и что жизнь устраивает меня такой, какая она есть.

При свете дня я пытаюсь убедить то тетю, то дядю, то брата, но больше всего саму себя, что у меня все хорошо, но это обман. Я упрямо делаю все, что могу, чтобы не думать, не вспоминать, не ждать. Я стараюсь по максимуму нагрузить себя домашней работой в течение дня, хотя мою деятельность в этой области всячески пытается ограничить Дени, настаивая на покое и отдыхе. Но я сопротивляюсь и все равно поступаю по-своему, и так изо дня в день, и все ради того, чтобы не было даже времени остановиться и воскресить в памяти все, что было: его нежные поцелуи, его крепкие объятья, его наполненные любовью прикосновения.

Иногда у меня получается забыться, но только до того момента, пока что-то совершенно незначительное не напомнит о беспросветности, вернувшейся в мою жизнь с его уходом, и вот в такие мгновения как раз из ниоткуда и рождается надежда. Оказывается, она очень сложная вещь. Она настойчивая и, как мне кажется, бессмертная. Она может неожиданно всколыхнуться, когда станет уж слишком тоскливо, и вот уже вновь светит солнце, огонек горит внутри, в душе, освещая ее потемки, и наступающий день становится нужным. Она непотопляема бытом, невзгодами и усталостями. Она заставляет верить в чудеса, когда их уже не ждешь, и не опускать руки, когда все, что хочется, это сдаться, отказавшись от жизни лишь только потому, что в ней нет его.

У меня нет Эдварда, и никто не может полностью представить, кроме меня, какая же это мука быть без него. Хочется слышать его голос, который словно музыка, когда он мягко зовет по имени, чувствовать его близость, когда мы любим друг друга и словно желаем слиться телами, просто держать его за руку, обнимать каждую минуту своей жизни, видеть его радостную улыбку и делить одно счастье на двоих. Но я лишена всего этого, возможно, навсегда, и больнее всего осознавать, что я вроде бы ни в чем не виновата, чтобы все так закончилось, но мой ребенок все равно будет расти без отца.

Это так же очевидно, как то, что за окном сейчас сгущаются сумерки, а моя рука мирно покоится на животе, время от времени поглаживая его и вырисовывая какие-то узоры. Мои глаза уже слипаются, веки закрываются, усталость постепенно берет свое и властвует над моим телом, но я не могу уснуть, потому что еще не поговорила с малышом внутри меня, которого очень жду, который, я уверена, меня услышит, о его отце. Об Эдварде.

Стоило мне мысленно произнести его имя, как сердце сжалось в груди от несправедливости происходящего. Мы должны быть вместе, Эдвард должен быть рядом, чтобы разделить со мной каждый момент ожидания, знать о том, что у нас будет ребенок, и стать ему самым лучшим отцом на свете. Но все это несбыточно, и надежды мои не сбудутся. Я, вероятно, стала не нужна ему, ведь он не ответил на мое письмо, хотя уже прошло достаточно много времени, и это меня беспокоит больше, чем я показываю родным. Вдруг с ним что-то случилось, что-то нехорошее, а я об этом даже не узнаю.

Нет, я не должна думать об этом. Пусть он лучше двигается дальше, как будто между нами ничего и не было, забудет меня, лишь бы ему и его жизни ничего не угрожало, и он был в безопасности. Лучше предполагать, что ему не нужна ни я, ни все, что связано со мной, чем накручивать себя и видеть того, чего, может быть, и нет. Да, молчание терзает меня, разбивает мне сердце, но мне нельзя волноваться и тревожиться. Мои переживания могут впоследствии отрицательно отразиться на моем ребенке, и я не прощу себе, если потеряю его, свое солнышко, единственное, ради чего я живу.

На одно короткое мгновение у меня перехватило дыхание, когда мой маленький толкнулся мне прямо в руку, и я провела ею по животу, чувствуя движения малыша внутри. Ради этого стоит жить, вне всяких сомнений. Еще немного, примерно три месяца, и мы с моим сокровищем непременно встретимся, и я уже так сильно люблю его, а полюблю еще сильнее, когда он окажется на моих руках.

- Тише, тише, нужно будет скоро засыпать, - прошептала я, ощущая слезы счастья на глазах от того, что Эдвард оставил мне частичку себя, напоминание, что наши отношения мне не приснились, не делая попыток утереть влагу на щеках. - Мама тебя очень любит. И я уверена, что папа тоже тебя полюбил бы, если бы знал о тебе, потому что тебя невозможно не любить. Ты моя радость, моя отрада, и ты единственное, что осталось у меня от твоего папочки. У него очень красивое имя. Эдвард. Как оно тебе, нравится?

Затаив дыхание, я приготовилась ждать ответа изнутри, хоть что-то, что дало бы мне понять, что я не зря с недавних пор каждый день перед сном рассказываю об Эдварде нашему с ним ребенку. Мною движет желание, чтобы он знал своего отца, как знаю его я. Может быть, это глупо, но я снова, как и во все предыдущие вечера, оказалась вознаграждена. Мне хочется думать, что два слабых толчка это свидетельство того, что мой маленький испытывает симпатию к имени своего отца, готов слушать меня дальше, а значит, я буду услышана. Даже при ином раскладе молчать я все равно не стала бы, не хочу и не буду этого делать. Мне и самой нужно посвящать какое-то время воспоминаниям, чтобы не забыть совсем человека, который стал мне по-настоящему близким и важным. Пусть между нами расстояние, которое, быть может, никогда не позволит случиться воссоединению, все это не сотрет из моей памяти заслуги Эдварда.

В самые темные моменты жизни он был рядом. Когда мне не хотелось жить, хотя я едва ли признавалась в этом самой себе, потому что я чувствовала вину, что мамы нет, а моя жизнь идет своим чередом. Когда мне не хотелось веселиться и смеяться, потому что я считала, что больше не имею на это права. Когда мне было страшно. Когда я не хотела видеть ни его, ни кого-либо еще рядом с собой, в то же самое время, ощущая себя одинокой, ненавидя это и желая, чтобы рядом был он.

Эдвард всегда мог успокоить, поддержать, окружить лаской и подсказать, как и ради чего жить дальше. И когда однажды я проснулась и поняла, что боль притупилась, то подумала, что без Эдварда тут не обошлось, хотя действительно прошло время, необходимое, чтобы стало легче дышать, и снова можно было радоваться, не ощущая, что это неправильно. Именно обо всем этом я и рассказала своему малышу, говоря шепотом и тихо, чтобы мой голос оказал успокаивающее воздействие.

- Спи сладко, мой малыш. Завтра будет новый день, но одно останется неизменным. Мамочка всегда будет тебя любить, мой хороший, - мягко проговорила я, обнимая руками свой живот и разворачиваясь на бок.

В тот момент, когда я собиралась укрыться одеялом, ощутила рядом чье-то присутствие и, обернувшись, увидела брата, взирающего на меня с любовью во взгляде и нежно и бережно накрывающего меня.

- Он не рядом, но любит тебя, верь мне, я знаю, что это так, - прошептал Дени, когда опустился на край моей кровати, которая была когда-то маминой и папиной, как и комната, в которой я теперь живу. Никогда бы не подумала, что мой братишка будет оправдывать Эдварда, но это происходило прямо сейчас, и я вновь ощущала подступающие к глазам слезы, хотя предыдущие еще не успели высохнуть. - Причин, по которым он не отвечает на письма, может быть великое множество, но не позволяй этому влиять на твои чувства к нему. Сохрани в своем сердце любовь к нему, и тогда вы встретитесь вновь. Верь, надейся и жди. А теперь спите, доброй ночи. Люблю вас, - Дени умолк и перед тем, как уйти, поцеловал меня и осторожно приобнял, но я ощутила в этом коротком прикосновении силу уз, связывающих нас, и безграничность любви между братом и сестрой.

Какое-то время я думала над словами любимого братишки и прежде, чем усталость победила и взяла надо мной вверх, поняла, что если чего-то очень сильно хочется, то это обязательно появится в жизни. Наверное, эту мысль и пытался донести меня Дени. Я хочу быть с Эдвардом и, может быть, однажды получу желаемое, а до тех пор буду любить нашего малыша за нас двоих.

***

Я прикоснулась к пояснице, намереваясь встать и немного пройтись по дому или улице, но не успела самостоятельно сделать этого, так как в комнату неожиданно вошел Дени. Либо он читает мои мысли и предугадывает тем самым каждый следующий мой шаг, либо просто всегда находится неподалеку и прислушивается к тому, что я делаю.

- Белла? Хочешь подняться? Я помогу.

- Я и сама смогла бы, - вздохнула я, но, посмотрев на Дени, решила не спорить и позволила ему обнять меня за талию, медленно делая шаги к двери из спальни. – Ох.

- Что случилось?

- Дай руку.

Спустя пару секунд мы остановились, и я положила ладонь брата на свой живот, в ту точку, где только что почувствовала толчок изнутри. Может быть, это был локоть. Или пятка. Что бы это ни было, это так прекрасно, ощущать все эти подтверждения тому, что внутри меня растет маленький человечек, с каждым днем становится все ближе к появлению на свет новая жизнь, и бьется не только мое сердце. Это то, ради чего без всяких сомнений стоит жить.

- Это то, о чем я думаю?

- Да, - просто ответила я.

- Мой племянник толкается.

- Нет же. Это девочка. Я чувствую. Нет, знаю. Поверь мне. Я все же мама.

- Белла. Давай не будем спорить.

- Хорошо, - покорно согласилась я. – Отведешь меня на улицу?

- Да. Но для начала я хочу тебе кое-что показать.

Я посмотрела в глаза брата, пытаясь понять, о чем он говорит, и догадалась обо всем по удовлетворенному выражению его лица.

- Ты доделал? Да?

- Да.

- Давно?

- Пока ты спала после завтрака. Пойдем. Только не спеши.

Я, ведомая Дени, переступила порог своей бывшей комнаты, которую решила превратить в комнату для ребенка, и стала осматриваться. Стены, на которых висели и мои фото, и фото родных в деревянных рамках, были оклеены обоями теплого желтого оттенка с полосами светло-коричневого цвета. На окне были занавески коричневого цвета, которые сейчас были раскрыты, и прозрачный тюль белого цвета с кружевными узорами. Но все внимание занимал центр преобразившейся комнаты, где стояла кроватка, сделанная руками брата, и плетеное кресло-качалка. Я уже представляла, как буду сидеть в нем, кормить своего малыша или укачивать ее или его перед сном.

- Ты молчишь, а я волнуюсь.

- Не стоит. Все идеально.

- Тебе, правда, нравится?

- Да.

- Тогда я думаю, что комната готова.

- Определенно. Спасибо.

Я благодарно улыбнулась Дени, но не чувствовала счастья, потому что, хотя и окружающая обстановка радовала глаз, мне много не хватало. Фотографий Эдварда на стенах, да хотя бы одной, и его самого рядом со мной. Как было бы прекрасно, если бы это он, а не Дени, сделал кроватку для нашего ребенка и показал мне эту комнату во всем ее великолепии.

Порой приходится довольствоваться малым, тем, что есть, но я не уверена, что смогу делать это и дальше. Я и так слишком долго одна, без любимого человека. У меня почти не остается сил. Но такова реальная жизнь. В книге, в выдуманной писателем истории мы бы с Эдвардом были вместе каждый день из этих девяти месяцев, разделили бы все прелести ожидания на двоих, но я не в сказке. Будь моя жизнь хоть немного на нее похожа, на мою долю не выпало бы столько несчастий, потерь и боли, с которыми я живу каждый день.

***

Под шагами брата скрипят половицы, но я не поворачиваю голову в его направлении, просто продолжаю смотреть в окно и жду, когда руки Дени лягут на мой уже внушительного размера живот, а сам братишка тихо шепнет мне на ухо, что он рядом. Его, казалось бы, такие простые жесты приносят мне некоторое успокоение и напоминают мне, что обо мне есть, кому позаботиться, и это действительно так. У меня есть не только брат, но и тетя с дядей.

Но в последнее время все чаще думаю об Эдварде. Никак не могу перестать. Так скучаю. До слез. До боли. И все равно люблю. Неважно, что он оставил меня. Не могу забыть, не могу злиться на него. И как такое вообще возможно? Никак, никогда. Эдвард же единственный, кого я когда-либо любила. Люблю и буду любить.

Но меня не покидает чувство, что воспоминания о нем ежесекундно становятся все более призрачными и превращаются в пепел, покрываясь туманной дымкой. Меня же саму в это же самое время накрывает пелена отчаяния каждый раз, когда я думаю о том, что через некоторое время образ Эдварда окончательно сотрется из моей памяти. Я и хочу его увидеть вновь, но в то же время не желаю нашей встречи. Все из-за того, что он прекратил мне писать, ничего не объяснив, оставив меня в неведении. Но, несмотря на это, моя любовь никуда не ушла, и я собираюсь пойти туда, где Эдвард проводил значительную часть своего времени, где мы близки и физически, и душевно. Только у него дома я могу восстановить ускользающую связь между нами, пока она еще не до конца ослабла. Но не уверена, что есть смысл делать это. Скорее всего, между нами все кончено.

Когда мы расставались, я наивно полагала, что время для меня будет измеряться так же, как и для всех остальных людей на свете, то есть в секундах и минутах, складывающихся в часы, но оказалось, что для меня время складывается из совершенно иных показателей. Оно исчисляется числом вдохов и выдохов, которые я продолжаю делать вдали от любимого человека, не зная, думает ли он обо мне или уже нет. При мысли о том, что у него слишком много забот, чтобы еще и волноваться обо мне и сохранять меня в своем сердце, сердце сжимается от боли, и мне становится трудно дышать.

Но я все равно дышу, но не только потому, что это естественная потребность не только моего организма, но и любого другого, и сам процесс осуществляется вне зависимости от моего желания, но еще и потому, что внутри меня растет плод нашей с Эдвардом любви. Ради его жизни, здоровья и безопасности, ради того, чтобы он благополучно появился на свет и стал впоследствии счастливым, я готова сделать все и даже больше. И я обязательно сделаю. Я буду дышать, есть и пить, потому что не могу иначе, потому что просто обязана это делать. Внутри меня растет и развивается новая жизнь, которая не проживет без меня ни дня.

Если даже я больше никогда не встречу любимого, и мне придется со всем справляться без его участия и поддержки, рассчитывая только на себя и собственные силы, я никогда в жизни не пожалею о том, что Эдвард был в моей жизни, что я испытывала и продолжаю испытывать чувства к нему. Я люблю его и всегда буду благодарна ему не только за то, что благодаря ему я познала, что такое любовь, и моя жизнь заиграла новыми красками, но еще и за то, что, уезжая, он, сам того не зная, оставил мне частичку себя. Если бы не наш ребенок, я бы уже давно сдалась и поддалась в полной мере беспросветной грусти от того, что любимый поставил служение Богу выше меня, а любовь к нему выше чувств ко мне.

Малыш, которому нужна моя забота и внимание, моя ласка и любовь, это единственное, что заставляет меня держаться на плаву и служит нескончаемым источником сил и терпения. Из всего, что оставил мне Эдвард, наш ребенок это единственное, что я чувствую сейчас и буду осязать в будущем. Единственная разница будет состоять в том, как мой маленький будет заявлять и напоминать мне о себе. В последнее время я ощущаю шевеление и довольно ощутимые толчки изнутри, которые порой застают меня врасплох, хотя все это, несомненно, стоит того. А после его рождения я лишусь всего этого, но зато в один прекрасный день я увижу первый шаг своего, нет, нашего с Эдвардом малыша, и услышу то, как он скажет первое слово.

Разумной части меня хотелось бы отпустить любимого, но есть и другая часть меня, часть, которой плевать на доводы рассудка, потому что она слушает сердце. И эта часть постоянно шепчет мне, что я никогда не смогу разлюбить, а значит, никогда не смогу и отпустить. Эта же часть не раз и даже не два направляла меня к столу, чтобы написать ему письмо, хотя некоторое время назад я не получила весточку в ответ, а писать сама снова не стала, и я послушно садилась, но так ни разу и не написала ни строчки. Какой смысл, если ответа все равно мне не дождаться, и все письма уйдут в пустоту?

Самое печальное, что, даже зная о своем положении и имея возможность сообщить Эдварду до того, как наша переписка оборвалась, я не сделала этого. Просто не смогла. Я твердо уверена в том, что если бы он узнал, то его добропорядочность не позволила бы ему остаться в стороне, и он рано или поздно нашел бы способ вернуться. Но меньше всего на свете я хочу, чтобы Эдвард принимал самые важные решения в своей жизни под давлением обстоятельств. Лишить его выбора это самое худшее, что я только могу с ним сделать. Возможно, это привело бы меня к тому, что через несколько лет он возненавидел бы меня вместе с нашим малышом, который точно ни в чем не виноват. Мы бы стали обузой для Эдварда, и каждый раз, смотря на меня, он видел бы во мне не любовь всей своей жизни, а только ту, кто пустила его жизнь под откос и лишила ее всякого смысла. Определенно, все, что не делается, к лучшему, и мое молчание в том числе.

Пусть уж Эдвард любит меня, если у него еще остались чувства, на расстоянии в течение всей жизни, пусть уж лучше мы никогда не будем вместе, чем я буду каждый божий день видеть в его глубоких и пронзительных глазах, в обрамлении пушистых ресниц, переполняющую его душу ненависть ко мне. Я просто не переживу этого и начну ненавидеть себя за все то, что сделала с ним и его светлой душой. Я просто хочу, чтобы у него все было хорошо, и верю, и надеюсь, что он счастлив, где бы сейчас ни был и что бы в данную минуту ни делал.

- Не грусти, - просит брат, садясь передо мной на корточки и, как я и мечтала и ждала, кладет руки на мой живот, нежно поглаживая его и, видимо, ожидая хотя бы один толчок изнутри.

Но мне скоро рожать, поэтому места в животе почти не осталось, и это, конечно же, почти не дает моему маленькому возможность двигаться. Я сильно расстроена от того, что ощущаю признаки его активности все реже и реже, хотя еще недавно мечтала о том, чтобы малыш хотя бы немного угомонился.

- Не получается, - признаюсь я и понимаю, что по моей щеке покатились слезы лишь тогда, когда Дени прикоснулся к моему лицу и смахнул первую из них.

- Не плачь, прошу. Лишние волнения тебе не к чему, подумай о том, что все это не на пользу моему племяннику, - с трепетом и нежностью в голосе произнес братишка и взял мои руки в свои, чтобы согреть.

- Я чувствую, что будет девочка, - в который раз с тех пор, как у меня появился небольшой животик, сказала я, и Дени, как и всегда, нахмурился в ответ на мое заявление, но больше ничего не сказал. Он никогда не пытается переубедить меня и лишь окидывает снисходительным взглядом. Каждый из нас остается при своем мнении, и лишь время покажет, кто был прав, а кто ошибался. - Я хочу немного побыть одна, - делая паузы, я, наконец, произнесла то, что давно хотела сказать, и ахнула, когда внезапно мой маленький довольно ощутимо толкнул меня изнутри.

Мне потребовалось не так уж много времени, чтобы восстановить дыхание и прийти в себя от неожиданности произошедшего. Я испытывала смешанные чувства в данный момент, но чувство радости все же преобладало, хотя и мне было немного больно. Дени к тому времени уже убрал руки с моего живота и не на шутку перепугался, если судить по тому, как его лицо резко побледнело, поэтому я поспешила его успокоить.

- Все в порядке, просто толкается, - пояснила я и взяла брата за руки, чтобы положить их в ту точку, где только что почувствовала толчок, радуясь, что лицо братишки просияло. – Я хочу прогуляться, - не без труда вставая, сказала я, и натолкнулась на сомнение в глазах Дени.

- Не уверен, что это лучшая идея, тебе скоро рожать, - попытался возразить мне брат, но я упрямо покачала головой и, просунув руки в рукава кофты, одела ее.

- Не волнуйся, ты даже глазом не успеешь моргнуть, как я уже вернусь, - мне было нелегко, но я выдавила из себя улыбку, чтобы немного успокоить брата.

Мне, правда, нужно было уйти, потому что от посещения того места, где я была счастлива, многое зависело. Мне было жизненно необходимо вдохнуть воздух, которым Эдвард дышал, и вдохнуть запах его тела, который, как я надеюсь, еще сохранился на его подушке и на его одежде.

- Ну, хорошо. Если что, я найду тебя, - наверное, Дени понял, как-то догадался, куда именно лежит мой путь. Иных объяснений его словам у меня нет.

- Скоро увидимся.

Сказав это, я покинула комнату, чтобы вскоре выйти из дома. На улице стояла непривычно удушающая жара, и в связи с отсутствием даже намека на ветерок у меня почти сразу же пересохло горло, и я ощутила выступающие бисеринки пота на своем лбу. Подняв голову вверх, я увидела, что солнце скрывается за темными облаками. Быть может, что все-таки в скором времени пойдет сильный дождь, возможно, даже в ближайшие минуты, но мне все равно. Я не поверну обратно, а лицо у меня и так все влажное.

Слезы застилали глаза, затрудняя видимость, но дорогу, по которой мне предстояло идти, я знала, как свои пять пальцев, и, пожалуй, могла достигнуть цели даже вслепую и в полной темноте, не сбившись в процессе с пути. Каждый шаг приближал меня туда, куда я так стремилась сердцем, и поэтому я совершенно не обращала внимания на то, что подол моего платья волочится следом за мной по земле, поднимая в воздух облако из пыли и песка, и не делала никаких усилий, чтобы приподнять ткань.

Я не отнимала рук от своего живота, в котором наблюдалось совсем уж затишье, которое казалось мне немного подозрительным, но, видимо, недостаточно, чтобы остановиться, передохнуть или вовсе развернуться и пойти обратно домой.

Вопреки всему, я ощущала невероятный эмоциональный подъем, и это мне казалось несколько странным, учитывая то, какой несчастной я себя чувствую в течение долгого времени. И для этого есть множество причин. За последние годы своей жизни мне пришлось столкнуться с утратами, болью, горем, несчастьем, разочарованием и отчаянием. Испытания закаляют, и думаю, что стала сильнее, но какой ценой. В том, что я пережила, нет ничьей вины, просто такова жизнь, и такова моя судьба. Но от понимания этого не становится легче.

И особенно тяжело без него. Того, кто не раз возвращал меня к жизни, сам до конца не осознавая, как влияет на меня, и что одно его появление может вызвать улыбку на моем лице, даже если всего секунду назад на нем были слезы. Но теперь Эдварда, такого доброго и все понимающего, отзывчивого и неравнодушного, больше нет в моей жизни, а я никогда не ожидала, что так может случиться, и оказалась не готова к тому, чтобы вмиг лишиться самого дорогого человека.

Он всегда находил нужные слова, чтобы утешить меня, говорил только то, что я подсознательно хотела услышать, и в самые тяжелые времена, когда мне хотелось оставаться в своей комнате, никуда не выходить и горевать, был рядом, заставляя двигаться и делать хоть что-то, не позволяя сидеть и замыкаться в себе. Теперь все это в прошлом, а я так мечтаю, чтобы Эдвард оказался прямо передо мной, нуждаюсь в этом, но этого не будет. В реальной жизни нет места сказке.

Больно осознавать, что он с наступлением вечера не постучит в дверь дома, где я живу с семьей, как часто бывало, и не обнимет меня, заставляя на время забыть обо всех невзгодах, словно согревая изнутри, даря свое тепло и ощущение безопасности.

Мне нельзя было любить Эдварда, но мои чувства оказались мне неподвластны. Не думать о нем невозможно. Смотря на закат или встречая рассвет, когда не спится, я снова и снова воссоздаю в памяти его лицо, чтобы не забыть окончательно, как он выглядит. И все равно боюсь, что однажды неизбежно настанет день, когда все воспоминания сотрутся, и не останется ничего. И продолжаю любить, несмотря ни на что, и мне кажется, что так будет всегда. Настоящая любовь, а моя именно такая, бывает лишь только раз в жизни и никогда не заканчивается.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что мое сердце забилось чаще, когда на горизонте появился дом, самый простой, обычный, из дерева, но такой родной, как и тот, кто в нем жил, что внутри меня все сжалось от необъятной тоски и мешающей дышать печали.

Поднявшись на крыльцо и подойдя к двери, я глубоко вздохнула и помедлила перед тем, как наклониться и достать ключ из тайника. Замок тихо щелкнул, и она приветливо распахнулась, словно бы подтверждая, что мне можно здесь находиться, и я незамедлительно, больше не мешкая ни секунды, вошла в дом. Тихо прикрыв за собой дверь, я поежилась, когда под ногами заскрипел покрытый внушительным слоем пыли пол.

Нигде не задерживаясь, я сразу же прошла в комнату Эдварда, где присела на стул, осматриваясь вокруг. Мебели тут не очень много. Круглый стол в центре комнаты с одиноко лежащим листом бумаги. Шкаф в углу с приоткрытой дверцей. Полки, прибитые к стене рядом с ним. А еще кровать у окна, из которого открывается вид на задний двор с дико растущими цветами. Наверное, потому они и не высохли, несмотря на длительное отсутствие дождей, которые, быть может, смогли бы смыть отчаяние и моральное истощение с моей души.

На моем лице появилась небольшая улыбка, когда в воздухе мне удалось уловить едва ощутимый запах любимого, запах счастья, и, забравшись с ногами на постель, я с закрытыми глазами стала представлять, что Эдвард рядом со мной и никогда не оставлял меня без своей поддержки. Не знаю, сколько времени прошло, пока я просто лежала, зарывшись лицом в подушку, но реальность никуда не делась. Спустя время, подняв веки, я тяжело вздохнула, возвращаясь в нее и позволяя предчувствию чего-то нехорошего завладеть мною. По щекам потекли новые слезы, которые удержать внутри у меня не вышло, и я совершенно беззвучно, страдая молча, плакала, сжимая и теребя в руке уголок покрывала.

Мне так плохо без Эдварда, и не знаю, станет ли когда-нибудь чуточку легче, чтобы можно было дышать и при этом не чувствовать, как что-то внутри разбивается на маленькие кусочки. Конечно, сердце, не желающее забывать. Наверное, оно неизбежно будет помнить все, даже самые незначительные моменты, которые мы разделили с Эдвардом, но и они очень дороги мне.

Совместные вечера, когда я читала какую-нибудь книгу, а он сидел подле меня и писал письмо маме с папой, периодически зачитывая отдельные строки вслух, и спрашивая меня, о чем еще можно им рассказать. Мгновения, когда Эдвард рассказывал мне о своей жизни, о своих родителях, что происходило довольно часто, а я внимательно слушала, иногда задавая вопросы. Если спросить меня, какой из дней, проведенных с ним, запомнился мне больше всех остальных, то я не смогу выбрать один единственный. Важен и ценен каждый момент.

А что важно для меня сейчас? Я не раз слышала слова о том, что нельзя сдаваться, и нужно бороться, но зачем делать все это, если смысл жизни остался в прошлом? Или же еще есть надежда на благополучное будущее, и мне не стоит преждевременно опускать руки? Что мне сделать? Какое принять решение? Остаться лежать здесь навсегда, заставив родных людей отчаянно переживать и беспокоиться, где я, и что со мной? Или же попытаться встать и найти в себе силы вернуться к ним, чтобы, надеюсь, обрести спасение?

О чем это я? Нужно обязательно встать. Я должна. Речь не только обо мне. Мне есть ради кого жить. Да, в моей жизни есть смысл, большой смысл. Без всяких сомнений. Он прямо во мне, внутри, под сердцем. Мой малыш. Проведя несколько секунд почти без всякого движения, прислушиваясь к ощущениям внутри себя, я осознала, что мы, возможно, скоро встретимся.

Я так долго жду нашего с Эдвардом малыша и не могу потерять его сейчас. Как же больно. Из глаз полились непрошеные слезы. Я прикусила губу, чтобы сдержать рвущийся на волю крик, когда осознала, что со мной происходит. Никогда толком не зная, что именно меня ждет, я все равно поняла, что у меня начинаются роды. Хуже ситуации и быть не может.

Я не слишком далеко от дома, но все же далеко, а мой брат совершенно точно еще не отправился за мной. Для таких решительных мер еще слишком рано, ведь за окном еще светло, но я не могу бездействовать и ждать. Мне нужна помощь, и я должна сделать все, чтобы до нее добраться. Зачем я только ушла? Сама виновата. Ненавижу свою эмоциональность и то, что не послушала брата. Мне будет тяжело превозмогать боль, пронзающую каждую клеточку моего тела при каждом шаге, но это необходимая жертва ради спасения любимого ребенка от любимого человека, и я готова на нее пойти и пойду. Осторожно свесив ноги с кровати, я так же осторожно выпрямилась в полный рост и положила руку на живот.

- Потерпи, пожалуйста, немного, совсем чуть-чуть, - умоляюще попросила я, мечтая, чтобы все закончилось хорошо, если не для меня, то для моего ребенка уж точно.

Делая шаг за шагом, я оказалась на крыльце дома и медленно спустилась по лестнице, на ровную поверхность земли. Совершенно не представляя, как для меня закончится путь обратно, я, тем не менее, нисколько не сомневалась, что должна его проделать ради жизни частички возлюбленного.

Неожиданно в небе раздались первые раскаты грома, и это придало драматизма ситуации, в которой я оказалась, и заставило меня ускорить шаг. От этого боль внизу моего живота усилилась и стала проникать в те участки моего тела, которые до этого момента еще ей были не подвластны. Я почти не чувствовала свое сердце, но не оно меня волновало. Куда более важным было биение сердца моего маленького, и когда я увидела Дени, я почувствовала что-то, напоминающее облегчение, и во мне начала волнами подниматься уверенность, что наш с Эдвардом малыш обязательно выживет, даже если я не справлюсь.

- Дени, - постаралась прокричать я, но мой голос был очень сиплым, и братишка меня явно не расслышал.

Взяв всю свою волю в кулак, я положила на живот и вторую свою руку и каким-то чудом достигла крыльца нашего дома. Я начала оседать, когда брат подбежал ко мне и надежно обхватил меня своими крепкими руками, чтобы не позволить упасть. В его глазах, конечно же, был страх.

- Я рожаю, - прохрипела я и содрогнулась от новой волны боли, пронзившей мое тело. – Ты должен в первую очередь спасти ребенка, - я почувствовала руку Дени в своих волосах и в следующую секунду не смогла сдержать душераздирающий крик, на который прибежала моя тетя.

- Господи, Дени, скорее бери ее на руки, только осторожно, - услышала я наполненный тревогой и опасением голос тети, чувствуя, что могу в любой момент провалиться в спасительную тьму.

- Белла, ты должна оставаться в сознании. Старайся, слышишь?

Но я почти не слышала этих слов и даже не могла сказать, кто со мной говорит. Такое ощущение, что до меня кто-то пытается докричаться через толщу воды. А это бесполезно и безнадежно. Я почувствовала, что мое тело подняли, и на него упали первые дождевые капли, расслышала их стук о крышу нашего дома, а потом все пропало и исчезло. Осталась только темнота.