Белла

Когда весь твой мир ограничен больничной палатой, начинаешь искать положительные моменты в любой мелочи. В один из дней мне, наконец, разрешили сесть, и я прыгала до потолка. Мысленно, конечно. Это было величайшее событие. Сначала по несколько минут, под наблюдением Виктории, затем – самостоятельно. Теперь моя правая рука не так сильно уставала, когда я придерживала книгу. Но часто чтение не шло. Глаза цеплялись за гипс на левой руке и ногах, и я с тоской осмотрев себя, вздыхала. Я ждала, когда мне снимут гипс. Возможно, тогда левая рука начнет работать, и я смогу хотя бы самостоятельно одеваться. Да, я могла стащить с себя футболку и надеть другую, но для всего остального мне требовалась помощь.

- Изабелла, ты могла бы выезжать в сад, - предложил мне на очередном осмотре доктор Джефферсон.
- На каталке? Спасибо, - хмыкнула я.
- Ну почему на каталке? В инвалидном кресле…
Я ошарашено взглянула на озабоченное лицо Чарли и приторную улыбку Виктории.
Доктор замолчал, увидев мою реакцию.
- Уберите это чертово кресло, - меня стала бить дрожь, а лицо исказилось от негодования.
Осознавая, что это и есть мое будущее, я похолодела от ужаса.
- Ты что, собираешься всю жизнь провести в постели? - возразил мистер Джефферсон.
- Я не собираюсь так унижаться — выбираться из кровати, и только для того, чтобы оказаться в этом кресле, - закричала я.
- Люди продолжают вести активный образ жизни и в колясках, – попытался «достучаться» до меня отец.
Но я уже почти ничего не видела и не слышала – передо мной в моем затуманенном мозгу стояло инвалидное кресло, и я, отмахиваясь от него руками, кричала и плакала, впадая в очередную истерику.

- Ну как, дорогая, готова? – глаза мистера Джефферсона светились, и он в нетерпении потирал руки.
Я, усмехнувшись, тряхнула головой, совершенно не разделяя его энтузиазма.
- Ну же, Изабелла, это знаменательный день. Уверена, что не хочешь фотографию на память перед тем, как я сниму гипс?
Я закрыла глаза. Через несколько часов врачи вынесут свой окончательный вердикт. Я так долго этого ждала и оттягивать время не собиралась. Мое игнорирование заметно расстроило доктора, и он молча принялся за дело. Через сорок я была освобождены от гипса. Но эта свобода не принесла мне ничего, кроме новых страданий. После месяца заточения мои ноги и рука стали тонкими, мышцы потеряли свою силу. Я смогла поднять левую руку, но через секунду она безвольно упала на кровать.
Я часто задышала, пытаясь отогнать непрошеные слезы. Мистер Джефферсон заметил мое состояние:
- Это не страшно, руку ты быстро восстановишь с помощью специального массажа и упражнений.
- А ноги? – я уже справилась с эмоциями и холодно смотрела на доктора.
Он вздрогнул, нервно поправил очки и отвел взгляд.
- Об этом тебе расскажут другие специалисты. Все, что было в моих силах, я сделал.
А вот и ответ, который я так боялась услышать.
- В таком случае я прошу выписку.
Он удивленно посмотрел на меня из-под полуопущенных очков.
- Да ты что! Этого ни в коем случае нельзя делать! – затараторил он. – У нас прекрасное физиотерапевтическое отделение. Я сегодня же тебя туда переведу. Уверен, оттуда ты выйдешь на своих ногах.
Доктор ушел, оставив меня и Чарли наедине. Я сжала зубы и долго смотрела в потолок. Как же я устала…
- Белла, - тихо позвал меня папа. – Давай попробуем…
- Ты же сам в это не веришь …
- Мне важно знать, что мы испробовали все возможности. Еще немного, Белла. Пожалуйста.
Мне оставалось только молча кивнуть.
Виктория не заставила себя долго ждать. Она притащила таз с водой, поставила его на высокий табурет. И, как всегда, она начала раздевать меня в присутствии моего отца. Ей и в голову не приходило, что инвалиды могут испытывать стыд. Сама-то она наверняка его не имела. Чарли пробормотал что-то о разговоре с врачом и быстро вышел. Виктория ловко освободила меня от одежды и просунула под меня клеенку. Сначала она вымыла мне голову. Вытирая волосы, она рассказывала о медсестре, которая, возможно, закрутила роман с ее парнем. Я вполуха слушала ее и думала, что несчастному парню, наверняка, просто надоело быть немым в ее присутствии, и он нашел девушку, с которой можно поговорить.
Затем она быстро поменяла воду и принялась мыть мое тело. Когда я не ждала врачей, Виктория отдавала мочалку мне, и я делала это сама. Но из-за моей медлительности, сегодня моими водными процедурами управляла мисс Эдисон.
- Знаешь, вообще тебе очень повезло.
- Да? В чем именно? – мрачно спросила я.
- В физиотерапии такие симпатичные доктора. – Она мечтательно закатила глаза. – Вот увидишь: тебе там понравится.
- Не сомневаюсь, - съязвила я.
- Жаль, доктор Мартинез голубой, - хихикнула она, - так что он из списка выпадает. Зато остальные – словно только что сошли со страниц модных журналов…
- А что, женщин-физиотерапевтов там нет?
- Хм.… Почему же, есть. Но это старые грымзы, с которыми лучше не встречаться.
Виктория в нерешительности остановилась перед открытым шкафом:
- Монстр сказала, что для осмотра на тебе должна быть одежда, которая не будет закрывать ноги и руки и не будет сковывать движения.
- Монстр? – переспросила я, не уверенная, правильно ли я расслышала.
Виктория повернулась ко мне, выпучила глаза и с гримасой на лице процедила:
- Монстр – это миссис Миллер, гроза всех медсестер. Она сама никогда не отдыхает и не спит и другим не дает. В общем, к ней в лапы тоже лучше не попадать.
Она надела на меня футболку, которую я однажды выпросила у Джейка, потому что на ней был логотип любимой баскетбольной команды папы «Lakers», и короткие шорты. Через десять минут я была готова к переводу в другое отделение.

Палата в физиотерапевтическом отделении была светлее и просторнее. Здесь кровать стояла у стены, а не посередине комнаты, как я к этому привыкла. У противоположной стены – небольшой раскладной диванчик. Над кроватью висело резиновое приспособление – «трапеция», держась за которое инвалид мог приподниматься и садиться. Возле кровати была тумбочка, на которой стояла настольная лампа. Также здесь были письменный стол, стулья, шкаф для одежды, полки, а между ними – небольшой телевизор.
- Я же говорила, что тебе здесь понравится, - хихикнула Виктория, обратив внимание, как я верчу головой, пытаясь посмотреть в окно. Я как птица, запертая в клетке, уже месяц не видела деревья, небо, солнце…
Наконец мне удалось рассмотреть зеленые верхушки, и я всхлипнула. Во мне снова проснулось чувство ненависти к себе. Ну почему я такая непутевая? Почему я не могу вернуть время вспять? Почему я не осталась ночевать у Сью? Чтобы не разреветься, я сжала железный поручень каталки правой рукой. Боль в побелевших пальцах привела меня в чувство, и я снова уставилась в потолок. Еще немного… Я подожду… Скоро я буду дома…
- Здравствуйте, я Мэри Миллер, - в палату вошла невысокая полная женщина с короткой стрижкой. Нет, она не вошла, а вплыла – такая смешная у нее была походка. Она поджала губы и строго посмотрела на Викторию, которая сидела на диванчике, закинув ногу на ногу, и щелкала пультом от телевизора.
- Я схожу за вещами, - вскрикнула Виктория.
Выбегая из палаты, она столкнулась с высоким, крепким парнем. Они захихикали, уступая дорогу друг другу. И если бы не громкое покашливание Мэри, они бы так и продолжали любезничать в дверях. Теперь я поняла, почему миссис Миллер называли Монстром.
- Стэнли! – окликнула его Мэри.
Стэнли, словно я была пушинкой, в мгновение ока переложил меня с каталки на кровать.
- Благодарю, теперь можешь помочь Виктории перенести сюда вещи мисс Свон.
Здоровяк вышел, так и не произнеся ни единого слова.
Миссис Миллер подошла ко мне и, чуть наклонившись, посмотрела на меня своими темно-синими глазами.
- Солнышко, ни о чем не беспокойся. Доктор Джефферсон рассказал мне, как ты хочешь вернуться домой, поэтому мы сделаем все возможное, чтобы как можно быстрее поставить тебя на ноги. – Она улыбнулась и погладила меня по щеке. Я чувствовала в ее интонации сочувствие, но она так уверенно говорила о моем выздоровлении, что я чуть было не поддалась на эту уловку и не поверила ей. Оставаться безучастной к проявлению заботы обо мне я не могла, поэтому просто кивнула ей. – Вот и хорошо. – Она улыбнулась. - Я посмотрю, кто из сиделок свободен…
- Простите, а можно, чтобы за мной продолжала ухаживать Виктория? – Я начала нервно теребить правой рукой край простыни.
Может это и глупо, но я не хотела, чтобы кто-то новый таращился на мое голое тело.
- Хм… - Мэри была удивлена. – Вижу, вы нашли с Викторией общий язык? – Я кивнула. – Обычно на нее жалуются, и, переводясь в наше отделение, требуют новую сиделку…- Женщина указательным пальцем погладила висок. - В принципе, почему бы и нет. – Она развернулась и уже у двери сообщила: - Узнаю, освободился ли доктор и как скоро он сможет тебя осмотреть. – Выходя из палаты, она улыбнулась и подмигнула: - Все будет хорошо.
Оставшись одна, я еще раз окинула беглым взглядом палату. Пустая трата времени. Почему врачам, перед тем как отпустить домой безнадежного больного, сначала нужно вытянуть из него все соки?
- Белла, а здесь вроде ничего, - Чарли занес сумку с моими вещами. Интересно, где носит Викторию и Стэнли? Отец поставил сумку на стул, раскрыл ее и залез в нее рукой, решив разложить вещи. И надо же было такому случится, что первое, что попало ему в руку, был мой лифчик.
- Папа! – взвизгнула я, напугав его. Он быстро сунул руку обратно в сумку. – Может, пусть лучше Виктория или Сью разложат одежду?
У него словно гора с плеч упала. Он отошел от сумки и присел на край моей кровати.
- Дочка, я знаю, как ты устала, но потерпи еще немного.
Лицо Чарли исказила гримаса боли. Когда он так уговаривал меня, мне всегда казалось, что он выпрашивает время для себя. Еще бы. Остаться один на один с дочкой-инвалидом. Такого даже врагу не пожелаешь. Но я медленно начинала сходить с ума в четырех стенах. Я боялась, что, в конце концов, меня выпишут не домой, а в психушку.
- Неделю… - твердо сказала я.
Чарли перечить не стал.
- Хорошо.
Сью пришла вместе с Гарри. Зная об их скромном материальном положении, я старалась ни о чем их не просить. Но разве можно отказаться от кофе? Поэтому Гарри всегда приносил мне несколько стаканчиков из Starbucks.
- А с кем Сэм? – тревожно спросила я.
- Наша соседка согласилась за ним присмотреть, – улыбнулся Гарри. – Ее дети и внуки давно выросли, ей одиноко и скучно.
- Ее даже уговаривать не пришлось, - подтвердила слова мужа Сью, раскладывая в шкафу мои вещи.
- И Сэму с нею нравится: у нее есть фортепиано, и они весь день бренчат на нем.
Мне пришлось сделать глубокий вдох, прежде чем открыть рот и как можно беззаботнее сказать им:
- Вы не должны оставлять его с чужими людьми. Серьезно. Теперь у меня есть телевизор, так что вам необязательно приходить ко мне каждый день…
- Белла! - В глазах Сью стояли слезы, но говорила она сердито: - Даже не думай об этом! Мы приходим в больницу не из-за того, что должны, а потому что ты - наша подруга! И не забывай, что мы теперь родственники – ты крестная мама Сэма! Так что просто так ты от нас не избавишься!
Она вскинула подбородок и отвернулась к окну.
Черт!
- Я не хочу быть обузой для вас, - тихо сказала я и снова глубоко вздохнула, отгоняя готовые пролиться в любую секунду слезы.
- Ты – не обуза! – твердо сказал Гарри. – И если не перестанешь молоть глупости, я попрошу отца Гаррета приехать и прочитать тебе проповедь об употреблении плохих слов.
Я усмехнулась. Отец Гаррет – единственный священник в единственной церкви Форкса.
Он присматривал за детьми, чьи родители до позднего вечера были на работе. Я и мои друзья были как раз такими детьми. На школьном автобусе сразу после уроков мы ехали к нему. В принципе, он не слишком донимал нас нравоучениями, зато всегда угощал очень вкусным печеньем. К семи годам я, наслушавшись отборной брани от задержанных алкашей в участке у папы, была очень продвинутой девочкой в плане речевого развития. Но понимая, что взрослые, сами часто произнося нехорошие слова, падают в обморок, если хоть одно из грязных словечек скажет ребенок, хранила эти знания при себе. И все было бы ничего, если бы не проклятый Майкл Ньютон. Ему почему-то нравилось доставать именно меня. Однажды он стащил с моей головы большой бант, выдрав при этом приличный клок волос. Я разозлилась и, воспользовавшись не хилым словарным запасом, объяснила ему, кто он и куда ему нужно пойти, чтобы все жили спокойно. Я сразу почувствовала неладное, потому что в церкви повисла самая тихая из всех возможных тишин. Отец Гаррет в это время маленькой свечой зажигал лампаду. Моя тирада пригвоздила его, онемевшего, к полу. Из дрожащих рук лампада выпала и разбилась, забрызгав его сутану маслом. Вскоре священник носился по церкви, пытаясь затушить свое одеяние.
Меня лишили печенья, и до вечера я просидела в исповедальне. Еще больше разозлившись, я, лишенная права говорить, решила написать, все, что думаю по этому поводу. И я написала. Ножичком в середине деревянной кабинки. А потом сделала заметку столяру, который делал эту исповедальню, сообщив ему, откуда у него растут руки, потому что к концу дня у меня все пальцы были в занозах.
Отец Гаррет, весь багровый, молча указал мне и моим родителям на дверь. Так я, маленькое исчадие ада, была выдворена из импровизированного церковного детского сада.
Но в этом был огромный плюс. Вскоре за мной последовали мои друзья, поэтому меня, Сью, Джейка, Гарри, Анжелу и Бена отдали на послеобеденное попечение старенькой прабабушке Джейка. То есть со школы и до приезда за нами в Ла-Пуш наших родителей мы были предоставлены сами себе.
Не зря же говорят, что приятные детские воспоминания лечат. Я немного успокоилась.

- Здравствуйте, я доктор Эдвард Каллен.
В палату вошел молодой, высокий мужчина в свободном синем костюме. Он застал нас врасплох, но мы быстро сориентировались и хором ответили:
- Здравствуйте.
Сью захихикала, кивая на доктора, который, не отрывая глаз от медицинской карточки, сказал то, что говорили мне уже сотни раз другие врачи:
- Переломы срослись хорошо, поэтому, чем раньше мы начнем реабилитационные мероприятия, тем лучше.
Он поднял голову…
Я видела красивых мужчин раньше. Но этот был вне всякого сравнения. Высокие скулы, прямой нос, полные губы, красиво очерченный подбородок – идеальное лицо. Он был достаточно высоким, не меньше метра восьмидесяти пяти. Спутанные бронзовые пряди упали на слегка вспотевший лоб – еще бы, уже неделю в Нью-Йорке стояла невыносимая жара. Он держал мою историю болезни длинными мускулистыми руками и читал, немного хмурясь.
Затем он повернулся к папе и моим друзьям и поздоровался с ними, и снова посмотрел на меня своими невероятными зелеными глазами. Папа положил руку мне на плечо и сказал:
- А это моя Белла.
Доктор заметил, как я его рассматриваю, и ему наверняка стало неприятно, потому что, сглотнув, он снова углубился в чтение.
Мне стало стыдно, что я заставила его чувствовать себя неуютно. Ну почему мне в доктора достался такой молодой и такой красивый мужчина!
- Так. Изабелла. Функции дефекации и мочеиспускания у вас нарушены не были…
Я ощутила, как мое лицо и шею постепенно заливает краска . Несмотря на свою уникальную внешность, он был таким же, как и большинство врачей – холодным и бесчувственным. Ему было невдомек, что мне неприятно говорить о таких вещах при отце. Ну конечно, зачем считаться с чувствами какой-то калеки…
- Да, - выдохнула я со злостью.
Я остро почувствовала тоску по дому. Зачем мне нужно мучиться в этой больнице, если толку все равно никакого не будет. Я взглянула на Чарли. Может, мне удастся упросить его не продолжать лечение, а завтра же вернуться в Форкс?
В палату вплыла Мэри Миллер. Было видно, что она сердита, и в подтверждение моей догадки, она пробубнила:
- Нет, ну подумать только, как в сонном царстве. Полчаса назад сказала ей отвезти мистера Паркера на рентген, а она до сих пор не подняла задницу со стула!
Но подойдя ко мне она, улыбнувшись, проворковала:
- Я отпустила Викторию домой, ей нездоровилось. – Она ласково погладила меня по щеке: - Я знаю, Виктория была твоей медсестрой и ухаживала за тобой весь последний месяц, но сегодня я ее заменю, ты не против?
Я кивнула. Какая, в принципе, разница.
- Вот и хорошо.
Затем она быстро развернулась(как у нее это получается при ее весе и росте?) и строго сказала папе:
- Вы можете быть свободны. Ваша девочка в надежных руках. Я бы посоветовала вам хорошенько отоспаться и приехать сюда только завтра утром.
Папа даже не пытался спорить. Удивительно, что в Форксе боятся даже одного взгляда шефа полиции Свона. А здесь, среди людей в белых халатах, он стал кротким и покорным, как домашний кот.
Когда папа, Сью и Гарри ушли, доктор закрыл двери и подошел ко мне.
- Изабелла, прежде чем начинать реабилитационные мероприятия по восстановлению функций вашего организма, утраченных вследствие паралича, мне нужно оценить ваши функциональные двигательные возможности. Вы меня понимаете?
Идиот. В аварии я утратила способность передвигаться, а не мозги! Естественно, я понимаю, что ты говоришь!
Стараясь не смотреть на него, чтобы не показать, насколько я разочарована ним, я ответила коротко:
- Да.
- Я проведу несколько тестов. Если почувствуете болевые или неприятные ощущения, даже самые незначительные, вы должны сразу же сказать мне.
- Не переживай, моя шоколадка, доктор Каллен поставит тебя на ноги, - подбодрила меня Мэри.
Шоколадка… Как меня только не называли, но чтобы так?!
- Надо же, как постаралась природа, создавая такое чудо – твои волосы и глаза, словно молочный шоколад, - она потрепала меня по щекам, как это делают с маленькими карапузами, - так бы тебя и съела.
Я рассмеялась. Мэри Миллер была удивительной женщиной: строгая и мягкая одновременно, она заставляла меня чувствовать себя маленькой девочкой.
- Думаю, это в основном заслуга родителей, - смущенно ответила я.
- И то правда, - расхохоталась Мэри.
А затем начались тесты. Доктор сгибал мои ноги, нажимал на какие-то точки на пояснице, поднимал левую руку и делала еще кучу всего, при этом задавая мне вопросы и попутно делая записи в медицинской карточке.
То, что я считала его идиотом, не мешало мне наблюдать за его прекрасным лицом. И я вовсе не любовалась ним, а пыталась понять, насколько плохо мое состояние.
Мэри измерила мне температуру и давление. В это время доктор выписал мне какие-то новые лекарства и направление на анализы.
- На сегодня все, больше мы не будем вас мучить, Изабелла, - он захлопнул папку и улыбнулся.
Ну да, он бесчувственный докторишка, но у него такая симпатичная улыбка! И ведь ничего плохого не случится, если я буду немного приветливее с ним.
- Белла, - вздохнула я. – Мне не очень нравится, когда меня называют Изабелла.
На его щеках появились ямочки.
- Белла, - повторил он. - Тогда до завтра, Белла.
После их ухода я некоторое время лежала, приводя мысли в прядок. Ладно, посмотрим, на что способен этот Эдвард Каллен. Он проводил тесты очень аккуратно, бережно прикасаясь ко мне. Возможно, он не такой уж плохой доктор, как мне показалось.
Перед тем, как уснуть, я позвонила Сью и попросила ее прийти завтра пораньше, чтобы сделать мне депиляцию. Может, я и инвалид, но я по-прежнему девушка, и рядом с таким доктором хотела выглядеть соответствующе.

---

Вот вы и увидели встречу смущенной красно-щекой пациентки и секси-физиотерапевта, глазами Беллы.
Если у вас есть мысли по этому поводу, то жду всех ЗДЕСЬ!