Глава 71
Такая примитивная простая вещь, как письмо, вызывает во мне странные эмоции. Само по себе оно кажется осколком минувших эпох. В наше время никто ведь не обменивается письмами. Настоящими письмами. Если только речь не идет об официальных уведомлениях и счетах, но их вряд ли стоит брать в расчет, да и радости от таких писем немного.
Дрожащими пальцами я берусь за плотный белый лист. Его грубая структура и шершавость отзываются ломотой во всем теле – все равно что гладить напильник. Еще не развернув послания, я догадываюсь, что ничего хорошего там не прочту. Судьбе как будто мало, злая тварь, она продолжает осыпать меня проблемами и подкидывать испытания.
Луиза молча наблюдает за моей реакцией. В ее глазах светится мрачное удовлетворение. Как у человека, уверенного в убийственной силе наносимого удара. Однако очень скоро радость сменяется тревогой. Дочь мистера Садиста нервно сглатывает и негнущимися руками пытается прикурить сигарету. По тому, как она нервничает, я понимаю, что дела обстоят паршиво. Если эта девочка считает меня своей последней надеждой и, затаив дыхание, ждет моего решения, то мир определенно мчится на полной скорости к краю обрыва.
Стараясь не смотреть на Луизу и не замечать ее дерганых движений, пытаюсь сосредоточиться на письме. Но буквы, как верные стражи в крепости, смыкают черные ряды, ощетиниваются острыми крючками и не пускают меня внутрь, не дают дойти до сути. Больше всего меня отвлекают расплывшиеся по белому полю коричневые пятна. Я могу сказать себе, что это соус карри и кто-то перед тем, как написать письмо, ел острые куриные крылышки. Могу придумать еще пару десятков не менее безобидных версий. Единственное, что мне не под силу, это поверить хоть в одну из них. Мои версии хороши для нормальных людей и пятилетних девочек. Но они явно не выдерживают натиска со стороны реальности, той самой реальности, в которой живет мистер Садист и его больная дочь. Доводы и предположения, как стекло, рассыпаются на куски, острые края режут мне язык. Кажется, если я открою рот, то на пол хлынут потоки крови. Жаль, что молчать всю оставшуюся жизнь не получится.
Луиза ждет от меня ответа. Еще раз прочитав послание, я отворачиваюсь к двери, лишь бы не видеть униженного выражения ее лица. Чего она добивается? На какую помощь рассчитывает? В сущности, для этой психопатки я могу сделать одно – наложить на себя руки. То немногое, чего я делать как раз не собираюсь.
- Чья это была кровь? - мне даже не приходится показывать на бурые пятна. За моей спиной Луиза буквально выдыхает:
- Его.
Одно маленькое слово, похожее на шелест ветра в траве. На тиканье часов в старом доме. На шорох опадающих лепестков. На беззвучный полет пули, впивающейся в мягкое тело безмолвия. Тишина умирает вместе с моим вскриком. Опадает тысячами гнилых листьев к ногам. Зажав рукой рот, я бросаюсь в ванную, едва успев обнять унитаз, прежде чем мой желудок устраивает дикие танцы и веселое родео – он с таким воодушевлением скачет по животу, что, кажется, готов сорваться с поводка-пищевода и свалить. Я бы тоже хотела убежать. Отсюда. Из этой реальности, я имею в виду. Вернуться в свою старую, такую уютную и скучную жизнь. Забыть мистера Садиста, его руки и прикосновения. Все, что он говорил и делал. Стереть из воспоминаний всю его сумасшедшую семью – сволочь сестру, каменную мать, странных братьев и любимую дочь. С другой стороны, Луиза вызывает у меня жалость. Против собственной воли я хочу ее спасти и, вернувшись в комнату, не закатываю истерики, не прошу проваливать, в конце концов, не сжимаю холодными руками ее тонкую шею. Вполне деловым тоном интересуюсь, как связаться с Викторией. Больше никаких вопросов. Только один. Сидя в машине и заводя двигатель, спрашиваю, что ей прислали с письмом.
- Палец.
Желудок делает мощный рывок, но на этот раз я не даю ему разойтись. Да и блевать мне в сущности нечем. Всю еду я уже оставила в туалете. И, кажется, там же остались мои извилины. Уплыли в сточную канаву.
Закуривая первую сигарету из второй за день пачки, я задаюсь вопросом, сколько нужно курить, чтобы наконец умереть. Сколько еще сигарет отделяют меня от небесного царствия? Мои органы чувств словно застыли, я не чувствую тошноты. Ни от никотина, по крайней мере. Где-то глубоко в душе меня коробит от собственной глупости. От отчаянного желания спасти дочь мистера Садиста. Как будто это она одна невинная жертва и лишь я несу ответственность за то, что произошло.
- Куда ты едешь? - спрашивает Луиза, когда я трогаюсь от очередного светофора.
Мне нечего ответить. В моей жизни всегда не хватало логики. Очередная глупость. Я просто поняла, что сойду с ума, если останусь в своем номере. Мне нужно было если не движение, то хотя бы его иллюзия. Бездумная езда по городу такую иллюзию давала.
Взять с собой Луизу было неоптимальным решением, но гораздо лучше, чем предоставлять ей возможность снова прыгнуть из окна. Едва не надорвавшись, стаскивая инвалидное кресло по лестнице и устраивая девочку в машине, я протрезвела. Мои мысли уже не казались кучей политого битумом мусора. Они обрели некоторую ясность. Не то чтобы все в моей голове устаканилось и улеглось по полочкам, но я смогла управлять машиной и никого не сбить. Как по мне, это показатель. Очень обнадеживающий знак.
- Заткнись и не мешай мне.
Получив от меня впервые настолько грубый ответ, Луиза замолкает. Жаль, что не навсегда. Минут через двадцать, едва сдерживая неприязнь и злобу, она говорит:
- От блуждания по мексиканской помойке легче тебе не станет.
Она могла бы пожелать мне врезаться в дерево или в стену, но поскольку мы в одной машине, ей приходится оставить это при себе.
- Может быть, легче станет тебе.
Мои слова вызывают у нее недоумение. Как будто она и возможности такой не допускает. Или как будто присылать людям отрезанные пальцы по почте это нормально, и тут вообще не о чем волноваться. Стоит признать, Луиза ведет себя спокойнее, чем любая девочка, которая могла бы оказаться на ее месте. Ее хладнокровие в чем-то напоминает выдержку Эсми. Поразительная способность прятать эмоции от мира и посторонних. А ведь Эдвард – главный человек в ее жизни. В искаженном мире больной девочки именно его статуя должна стоять на постаменте. Но Луиза больше не кричит, ее хилые руки спокойно сложены на груди. Словно там, в моей комнате отеля, была одна девочка, а по лестнице я спустила и усадила в свою машину другую. Мысль о двойнике напоминает мне о Бри, и я интересуюсь у Луизы, не было ли новостей от наркоманки и не раскрыл ли персонал клиники к этому моменту обман.
- Об этом можешь не переживать. Я запущенный случай, со мной ничего не поделать, и поэтому, как любую неразрешимую проблему, меня предпочитают не замечать.
Довод дочери мистера Садиста не кажется мне особо внушительным. С другой стороны, не так и важно, кто меня убьет – огорченный бегством Луизы Эдвард или женщина, посылающая вместо приглашения на встречу отрезанные пальцы, ее сучье величество Виктория. Не думаю, что меня ожидает приятная или просто быстрая смерть. По сути, меня мало волнует, что у Эдварда хотя бы будет повод втыкать в меня иголки и поджаривать на костре. И пусть мотивы Виктории останутся тайной, ясность в этом вопросе не принесет облегчения. Когда инквизиторы зачитывали своим жертвам приговор, это ничего не могло изменить. Наверное, я не готова, и смерть – реальная, а не те абстракции, которым я часто предавалась, воображая свое тело в белом платье внутри лакированного гроба – смерть в любом своем обличии пугает.
От мрачных мыслей у меня темнеет перед глазами. Мое тело, как будто заранее оказавшееся под землей, пронзает дрожь. В легкие вместо воздуха втекает земляная пыль.
- Я хотела сказать тебе кое-что, - голос Луизы прерывается. В нем звучат новые дрожащие ноты сомнений и подлинного, а не наигранного страха. Я оглядываюсь по сторонам, пытаясь понять, откуда в машине мог оказаться еще один пассажир. Через пару мгновений до меня доходит, что никого, кроме нас с Луизой, в салоне нет, а, значит, это голос дочери Эдварда. И ее слова прилипают к моей коже, политые густой болью, как блинчики клубничным сиропом.
- В моей жизни нет смысла, и, может быть, я только для того дальше и жила, чтобы спасти своего отца. Это моя миссия.
Я хочу сказать ей, что зря она так, но переубеждать Луизу – это все равно как сбрасывать стотонный грузовик с обрыва – и долго, и глупо.
Автор: Bad_Day_48; бета: tatyana-gr