Глава 56
Я начинаю все больше разочаровываться в жизни. Но в этом нет моей вины. Просто сценарий жизни Беллы Свон, похоже, был написан халтурщиком. Мне трудно отделаться от мысли, что безликий автор просто надергал сцен из боевиков и слезливых мелодрам и кое-как склеил их в единое целое. Сплошные штампы и тривиальные ситуации. Я, как кусок дерева в бурном потоке, переплываю из одной банальности в другую. Последнюю из них можно озаглавить "Плохие парни и их трофей".
По крайней мере, со стороны может показаться, что за последние дни я сделала немалый шаг вперед – из никому не нужной неудачницы превратилась практически в предмет вожделения для стольких людей. Я бы, наверное, гордилась, не будь в этой фразе ключевым слово "предмет". Я знаю, что плоха для роли человека, но не хочу становиться предметом. Мне не нравится, когда меня перебрасывают из рук в руки.
Один из бандитов, тот, что стоит ближе всего к полкам с йогуртами и кефиром, делает несколько шагов вперед, смотрит на часы, приглаживает волосы, одергивает пиджак. Он тщательно готовится к своему выступлению. Как политик, собравшийся произнести речь. Но вся его речь состоит из пары грубых слов – предупреждения мистеру Садисту. Она ожидаемо не производит впечатления, не вызывает даже кривой ухмылки. Эдвард просто продолжает разглядывать бандитов. Меня начинает бесить его пассивность. Он собрался отбиться от них одной силой взгляда? Как долбаный рыцарь джедай? Порой самоуверенность мистера Садиста переходит границы разумного.
Я единственная из всех, от кого ничего не зависит, но, похоже, только я готова закричать "хватит стоять, делайте что-нибудь", потому что любой конец лучше, чем это липкое, затянутое ожидание. Но ничего не происходит. Эдвард продолжает смотреть на бандитов. Бандиты застыли, словно каменные статуи. Наконец один из них, стоящий по центру прохода (по-видимому, он главный в шайке), говорит:
- Ну и зачем тебе эта девка, неужели трахать больше некого? - и он неприятно ухмыляется, показывая золотые коронки на зубах – целый золотой запас во рту.
- Я хочу трахать ее, - Эдвард пожимает плечами. - А чего хотите вы? Умереть именно сегодня?
Бандиты начинают смеяться. Но надо заметить, их смех звучит несколько искусственно, примерно как закадровый хохот в глупых сериалах. И он не снимает напряжения, наоборот, усиливает. По воздуху как будто искры пробегают.
Дав амбалам отсмеяться, мистер Садист опускает руку в карман пиджака (противники напрягаются, главный снова сует ладонь за пазуху) и достает какое-то украшение на тонкой цепочке. Мистер Садист, как ювелирная лавка. Металлический прямоугольник с едва различимыми выбитыми словами маятником раскачивается между нами и бандитами. Несколько минут тишины. Потом йогуртовый тип толкает своего босса локтем под ребра и начинает что-то быстро шептать на ухо. Я слышу только одно слово. Роско. Главный амбал недоверчиво хмыкает, но в его маленьких злых глазках вспыхивает первая искра страха, и очень скоро от нее разгорается костер. Это уже похоже на панику.
- Могу я посмотреть? - главный бандит снова проводит рукой по волосам, опять демонстрируя в кривой ухмылке свой золотой запас, но на этот раз его движения менее уверенные, в них вкрадывается фальшивая нотка нервозности. Эдвард молча бросает кулон. Спустя мгновенье короткие волосатые пальцы, подобно челюстям акулы, вонзившимся в добычу, сжимают тонкую цепочку. Бандит хмурится, отчего кожа на его лбу собирается в глубокие складки, похожие на валики жира, которые обычно демонстрируют в рекламе утягивающих трусов на той стороне экрана, где написано "до".
Ситуация вовсе не смешная, уж для меня-то в первую очередь, но похожий на шарпея мелкий гангстер вызывает почти непреодолимое желание растянуть губы в улыбке. Чтобы отвлечься и не рассмеяться, я перевожу взгляд на Эдварда. Верное средство – когда я смотрю на него, мне либо страшно, либо хочется плакать. Еще, бывает, я возбуждаюсь. Впрочем, после ужина с его семьей о сексе я буду вспоминать в последнюю очередь.
Эдвард все такой же подозрительно спокойный. Как будто он стоит не перед бандой из отморозков, а перед картиной под названием "Три каких-то подонка, которым я в любой момент могу накостылять". Говорят, умение представить нужный результат – уже половина самого результата. В таком случае, еще не начав бить морды и проламывать черепа, мистер Садист победил. Он явно представляет нужный результат. Поверить в то, что он конченый идиот, лишенный чувства самосохранения, я не могу.
Наконец главарь делает два маленьких шага вперед и осторожно протягивает цепочку со странным медальоном Эдварду.
- Те, кто придут после нас, могут оказаться не столь щепетильными. Между нами, это будут просто отморозки, и ты не хуже меня знаешь, что они ценят свою жизнь меньше денег, - бандит широко улыбается, золотые коронки ослепительно блестят под мертвым светом ламп. - Веселой вам ночи.
Он поворачивается, делает знак своим людям, и через минуту мы с Эдвардом остаемся в обществе веселых баночек с йогуртами, желе и творожными десертами с различными ягодными и фруктовыми наполнителями. Наблюдая за тем, как мистер Садист убирает медальон, я спрашиваю, кто такой Роско и почему бандиты предпочитают с ним не связываться. Не то чтобы это был для меня вопрос номер один на повестке зарождающегося дня, но задавать вопросы, которые меня действительно волнуют, страшно. Я просто уверена, что ответы меня разочаруют, и насколько могу, продлеваю себе путешествие по стране иллюзий.
Однако Эдвард ничего не отвечает. Он неспешно катит тележку вдоль рядов, наполняя ее продуктами. Хлеб, хлопья, булочки. После – апельсины, яблоки и виноград. Две бутылки минеральной воды. Бутылка виски. Вино. Упаковка пива. Словно придавленная весом покупок, я замолкаю. Чтобы не дать себе сойти с ума от тревоги, я слушаю звук своих шагов. Неровный, ломанный, как линия кардиограммы – то резкий высокий стук, то едва различимое для уха шарканье. Взлеты и падения, которые вмещаются в несколько сотен шагов, пока мы не подходим к кассе, где мне приходится остановиться. Вместо стука каблуков и трения подошв о плитку я слушаю монотонный писк и шуршание целлофановых упаковок от едущих по ленте продуктов. Всего набирается два больших пакета.
Когда мы выходим, я спрашиваю Эдварда, зачем он все это купил. Он собирается пережидать ядерную войну в бункере? Или что-то типа того? Я даже пытаюсь шутить, несмотря на туман в голове и боль в ногах. Мне думается, я веду себя не хуже, чем первые поселенцы – невзирая на невзгоды и трудности, смотрю в будущее с оптимизмом. Или делаю вид, что смотрю. В любом случае я делаю вид, что у меня есть будущее. В реальности все мое будущее пока что просматривается не дальше пары часов и зависит от воли мистера Садиста. Так что, может, мне и вообще не стоит ни смотреть вперед, ни испытывать оптимизм. Раньше я бы так и сделала, но теперь меня удерживают мысли о мести. Они для меня не просто маяк и туманные огни, к которым стоит стремиться, а рыболовные крючья, застрявшие под кожей и настойчиво тянущие из сегодня в завтра.
Машина одиноко ждет нас под светлеющим небом. На востоке, подобно старому рубцу на коже, желтеет рваная полоса рассвета. Ветер, все такой же холодный, гоняет пустые пачки из-под сигарет и упаковки от чипсов. Их тихий шорох по асфальту напоминает мышиную возню и добавляет мрачных красок в общую картину. Так и хочется закрыть глаза, повесив на все это табличку с надписью "Не смотреть, неприкаянность".
Эдвард бросает пакеты в багажник и смотрит на меня. На несколько мгновений мне кажется, что я попала во временную яму и с момента нашей второй встречи ничего не изменилось. Машина. Супермаркет. Готовность ждать вечно. Жизнь идет, что-то происходит, а действия и декорации повторяются. Та же дешевая фанера и выцветшие краски – высшие силы на мне точно нещадно экономят.
- Помнишь наш договор? - в утренней тишине любые слова звучат громко. Слова же про договор в принципе звучат излишне претенциозно. Сказав их, я чувствую себя актрисой на съемочной площадке.
- Договор? - опершись о дверцу, Эдвард достает сигареты.
- Если я веду себя хорошо, то получаю поощрение.
- Полагаешь, ты вела себя хорошо? - он не смеется. Посмотрев в его бледное лицо, на котором слоем театрального грима лежит свет фонарей, я понимаю, что ему, пожалуй, вся эта херня нравится немногим больше, чем мне. Он-то думал, что отправляется со своей фальшивой девушкой на милую прогулку, чтобы поставить на место сестру, а оказался все в той же грязи, которая затягивает, как болото.
- На лучшее ты не мог рассчитывать, - я делаю шаг к нему. Не для того, чтобы посмотреть в мертвые озера глаз, а вдохнуть никотин. - Я старалась и сделала даже больше, чем могла. Вынесла без слез и жалоб издевательства твоей матери, презрение твоей сестры. Я даже закрыла глаза на изнасилование.
Он резко замирает. Рука с сигаретой останавливается у губ – их сжатая линия напоминает натянутую струну. Если бы речь шла не о мистере Садисте, я могла подумать, что у меня получилось его задеть своим замечанием. Но Эдварда не может волновать тот факт, что он изнасиловал очередную девушку. Возможно, он даже не считает это изнасилованием. Возможно, он отчасти прав. Пусть все было практически добровольно, но это было мерзко и грязно, так что мое тело осквернено, как после акта самого грязного надругательства.
- Тебе покажется невероятным, но я хотел тебя. С первой встречи. Едва увидел твою грудь, обтянутую той сексуальной майкой. Может быть, я был возбужден в тот момент из-за погони, или ты меня притянула. В любом случае тебе не стоит ходить в подобных вещах ночью по темным улицам.
Эдвард прав в двух вещах. Первая – его признание действительно кажется невероятным. Вторая – мне не стоило надевать свою любимую майку той ночью. Ни первое, ни второе уже не исправить. Все, что я могу сделать, это глубоко вдохнуть, загоняя в легкие холодный воздух. Мне нужно хоть немного бодрости и ясности мысли перед тем, как броситься в атаку.
- Выходит, ты повел себя, как обычный насильник.
- Выходит, так, - он пожимает плечами. Ему плевать, что я об этом думаю. Он меня захотел. Он меня получил. Остальное не так важно.
- Ты мелочная сволочь. Ты даже Элис мстишь мелочно.
- Все люди мелочные. Только в фильмах бывает эпический размах – злодеи спешат поработить мир, а герои всех спасти. Но в жизни редко кто так поступает, только самые отмороженные кретины. Что толку от мира? Мелочи, знаешь ли, греют душу. Одна мелочь, бывает, стоит вселенной только потому, что она ближе к сердцу. Действовать глобально может любой идиот, действовать тонко – дано не всем. Иными словами, первый попавшийся мудак мог бы влепить Элис пощечину или сломать шею. Это было бы довольно «не мелочно», не так ли, Белла? Но какая радость мне делать то, что дано сделать любому? Я получаю удовольствие, нанося ей мелкие и болезненные уколы.
- Извращенец и придурок.
- Называй как хочешь.
- Скажи, наконец, почему ты выбрал меня?
- Я ведь уже говорил, что мне некогда устраивать отбор девушек на роль своей подружки. Более того, почти все они обычные дешевые шлюхи. Ну или дорогие шлюхи – суть от этого не меняется. Девки с улицы и из борделей отпадают. Специальные подружки из эскорт-агентств тоже. Их слишком легко вычислить.
- И все равно я не могу понять тебя.
- Давай проясним этот вопрос, тебя, похоже, на нем зациклило.
- Я не против. Давно хотела узнать правду.
- Во-первых, я устал оттого, что моя мать и Элис напоминают мне о Тане. Я пытаюсь их убедить в том, что смог преодолеть свою боль и мои чувства наконец остались в прошлом. Неуверен, что все удалось, но теперь они будут говорить о Белле, а не о Тане. И поверь, мне плевать на то, что они будут говорить о тебе. А, во-вторых, это был шанс разрушить планы Элис, нарушить ее четко распланированную жизнь. Видишь ли, она хотела сообщить о своей помолвке, но я вмешался в ее идеальный расклад, и все пошло прахом. Впервые не вышло так, как моя сестра хотела, чтобы оно вышло. Это кажется мелким, но для людей вроде Элис любая мелочь имеет огромное значение и может разрушить всю жизнь. Она буквально слетала с катушек, когда видела пятно на своей школьной форме или в ее тарелке утром оказывалось на одну ложку хлопьев больше, чем всегда.
- Послушай, мне не так важно знать, зачем тебе ненастоящая девушка. Я хочу понять, почему я.
- Потому что моя интуиция меня не подводит. Она сказала мне, что за пустотой может скрываться нечто большее. В любом случае оказалось крайне интересно играть с тобой, надламывать, разрушать. Возможно, не окажись в тебе того, что я искал, я не был бы разочарован. Иногда игра стоит свеч, даже если не приносит прибыли. Меня вдохновлял сам факт.
- Почти верю. Но ты не мог этого знать в тот вечер и все же именно тогда уже принял решение – решил разрушить мою жизнь.
- В тот вечер я просто захотел тебя. Потом узнал о тебе больше и испытал странное чувство. Отвращение, что ли. Я ненавидел тебя за то, что ты ничтожество, и себя, захотевшего ничтожество. Но это было первое чувство, которое я испытал за последние пять лет. Я был рад ему, потому что выбирать мне не приходилось. Я впервые ощутил себя живым. Я ненавидел тебя, но благодаря этому я и жил.
Автор: Bad_Day_48; бета: tatyana-gr