Глава 4
Не знаю как, но я пережила тот день. Это кажется невероятным, но я не сошла с ума и продолжаю как-то существовать дальше. С помощью таблеток, конечно. Благодаря им я дрейфую в неспешном потоке собственных прозрачных и бессвязных мыслей. Я есть или меня нет – трудно понять. Точнее, трудно понять, есть ли что-то, кроме тупой высыхающей оболочки. Пустыми глазами смотрю на календарь. Ещё немного, думаю я. Но мне почти всё равно, я даже не могу чётко для себя определить чего и зачем мне, вообще, ждать. Глотаю таблетки и вырубаюсь. Проснувшись, тенью плаваю по комнатам, включаю и выключаю свет – это кажется мне не таким уж плохим делом, позволяющим занять руки. Опять глотаю таблетки и отрубаюсь. Новый день как под копирку повторяет день предыдущий. Он настолько же пуст, насколько пуста я сама и мои мысли.
И лишь вечером я наконец слышу голос Джейка, разрывающий невидимый порочный круг, поймавший меня и не отпускавший два дня. Дурман проясняется. А боль как будто отступает. Я с облегчением падаю в надёжные любящие объятия своего парня. Мне даже на миг кажется, что теперь всё плохое останется в прошлом, худшее позади, и я, пережив кризис, смогу не вспоминать о человеке без лица и его холодных руках. Но эта уверенность живёт во мне всего лишь миг, она луч света во мраке, но ничего больше. Стоит мне оторваться от Джейка, как всё возвращается. Меня вновь захлестывает волна страха.
- Детка, что случилось? - вытирая неожиданные слёзы на моих щеках, допытывается Джейк. Но я молчу. Тупо реву, захлебываясь солёными рыданиями, и ничего не могу ему рассказать. Как будто в случившемся есть нечто постыдное. Но я всего-то боюсь облечь ту ночь в слова, вернуть старый кошмар, сделать его ярче и прожить вновь. Хотя не сказать, чтобы с тех пор что-то сильно изменилось и он сильно поблек или усох. В отличие от меня мой кошмар процветает и чувствует себя превосходно безо всяких нелегальных таблеток. А надо сказать, таблетки я глотаю горстями. И наверное, стоит начать беспокоиться о медикаментозной зависимости и предпринимать шаги для избавления, но вместо этого я глушу навязчивые мысли о человеке без лица и пытаюсь жить дальше. Но вот жить дальше получается хреново, я просто уже не тяну, как старый двигатель не тянет машину в крутую гору.
- Белла?
Я как в бреду и плохо понимаю, что происходит, просто в какой-то момент в моих руках появляется ставший мне лучшим другом пузырек. Лицо Джейка застывает, как маска удивления. Он замолкает на полуслове, хоть я всё равно его и не слушаю. И мы молча стоим: я, он и мои лекарства. И не звучит даже закономерный вопрос - что это. Я опять начинаю рыдать и падаю на пол. Таблетки из пузырька катятся в разные стороны. Я пытаюсь их собрать, но пальцы плохо слушаются, в глазах все плывет от слёз, и я плачу ещё сильнее. Мир кажется до омерзения несправедливым. На пике своих мучений я вырубаюсь. Следующие три дня я провожу в больнице. Эти три дня похожи на мой тоннель из тьмы к свету. Джейк всё время рядом, мешает врачам и пытается помочь мне. Я же пытаюсь помочь сама себе, напрягая оставшиеся силы. Рвусь к нормальной жизни. Я даже соглашаюсь на беседу с психологом. Не знаю, много ли в этой беседе пользы, потому что несмотря на все поощрения к откровенности и честности про человека без лица я рассказать не могу. На самоубийственный подвиг моих жалких сил не хватает. И точкой в нашем общении с психологом становятся лживые заверения о том, что теперь всё наладится, чувствую я себя значительно лучше и смотрю в будущее с оптимизмом. Да ни хрена подобного.
Следующие два месяца я шаг за шагом пытаюсь прийти к себе прежней или, по крайней мере, убедить окружающих в том, что пришла. Джейк рядом. Поддерживает и не даёт снова сорваться и начать глотать таблетки. Он строго следит за тем, чтобы я выполняла предписания врачей и не нервничала. Он окружает меня такой заботой, что порой я кажусь себе пятилетней девочкой, за которой нужно присматривать и от всего оберегать. Иногда это бесит, а иногда трогает до слёз.
Приезжает мама, вываливает на меня сотни ценнейших советов, трогательно держит за руку, намекает, что неплохо бы мне задуматься о свадьбе – неужели я не вижу, как мне повезло – и уезжает в тот же день обратно в Феникс, где у неё проходит выставка.
Но о свадьбе я не задумываюсь и задумываться не собираюсь. Мои грандиозные планы на будущее не выходят дальше самостоятельного похода в магазин. Однако Джейк подобные эксперименты не поощряет и везде ходит со мной, крепко стиснув мою ладонь в своей лапище. Ни о какой самостоятельности и речи не идет. И тогда я иду на хитрость, ибо меня уже достало все это гипервнимание и суперохрана от всего подряд.
Я упрашиваю Джейка оставить меня на два дня у Розали. На большее он всё равно не согласится, но меня устраивают и сорок восемь часов без тотального контроля. Тем более Роз давно звала меня в гости – «заценить» старания Марио, её нового дизайнера по интерьерам. Старания я, конечно, зацениваю, хотя многого не понимаю. Фонтана в холле. Фресок на потолках. Трехметровых зеркал в столовой. Есть во всем этом нечто безжизненное и холодное. Впрочем, это нечто на удивление подходит к внешности самой Роз – надменной и отстранённой. А чтобы узнать, какая она на самом деле, нужно изрядно помучиться, пробивая ледяную корку.
- Чем займемся? - как только мы заканчиваем с осмотром последней комнаты и я сполна выражаю своё восхищение итальянским мрамором, набрасывается на меня подруга.
- Я бы хотела немного погулять, – глубокий вдох и безмятежность на лице. - Одна. Не обижайся, но Джейк меня уже затерроризировал своей заботой. Иногда мне кажется, что я разучилась делать хоть что-то самостоятельно и вечно буду бояться выходить на улицу, если он не держит меня за ручку.
- Ну хорошо. Поддерживать этого типчика я не собираюсь. Но вечером мы обязательно должны пойти на открытие…
Роз соглашается не потому, что её вводит в заблуждение моё застывшее гипсовой маской псевдоспокойствия лицо. Дело в том, что с первого дня знакомства она ненавидит Джейка и превыше всего ценит свободу для женщин.
Набродившись по незнакомым улицам, я захожу в первый попавшийся магазин. С виду обычный супермаркет. Правда, цены тут оказываются на порядок выше тех, к которым я привыкла. Да и ассортимент немного отличается. Так же, как и престижный район Роз отличается от моего. В общем, я быстро понимаю, что тут своя жизнь и свой уровень этой самой жизни. В обычное время я бы развернулась и ушла, но сейчас для меня важно не делать ненужные дорогостоящие покупки, а тупо походить между рядами и почувствовать свою самостоятельность. Я доказываю себе, что уже взрослая и могу делать что-либо без надзора Джейка. Доказываю заодно и то, что могу легко нарваться на неприятности. Но ведь никогда и не знаешь, где эти неприятности тебя поджидают. И уж, конечно, меньше всего ждешь их, когда бездумно осматриваешь банки с консервированным горошком. Но то ли все глобальные несчастья в моей жизни случаются непосредственно в магазинах или рядом с ними, причем из-за банальных продуктов, то ли я жертва случайностей. Неважно, почему так происходит, и отчего, глядя на зелёные горошины, дружно скачущие на яркой этикетке, я вижу его. Нет, не его. Только его руки. Но мне достаточно и рук. Потому что они могут принадлежать только ему. Я их запомнила очень хорошо и вовсе не потому, что в этих руках был пистолет, упиравшийся мне в башку. Я их запомнила за миг до того, как всё пошло под откос. Строго говоря, меня поразили по-женски изящные руки со странно утонченными линиями, исполненные какой-то грубой силы. Но чего я не могла понять до сих пор, так это как я смогла прочувствовать их невидимую, заключенную внутри силу.
Да и, вообще, не случись в ту ночь всего дерьма, я бы, наверное, всё равно стала заложницей его рук и просыпалась ночами, чувствуя их ледяные прикосновения на теле. Может быть, я больна и медицина тут бессильна, но руки это моя слабость. А уж его руки – верх этой слабости.
В первый момент нашей новой встречи я поддаюсь одержимости, а потом в мозгу щёлкает, и всё становится на свои места. Это не просто руки и предел моих мечтаний, это руки жестокого убийцы и садиста. Руки человека без лица. А впрочем, лицо у него уже есть. Жесткое, сосредоточенное, с непроницаемыми глазами. Бандиту хватает одного взгляда на меня для того, чтобы вспомнить и, главное, понять – я тоже ничего не забыла. И он как будто ни капли не удивлён, каким образом я смогла его опознать. С другой стороны, я ни хрена не могу прочесть на его избавленном от эмоций лице. Единственное, о чём безошибочно вопят мои чувства, я узнана и в ловушке. Бежать или остаться – вопрос даже не стоит. Ноги снова становятся, как бревна – такая, видимо, у него магическая способность превращать мои ноги в бесполезные деревяшки, а мозги в размокшую вату. Последнее, о чём я связно думаю, как врезать ему банкой с консервированным горошком по морде. Не столько для того чтобы покалечить, сколько убеждаясь, что кровь у него красная и он вроде как человек. Потому что у меня сомнения по обоим пунктам.
- Привет, - одними губами произносит он, а после ещё и улыбается. У меня сердце заходится от этой улыбки. В ней молчаливое обещание, смысл которого, к счастью для меня, остается неясен. Но ничего хорошего от мистера садиста я в любом случае не жду. Пробую запоздало молиться, но мысли вязнут и рассыпаются, да и молитв я почти не помню. А он все смотрит на меня и на банку с горошком, зажатую в моей руке. Он не ухмыляется, говоря: «ну-ну, попробуй врезать мне». И он не боится меня. И не раздумывает. Просто смотрит, не давая ни малейшей подсказки о будущем, которое вот уже второй раз оказывается в его руках.
- Ты живешь там же?
Вопрос простой, но ответить я могу далеко не сразу. Мне требуется минут пять, в течение которых я детально изучаю количество белков и углеводов на банке. И уж совершенно точно я не понимаю, для чего мистеру садисту это и не очередная ли это издевка. Вполне в его духе.
Из магазина мы выходим вместе. И не просто синхронно пересекаем порог. Мы выходим именно вместе, он держит меня под локоть. Опять я касаюсь его, и опять от этих прикосновений становится страшно. Машина другая, но такая же огромная и чёрная. Он неспешно забрасывает пакеты с покупками в багажник и открывает дверь мне. Но я не в состоянии сама сделать последний шаг, сесть в машину к мистеру садисту. Беспомощно оглядываюсь по сторонам. Мысль о том, чтобы побежать, и сейчас кажется мне глупой. Потому что в предложении «если он меня догонит» нет слова «если». Он меня догонит. И тогда, может быть, будет только хуже. Безо всяких «может быть». Так я и стою. Никуда не двигаюсь, он тоже не спешит, подталкивая меня к определённому решению. Как будто для него важно, чтобы я сама взошла на плаху. Но кто в состоянии прочитать мысли ненормального садиста? Я уж точно нет. Впрочем, одно ясно и так – не сяду сама, рано или поздно время принятия решения истечет, и он меня бросит в салон так же безразлично, как до этого бросал пакеты в багажник. И тогда он опять будет меня касаться, а я больше не могу выносить его прикосновений. Я сама сажусь в машину к чудовищу. А чудовище даже не расплывается в довольной улыбке. Оно молча закрывает дверцу, и на его лице не проступает ни тени от эмоций. Словно бы он готов стоять и ждать меня вечность, и ему плевать на всё. То есть то, что на меня ему плевать, я ещё могу понять, но неужели он не боится, как я попробую закричать или сдать его полиции? И неужели ему не жалко банально тратить на меня время?
Автор: Bad_Day_48; бета: tatyana-gr
Источник: http://twilightrussia.ru/forum/37-16048-1 |