Форма входа

Категории раздела
Творчество по Сумеречной саге [264]
Общее [1686]
Из жизни актеров [1640]
Мини-фанфики [2734]
Кроссовер [702]
Конкурсные работы [0]
Конкурсные работы (НЦ) [0]
Свободное творчество [4826]
Продолжение по Сумеречной саге [1266]
Стихи [2405]
Все люди [15365]
Отдельные персонажи [1455]
Наши переводы [14628]
Альтернатива [9233]
Рецензии [155]
Литературные дуэли [105]
Литературные дуэли (НЦ) [4]
Фанфики по другим произведениям [4317]
Правописание [3]
Реклама в мини-чате [2]
Горячие новости
Top Latest News
Галерея
Фотография 1
Фотография 2
Фотография 3
Фотография 4
Фотография 5
Фотография 6
Фотография 7
Фотография 8
Фотография 9

Набор в команду сайта
Наши конкурсы
Конкурсные фанфики

Важно
Фанфикшн

Новинки фанфикшена


Топ новых глав лето

Обсуждаемое сейчас
Поиск
 


Мини-чат
Просьбы об активации глав в мини-чате запрещены!
Реклама фиков

Мужчина без чести
Это случилось восемнадцатого ноября две тысячи тринадцатого года. Впоследствии не раз возвращаясь к этому воспоминанию, Эдвард навсегда запомнил тот злосчастный дождливый день, обещающий стать самым счастливым в его жизни...

Нечто большее...
Когда закрывается одна дверь, всегда открывается другая. И если набраться смелости и войти, может быть за ней тебя ждёт нечто большее...

Теряя, обретаем…
Эдвард устал от холостяцкой жизни и ненавидит праздники, потому что проводит их в одиночестве. Но случай поможет изменить все.
Романтический мини.

Равноденствие
Мир перевернула не война, хотя она идет. Жестокая, бессмысленная и беспощадная. Земля содрогнулась не от горестных стенаний и предсмертных криков, хотя их в избытке. Всю выстроенную долгими веками жизнь извратили предательство, лицемерие, равнодушие, ненависть. Что или кто сможет противостоять натиску убийства и изощренности коварства? Любовь? Доброта? Сплоченность?
Но есть люди… просто, лю...

Спасённая любовь
Твой голос остался эхом в моём мозгу.

Колония «Орфей-2». Хроники
XXIII век. Земля необитаема. В поисках лучшей доли люди колонизируют пригодные для жизни планеты, насаждая «огнем и мечом» свой уклад и систему ценностей. «Орфей-2» - одна из колоний Второй Волны Миграции, где у власти стоит не Земное Правительство, а Конгломерат Корпораций

Beyond Time / За гранью времен
После того, как Каллены покидают Форкс, по иронии судьбы Беллу забрасывает в Чикаго 1918 года. Она считает, что это второй шанс построить жизнь с Эдвардом, но когда находит его, то понимает, что юноша совсем не тот, кого она ожидала встретить. Сможет ли Белла создать будущее, на которое так рассчитывает?

Призрак прошлого Рождества
Эдвард Каллен вполне доволен своей жизнью, но исподволь что-то постоянно гложет его изнутри, не позволяя в полной мере радоваться каждому дню, быть счастливым. Неожиданная встреча раскроет секреты прошлого.
Рождественский мини.



А вы знаете?

...что у нас на сайте есть собственная Студия звукозаписи TRAudio? Где можно озвучить ваши фанфики, а также изложить нам свои предложения и пожелания?
Заинтересовало? Кликни СЮДА.

...что теперь вам не обязательно самостоятельно подавать заявку на рекламу, вы можете доверить это нашему Рекламному агенству в ЭТОМ разделе.





Рекомендуем прочитать


Наш опрос
Мой Клуб - это...
1. Робстен
2. team Эдвард
3. Другое
4. team Элис
5. team Джаспер
6. team Джейк
7. team Эммет
8. team Роб
9. team Кристен
10. team Тэйлор
11. team Белла
12. team Роуз
13. антиРобстен
14. team антиРоб
15. антиТэйлор
Всего ответов: 8911
Мы в социальных сетях
Мы в Контакте Мы на Twitter Мы на odnoklassniki.ru
Группы пользователей

Администраторы ~ Модераторы
Кураторы разделов ~ Закаленные
Журналисты ~ Переводчики
Обозреватели ~ Художники
Sound & Video ~ Elite Translators
РедКоллегия ~ Write-up
PR campaign ~ Delivery
Проверенные ~ Пользователи
Новички

Онлайн всего: 132
Гостей: 124
Пользователей: 8
SDASHA1962, sobolevalena14071973@mail, Unicorn5550, Никки, Феяяяя, innasuslova2000, polka2006, ya-aranid
QR-код PDA-версии



Хостинг изображений



Главная » Статьи » Фанфикшн » Все люди

РУССКАЯ. Глава 1

2024-3-28
14
0
0
Capitolo 1


…Я помню этот момент. Я лучше всей прежней жизни его помню.

Она кричит мое имя, заставляя оторваться от игры в «пятнашки». Она, с ужасом взглянув на небо, бежит ко мне. Хватает за руку – у нее она мягкая, маленькая. Тащит за собой. Я упираюсь, а она тащит. И не останавливается, не поддается мне. От моего упрямства у нее дрожат губы, а глаза делаются страшно круглыми.

Вокруг темнеет. Быстро, резко, словно бы раз! – и потушили свет. Солнышка больше нет. Ветер не мягкий, не легкий. Он не перебирает волосы, он их вздымает вверх. Этот ветер сдует нас и не заметит. Этот ветер – ураган.

Она бежит впереди, утягивая меня за собой. По земле, по твердой, по ровной. Бежит и задыхается, но не останавливается. И почему-то я знаю, что не остановится…

Впереди холм. Большой, покатый. С него как раз виден наш дом.

Она толкает меня в одуванчики, попрятавшие свои желтые головки и смиренно гнущиеся под порывами ветра. На них так много пчел всегда… она знает, что я их боюсь, но толкает. Я вскрикиваю, а в ответ слышу веление подниматься. И к черту страх.

Все вокруг кружится: желтое, зеленое, серое, как в калейдоскопе. Я вижу то небо, то траву. Я режусь травой – она острая и высокая. А еще земля попадает под ногти. Мне очень хочется почистить их, но нет времени. Совсем.

…Вспышка. Яркая, расчерчивающая небо на две неровных части. Как в мультиках, когда взмахивали руками злые волшебницы. Желтая. Она желтая, эта линия. И мелькнув, она пропадает.

…Удар. Нет, не удар, грохот. Оглушающий, больно-пребольно бьющий по ушам. Когда я вчера уронила кастрюли с сиропом на плитку, было что-то похожее. Только в сто раз тише. Грохот заглушает для меня ее голос. Те пару секунд, что он слышен – раскатистый такой, гулкий, – мы обе остаемся один на один с происходящим. Мы не можем друг другу помочь.

А потом все слишком быстро. Потом, до очередной вспышки, я успеваю залезть почти на самый верх. Я не чувствую ее руки сзади, но не пугаюсь. Она часто от меня отстает… она не любит догонять меня.

Одуванчики, одуванчики, одуванчики… вот-вот… через траву… еще чуть-чуть… земля… да! Я наверху! Я стою на этом холме. Я вижу дом. Я вижу, как из маленькой трубы тоненькой струйкой вьется дымок. Я добежала!

…Слышу крик. Оборачиваюсь сразу же, как слышу. И в тот самый момент оборачиваюсь, когда видна новая вспышка, предвещающая новый грохот. Только ближе. Куда, куда ближе… а потом она падает. Прямо на одуванчики, к пчелам. Прямо на острую траву. Видны только темные волосы. Только по ним я могу ее найти.

…А небо, тем временем, почти оранжевое.

Небо горит


Мне больно. Мне так больно, что темнеет в глазах. Не знаю, изнутри или снаружи. Не знаю, где больше. Просто больно. И ничего нельзя с этой болью сделать.

Я часто дышу, стараясь успокоить дыхание.

Я часто дышу, прочесывая глазами темную комнату, в которой нахожусь.

Я часто дышу и пытаюсь убедить себя, что сон – просто сон. Что не имею права из-за него впадать в истерику.

Только вот все не так просто. Только нельзя, по единому и собственному приказу, заставить сознание работать в ином режиме.

За окном, до одури пугая меня, все тот же грохот. И меньше секунды осталось до появления вспышки.

Гроза…

Я с надеждой, которую не передать словами, тянусь к другому боку кровати. Я сжимаю там простыни, подушки, я ищу Его… я нахожу.

Мой спаситель просыпается от поцелуя. Грубого, резкого, отчаянного. Крепко зажмурив глаза, весь свой страх в ожидании готового осветить комнату света выпускаю наружу. Отдаю ему.

Принимает дар. Принимает и, едва проснувшись, тут же теплыми ладонями находит мои бедра. Как и повелось, усаживает к себе на колени. Сжимает их пальцами.

- Твою мать… - шепчет, когда целую его шею, - твою мать, Белла…

Я опускаюсь ниже. Веду губами к яремной впадинке. Вздрагиваю, когда в комнате снова становится светло.

Он стонет. Требовательно стягивает вниз мою ночнушку, привлекает ближе к себе.

Я не плачу, хотя хочу. Я пытаюсь убрать эти слезы и всхлипы, превратив их в стоны. В стоны для него. Чтобы извинил за эти пробуждения. Чтобы в компенсацию взял все, что захочет. Всю меня.

С каждым днем, с каждой проходящей ночью, кажется, получается лучше. Джаспер не обижается на меня. Он не прогоняет…

Удар грома совпадает с его первым толчком.

Вспышка молнии – со вторым.

Я сама двигаюсь быстрее. Я хочу, чтобы сухость в горле и резь в глазах быстрее прошли. Чтобы кошмар выветрился из головы. Чтобы мне стало плевать на грозу. На то, что она сделала, что случилось.

Как при ускоренной перемотке: стертые, отчаянные движения, не находящие достойного завершения. Глубже, сильнее, больнее… быстрее. Как можно быстрее. Словно бы дверь сейчас откроется и нам помешают. Словно бы нам нельзя…

- Белла… - рычит, закусив нижнюю губу. Всю свою ярость обрушивает на мою грудь. Весь свой пыл, ничуть не заботясь об осторожности.

Я вскрикиваю от едва заметной боли, кольнувшей справа. Слышу скрежет зубов.

При освещении молнией у него страшное, исказившееся от нетерпения и жажды… большего лицо. Ему осталась всего капля – меньше, чем та, что прямо сейчас ударяет по подоконнику. Ему уже плевать на все и на всех. Даже на то, что сейчас половина третьего утра. А я его разбудила.

Мне тоже плевать. И мне тоже осталась всего капля – удар грома. Гром в горящем небе…

В такт ему, в такт отвратительному, пугающему и очень, очень громкому звуку, резким движением провожу ногтями по его поясу. Пониже… и чувствую внизу разлившееся, смешавшееся с моим собственным, тепло.

Буря окончена.

Я лежу на нем, полностью оккупировав грудь, талию и ноги. Я крепко обнимаю бледную шею, то и дело облизывая быстро пересыхающие губы. Мне холодно, но это не имеет значения. У меня кружится голова, но и на это плевать. И даже на жажду плевать. Главное это то, что мне не страшно. Больше нет. Благодаря ему.

Все случившееся, как и кошмар, кажется нереальным. Со мной часто такое бывает – ложишься в постель, закрываешь глаза и ждешь тихий, понятный сон. Как и день – спокойный, безразмерный, с отсутствием какой-либо дряни. Плывешь по озеру на лодке, смотришь на розовых фламинго вдоль берега или каких-то мелких зверьков, разгрызающих орешки. Может быть, идешь по мокрому морскому песку. Ищешь ракушки. Поднимаешь голову – а небо голубе. Никого и ничего ужасного вокруг нет.

Ну а на деле изнанка фантазии, ее истинная сущность: грозы, крики и одуванчики, спрятавшие головки, – словом все, доводящее до последней грани.

- Что сегодня? – как-то лениво спрашивает Джаспер, указательным пальцем прочертив линию вдоль моего позвоночника.

Против воли вздрагиваю. Сначала – от неожиданности, а лишь затем – от напоминания.

- То же самое…

- Ты так чудно все помнишь? – его интерес несвоевременен.

- Не забывается… - сжав зубы, бормочу я.

Джаспер молчит несколько секунд. Судя по всему, смотрит в окно, где от давно утихшей грозы осталось лишь полупрозрачное напоминание в виде мороси дождя. Холодного, разумеется. И неслышного.

- А Ронни ведь говорил тебе меньше пить, - хмыкает в конце концов он.

Мне становится обидно. Тем более когда он вспоминает про отца.

- Три бокала…

- И коктейль сверху, - безжалостно уточняет мужчина, - от твоего ухажера.

Я поднимаю голову. Я смотрю на его вспотевшее от недавнего действа и заострившееся от злости лицо. В глаза, где затаилась и ревность, и горечь, умело перемешанные друг с другом. В синие.

Мои глаза.

- У меня нет ухажеров, - снисходительно объясняю я ему, с нежностью прикоснувшись к гладковыбритой щеке. В руках приятная тяжесть, а потому моя улыбка только шире. Порой кажется, что только этому человеку я и готова улыбаться.

Джаспер фыркает.

- Этот людоед в баре…

- Всего-навсего посетитель.

- Он купил тебе выпивку!

Я киваю.

- Ему так захотелось.

Мужчина закатывает глаза, а затем с обвинением смотрит на меня. Хлестким таким взглядом…

- Ему захотелось тебя оприходовать, поэтому и поил.

Грубо, знаю. Но в его стиле, в его духе. Ничего удивительного.

Тяжело вздохнув, я подбираюсь поближе к его лицу. Глажу уже обеими руками, причем не только щеки. Особое внимание уделяю волосам – он знает, как я люблю его волосы.

- Прекрати, пожалуйста, - прошу.

- Так ты была не против? – надменность затапливает низкий голос.

- Джаспер, - грустно усмехаюсь, уткнувшись лицом в его шею, - ты ведь знаешь, что у меня есть любовник, верно?

- Моя мать считала, что их много не бывает, - ворчит он.

- Я так не считаю. Я уже давно все решила и выбрала.

Мужчина молчит. Ищет, что ответить, но сказать ему нечего. В чем в чем, а в том, что изменять я ему не намерена, давно мог убедиться. Еще сегодня, в баре, возле туалета. Еще сегодня, в баре, когда я послала «медведя» с его касаниями куда подальше.

- Журавль или синичка, Изабелла? – слышится над ухом шепотом Джаспера, когда его обладатель в конечном счете усмиряет вспышку ревности. Мне кажется, даже чуточку усмешки на его губах проскальзывает.

Я снова смотрю на него. И снова, как и впервые, когда он задал этот вопрос, вычерчиваю на светлой коже полукруг с тремя отходящими вниз лучами, - половину солнца. Лучше половина, чем ничего. Лучше стремиться к ней, чем к целому. Целое далеко, целое – в небе, как журавль. А меленькая и дорогая сердцу «синичка-половинка» – здесь. В моих объятьях.

Джаспер доволен ответом. Хитро взглянув на меня, он за миллисекунду меняет наше местоположение, переворачиваясь на живот. Теперь я на простынях. Теперь он нависает сверху.

И длинные волнистые волосы бежевого цвета - когда за окном солнышко, их блеск напоминает позолоту, я помню – щекочут мое лицо.

Мужчина наклоняется ко мне, пробравшись руками под спину. Приподнимает, заставляя полностью оказаться в своей власти.

- Пусть тебе чаще сняться кошмары, Белла, - шепчет, прежде чем вернуть мой поцелуй.

…Этой ночью надеть ночнушку обратно мне так и не приходится.

* * *


На шипящей сковородке жарится яичница. С удивленным выражением лица, как в первый раз, я стою, наблюдая за превращением неразборчивой бело-желтой массы в сначала густое, а затем твердое блюдо. Лениво поддеваю края деревянной лопаткой, чтобы не пригорали. С наслаждением посматриваю время от времени в окно, за которым солнечным пейзажем искрится пятачок сада с одной несчастной клумбой, а чуть вдалеке – блестящее маленькое озеро. Джаспер говорит, там водятся рыбки – он продает их местным детишкам в аквариумы. По воскресеньям.

Как сегодня, например…

Вообще, воскресенье – лучший день недели. И не потому, что выходной, и не потому, что последний. А потому, что домашний. По-настоящему, а не по какой-то причине. Не из-за того, что надо сказать, что он «домашний».

У нас с отцом договор: уикенды я провожу вне резиденции. Удобнее ему, потому что можно без боязни наткнуться на меня проводить званые вечера, и удобнее мне, потому что напыщенных старомодных индюков, приходящих дабы обсудить соглашение с Китаем или Индией на постройку заводов, слушать и видеть не приходится. Мы оба в выигрыше. И мы оба, как можем, боремся с вынужденным сожительством. Спасают разные крылья дома…

А в домике Джаспера все по-другому. Да, здесь две комнаты и очень, очень мало места – едва влезает кровать, – но это не имеет принципиального значения, даже приняв во внимание тот факт, что кладовка Рональда больше его кухни раза в два.

«В тесноте да не в обиде», как говорится. А лучше «В тесноте, да с ним».

Я искренне люблю этот домик как раз за то, что можно не волноваться, заперта ли дверь, потревожит ли нас кто-нибудь и какого черта внизу собралась армия предпринимателей.

На небольшой кровати с толстым матрасом, на простынях, где без всякого стеснения написана фраза, наиболее точно характеризующая род наших занятий здесь, я чувствую себя счастливой.

Я обнимаю Джаспера, я могу целовать его, я засыпаю с ним, а когда открываю глаза, он всегда рядом. Спит как ребенок: на спине, заложив руки за голову. Спит и хмурится во сне. А волосы на удивление красиво разметаны по подушке.

Он не любит просыпаться рано. Он утверждает, что «сова» с рождения, и никто, ничем и ни за какую оплату это не изменит. Тем более если учесть тот факт, что вчера до часу мы были в клубе.

Яичница начинает подгорать, и я выключаю огонь, ловко перекладывая еду на большую тарелку – их всего две на полке. Достаточный, почти походный минимум. Однако нам хватает.

Меня всегда спасают лекарства: от головной боли, обиды, ярости, слез, горечи – от чего угодно спасают. Один маленький, легонький вдох – ни шприцов, ни таблеток, ни еще какой-то дряни из низкобюджетных фильмов – и все. Ласковыми касаниями успокаивая внутри все, что мешает ровно дышать и наслаждаться жизнью, «пыль Афродиты» (кодовое имя: П.А.) творит чудеса. Помогает почувствовать себя человеком.

У Джаспера она всегда есть. Я не имею представления, откуда, да и, честно, особо не хочу находить ответ. Просто приятно знать, что есть еще на этом свете средство, которое без явных последствий способно успокоить и привести в чувства даже после самой бурной ночи. Или эту ночь, как вчера в клубе, устроить…

Рональд оплачивает мои счета. За будние – как когда, я особенно не трачусь на неделе, а вот за выходные – все до последнего цента. Условия договора. Нашего чудесного, спасающего договора. Что поделать, за удобства надо платить. Особенно если речь идет об очень дорогих и важных гостях, приносящих добрые вести – удобства для них и вовсе бесценны. А гости приносят свой капитал и желание вложить его поскорее, куда скажет отец. Обогатить его. Имеют ли в таком случае значения эти пару тысяч?..

Я оставляю тарелку на столе, достаю вторую, укладывая рядом с ней две вилки. Из холодильника, где в темно-синем пакете стоит сок, наливаю пару полных стаканов. По половине щепотки «пыли» в каждый – и готово. Можно его будить.

Миновав дверь в спальню, забираюсь на кровать. Как раз к его половине. Как раз к самой подушке.

И, усевшись рядом, убираю спрятавшую от меня его лицо длинную прядку подальше.

- Шоколадные локоны мне по плечам, - шепчу, стараясь подражать его исполнению этой песни пару дней назад. Немного ниже наклоняю голову, делая так, чтобы их кончики прошлись по его коже.

В ответ получаю недовольный вздох. Улыбаюсь.

- Губы твои трону нежно руками, - продолжаю, следуя точно за словами песни. К любимой тонкой красной ниточке – их форме, – сегодняшней ночью подарившей мне успокоение, отношусь с особым трепетом. Очерчиваю ее контур, дополняя прикосновение легоньким поцелуем.

Джаспер морщится, но не злится. Теперь не недоволен.

- Вина… налив… потянусь я… к свечам, - через каждое слово, соблюдая равный промежуток, чтобы не выпасть из ритма, прокладываю дорожку поцелуев по его лбу.

Улыбка, ну вот. Просыпается…

- Я ждала этот день едва не веками, - завершаю, оборвав запев песни. Игриво провожу руками сначала по груди ее обладателя, потом по талии, а потом, подразнивая, спускаюсь ниже.

И эффект этот имеет куда больший, чем все остальное.

- Опять моя, - удовлетворенно и чуть хрипловато спросонья шепчет Джаспер. Синева его глаз как во втором куплете песни – словно бы из волшебного озера. Я смотрю в эту гладь, где нет пока ни дурмана, ни похоти, и поражаюсь тому, что она моя. Как и все, что могу предложить я, принадлежит Ему.

- Всегда-всегда.

- Звучит утешающе…

- Звучит вкусно, - хмыкаю, обрывая путь его рук на половине дороги, - там стынет завтрак…

- Уже?..

- Я знаю, когда тебя будить, - не без гордости заявляю, расправив плечи и с удовольствием уткнувшись пальцами в его, - пошли.

- Еще только десять… яичница, мать ее… - он предпринимает свою попытку. Надеется на то же, что и ночью. Раз, другой – я знаю, что потом мы не остановимся вовремя. Это физически невозможно. Но никто не отменял другого варианта. Более быстрого, но ничуть, ничуть не худшего. Никогда.

А потому я не позволяю Джасперу начать поцелуи. Вместо этого хитро улыбаюсь, почувствовав нарастающее напряжение, затерявшееся под простынями, и откидываю их к чертям, давая ему все это прекрасно увидеть. И понять.

- У меня перед завтраком есть более интересная идея… если тебе хочется, конечно.

В синих глазах медленно растекается предвкушение. Он понимает, о чем я.

- Если мне понравится, неучтенный мешочек П.А. твой…

О, стимул. Поддержка, так сказать. Награда. Приятно, Джаспер.

Хотя меня и без них уговаривать не нужно…

- Ничуть не сомневаюсь, что получу его, - уверено заявляю я. И к чертям сдергиваю ставшие тесными боксеры.

* * *


«Colеsseum» - самый большой концертный зал Лас Вегаса, расположенный в шикарном отеле «Cesaras Palace» и выполненный в стиле того самого Колизея, о котором все эти годы так много разговоров. В Лас Вегасе в принципе много мировых достопримечательностей – начиная от Эйфелевой башни и заканчивая Бруклинским мостом, – и пусть они являются не более, чем копиями, все-таки взгляд притягивают и запоминаются. Лас Вегас, без сомнения, тот город, который именно запоминается. Пусть и не всегда достаточно подробно…

«Colеsseum» всегда заполнен фанатами звезд со всего мира (сегодня здесь, насколько мне помнится, поет Madonna). Он выгодно выделяется в рекламных брошюрах и проспектах своей архитектурой и тщательно проработанными, зазывающими текстами, а уж тем более на огромных неоновых табло по всему городу – лучшая музыка, как утверждается, здесь. И лучшие исполнители.

Нам приходится проезжать через улицу, где расположено сие великолепие, каждый раз, когда хотим попасть в «Обитель Солнечного Света» Деметрия Рамса. И каждый раз, когда за окнами виден роскошный вход с вращающимися стеклянными дверями, позади которых поблескивает широкая светлая лестница, Джаспер с удушающей силой сжимает несчастный руль своего автомобиля. Его глаза темнеют, превращаясь из синих в темно-серые, а ноздри гневно раздуваются. Даже ниточка губ кривится. В отвращении, безысходности и зависти. Сколько бы он ни отрицал ее, я вижу. Она очевидна.

И сейчас, пользуясь образовавшейся пробкой, заставившей мужчину прожигать взглядом бетонное сооружение на минуту дольше, притрагиваюсь к его плечу.

- Мистер Хейл, - шепчу, прочертив вдоль всей руки ровную линию, - по-моему, вы задумались…

Мое желание утешить ничуть его не прельщает. Смотрит из-под сдвинутых бровей с такой же неприязнью, как и на курящего служащего возле входа. В такие моменты он законченный пессимист.

- Мистер Хейл, - не сдаюсь, пусть даже не надеется, - посмотрите на меня, пожалуйста.

Он недовольно хмыкает. Откидывается на спинку сиденья, расслабляя пальцы и оставляя руль в покое. Не моргая смотрит на пробку впереди и мигающий светофор – намеренно отводит глаза от меня как можно дальше, отказываясь выполнять просьбу.

Упрямец…

- Мистер Хейл, - я повторяю в третий, последний раз, и пусть с трудом, но дотягиваюсь до его губ. Заменяю эфемерное на действительное. Заменяю слова на поцелуй, напоминающий недавний ночной: не мягкий, не нежный, а настоящий. Такой, который служит весомым аргументом.

Джаспер пытается сделать вид, что его не волную ни я, ни мои прикосновения, но тщетно. Он дышит чаще положенного, а затем отвечает мне. С неохотой – сначала, – а потом, видимо оттаяв, выдает всю реакцию, по которой я уже успела соскучиться.

Отпуская коробку передач, что держал правой рукой, мужчина гладит мои бедра. И плевать на условности. И на то, что водитель из соседнего автомобиля смотрит на моего спутника не только с удивлением, но еще и с прямым обвинением во взгляде. Его черты заострились, на его лице – презрение к нашим шалостям. А может и просто зависть… ему явно не двадцать лет.

Я улыбаюсь, не прерывая поцелуй. И сама пододвигаюсь ближе, сокращая между нами с Хейлом расстояние. Пусть мой Джаспер чувствует меня рядом, а тот, из машины напротив, завидует. Я – его. Я всегда буду его. Я окончательно выбрала.

…К сожалению, загорается зеленый. Пробка медленно начинает двигаться.

Мужчине не нравится. Он не хочет прекращать – я чувствую. Я уже чувствую, что и когда именно он намерен сделать… но не выйдет, придется признать. Здесь – точно, мы на центральной полосе, свернуть некуда. Может потом, у Деметрия, где-нибудь в укромном уголке… их много в «Обители Света».

- Бесподобный, - бормочу Хейлу на ухо, когда, чтобы проехать дальше, обе его руки возвращаются к управлению автомобилем, оставляя меня. И бедра, покалывающие от недавних касаний к тонким колготкам, тоже.

Мы пили апельсиновый сок утром , все уже должно было пройти – добавок не было. А я все равно ощущаю похожее состояние невесомости и эйфории, похожее состояние истинного наслаждения… уверена, мой Джаспер ничуть не худший наркотик, чем П.А.

Черт, теперь я его хочу!

Мы проезжаем «Colesseum» по велению зажегшегося позволительного света, оставляя за спиной и центральный район, и раздасованного водителя на своем светло-сером «ягуаре».

Мы по улице с темным асфальтом, сквозь пелену светофоров и многочисленных фонарей, движемся к цели. Осталось не больше трех кварталов.

- Ты обязательно будешь выступать там, Джаспер Бесподобный, - без скромности и смущения говорю я, оставляя слова свободно повиснуть в темноте и тишине салона (он даже музыку выключил на подъезде к залу!). И оглядываюсь назад. Живо представляю себе то, о чем говорю.

- Свежо предание…

- Побольше оптимизма! – недовольно отзываюсь я.

- Побольше «зеленых», вот тогда и оптимизм появится… - слышу неоспоримый факт в ответ.

Возразить нечего. Его правда. Картинка слегка меркнет…

- Давай попробуем через связи, для начала? У тебя еще столько времени впереди, Джас! И столько простора для творчества…

- Белла, - Джаспер не просто рассержен, он едва не в бешенстве – рекорд, полминуты, - прекрати! «Связи», «творчество» - все голословно! Как и то, что «молод»… вдруг я завтра сдохну? Что тогда?

Ну вот и опять. А я-то думала, что сегодня обойдется. Сегодня должно было обойтись!

За окнами проплывает знакомый магазин с сиреневой вывеской «У Луиджи», от которого, по моим прежним подсчетам, до Деметрия рукой подать. Но это время – как и «время» в принципе – растяжимое понятие. Потому что за него мы можем поссориться с Хейлом так, как не придется и за несколько дней. И снова причиной стали его концерты!

- Не говори ерунды, - в конце концов возражаю мужчине я.

- Конечно… - он как ребенок. Боже мой, я никогда не думала, что эта черта его характера – истинное ребячество – будет проявляться так часто.

Ладно. Глубокий вдох.

Ладно. Попробуем.

- Джаспер, тебе играть через полчаса… Деметрий собрал полный зал «Обители»… - я пытаюсь ровным, спокойным голосом образумить его. Не хочу снова видеть гнев на лице и наэлектризованные внутренней яростью своего обладателя волосы. То, как они сейчас уложены – большая часть прядей зачесана назад и закреплена гелем, а некоторые выбились наружу, устроившись маленькими волнами возле висков, – нравится мне куда больше.

- Это не зал, это комнатушка! – не выдерживает Хейл, смерив меня таким взглядом, что по коже бегут мурашки и высказывая свое мнение с абсолютной раскрепощенностью, - гребаная комнатушка на двадцать человек! Если ты считаешь, что для моего творческого потенциала это достаточно…

Я складываю руки на груди, задетая обвиняющим тоном. С какой стати? По-моему, его дела как раз идут достаточно неплохо. И, по-моему, если бы он чуть меньше времени уделял своему самолюбию…

Я прикусываю язык, чтобы не сболтнуть лишнего, и отворачиваюсь к окну. Бывает, что перетерпеть – единственное, что в поведении с этим человеком правильно и доступно.

- А ведь тебе ничего не стоит одолжить мне сотню-другую, Изабелла, - через какое-то время, окончательно подрывая мой такой хрупкий самоконтроль, заявляет Джаспер. Слишком самонадеянно. Без зазрения совести. Вполне объяснимо, что от удивления у меня округляются глаза.

- Сотню-другую?.. – нет, послышалось. Ну послышалось же, да? Он этого не говорил!

- Инструменты, музыка… продюссер, опять же, - рассуждает мужчина, пожав плечами и легонько кивнув, - нынче время дорогое…

Я смотрю на него и одновременно слушаю. Смотрю и вижу, что никакого проблеска хоть какой-то неуверенности или, что было бы неплохо, смущенности в нем нет. Ни в лице, ни в эмоциях, ни в словах, ни в голосе – сама безмятежность.

Он и вправду так думает.

И давно, судя по всему.

Впереди перекресток. Зеленый свет мигает, отражаясь в лужицах от недавнего дождя ярким всполохом салатового. Люди торопливо перебегают дорогу на другой стороне улицы. Им не хочется опоздать. У них тоже есть дела.

А в салоне жарко. Печка работает чересчур сильно или напряжение, что мы оба излучаем, так действует на меня – не знаю. Просто злюсь – до красного фильтра перед глазами; до встрепенувшихся в голове острых звездочек-напоминаний. И просто себя отпускаю:

- Для начала собери сам хотя бы комнатушку, Джаспер! - в порыве негодования выплевываю ему. На какое-то мгновение все то, что между нами было и есть, все то, что мы говорили друг другу – и этим утром, и этой ночью – улетучивается.

Неприятные ощущения, но заслуженные. Обоими.

Но как же он! Как же!.. Знает ведь, что эти деньги… что эти вещи… что не мое оно! И не надо мне, черт подери! Все, что хочу, всеЮ что прошу – рядом… и вырываю выходные, вырываю последние возможности…

Становится обидно – не ценит. Совсем. Полностью. Абсолютно.

Я задумываюсь на пару мгновений, проследив путь одной маленькой капельки дождя от вершины лобового стекла до безжалостного дворника. Зато Джаспер подобными глупостями заниматься не намерен: на мои слова он реагирует как надо.

Обернувшись ко мне всем телом, наплевав на дорогу и обратив всю ненависть, полыхающую яркими огнями, всю злость в себе на меня, он больно придавливает взглядом. Ни сесть, ни подняться, ни отвернуться. Пресс… каменный.

Я кусаю губу. Я жду, когда это кончится. Ненавижу подобные разговоры с подобным завершением.

- Ты тварь, Изабелла, - хрипловатым голосом шипит Хейл, сдернув руку с руля и явно намереваясь убедить меня не только словами, но и «прикосновениями» в своей правоте и своем недовольстве, - такая…

Только вот не может, не успевает договорить.

Только вот, заслышав металлический скрежет, вынужден оторваться от меня и оставить в покое свою мимолетную задумку.

А все потому, что красный свет был придуман для регулировки дорожного движения, правила которого мы, сконцентрировавшись на собственных обидах, сейчас безбожно нарушили. И итог всего этого – материальный, явный – оставлен позади, в метре отдаления, в виде автомобиля, в правое крыло которого наш поддержанный «Пежо» и ударил.

Темно-серый. Темно-серый, с серебристым отблеском капота и ровной сеточкой металлических переплетений на бампере… я видела эту машину… я видела и, кажется, даже сегодня…

И вдруг, как снег на голову, воспоминание: боже, да это тот самый «ягуар» из пробки возле концертного зала!

Его водитель, раззадоренный настолько, насколько вряд ли способен корридский бык, покидает салон своего авто, всем своим видом (воинственно-ненавистным) и движениями (отрывистыми, готовыми к расправе), упираясь в крышу автомобиля своими огромными ладонями.

Мгновенье – и его лицо с короткой, почти армейской стрижкой, серыми глазами и немного неправильными, «неотесанными» чертами лица, возникает картинкой перед лицом памяти.

Суббота. Бар. Сигарета. «Вкус сезона»...

Черт побери, мы врезались… как там называл его Джас? Людоеда, верно. Мы врезались в Людоеда!.. Причем того самого, с кем знакомство началось удачно, а кончилось не дай бог.

Но хуже всего не это. Хуже еще может быть, приходится признать. Ведь дело в том, что именно коротко стриженный сероглазый Людоед и смотрел на нас в пробке. Это его отвращение я видела!

Я застываю на своем кресле, ошарашенно глядя на Джаспера и его сжавшиеся, побелевшие тонкие губы. Я не знаю, что делать, и он, похоже, тем более – ситуация изменилась чересчур быстро. Нет возможности среагировать как подобает. Это полный аут.

А «медвежонок» тем временем, расправив свои широкое плечи, идет к нам – зеркало заднего вида даже не старается скрыть эту досадную очевидность.

Жду ваших отзывов на форуме, там же добавлены некоторые подробности об истории...


Источник: http://twilightrussia.ru/forum/37-16600-1
Категория: Все люди | Добавил: AlshBetta (15.11.2015) | Автор: AlshBetta
Просмотров: 3715 | Комментарии: 31


Процитировать текст статьи: выделите текст для цитаты и нажмите сюда: ЦИТАТА






Всего комментариев: 311 2 3 »
0
31 VeLina   (17.03.2019 07:55) [Материал]
Похоже на то, что Джаспер с Беллой из-за денег ее папочки, и любовью тут и не пахнет, а ревность его только от уязвленного самолюбия.

0
30 ★Texas_City★   (24.02.2018 15:25) [Материал]
Как в таких случаях говорят ,пути господни не исповедимы, просто это встреча должна была состояться вот и всё. Предопределено и точка.

0
29 Alin@   (09.08.2017 18:50) [Материал]
Джаспер нахлебник, привык за счёт Беллы жить. И совсем ей не помогает. Удивительно. Как же поступит Эммет

1
28 Svetlana♥Z   (28.05.2016 10:26) [Материал]
Насыщенная глава, так много всего, что хотелось бы обсудить...
Во первых, у Беллы очень интересный способ бороться с ночными кошмарами, правда доступный только с молодыми мужчинами! biggrin biggrin biggrin
Во-вторых, складывается впечатление, что Джаспер с ней, чтобы воспользоваться деньгами её папочки, а вот насчёт его чувств к Белле можно поспорить! tongue wink
Ну и конечно, очень интересно, как они выпутаются из ситуации с Эмметом и кто заплатит за ремонт серого ягуара!)) happy wink

1
27 Frintezza   (25.02.2016 15:16) [Материал]
Спасибо!
Да, странные они.

1
26 ♥Raschudesnaya♥   (08.02.2016 19:25) [Материал]
Неужели это любовь??? Он ее же использует... У Беллы состоятельный отец, а это легкая кормушка... Джасперу надо начинать с малого, работать на имя, а потом будут большие концерт холлы, слава и прочие вытекающие... а пока он выглядит жалко...
А Беллу жалко... она не потерянный пока человек... ее надо спасать... а с Джаспером этому не бывать...он ее только топит...

Спасибо!!!

1
25 Солнышко   (25.01.2016 23:34) [Материал]
О, вот это уже интересно! smile

1
24 Svetlana♥Z   (12.01.2016 21:35) [Материал]
Спасибо)

1
23 Pest   (10.01.2016 00:22) [Материал]
Очень интересно, впервые читаю о Белле, которая зависима от наркотиков. Джаспер мне совсем не нравится, слова из песни хороши, но у меня сложился такой образ музыканта неудачника.

1
22 Bella_Ysagi   (31.12.2015 00:29) [Материал]
Спасибо

1-10 11-20 21-30


Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]