•Вокзалы видели больше искренних поцелуев, чем ЗАГС. А больницы слышали больше искренних молитв, чем церкви

От Беллы

Я теперь понимаю, что больницы – это обители для мира. Здесь можно помириться, найти общий язык, дойти к пониманию. А с другой стороны, больницы – это лишние слезы, проводы людей в иной мир, расстройства.
Пока что мы боремся.
Сражаемся.
И сдаваться не собираемся.

Прошло уже три недели после пожара.
Особняк Кэрмин-Браунов начали реконструировать, ведь это очень старинное здание. Насчет самого возгорания дело замяли, свернув все на неисправную проводку.
Элис и Джаспер регулярно приезжают в больницу. Мы познакомили Ксавьера с ними, он очень рад этому. Эмм и Роуз приходят только к Эду, которого, собственно, четыре дня, как выписали. Мы просто решили эту безумную парочку не подпускать к Ксаву, потому что ему нужен покой.

Что насчет Альястро?
Она похудела, осунулась, приобрела болезненный цвет кожи и огромные мешки под глазами, пока уговаривала брата начать бороться за жизнь, но на последней неделе начинает возвращаться к прежнему виду.
Они с Эдвардом все окончательно обсудили и решили оставить в прошлом все обиды, недоразумения и некоторые чувства, которые назвали нелепой случайностью. Я их долго убеждала не ставить на этом всем жирный крест, а просто вспоминать, как что-то очень хорошее и светлое. Я добилась своего: Эдвард и Альястро прекрасные друзья; как я и... Эм, к примеру.
Господи...
Мы все объединились. В одной борьбе, на одной стороне. И никто нам не помешает победить смерть, черт побери! Но как же мы бессильны перед ураганом судеб. Как жестока игра у нашей дорогой Фортуны! Какая у неё кривая и безобразная улыбка, больше похожая на звериный оскал!
Страшно.

Я сидела в кресле, подобрав под себя ноги и зажав в руке ручку.
Не знаю, что еще писать. Да-да, поверьте, я, такая дура, решила начать вести дневник, дабы свою чертову философию можно было записать куда-то. Иногда ведь такое выдам вслух, что аж страшно самой становится. А дневник – неплохой способ выразить все, что наболело, с помощью маленьких каракулей.
Я отложила свою бумажную душу в сторону и задумалась. Сейчас час ночи. А мне не спится... Не спится, хоть ты убей!

Утром мне необходимо быть в больнице.

Туда, по договору Эдварда с какой-то компанией, должны доставить лекарство для Ксавьера.
Да, кстати, я не удивлюсь уже ничему, после того, как поняла, что Ксавьер и Эдвард сдружились. Лучшими друзьями их вряд ли назовешь, но приятелями можно. Ксав смирился с тем, что я люблю Эда, и постоянно подкалывает последнего насчет меня. А Эдвард смеется над ним в ответ, припоминая то, как мы его тащили по лестнице дома. Да, сейчас это почему-то смешно, несмотря на то, что на пороге палаты изо дня на день может появиться леди в черном и забрать душу Ксавьера.

Раздался телефонный звонок. Я схватила мобильник, на дисплее высветилось имя «Альястро». Я нажала на кнопку приема вызова.

- Да, милая.
- Лекарство доставили поздно вечером, - произнесла Ал. – Два часа назад начали терапию. Пока что состояние стабильно.

Молчание.

- Ты прости, если я тебя разбудила, но я думаю, что ты бы хотела об этом узнать и... Мне надо было кому-то выговориться.

Я покачала головой:
- Ал... Ты всегда можешь на меня положиться. В любое время суток. Поверь.
- Спасибо, - прошептала она и отключилась.

Я вздохнула и снова принялась за писанину.

«Зачем людям даются испытания? Возможно ли их все преодолеть? Зависит от того, какой человек, настолько он силен в духовном плане. Иногда хочется сдохнуть, иногда – просто плыть по течению, а иногда ты встаешь и идешь против ветра, который нещадно бьет тебя в лицо, пытается сломать... Чувствуешь себя тогда, черт побери, тоненьким стебельком в какой-то завядшей композиции. Но единственное отличие – ты жив!»

Да уж... С такими рассуждениями я потихоньку начала засыпать. Скоро стану дремлющим философом. Но, в принципе, я не хочу спать. В последнее время я боюсь данного состояния собственного организма. Меня пугает прерогатива уснуть. Две недели подряд мне снится один и тот же сон: моя бабушка и я ругаемся за фотографию Ксавьера. Ничего такого вроде, и старшим надо уступать, скажете вы. Но... Моя бабушка уже лет шесть, как ушла в мир иной, а теперь требует фото Ксавьера себе. В один из вечеров, когда я задремала возле камина, она почти победила в нашей борьбе. Ночью меня разбудил звонок, что у Ксава чуть не случился сердечный приступ. Его спасла медсестра, вовремя заметившая нестабильное состояние больного. Поэтому я боюсь засыпать, чтобы иногда ненароком не проиграть бабушке.
Не буду спать, не буду... Не буду.

Пока я обдумывала следующее предложение, дневник выскользнул из рук, а сон тихонько наступил на голову своей мягкой кошачьей лапой.
И все же я упрямо раскрыла глаза, который слипались самовольно. Я не буду спать! Не буду!

«Бодрствование – одно из лучших состояний человека. Ты живешь, общаешься, показываешь свои способности, можешь надеть маску безразличия и не показывать другим своих слабостей, из-за которых можешь потом пострадать. А во сне ты беззащитный. И вот поэтому я боюсь спать. Не хочу показаться безвольной. Я сильная...»

Я вышла из больницы. Неужели Ксавьера уже выписали? Не могу поверить! Мы так долго этого ждали! Я так рада, что с ним уже все хорошо. Вот, собственно, и он.

- Как ты себя чувствуешь, Ксав? – спросила я его, легонько обняв.

Он не ответил на мое объятие, как обычно, а отстранился.

- Не подходи ко мне слишком близко, - ответил он мне. Как-то холодно, непонятно...

Собственно, а на что я рассчитывала? Сохранить прежние отношения, переведя их в дружеские?

- Что стряслось? – удивленно спросила я, соблюдая дистанцию между нами.
- Я ухожу.
- Уезжаешь? Надолго?
- Навсегда.

Он потупил взгляд и продолжил:
- Я больше не могу здесь оставаться, в этом городе – месте, где я познал самую сладкую любовь, вкус горькой мести и самых ярких разочарований. Ты меня только прости за все...

Мои слезные рецепторы начали поддаваться плотине из слез, но я пока что держалась:
- За что тебя хоть простить? Ты уезжаешь из-за меня! Я принесла тебе огромное количество испытаний. Если бы не я, если бы я тогда утонула, если бы не встала на твоем жизненном пути, то ты был бы сейчас счастлив с кем-то другим, радовался бы жизни, восходящему каждый день солнцу, улыбкам родных, а так... Ты несчастлив. Я это знаю.
- Я был счастлив. Я сейчас счастлив. И, поверь, память о тебе и всех остальных делает меня счастливым и в будущем. Меня не будет здесь, но ты будь уверена, что я радостен.

Я опустила голову и тихо прошептала:
- А как же я? Конченая эгоистка...
- А я останусь у тебя в памяти если не навсегда, то на долгое время. Просто поверь мне.
- Не уходи, - прошептала я, пытаясь снова его обнять.

Ксавьер покачал головой, а затем отвернулся и устремился прочь.
Меня словно парализовало, и я не смогла броситься ему вдогонку, не смогла отвернуться, а просто наблюдала, как он уходит. Вот он завернул за угол, даже не обернувшись, и в следующий миг я упала на колени. Страшная боль пронзила все тело. Больше всего страдала голова, живот и лодыжки. Я закричала. Ощущение было сродни проходу электрического заряда сквозь тело. Я вспомнила, что моя мама, закончившая медицинские курсы, говорила, что иногда от эмоционального шока может произойти максимально ощутимая судорога по телу. Юлианская судорога*.
Вот и мое время пришло. Боль сводила внутренности. Я желала броситься за Ксавом, остановить его, но вместо этого просто извивалась на земле и кричала.

Собственно говоря, от этого душераздирающего крика я и проснулась.
На часах было три.
Тело отходило от боли. Оказывается, что судорога меня действительно схватила во сне. Это, вероятней всего, так повлиял сон. Черт, писала же в дневнике, что боюсь спать! Ну, не зря, значит!

Три часа ночи. Боже, ну, и приснится же такой кошмар.
Вдруг, словно в фильме ужасов, как раз в то время, когда главная героиня пытается снять с себя чары сна, затрезвонил телефон. Меня передернуло, но я схватила трубку сразу же.
- Слушаю.
Одно слово заставило меня рвануть с места, кинув телефон под кресло.
- Кризис...

Я остановилась в гараже. Что делать, что делать? На машине Элис я не поеду, потому что её хозяйка забрала ключи с собой и отправилась ночевать к Джасперу, такси вызывать - пустая трата времени. На глаза мне попался мой мотоцикл. Черт, я не ездила на нем с четырнадцати лет. Меня когда-то учил кататься на нем Джейкоб. Помню ли я что-либо из той науки? Слабо и смутно, но времени на что-то другое нет вообще.

Именно поэтому я схватила этого железного коня и выкатила его из гаража.
Предусмотрительно закрыв гараж, я села на мотоцикл.
Так, сцепление вот, газ вот... Педали под ноги... А, черт, боюсь!
Пофиг! Раз, два, три...
Рванули!

Хорошо, что никто мне не попался на пути, потому что я бы сбила и не оглянулась!
Я мчалась по необычайно пустынным улицам, слышала, как в сумочке, что где-то болталась за плечом, трезвонил телефон. Звонил Эд, я его по мелодии звонка узнала, но мне было не до разговоров.

Я влетела в больницу на такой скорости, что охранник даже не понял, что произошло. В полминуты я уже взобралась на третий этаж. Мое сердце отчаянно билось об ребра, грозясь выскочить к чертовой матери наружу. Дыхание сбилось, мне не хватало воздуха... Ноги сводило от напряжения, но я летела на всех парах.
Знакомая обстановка. Черт, так нельзя говорить о больнице! Это же не дом! Это просто жизненная необходимость.

Где хоть кто-то живой? Все словно вымерли! А может, это кошмар продолжается? Но ущипнуть себя я не успела, так как заметила Альястро.

Она стояла словно в ступоре. На ней лица не было, она похожа была на мертвеца.

- Что? Что стряслось? – схватила я её за плечи и затрясла.

Она, словно робот, уставившись в стенку, словно там была Мона Лиза, начала отвечать:
- Ксавьер. Ему же начали лекарство вводить. Сначала все было хорошо, показатели улучшились, - пауза. – А затем... Когда поняли, что ему все хуже и хуже, кинулись к лекарству, а там... Хах...

У неё начался нервный смех, а затем она внезапно взглянула на меня полностью серьезно:
- Они там, в Канаде... Откуда лекарство привезли... Перепутали названия. И коробки. И Ксаву кололи не то, что надо. У него был инфаркт.

Я зажала рукой рот и сползла по стене. У меня отказали все органы ощущения, я тупо ощущала себя пустой игрушкой. Спустя пару минут я сумела выдавить из себя:
- Как он?
- Никак. С ним сейчас врачи. Но... Я чувствую, это бесполезно.
- Они в палате?
- Да...

Я кое-как поднялась и рванула в палату, схватив с собой безучастную Ал.
Мы в дверях столкнулись с доктором.

- Ой, а я к вам шел.
- Что с ним? - выдохнула я.
- Пустите сестру первую, - мягко отдирая мою руку от запястья Ал, сказал доктор.
- Что с ним? – повторила я свой вопрос, повышая голос.

В этот момент Альястро кинулась в палату, а я за ней.

А больше я почти ничего не помню, все отрывками плывет в памяти.

Помню Альястро, которая закрывала Ксавьеру глаза.

Помню, как я упала на колени возле входа в палату.

Помню, как меня звал Эдвард.

Помню, как обезумевшую Ал пытались вывести из палаты.

Помню, как медсестра делала мне укол.

Помню отчетливо въевшуюся мне фразу в мозг: «Мы гости тут. А Ксавьер уже дома», которую произнес этот врач.

Помню хруст стекла. Навсегда это запомню. Этот был звук моей разбитой мечты в лучшее будущее. Это рухнула моя вера. Чистая, хрустальная, настоящая... Такая искренняя...

Веры нет. Меня неё лишили. Жестоко, безжалостно.

И Ксавьера больше нет. Ничего нет. Сердца моего нет, разбилось. Души нет – вся кровоточит.
И только чертово размеренное тиканье часов в палате, куда меня положили.

Тик-так... Тик-так...

Я не забуду тебя... Никогда!

Примечания:
* Юлианская судорга - подобного заболевания не существует в мире, автору захотелось повыделываться, простите

Предыдущая глава