Глава25

Один год спустя

Октябрь выдался необычайно холодным и промозглым в этом году. Озябшие ньюйоркцы с непривычки кутались в теплые пальто и куртки, которые все равно плохо защищали от пронизывающего морского ветра. Но все же, несмотря на аномальные холод и сырость, осень, в привычном темпе, уверенно брала свое. Уже такие редкие листочки на деревьях в Центральном Парке срывались ветром и, грациозно кружась, падали на золотой ковер с маленькими багряными крапинками. Природа неторопливо стряхивала с себя яркие, сочные летние краски, кутаясь в холодные цвета наступающей зимы.

Утро двадцать первого октября было приятным и солнечным, как ароматное печеное яблоко. Стеклянные фасады небоскребов сверкали в свете восходящего солнца, ловя слепящие блики на темно-зеленой глади залива. В одном из небоскребов, на последнем, семидесятом этаже, в это раннее утро, такое, когда вставать совсем не хочется, громко прозвенел будильник.

- Неееет, - сонно простонала девушка и, помотав головой, будто стараясь отогнать противный пищащий звук, уткнулась лбом в подушку.

Вдруг будильник перестал издавать писки, и девушка облегченно расслабилась. Рядом с ней кто-то фыркнул и заворочался.

- Эдвард… - в подушку прошептала девушка.

- Да? – улыбаясь, ответил он и перевернулся на бок, чтобы видеть ее.

Они лежали на огромной двуспальной кровати, что стояла у стены прямо напротив широкого окна до пола, которое открывало восхитительный вид на Гудзонов залив и красующуюся на маленьком островке Статую Свободы.

- Я не хочу вставать, - так же глухо продолжила Белла.

На губах Эдварда заиграла скептичная усмешка. Его рука с длинными пальцами музыканта протянулась к оголенной до пояса спине девушки. Нежно касаясь ее лишь подушечками пальцев, Эдвард заставил Беллу вздрогнуть.

Она повернула голову к нему, небрежным жестом смахнула волосы со лба и томно взглянула на молодого человека из-под опущенных ресниц.

- Что ты делаешь? – не пытаясь скрыть улыбки, задала она вопрос.

- Ну… - протянул он, играя теперь с разметавшимися по подушке каштановыми локонами девушки, поблескивавшими от солнечных бликов. – Если не хочешь – мы можем и не вставать.

- Ммм, мне нравится твоя идея.

Белла медленно приподнялась на кровати и придвинулась ближе к Эдварду. Она положила подбородок ему на грудь, а ее пальчики легкомысленно забегали по торсу молодого человека. Девушка внимательно следила за его реакцией, не отводя взгляда от красивого лица, и ее губы удовлетворенно поджались, когда она заметила, как потемнели светло-зеленые глаза Эдварда от ее простых махинаций.

- Мне кажется, или тебе вчера чего-то не хватило? – с неприкрытым лукавством спросил он, но в его голосе сквозила какая-то напряженность, что не ускользнуло от Беллы.

Она мягко улыбнулась и, приподнявшись чуть выше, целомудренно поцеловала его между ключиц.

- Ну…вполне возможно, - уклончиво ответила она и оставила еще один поцелуй.

Руки Эдварда переместились на ее плечи и чуть сжали их.

- Иди сюда, - прошептал он, притягивая девушку к себе.

Она с готовностью и каким-то живым энтузиазмом послушалась его и через секунду их губы сплелись в жарком поцелуе, который постепенно набирал все большую силу. Губы Эдварда становились все более настойчивыми, его рука блуждала в волосах девушки, прижимая ее теснее. А дыхание Беллы стало сбивчивым и прерывистым.

Он аккуратно перекатился, прижимая Беллу к мягкому матрасу, обтянутому белоснежной накрахмаленной простыней.

Девушка судорожно обняла Эдварда за шею, обняла с таким неистовством, как будто он мог испариться в каждую секунду, исчезнуть, растаять в воздухе подобно летнему ветерку… Но он был здесь. Живой, настоящий, хотя Белла до сих пор воспринимала это как чудо.

Эдвард, усмехнувшись, переместил свои губы на ее тонкую молочно-белую шею. Девушка, получив возможность сделать вдох, коротко застонала и закинула ногу на бедро молодого человека.

- Мне положительно нравится эта идея, - тяжело дыша, сказала она.

- Мы, в принципе, можем продолжить вчерашнее, - не прекращая покрывать шею и плечи Беллы поцелуями, деланно равнодушно заметил он. Потом Эдвард резко оторвался, и его красивое лицо с горящими глазами нависло над ней, внимательно вглядываясь в каждую черточку, каждую линию на любимом, затуманенном страстью лице. – Если тебе действительно чего-то не хватило.

Сощурив глаза, Белла улыбнулась.

- Не хватило, - подтвердила она и потянулась к его губам, но он отстранился от девушки и, сев на кровати, состроил обидчивую гримасу.

- Я всегда думал, что неплохо справляюсь.

Она звонко рассмеялась, и ее смех будто рассыпался на миллионы смешинок, которые разлетелись по всей комнате, отскакивая от стенок и постепенно растворяясь в воздухе.

- Вы только посмотрите, кто-то обиделся! – сказала она. Остановив свой смех, Белла привстала на локтях и повернула голову набок. – Знаешь, проблема в том, что я постоянно тебя хочу. Поэтому мне вечно «чего-то» не хватает, - она театрально пожала плечами. – Ну ничего не могу с собой поделать. Прямо наваждение какое-то. Может это болезнь? Эдвардо-центризм? Каллено-зацикленность? – девушка изо всех сил играла недоумение, краем глаза следя за Эдвардом, чьи губы медленно растягивались в усмешке. – Может, стоит показаться врачу? Ведь если болезнь заразная, надо быстренько как-нибудь запереть вирус во мне, чтобы он на других девушке не переходил. Да, наверное, надо так сделать. Мой личный психолог по сердечным делам сейчас, к сожалению, в отпуске, но я могу…

Он не дал ей и шанса закончить свое представление. В одном молниеносном движении он снова приблизился к ней, и его губы с необъяснимой яростной страстью впились в ее. Откинувшись на подушки, они целовались, освобождаясь от обременяющее длинных простыней, в которые закуталась Белла во время сна. А когда их тела уже почти сплелись, откуда-то сбоку зазвучала мелодия, говорившая о том, что кто-то очень хочет сейчас услышать Эдварда.

- Не бери, - хрипло выдохнула Белла, закатывая глаза от сильных ощущений.

Эдвард с сожалением оторвался от чрезвычайно важного занятия – целования шеи Беллы – и с сомнением посмотрел на нее.

- А вдруг это с работы? Если там что-то случилось? Может у кого-то из детей…

Она сморщилась, признавая поражение, и провела ладонью по лбу. Он оставил легкий, умиротворяющий поцелуй на ее губах и подмигнул.

- Я что-нибудь придумаю и обещаю: мы обязательно продолжим.

Эдвард взял визжащий телефон, не глядя на дисплей нажал клавишу приема и поднес трубку к уху.

Его лицо тут же изменилось. С выражением легкого шока он внимательно выслушал своего собеседника. Посмотрев на Беллу, Эдвард поджал губы, как будто бы сдерживался от смеха, и быстро что-то нажал на телефоне.

- Тааак. Беллз, ты слышишь меня? – включилась громкая связь.

Белла тут же подскочила на кровати и машинально подобрала под себя ноги, закутываясь в простыню. Ее испуганные глаза нашкодившего первоклашки поймали веселый, но несколько раздосадованный взгляд Эдварда.

«А вот и психолог…» - печально подумала девушка.

- Беллаааа, не молчи!

- Элис, черт возьми, почему ты звонишь? – спросила она, когда молодой человек положил телефонную трубку на кровать.

С того конца послышался звонкий смех.

- Вы же улетели в Италию! – обиженно выкрикнула Белла.

- Конечно мы в Италии, дурында! Но я подумала, что пока мамочки и папочки нет дома, детки будут шалить. Не пойдут на работу или забудут про автограф-сессию с читателями в Чикаго…

Девушка закрыла глаза и хлопнула себя по лбу. Эдвард подсел к Белле и успокоительно взял ее за руку.

- Элис, который там у вас час? – с ядовитой учтивостью спросил он.

- Нуу, лапочка Эдвард, ты заботишься о маме и папе? – хихикнула Элис. – Не волнуйся, сынок, мы только долетели, так что нам не пришлось специально вставать среди ночи и будить вас, ненаглядные мои. Да и вообще, у нас тут время уже почти два часа дня, так что можете не беспокоиться.

- Передавай привет Джасперу, - машинально сказала Белла, тупо разглядывая вид из окна.

- Да конечно передам. Он сейчас багаж получает, - она кашлянула. – Дорогая, ты не забыла, что у тебя самолет в полдесятого? Напоминаю, ты летишь в Чикаго, где представляешь свою новую книженцию в крупном книжном магазине, потом у тебя будет длинная и утомительная процедура дачи автографов и фотографирования с фанатами. Ну а под конец, чтобы добить себя, ты едешь на шоу Опры, где эта милая тетя будет задавать тебе каверзные вопросы. И не говори, что это все вылетело у тебя из головы, из-за того, что вы провели слишком бурную ночь отмечая наш отъезд, - беззаботно вещала девушка прямо из Рима.

- Элис, я тебя ненавижу.

Веселый смех снова заглушил посторонние шумы аэропорта, которые доносились из трубки.

- Я тоже люблю тебя, Беллз. И кстати, можешь меня не благодарить. Я все понимаю, испортила вам восхитительное утро в прохладном Нью-Йорке, когда вы в своей огромной постели могли погреть друг дружку, делая чуть это громче, чем в нашем с Джасом присутствии…

- Элис! – возмущенно перебила ее Белла, и в этот раз смех ее подруги прозвучал вместе со смехом Эдварда.

- О, Эдвард. Ты, надеюсь, помнишь, что тебе на работе нужно появиться через два часа?

- Чуть меньше, через полтора, - вежливо поправил ее молодой человек.

- Через полтора, так через полтора. Пихни там в бок мою дражайшую подружку, потому что по моим скромным подсчетам, у нее до самолета осталось лишь немногим больше чем час с копейками… А машина-то уже скоро подъедет. - Белла громко ахнула и, подхватив на руки все простыни, неуклюже закуталась в них и сползла с кровати. А Элис, сделав глубокий вдох, продолжала. - Роберт признательнейшим образом просил меня напомнить тебе, что твой личный водитель по имени Винсент, которого ты иногда просто ненавидишь, страшно бесится, когда его милейшая подопечная, то есть ты, опаздывает и ему приходится ждать тебя часами. Но обычно этого не происходит, поэтому вы сохраняете более или менее дружеские отношения. Которые сегодня могут превратиться в настоящую партизанскую войну…

- Эл, мне кажется, с Беллы уже достаточно, - прикрывая рот ладонью, чтобы скрыть улыбку, пробормотал Эдвард.

- Да? Проследи, пожалуйста, чтобы она все-таки села в машину, ладно? И я умоляю тебя, не задерживай ее своими штучками: поцелуйчиками, обнимашками и все прочее. Это очень важная поездка. Даже важнее, чем церемония награждения Пулитцеровской премией три месяца назад, потому что, Боже мой, она едет на шоу Опры!

- Хорошо, я обязательно прослежу, - заверил ее Эдвард, наблюдая, как его любимая с нечастным видом стоит у раскрытого шкафа.

- Ох, знал бы ты как сейчас успокоил бедное материнское сердце… Ладно, мне надо бежать! Джас вернулся с багажом.

Громко смеясь, она отключилась.

- Черт, черт, черт! Я опаздываю! – суетилась Белла, замотанная в огромные куски белой ткани, .

Эдвард усмехнулся, быстро натянув нижнее бельё и широкие домашние штаны, встал с кровати и подошел к девушке сзади, мягко обняв ее за тонкую талию, которая едва прощупывалась за всеми этими простынями.

- Никуда ты не опаздываешь, - прошептал он ей в ухо, а потом нежно прикусил мочку уха, отчего девушка затрепетала.

- Но я не знаю, что мне надеть, - почти бессильно закрывая глаза, таким же шепотом ответила она, руками придерживала свое «одеяние».

- Я помогу тебе, - сказал Эдвард и поцеловал Беллу в ямочку под ухом, убирая ее непослушные волосы и освобождая себе пространство для дальнейшего продвижения поцелуев. Руки девушки стали расслабляться, и простыни медленно, но верно поползли вниз…

- Ааах, - Белла судорожно подхватила падающие полотнища материи и резко, но немного неуклюже повернулась к Эдварду лицом.

- Н..нет уж, - запинаясь, сказала она, пряча глаза и заливаясь густым румянцем. – Я.. я лучше сама оденусь. Так будет проще.

Эдвард негромко засмеялся.

- Белла, мы вместе уже больше года, но ты до сих пор стесняешься меня. Тебе не кажется, что это немного…немного глупо и по-детски?

Она тут же дерзко вскинула на него загоревшийся взгляд и сделала шаг назад, высвобождаясь из объятий молодого человека.

- Мне кажется, что мы обсуждали это не один раз! – холодно ответила она. – Не вижу ничего в том, что я стесняюсь, - она сделала краткую паузу, во время которой щеки покрылись предательскими розоватыми пятнами, - своей наготы вне, кхм, постели, - признавая в глубине души, что эффект был слегка подпорчен, девушка все равно упрямо вздернула хорошенький носик и смерила Эдварда злобным взглядом. На что он фыркнул и, приблизившись, примиряющее чмокнул Беллу в щеку.

- Как хочешь, - он отошел от нее, поднимая ладони. – Я тогда пойду, приготовлю завтрак.

- Ты… - тут же сменив притворный гнев целомудрия на искреннее раскаяние, окликнула она Эдварда, когда тот уже стоял у двери спальни. – Ты же не обиделся на меня?

В ее глазах было столько мольбы, столь честной и детской, что он не мог играть перед ней комедию. Он никогда этого не делал. В их паре куксилась, суетилась, капризничала, дулась, обижалась, играла великую артистку театра и балета только Белла. Он был ее вечным зрителем, благодарным и любящим, и вечным критиком, с легкой ноткой сарказма и доброй иронии.

О да. Они стоили друг друга.

- Конечно нет, - подмигнул он ей, и она просияла. – Будешь омлет?

Девушка энергично закивала, а когда Эдвард вышел из комнаты, она с тихим стоном повернулась к шкафу и прижалась лбом к прохладному дереву.

Это и правда была болезнь. Новый, чрезвычайно опасный вирус под кодовым названием «чрезмерное сексуальное возбуждение, когда Эдварда Каллен оказывается в поле видимости, и любовь через край к этому же самому Эдварду Каллену». Болячка оказалась абсолютно неизлечимой, а ремиссий не бывает в принципе. Единственным лекарством, которое приносило хоть какое-то облегчение, был все тот же Эдвард Каллен. И поэтому ей так отчаянно не хотелось уезжать. Опять. Пусть ненадолго, пусть она вернется уже сегодня вечером, но… Весь день в этом пресловутом Чикаго, на встрече с читателями и на шоу Опры Уинфри она будет механически улыбаться и односложно отвечать на стандартные вопросы. Потому что в ее голове будут крутиться мысли связанные только с ним. С тем человеком, что подарил ей настоящую сказку. Сказку наяву.

Кто-то может скептично поднять бровь и иронично заметить, что такого не бывает. Что это все рассказики для бедных: про любовь до гроба, про принцев и принцесс, про необъяснимую тягу друг к другу… Несколько лет назад Белла бы отнесла себя к этим скептикам. Но только не сейчас.

Она любила Эдварда. Она любила его со всей силой, со всей страстностью, на которую только было способно ее маленькое сердце, выпрыгивающее из груди каждый раз, когда теплые губы Эдварда касались ее губ. И с каждым днем это чувство не только росло, оно становилось крепче и увереннее. Оно заставляло все в душе цвести и никогда не увядать. Но самое волшебное было в том, что это сильное, страстное чувство было взаимным.

С негромким вздохом она оторвалась от несчастного шкафа и, стряхнув с себя «тунику» из белоснежных простыней, проскользнула в ванную комнату.

Ароматный запах омлета с овощами застал Беллу врасплох, когда она, полностью одетая и причесанная, вышла из спальни. Ноги сами понесли ее на кухню, будто подчинялись желудку и его жалобному урчанию, а не здравому голосу рассудка. Дверь была раскрыта и, прислонившись к косяку, девушка умиротворенно наблюдала за Эдвардом, одетым в идеально выглаженные темно-серые брюки и синюю рубашку.

«О Господи, почему, черт возьми, ему идет все, что он на себя нацепит?!»

Молодой человек, негромко насвистывая какую-то мелодию, стоял у плиты и лопаточкой ловко переворачивал омлет.

Белла отрывисто постучала костяшками пальцев по деревянному косяку, и Эдвард тут же обернулся, опустив сковороду на плиту.

- О, наконец-то! – воскликнул он и тут же умолк, когда его взгляд упал на элегантную фигурку у двери.

Девушка скромно, но в то же время польщено улыбнулась, когда Эдвард негромким покашливанием прочистил горло.

- Ты восхитительна, - с еле уловимой хрипотцой выдавил он.

Она была в черном, изящном вязаном платье, перетянутым широким поясом на талии. Сверху девушка накинула бежевый классический пиджак, украшенный неброской булавкой с изображением нежно-голубой незабудки. Каштановые волосы были подколоты темными невидимками, а локоны лежали на плечах. Свежий румянец на щеках, минимум косметики, живой блеск в глазах и лодочки на невысоком, устойчивом каблуке, которые она держала в руках, завершали образ, в котором странным и действительно восхитительным образом сочетались молодость, нежность и деловитость.

Белла усмехнулась словам Эдварда и неопределенно пожала плечами.

- Элис оставила записку со всеми инструкциями. Я нашла ее в шкафу, - она положила сумку насыщенного темно-синего оттенка на стул, туда же закинула лодочки. Потом она украдкой взглянула на Эдварда, уже успевшего прийти в себя. – Наверное, без этих указаний я бы поехала в джинсах и любимой водолазке, а потом журнал People назвал бы меня самой плохо одевающейся писательницей, если у них вообще есть такой список.

Эдвард небрежно кинул лопатку в раковину. В два длинных шага он подошел к Белле и посмотрел ей прямо в глаза.

- Белла. Для меня ты самая красивая девушка в мире. И это не зависит от того, что на тебе надето. А если кто-то, какой-то там People или Vanity Fair посмеют назвать тебя безвкусной, я лично пойду и намылю шею главным редакторам этих второсортных газетенок.

Ее длинные ресницы затрепетали.

- Спасибо, - сказала она, улыбаясь. В этот момент ее живот грубо запротестовал, и Белла смущенно сморщила носик. – Я кушать хочу.

Он тяжело вздохнул и сожалением провел подушечкой большого пальца по щеке девушки, после чего лукаво подмигнул, возвращаясь к плите и раскладывая по тарелкам омлет.

Завтракать пришлось быстро и почти безмолвно – обычная практика для тех дней, когда у Беллы был утренний рейс. К счастью, она летала не так часто – презентации, пресс-конференции и прочие тяготы жизни известной писательницы случались с ней, как правило, только в первый месяц после выхода нового романа. Общественность бурно его обсуждала, а критики чуть ли не в каждом политическом, светском или деловом журнале разбиралась в «сложных перипетиях лихо закрученного сюжета». В остальное же время Белла наслаждалась привычной свободой, которая, все же, претерпела некоторые изменения после того, как Эдвард прочно вошел в ее жизнь. Нет, по утрам она по-прежнему совершала свой любимый маршрут – сначала в киоск к Майку за свежей прессой, а потом в уже такой родной Starbucks, где кассирша Люси, сонно зевая, отбивала снова и снова один и тот же заказ – французский круассан и латте.

Какие были изменения? Да, наверное, изменилось все, кроме этой утренней прогулки по Манхеттену. И, несмотря на всю нелюбовь Беллы к переменам, тем более таким кардинальным, как все что произошло в ее жизни за последний год, она принимала их если не с радостью, то уж точно со счастливой улыбкой. Ведь рядом всегда были родные люди, которые были готовы ее поддержать – Элис, Джаспер, родители, даже несмотря на то, что они жили в Лос-Анджелесе, Роберт и Фрэнк. А главное – рядом был Эдвард, который прошел через все это, крепко держа Беллу за руку.

- Знаешь, - задумчиво сказала она, отхлебнув кофе. – Я давно хотела предложить тебе кое-что, но все как-то не решалась.

- И что же это?

- Давай ты будешь готовить всегда? Ну, то есть, ни Элис, ни Джаспер прилично делать это не умеют. Я, как ты сам знаешь, тоже кулинарными способностями не блещу. А ты, видимо, стал счастливым наследником таланта Эсме, так что…

- Обязательно передам маме, что ты восхищалась ее изысками, - засмеялся Эдвард. – Как же вы жили раньше без меня?

- Ну, завтракали мы обычно какими-нибудь тостами, потом Элис убегала на работу и возвращалась только поздно ночью с какой-нибудь тусовки, поэтому я до сих пор теряюсь в догадках, чем она питалась. А я просто заказывала еду из ресторана. Но это если я корпела над новой книгой и не могла отвлечься. А если заняться было нечем, я сама шла в ресторан и обедала там, – она отпила еще кофе. – Вообще, надо пригласить твоих родителей к нам сюда погостить. Они же обещали приехать как-нибудь. А уже три месяца прошло!

- Милая, ты же знаешь. Отец никогда не бросит свою работу, если на это нет более или менее важной причины.

- Да придумаем ему такую причину! Главное, чтобы они приехали. Я так хочу познакомить Эсме и Карлайла с моими родителями. Можем свозить их в Анджелес к морю. Мама устроит барбекю на террасе, а отец может свозить Карлайла на озеро порыбачить… А еще обязательно навестим Дженнифер! Знаешь, я очень скучаю по Томми…и по Джен тоже. Так хочу повидать ее, знаешь, хочется самой посмотреть на этого Марка, о котором она мне все уши прожужжала, - Белла мечтательно улыбалась, когда ее восторженные слова прервала знакомая мелодия телефона, что лилась из сумки на соседнем стуле.

- Похоже, предсказания Элис сбываются, - с усмешкой пробормотал Эдвард, когда Белла лихорадочно рылась в сумке, пытаясь найти там телефон. Обнаружив его, она тут же прижала трубку к уху.

- Винс? Да, я уже выбегаю. Да, да, сейчас спущусь на лифте и буду внизу. Нет, ни в коем случае не заезжай на парковку, я же не дойду до нее на этих каблучищах! Если полиция, то скажи им, что в этом доме живет Пэрис Хилтон, а ты ее личный водитель! Все, сейчас буду.

Она закинула телефон обратно и торопливо надевала лодочки, пока Эдвард уносил посуду и ставил ее в раковину. Он накинул пиджак, перекинул свою сумку через плечо и вышел в коридор. Белла, слегка запинаясь каблуками об ковер, проследовала следом за ним.

- Черт, это просто какой-то кошмар, - жаловалась она, когда Эдвард помог ей надеть элегантное бордовое пальто. – Он будет пилить меня всю дорогу до аэропорта!

Вдвоем они вышли из квартиры и, закрыв ее, сели в лифт, который медленно потащил их вниз.

- Белла, может, сходим сегодня куда-нибудь? В ресторан? – небрежно спросил Эдвард, когда они были на уровне примерно тридцать восьмого этажа.

- А откуда такой вопрос? – ему в тон спросила Белла, пытаясь найти в памяти какие-то события их совместной жизни, связанные с двадцать первым октябрем. Таких дат не было.

- Мы просто с тобой давно никуда не выходили… Могли бы отметить то, что ты была у Опры, - «Боже какой бред…»подумалось Эдварду. – Или отметить то, что Элис сейчас находится в семи тысячах километров от нас…

- Оу… Это отличный повод! – захихикала она, когда молодой человек слишком убедительно поцеловал ее в щеку. – Но…давай лучше дома останемся? Посмотрим фильм или что-нибудь в этом роде. Я просто боюсь, что сегодняшний день выжмет из меня все соки, и где-нибудь в ресторане я буду как вареная колбаса.

Они вместе засмеялись и вышли из лифта.

Большой черный Роллс-ройс стоял прямо у входа, а его водитель – шкафообразный Винсент курил около него. Завидев девушку и молодого человека, он потушил сигарету и сел в автомобиль, бросая сердитые взгляды на парочку.

Эдвард нежно поцеловал Беллу в губы, а когда они оторвались друг от друга, девушка, усмехнувшись, щелкнула его по носу и нырнула в машину, тут же открывая окно.

- Когда ты прилетаешь сюда? – спросил Эдвард.

- По-моему в десять или около того. Не скучай.

- Обязательно буду, - заверил он, касаясь ее щеки.

А потом машина резко дернулась с места, сливаясь с бесконечным потоком автомобилей, плавно текущим по улицам Нью-Йорка.

Впервые за все то время, что она улетала от него одна, у Эдварда болезненно сжалось сердце. Оно будто предчувствовало что-то, хотело сказать…

Но молодой человек не предал этому значения. Он только невесело вздохнул и направился в сторону метро, чтобы добраться до работы.

Ехать было относительно недолго: до юго-восточного Бруклина, где находился приют, на метро было минут двадцать. Однако раннее утро – вечный час-пик, когда люди набиваются в тесные вагончики, наступая друг другу на ноги и бесконечно извиняясь, что превращало поездку в малоприятное утомительное занятие.

Но сегодня, двадцать первого октября, Эдварду повезло. Состав, который подошел к станции был полупустым, и молодой человек сел рядом с сонной девушкой, которая, запрокинув голову назад, бессмысленным взглядом разглядывала потолок.

Странно, но эта девушка почему-то напомнила ему огромную пресс-конференцию, которую в спешном порядке организовало издательство «Джонсон и Кингсли», когда Белла и Эдвард вернулись в Нью-Йорк после двух необыкновенных недель в Лос-Анджелесе. Конференция под интригующим лозунгом «Эдвард Каллен – явление народу» была созвана в огромном конференц-зале издательства, где, казалось, собрались журналисты от всех СМИ страны, включая радио и Интернет. Приготовив диктофоны, камеры и блокноты, журналисты с замиранием сердца и все возрастающим любопытством смотрели на запертые двери, откуда должен был появиться загадочный писатель, который три года дурил всю страну.

Белла тогда беспокоилась и отчаянно нервничала в небольшой комнатке, смежной с залом. Ее лицо было бледно, а губы подрагивали, и девушка крепко вцепилась в руку Эдварда, будто бы она была последним оплотом спокойствия в этом мире.

- Изабелла, свет очей моих, не волнуйся. Все будет отлично, - суетился Роберт Кингсли, прыгая вокруг девушки. – Ты же знаешь, что нужно говорить, как нужно реагировать на неудобные вопросы. А если все пойдет не в том направлении, мы с Фрэнком разрядим обстановку.

Высокий худощавый мистер Джонсон, стоявший рядом, сдержанно кивнул, а потом изобразил какое-то подобие улыбки.

- Прямой эфир на NBC начнется через две минуты, - деловито высунувшись из технической будки, известила девушка с висящими на шее наушниками.

- Прямой эфир?!?! – пораженно простонала Белла.

- Светлый ангел мой, не беспокойся. Ну да, подумаешь прямой эфир по нескольким центральным каналам… Но заметь, ласточка моя, ты сама отчаянно хотела поведать миру правду, так что пути назад нет.

- Эдвард, - проигнорировав Роберта, умоляющим голосом обратилась она к молодому человеку. – Я не имею никакого права просить тебя об этом. Но, ты можешь пойти туда со мной? Или я просто разревусь, или упаду в обморок, или заберусь под стол…

Он держал ее за руку всю конференцию, придавая ей сил и уверенности отвечать на вопросы, продолжать вежливо улыбаться журналистам, которые, перебивая друг друга, старались докричаться до новоиспеченной всемирно известной писательницы, ее издателей и странного молодого человека, что сидел рядом с ней.

- Жюстин Вэлинтайн. Premiere. Скажите, откуда взялась идея псевдонима? Как к вам пришло это имя – Эдвард Каллен?

Это был один из первых вопросов. Белла еще не успела прийти в норму, и все еще дрожала как осиновый лист на ветру. Взглядом, напоминающим олененка Бэмби, она посмотрела на Эдварда. И он чуть заметно кивнул.

- Да. Псевдоним очень много значит для меня, - она прокашлялась и нервно затеребила тесемку на платье. – Это имя молодого человека, который сидит рядом со мной. Благодаря ему я сейчас здесь.

В зале повисла гробовая тишина, а потом толпа будто взорвалась. Вопросы посыпались как из рога изобилия, и теперь они касались не только книг и псевдонимов.

- Никаких вопросов о личной жизни мисс Свон, - отчетливо сказал в микрофон Фрэнк Джонсон, что, однако, совсем не утихомирило «акул пера» и они еще около часа выстреливали острыми и ядовитыми репликами, которые вгоняли Беллу в стыдливую краску.

На следующее утро она проснулась в статусе сенсации года.

Куда бы она ни пошла, что бы она не делала – ее узнавали везде и просили сфотографироваться, дать автограф, расписаться на чьей-либо шее или руке. Иногда она не могла спокойно выйди на улицу или сходить в магазин. Белла чувствовала себя зверем, загнанным в клетку, от которого все посетители зоопарка ждут, когда он встанет на задние лапы и запоет I Will Always Love You. В первый месяц после «легендарного разоблачения» страницы газет и журналов пестрели яркими заголовками и уморительными сплетнями о Белле, ее жизни, ее книгах, ее отношениях с Эдвардом, обо всем, что хоть как-то было связано с загадочной писательницей. Это настолько дико, что хотелось просто спрятаться под кровать и никогда оттуда не выходить, только бы больше не видеть всей этой лжи… Новой лжи, которая, казалось, снова опутывает Беллу с головы до ног…

И тут на помощь пришла Элис. Она снова взяла на себя роль проверенного источника, и ее правдивые статьи, которые действительно не содержали в себе ни капли вранья, подняли тираж Poison до заоблачных вершин. В то время как публикации в других журналах вызывали лишь приступ хохота.

Эдвард боялся за Беллу. Боялся, когда она, высоко подняв голову, идет на интервью с очередным пронырливым журналистом; когда ее ослепляют вспышки фотоаппаратов, когда она сидит в тесном книжном магазине и подписывает сотни собственных книг обезумевшим от счастья фанатам. Он боялся, что она сорвется, не выдержит и замкнется в себе. Но она…она удивила его и здесь.

Она справилась. Она проходила через все это с легкостью и блеском, которого, признаться, от нее не ожидал никто. Белла никогда не жаловалась на некоторые «неудобства» своей известности, никогда не признавалась в том, что устала, что не выдерживает этого давления. Нет, она все принимала как должное, как свою работу, которую должна хорошо выполнять. Эдвард часто спрашивал, как ей это удается. Она отшучивалась или, весело подмигнув, говорила, что это все благодаря ему и его поддержке.

А потом он все понял сам.

Это была её жизнь. Да, пусть она не сахарная, да, пусть в ней есть свои минусы, но это была ее жизнь. Не выдуманная, не лживая насквозь. Не противная ей самой. Впервые за три года Белла могла говорить открыто, ничего не утаивая, могла смотреть людям в глаза и не остерегаться собственных слов. Она сказала миру правду, и эта правда согревала ее изнутри, позволяя наконец-то распрямить плечи и искренне улыбаться. Эдвард часто сравнивал ее с бабочкой. С бабочкой, которая выбралась из тесного, неуютного кокона и, расправив крылья, упорхнула ввысь – к самым облакам.

Но он забыл, что бабочкам не суждено летать долго.

- Берген стрит, - безжизненный женский голос равнодушно оповестил Эдварда, что поезд подошел к его станции, и он, опомнившись, быстро выбежал из все такого же полупустого вагона.

Заложив руки в карманы пиджака, молодой человек выбрался на оживленную улицу. Быстрым шагом перейдя на другую сторону, он поспешил по шумной магистрали, от которой щупальцами отходили серые проспекты и аллеи. Уже через два квартала и он вошел в большое трехэтажное здание бывшей школы, перестроенной теперь в сиротский приют.

Здесь было его место работы.

Внутри было шумно – почти так же как на улице – и знакомо пахло ванилью и зубной пастой. Дети постарше уже были разбужены воспитателями и нянечками и возбужденно собирались на завтрак. Небольшой, но уютный кабинет Эдварда с окнами на зеленый дворик с детскими горками и качелью находился между двумя классными комнатами, где утром, после завтрака, проходили занятия.

- Доброе утро, доктор Каллен, - скромно опустив глаза, прошептала молодая девушка, которая только-только устроилась сюда работать.

- Доброе утро, Бетт, - вежливо улыбнулся он ей, отчего на ее пухлых щеках вспыхнул яркий румянец. И это тут же напомнило ему Беллу.

Встретив еще несколько человек из персонала, Эдвард, наконец, зашел в свой кабинет. Он скинул пиджак и поставил сумку на обычный деревянный офисный стол, на котором покоился молчаливый ноутбук, бумаги, ручки, папки и несколько фотографий в рамках. Белла, он и Белла, они вчетвером, с Джаспером и Элис, на фоне кухонного гарнитура в их пентхаусе, его родители…

- Доктор Каллен? – после короткого стука в кабинет заглянула низенькая полная женщина с волевым подбородком и гладко зачесанными назад угольно-черными, с редкой проседью, волосами. – Утро доброе.

- Доброе утро, миссис Флетчер, - кивнул он, спешно набрасывая белый медицинский халат.

- Сегодня я приведу к вам Мэгги Страбс из пятьдесят третьей комнаты, - ее строгое лицо исказила гримаса сочувствия. – У нее снова начались кошмары…

- Все те же?

- Не знаем… И нее была истерика ночью. Дежурные еле-еле ее успокоили, и она уснула. А под утро случилось то же самое, только все было еще хуже. Она до сих пор рыдает, бедная девочка… Не дай Бог, кому пережить такое, как этой малютке.

«Не дай Бог, кому пережить такое, как всем детям в этом доме», - невесело подумал Эдвард и опустился на стул, когда директор ушла.

В приюте Святого Леонарда обитало сто пятнадцать ребятишек, и число это редко колебалось, а если и менялось, то в сторону увеличения. Здесь почти никто не мог обрести новых родителей, новую счастливую семью. Здесь были те, у кого их не было. Маленькие искалеченные души с печальными, ужасающими историями.

Было так удивительно, что Эдварду раньше не приходило в голову поискать для себя вакансию детского врача. Он искренне полагал, что его профессия – ковыряться в головах взрослых, а не детей. Все было так, пока он не встретил Беллу и не переехал с ней в Нью-Йорк. Почти сразу же после разоблачения Эдварда Каллена, он увидел новостной выпуск по каналу CBS, в котором рассказывалось о приюте Святого Леонарда. И он ухватился за эту возможность, как за спасательный круг – он не мог сидеть дома у Беллы, без работы, позволяя ей оплачивать все счета и вообще содержать его – нормального здорового мужика, на котором еще можно было «пахать и пахать». Так Эдвард поступил на должность детского психолога в небольшом сиротском приюте в юго-восточном Бруклине. И его приятно удивило то, что он почти не столкнулся с проблемой известности Эдварда Каллена. Может, причина была в том, что Белла уже раскрыла перед всем миром свое истинное имя. А может, все было потому что персонал приюта не видел перед собой ничего кроме детей и заботы о них…

Ему было несложно влиться в новый коллектив: коллеги оценили его профессионализм, который, как ему казалось, он успел потерять за год почти полного отсутствия практики, а дети искренне полюбили за добрую улыбку и способность понять, выслушать и помочь. И это были не только его обязанности – Эдвард знал историю каждого воспитанника приюта, он искренне сопереживал каждому из них, а сердце болезненно сжималось, когда видел печальные, потухшие глаза, постепенно наполнявшиеся чистыми, как утренняя роса, слезами.

Его зарплата, пусть и не такая большая, как доходы Беллы, позволила ему заключить с любимой контракт, почти полностью удовлетворявший его мужское достоинство. Каждый месяц кто-то из них брал на себя абсолютно все расходы, начиная от оплаты счетов и заканчивая походами в кино. Это было удобно, хотя Белла отчаянно протестовала и настаивала на том, чтобы по крайней мере содержание квартиры она взяла только на себя. Но Эдвард не мог ей этого позволить и с холодной настойчивостью заставил девушку согласиться на новые условия совместной жизни.

И стало проще. Жизнь вошла в свою колею, пошла по накатанной. Раздражающие публикации в прессе о Белле и ее личной жизни стали медленно исчезать, сменяясь привычными сплетнями о голливудских парочках. Все-таки Белла Свон не была мега звездой, которая постоянно мелькает на экране, она просто очень популярная писательница с довольно обыкновенной жизнью. Поэтому после раскрытия тайны интерес журналистов к ее персоне было угасал, вспыхивая снова после выхода очередной книги. Но, несмотря на это, тиражи все росли, критики не уставали хвалить молодую писательницу за отличный слог и чувство стиля, а книги просто улетали с прилавков, становясь бестселлерами за первую неделю продаж.

Смс-сообщение пришло ровно в десять часов сорок пять минут, когда Эдвард проводил до комнаты маленького Билли Шепарда. Ему было всего три, когда его родители разбились в автокатастрофе, и он оказался в приюте. Сейчас ему пять, но он все еще ужасно страдает без родных. Он очень замкнут, почти ни с кем не общается, только что-то рисует в своем альбоме, который старается никому не показывать. С ним было очень тяжело сначала, но сейчас он привязался к доктору Каллену, и с большим удовольствием разговаривает с ним целыми днями. Только через два года после страшной аварии мальчику перестали сниться кошмары, и он подружился с девочкой из соседней комнаты.

«Я прилетела. Звонила Дженнифер. Представляешь, она ждет ребенка! Господи, я так счастлива за нее, ты просто не можешь себе представить! Ура, ура, ура! Через полчаса у меня встреча с читателями в самом большом книжном города. Возвращаюсь в 22:30 по Нью-Йорку. Можешь меня не встречать – Винсент обещал подвезти до дома. Я люблю тебя»

Они слали друг другу такие смски постоянно. Это было удобнее, чем звонить: Эдвард мог быть занят на работе, а Белла на каком-нибудь интервью, и звонок, пусть даже от самого любимого на свете человека мог оказаться немного некстати. Белла всегда ему писала, когда улетала в другой город. Обычно, как только самолет касался земли, а на табло гасла табличка «пристегнуть ремни», она тут же включала телефон и уже строчила Эдварду смску, которая всегда начиналась и заканчивалась одинаково – «Я прилетела» и «Я люблю тебя». Они иногда смеялись друг над другом, что их отношения похожи на первую любовь двух неопытных подростков, которые восторженно пишут друг другу записки и постоянно повторяют слова любви. Но для этих двоих простые и уже такие заезженные три слова стали чем-то вроде ритуала, чем-то легким и свежим, как чистый воздух, которым они дышали.

Любовь все-таки иногда творит свои маленькие чудеса, превращая глупую и ненужную обыденность во что-то волшебное и необъяснимое, доступное только на уровне чувств и инстинктов. Доступное только двоим.

* * *

Аэропорт Джона Кеннеди сиял яркими огнями, мерцающими на влажном после дождя асфальте. Было чуть больше десяти часов вечера, и темнота чернела за огромными прозрачными окнами главного терминала, за которыми не было видно белых фюзеляжей самолетов, раскинувших свои исполинские крылья. Аэропорт, как вечно неспящий муравейник, гудел и копошился. Люди толпились у темно-синего яркого табло с датами прилетов и отлетов рейсов, у стоек регистрации, где немного сонные, но безукоризненно вежливые девушки помогали пассажирам заполнить бланки. Многие лениво пили чай в кафешках, ожидая начала регистрации на свой самолет, а кто-то, как Эдвард, сидел на мягком стуле у зала прилета и ждал родных или друзей.

Наверное, это был первый раз в жизни, когда Эдвард самым настоящим образом сгорал от нетерпения. Маленькая темно-фиолетовая коробочка, которую он купил сегодня в Fortunoff, буквально жгла карман его пиджака, и молодому человеку уже так хотелось увидеть лицо Беллы, когда она откроет ее…

Но нетерпению лучше пока посидеть в уютной комнатке и подождать своего выхода, потому что оно может все испортить.

«Рейс D65438 авиакомпании Delta Чикаго – Нью-Йорк осуществит посадку в 22:34 по местному времени»

Эдвард тут же поднял голову, и его взгляд сфокусировался на информационном табло, где к яркому списку «прибытие» добавилась новая строчка.

Он медленно достал из кармана заветную коробочку и с легким щелчком открыл ее. На бежевой шелковой подушечке лежало изящное золотое колечко с вкраплениями малюсеньких сверкающих бриллиантов по ободку. Простое, но со вкусом. Обручальное кольцо, которое, он так наделся, Белла примет вечером и станет его невестой.

Дома он постарался устроить сюрприз для нее. Конечно, сначала он планировал, что Белла вернется из Чикаго, и они пойдут в дорогой ресторан, где он сделает ей предложение. Но потом, когда девушка, на его тонкий намек отметить «шоу Опры» в ресторане, отказалась в пользу тихого вечера дома, он сам увидел преимущества десяти комнатного пентхауса перед пусть даже самым шикарным рестораном. Они будут одни на верхнем этаже одного из небоскребов Манхеттена, где открывается восхитительный и прекрасный вид на ночной город…

Поэтому сегодня он, с милостивого разрешения миссис Флетчер (в обмен на книгу с автографом Беллы – директор приюта была необычайно преданным поклонником его будущей невесты), ушел с работы на пару часов раньше, чтобы все устроить. Винсент был благополучно отправлен домой, а сам Эдвард приготовил ужин. В необъятной гостиной пентхауса был поставлен небольшой столик для двоих. Бутылка Moet et Chandon, изысканные блюда, две свечи на столе, ночной Нью-Йорк…Да, черт побери, это было романтично! И только для нее. Для нее одной.

Десять минут до того, как самолет мягко сядет на землю и пассажиры, доставая ручную кладь с полок, медленно двинутся по тесным коридорчикам Boeng 747, чтобы выйти на трап. Еще минут пятнадцать на паспортный контроль, еще двадцать на получение багажа…

Эдвард расслабленно откинулся на спинку стула и надежно спрятал коробочку с кольцом обратно в карман. В этот момент он заметил, что что-то изменилось.

Нет, было так же суетно, как в любой вечер нормальной работы аэропорта. Изменились лишь лица персонала. Охрана о чем-то напряженно переговаривалась по рации, некоторые таможенники быстро убежали в подсобные помещения, девушки за стойками регистрации испугано переглядывались. А полицейские почему-то побежали к выходам…

Что-то было не так.

Табло негромко щелкнуло, и Эдвард машинально поднял на него глаза.

Рейс D65438, место отправления – Чикаго, место назначения – Нью-Йорк, авиакомпания – Delta, время прибытия…

Вместо времени прибытия на табло горело: «отложен».

Как может быть отложен рейс, который прибывает с минуты на минуту?!

Люди сидевшие рядом с Эдвардом и тоже ожидающие прибытия этого самолета, непонимающе забормотали. Они оглядывались по сторонам, и странное возбуждение среди сотрудников аэропорта пугало их. Все чувствовали напряжение, чувствовали, что что-то витало в воздухе терминала для внутренних рейсов, что-то неуловимое и…пугающее.

Табло щелкнуло еще раз, и теперь вместо времени прибытия равнодушные, зеленые огоньки сложились в слово «отменен».

А потом весь аэропорт загудел как пчелиный рой. Люди спрашивали, люди удивлялись, люди не могли понять, что происходит и почему вдруг отменили рейс, который вот-вот должен был прилететь. А сотрудники, персонал, охрана, полиция словно забыли о негодующих пассажирах в залах ожидания и фойе терминала. Почти все они сорвались со своих мест и убежали куда-то в служебные помещения, даже не потрудившись дать ответов на мучившие людей вопросы.

У Эдварда засосало под ложечкой, а грудь почему-то сдавило, как будто на нее положили гири, которые не давали вдохнуть. Он резко встал и подбежал к ближайшей стойки информации, где взволнованная девушка, вцепившись в телефонную трубку, судорожно прижимала ее к уху. С ее лица сошла профессиональная улыбка, а глаза, как стеклянные, смотрели в одну точку, когда она быстро что-то записывала под диктовку звонившего.

- Девушка! – привлек ее внимание Эдвард, который, придерживая сумку на плече, старался перекричать толпу.

Сотрудница быстро что-то сказала и положила телефон на базу. Но она не подняла глаза на молодого человека.

- Что случилось? Почему рейс отменили?

Она продолжала молчать, нервно перебирая на столе какие-то бумаги.

- Что происходит?

- У вас там кто-то был? – дрогнувшим голосом спросила она почти беззвучно.

- Чтоо? – не расслышал он.

Экран висел прямо над стойкой информации, и CNN внезапно оборвали глупое комедийное шоу. Без вступительной заставки, без вступительной музыки на экране появилась новостная студия с подписью снизу: Экстренный выпуск новостей.

Эдвард, как и многие вокруг, как и все, кто был в этом зале, подняли голову к телевизорам, где молодой мужчина в черном строгом костюме серьезно смотрел в камеру.

- Мы прерываем «Шоу Джимми Ретта» на экстренный выпуск новостей. Как нам стало известно буквально только что, на расстоянии десяти километров от аэропорта Джона Кеннеди разбился самолет Boeng 747. Падение произошло с высоты чуть менее двух тысяч километров в лесополосе недалеко от городка Истон, штат Пенсильвания. По предварительным данным, самолет принадлежал авиакомпании Delta, и выполнял рейс из Чикаго в Нью-Йорк. На борту самолета находилось около двухсот сорока человек. Мы будем держать вас в курсе событий.

Одна дрожащая секунда тишины, когда никто, казалось, никто в огромном терминале аэропорта не смел даже вздохнуть. А потом одинокий женский крик отчаяния и нестерпимой боли потрясения разрезал эту тишину. И все померкло.

Карман пиджака вдруг завибрировал, и Эдвард, трясущимися руками, которые побелели как девственно чистый лист бумаги, вытащил телефон.

Одно сообщение.

От одного человека.

Всего с тремя словами.

«Я люблю тебя»

Его ноги изломано подогнулись, а телефон выпал из ослабевших рук и разбился о холодный, бесчувственный пол, разлетевшись на несколько покорёженных пластиковых осколков.

В этот миг он увидел ее. Такой, какой она была в свой последний день. Шелковые локоны каштановых волос, рассыпавшиеся по плечам и искусственный цветок незабудки, прикрепленный к платью…

Она ушла

* * *

- Знаешь, иногда я боюсь.

- Боишься?

- Да… Просто…У нас с тобой все так..сказочно, так волшебно. О лучшем я никогда не могла и мечтать. И это все…оно как будто нереально. И я боюсь, что когда-нибудь проснусь, а тебя не будет рядом, что все это окажется просто красивым сном… - она замялась, и щеки ее заалели. – Ну или знаешь, как в драмах… Что никогда не бывает слишком много счастья и любви. Что обязательно должна быть своя ложка дегтя. Или, что судьба обязательно заставить платить за исполнение самых заветных желаний…

Ее слова медленно сошли на смущенное еле слышное бормотание, и Эдвард, мягко улыбнувшись, взял ее лицо в свои ладони.

- Белла, - тихо прошептал он, и просто прижал девушку к себе. – Жизнь не может быть без трудностей. Без этого никуда. Но мы…пройдем, мы преодолеем их. Ведь один раз уже получилось. Значит, получится снова.

Именно тогда он решил сделать ей предложение. Сказать, что любит ее больше всего в этом мире, что не мыслит свою жизнь без нее, что хочет каждое утро просыпаться в одной постели с ней и будить ее поцелуем. Хочет встать перед ней на одно колено, тонуть в ее шоколадных глазах и просить ее стать его женой.

Но он не успел.