Он целовал меня так, будто за этой ночью – черная мгла. Будто поцелуи – это воздух. Будто все в мире зависит от них одних. Он целовал меня жадно. Исступленно. Страстно. Он целовал меня, будто хотел проглотить. Поглотить. Поработить. Он целовал меня как в последний раз. Или как в первый, если знаешь, что первый – последний. Он целовал меня, пока в легких хватало воздуха, сжимая мои щеки, требовательно заглядывая в глаза.
- Ты нужна мне до боли, - не сказал, выдохнул он. И окончание этой фразы потонуло в новом витке горячих поцелуев, от которых кипела кровь и кружилась голова.
И это было похоже… Это было похоже на возвращение домой. Близость была такой полной, такой знакомой и такой важной. Я чувствовала, как в порыве страсти сливаются не только наши тела, но и чувства. У меня язык бы не повернулся назвать то, что происходило в тот момент между мной и Эдвардом сексом. Но и любовью это тоже не было. Это было мимолетное возвращение к тому прекрасному, что когда-то было у нас. Я думала, что оно утеряно безвозвратно, а оно нашлось. Пусть всего на одну ночь.
Его руки были повсюду. Они сжимали. Гладили. Тянули. Его губы были повсюду. Они ласкали. Прикусывали. Целовали. Его тело поглощало меня. А я… Я просто наслаждалась.
- Господи, какая же ты красивая…
Он опьянял. Ощущение близости его сильного тела сводило меня с ума. Все чувства были накалены до предела, а нервы будоражила смесь его дорогого одеколона и собственного, присущего ему одному запаха тела.
Он целовал мою шею, попутно расстегивая кнопки на куртке-бомбере, незаметно пробираясь под футболку, к груди, которая стала невероятно чувствительной в ожидании его ласк. Его пальцы еще мгновение назад путались в волосах, а вот уже гладили спину и опускались ниже, сжимая ягодицы и притягивая меня ближе, чтобы не оставалось никаких сомнений в его желаниях и потребностях.
Мои руки тоже были заняты новым узнаванием тела Эдварда. Они забрались под его джемпер и легли на твердый пресс, потом поднялись к груди, где пальцы начали невольно поглаживать жесткие темные волоски…Час назад я бы ужаснулась своей смелости и распущенности, а сейчас наслаждалась ими.
Эдвард вздохнул, отчего грудь под моими ладонями напряглась, поднялась и опустилась, и я оробела. Но он накрыл мою ладошку своей ладонью, как бы призывая к продолжению чувственного банкета. И я приняла приглашение. В следующую секунду мои пальцы лихорадочно стаскивали с него кашемировый джемпер и футболку, слыша, как лихорадочно бьется под моей рукой его сердце.
Перед глазами все плыло, будто на американских горках, а иногда озарялось фейерверками, будто в ночи праздновали День Независимости. Взаимная страсть была практически осязаемой. А напряжение, чувственное, сексуальное, достигло того предела, когда казалось, достаточно одной искры, чтобы мы оба сгорели дотла в этом пиршестве страсти.
Я не знаю, сколько времени продолжалась эта изощренная пытка. Барьеры предосторожности были сметены. Обиды забыты. Страхи излечены. Я поняла, что Эдвард поднял меня и отнес на кровать только тогда, когда голой спиной почувствовала мягкость одеяла. Он навис надо мной и лег сверху. Я чувствовала, как напряглось все его тело, как вздулись мускулы на руках и жилы на шее. Мои глаза широко раскрылись, все внутри замерло в предвкушении сладостной пытки, которую обещал его взгляд.
Мои чувства были полны им. Тело пело в его руках, отзываясь на каждое прикосновение. Из горла вырывались чужие дикие звуки. О, он был повсюду, и все же, этого было недостаточно.
Я сама притянула его к себе. Я сама расстегнула ремень его брюк. Я сама прижалась к нему в неконтролируемом желании быть ближе.
«Наконец-то», - вспыхнуло в моем затуманенном сознании. А потом мозг просто отключился.

Когда я проснулась, за окном было темно. Я понятия не имела, как долго я спала. Чего уж говорить, я не сразу осознала, где нахожусь, и почему так тяжело дышать, а когда поняла и увидела руку Эдварда на своей груди, захотела умереть здесь же, на месте. Остывшее после бурных ласк тело охватывал озноб. Блаженная расслабленность и удовлетворение рассеивались, не вынеся встречи с реальностью. Страсть ушла, оставив после себя лишь жгучий стыд. И злость. На себя. И на него. И на обстоятельства, которые привели к тому, что не исправит, а только усложнит нашу ситуацию.
Я закрыла глаза, чувствуя подкатывающую к горлу тошноту. Как я могла допустить это?
Я могла остановить его. Он давал мне такую возможность. Но я – идиотка, позволила ему и себе все, позабыв о той боли, что уже испытала в прошлом и которая теперь, я в этом не сомневалась, настигнет меня снова, стоит мне закрыть глаза.
Несколько минут я лежала неподвижно, боясь пошевелиться и потревожить Эдварда, чтобы он, ни дай Бог, не проснулся, и мне не пришлось бы смотреть ему в глаза. А память услужливо рисовала мне картины прошедшей ночи…
С нами всегда было так: одного взгляда, касания было достаточно, чтобы мы потеряли голову от страсти. И я должна была признаться, что и в этом тоже заключалась причина моей неутихающей злости на него все эти года. Я знала, чувствовала, что стоит мне ослабить оборону и подпустить его чересчур близко, обратной дороги уже не будет – я сделаю худо самой себе. И именно так и вышло сегодня.
Когда думать стало совсем невмоготу, я поняла, что больше не могу здесь оставаться. Ни в этой постели, ни в комнате, ни в этом доме. Ждать утра и встретиться с Эдвардом при свете дня – на это я была не способна.
Тихо, как вор, я высвободилась из-под его руки и перекатилась на край кровати, прислушиваясь к его дыханию. И только убедившись, что оно ровное, встала с кровати.
Я почти не дышала, шаря по полу в поисках трусиков и разбросанной одежды, которую Эдвард в порыве страсти срывал с меня вечером. Осторожно натянула свитер и прихватила с собой штаны, выскользнув из комнаты и осторожно прикрыв за собой дверь. На бывшего мужа я больше не смотрела. Просто не могла, не доверяла себе, опасаясь, что, взглянув на него, совершу какую-нибудь глупость. Глупостей на сегодня я наделала более, чем достаточно.
Бесшумно пройдя в главную спальню Калленов, где несколько часов назад я оставила свою сумку с вещами, я порадовалась, что не успела разобрать ее. Я запихнула туда косметичку и кое-какие вещи из ванной, застегнула молнию.
Я все еще пахла Эдвардом, моя кожа все еще чувствовала силу его прикосновений, а губы – вкус его губ. И, хотя я бы многое отдала, чтобы смыть с себя все воспоминания о бурной ночи, тратить драгоценное время на душ я не могла. Я повесила сумку на плечо и не оглядываясь вышла из комнаты.
О да, это было трусливо. Плевать. В тот момент это казалось мне единственно верным решением.
Заказанный чуть ранее Uber уже был в нескольких километрах от дома. Я быстро набрала водителю сообщение, чтобы он остановился метрах в ста от особняка, опасаясь, что звук подъезжающего автомобиля может разбудить Эдварда. А сейчас это было последнее, что мне было нужно.
Блок с системы охраны мне удалось снять с первого раза – это было огромной удачей, что за все эти годы Каллены так и не сменили пароль. Должно быть, здесь сыграл свою роль их отъезд из Форкса и редкие наезды в старый дом. Закрывая за собой парадную дверь, я вдруг остановилась, сама не знаю почему. Обернулась, почти ожидая увидеть на лестнице Эдварда. Но никто не появился. Тряхнув головой, будто сбрасывая с себя наваждение, я окончательно закрыла дверь и сбежала по ступенькам, торопясь в ожидающий меня Volkswagen.
Только когда я очутилась в салоне такси, и машина с легким шумом поехала по дороге, увозя меня все дальше от дома, где я провела бурную ночь в объятиях бывшего мужа, я поняла, что сдерживаю дыхание. Сделав глубокий вдох, я задышала быстро и часто, все еще не до конца осознавая, что произошло со мной за последние несколько часов. Мои пальцы судорожно сжали кожаные ручки дорожной сумки, и я обернулась, чтобы через заднее окно посмотреть на удалявшийся особняк Калленов.
Еще никогда я не чувствовала такого одиночества. Когда я уходила от Эдварда в прошлый раз у меня был стимул выжить ради дочери. Но Ренесми уже не ребенок, и…
И тут вдруг другая дикая мысль заставила меня содрогнуться.
Ребенок!
Я не принимала таблетки уже очень давно. А Эдвард? Я не помню, чтобы ночью он вспоминал о предохранении.
О, Господи, Господи, Господи! Он не вспоминал? Да я сама буквально набросилась на него, не дав ему ни шанса отстраниться!
Все мои внутренности сковал ледяной холод. Этого не может быть. Просто не может.
В уме я прикинула цикл и свои шансы выйти из этой ночи без последствий… И застонала от злости на саму себя.
Когда такси остановилось возле дома моего отца, я все еще прибывала в состоянии шока. Но заставила себя выйти и, попросив водителя подождать меня десять минут, на негнущихся ногах пошла к крыльцу.
На мой стук вышел заспанный Чарли, который, едва взглянув на мое мертвенно-бледное лицо, без слов понял, что что-то случилось.
- Я убью этого Каллена, - прорычал он, притягивая меня к себе. – На этот раз, я не дам ему избежать наказания.
- Он ничего не сделал, пап, - пробормотала я. – Сегодня я сама натворила дел. Я хочу увидеть Ренесми.
По шаткой лестнице я поднялась на второй этаж в свою старую комнату. Дверь была приоткрыта, и я зашла внутрь, с минуту просто глядя на Ренесми, которая спала на животе, обхватив двумя руками подушку. Она выглядела так невинно, так трогательно, но так взросло, что у меня вырвалась печальный вздох. Моя дочь… Наша с Эдвардом дочь была прекрасна.
Моя рука инстинктивно легла на живот. Возможно ли, что там сейчас зарождается другая жизнь? Жизнь, которая незримой ниточкой вновь свяжет меня с бывшим мужем?
Я обошла кровать и присела на уголок, тихо позвав Ренесми по имени.
Она захлопала глазами и нахмурилась, увидев меня.
- Ма, что случилось?
- Ничего, не волнуйся.
- Пора ехать? – растерянно спросила она, приподнимаясь.
- Нет-нет. Я… Я хотела сказать тебе, что мне нужно уехать. Я не могу ждать до завтра. Мне нужно попасть в Лос-Анджелес к утру. И если я сейчас уеду, то как раз успею на первый рейс из Сиэтла.
- Папа знает?
- Твой отец спит, - покачав головой, призналась я. – Я не стала его будить, но поняла, что обязательно должна увидеться с тобой. Ты прилетишь всего на восемь часов позже меня.
- Я надеюсь, ты понимаешь, что делаешь, - пробормотала дочь. И мне показалось, что в ее тоне я уловила осуждение.
Я поцеловала ее в лоб и обняла.
- Спи. Увидимся в Лос-Анджелесе.
По пустым ночным дорогам такси довезло меня до Порт-Анджелеса за час. На стоянке автовокзала я пересела в небольшой Peugeot одной из местных компании, предлагавших услуги «каршеринг», и не теряя времени сама поехала в Сиэтл. По приезду, авто я оставила на парковке у аэропорта, откуда ее должны были забрать сотрудники.
Еще в Форксе я купила электронный билет на самолет и прошла регистрацию. Багажа у меня не было, так что я очень быстро прошла досмотр и паспортный контроль и упала, наконец, в кресло в комнате ожидания. Все это время я действовала на адреналине, а сейчас поняла, что буквально валюсь с ног от усталости. Хотелось есть. Пить. И плакать. Глаза жгло, но слез не было. Видимо, для них нужны были силы, которых у меня просто не осталось…

- Где ты был вчера ночью? – дрожащим голосом спросила я, воинственно поднимая подбородок, хотя понимала, что сил у меня – как у котенка. И я не смогу противостоять Эдварду, если он примет мой вызов.
Весь день меня мучила тошнота. Те, кто говорили мне, что недомогания заканчиваются после первого семестра, нагло лгали. К концу пятого месяца меня рвало трижды за день, и я целый день лежала в постели – настолько слабой и беспомощной была в то время.
И все же, копить в себе злость и обиду и молчать я больше не могла. Хотя очень боялась последствий и нервничала, несмотря на то, что мысленно готовилась к этому разговору целый день, с тех пор, как проснулась утром и обнаружила, что муж так и не пришел домой. А в телефоне было лишь одно сообщение: «Не жди меня. Я в офисе. Приму душ здесь и останусь на ночь. Утром у меня важная встреча».
- С коллегами. Мы обсуждали сделку. Я писал тебе, - устало ответил Эдвард, ослабляя галстук и бросая портфель на диван в прихожей.
- Среди коллег была драгоценная Татьяна?
- Не начинай.
- Значит, была! – даже не пытаясь скрыть боль в голосе прокричала она.
- Белла, твоя беспочвенная ревность сведет тебя с ума, - подходя к бару и наливая себе в стакан виски, сказал Эдвард. Весь его вид выражал крайнее раздражение. И когда он говорил, он даже не смотрел на меня. – Я много раз говорил тебе, что между мной и Татьяной никогда ничего не было.
- Она влюблена в тебя! – дрожащим голосом произнесла я, чтобы хоть как-то обратить на себя его внимание.
- Ты ошибаешься. Мы давно друг друга знаем. Ее родители дружат с моими и, когда я был маленьким, мы часто гостили у них на Аляске. Мы друзья. И коллеги. Татьяна – прекрасный работник.
Я посмотрела на него с отчаянием, не понимая, как человек может быть так слеп. Эта Татьяна так откровенно вешалась на него при каждой встрече – ее не смущало ни мое присутствие, ни присутствие Ренесми, ни даже то, что я была беременна нашим вторым ребенком. Она шла напролом. И я давно начала подозревать, что Эдварду просто нравилось такое положение вещей – что уж говорить, он всегда обожал женское внимание. И сам признавался мне, что до того, как мы начали встречаться, он никогда не был верен ни одной своей подружке.
- Настолько прекрасный, что ты готов пожертвовать мною, чтобы оставить ее при себе? – прошептала я, чувствуя, как глаза пощипывает, а по щекам начинают бежать ручейки слез. Мир вокруг рушился, а я просто не знала, что еще предпринять.
Эдвард вздохнул. Его отстраненное выражение лица сменилось крайней озабоченностью, когда он отставлял свой стакан с недопитым виски на стол и шел ко мне, чтобы бережно сжать в объятиях, уткнувшись носом в мои волосы и успокаивающе поглаживая по спине.
- Забудь о Татьяне, - ласково попросил он. – Она не волнует меня. А ты волнуешь.
Я всхлипнула и прижалась щекой к его груди, чувствуя, как шелк рубашки Эдварда намокает от слез, которые от его нежданной ласки полились еще сильнее.
- Он-н-на крас-сивая, - промычала я. – Не т-то, ч-что я. Т-толстая и…
- Белла, - Эдвард отстранился от меня на расстояние вытянутой руки, продолжая удерживать меня за плечи. – Не смей больше говорить такие глупости. Ты – красавица. Ты – моя жена. Ты – мать моей дочери. И сына, которого ты мне подаришь. Нет в целом мире ничего важнее этого, поверь мне.
- Ты п-п-пропадаешь на ра-работе сутками, - всхлипывая, продолжала я. – М-может б-быть, ты п-просто не х-хочешь быть со мной р-рядом.
Он вновь прижал меня к себе, целуя меня в макушку.
- Я пропадаю на работе, потому что мы с Эмметом взяли на себя проект, который нам, если честно, пока не по зубам. Если мы не выполним обязательств по контракту, нам грозит банкротство. Но мы, конечно, все выполним. И именно поэтому, мне приходиться работать допоздна.
- Ты в-все еще м-меня любишь?
Он улыбнулся.
- Ну, а как же иначе? – с этими словами он наклонился, подхватил меня на руки и понес в спальню.

«Пассажир рейса 793 следующего до Сиэтла, Изабелла Свон, пожалуйста, пройдите к выходу на посадку. Пассажир рейса 793 следующего до Сиэтла, Изабелла Свон, пожалуйста, пройдите к выходу на посадку».
Я вздрогнула, услышав свое имя и вскочила с кресла.
Видимо, напряжение последних суток, все-таки дало о себе знать – я умудрилась проспать объявление о посадке в самолет. Схватив свою сумку, я бросилась к выходу D 37 и едва успела протянуть свой билет девушке на стойке и юркнуть в железный рукав, ведущий в самолет, как за моей спиной сотрудник авиакомпании объявил, что посадка закончена.
Я прошла на свое место, которое оказалось в самом конце самолета и упала в кресло. Еще до того, как самолет набрал высоту, я вновь забылась тревожным сном, в котором ко мне снова приходил Эдвард, воскрешая давно похороненные воспоминания из совместного семейного прошлого.