Глава 18. Уроки начинаются. (От Эммета)
Дверь в утреннюю столовую была открыта. Розали в голубом платье, украшенном синими узорами, вышла из двери и затворила ее за собой. Подойдя к краю террасы, она посмотрела в сторону, затем повернулась, спустилась по ступенькам и направилась к озеру.
Оттолкнувшись от косяка, вынув руки из карманов, я пустился в погоню.
Дойдя до лужайки, непосредственно примыкающей к озеру, она замедлила шаг, затем, почувствовав мои шаги, оглянулась и остановилась.
Я изучающе оглядел ее лицо, пока преодолевал последние метры. Единственным признаком того, что она вспомнила о последних минутах нашего пребывания наедине, были широко раскрытые глаза; сквозь нежную кожу на ее лице проступил легкий румянец, девушка подняла голову и вскинула подбородок.
— Доброе утро! — Розали, по своему обыкновению, чуть царственно наклонила голову, но в устремленных на меня глазах светился вопрос. — Ты вышел прогуляться?
Я остановился перед ней.
— Я пришел, чтобы побыть с тобой.
Я показал жестом в сторону озера.
— Пойдем?
Она посмотрела туда, куда я указал, мгновение поколебалась, затем наклонила голову в знак согласия. Я пристроился рядом с ней — в молчании мы дошли до края лужайки, затем спустились на тропинку, идущую вокруг озера, и, не сговариваясь, направились к беседке.
(От Розали)
Я шла, поглядывая на деревья и кусты, на спокойную гладь воды, стараясь казаться беззаботной, однако мне это плохо удавалось. Это было как раз то, к чему я стремилась, — возможность узнать как можно больше, однако в этой области я не имела опыта и боялась допустить ошибку, сделать неверный шаг.
Сейчас я знала, что это такое, когда его руки обнимают меня за талию, когда я ощущаю рядом его физическую силу. Знать о том, что я в его власти… собственная реакция удивила меня. Я никогда не думала, что мне это понравится и что мне вдруг захочется большего.
Мы подошли к беседке. Он жестом пригласил меня сойти с тропинки, мы пересекли неширокий газон и стали подниматься по ступенькам. Беседка была открыта ветрам и казалась весьма просторной. Наверх вели два подхода, украшенные колоннами, которые окаймляли центральную площадку, где находились два больших плетеных кресла, такого же типа диван и невысокий столик. Диван был повернут ко входу с видом на озеро, кресла стояли по бокам, на них лежали задрапированные ситцем подушки. На столике громоздились журналы.
Пол был подметен, подушки взбиты, все готово для отдыха каждого, кто пожелает сюда прийти.
Перешагнув порог, я повернулась и окинула взглядом овал озера. Мне вспомнились слова Эммета о том, какой уединенный уголок представляет собой беседка. Отсюда не было видно ни строения, ни ухоженной клумбы, ни подстриженного газона. Здесь было так легко поверить, что больше не существует никого на свете. Кроме нас.
Я перевела взгляд на Эммета и увидела, что он наблюдает за мной. Я сразу поняла, что он ждет от меня сигнала, какого нибудь указания на то, что я хочу узнать больше, или же, наоборот, моих слов о том, что я узнала достаточно. Он казался спокойным и непринужденным, просто смотрел на меня и ждал.
Еще раз, взглянув на озеро, я попробовала проигнорировать внезапно возникшее волнение и ускоренное сердцебиение.
Другие гости собрались в утренней столовой, чтобы поболтать. Мы же находились здесь вдвоем. Нахмурившись, я подошла к одной из широких арок, оперлась руками о стенки и посмотрела вдаль невидящим взором.
Я услышала, как Эммет пошевелился и направился ко мне. Я не смотрела на него, но представляла, с какой грацией он движется. Подойдя ко мне, он плечом прислонился к стенке арки. Прошла еще минута, прежде чем он пробормотал:
— К твоим услугам.
Я скривила губы в гримасе, и постучала пальцами по стене.
— Я знаю.
— Так прикажи мне…
Я должна была это сделать. Я порывисто вздохнула, выпрямилась и проговорила:
— Я хочу узнать больше, но не хочу, чтобы ты составил обо мне ложное впечатление, неверно понял мои намерения.
Эта дилемма мучила меня с утра, и я вышла в сад обдумать ситуацию.
Эммет некоторое время молчал. Я чувствовала, что он пытается понять ход моих мыслей.
— Зачем тебе эти эксперименты?
Он произнес это таким ровным тоном, что я не могла ничего извлечь из сказанного; если я хочу узнать, о чем он думает, мне следовало бы посмотреть ему в глаза. Однако же, если я собираюсь ответить на его вопрос, я не могу позволить себе этого.
Я продолжала смотреть на озеро.
— Я хочу понять… приобрести опыт, чтобы должным образом осознать все то, что происходит между мужчиной и женщиной, и почему это побуждает женщину выйти замуж. Я хочу знать, а не гадать. Мой интерес чисто академический, — мой голос в этот момент зазвенел, — и я не хочу, чтобы у тебя сложилось превратное впечатление.
Сердце у меня стучало гулко и учащенно, тем не менее, я высказала то, что собиралась. Я чувствовала, что щеки горят. Никогда в жизни я не испытывала подобной неуверенности. И мне было ненавистно это новое для меня ощущение. Я в точности знала, чего в этот момент хотела от Эммета. Однако я не могла, никак не могла просить у него этого, если существовал хотя бы маленький шанс того, что он неправильно воспримет мой интерес.
Я не могла считать его слишком уязвимым, мне хорошо была известна его репутация, однако что то между нами изменилось, хотя я и не могла дать себе отчета, что именно и почему. Я не могла быть абсолютно уверенной, как того требовали сердце и честь, что он вдруг станет ждать от меня, в обмен за свои уроки, чего то большего, чем я способна дать. Я была абсолютно уверена, что не смогу этого вынести.
(От Эммета)
Множество эмоций вызывали ее мужество и искренность, с которой она это говорила, желая удостовериться, что я не нанесу ей обиды. И еще что то, более сокровенное.
Сообщать ей, что она именно та, которую я хочу видеть рядом с собой всегда, было никак нельзя. Во всяком случае, сейчас. Она мыслила совершенно другими категориями. Это была проблема, которую я должен преодолеть, склонить ее на путь, ведущий к алтарю. Однако с учетом наших прежних отношений, с учетом всего того, что она знала обо мне, Роуз вполне могла пуститься во все тяжкие.
— Я думаю, мы должны поговорить об этом, чтобы прояснить ситуацию.
Даже самому мой тон показался слишком уж ровным, почти отчужденным. Розали бросила на меня короткий взгляд и тут же отвернулась.
— Что именно, — спросил я, не давая ей ответить на мое предложение, — что конкретно ты хочешь узнать?
Она снова устремила взор на озеро.
— Я хочу узнать, — начала она, при этом щеки ее порозовели, и она чуть вскинула подбородок, — о физическом аспекте.
Вполне логичные, рациональные вопросы, по крайней мере, с ее точки зрения. Она, говорила это совершенно серьезно, убежденно, иначе не стала бы затрагивать данную тему. Я чувствовал, что она вся напряжена.
Я лихорадочно думал, пытаясь отыскать самый верный способ продвижения вперед.
— До какой… точки ты хотела бы расширить свои познания? — Я постарался произнести это так, чтобы в голосе не слышалось ни малейшего порицания, как если бы я обсуждал стратегию игры в карты. Розали с минуту молчала.
— Я не знаю, — наконец сказала она.
Я внезапно увидел способ достижения цели.
— Очень хорошо. Поскольку ты не знаешь и, согласно логике, не можешь знать, какие стадии существуют на том пути, который ты вознамерилась пройти, и если ты всерьез хочешь это выяснить, — как можно безразличнее произнес я, — мы могли бы продвигаться постепенно, шаг за шагом. — Я встретил ее настороженный взгляд и выдержал его. — И ты можешь сказать «стоп» в любой момент, который сочтешь критическим.
Роуз внимательно изучала мой взгляд, в ее глазах ощущалась скорее настороженность, нежели подозрение.
— Продвигаться за один раз на один шаг вперед?
Я кивнул.
— А если я скажу «стоп»… — Она вдруг нахмурилась. — А если я не смогу говорить?
Я заколебался, понимая, какую ответственность беру на себя, однако посчитал себя обязанным предложить:
— Я попрошу твоего разрешения перед каждым новым шагом, чтобы удостовериться, что ты меня поняла и можешь ответить.
Она вскинула бровь:
— И ты дождешься моего ответа?
— Твоего рационального, обдуманного, определенного ответа.
Поколебавшись, она спросила:
— Обещаешь?
— Слово Брендона.
Она и без того знала об этом. Выражение лица ее осталось надменным, но губы расслабились, взгляд смягчился… Девушка обдумывала мое предложение.
Я затаил дыхание, понимая, что могу спугнуть ее, если окажу хоть малейшее давление. Наконец она решительно кивнула:
— Хорошо, — и протянула мне руку. Я схватил ее за руку и втащил поглубже в беседку.
— Что ты?..
Я остановился в футе от одной из колонн. Снова посмотрев на Розали, я пробормотал:
— Я думал, ты хочешь перейти к следующему этапу…
Она даже опешила от моей напористости.
— Да, но…
— Мы не можем ничего предпринять возле самой арки, на виду у любого случайного прохожего.
Отпустив ее руку, я обхватил лицо Роуз ладонями и поцеловал.
Некоторое время я не делал ничего другого — просто целовал ее и позволял ей отвечать на мои поцелуи. Я погрузился в нежную мягкость ее рта, ласкал ее губами и языком, давал ей возможность привыкнуть к игре, когда нужно брать и отдавать.
Я по достоинству оценил высокий рост Розали. Мне не нужно было слишком запрокидывать ее лицо, стоять рядом с ней и целоваться было удобно. Колонна за ее спиной лишь ограничивала нам движение, и обеспечивала возможность опереться о нее… если она согласится перейти к следующей стадии.
При этой мысли по телу пробежала жаркая волна. Я поцеловал ее крепче; оторвав руки от ее лица, я опустил их ей на талию, провел ими по тонкому платью, ощущая, под платьем кружевное белье.
Роуз тихонько застонала и прижалась ко мне. Она расслабилась, ее руки, до этого пассивно лежавшие на моих плечах, ожили. Она медленно пропустила пряди моих волос сквозь пальцы.
Затем Роуз обняла меня за шею и прогнулась навстречу, встретив мои губы с возросшим пылом. Я улыбнулся, руки скользнули по ее спине, все ниже, ниже. Я снова горячо поцеловал ее и почувствовал исходящий от нее жар и мягкие холмики ее грудей, крепко прижимавшихся к моей груди.
Я снова и снова целовал ее, не позволяя себе идти дальше.
И ждал.
(От Розали)
Меня уже не удовлетворяли поцелуи. Поцелуи — это очень приятно, они кружат голову и опьяняют, разливают по телу тепло, будят эмоции. А прикосновения его рук, прохладных и крепких, порождают трепет, ожидание чего то более сладостного. Сейчас ожидание достигло апогея, я сгорала от нетерпения.
Я была готова подняться на очередную ступень. Сейчас, немедленно. Я оторвала от его рта свои губы, обнаружив, что для этого понадобились значительные усилия. После этого не отпрянула, а лишь подняла отяжелевшие веки, чтобы из под ресниц заглянуть ему в глаза.
— Что представляет собой следующая стадия?
После недолгой паузы он ответил:
— Вот она.
Его ладони соскользнули со спины, он пошевелил большими пальцами, касаясь моих грудей.
Меня обожгло небывалой остроты ощущение, оно повторилось, когда его пальцы снова коснулись боковой поверхности грудей. Колени ослабели, и очень кстати оказалась колонна за спиной. Я оперлась на нее, его губы последовали за моими, в то время как его большие пальцы продолжали легонько гладить, сладостно дразнить мои груди.
Эммет поднял голову, встретился с моим взглядом.
— Да? Или нет?
Его пальцы снова прочертили круги на грудях… слишком слабо. Если бы у меня были силы, я сказала бы ему, что он задает совершенно глупый вопрос.
— Да, — выдохнула я.
Раньше, чем он успел спросить меня, уверена ли я в этом, я притянула к своим губам его рот, который в этот момент казался мне спасительным якорем. Я ощутила прикосновение его губ, в то же самое время его ладони задвигались возле грудей, и я перестала думать обо всем, кроме сладостных ощущений, которые порождали его прикосновения. Постепенно они становились все более откровенными, более чувственными, более дерзкими.
И, наконец, он по-хозяйски обхватил тугие полушария, захватил пальцами горошины сосков и сжал их.
Меня пронзило пламя. Ахнув, я прервала поцелуй. Эммет тут же отпустил мои соски.
— Нет! Не прекращай! — вскрикнула я. Слова прозвучали как команда. В его глазах я увидела нечто такое, чего никогда не видела раньше.
Повинуясь моей команде, он снова сжал соски, и острое сладостное ощущение вернулось. Накатила теплая приятная волна. Я прерывисто вздохнула.
— Тебе нравится?
Я сжала его руки и потянулась к нему губами.
— Ты же видишь, что нравится.
(От Эммета)
— Ты же видишь, что нравится. – Прошептала она.
Разумеется, я это видел, но мне хотелось услышать ее признание. Это радовало меня и служило своего рода утешительным призом, учитывая суровые ограничения, наложенные на меня обязательствами.
Горячая реакция Роуз воодушевила меня. Она была теплой и податливой в моих руках, ее груди покоились в ладонях — жаркие, тугие, набухшие. Я ощущал ее восторг, горячность и удовольствие, с которым она меня целовала, ее готовность идти дальше.
Когда я сжал груди еще крепче и стал их мять, она издала глухой звук и принялась целовать меня более пылко, требуя новых ласк…
Мне пришлось выдержать нелегкую борьбу с самим собой. Я глубоко вздохнул, моя грудь напряглась, я делал неимоверные усилия, чтобы не поддаться соблазну.
Дзинь! Дзинь! Какой то резкий звук привлек наше внимание. Мы прервали поцелуй. Я вздрогнул, обернулся, и рука соскользнула к талии Розали.
— Это гонг зовет на завтрак. — Еще не пришедшая в себя Роуз заморгала глазами и посмотрела мне в лицо. — Они звонят снаружи. Должно быть, другие тоже разбрелись по саду.
Мне хотелось надеяться, что это так, что не только их двоих призывают к завтраку. Отступив на шаг, я взял ее за руку.
— Нам нужно возвращаться.
Бросив на меня быстрый взгляд, девушка молча кивнула, позволила мне взять ее под руку, и мы стали вместе спускаться по ступенькам.
Пока мы быстрым шагом шли в сторону дома, я мысленно внушал себе, что нужно пожестче взять себя в руки перед следующим уроком. Приготовиться к новому искушению и найти в себе силы ему противостоять.
Я взглянул на идущую рядом Розали. Ее шаг был шире, чем у большинства женщин. Она была погружена в размышления — я знал, о чем она думает. Если я допустил ошибку, то не может всецело полагаться на ее наивность. Возможно, она не увидит правду сразу, однако это непременно произойдет позднее. Она проанализирует и препарирует все, что между нами произошло.
Глядя перед собой, я слегка поморщился. Я должен позаботиться о том, чтобы Роуз не узнала больше того, чем это ей нужно.
Не узнала правду о том, почему я ее обучаю.